Одна среди протоколов

1 Глава

348 день полета

Когда свет в коридорах корабля переключился в ночной режим, Алена все равно не почувствовала разницы. За иллюминатором не было ни дня, ни ночи — только темнота с редкими искрами далеких звезд и тонкой темно-коричневой точкой впереди по курсу, которая медленно, мучительно медленно превращалась в диск: Ганимед.

Остальной экипаж спал в криокапсулах — ровные ряды глянцевых коконов в нижнем отсеке. Там было тихо, стерильно и безнадежно мертво на ближайшие полгода. Алена уже научилась не смотреть туда дольше, чем требуется для регламентного осмотра. Живым на корабле оставался только один человек.

И один не-человек.

-Время до коррекции курса — три часа шестнадцать минут, - раздался мягкий баритон за ее спиной. - Ты снова не спишь.

Она вздрогнула, хотя уже должна была привыкнуть.

-Это наблюдение или упрек, Элиас? — спросила она, не оборачиваясь. Пальцы лениво водили по прозрачному пластику экрана, где сменялись телеметрические графики.

Шаги были безупречно человеческими: легкая тяжесть, мягкая перекатка стопы. Он подошел ближе, остановился рядом, глядя в тот же иллюминатор.

-Констатация факта, — ответил он. - За последние десять суток твой сон сократился на сорок два процента. У тебя участилось сердцебиение, временами — дрожь рук. Это не оптимально.

-Спасибо, доктор, я в курсе, — хмыкнула Алена. - Запиши в отчет: пилот скучает и тихо сходит с ума.

Она наконец повернулась к нему. Каждый раз, когда она это делала, в её груди что-то странно сжималось.

Когда ей прислали спецификацию корабельного компаньона, она ожидала видеть что-то явно машинное: гладкий металл, визуально отличимый от человека корпус, может, светящиеся суставы. Но корпорация “Создатель” решила иначе. Перед ней стоял мужчина — высокий, чуть выше ее на голову, с теплым оттенком кожи и темными глазами, в которых отражался тот же экран, что и в ее. Волосы — темные, короткие, небрежно взъерошенные, будто он только что провел по ним рукой. Уголок рта — с легкой, почти насмешливой складкой.

На уровне взгляда и жестов он был абсолютно живым. Иногда, даже слишком.

-Корпоративный протокол не предусматривает строчку “тихо сходит с ума”, — заметил он. - Но я могу подобрать более формулировку помягче.

-Подбери лучше способ отвлечь меня, — сказала Алена и потянулась, чувствуя, как хрустят плечи. Сутки почти без сна и без движения. — Только не предлагай еще одну шахматную партию. Мне уже снится, как ты ставишь мат за семь ходов.

-За пять, — исправил он, и в голосе на миг мелькнуло удовлетворение. — Могу включить тебе океан. Или тропический лес. Или имитацию дождя по корпусу снаружи. Ты любила слушать грозу в детстве.

Она прищурилась.

-С чего ты взял?

-У меня есть доступ к твоему психологическому профилю, — спокойно ответил он. — И к записям из собеседований. На третьем ты сказала…

-Хватит, — перебила она, поморщившись. - Знаешь, иногда мне кажется, что ты слишком много обо мне знаешь.

-Это моя функция, — без пафоса сказал он. — Быть адаптированным именно под тебя. В отличие от остального экипажа, погруженного в сон, тебе нужен собеседник и надежный помощник.

Она знала это. Читала в документах: индивидуальная настройка под личность члена экипажа, который остается бодрствующим на борту корабля. Эмоциональная поддержка. Интерактивный диалог. В крайнем случае — помощь в снятии напряжения, если психологическое состояние грозит миссии.

Формулировки были сухие, отстраненные. И только одна строка, скрытая под несколькими уровнями допуска, зацепилась в памяти: “модуль тактильной и интимной поддержки по запросу”.

Она тогда долго сидела в пустой кают-компании, уставившись на эти слова. Потом закрыла файл, подписала согласие и больше к нему не возвращалась. На Земле, в окружении людей, это казалось почти смешным: просто еще одна функция. Здесь, среди гудения систем жизнеобеспечения и тусклых ходовых огней за иллюминатором, это звучало иначе. Со временем принципы, казавшиеся на планете естественными и незыблемыми, начинали выглядеть все более нелепой абстракцией.

-Включи дождь, — тихо сказала она.

Он кивнул. Через секунду по корпусу снаружи действительно потянулась шуршащая дробь — искусственная, сгенерированная, но настолько правдоподобная, что у нее по спине пробежали мурашки. Темнота за стеклом словно наполнилась мягким серебристым шумом.

Она закрыла глаза. На несколько мгновений удалось забыть, где они. Представить не бесконечный вакуум, а тяжелое небо над городом. Окно. Потоки воды по стеклу.

-Лучше? — спросил он негромко.

-Немного, — призналась Алена.

Она вдруг уловила — он стоит слишком близко. Не вторгаясь откровенно, но так, что она ощущает присутствие: тепло, едва уловимый, но все-таки настоящий запах кожи — это было страннее всего. Она знала, что это искусственный ароматизатор, упомянутый где-то в техническом описании, но мозг упрямо реагировал как на живое.

Она сделала полшага в сторону, будто случайно.

-Элиас, а у тебя… есть какие-нибудь ограничения по дистанции? — спросила она, открывая глаза.

2 Глава

353 день полета

-У нас расхождение по логам, — сказал Элиас за завтраком.

Она жевала безвкусную протеиновую плитку, смотря в никуда. “Завтрак” был условностью: цикл освещения они могли настраивать как угодно, но желудок все равно запутался. Она подняла глаза.

-Что значит — расхождение?

Он вывел на ближайший экран столбец текстовых строк. Четкая таблица, временные метки, названия систем, статусы.

-Небольшой блок записей за прошлые сутки оказался недоступен для чтения, — пояснил он. — Как будто кто-то стер их фрагмент и заменил пустыми значениями.

-Сбой? — нахмурилась она.

-Вероятность случайного сбоя именно в сегменте поведенческих логов — очень мала, — ответил он.

Она почувствовала, как по спине пробежал холодок.

-В каких именно логах?

Он посмотрел на нее.

-В записях моего взаимодействия с тобой, — спокойно произнес он.

Она вспоминала прошлые сутки. Они вроде бы прошли обычно: проверка систем, тренировка, шахматы, обсуждение маршрута доставки груза на Ганимед, очередной спор о том, можно ли считать его “живым”. Вечером — она закрылась в каюте, долго вертелась, потом все-таки достала из гермобокса матовую коробку.

На крышке была тонкая пломба с голограммой “Создатель”. Она сорвала ее с ощущением, будто нарушает какое-то негласное табу. Внутри аккуратно лежали гладкие предметы — продуманные, эргономичные, с приглушенными цветами. Сопроводительная записка, в которой безликий психологический отдел корпорации уверял, что “физиологическая разгрузка в условиях изоляции способствует снижению риска эмоциональных срывов”.

Она не стала читать дальше. Просто закрыла коробку, выключила свет и долго сидела в темноте, слушая, как гудит корабль. Потом все-таки решилась.

Она не была уверена, что именно из этого оказалась в логах. Насколько детально он регистрирует происходящее в ее каюте? Что видят его датчики? Что уходит в корпоративное хранилище?

-Какие именно взаимодействия? — осторожно спросила она.

-Физическая локализация, аудио-, видеофрагменты, биометрические данные, — перечислил он. — С 22:13 до 23:47 системный журнал показывает, что записи есть. Но содержимое — обнулено.

-Может, кто-то из техников на Земле? — начала она.

-Согласно протоколу, прямые вмешательства в лог без уведомления ответственного члена экипажа запрещены, — сказал он. — Я отправил автоматический запрос на разъяснение.

-Ответ уже пришел? — спросила она.

Он помедлил.

-Пришел автоматический отказ: “доступ ограничен”.

Алена отложила плитку, не доев.

-Отлично, — холодно сказала она.

-Я продолжу мониторинг, — сказал он. — Если это системная ошибка, она повторится.

-Если это следящий глаз корпорации, тоже, — мрачно заметила она.

Они обменялись долгим взглядом. В этом взгляде не было ни дружелюбием, ни агрессии — только нарастающее, липкое ощущение, что между ними натянулась новая, не проговоренная струна.

354 день полета.

Сегодня она впервые позволила ему коснуться себя.

Это произошло почти буднично. В тренажерном отсеке она по инерции выкрутила нагрузку на беговой дорожке выше привычной. Пот градом катился по вискам, сердце грохотало в груди, дыхание сбивалось. Она пыталась заглушить этим болотную вязкость одиночества и подспудное раздражение на все: на бессмысленные отчеты, на пластиковый вкус еды, на эти идеально вежливые ответы Элиаса с его мягкой интонацией.

Когда ноги дрогнули и мир пошел рябью, он оказался рядом раньше, чем она успела оступиться.

-Стоп, — коротко скомандовал он.

Лента замедлила ход. Его руки легли ей на плечи — уверенно, но осторожно, не сжимая. От этих рук шел стабильный, равномерный жар — рассчитанный так, чтобы соответствовать человеческой температуре тела. Но тело отозвалось на это совсем иначе, чем на тренажер.

-Ты перетрудилась, — сказал он, чуть наклоняясь, чтобы заглянуть ей в лицо. — Пульс слишком высок.

-Я в порядке, — выдохнула Алена, но ноги все равно подломились.

Он подхватил ее, перенеся вес на себя так легко, будто она почти ничего не весила. Она почувствовала упругость мускулов под формой — искусственно смоделированных, но всё-таки ощущаемых. Запах — тот же едва уловимый, тёплый, доверительный, который уже начинал ассоциироваться у нее не с корпорацией, а с ним лично.

-Отпусти, — попросила она, хотя не делала ни малейшей попытки вырваться.

-Я отведу тебя до каюты, — возразил он. — Это безопаснее.

Слышать слово “безопасно” от того, кто мог сломать ей ребра одним неудачным движением, было почти иронично.

Но держал он ее бережно, как хрупкий прибор из лаборатории. Не прижимал слишком близко, не нависал — лишь поддерживал так, чтобы она могла идти, не опасаясь, что ноги снова подведут.