Одна удивительная история пары бутс

О том, что скоро начнётся дождь бутсы поняли ещё вечером прошлого дня. Воздух тогда стал влажным и их сильно потёртые кожаные бока начали отсыревать и тяжелеть. В тот момент бутсы ещё смотрели по сторонам с отчаянной надеждой, что их последний хозяин Семёныч всё-таки передумает и вернётся за ними или же что хоть кому-нибудь всё-таки будет до них дело. Но всё было напрасно – спешащие прохожие проходили мимо, кидая на них безучастные взгляды. А, если кто-то из людей и обращал внимание, то только со смехом – мол, что за болван потерял у обочины дороги свою обувь. С сочувствием и пониманием смотрели на них только туфли, ботинки, кроссовки и сапожки, сидевшие на ногах этих самых прохожих. Вся эта туфельно-сапожная братия понимала, что рано или поздно и их постигнет та же участь.
– Неужели это всё?! – с каким-то отчаянием произнесла Правая бутса. – Неужели мы больше никому, никому не нужны?!
– Похоже, что так, – невнятно прошамкала разодранной подошвой Левая. Они были сёстрами-двойняшками, но Левая была более спокойна и мудра. – Не истери, сестрёнка. Мы всегда знали, что этот день когда-нибудь наступит. Вот он и наступил.
– Нужно что-то делать! Я не хочу на ту гниющую свалку, на которую возил мусор наш предыдущий хозяин Арсен! – не успокаивалась Правая.
– А что ты предлагаешь?! Ты забыла, что мы можем двигаться, если только кто-то наденет нас на ноги.
– Да помню я, помню! Только не хочу я… вот так… мы же ещё можем послужить, если нас чуть-чуть подлатать… Мы же ещё не старые и мы из настоящей кенгуровой кожи!
– О чём ты говоришь, Правая?! Посмотри сколько вокруг наших в гораздо лучшей форме. А ты забыла, сколько их в спортивных магазинах – новеньких, хорошо пахнущих, блестящих?!
Правая бутса замолчала. На город опустилась холодная осенняя ночь. Запоздалые машины изредка проносились мимо сестёр-бутс, разрезая ночную мглу ярко-слепящим светом фар. С неба закапали первые капли дождя. Бутсы поёжились и плотнее прижались друг к другу. В темноте, в свете фар на их боках тускло высвечивались полустёртые, вытесненные прямо на коже и покрытые остатками специальной флуоресцирующей краски буквы K и S.
– Слушай, Левая, а почему нас бросил Семёныч? Ведь у него в кладовке полно более старых ботинок. Помнишь ту пару из черного кожзаменителя? Они же уже такие потрескавшиеся... Там у левого ботинка вообще подошва была оторвана наполовину. У нас-то с тобой подошва почти целая, – Правая потуже подтянула шнурок, чтобы поменьше капель дождя попали вовнутрь неё.
– Этот пьяница?! Да разве он понимает толк в хорошей обуви! Для него без разницы из чего обувь и какая у неё подошва, – вздохнув, прошамкала надорванной подошвой Левая. – Сама же видела, как он ловко увёл из-под носа торговца обувью ту пару дешёвых мокасин из дерюги. Потом тут у дороги переоделся, бросил нас и убежал во дворы.
– На нас и не взглянул, – всхлипнула Правая.– Чёрт, занесло же в эту страну! Лучше бы мы остались там, где родились – в Испании! Помнишь как там почти всегда тепло и сухо.
– Да-а, тепло и сухо, – мечтательно прошамкала Левая. – А помнишь, Правая, фабрику, где мы с тобой родились? Такая небольшая, спортивная фабрика под Барселоной, где обувь шьётся только на заказ. Это было восемь лет назад.
– Конечно, я помню! Разве я могу позабыть руки мастера Хосе и мастера Ринальдо! Как они ласково прошивали наши стежки!
– А как проклеивали подошву! Клеем с добавлением розового масла… – поёжилась Левая. В её оторванную на носке подошву попадало больше капель дождя.
– Да-да-да! – прервала её возбуждённо Правая. – А какими тогда красивыми были наши шёлковые шнурки! Жаль, что они быстро истёрлись, когда мы попали в руки того мальчишки из Балашихи.
– Правая, а Правая… – как-то тихо и очень грустно прошамкала Левая. – А помнишь нашего Карлоса?
– Конечно, Левая, – не сразу, но также тихо отозвалась Правая. – Как же я могу забыть нашего Карлоса! Великого Карлоса! Если бы ты знала, как я по нему скучаю!
– И я очень тоскую по нему, – прошамкала Левая. – А ещё я очень скучаю по стадиону в нашей Барселоне. Помнишь, как мы с тобой бегали по нему?!
– Да-а, а эти восторженные вопли болельщиков, когда ты с Карлосом забивала голы в сетку! Он же у нас левша! Какой рёв стоял тогда, когда мы были на Олимпиаде! Мы с Карлосом неслись к воротам быстрее молнии! Помнишь, какой гол ты тогда забила вместе с ним в ворота итальянцев. Это же был решающий матч! Как радовался Карлос! Он раз сто тогда расцеловал нас и, связав шнурками, повесил себе нас на шею…
– И вышел в таком виде прямо к журналистам… – дождь усилился, и Левая попыталась покрепче прижать верх к подошве, чтобы меньше промокнуть. Она знала, что плесень, поразившая её пару лет назад, распространится ещё больше, если она сильно промокнет.
– Он ещё тогда сказал журналистам, что мы его гордость и талисман! – дрожащим от волнения и гордости голосом, произнесла Правая. Погрузившись в волшебный, сладкий мир воспоминаний, она уже не замечала ни моросившего дождя, ни попыток, промокшей насквозь, Левой бутсы спрятаться от влаги. Правая нервно вздохнула: – А как он следил за нашей чистотой! Помнишь он однажды отругал негодяя Роберто за то, что тот плохо отмыл нас от пыли и забыл побрызгать его любимыми духами?!

– Кто же такое забудет! – горько усмехнулась Левая. – Мы же тогда висели прямо над его огромной кроватью, и он хвастался нами каждой девице, оказавшейся у него в гостях.

– Да-а, наш Карлос ещё тот любитель женщин! Настоящий мачо!.. Как я его ненавижу, Левый! Только ты можешь знать, как я его ненавижу! – с отчаянием в голосе воскликнула Правая.

– Я понимаю тебя, Правая! Если бы я могла убить, то я сама прикончила бы этого Роберто, – с ненавистью в голосе прошамкала Левая. – Этот урод решил отомстить нашему Карлосу и разрушил всю нашу с тобой жизнь…

Начинало светать, но дождь не прекращался, и по мокрому асфальту бежали тоненькие, прозрачные ручейки. Чаще стали проезжать автомобили с горящими фарами. Появились первые ранние прохожие и в тёмных массивах домов начали зажигаться первые окна.