В маршрутке было душно; водитель набил народом полный салон и несся, врубив шансон на максимум звука, лихо петляя по проспекту и не слыша просьб об остановках. Пассажирам приходилось кричать, ругаться, проталкиваться к выходу сквозь строй стоящих..
У нее опять разболелась голова, как и вчера, и позавчера
«Если у вас третий вечер болит голова, значит, сегодня среда»,- привычно подумала она и, поднявшись заранее, начала пробираться к выходу. Потеряв на выходе пуговицу от пальто и порвав ручку пакета, кое-как выпала из маршрутки.
Нужно было еще зайти в магазин: хлеб, молоко, яйца.
После магазина домой, готовить ужин. Муж уже возлежал на диване, как обычно, с пультом в руке, страдальчески морщась на дикторов, взахлеб делившихся с ним вечерней порцией негатива.
- Киса, когда ужин? – слабым голосом капризно осведомился он, попытавшись нахмуриться; ему, впрочем, это плохо удалось: грозно сдвинуть брови означало затратить некое предельное количество энергии. Которой у него не было.
- Сейчас, Стас, - заторопилась она, выпутываясь из пальто, подхватывая у самого пола шарф и задвигая под вешалку ботинки. «Нужно будет после ужина прибрать здесь, протереть полы», - мельком подумалось ей, - голова уже была занята предстоящей готовкой: Стас тщательно следил за качеством блюд, и сервировать их нужно было красиво.
- «.. погибло более ста человек, точные данные уточняются…» - послышалось из комнаты, и головная боль навалилась с новой силой.
После ужина, за мытьем посуды, она посматривала в темное окно кухни: на улице разыгралась метель. Снег кулачками молотил в стекло; ветер подыгрывал ему, завывая на разные голоса. Впрочем, пугать ему сегодня удавалось так же плохо, как мужу – сдвигать брови.
- Зая, спать не пора? – муж заглянул в кухню. «Зая» означало, что настроение у него стало получше, хотя до нормального оставалось еще два прозвища - и две ступени его настроения. Муж читал лекции по праву в местном университете и сильно уставал. Его постоянное недовольство гнусными образовательными стандартами, безграмотными коллегами и тупицами-студентами перемежалось с периодами депрессии и уходов в себя. Куда ей вход был запрещен по умолчанию и изначально. Допускались туда только музыка и книги – все очень избранное, изысканное и всегда непонятное ей.
- Сейчас, милый, - заторопилась она и повернулась – слишком быстро повернулась, он не успел спрятать взгляд. Полоснул факелом пламени, но не сильно: успел погасить огонь, притушить его веками. Старый мудрый дракон, изысканный и печальный.
«Виноватое ожидание», - думала она, разглядывая светлые квадраты от фонарей на потолке спальни. Стихали звуки и мир начал подниматься, высвобождая сокрытые бездны вод. Голову понемногу отпускало. Она вошла в темную зелень, слегка шевельнула хвостом, и, вытянув вперед руки, резко ушла на глубину. Сегодня она будет спать в теплом течении, набирающим силу под Южным крестом и уходящим в дальние ледяные пещеры северных скал. Поток будет качать ее и баюкать; маленькие рыбешки будут петь ей колыбельные песни, и до утра отец-океан будет разглаживать морщинки на ее лице и залечивать царапины на сердце ...
«…Если четвертый вечер подряд болит голова, значит, завтра пятница», - привычно думала она, выходя из лифта и подходя к двери. Уже достав ключи, услышала за дверью голос сына, и заторопилась. Сын встретил ее в прихожей, обнял, закружил, зацеловал; одновременно спрашивая и отвечая что-то друг другу, они прошли в комнату.
Cын взахлеб рассказывал свои новости, одновременно набирал смс-ку и стучал по клавиатуре планшета. Он всегда успевал делать несколько дел одновременно, отлично учился, отлично водил машину, управлял самолетом, яхтой и даже кажется, подводной лодкой; строил себе дом, который сам спроектировал, занимался автомобильным дизайном в концерне Ситроена и сейчас, как стало понятно из его объяснений, заскочил на вечер к родителям с выставки в Вене, пропустив заключительный банкет.
Через час вернулся муж, и она с наслаждением наблюдала их встречу: оба высокие, красивые, похожие внешне, с неуловимым внутренним сходством, любящие друг друга отец и сын. Внешне спокойные, но немного излишне заботливо-предупредительные – следствие долгой разлуки. Гордость отца, его счастье и муки его мыслей.
Она помнила все грамоты и медали на олимпиадах, соревнованиях, конкурсах – гениальный сын, любимец учителей, объект поклонения одноклассниц и однокурсниц, Всегда первый, всегда лучший, окруженный друзьями, не замечающий своего лидерства и своих достижений, проходящий сквозь славу и поклонение как сквозь невидимые досадные помехи.
Она быстро заканчивала приготовления к ужину, улыбаясь звучанию голосов своих мужчин. Проговорили далеко за полночь; на рассвете муж отвез его в аэропорт.
Субботнее утро выдалось хмурым, ленивым и сонным. Проснуться не было ну никакой возможности. День провели вместе: чтение и домашняя субботняя уборка.
К вечеру муж уговорил ее на ужин в ресторане. В их любимом «Хофбурге», как обычно, для них играл маленький оркестрик, и они танцевали весь вечер, - время останавливалось и начинало катиться вспять, и блики свечей мерцали на сводах древних стен маленького зала, и вечер длился без конца.
Дома, обнимая ее перед сном, он опять не успел отвести глаз. Яркое пламя взметнулось в его взгляде - неспокойный зеленый океан плеснул ответно из ее глаз.
Дракон и русалка.
Вместе, пока не умрет сын.
Им оставалось ждать еще 11 месяцев, 4 дня, 7 часов и 39 минут.