Ожидание

Каждое утро Айк просыпался от тёплого солнечного луча, пробивавшегося сквозь щель в шторах. Первым делом он мчался к кровати хозяина, путаясь в своих мохнатых лапах, чтобы оповестить о начале нового замечательного дня и лизнуть его в щёку — самый надёжный будильник для Ивана Петровича. Потом была весёлая прогулка, где обязательно нужно было обсудить последние новости с таксой Боней из соседнего подъезда и похвастаться новой игрушкой-пищалкой. А после — самый приятный момент: завтрак с хрустящими гранулами корма и кусочком чего-нибудь вкусного из хозяйских рук.

Особенно Айк любил стеклянный балкон в спальне. Там стояла его любимая лежанка — настоящий шедевр собачьего комфорта, принесённый Иваном Петровичем в один из дождливых вечеров. "Чтобы было уютно и лапы не мёрзли, дружок", — сказал тогда хозяин, расстилая мягкий плед. С тех пор это было лучшее место для наблюдения за жизнью двора. И там он ждал.

Обычно Иван Петрович возвращался ровно в шесть: Айк наблюдал как на улице из-за поворота дома выходил Иван Петрович, заходил в подъезд, а спустя несколько минут раздавался знакомый скрип лифта, шаги в коридоре и наконец — долгожданный поворот с лёгким щелчком ключа в замке. Айк встречал его, виляя хвостом так сильно, что качалась вся задняя часть, а Иван Петрович смеялся: «Ну вот, мой часовой на посту!» и всегда доставал ему вкусную витаминную косточку.

Но сегодня всё было иначе.

Середина октября. За окном хмурое небо плакало мелким дождём, а ветер гнал по тротуарам жёлтые листья, шуршащие, как пергамент. В квартире на пятом этаже было тихо — только часы монотонно отсчитывали секунды, да изредка постукивала батарея, пытаясь прогнать сырость.

Айк лежал на любимой лежанке на балконе, что выходил из спальни хозяина, свернувшись калачиком, и наблюдал как там в дали ходят маленькие человечки, вдалеке проносятся странные шумные металлические штуки со светящимися глазами. И ждал.

Айк периодически вскидывал уши, замирал, но снова опускал мордочку на лапы. Часы тикали, выглянувшее на мгновение солнце уползало за горизонт, а в квартире сгущались сумерки. Щенок не отходил со своего смотрового поста, даже когда за окном зажглись уличные фонари.

Лифт уже скрипел несколько раз, шаги в коридоре то приближались, то удалялись, а дверь так и не открывалась.

Айк встал, потянулся, прошёлся по балкону, рассматривая улицу во всех сторон. Во дворе горели фонари, их свет дрожал в лужах. Люди спешили домой, под зонтами, в тёплых куртках. Но среди них не было Ивана Петровича.

Ночь опустилась тёмным покрывалом.

Щенок не ложился спать — он дежурил у двери, прислушиваясь к каждому шороху. Его пушистое тельце дрожало от беспокойства. В голове крутились тревожные мысли: «А вдруг он забыл? А вдруг потерялся? Или забыл дорогу домой?».

И вдруг — звяк!

Ключ!

Айк пулей понесся в коридор, виляя хвостом, сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди.

Дверь открылась, но вместо знакомого голоса раздалось:

— Ох, Айк, прости, шалопай…

Это был Алексей, сын хозяина. Он выглядел уставшим, в его глазах читалась какая-то тревога. Он потрепал щенка по загривку, взял поводок.

— Пошли гулять.

Улица встретила их холодом и пустотой. Ветер не был приветливым и игривым как обычно, он что-то злобно нашептывал и подгонял. Алексей шёл быстро, почти не глядя по сторонам, а Айк, обычно рвущийся вперёд, сегодня шёл рядом, будто чувствуя — что-то не так.

Дома Алексей налил ему воды, насыпал корм, но вкусной косточки сегодня не было.

Молодой человек устало налил себе чай и включил телевизор, уставился в экран, не видя его. Потом лёг на диван и закрыл глаза.

Айк не понимал, почему нет Ивана Петровича, зачем Алексей принес с собой большую сумку, которую бросил в одной из комнат даже не став разбирать.

Тяжело вздохнув, щенок ушел к себе на балкон.

Так прошло несколько дней. По утрам Алексей выводил Айка на прогулку, кормил и уходил. Вечером приходил, кормил его, опять выводил на прогулку, но в его поведении не было прежней уверенности. Он часто звонил кому-то, говорил тихо, вздыхал.

А Айк тосковал, не понимая, что происходит. Больше не хотелось гонять мячик, грызть палку, удачно найденную на улице и с позволения хозяина принесенную в дом. Но одно щенок знал точно, надо ждать. И он ждал.

А потом…

Однажды дверь распахнулась с привычным стуком, и в квартиру ввалился громкий, радостный голос:

— Айк! Ну как ты тут без меня, а?

Иван Петрович!

Щенок бросился к нему, тыкался мокрым носом, прыгал на грудь, облизывая лицо, руки, пахнущие дорогой, вцепляясь зубами в рукав куртки — «Не уходи больше! Не уходи!».

Хозяин смеялся, гладил его по спине, а потом обернулся к двери:

— Заходи, Машенька, не стесняйся!

В проёме появилась женщина. Невысокая, с собранными в аккуратную косу волосам, и мягкими, добрыми глазами и теплой улыбкой. Весь вид этой женщины был каким-то уютным и домашним.

Она присела, осторожно погладила щенка по голове.

Айк, осторожно обнюхал её пальцы — они пахли ванилью и как будто напоминали то вкуснейшее печенье, которое иногда перепадало щенку, когда приходили к ним внуки.

— Вот он, мой сторож, — с улыбкой сказал Иван Петрович Машеньке.

— И ты, Айк, познакомься, — хозяин улыбнулся. — Теперь у нас новая хозяйка.

Мария Павловна смущенно зарделась, но посмотрев в восторженные глаза щенка и будто поняв его немой вопрос, сказала:

— Я пекла пироги. Для тебя тоже кусочек найдётся.

Алексей, стоявший в стороне и держащий в руках два огромных чемодана, наконец улыбнулся.

— Вот видишь, Айк, теперь у нас пополнение.

Иван Петрович присел рядом с щенком, почёсывая ему за ухом.

— Я уезжал, дружок… В санаторий. Врачи рекомендовали, а мои упрямые сыновья, — в этот момент он бросил быстрый взгляд на младшего сына, — быстро организовали лечебный отдых. А там познакомился с Машенькой.