— Нет-нет-нет, боги пресветлые! Ну пожалуйста! Не хочу умирать!
Зорица изо всех сил терла веревки о столб и молилась. Руки дрожали от напряжения. Голова кружилась: сказывались усталость и бессонная ночь. О воде Зорица старалась не думать: воды ей не приносили со вчерашнего дня. В горле было сухо, как в заброшенном опустевшем лесном колодце.
Обессиленная, она легла на земляной пол, покрытый жидким слоем прошлогодней соломы, и прикрыла глаза. Лежать было неудобно из-за связанных за спиной рук и ног. Боятся, что убегу, усмехнулась Зорица. Во рту еще кровило, и был мерзкий вкус железа. Открыла глаза и с трудом повернула голову.
Сквозь искривленные доски крыши пробивался солнечный свет, уже не такой слепящий, как днем, а мягкий, вечерний.
«Ярко сияет золотой щит Даждьбога, — рассказывала Зорице нянюшка в детстве. — Скачет он на белоснежном коне с золотой гривой. Радостный выезжает светлый бог и встречается с возлюбленной своей женой Зорькой Утренней. В честь нее тебя и назвали Зорицей. Целый день скачет Даждьбог по небу, смотрит на людские проступки: на жадность, на ненависть, на зависть, — и отводит в печали глаза, а щит его тускнеет от злодеяний наших. А потом садится светлый бог в ладью, и тянут ее утки, гуси и лебеди через море, омывающее нашу землю, в Нижний мир».
Море. Зорица не знала, как оно выглядит. И нянюшка не знала. В детстве девочка представляла море широкой рекой, только без дальнего берега. Гладкое, как лед, и сплошь голубое. Наверное, на горизонте смыкается с небом, так что и не разобрать, где низ, а где верх. И главное, все это вода, много воды. Пей не хочу. Зорица старалась отогнать от себя мысли о море, о реке, но они упрямо лезли.
«Неужели все? Неужели так рано?» — мысли были отчаянные, а в душе муть обиды на судьбу, на богов, на себя. Одна маленькая ошибка, и она попалась. И погубила других. Сердце рвалось на части, а в глазах стояла картина оседающего на землю Бранка. Руки зажимают рану, а из нее хлещет кровь. Прямо по рубахе. И недоуменный последний взгляд.
Готова ли ты, Зорица, предстать перед богами? Готова ли ты держать перед ними ответ? — Нет, не готова! Так хотелось закричать девушке. Громко закричать, чтобы услышали все, услышали братья ее, услышали все, аж до девятого неба, услышали боги и обратили на нее взгляд.
Скрипнула дверь, и в сарай вошли двое мужчин. У одного были зеленые глаза навыкате и длинная спутанная борода. Он по-звериному радостно оскалился на Зорицу. Второй подошел и лениво пнул ее сапогом. Девушка постаралась сжаться в комок, чтобы прикрыть уязвимые места, но удар все равно ожег болью. Она сжала зубы, не желая выдать себя стоном.
— Ничего, недолго тебе жить осталось, — пробасил первый. — До первой звезды.
— Может, подождем до Денницы[1]? — прохрипела Зорица.
Второй засмеялся. Потом наклонился над девушкой.
— Надеешься, что тебя спасут? Зря, ох зря! Дружки твои лежат мертвые в лесу. Завтра лисицы и вороны уже будут растаскивать их кости.
Сердце Зорицы полоснула боль, но она не выдала ее ни одним мускулом лица.
— Боги светлые… заберут их… в свои чертоги. В ирий… — с трудом проговорила она заплетающимся языком. — А вам… судьба… кануть в темный мир.
Второй мужчина снова поднял ногу для удара. Зорица привычно съежилась: увернуться у нее все равно бы не получилось. Но мужчина передумал, сплюнул и пробурчал:
— Поживи покамест, тварь. Даждьбогу недолго осталось шествовать по небу.
Он издевательски рассмеялся и ушел вслед за первым. Дверь скрипнула, раздался звук запираемого засова.
Зорица дождалась, пока шаги затихнут, прислушалась к другим звукам деревни — дальним голосам, мычанию коров, которых вели назад с выпаса, лаю собак — всему этому привычному шуму, с рождения окружающему человека. Вскочила и снова стало остервенело перетирать веревку о столб. Веревка была крепкая, а угол столба от времени затупился, так что работа Зорицы продвигалась медленно. Она старалась не думать о том, как будет выбираться из сарая, стоящего почти в самом центре враждебной деревни. Нет, пока не думай, приказала себе Зорица и снова заработала усталыми руками.
Послышался шум крыльев. Девушка замерла и в надежде уставилась вверх. Под стреху проскользнула темная тень, и вот в сарай влетел иссиня-черный ворон. Сделал пару кругов под крышей и приземлился к ногам пленницы.
— Расс! — с трудом разлепив спекшиеся губы, прошептала Зорица. — Ты нашел меня! Какой же ты умница!
Гонцов было двое. Оба прибежали почти одновременно и оба потребовали привести их к начальнику.
Светояр сидел на поваленном дереве у костра. Белик неподалеку на пеньке точил княжеский меч, и один из ближняков, телохранителей князя, присматривал за мальчишкой, поправляя его и уча делать это правильно.
— Помощи прошу, князь! — прохрипел первый гонец, падая к ногам князя.
— Защиты и помощи! — закричал второй и тоже рухнул вблизи княжеских сапог.
— Говори ты! — приказал Светояр первому гонцу — молодому мужчине с колчаном за спиной и мечом на поясе.
— Помоги брату нашему меньшому, — с достоинством распрямляясь по жесту княжеской руки, сказал тот. — Мальчишка еще совсем. Послали лазутчиков мы. Двоих убили. А этого схватили, но скоро тоже убьют. Не успеет наш отряд подойти. До него день пути. На тебя одна надежда. Но спешить надо!
— Где он? — нахмурился князь.
— В деревне. Там их не больше ста. Если нагрянуть неожиданно, то спасем мальца.
— Теперь ты! — нахмурился князь, кивая второму.
— Спаси, князь, душу невинную! — заголосил второй. — Дева ни в чем не виновата, а ее сжечь хотят заживо. Все селение на нее ополчилось. Тут езды пара часов всего. Я тайком убежал помощи искать.
— А что ж сам не спас?
— Не мог я! — ударил себя в грудь немолодой мужчина. Дыхание с присвистом вырывалось у него из горла. — Там охраняют ее. А как стемнеет, то подпалить хотят. Не оставь сироту, спаси! Кроме тебя, некому!
Он снова повалился в ноги Светояру.
— Ловца нашего спаси! — вмешался первый. — Верные они тебе слуги, князь! Бросишь в беде, в следующий раз на нашу поддержку не рассчитывай!
— Ты мне угрожаешь? — прищурился Светояр.
— Нет! — смело ответил вестник. — Упреждаю просто.
Мужчины несколько секунд мерялись глазами.
— Борислав! Что думаешь? — обратился князь к старшему ближняку.
— А что тут думать? — лениво покусывая травинку, ответил тот. — Мало нас. Разбивать отряд нельзя. А если и туда, и туда ехать, то опоздать ко второму можем. Тебе решать, князь!
— Деву спаси! — снова взмолился второй вестник.
— Я уже все сказал! — заявил первый.
Светояр вздохнул. Больше всего он ненавидел вот это — выбирать меньшее из зол. И как ни поступи, вина останется на нем — на том, кто принимал решение. И кровь на его руках — не отмыть и не отскрести ничем.
— Едем в твое селение, — с неохотой сказал он второму вестнику. — Девушка сама себя не спасет. А ловец знал, на что шел, — сурово заметил он, увидев вскинувшегося мужчину. — Может, и сам сможет себя выручит. Но постараемся и там, и там успеть. Кони отдохнули? — бросил он Бориславу, ловко вскакивая на ноги.
— Хоть до завтрашней зари могут скакать, — пожал плечами старший ближняк.
Через две минуты отряд уже скакал по лесной дороге. Двух вестников посадили позади всадников. Пожилой скакал вместе с легким Беликом и указывал путь.
Селение было странным, это Светояр сразу отметил. Ни распаханных полей вокруг, ни выщипанных скотом пастбищ. Да и не слыхал он о нем раньше. Хотя, если были жители охотниками и заселились тут недавно, то это все объясняло.
Лесная дорога тоже казалась мало езженной: трава бурно разрослась в застарелых колеях. А потом вдруг превратилась в хорошую, прямую. И в отдалении, видное в пролеске, показалось селение.
— Рысью! — приказал Светояр: теперь подкрадываться не было смысла, все могла решить только скорость.
Отряд пронесся по деревне и спешился около стоящего поодаль сарая.
— Там! — показал рукой вестник, спрыгивая с коня Белика.
Светояр неторопливо откинул плащ, как бы невзначай показывая богатую, с золотом перевязь, где в узорных ножнах покоился меч с отполированной до светлого рукоятью. Как бы нехотя спрыгнул с коня. Толпа селян, окружающая сарай, зашепталась и сплотилась.
— Добрый день, люди добрые! — спокойно сказал Борислав, выступая первым. — Что тут у вас?
— Наши дела — наша забота! — выкрикнул стоящий впереди мужчина. — Сами суд вершим. Советчиков не зовем!
Толпа глухо заревела, поддерживая.
— Ты как с князем говоришь? — рявкнул Борислав, и раздался скрежет вынимаемого из ножен меча.
Стоящие впереди отшатнулись, стоящие сзади снова заревели, протестующе и с угрозой.
— Тише, тише! — поднял руку Светояр, и его голос веско разнесся над толпой. — Мы с миром пришли. Ссоры не хотим. Но и уехать, не узнав, что тут у вас случилось, тоже не можем.
— Так ничего у нас не случилось! Мы никого не звали! — раздались отдельные протесты.
— А слышал я, что девушку беззащитную обижаете, — спокойно возразил Светояр.
— Колдунью хотим казнить! — закричал кто-то из толпы. — Она людей морит!
— Доказательства есть?
— А то! Василек три дня харкал кровью, прежде чем богам душу отдал.
— А мой племянник родной! — заголосила из толпы какая-то женщина. — Медведь задрал на третий день, как с этой потаскухой снюхался!
— Погодите! — снова поднял руку Светояр. — А девушка тут при чем?
— Так проклятая она! — объяснил старик.
Он пробился сквозь толпу и поклонился князю.
— Дозволь объяснить, милостивый князь, — судя по посоху, на котором были вырезаны знаки богов, он был старейшиной селения. — Не душегубцы мы, не изверги какие-то, чтобы деву невинную жизни лишать. Но порченная она.
— Кем порченная?
— Да не кем. Сызмальства она такая. Проклятие на ней лежит. Кто полюбит ее, тот умрет.
Светояр вздрогнул и впился глазами в старика.
— Правду говоришь?
— Правду, правду, неужто ж князю бы врать стал? Пожалели мы ее, к себе в селение приняли. А она вон что! Троих сгубила стерва.
— Открывай сарай! — приказал Светояр и двинулся вперед, не дожидаясь ответа старейшины. Толпа раздавалась перед ним, как волны.
Сняли заложенную в скобы доску. Дружинники распахнули дверь. Светояр первым зашел и застыл на несколько секунд, давая глазам привыкнуть к свету.
Девушка сидела на бревне с завязанными за спиной руками. Яркая рубаха, чуть надорванная на вороте, сваливалась с гладкого плеча, обнажая и часть белоснежной груди, взволнованно вздымающейся. Огромные глаза смотрели на Светояра с надеждой и страхом. По щеке катилась слеза.
— Не виновата я, князь, — пропела девушка звонким голосом, который отдался в сердце мужчины.
Она поднялась на ноги, прошла пару шагов в сторону Светояра и упала бы, не подхвати он ее в объятья. Глаза красавицы закатились, а губки приоткрылись, показывая ровный строй мелких зубов. Князь положил ее на охапку соломы, перерезал кинжалом веревки и достал флягу. Осторожно поднес к приоткрытым губам. Вода полилась частично мимо, затерялась в светлых волосах, потекла по подбородку на грудь, пропитывая рубашку и собираясь сверкающими в свете солнца алмазами на атласной коже. Светояр положил руку красавице на грудь, услышал биение сердца и успокоился. Сердцем. Потому что его тело откликнулось так, как и должно было. Эх, хороша девка! Такую и женой сделать лестно.
Девушка открыла глаза и уставилась на Светояра сквозь муть забвения.
— Ты пришел, — прошептала она, словно еще не придя в себя.
Потом вдруг смутилась, приподнялась и постаралась прикрыть полуголую грудь.
— Звать как? — коротко спросил Светояр.
— Марея, — тихо выдохнула красавица и потупила взгляд. Ее щеки порозовели.
— Вставай! — приказал Зорице мужчина, входя в сарай.
Он наклонился и перерезал веревки на ее ногах. Снова пнул, понуждая встать.
Девушка встала, пошатываясь. Сверху спикировал Касс, норовя попасть клювом в глаза врага.
— Ты еще откуда? — опешил тот, закрываясь руками и сквернословя.
— Улетай, Касс! — крикнула Зорица другу. — Я тебе говорю — улетай!
— Карр!
Ворон недовольно каркнул, но послушно скользнул под стрехой и вылетел из сарая.
Зорицу вздернули за ворот затрещавшей рубахи и подняли на ноги.
— Пошел!
Ноги от слабости заплетались, но девушка гордо вздела подбородок и пошла за врагами. Вдохнула свежий вечерний воздух, когда оказалась на улице. Солнце уже наливалось розовостью яблока и заваливалось за кромку леса. Первые звезды, как бельма, глазели на полуземлянки, мимо которых причудливой лентой петляла тропа, уходящая далеко в лес. Окружающих ее мужчин было не меньше пятидесяти, так что пробовать бежать Зорице даже не приходило в голову. Она шла, стараясь не упасть и не дать врагу лишний раз позлорадствовать.
Боги, светлые боги! Как вы решаете, кому умереть, а кому нет? Как вы решаете, на чьи плечи возложить тяжелый груз? Почему именно Зорице с рождения ходить с этим грузом? Таким, что от его веса прогибается земля, а зеленые травы умирают, словно убитые заморозками? Или это дурная шутка? Но как бы ни была тяжела жизнь, расстаться с ней добровольно не захочет ни один человек. И Зорица не хотела. Слишком девушка любила все, что окружало ее: родной лес, широкую ленту реки, где мужики круглый год ловили рыбу, низкие домики, откуда пахло свежей выпечкой, сизые горы, коварные и уходящие так высоко, словно хотели коснуться чистого синего неба.
Да, именно там, где-то высоко за облаками и жили боги. Они решали, кому жить, а кому умереть. Девушка знала о своем проклятии и постоянно молилась в надежде, что ее глас будет услышан и боги смилостивятся. И даже сейчас, на пороге самой Нави, она все еще надеялась на лучшее.
— Иди! — подтолкнул в спину на миг замедлившую шаг девушку угрюмый черноволосый мужчина, так что она едва не споткнулась и не полетела на землю. В последний момент удержалась на ногах и гордо выпрямилась. Нет, она не позволит им торжествовать. Умрет, если придется, но не посрамит ни крови, ни рода, ни чести своего отряда.
Поляна в глубине леса была широкой. Ее обступали грозными стражами черные ели, утопающие в закатном свете. В центре стояли деревянные идолы с разинутой пастью, где кроваво выделялись раскрашенные зубы.
Зорицу привязали к старой раскидистой липе в середине поляны. Ее столетняя кора была расчерчена следами когтей — как старых, уже заживших, так и выделявшихся свежей белизной. Под каждым идолом стояли каменные чаши с остатками золы — сожженные жертвоприношения. Зорица отвела взгляд, стараясь не думать, что на этих чашах через некоторое время окажутся куски ее плоти.
В центр вышел жрец — в длинном балахоне, подпоясанном кожаным ремнем, к которому были подвешены амулеты из костей и перьев.
— Братья и сестры! — сказал он, поднимая вверх руки с посохом. — Сегодня у нас радость. Мы принесем в жертву своего врага.
Вокруг раздались одобрительные крики и рев.
— Смерть ловцу! Смерть убийце!
Зорица усмехнулась. Да, с точки зрения этих монстров именно она и была убийцей, поскольку осмелилась пойти против них. И ничто, ничто на свете не поменяет их мнения.
— О Великий Волк, — воскликнул жрец, — позволь принести тебе в дар кровь врага твоего. Защити нас и покрой своей благодатью! Сохрани от капкана и ловчей ямы! От стрелы и от кинжала! Укрой туманом наши тайные тропы! Затми глаза наших убийц! Постели мхи под наши лапы, чтобы бесшумным был наш путь! Заостри наши клыки и когти!
— Милости просим, о Великий Волк! — повторила толпа.
Зорица хотела закрыть уши, да только веревки на руках мешали. Страх окутал ее с ног до головы. Перед глазами плясали темные точки.
Только и теперь девушка не думала сдаваться. Она продолжала молить богов о спасении и всем сердцем верила, что это еще не конец. Не может ее жизнь вот так оборваться. Столько всего еще не сделано, столько не познано и не испытано…
Жрец поклонился самому высокому идолу, потом уронил посох на землю. Стянул с тела балахон, оказавшись под ним полностью обнаженным. Зорица прикрыла глаза. Не потому что ей было неловко смотреть на мужской срам, но потому что не хотелось видеть превращение. Сердце билось, как ненормальное, словно пытаясь наверстать количество ударов несвершившейся жизни. Но разве оно успеет?
— Смерть ему! — снова раздался глухой крик толпы.
Зорица не выдержала и открыла глаза. На месте жреца стоял огромный черный волколак[1], и в его сверкающих от безумия глазах девушка прочитала свой кровавый конец. Зверь подобрался, готовясь вцепиться ей в глотку, а затем вместе со стаей устроить пиршество над остывающим телом. Небо над поляной стремительно темнело, и лишь одна торопливая звезда отчаянно и остро освещала последние секунды жизни Зорицы.
— Приехали уже? — поинтересовался Борислав у ловца, который назвался Ратимиром, когда тот велел придержать коней.
Но ловец лишь помотал головой, спешился и показал рукой остановиться. А сам прошел вперед по дороге, цепко глядя на густые заросли по бокам лесной дороги. Остановился, разглядывая что-то видное лишь ему, коротко бросил:
— Ловушка!
Вернулся назад, высматривая что-то по бокам дороги. Выломил ствол дерева и, взяв наперевес, пошел вперед, снова внимательно глядя по сторонам.
— Чего это он? — шепнул Белек дружиннику рядом.
— Так ловец же! — непонятно пояснил тот. — Ведающий. Раз медлит, хотя и знает, что каждая минута на счету, значит так надо.
Светояр с тревогой оглянулся на красный диск солнца, тонущий в пучине леса. Какое-то странное беспокойство, поселившееся в самой глубине сердца, торопило его — надо спешить! Минуты скакали резвыми белками. Время! Его не ухватишь за хвост, не подстрелишь из верного лука. Оно — достояние человека, и только боги могут не торопиться.
— Что там? — сдерживая свое нетерпение, спросил и он Ратимира, но тот оглянулся и бросил:
— Стойте на месте!
После чего осторожно пошел по дороге. Прошел с двадцать шагов. Потом остановился, наклонился, что-то высматривая, а затем изо всех сил ударил стволом деревца по дороге.
— Чего это… — удивился было Белек, но не успел договорить.
По обеим сторонам дороги раздался свист, шелест вспарываемой чем-то листвы, а затем поперек дороги полетели тяжелые бревна, утыканные заостренными железками. Ловец едва успел броситься навзничь и распластаться на земле, чтобы не быть снесенным с дороги смертельным шквалом.
— Ничего себе! — только и промолвил Борислав. — Проехали ли бы еще чуток, и валялись бы там вперемешку: и люди, и кони.
— Селенье уже близко. Можно ехать! — разрешил, вставая, Ратимир, но садиться на коня не стал, а побежал вперед по дороге, присматриваясь к окрестностям. — Поспешим!
— Как это он ловушку распознал? — продолжал допытываться Белек у ехавшего вровень с ним дружинника с длинной черной бородой.
— Одни боги знают, — пожал тот плечами. — Так не простые же люди. Ловцы. В лесу живут. С животными толкуют. И про чудищ разных все разумеют.
— А в селенье кто живет?
— Волколаки. Но ты не боись, малец! Мы их одолеем. Да и главное для нас — ловца спасти. Если жив еще.
— Так, может, убили его уже?
— Эти твари все ритуальные убийства ночью, при луне, совершают. Так что может еще успеем.
— Меньше болтайте! — строго бросил Борислав через плечо. — Мы уже близко, а слух у этих тварей отменный.
Вскоре показалось и селение. Светояр оглянулся, привычно выискивая глазами угрозу и пути отступления. Но полуземлянки без окон зияли лишь темными провалам дверей. Дружинники с опаской заглянули в пару дыр и покачали головой.
— Никого нет, — озвучил очевидное Борислав. — Где же они все?
— Заброшенным село не выглядит, — сказал Светояр. — А вон и сарай.
Однако и тот оказался пустым.
— Волколаки в селе капище не держат, — сказал ловец, оглядываясь на убегающие в разные стороны тропинки. — Только где оно? Наверняка в секрете держат. Опаздываем мы.
Западная часть неба ярко золотела, и его жар грозил вот-вот осыпаться на землю, погрузив мир во тьму.
— Кар-р! Кар-р!
Прямо над всадниками закружил черный ворон.
— Это Расс! — обрадовался Ратимир. — Он к хозяину приведет. Мы не опоздали, Расс?
— Кар-р! — встревоженно крикнул ворон и полетел над тропинкой, уходящей к опушке угрожающе темного леса.
— Лошадей здесь бросаем! — приказал Светояр. — Белек! С девушкой здесь останься!
— Я бы с вами! — недовольно начал мальчишка, но князь только нахмурился, и тот тут же замолчал.
Спешились, привязали коней и бросились вслед за ловцом по тропе. Ворон летел впереди, указывая путь.
Птица спешила, и князь предчувствовал беду. У него даже сложилось стойкое ощущение, что они уже опоздали и ловца не спасти, но душу грела лишь одна надежда: зачистить логово тварей, чтобы больше никто не пострадал от их клыков и когтей.
Тропа петляла, тонкие ветки хлестали по лицу и цеплялись за одежду. Бежать по лесу в плаще было неудобно.
Светояр резко стащил с тебя меховую накидку и отшвырнул в сторону пышных кустов ольшаника. Грядет кровавый бой, и ему ничего не должно мешать.
— И как это его взяли в ловцы? — задумчиво спросил Борислав у Светояра. — Совсем малец еще безусый. Щуплый, такого одним пальцем перешибить можно. И что за польза от него?
Светояр бросил взгляд за плечо. Вереница всадников растянулась далеко. Узки лесные тропы, иначе как по одному и не проехать. Вот едут они с Бориславом сейчас рядом, и приходится рукой отводить ветви от лица.
Паренек, которого, как оказалось, звали Зорец, ехал в самом конце вместе с Белеком.
— Уже спелись! — усмехнулся Борислав, проследивший взгляд князя.
— Ну так равное к равному тянется, — спокойно заметил Светояр. — А Зорец этот не так прост. Ратимир сказал, что зверей он хорошо слышит. И понимает. Его в отряде постоянно посылали вперед обстановку разведать. И никакой, говорят, зверь его трогает. Даже медведь стороной обходит. А птицы на своем языке ему что-то рассказывают. И из лука стреляет лучше всех. Имечко-то говорящее.
— Настоящее ли?
— Да у кого же из ловцов оно настоящее? — усмехнулся Светояр. — Редко кто в отряд идет от хорошей доли. Чтобы отомстить за смерть близких, идут. Горе притушить. Да мало ли! У каждого своя черная ночь за спиной стоит.
— Кто с черной ночью в душе бежит, тот ее на свет божий принести может, — покачал головой Борислав. — Ну да не нам судить.
Светояр вспомнил, что увиделось ему в пылу схватки с волколаками. Словно свет проливался от паренька. Помстилось, видать. А вот что в ответ на его молитву идол раскололся, то точно знак от богов был. Хотя мог и сам истукан расколоться: ведь так били друг друга, что камни крошились, земля стонала, а вековые деревья на щепы разламывались. И еще сердце, сердце князя сразу к пареньку потянулось. А посему, когда подошли к нему ловцы после битвы и напросились сопровождать его отряд до конца пути, то сразу согласился. Не просто так их пути пересеклись, казалось Светояру. И то, одного спасая, троих потеряли. Нет, упрекнуть выживших никому бы из дружинников и в голову не пришло — сегодня ты от черной смерти спасешь, а завтра тебя. Но дружина-то поубавилась. А путь лежал опасный и важный.
Тризну над павшими совершили наутро. Волхв, который с княжеской дружиной ехал, прочитал молитвы. Выть не стали, не женщины чай, но вот минуту помолчали, сняв шлемы и обнажив головы. Сожгли тела и насыпали над ними курган. Не около волколачьего села, а на светлой поляне, сплошь заросшей касатиком, священным цветком Перуна, и пастушьей дудкой. Особо пировать нечем было, но по чарке за упокой выпили, опустошив запасы медовухи, которые везли с собой.
День, который потратили на спасение, другой, когда совершали тризну, и третий, когда дал князь раненым дружинникам хоть немного в себя прийти, выпали из запаса, как выпадают из рваного кармана горошины. И теперь надо было спешить, нагонять Даждьбога, бодро скачущего по небу на белом коне.
— Девку-то с собой берем? — снова спросил Борислав. — Та она, что искали?
— Думаю, что та, — неуверенно произнес Светояр.
Марея! Это имя отдалось жаром в паху. Глаза невольно начали выискивать в веренице всадников женскую фигуру в сарафане с подпрыгивающими на спине светлыми волосами. Разговор с девушкой получился коротким — не до того было — но многообещающим.
— Так тебя Мареей звать? — переспросил князь. — Имя чудное, иноземное словно.
— Мареей, князь, — чуть поколебавшись, ответила красавица.
И вот это секундное замешательство, а также на миг опущенные глаза, которые прикрыли длинные пушистые ресницы, и ненароком прикушенная губа заставили Светояра усмехнуться в душе.
— Правду ли говоришь? — сказал он и притянул к себе лишь для вида упирающееся гибкое тело.
— Не надо, князь! — в огромных голубых глазах девушки сверкнула слеза. — Здесь не надо, — уже сдаваясь, шепотом добавила она, а сама запрокинулась, подставляя беспомощно раскрытые губы.
Ох и сладкая же! Но тут дева права, негоже князю в походе расслабляться. И уж тем более на зависть другим дружинникам блудить. Но вот доберутся до безопасного крова, а там и… Воображаемые картины заставили Светояра вспотеть и заерзать в седле. Эх, некстати это как! Или, напротив, боги сами облегчили ему поиски и привели в его сети птичку?
— Если это та, что Остромысл тебя просил найти, то значит, боги тебе благоволят, князь, — подтвердил Борислав.
— Разберемся, — стараясь не выдать своих чувств, сказал Светояр.
Семь раз прицелься, один выстрели. Надо сначала убедиться в своей догадке, а потом уже выводы делать.
— Сколько нам еще ехать? — окликнул князь ловца, едущего впереди.
Ратимир охотно придержал коня, чтобы оказаться наравне с князем. Сам вызвался провожатым, сказав, что знает все дороги вокруг Белых крепостей и провести сможет быстрее других. Это снимало часть проблем: не надо было искать проводников и мешкать в пути. Время! Оно как песок, просыпалось сквозь пальцы, а Светояру нужно было все завершить до Летнего Ярилы.
Зорица ехала на коне, который остался от павшего дружинника. Расс привычно покачивался у нее на плече, лишь порой растопыривая крылья, чтобы удержать равновесие, когда лошадь делала резкий рывок. Время от времени Зорица хлопала по коже жилетки, прося ворона перейти и дать отдохнуть онемевшему плечу.
— Гнедок добрый конь! — объяснил ей молодой парень чуть младше нее самой. — Хоть и с норовом. Бывает, и укусить может, если не в духе. Но тебя, я смотрю, он вроде как принял.
Зорица усмехнулась. Наладить с конем дружбу ей удалось за пару минут.
— Грустишь по хозяину? — спросила она шепотом, когда ей указали на гнедого скакуна с яблоками на боках. — Знаю, что грустишь. Если бы я умер, то мой Касс бы тоже грустил. Грустил бы, Касс?
— Карр! — подтвердил ворон, занявший свое привычное место на плече у хозяйки.
Зорица за несколько лет так привыкла говорить о себе в мужском роде, что даже сейчас продолжала это делать. Хотя ее никто не слышал: дружинники готовились к переходу. Кто-то стоял у невысокого кургана, прощаясь с товарищами. Боль привычно коснулась сердца девушки. Снова! Снова из-за нее кто-то умер. Может, надо было покончить с этим и умереть на той волколачьей поляне, поросшей арникой и ведьминой дудкой?
— Карр! — осуждающе сказал ворон, словно прочитав мысли хозяйки.
Конь покосился на него карим глазом, потом потянулся к рукам девушки и дыхнул ей в ладони.
— Нечем тебя угостить, — погладила его по холке Зорица. — Но вот приедем в село, я тебе хлебца дам. Не заменю я твоего хозяина, но любить обещаю и беречь не меньше его. Будем дружить, Гнедок?
Конь вздохнул почти по-человечески и всхрапнул. Ткнулся ей мордой в шею и смешно пощекотал дыханием. Вот и хорошо, вот и подружились.
Вторым быстрым другом ей стал Белек. Был мальчишка забавным. С одной стороны, страшно кичился тем, что его взяли в княжеский отряд. Рассказывая, что мать его у князя служит аж ключницей, так важно посмотрел на Зорицу, что она едва удержалась от того, чтобы не расхохотаться. Но только уважительно покивала. А с другой стороны, Белек смотрел и на саму Зорицу с восхищением, смешанным с испугом.
— Ты это, правда с разными чудищами сталкивался? — спросил он через час езды по узкой лесной дороге.
Ехать рядом было неудобно, и Белеку то и дело прилетало веткой то по лицу, то по плечу, но он упорно продолжал держаться рядом с Зорицей.
— Бывало, — сдержанно сказала она.
— Эх! — вздохнул парень. — А меня князь не пустил даже с волколаками рубиться. Уж я бы не струсил! Хоть одного серого да порешил.
Зорица насмешливо прищурилась, но передумала смеяться и отвела взгляд.
— А правду говорят, — продолжал болтать Белек, — что в глуши леса пущевики живут? Такие большие, как мертвые коряги или пни выглядят. А будешь мимо проходить, они тебя руками-корнями оплетут и душить начнут.
— Бывает. Только болтать про это в лесу нельзя. Упомянешь про такое, к себе приманишь, — отрезала Зорица, и Белек сразу передумал расспрашивать дальше.
Ехали почти до вечера, когда и произошла заминка.
— Коня подержи! — коротко бросила Зорица мальчишке, а сама пошла к голове отряда.
Князь, дружинники и Ратимир столпились у рогатины и горячо спорили.
— Нехорошо это! — убеждал Борислав. — Ясно же говорят — нельзя ехать. О чем-то страшном предупреждают.
— Мор у них там, — предположил Ратимир. — Умерли бы все, не могли предупредить.
— Мор, говоришь? — нахмурился князь.
Зорица украдкой залюбовалась князем. Лицо его было словно отражением деревянного идола Перуна. Да, вот таким девушка и представляла себе светлого бога — с прямым носом, с изящно вырезанными, как древко лука, скулами, со стальным блеском серых глаз под прямыми линиями бровей, с рассыпанными по плечам темно-русыми прядями волос. Залюбовалась и отвернулась, стараясь скрыть румянец. Еще там, на поляне, когда выбежал князь из-за деревьев, тогда словно ударила в сердце Зорицы молния — этот точно спасет, не даст умереть! А когда загородил ее воин от черных тварей, то начала Зорица молиться. Чтобы не погиб незнакомый ей спаситель. Так молилась за него, как за себя и за свою жизнь никогда не молилась. И впервые услышала ответ богов — раскололся проклятый идол. Или случайность это была? Девушка не знала, но и унять сердце свое тоже никак не могла…
— Мор не мор, — продолжил рассуждать степенно Борислав, — а пакость какая-то в селе есть.
Был старший ближняк немолод и кряжист. В волосах уже серебрилась седина, но жилы на шее и бугры на мощных плечах и руках говорили: еще поборется с судьбой воин, рано его со счетов сбрасывать.
— Объехать можем? — спросил князь Ратислава.
— Все началось с три седьмицы назад, — рассказывал староста четыре часа спустя.
Для незваных, но дорогих гостей наспех приготовили баньку — благо у старосты ее как раз сегодня с утра топили, так что остыть еще не успела — и теперь князь возлежал на полке, а Борислав его охаживал дубовым веником. Белек поливал каменку отваром из трав, и пар от нее шел духовитый. Староста с ковшиком прохладной воды стоял наготове и рассказывал, волнуясь, о беде, что приключилась в Капельце.
— Стали у нас коровы болеть и сохнуть. Молока мало стало. На ведьм грешили, даже одной тут досталось от баб наших… — тут староста с досадой крякнул. — Да не об этом речь. Оно, конечно, весной тяжело скоту. Сено уже почти все съедено, в полях пусто, так что болеет, бывает. Но в этот раз прям напасть — одна коровка за другой болеть стала. А которых и зарезать пришлось. Видно было, что не жильцы они.
— Чай, коровья хвороба к вам в село пришла? — поинтересовался Борислав.
— Она самая, господин, пришла эта зараза. И кто только ее привез с собой?
— А сама она прийти не может? — поинтересовался Белек.
— Нет, — возразил Борислав. — Сама она ходит с трудом. Говорят, что выглядит она, как обычная баба, только тощая. Одна нога у нее человечья. А другая коровья, с копытом.
— Правду говоришь, господин, — поддакнул староста. — Мне вон что свояк рассказывал. А ему один рыбак из соседнего села. А тому его племянник. Короче, ехал мужик по дороге. Видит, женщина стоит на обочине. И молчит, не просит подвезти. А до ближайшего села ехать несколько часов. Он ей и предлагает по собственному почину: «Садись, подвезу!» Та ничего, села. И снова молчит. Ну, мужик ее так и вез до своего дома. А женщина та ни полслова. Вечереть уже стало. Мужик и говорит: «Можешь у нас ночевать!» Та в дом и пошла. Жена гостью тоже пустила, говорит: «Хочешь, лезь на печь». Та и полезла. А жена смотрит: у нее одна нога с копытом. Баба перетрухнула, к мужу побежала и говорит: «Ты кого привез-то?» Тот ей отвечает: «Ну что делать-то теперь? Собирай на стол давай!» Вот жена ужин собрала и той говорит: «Иди с нами вечерять!» А сама смотрит, как гостья есть будет. А та ложкой не в миске, а в рядом водит. Еда-то и осталась. Потом забралась на печь и как будто спать собралась. А муж с женой всю ночь на полатях от страха протряслись. Как рассвело, так гостья уходить собралась. «Знаю, что вы меня боялись, — говорит. — Но я вам ничего не сделаю. Завтра закройте ворота в хлев и держите закрытыми до вечера». Муж с женой так и сделали. А на следующий день у всех скот болеть стал и падать. Только у них двоих и выжил. Так то коровья смерть была. Они ее в село-то и привезли.
— Так у вас в селе так же было?
— А леший его знает! Стал болеть скот. Кто-то видел, как женщина в белом, незнакомая, по селу в потемках бродила, в окна заглядывала. Кому-то белая телушка привиделась. Мол, тоже в ночи от дома к дому пробежала.
— Опахивать не пробовали? — поинтересовался Борислав.
— А как же! Бабы в одном исподнем в полночь в плуг запряглись и вокруг села прошли, опахали. Только поздно, видать, было. Знать, Моровица уже завелась у нас. Ходила и скот портила. Вот ее и стали искать.
— Нашли? — спросил Светояр, поднимаясь наконец с полка.
Староста услужливо полил его холодной водой из кадушки. Светояр фыркнул, вздрагивая.
— Хорошо, — сказал он, усаживаясь на лавке. Стряхнул с боков пару прилипших листьев.
В маленьком окошке, заделанном бычьим пузырем, сияли последние отблески заката.
— Надо бы нам уже в дом перебираться, — боязливо косясь на темные углы, сказал староста. — Там уже и угощенье для вас, князь, собирают на стол. А вечером в бане-то не того…
— Думаешь, банник тебя сожрет? — усмехнулся Борислав.
На лице Белека было написано похожее опасение, но вслух он его не выразил.
— Расскажи до конца, — приказал Светояр старосте, — а там и в дом пойдем.
— Так я говорю, — торопливо продолжил селянин. — Искать стали Моровицу. Она, хитрая зараза, может кем угодно перекинуться: животным, человеком, еще кем. Вот в потемках ее и стали искать. И думали, что нашли. Идет от леса девушка. Одежда на ней плохенькая, волосы растрепаны, а лицо худое — ну вот точь-в-точь Моровица. Еще и хромала. Ну наши-то на нее напали, не дали до села дойти, там, на лугу, и порешили.
— Без суда? — нахмурился Светояр.
— Да какой суд-то? Я же говорю — на Моровицу она смахивала. Где порешили, там и закопали. Думали, все, избавились от напасти.
— Кто дал вам право убивать человека без доказательства его вины? — грозно вопросил Светояр.
— Не серчай, княже, — сказал Борислав, — но я бы тоже так сделал. Особенно, если приметы схожи были. Подстраховаться порой не мешает, соломки подстелить.
Князь сидел на лавке и слушал, как потрескивает огонь в печи, сжигая без остатка березовые дрова. К вечеру похолодало, и в чужой избе было неуютно.
Он все раздумывал над тем, что предстояло сделать, и никак не мог усмирить внутреннее чутье.
Вернее, Светояр и сам не мог понять, чутье это или просто его страхи, которые сильный мужчина старательно прятал почти всю свою жизнь.
Стать великим князем — огромная честь, достойная того, чтобы добиваться этого любой ценой. Подумаешь, жениться нужно на дочери своего предшественника. Делов-то…
Особенно, если он прав и дочь князя и есть Марея. Тогда можно было бы сказать, что ему действительно повезло. Красивая, словно рождение зари, нежная, будто цветок земляники, яркая, как звезда на небе. Да, князь ожидал увидеть самую обычную девушку, а встретил такую роскошную красавицу, о какой даже мечтать не думал.
Князь сидел на лавке и слушал, как потрескивает огонь в печи, сжигая без остатка березовые дрова. К вечеру похолодало, и в чужой избе было неуютно.
Он все раздумывал над тем, что предстояло сделать, и никак не мог усмирить внутреннее чутье.
Вернее, Светояр и сам не мог понять, чутье это или просто его страхи, которые сильный мужчина старательно прятал почти всю свою жизнь.
Стать великим князем — огромная честь, достойная того, чтобы добиваться этого любой ценой. Подумаешь, жениться нужно на дочери своего предшественника. Делов-то…
Особенно, если он прав и дочь князя и есть Марея. Тогда можно было бы сказать, что ему действительно повезло. Красивая, словно рождение зари, нежная, будто цветок земляники, яркая, как звезда на небе. Да, князь ожидал увидеть самую обычную девушку, а встретил такую роскошную красавицу, о какой даже мечтать не думал.
И чего тогда чутье взбесилось? Он думал об этом снова и снова и никак не мог понять, не мог найти ни единого изъяна в этой красавице, как только ни пытался.
Он ждал ее в избе и уже не мог перестать улыбаться. Предвкушение близости разжигало в нем все больше огня, а разум все быстрее проваливался в дрему, словно зачарованный красотой этой девушки.
Настроение было приподнятое, несмотря на усталость и даже предсказания волхва о том, что княжья дочь несет гибель, не могли заставить его перестать желать ее.
И вот Марея вошла в горницу с легкой грацией, паря над полом белой лебедушкой. Ее светлые волосы чуть покачивались от каждого движения, а зеленые глаза сияли, словно изумруды, привлекая своим загадочным блеском.
— Знаешь, о чем я думал весь этот день? — спросил князь, как только дверь за ней закрылась.
— Вряд ли у меня есть дар читать мысли, — ответила Марея с улыбкой, потупила взгляд от смущения и приблизилась к нему, всем своим видом показывая готовность к тому, чтобы отблагодарить своего спасителя, несмотря на страх, живший в душе каждой девы: страх перед первым разом.
Князь не был уверен, что она не была с мужчиной, но все же старался держать себя в руках, чтобы не спугнуть красавицу. Потерпеть немного, чтобы насладиться ею сполна. Он был уверен, что эта птичка уже попала в его сети и теперь никуда не денется, не сможет выбраться, как бы ни рвалась в ясное небо.
— Сегодня день особенный для нас обоих, — он сделал несколько шагов навстречу, сокращая расстояние между ними. — И вот наконец мы одни…
— Князь… Я хотела бы… — сбивчиво пролепетала девушка, так и не озвучив сути. Ее голос был подобен звону колокольчиков — легкий и в то же время завораживающий, и Светояр сделал глубокий, успокаивающий вдох.
— Я хочу узнать тебя ближе, — сказал он, остановившись в пяди от нее и чувствуя, как его сердце учащается.
Девушка посмотрела на него с серьезным выражением лица, но ее глаза оставались теплыми.
— Я готова идти с тобой до конца, — сказала она тихо, словно с вызовом, и рука Светояра сама потянулась к стройной талии.
Он на мгновение замер, почувствовав жар ее тела через тонкую ткань платья. Их взгляды встретились, и напряжение в воздухе стало почти осязаемым.
Руки князя опустились ниже ее талии, сжали упругие ягодицы. А она прикоснулась рукой к его щеке, пальцы были мягкими и теплыми, и Светояр перехватил девушку за запястье и прикоснулся губами к нежной коже.
Он не спешил позволять себе лишнего. Хотел ее до безумия, но все ждал, пока Марея сама не предложит больше.
— Я готов исполнить твое желание, — усмехнулся мужчина и притянул ее еще ближе, их губы почти коснулись друг друга. Ее дыхание смешалось с его, сердца забились в одном ритме.
Этот разговор становился слишком долгим. Светояр и так достаточно ждал. Напряжение в паху достигло своего пика, и он уже готов был подхватить ее на руки, но Марея первой подалась вперед.
Зорица ворочалась и не могла заснуть. Солома пахла затхлостью, была прошлогодняя, да и той почти не осталось, так что ложе в сеннике вышло жестким. А ночи конца весны еще были прохладными. Будь сейчас середина лета, то спать дружинников положили бы на мягких копнах свежескошенного ароматного сена, и ночь дышала бы мятными запахами остывающей жары. А сейчас Зорица куталась в подаренный ей Бориславом плащ и дрожала. Нет, Зорица не смущалась тем, что одежда досталась ей от убитого на волколачьей поляне воина, и все же…
И все же эта вечная вина. Вина перед умершими, глядящими на нее сейчас из Нави пронзительными зеницами звезд, видных сквозь приоткрытую дверь сенника. Вина, легшая ледяным камнем на душу Зорицы с того первого дня, когда она узнала, какой путь уготован ей богами.
Тогда с реки привезли тело Прозорки. Бабы голосили, ругали то ли берегиню, то ли водяного, утащившего парнишку под воду, а Зорица, окаменев, слушала этот вой, и ее сердце леденело от горя.
В глазах стоял Прозорка, его глаза верного телка, которыми он следил за девочкой, куда бы они ни шла, его твердые с мозолями ладони, руки, которыми он крепко держал ее, когда они лазали на крышу терема, хоронясь от сторожей, или забирались на кручу у реки. И его губы, которые твердо сжимались, словно боясь выпустить в мир тайну. Зорица знала, что Прозорка не сможет и однажды обязательно произнесет то, что пока берег в сердце. И тогда она потеряет друга, ведь невозможно будет после ее отказа продолжать их легкую, но становящуюся с каждым днем все тяжелей и сложней детскую дружбу.
И вот тогда она подслушала разговор отца и матери. Они явно не хотели, чтобы дочь их услышала. Но Зорица, наплакавшись ночью, решила пойти в спальню к матери. И услышала тайный разговор.
— Неужели началось? — рыдала мать.
— Судьбы не обойти, Светомира, — со вздохом сказал отец. — Как предсказал волхв, так и будет.
— Только Зорице не говори! — испугалась мать.
— Как можно! Не ее это вина, нет в дочери нашей ни зла, ни тьмы. Неповинен никто в своей судьбе. А зачем носить бедняжке вину безвинную?
И еще долго шептались родители, а Зорица, застывшая у двери, каменела от ужаса и не хотела верить.
Но через год был Ратислав, осмелившийся произнести вслух то, что так и не смог Прозорка. И подаривший Зорице кулон из редкого синего камня. Этот кулон девушка потом опустила в его могилу. Не в силах носить на груди своей жгущее кожу напоминание о ее проклятьи.
А после смерти Нежена, которого загрызли осенью волки, Зорица бежала из дома. За ней черным хвостом, заметая свет прошлого, свет детских воспоминаний, бежала вина. Бежала черным волком, и ее вой не давал Зорице сомкнуть ночью глаз. Летела черным коршуном, и ее хищные клевки больно ранили сердце. Ползла черной змеей, и шипение ее не давало Зорице радоваться дневному свету.
Потом девушка научилась жить с этой тяжестью, смирилась с предсказанием, данным ей при рождении волхвом, примирилась и со своим прошлым. И может, эта вина научила ее ловчей и бесшабашней других прыгать с камня на камень над пропастью, точней других попадать в цель из лука, отчаянней других махать тяжелым мечом, к которому с большим трудом привыкли ее совсем не мужские руки. Но в этом искусстве, честно говоря, Зорица была слабее остальных ловцов, и в настоящую сечу братья ее старались не пускать, признавая зато другие таланты хилого да хрупкого паренька, в котором так и не смогли за несколько лет раскусить переодетой девушки.
Воспоминания колючими травинками и кусачими блошками тревожили Зорицу. Она ворочалась, пытаясь умоститься на жесткой постели и пригреться. Или это были не воспоминания?
Князь! Вот что еще не давало покоя. Вот что жгло и кусало. С той самой минуты, когда Зорица увидела выходящую из бани женщину. Марею. Так ее называли дружинники, беззастенчиво раздевая взглядами и явно завидуя своему командиру.
Ух и красивой та была! Такой красивой, какой никогда не стать худенькой и гибкой Зорице. Полногрудая, статная, с гордым выражением больших глаз и с распущенными по плечам длинными светлыми кудрями. Она прошла, кичливо покачивая бедрами, в избу, где на ночлег остановился и князь. Сами домочадцы из уважения к гостю перешли на ночь в клеть. И это значило, что…
Зорица сердито перевернулась с бока на бок. Раздраженно почесалась. Баню для дружинников обещали растопить завтра с раннего утра, так что смыть пот и грязь с дальней дороги не получилось. Только что-то подсказывало Зорице, что уснуть она не может не из-за этого.
Сон сморил ее, когда ночь перевалила за середину. Зорица ухнула во тьму, а вынырнула в какой-то избе.
Оглянулась, не понимая, как здесь очутилась. Утварь была плохонькая: щербатые деревянные плошки громоздились на полке. Зато стены и даже высокая крыша черной избы были увешаны пучками трав. Худая облезлая кошка прыгнула с пола на лавку и уставилась на Зорицу желтыми голодными глазами.
Князь осторожно слез с печи, умылся из рукомойника, поклонился богам, стоящим в красном углу и, надев сапоги, вышел на двор.
Рассвет наливался брусничным соком. Вершины дальних холмов медленно выплывали из млечного тумана.
— Встал уже? — приветливо спросила его молодица, кажется, невестка старосты, отворявшая дверь хлева. — Сейчас хлеба поставлю и завтрак вам сготовлю.
— Завтрак — это хорошо, — хмуро ответил Светояр. — Но можно и вчерашнего хлеба дать, если осталось. А скажи мне, голубушка, где у вас тут водопад есть?
— Водопад? — удивилась женщина. — Да, вроде, и нет такого… Хотя… Ну разве что у Медвежьей горы ключ есть. Так он с кручи льет в овраг, вот на водопад и похоже.
— Мне бы провожатых, — потребовал Светояр.
Из сенника вышел, услышав голос князя, Белек — заспанный, вытряхивая из волос запутавшиеся травинки.
— Куда это ты, княже? — удивился он.
— Так, перед отъездом хочу кое-что проверить, — сурово свел брови князь. — Борислава зови. Времени мало.
Село просыпалось. Слышалось мычание коров, которых выгоняли на пастбище. Пастух, насвистывая на жалейке[1], прошел мимо ворот. Молодица торопливо вывела белую с черными пятнами корову. Корова приветственно промычала и пошла догонять стадо.
Светояр обошел избу. На чурбаке сидел давешний парнишка ловец. Увидев князя, вскочил и поклонился.
— Сиди, сиди! — разрешил Светояр.
Без улыбки стал разглядывать паренька. Была в нем какая-то странность, которую князь не мог для себя четко определить. Смазливое, слишком смазливое для парня лицо. Это вызывало нехорошие подозрения, даже неприязнь. С другой стороны, Светояр не слышал, чтобы у ловцов водилось мужеложество. Да и не вел себя паренек так, чтобы оправдывать эти подозрения. Мужчин сторонился, смотрел хмуро. И еще.
— Странный он какой-то, — рассказал князю Белек пару дней назад. — Парни на реку пошли купаться. А этот нет. Отдельно от всех пошел в заросли. Я не подглядывал…
— Ну конечно, — усмехнулся Светояр, и Белек покраснел.
— Да я только краем глаза! — возмутился он. — Столько слухов про этих ловцов ходит. Вот я и подумал, а вдруг он тоже перевертыш. Или еще что…
— Или хвост из спины, или х… на лбу, — заржал Борислав. — Ну и как? Разглядеть удалось?
— Да где там! — досадливо махнул рукой Белек. — На меня ворон этот чертов налетел. Раскаркался. Глаза пытался выклевать. Я еле удрать смог. Только и разглядел, что Зорец этот под рубахой весь замотанный. Вся спина и грудь глухо забинтованы. Что это, княже, как думаете?
— Пораненный он, — уверенно произнес Борислав. — Наверное, шрамы у него там страшные. Вот людям показывать и стыдится. И ты не лезь. А то тебе ворон то отклюет, что мамка на радость девкам растила.
Князь не выдержал и тоже засмеялся. Тогда.
А сейчас он смотрел на паренька с долей жалости. Что же за страшная беда выгнала этого мальца из дома, погнала в лес к ловцам, изуродовала тело, а может, и душу? Вон как грустно смотрит. Глаза огромные, а в них тоска и боль.
— Дозволь молвить, княже! — сказал Зорец.
И голос-то какой детский еще совсем. Да, надо будет попытать этого парнишку в деле. Хоть поручительство Ратимира дорогого стоит, но привык Светояр на себя во всем полагаться.
— Ну молви, — разрешил он.
— Я тут думал. Про мор здешний, — начал Зорец и отвел глаза. — И мне сон такой странный сегодня приснился.
— Будем, как бабы, снам верить? — усмехнулся князь.
Не признаваться же, что самому сегодня такое приснилось, что в груди спирает. И голова дурная после этого сна. Вытрясти бы из головы ночной морок, но не получается, змеей в сердце видение засело. Светояр знал: пока не проверит, что за диво такое ему явилось, не успокоится. Однако проверять надо было быстро — впереди долгая дорога, и каждая верста этой дороги заранее выверена и продумана. Нельзя в селе застревать, бедой это грозит.
— Не баба я, — нахмурился Зорец, — а раз так, то и не буду.
— Да ладно, пошутил я, — сказал добродушно князь. — Рассказывай!
Но малец только поджал губы. Упрямый.
— Беда! — подбежал запыхавшийся дружинник. — Борислав заболел.
Через десять минут князь уже стоял над лежащим ближняком.
— Что-то мне неможется, княже, — сказал мужчина, силясь привстать на лавке. Но тут же повалился со стоном. — Нет, не могу. Душно! — и больной схватился за ворот рубахи, словно пытаясь сорвать ее с груди.
Вокруг него уже суетились хозяева избы, разжигая печь, чтобы приготовить отвар.
«Не спеши! Пока не убедишься, что спешить надо. А вот тогда лети, не медли ни секунды!» — этот зарок Зорица усвоила, как и многое другое, чему учили ее у ловцов.
Пришла она к ним с болящим сердцем и скорбящей душой, ненавидя белый свет. Одежду тайком купила в посаде, перевязала грудь, чтобы не было ни намека на женское. А мешковатые штаны и рубаха — что ж! — они многое скрывают. Больше всего Зорице было жаль расставаться с волосами. Длинные, русые, до пояса... А уж сколько сил матушка потратила на то, чтобы росли они густые и блестящие, сколько гребней с самоцветами дарил ей батюшка, в скольких отварах купала их Зорица — и не перечислить! Но нет, не могла девушка сохранить их.
— Прости, матушка! — прошептала она, отрезая острым кинжалом первую прядь. — Прости, батюшка! — и вторую прядь. — И ты, нянюшка, тоже прости!
И последняя прядь упала на землю золотым витком. Вместе со слезами.
— Карр-р! — сказал ей Расс, не горюй, мол.
Птенцом отняла его Зорица у посадских мальчишек. Сбили они камнем гнездо с дуба. Три птенца выпали оттуда. Но только последнего успели спасти Зорица и Прозорка. Его и выходила девушка, а он и привязался к ней. Вместе с ней спал. Вместе с ней ел. На плече сидел, так что пришлось девушке даже носить жилетку из бычьей кожи — такую, чтобы ее не прокололи острые когти Расса. Когда убегала Зорица из отчего дома, то и ворон за ней улетел. Как он ее нашел, как в лесу отыскал, одни боги знают, но дружба их не прервалась. А может, и ловцы ее взяли, потому что вещему ворону поверили, что не простой это мальчишка, тот, что однажды, худой, оборванный и грязный, заявился на их порог и потребовал, чтобы взяли его в ловцы.
— Значит, говоришь, князь, только бабы в сны верят? — усмехнулась Зорица.
Нет, только дураки отмахиваются от тех весточек, что посылает им Навь, когда во сне смыкаются два мира. В этом девушка была убеждена. Но что ей делать дальше?
Зорица бы еще долго сидела и задумчиво бросала нож в бревно, если бы не нашел ее Ратимир.
— Что такое, брат? — нахмурился ловец. — Я тебя знаю. Что-то гложет тебя.
— Да сон мне вещий приснился, — не стала лукавить Зорица.
— Сон, говоришь? — прищурил глаза старший ловец. — Это как в тот раз, когда приснилось тебе, что в наш дом ворвался черный вепрь и клыком пропорол Богумила? А на следующий раз тот вернулся из разведки. Только это так казалось, что Богумил пришел. А на самом деле был это перевертень, который убил брата нашего и хотел переступить порог освященный. Твой сон, Зорец, нас насторожил. Именно из-за него не дали мы чудовищу войти внутрь и отряд наш поубивать.
— Зачем ты мне это пересказываешь? Разве я забыл?
— Затем и напоминаю тебе, чтобы не сомневался. Вещие тебе сны, Зорец, боги посылают. А значит, верить ты им должен. Зоркое твое сердце, верь ему.
Зорица вытерла нож краем рубахи и убрала в ножны. Ратимир похлопал ее по плечу.
— Идем к волхву! — решилась девушка.
Был волхв дружины уже не молод. Высокий, весь высохший, как старое дерево, и лишь в глазах мудрость земли и леса. Именно Межегост тогда замолвил слово за Зорицу, когда колебался князь, брать парнишку в дружину или не брать.
— Возьми, не пожалеешь, — коротко сказал тогда Ратимир.
Князь неуверенно посмотрел на Борислава, и старший блияжняк отрицательно покачал головой из стороны в сторону. Светояр обратил взгляд на волхва.
— Из малого желудя прорастает дуб, княже, — отрезал Межегост, а больше добавлять ничего не стал.
Сейчас волхв сидел на скамейке на краю деревни около заброшенного дома и вырезал новый посох. Несколько дружинников стояли вокруг него и внимательно слушали.
— Нехорошее в этом селе творится, зло в нем поселилось, — говорил волхв.
— Надо бы нам убираться отсюда, — сказал один из дружинников. — Вот и Борислав заболел. Останемся, всех нас моровица передушит.
Зорица и Ратимир переглянулись.
— Да не уедет князь! — воскликнул другой. — Как же он своего старшего ближняка бросит? Тот его два раза от смерти спасал. А Светояр добро помнит, наш князь не чета другим — никогда в беде своих не бросит.
Образ прекрасной незнакомки все никак не шел из головы князя. Светояр прямо держался в седле, направляя коня вслед за проводником и не замечая роскошного вида, раскинувшегося вокруг.
Папоротники тянули свои листья к небу, мелкие белые цветы лапчатки украшали дорогу и дышали нежным ароматом. Высокие липы и ясени создавали тень, а сквозь их ветви пробивался яркий солнечный свет, создавая таинственное золотое сияние на узкой тропе. Утренний туман разбегался, оставляя после себя густую на листьях росу, а уж она переливалась в солнечном свете рассыпанными повсюду самоцветами.
Князь качнул головой, стряхивая наваждение и шумно выдохнул, борясь с желанием снова погрузиться в свои мысли и вернуться в тот сон, где прекрасная дева звала из водопада.
Наконец они выехали к узкой речушке, в которой то там, то сям плескалась мелкая рыба, выпрыгивая из воды и снова ныряя в коричневую глубь.
— Далеко еще ехать? — окликнул он проводника, молодого парнишку, который бодро вел их по тропе по-над речкой. — Ты, вроде, говорил, не больше часа или полутора.
— Да близко уже ключ должен быть, — недоуменно сказал парнишка. — Сам удивляюсь, что еще не пришли. Давно не ходил к Медвежьей горе, вот, может, и подзабыл.
— Ну-ну, тогда веди, — разрешил ему князь, передумав возвращаться.
Стоило ли тратить столько времени на эту поездку? Ведь блажь же! Светояр припомнил, как сказал Зорцу, что только бабы верят снам. А сам… Но он знал: не проверит свой сон, и воспоминания будут его мучить и не отпускать. Нет, он прав, тряхнул головой мужчина — нужно понять, действительно ли сон был нелепым мороком, или все же упреждал о чем-то? Князь снова погрузился в свои мысли, пытаясь вспомнить каждую деталь, каждый миг и каждое действие, которое совершал во сне, но перед глазами стоял образ девы, и Светояр не мог вспомнить ничего, кроме ее красоты.
Он снял с пояса тыквенную флягу и отпил из нее свежего квасу, предусмотрительно налитого хозяйкой на дорожку. В груди разлилось тепло, словно выпил доброй медовухи. Вдруг в глазах потемнело, а после… Сон стал явью — князь увидел спину девушки, бегущей впереди по тропе, и пришпорил коня.
— Стой! — выкрикнул он, но не получил ответа.
Мир вокруг закружился, меняя пестрое одеяние. Один миг, и ровная тропа, по которой они ехали, превратилась в кромку обрыва с осыпающимися в глубокий овраг камнями. Конь заржал, пытаясь удержаться на краю. Проводник же прямо на глазах князя оступился и покатился по склону прямо на острые камни внизу.
Глухой удар, и алая струйка, что брала свое начало из виска паренька, окрасила воду в алый цвет и растворилась в быстром течении реки.
Один из дружинников спрыгнул с коня и, осторожно цепляясь за корни и камни, спустился вниз. Приложил руку к горлу проводника и покачал головой: мол, все, ничем мы здесь уже не поможем.
— Поднимите тело и перекиньте через седло, негоже оставлять его здесь. Привезем в деревню, и пусть уже сельчане провожают его к предкам. — озадаченно покачал головой князь, спрыгнул на землю и изумленно огляделся.
Лес потерял свои краски, став хмурым и туманным. Солнце враз спряталось за тучи, отвернув свой лик от князя. Острые камни отбрасывали угрожающие тени. А за поворотом тропы небольшая струйка воды разбивалась о булыжники, покрытые серой глиной, и сбегала в овраг, рождая речку.
Кони зафыркали, переступая с ноги на ногу, дружинники, что отправились с князем, занервничали и принялись нашептывать молитвы.
Морок спал, и теперь это место казалось зловещей ловушкой, а никак не уголком ирия, чудесного небесного острова, где хотел бы оказаться каждый после своей смерти.
— Возвращаемся, — громко скомандовал Светояр, ухватил коня под уздцы и осторожно пошел обратно.
Мелкая каменная крошка под ногами противно шуршала, напоминая о беде, случившейся совсем недавно.
Душу разъедала досада и чувство вины. Разве не он привел их сюда? И не на нем ли лежит вина за смерть молодого паренька? Или какая-то злобная нечисть заманила их сюда, навела морок и пыталась убить? И тогда, получается, паренек спас князя. Светояр ценил жизнь и не жаловал смерть во всех ее проявлениях, но привык смиряться перед ударами судьбы. Однако какая нелепость! Один шаг, и в деревню вместо молодого парня они привезут хладное тело.
Светояр шел впереди, внимательно осматривая тропу и тщательно выбирая, куда ступать, чтобы не повторить участи проводника. Тропинка петляла, постепенно превращаясь из узкой каменистой в широкую дорогу. На мокрой глине отчетливо виднелись следы подков. Почувствовав, как пересохло в горле, князь отпил еще глоток кваса.
— Куда ехать? — хмуро спросил Любомир, один из дружинников, что сам вызвался поехать со Светояром, и указал на развилку.
— Туда! — уверенно сказал князь, показывая на следы от их подков. Ведь, получается, они здесь ехали сегодня? Он оглянулся в замешательстве: все казалось и знакомым, и незнакомым одновременно.
Дорогие читатели! Хотим показать вам небольшой визуал наших главных героев - Светояра и Зорицы.
Это наш замечательный князь. Таким его видят авторы.
А это Зорица, или Зорец, как она себя называет, притворяясь парнишкой. Есть у нее еще одно имя, но это - т-с-с! - пока тайна.
Если ваше виденье расходится с нашим или вы не хотите вообще визуала, то листайте дальше. Самое интересное только начинается!