Огненная лиса

Первая в роду

Я чувствую себя изгоем в этом мире.

Хоть в старом доме, хоть в каменной квартире.

Мне нет покоя здесь и нет сна.

В душе зима, когда у всех весна.

Гори оно все в пламени пожара!

Пустите! Не могу дышать.

Я потерялась, в сумерки сбежала.

Меня не стоит у порога ждать.

Чужая, для родных чужая,

С разбитой от обид душой.

Меня никто не защищает.

Приходится быть в жизни злой.

А вы примите! Меня как есть примите.

Не бойтесь моего огня.

Не бойтесь! Не сгорите,

Коль сердцем примите меня.

Мир простёрся необозримым океаном душ, числом равным семи миллиардам звёзд. Каждый ищет своё отражение среди множества лиц, надеясь разглядеть ту единственную искру, способную осветить жизнь ярким пламенем любви. Но многие идут вслепую, ибо не ведают, кем же стать самим, прежде чем выбрать спутницу души.

Древние сказания учат: воин обретает непоколебимую стойкость, лишь позабыв страх боли и смерти. Подобно дикому зверю, охотящемуся в ночи, он учится чувствовать каждую вибрацию воздуха, каждый шорох травы. Так и каждому из нас дано обрести настоящую любовь, лишь открыв глаза широко настежь и научившись видеть подлинную суть вещей вокруг.

Наш мир полон тайн и чудес, таящихся прямо перед нами. Но видят их лишь избранные, способные преодолеть суету повседневности и узреть невидимое глазу большинство. Взгляните пристально на прохожих — кто знает, может, тот самый взгляд станет началом великого приключения.

Однако не всем удаётся постичь мудрость древних наставлений. Многие продолжают блуждать впотьмах, упуская шанс встретить нечто большее, чем обычная судьба...

Анастасия родилась наделённой редким даром — способностью проникать взглядом вглубь сокрытого мира, воспринимать звуки и образы, доступные немногим смертным. Этот талант стал одновременно благословением и тяжким бременем. Впервые родители поняли, что дочь обладает необычными способностями, когда ей исполнилось четыре года.

Она видела призрачные тени там, где остальные видели пустоту, слышала шепоты давно ушедших времён, ощутимо присутствующих рядом с людьми. Её детские рисунки были наполнены странными существами и символами, непонятными взрослым, но поражающими своей загадочной красотой. Она разговаривала с ветром, считывала мысли животных и знала тайны деревьев.

И хотя некоторые считали её странной, Анастасия воспринимала этот дар как неотъемлемую часть себя, словно сама природа доверила ей охранять грань между видимым и потусторонним миром. Ей предстояло научиться управлять своими силами, потому что такая власть несла ответственность и опасность. Слишком легко было потеряться в лабиринте иллюзий и теней, преследующих человечество испокон веков.

Однажды в дом матери Анастасии заглянула настоящая старуха. Совсем крохотная, сильно сгорбленная, иссушенная годами, покрытая множеством глубоких морщин, напоминающих кору старого дерева. Именно тогда Настенька заметила нечто особенное в гостье: вокруг её тела клубилось множество черных пятен, густо скопившихся возле поясницы и сердца.

Девочку внезапно охватила сильная боль в руках, словно она резко перешла из лютого холода в теплое помещение. Потрясённая, она указала на болезненные участки тела старушки, точно обозначив очаги недуга. Тогда мать поняла, что способность дочери видеть чужие хвори и недуги — не случайность, а настоящий дар.

Однако дело осложнялось тем, что мать самой Настеньки не умела лечить и совершенно не представляла, как развивать этот необычный талант. Что хуже всего, девочка уже продемонстрировала склонность к другим, более сомнительным искусствам, наследуемым по отцовской линии и традиционно принадлежащим только мужскому роду. Одни называют это черной магией, другие именуют некромантией — искусство связи с потусторонними сущностями, наложения болезней и проклятий на тех, кто нарушил законы предков.

Перед матерью встала непростая задача: позволить ребёнку овладеть этими опасными силами раньше времени означало рисковать судьбой девушки. Решено было дождаться, пока девочка повзрослеет и станет достаточно зрелой, чтобы самостоятельно сделать правильный выбор стороны добра или зла.

Семья Анастасии еле сводила концы с концами. Жизнь была трудной, и единственным способом забыться для Юлиана стало питьё. Приняв на грудь, он начинал проявлять чудовищную жестокость к близким людям. Он истязал свою жену и старшую дочь, которой ещё и двух лет не было, придумывая всё новые способы мучений. Мог часами держать нож у горла девочки, глядя, как супруга стоит обнажённой, обещая вечную любовь и покорность. Порой он бил дочь до крови, уверенный, что это единственное средство изгнать из неё демонов.

Может быть, отчасти он был прав. Отец Юлиана, Иван, был знаменитым некромантом, мастером мрачных искусств. Та самая сила, которую принято передавать по семейному старшинству, обошла стороной старшего сына, а потом и самого Юлиана. Парадоксальным образом эта уникальная способность попала к первому ребенку последнего сына. Теперь Юлиан ненавидел маленькую Настю всей душой, чувствуя унижение оттого, что он оказался недостаточно силён, чтобы передать энергию дальше по цепочке мужчин.

Три долгих месяца запоя Юлиана тянулись мучительно. Однажды январским вечером, возвращаясь с работы глубоко пьяным, Юлиан ударил жену. А потом, размахивая ножом, приказал отдать зарплату, отданную жене утром. Страх сковывал Анну, слезы катились градом по лицу, когда она судорожно металась по комнате, ища связанный в узел платок, в который при брала деньги и спрятала среди старых тряпок и сумок. Страх не отпускал её, пока отчаянье не сменялось новым приступом ужаса: что случится, если она не найдёт заветную заначку?

— Быстрее тварь! — кричал Юлиан, сидя на кровати и пиная её по ногам.

Она же ничего не могла ответить, опасаясь, что любое её слово может стать последним. От отчаяния она начала скидывать бельё с полок на пол, и с одной из них все-таки слетели эти несчастные бумажки. С довольной ухмылкой Юлиан собрал с пола купюры и тут же переменился в лице. Его лицо было искажено от гнева.

Пожар

Анна оставила малышей у бабушки, натянула просторные материнские валенки и укуталась в облезлую, пропитанную запахом старости шубу, болтавшуюся на крючке в тесной кухоньке старинной русской избы. Будто само сердце подстёгивало бежать скорее, тревожный внутренний голос настойчиво твердил: случилось что-то плохое. Даже постоянные избиения мужем не могли погасить искреннюю любовь к нему. Юлиян не всегда был монстром — она верила, что за грубостью и агрессией скрывается добрый, чуткий человек, каким он был раньше.

Анна почувствовала неприятное покалывание в груди задолго до того, как различила далеко впереди алый отблеск, ползущий над горизонтом. Почувствовав недоброе, она ускорила шаг, вскоре переходя на быстрый бег.

Возле родного дома уже стояла знакомая фигура подруги Валентины. Едва различимая в ночном свете, Валентина опустилась на колени в глубокий снег, вытягивая тонкие пальцы и ударяя ими по льду, словно хотела утопить собственные рыдания в мерзлом покрове. Ее голова моталась из стороны в сторону, беспорядочные каштановые пряди разметались по плечам, придавая облику оттенок полного отчаяния.

— Валентина! — отчаянно закричала Анна, стараясь привлечь внимание подруги, постепенно замедляя движение, оказываясь рядом.

— Аня, Анечка! — услышав знакомый голос, Валентина разом пришла в себя, порывисто поднявшись с колен. Запрокинув бледное лицо к подруге, она выдохнула несказанно радостно: — Ты жива, благодарение Всевышнему! Как же малыши, где они сейчас?

— Юлиан?.. - опомнилась Анна, — Юлиан, Юлиан! - кричала девушка, прорываясь к пламени.

Но двое парней, из тех, что помогали тушить пожар, крепко держали её за руки.

— Отпустите! Отпустите сволочи! Он же там умирает.

Она билась в истерике, но в действительности ничем помочь не могла. Только сама бы погибла и оставила бы двоих детей сиротами.

— Стой же, дура! Себя погубишь и его не спасешь! — выкрикнул сосед.

Пламя росло, распространяясь подобно разъярённому животному, жадно вгрызающемуся в деревянные стены, посеревшие и почерневшие от жара. Дом трещал, доски лопались, воздух сотрясался от бурлящего звука горения.

Один из смелых сельчан, стремясь добраться до жертвы, разбил оконное стекло, протянул руку, пытаясь войти внутрь. Но мощный выброс горячего воздуха отбросил его обратно, обжигая руки и лицо.

Огонь вёл себя странно, игриво извивался длинными красными языками, будто специально провоцируя желающих вмешаться. Люди носили воду из ближайшего колодца, но любая жидкость моментально испарялась, не достигая цели. Огонь издевательски уклонялся от каждой порции влаги, усиливаясь ещё больше.

Рядом стоял старый серый конь, связанный верёвкой к забору, испытывая панический ужас перед угрозой. Видя, что положение критично, Валентина схватила кусок битого стекла и резким движением рассекла верёвку. Испуганное животное громко заржало, взлетело на дыбы и, лягнувшись, скрылось в непроглядной тьме поля.

Дом уже заметно оседал, крупные куски крыши начали падать вниз, в море огня. Все поняли: надежды больше нет, продолжать борьбу бессмысленно. Соседи принялись ломать ближайшие заборы, освобождая пространство, чтобы избежать распространения огня на соседние постройки.

Анна стояла, обессилевшая, в ступоре наблюдая происходящее. Колени подогнулись, она медленно опустилась на снег, не переставая повторять лишь одно имя:

— Юлиан... Юлиан...

Похороны

Тело Юлиана для захоронения перевезли к его родителям за тысячу километров от места трагедии. Траурная процессия медленно двигалась к выкопанной в мерзлой земле могиле. От тела Юлиана нашли только тазовую обугленную кость и часть черепа. Все остальное смешалось с пеплом. Женщины успокаивали вдову как могли. Говорили, что он умер во сне и поскольку надышался угарным газом не должен был чувствовать боли. Но разве слова могли успокоить молодую, убитую горем вдову.

Мужики плавно опустили гроб в занесённую снегом яму. Народ начал бросать горсти земли, тихо прощаясь с покойником. Сёстры Юлиана горько плакали, шмыгая носами, а братья стояли рядом, хмурые, сжав зубы.

Тут дед Иван повысил голос и начал ругаться на Анну, непонятно почему обвинив её во всём. Может, от горя, может, привык искать виноватого, но только старики шептались меж собой:

— Старик совсем помешался, свалил вину на несчастную вдову...

А Анна стояла молча, без единого слова, слушая обидные слова и глотая слёзы.

Народ пытался успокоить деда Ивана, но делали это осторожно, почти робко — боялись его злого языка и влияния. Семейные знали, что Иван увлекался древней наукой некромантии и считался человеком, способным вызвать серьёзные неприятности простым словом. Никто не решался перечить ему открыто, предпочитая смиренно соглашаться с обвинениями, чтобы не наживать лишние проблемы.

Иван был высоким и костлявенным, с глубоко провалившимися глазами и длинным тонким носом, похожим на орлиный клюв. Он возбужденно махал перед Анной своими высохшими руками с узловатыми пальцами, сыпля проклятиями.

Тем временем сзади подошла свекровь, высокая и сухая, тоже напоминающая смерть в своем сером платке и длинной юбке. Тихо и властно она запустила Анне за ворот рубашки пригоршню влажной могильной земли, перемешанной со снегом, процедив сквозь редкие зубы:

— Настоящая жена должна идти вслед за мужем...

Её оттащили родственники Анны, а та что-то шипела и выкрикивала непонятное, страшное, не человеческое. Уже тогда все знали, что бабка наложила проклятье, но какое и как его снять? Каждый день оно набирало силу и сводило ее с ума. Анна вспоминала как они были счастливы до предсказания деревенской ведуньи.

На похоронах одного из родственников, за три месяца до смерти Юлиана, ее попросили помыть полы. Она была молодая и глупая и согласилась помочь бедным родственникам. Когда Анна шла домой, то бабушка Варвара, местная ведунья, остановила ее и спросила «в действительности ли она наплевала на приметы», и, получив положительный ответ, предупредила, что тем самым позвала смерть в дом.

— Кого первого родного увидишь, тот и помрет! — предупредила старушка и ушла.

Подходя к дому, Анна услышала плач старшей дочери, и сердце сжалось в страхе, слова предупреждения крутились в голове. Она закрыла глаза, чтобы не смотреть на дочь, и тут ее напугал муж, вернувшийся с работы раньше времени. От неожиданности Анна взглянула на него. И вот теперь острое чувство вины гложет ее. Но могла ли она сделать выбор? Нет конечно! Жизнь идет к одному концу, только дорожек много. И если суждено ему было, то не ее это вина. Только проклятье обозленной от горя старухи заставляло ее желать собственной смерти все сильнее и сильнее.