Огненная мансуба

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Глава I

Крылатый конь взмахнул серебристой гривой и охотно подставил Эсфи свою блестящую серую спину. Эсфи не нужна была поддержка, чтобы сесть — она только подумала об этом, и уже очутилась на спине у коня. А потом… судорожно вцепилась в его пышный хвост, потому что села задом наперёд и чуть не свалилась на землю, по которой стелился густой туман.

— Эсфи! — звал чей-то голос, но она лишь крепче держалась за неудобный, жёсткий конский хвост. Как она теперь полетит? А вдруг соскользнёт… и полетит вниз?

— Эсфи! — Голос стал сердитым и настойчивым, а сильные руки сдёрнули Эсфи с коня. Она издала жалобный звук, похожий на всхлип, и проснулась.

Кругом было темно, и в этой темноте над кроватью склонилась Мэриэн — легко было узнать её по рыжим волосам.

Эсфи обнаружила, что намертво вцепилась обеими руками в одеяло, и разжала пальцы.

— Мэриэн… что? — тоненько, испуганно спросила она, и в памяти воскресла такая же сцена много месяцев тому назад. И тогда во сне Эсфи были крылатые кони, а ещё… мама.

— Вставать? — обречённо спросила Эсфи, сглотнув комок в горле.

Вставать. И опять бежать через ночь, потому что во дворце очередной заговор, на сей раз против королевы Эсфереты. Знать недовольна, что королева пытается ввести законы в пользу простого народа, члены королевского совета подкуплены ханом Эрекеем, а придворные, которые перешли когда-то на его сторону, сбежали из подземелья…

— Вставать, — Мэриэн откинула с Эсфи тяжёлое меховое одеяло и помогла ей выбраться из кровати. Эсфи покорно подняла руки, готовясь надеть платье, словно та девчонка-принцесса, которую куда-то потащили, не объяснив ей толком, что случилось…

— Стой, — Эсфи поймала руку Мэриэн и крепко сжала её. — Что такое? Почему ты разбудила меня посреди ночи? Где служанки?

Ночной холод заставил Эсфи поёжиться. Не так легко говорить властно, когда ты сидишь на кровати в одной рубахе из тонкого льна, а босые ноги касаются каменных плит пола.

— Ваше Величество, — после паузы сказала Мэриэн. Как она ни старалась скрыть усмешку, у неё это не вышло, и Эсфи вспыхнула. Похоже, для Мэриэн она всегда будет той перепуганной принцессой с капризами. — Узник сбежал.

Всего-то! Тяжесть, давившая на сердце Эсфи, растворилась во тьме без остатка. А она думала… она боялась… Эсфи вздохнула свободнее, но тут же встрепенулась снова:

— Узник? Который…

Вопрос застрял у неё в горле. Кто ещё мог сбежать, как не…

— Амарель, — закончила её мысль Мэриэн.

Эсфи хотелось подкинуть что-нибудь в воздух или швырнуть об стену, призвав своё волшебство. Надо было послушать Тарджинью…. Но нет, Эсфи не могла и подумать о том, чтобы казнить Амареля! Он спасал её, спасал несколько раз — и Эсфи хотела, чтобы он жил. Несмотря на все свои злодеяния.

— Опустите руки, Ваше Величество. Встаньте. Позвольте, я затяну вам пояс. Теперь можете опять сесть.

Скоро Эсфи была одета в голубое платье из плотной ткани, а Мэриэн с явным удовольствием причёсывала ей волосы. Теперь стало понятно, почему Мэриэн не позвала служанок — давно ей не приходилось выполнять их обязанности, и Мэриэн, наверное, соскучилась по тем, прежним временам!

— Сбежал, — повторила Эсфи, и её руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. — Но ведь Башню Смерти охраняли. Сверху стража, снизу люди ди Гунья. И кольцо… оно перестало действовать?

При мысли об этом Эсфи чуть не вскочила. Ей представились обугленные трупы стражников, и если так и есть, это её вина!

— Нет, — ровным тоном отозвалась Мэриэн, завязав косу Эсфи лентой.

— Тогда что случилось? — потребовала Эсфи; у неё снова прорезался «королевский голос».

— У дверей ждут стражник Гэстед и двое гафарсийцев. Они расскажут, — Мэриэн принялась заплетать вторую косу. Покончив с этим, она помогла Эсфи надеть на ноги шерстяные шусы до колена — по гафарсийской моде. А затем настал черёд кожаных башмачков.

— Зажжём побольше свечей, — Мэриэн направилась к столу.

— А моя корона? — напомнила Эсфи. Ей нравилась маленькая золотая корона, усыпанная жемчугом.

Мэриэн фыркнула:

— Простите, Ваше Величество. Запамятовала.

Эсфи была готова рассердиться, но ей вдруг пришло в голову, что за этим странным поведением Мэриэн могла прятать свою… растерянность. И ещё что-то.

Эсфи задумалась. Останься Амарель в башне, с ним наверняка бы ничего хорошего не случилось. Вернулась бы, к примеру, Тарджинья из Гафарса — и попробуй уследи за ней. Так может, втайне Мэриэн радовалась, что Амарель сумел скрыться?

Тем временем Мэриэн вернулась к Эсфи с короной в руках.

— Теперь вы готовы, Ваше Величество, королева Эсферета, — пригладив ей волосы и увенчав их короной, Мэриэн отступила на пару шагов. Эсфи села прямо, сложила руки на груди и призвала своё волшебство…

***

Вид у стражников был жалкий и помятый. На голове у Гэстеда зрела шишка, один из гафарсийцев недосчитался зубов в схватке с неведомым противником, а ухо другого покраснело и распухло. Эсфи нахмурилась и чуть-чуть приподняла кровать, чтобы та парила в воздухе. Гэстед тем временем опустился на колени, а следом за ним и те двое.

II

Кариман был настоящим великаном — рядом с ним Амарель чувствовал себя карликом, хотя на рост никогда не жаловался. Помимо этого, Кариман был очень силён — пожалуй, он сумел бы нести Амареля на руках, как ребёнка, без видимых усилий. Так и сказал: «Если боишься лететь рядом, я возьму тебя на руки. Хан повелел, чтобы я тебя доставил живым и невредимым». Амарель решительно отказался — он перестал бояться высоты ещё с тех пор, как научился летать верхом на драконе.

Правда, с Кариманом всё оказалось совсем иначе. Амареля несло вперёд, как поднятый вихрем камень, и под ним не было такой надёжной опоры, как спина Сверна. То и дело в лицо бил холодный ветер, заставляя задыхаться. К тому времени, как Амареля опустило на заснеженную землю в лесной местности, он готов был вопить от облегчения.

— Славный полёт, а? — Кариман с шумом приземлился рядом, стукнув о землю своим посохом. На лице великана неудержимо расплывалась самодовольная улыбка. — Будет тебе что рассказать детишкам в старости!

Он говорил на бей-ялинском языке со странным акцентом, произнося «б» вместо «п» и «и» вместо «е», словно ихранджанские купцы. Между тем, Амарель сильно сомневался в том, что доживёт до старости, но выжал из себя улыбку. Рассказов и без Каримана набралось бы…

Теперь они сидели на дереве, которое Кариман выдрал своими могучими руками из земли, а ветки с этого дерева были сложены для костра.

— Помню, всю страну Афирилэнд вдоль и поперёк изошёл, — говорил Кариман, вынимая огниво из походной сумки, висевшей у него на боку, — а в столице не был, вот и побывал, а жаль, что недолго.

Амарель только кивал и вымученно улыбался время от времени — он ещё не отошёл от полёта.

— Хан о тебе сильно беспокоился, — словоохотливо продолжал Кариман, разжигая костёр, — словно сына родного вернуть желал. Чем ты ему так угодил?

Казалось, холод Каримана ничуть не тревожил, хотя на нём был простой чёрный халат, рубаха и штаны. Ни мехового плаща, ни шапки.

— Было дело, — скупо ответил Амарель, греясь в осознании того, что Эрекей его не бросил. Кариман говорил так непринуждённо, что не было сомнений — он не лгал. Амареля похитили не для того, чтобы казнить с позором. А значит, и Кальфандра его не покинула! Амарель хотел бы вознести молитву благодарности своей богине, но решил, что сделает это в Бей-Яле…

Пламя затрещало, весело облизывая ветки, и Амарель протянул к нему замёрзшие, покрасневшие руки.

— Ты не похож на бей-ялинца, — Кариман достал пару тонких лепёшек из сумки и протянул одну Амарелю. Тот попробовал — немного зачерствела, но вкусная. — Лицо белое, глаза большие. Откуда ты?

— Гафарсиец, — неохотно отрываясь от лепёшки, ответил Амарель. Кариман оживился и принялся рассказывать о том, как побывал в Гафарса — до того, как его превратили в летающий сундук. Амарель слушал рассеянно, откусывая от лепёшки, пока Кариман не упомянул имя хана.

— Вот так Эрекей меня расколдовал. Я пообещал, что любое его желание исполню, а сам странствовал по Бей-Ялу, и скажу я тебе, гафарсиец — лучше страны не найти! А я где только не был…

Амарель охотно переспросил бы, как Эрекей расколдовал Каримана, не будучи волшебником, но это означало бы, что Амарель толком не слушал всю историю. Рассердится ещё великан. Сердить его в планы Амареля совсем не входило, хотя болтовня порядком утомила — язык Каримана, похоже, был ещё длиннее, чем его посох.

— Любое желание, — повторил Амарель. Что-то ему это слово напомнило — а вернее, кого-то. Как и словоохотливость Каримана, его карие глаза и короткие волосы цвета каштана. Неужели…

— Я гафарсиец, а ты-то кто? — осторожно поинтересовался Амарель.

Кариман доел лепёшку и снова полез в сумку, на этот раз за куском вяленой конины и бутылью воды.

— Джинн.

Вот оно как! Перед внутренним взором Амареля, как живая, встала Тарджинья — её взгляды, которые обещали расправу, ядовитые речи… Её поднятые руки, с которых хлынул водопад. Огромная сосулька, созданная Тарджиньей, казалось, проткнула Сверна насквозь — и Амарелю тогда почудилось, что у них с драконом одно сердце на двоих, ведь боль пронзила его так же, как и Сверна.

С трудом дожевав остатки лепёшки, Амарель обронил:

— Я… слышал о вас, джиннах.

Кариман важно кивнул, жуя мясо и запивая его водой. После чего болтовня возобновилась:

— О нас ходят легенды! Мой род…

Амарель уставился в огонь. Слова джинна пролетали мимо ушей, пока Амарель думал, что рассказывать про Тарджинью, конечно, не станет. А то как бы лишнего не сболтнуть. Вместо этого Амарель подсел как можно ближе к костру. Кариман, увлечённый собственным рассказом, не заметил, как Амарель и вовсе сунул обе кисти в огонь. Как Эсфи не убьют её же камни, как Тарджинья не захлебнётся в воде, так и пламя не обожгло бы Амареля. Пока в нём есть волшебство, пусть и удерживаемое кольцом.

Амарель вспоминал свою жизнь в Башне Смерти.

***

— Принеси жертву… окропи её кровью руки свои… и вознеси великую молитву, — Амарель выписывал одну букву за другой, стараясь не поставить клякс, — и непременно ответит богиня… Такого не бывало, чтоб не ответила…

Вместо бумаги стражник Гэстед принёс ему желтоватый свиток пергамента, но Амарель и так остался доволен. Он усиленно вспоминал всё, чему его учил Фаресар. Конечно, Амарель знал, что и половину того не запишет, что было в храмовых книгах. Но самое главное… самое существенное…

III

— Ваше Мудрейшество…

— Какие церемонии, уважаемая джинния! Обычно вы называете меня просто «советник».

— Да бросьте! Я хотела спросить…

— Спрашивайте, здесь всё равно никто не услышит.

— Я не о том!

Приветливое гафарсийское солнце за несколько дней растопило весь снег, и зима казалась теплее, чем иная осень, так что народу на ярмарке было невообразимо много. Сначала выступили музыканты, потом уличные шуты, теперь настало время зверей. Тарджинья вспомнила, что хотела больше на ярмарки не ходить, но отмахнулась от этой мысли. Выглядывая из толпы, она во все глаза смотрела на танцующих медведей и огненно-рыжего верзилу, который играл незамысловатую мелодию на дудочке.

— Я хотела спросить, как они этого добились? — снова повернулась Тарджинья к советнику. Кереске был одет, как простой горожанин — по его собственному признанию, он любил гулять по Фаарне и смотреть, чем живут обычные смертные. А чтобы чувствовать себя увереннее, Кереске носил за пазухой ларма. Тарджинья сомневалась, что в некоторых случаях это поможет, но Кереске виднее. Наверное.

— Чего добились? — он потихоньку выбирался из толпы, видимо, устав от шума и толкотни, и Тарджинья неохотно пошла следом. Оглянулась пару раз. Медведь всё так же плясал, толпа радовалась и хлопала в ладоши, кто-то держал на плечах маленькую девочку с тёмными косичками, и та взвизгивала от восторга.

— Чего-чего, — проворчала Тарджинья себе под нос и громко ответила: — Танца! Если бы я умела приказывать животным, я бы, конечно, поинтереснее что-то придумала, чем пляски, но и это неплохо…

Кереске, не оборачиваясь и неторопливо шагая прочь, объяснил:

— С детства медвежат ставят на лист раскалённого металла, заставляют перебирать ногами… и получается танец! А проделывают это под музыку. Чтобы медведь запомнил, и потом ему металл не понадобился. С этими зверями обращаются дурно, уж поверьте мне.

— Что?! — Тарджинья решила, что ослышалась. Ладно ещё лошадь загнать, будучи вне себя… или быка хворостиной отстегать… но такое!

— Пойдёмте скорее, — усмехнулся Кереске, — пока вы не кинулись на этого рыжего, Тарджинья.

Она скрипнула зубами. Теперь доносившиеся до неё звуки дудочки вызывали не веселье, а отвращение.

— Иногда, — философским тоном продолжал Кереске, — мне кажется, милая джинния, что я сам — как этот медведь. Жизнь при королевском дворе приучила меня к самым разнообразным «танцам».

Тарджинья догнала его и пошла рядом.

— У вас больше свободы, чем у несчастного медведя, Ваше Мудрейшество. И у вас есть лармы. Сами же говорили, что собрали достаточно сведений, чтобы король понял, что за его спиной плетут интриги, — шепнула она на ухо советнику.

Кереске кивнул с задумчивым видом.

— Верно. Но есть одна загвоздка — король меня и слушать не станет, — также шёпотом откликнулся он.

Тарджинья пнула камешек на дороге и вдруг заскучала по Эсфи и Мэриэн. Простые, понятные люди, подруги, соратницы. А тут изволь выслушивать все эти туманные речи, хотя руки так и чесались устроить за дворцом озеро, и пусть Королевские Лисы там барахтаются, пока не признаются! Но Кереске собирался торжественно преподнести королю целую кипу бумажек, чтобы тот отдал приказ схватить Лисов. А теперь и вовсе заявил, что король его не выслушает! У Тарджиньи уже голова шла кругом.

— И что тогда делать?

— Потерпите, Тарджинья. Мне осталось немного, чтобы закончить своё расследование. Наше, — поправился Кереске — наверное, ларм ущипнул его. — С моими друзьями.

Тарджинья захихикала, какой-то прохожий удивлённо посмотрел на неё — и поспешил отвернуться, отчего она снова помрачнела.

Сражение с драконом оставило Тарджинье на память шрамы, и не только на теле, но ещё и на лице. Один шрам пересекал щеку, другой, поменьше, остался на подбородке. Релес ничего с этим поделать не смог, пудрить их было бесполезно, и временами на Тарджинью накатывала бессильная злость. Одно зеркало во дворце короля Аранжи она недавно разбила, толкнув изо всех сил.

— Завтра утром придёте ко мне, — сказал Кереске, когда они приближались к дворцу, и молчание начало тяготить обоих. — Поговорим о всяких пустяках, — тон у него сделался многозначительный.

— И сразу к королю? — еле слышно спросила Тарджинья. Представила себе, как разоблачённые маги нападут, пытаясь убить Кереске, она сшибёт их с ног волной воды, а потом заставит интриганов захлебнуться.

Кереске медленно наклонил голову в знак согласия. Тарджинья облизнула губы:

— Наконец-то! Я здесь две недели, а мы с вами только разговариваем, шатаемся по городу, навестили Ирзу, а я даже на один бал успела сходить…

Кереске тихо смеялся.

— Вам смешно, а я домой хочу! То есть, не домой, — Тарджинья сконфуженно умолкла, сообразив, что она только что сказала. — В Афирилэнд.

— Скоро вернётесь, — пообещал Кереске, дружески пожав ей руку. — Погостите… и вернётесь. И забудете бедного одинокого старика.

— Скажите, — шепнула Тарджинья, — а вам мой водяной шарик хоть раз пригодился?

Кереске с извиняющимся видом выпустил её ладонь:

IV

Шар на металлической подставке был небольшим, величиной с детскую ладонь. Матово-белая поверхность не отражала ничего, и Мэриэн обратила к Лойсу вопросительный взгляд. Лойс — высокий, с резкими чертами лица и залысинами надо лбом, — подошёл к столу, за которым обычно сидели члены королевского совета, а сегодня одна только Мэриэн, и поклонился:

— Разрешите, Ваша Светлость…

Он дотронулся до шара, на пару мгновений прикрыв глаза; наблюдая за Лойсом, Мэриэн увидела, как задрожали и распахнулись его веки, и покосилась на шар. Ничего не изменилось, но Лойс заговорил, как если бы перед ним развернули картинку:

— Здравствуй, брат. И я тебя слышу.

Мэриэн барабанила пальцами по столу, сидя прямо и стараясь не обращать внимания на то, как неудобно ей было в новом платье. И следила за тем, как нетерпение на лице Лойса сменилось досадой, а затем — лёгким беспокойством.

— Никого? Совсем никого не нашли? Значит…

— Погоди, — перебила его Мэриэн. — Передай Юэну, что теперь дэйя, которые заставят кольцо действовать дольше, искать не надо.

Лойс недоуменно моргнул: до него ещё не дошла новость о бегстве узника Башни Смерти. Как только Мэриэн объяснила, в чём дело, Лойс выругался от души, но тут же покраснел:

— Прошу прощения, Ваша Светлость.

— Ничего, — равнодушно бросила Мэриэн — у неё были заботы поинтереснее, чем ругающиеся при ней подданные. — Судя по всему, он на пути к Бей-Ялу. Вот что, — Мэриэн провела ладонью по шару — на ощупь у него была шероховатая поверхность, — не уходи далеко. Возможно, я поручу вам с Юэном что-то ещё.

— Будем рады услужить, — оживился Лойс. Вероятно, он хотел стать чем-то большим, чем просто ростовщик — да и любой бы на его месте хотел бы.

Лойс забрал свой шар и удалился, а Мэриэн откинулась назад в кресле и поморщилась. Платье жало в боках — придётся либо меньше есть, либо отдать его королевской швее. Мэриэн пришла в голову мысль, что надо бы придумать в Афирилэнд что-то среднее между мужской и женской одеждой. Пожалуй, это напоминало бы бей-ялинский халат со штанами… Удобство — вот чего не хватало красивым женским платьям, украшенным вышивкой и драгоценными камнями.

— О чём ты думаешь! — Мэриэн шлёпнула ладонью по столу, рассердившись на саму себя.

До этого ли было, в самом деле? Амарель сбежал. И вполне вероятно, избавился от кольца — это же не ошейник на шее… Конечно, Мэриэн погорячилась, сказав Эсферете, будто бы пожалеет о том, что они оставили Амареля в живых. Нет, пусть живёт долго и счастливо, только вдали от Афирилэнд.

— Светлая леди Мэриэн! — раздался за дверью грубоватый голос — он великолепно подошёл бы рыцарю на могучем коне. Мэриэн улыбнулась — это был всего лишь Кагард Стремительный.

Правда, теперь не «всего лишь», а граф Кагард Саффе, который за своё участие в повстанческой войне получил не только место в королевском совете, но и земли графа Кериэльского.

— Заходите, Кагард, — Мэриэн приняла полную достоинства позу.

Кагард с его ростом, широкими плечами, твёрдым взглядом стальных глаз выглядел не хуже рыцаря из старинных легенд. А уж после того, как он стал графом, а не вождём оборванцев с Севера… Определённо, он был хорош.

— Пришёл вам кое-что сообщить, — Кагард дёрнул себя за аккуратно подбритую бородку. Вид у него был хмурый. — Мой человек допросил тех троих, как вы и желали, светлая леди Мэриэн. Они твердят своё. Мол, налетел Чёрный Путник, унёс пленника, и всё. Рядом леса, свидетелей не было…

Мэриэн помнила, как она обратилась к Кагарду с этой просьбой. Добавила, что Её Величество требует, чтобы Гэстеда и тех двоих гафарсийцев не подвергали пыткам. «Понимаете, мне не хотелось бы недовольства королевы», — и Мэриэн выразительно заглянула Кагарду в глаза. Тот хитро улыбнулся: «Есть у меня один человек. И без пыток всё выяснит, верите ли». Мэриэн решила, что задавать вопросы об умениях этого человека не стоит. Главное, что Эсфи можно сказать — пыток не было.

Глядя на Кагарда, Мэриэн закусила губу. Можно смело поручиться, что человек с такой челюстью доведёт любое дело до конца.

— Надо думать, Путника послал хан, и ему хорошо известно, кто у нас где сидит. Любопытно, светлая леди Мэриэн, не так ли?

Она кивнула и медленно проговорила:

— У меня была ещё одна мысль — что всё гораздо проще… стражников подкупили, чтобы они тихо убили пленника, а потом где-нибудь закопали, — Мэриэн посмотрела Кагарду в лицо, и он, казалось, немного напрягся. Но тут же возразил:

— Ни в коем случае, леди Мэриэн! Это явное неповиновение королеве. У нас во дворце нет никого, кто решился бы пойти против её воли.

«Я знаю, по меньшей мере, одну такую, но она сейчас в Гафарса, — подумала Мэриэн. — Что там ещё? Остальные, кто был в башне, не видели, не слышали…»

— Благодарю вас, Кагард, — она добавила в свой голос тёплых ноток. И, кажется, перестаралась.

Кагард мгновенно оказался рядом и, подхватив руку Мэриэн, приложился к ней губами. А казалось бы, не так давно злился, что это не его назначили главнокомандующим, а Мэриэн. Вероятно, сейчас, в платье, она нравилась ему больше.

— Служить Её Величеству и вам, герцогиня — не только честь, но и удовольствие.

V

— Ихранджанские зубочистки — это лучшее, чем я отбеливал зубы! А я что только не пробовал. Слышал ещё, что там, где много яблок, зубы протирают мякотью, — Кариман покопался в своей сумке, вынул пару веточек и сунул Амарелю под удивлённое молчание всего семейства Рисхан. Такие господские забавы, как отбеливание зубов, им явно были неведомы.

— Я тоже… слышал, — Амарель покосился на любопытных смуглых детишек, сидевших рядом с ним, и спрятал обе веточки за пазухой. — Весьма… признателен.

Он не был уверен, стоит ли благодарить за такую мелочь, но ведь Кариман, не раздумывая, делился всем, что у него было, не только зубочистками. А за еду и воду Амарель забыл его поблагодарить.

— Э, Кариман, — заговорил отец семейства — он выглядел как человек средних лет, но уже седой, — расскажи нам про Ихранджан!

Дети, приученные молчать, пока говорят взрослые, привычно жевали чёрствые лепёшки, запивали водой и слушали. В семействе Рисхан было шестеро детей, и старшие девочки выглядели такими же юными, как Тарджинья, а младшие — как Эсфи. Но отец гордо сообщил гостям, что уже весной выдаст замуж всех четырёх.

Одна из девочек, с бесчисленными чёрными косичками на голове, толкнула сестру в бок, указала на Амареля, и обе зашептались. Амарель неловко отвернулся и услышал, как Кариман пустился в рассказ:

— Ихранджанцы — народ чудной! Вы бы слышали, что они сочиняют о джиннах. Мы и кости едим, мы и любой облик принимать умеем…

— Кости! — повторила жена Рисхана и приглушённо засмеялась.

— Иногда они не лгут, — в тихом деревенском домишке голос Каримана был особенно звучным, — раньше мы соль не ели. Такой старинный обычай. Никогда этого не понимал…

— Соль ещё найти надо, — рассудительно заметил Рисхан.

Амарель понимал, о чём он говорит. В Гафарса соль считалась небывалой роскошью, она могла появляться только на столах у господ. В рассказах путешественников, которые Амарель читал в храме, говорилось, что в иных странах соль была как деньги, из неё даже монеты делали.

— В Ихранджане и бедняки находят! — Кариман сделал энергичный жест своей огромной рукой и едва не задел хозяина. — А поскольку джинны соли не ели, пошло поверье, что от них можно защититься солью! Рассыплешь на пороге — и джинн не зайдёт.

Рисхан неодобрительно покачал головой, погладил бороду и изрёк:

— Что взять с богатых! Они не только солью, хлебом и тем разбрасываются!

Амарель усмехнулся — завтра его ждут те самые богатые, швыряющие объедки на пол и спьяну заливающие пол куумсом, но, конечно, говорить об этом не стал. Он старался помалкивать, благо Кариман не упомянул о том, что Амарель — Великий жрец и покоритель елмаузов. Говорили здесь Рисхан, его жена — молодая, но рано увядшая женщина, — и Кариман, друг семьи.

— А помнишь, как сюда пришёл, в Улкир? — Жена Рисхана заварила чай из трав, налила гостям и ещё молока в него добавила.

— Помню, — Кариман повернулся к Амарелю, благожелательно улыбаясь, — а вот мой спутник не слышал эту историю!

История оказалась коротенькой, но впечатляющей. У Рисхана была единственная корова, и подчас она оказывалась спасением всего семейства от голода. Однажды корову чуть было не задрал волк, а спас проходивший мимо Кариман.

— Я путешествовал, — объяснил Кариман, попивая чай из старой глиняной кружки, — это было летом, и как увидел волка…

— Свернул ему шею голыми руками! — восторженно пропищала девочка с косичками, но мать тут же наградила её суровым взглядом. Девочка насупилась и умолкла.

Амарель чуть не поперхнулся и невольно взглянул на руки Каримана, похожие на узловатые корни столетнего дуба. Нетрудно поверить, что великан на такое способен! Вспомнилось, словно из прошлой жизни, как сам Амарель и Мэриэн вдвоём прогоняли волка, а сзади шмыгала носом Эсфи…

— Пора готовиться ко сну, — сказал Рисхан, когда гости допили чай. — По обычаю, вы ляжете с краю. Кому ночью надо будет выйти, тот выйдет. Но в лес, — он переглянулся с женой, — не ходить!

— Волки? — безо всякого страха спросил Кариман.

— Нет. Не спрашивайте, — глубокая складка прорезала широкий лоб хозяина.

Жена Рисхана убрала все следы жалкого пиршества, ей помогали девочки. Тем временем, мальчишки осмелели, достали откуда-то старую обглоданную кость, и Кариман изобразил, как пытается её съесть.

— Нет! Не идёт, — звуки его хохота заглушали тонкий детский смех. И не узнать в добродушном великане того, кто налетел на Гэстеда и гафарсийцев и каждого ударил посохом!

Спать пришлось на соломе, расстеленной на полу. Амарель позаботился о том, чтобы лечь ближе всех к двери — сна у него не было ни в одном глазу, и он хотел ночью выйти. Тем более, что в тесном домишке было душно и неуютно. Может, после небольшой прогулки удастся заснуть, а наутро уже новый день, и впереди Сархэйн, по которому Амарель успел соскучиться. Хан Эрекей… Действительно ли он беспокоился — или сожалел, что потерял своего приближённого колдуна, который мог быть очень полезным? Амарель задумчиво хмурился в темноте, укладываясь спать, а потом хозяева потушили огонь.

***

Ночь была ясная и холодная, но без снега, и это радовало — надоели афирские сугробы. Прежде чем вернуться в дом семейства Рисхан, Амарель постоял на улице, глядя вверх, на тёмное небо, где изогнутым лезвием вырисовывался полумесяц. Лунные боги — вот с кем предстоит расправиться в Бей-Яле, снести все святилища и воздвигнуть на их местах храмы Кальфандры. Жаждал ли этого Амарель? Раньше он с охотой ответил бы «да», а теперь ему стало тоскливо, да и хан может с ним не согласиться. Всё ведь переменилось.

VI

Тарджинья сидела в постели, завернувшись в тёплое шерстяное покрывало, и весело болтала со служанкой о том, какая нынче чудесная погода, и о том, что пять купален в одном городе — это мало.

— А у вас, Ваша Светлость, как было в Долине Фалеала? — спросила Маргрета почтительным тоном. Она уже знала, где живёт старинный род, к которому принадлежала Тарджинья, и интересовалась его обычаями — то ли искренне, то ли затем, чтобы угодить. Тарджинье было всё равно. Главное, что она могла рассказывать без умолку, а собеседница ахала, охала или удивлённо округляла глаза.

— У нас там в горах речка была, — Тарджинья причёсывала золотым гребнем волосы, и настроение ей не испортило даже зеркало напротив кровати. — Вам, людям, вода в этой речке показалась бы ледяной! Но мы, дочери рода Фалеала, каждый день мылись, и ещё на бережку сидели голые на спор — кто первая не выдержит и оденется, та проиграла!

Наверное, Маргрете хотелось воскликнуть: «Срам-то какой!», но она промолчала и вместо этого принесла Тарджинье свежее платье из сундука. Белое, конечно. Тарджинья смутно вспомнила, что надевала что-то похожее в прошлый раз.

— А если бы молодые господа джинны увидели вас на берегу реки? — Всё-таки очень чесался у Маргреты язык!

Тарджинья хихикнула, отложив гребень в сторону:

— Так и веселее!

Её забавлял потрясённый вид Маргреты.

За разговорами подоспело время завтрака, но у Тарджиньи были другие дела. И голода она не чувствовала, только волнение. Тарджинья попудрила шрамы на лице, чтобы выглядеть как можно лучше, и заспешила к советнику Кереске.

В коридоре она чуть не налетела на — кто бы мог подумать? — лекаря Миэрко. И сердечно улыбнулась ему. К сожалению, нахмуренные седые брови Миэрко ясно давали понять, что удовольствие от встречи получила только Тарджинья. Он окинул её шрамы мимолётным взглядом, но промолчал.

— Доброе утро, уважаемый лекарь, — ещё слаще улыбнулась Тарджинья, в свою очередь, давая понять, что так легко он от неё не отделается.

— Доброе, госпожа Тарджинья, — Миэрко, как и шедший рядом стражник, излучал всем своим видом недовольство. — Простите, но я спешу.

Улыбка слетела с лица Тарджиньи. Она как-то и позабыла, что появление лекаря ничего хорошего означать не могло.

— Кто болен?

— Меня вызвали к Его Мудрейшеству, — сдержанно объяснил лекарь. — А теперь, будьте добры, посторонитесь!

Тарджинья отступила к стене и смотрела, хмурясь, как Миэрко и стражник исчезли за углом. Топот их ног удалялся, затем раздались голоса, хлопнула дверь, и Тарджинья осталась стоять в тишине. Если не считать щебета придворных дам в библиотеке, которая располагалась в другом конце коридора.

Кереске! Всё утреннее настроение исчезло без следа. Что с ним стряслось? Вчера он был совершенно здоров! Неужели Лисы?.. Тарджинья дёрнула себя за ворот платья и оторвала шёлковую розочку, которая и так еле держалась.

— Мелочь, а досадно, — послышался чей-то голос. Он навевал мысли о пироге с обильной сладкой начинкой, в которую пихнули пару ложек яда и сверху полили сиропом. Тарджинья развернулась — и узнала Иамракаса.

Белочка Вирра сидела у него на руках и что-то ела с ладони. Иамракас поймал взгляд Тарджиньи и сожалеюще покачал головой:

— Плохо началось утро, а?

Тарджинья отбросила розочку, сосредоточилась на ухмыляющейся физиономии Иамракаса и представила, как вода льётся ему на голову.

— Что вы творите! — Иамракас и его белка заверещали одновременно. Пышный хвост Вирры стал мокрым и обвис, а по лицу Иамракаса медленно стекали капли. От злости он весь затрясся.

— Да вы… да как вы смеете…

Тарджинья шагнула к нему и наградила такой перекошенной улыбкой, что Иамракас поёжился и отпрянул, прижимая к себе белку.

— Что «вы», паршивый ты любитель зверей? Зачем тебя прислали твои хищники?

— Мне велели передать вам, — прошептал Иамракас, отступая ещё дальше, — чтобы вы не смели… вставать на пути у Королевских Лисов…

Глаза Тарджиньи сузились. Было нетрудно устроить так, чтобы от воды Иамракас раздулся, словно старый бурдюк, каких много в Ихранджане… и лопнул! Кажется, он прочитал это намерение в её лице, поскольку затрясся уже от страха и вжался в стену.

— Хотел грозно предупредить, а вышло не очень, — ухмыльнулась Тарджинья. Она бы разорвала Иамракаса, заставив белку удрать в испуге, если б не мысль, что этот человек — просто марионетка. Срывать на нём злость было бы… неправильно.

— Я вам передал… а дальше дело ваше, — осторожно, боком, Иамракас стал отходить от Тарджиньи. Уже решив, что сумеет сбежать, он тихо добавил:

— Вот советник не уберёгся…

Плюх! Огромная волна воды обрушилась на Иамракаса, сбив его с ног вместе со злополучной Виррой. Не обращая внимания на визг и вопли, Тарджинья пошла прочь, обрывая с ворота пару оставшихся розочек и еле сдерживаясь, чтобы не устроить во дворце наводнение.

Ярость стучала у неё в голове, как молот.

***

— Вы бы поели чего, Ваша Светлость, — Маргрета стояла перед ней с подносом в руках, словно заботливая тётушка. И накричать бы, чтоб убиралась прочь, но ведь служанка искренне беспокоилась. Тарджинья с усилием заговорила, боясь, что голос сорвётся:

VII

Недаром говорили старики: шаг за шагом будет дорога, капля за каплей — озеро. С юных лет Эрекей уверял себя, что ему предназначено править великой Империей. Он был третьим сыном старого хана, младше — только ленивый и беззаботный Теркай. И если бы Эрекей ждал, пока наступит его очередь стать ханом, прошли бы многие годы. Но ведь любое препятствие можно убрать с дороги…

Эрекей отпил куумса, размышляя о прошлом, а у ног его скорчился едва живой от страха толстяк. Младший брат. Эрекей милостиво ему улыбнулся.

— Отчего же ты не пьёшь, Теркай?

Перед глазами снова встали воспоминания. Старый хан долго болел и упрямо не хотел умирать. У его ложа сидела бывшая рабыня, которая стала ему верной женой и ухаживала за ним. Эрекей помнил, какая душная вонь стояла в комнате, как слезились глаза отца и тихо плакала его жена.

Старый хан умер своей смертью. На отца у Эрекея не поднялась рука…

— Я и так много пил, — голос Теркая вернул Эрекея в настоящее. — Там, в стране желтоволосых.

Теркай облизывал сухие губы и смотрел красными, воспалёнными глазами. Его опасения можно было понять — недавно у него на глазах погиб великий бей Кермас. Тот, кто помогал Теркаю править в Афирилэнд.

Верный Бахар хладнокровно задушил бея, пока Эрекей пил куумс, подливая заодно брату, и слушал, как музыканты играли на сурне. Бездыханное тело бея упало к ногам Теркая, и, вмиг протрезвев, он завопил... С того дня Эрекей не вызывал брата к себе — думал, как с ним поступить. Велел бы казнить, но что-то мешало, удерживая карающую длань.

— Пей, — жёстко сказал Эрекей, протягивая брату чашу, и тот был вынужден трясущимися руками взять её. — Хотел бы отравить тебя — ты бы уже очутился на том свете.

Теркай кивнул, едва не роняя чашу. Пухлые щёки его обвисли, под глазами пролегли тёмные круги.

— Я… я на твоей стороне, Эрекей. Я всегда на твоей стороне.

Так оно и было. Субэй подавился костью, Сармай утонул, купаясь в реке, и сначала Теркай думал, что братья погибли по воле злых духов. Поняв, что единственным злым духом был Бахар на службе у Эрекея, младший брат лишь посерел и сказал:

— Я на твоей стороне. Нет нужды убивать и меня.

Эрекей ему поверил. Может быть, потому, что и Теркай безоглядно ему верил. А может, по другой причине.

И когда жена покойного хана с кинжалом подкралась к Эрекею, её руку перехватил Теркай. Тогда он был гораздо моложе и проворнее, и над воротником его халата не болтались три подбородка…

— Теркай, — задумчиво сказал Эрекей, глядя, как тот пьёт, и изо рта у него стекают белые капли. — Брат.

Теркай поспешно отвёл чашу от губ.

— Помнишь, что я тебе говорил?

Теркай наклонил голову так, что его мокрые подбородки коснулись груди — он помнил.

Великая Империя. Она должна была простираться от тех краёв, где зимой снимали урожай, до земли, в которой и летом стоял холод. Слово хана Эрекея. Закон хана Эрекея. И жива была мечта привести бей-ялинцев в степи, откуда их некогда прогнал Нирам Завоеватель. Но всему своё время.

— Достойная цель, — прошептал Теркай, когда Эрекей впервые рассказал ему о своих планах, и посмотрел на брата с уважением. Доселе ханы боролись за власть ради самой власти, пытались упразднить Совет великих беев. А Эрекей возмечтал о грандиозном.

— Ты станешь величайшим ханом! — И эти слова Теркая звучали искренне.

Сейчас, глядя на перепуганного брата, Эрекей воскрешал в памяти другого Теркая. Того, кто дружески протягивал руку, поддерживал взглядом и одобрял всё, что говорил Эрекей.

Старшие братья были из другого теста, принадлежали старой эпохе с её мелкой грызнёй за крохи власти, чтобы потом упиваться ею и заставлять приближённых целовать себе ноги. Но Теркай мыслил иначе. Когда-то.

— Что скажешь теперь? Когда нет Совета беев, когда власть полностью в моих руках? — Эрекей хотел услышать правду, но едва ли он дождётся её от нынешнего Теркая. Жир и страх — вот всё, что он собой представлял.

— Ты… поступил правильно, брат, — Теркай нехотя пил куумс, но отставить чашу не смел. — Тебя… нас… ждёт великое будущее.

Эрекей отвернулся и крикнул:

— Бахар!

Теркай снова задрожал. Лицо его стало пепельно-серым, глаз задёргался.

— Что я сказал не так, брат?

Не отвечая ему, Эрекей дождался, пока на пороге комнаты возникнет могучая фигура полуобнажённого и босого раба. За поясом у Бахара торчали два кинжала в ножнах, лицо — как у бронзовой статуи.

— Нам нужны певицы. У брата дурное настроение, — и, поймав взгляд Теркая, Эрекей коротко рассмеялся и потрепал его по плечу.

Осмелев, Теркай спросил:

— Тебе и Амрел для создания Империи нужен?

Эрекей убрал руку и помолчал.

— Да, брат. Он мне нужен.

***

Илькам был моррейцем — жителем когда-то покорённого бей-ялинцами небольшого княжества на западе. Моррея оставалась верна своим обычаям, несмотря на то, что веру в лунных богов там приняли, и в каждом городке стояло по святилищу. Моррейцы продолжали носить свои длинные туники, отращивать бороды до пояса, писать книги на своём языке, а князья Морреи не падали ниц перед ханами, а лишь склоняли головы.

VIII

Если б Амарель мог просто развернуться и убежать, он бы так и сделал, прежде чем подняться по ступенькам ханского дворца. Но он медлил — и в голове билась мысль, что уже поздно. Ему оставалось уповать на Кальфандру, и Амарель вдруг вспомнил, что так и не вознёс молитву благодарности своей богине. Разгневается ли она? Накажет ли?

Кариман шёл на пару шагов впереди, помахивая посохом, а на Амареля не оглядывался. Слуги молчали. Напряжение Амареля всё росло, и к тому времени, как один из слуг постучал к Эрекею со словами: «Могучий хан, пришли гости», Амарель почти ожидал услышать смертный приговор.

Но ничего не случилось.

— Пусть заходят, — разрешил хан.

Кариман посторонился, чтобы Амарель вошёл в комнату первым.

Эрекей стоял посреди комнаты — и едва Амарель поднял на него глаза, как хан коснулся его плеча. Заглянул в лицо, улыбнулся — по-настоящему улыбнулся!

— Амрел, сынок. Вот ты и здесь.

Задохнувшись от неожиданности, Амарель опустился на колени.

— Мой хан! Я подвёл вас… Я прошу прощения! — Эта небольшая покаянная речь была приготовлена заранее, но хан встретил так тепло, что в голосе Амареля прорвались искренние нотки.

— Ты сделал, что мог, — возразил Эрекей. — Джинн!

Амарель оглянулся через плечо — Кариман всё так же стоял на месте, упирая посох в пол. Ни оживлённой болтовни, ни даже приветствия. Но Кариман слегка поклонился.

— Ты свободен, — сказал ему Эрекей. — Будь почётным гостем.

— Сожалею, но не могу, — Кариман ответил предсказуемо, но Амарель всё равно испытал нечто, похожее на сожаление. — Попутешествую, а может, и домой полечу.

— Домой — это хорошая мысль. Говорят, чем отказаться от родины, лучше жизни лишиться, — заметил Эрекей. — Прощай, джинн.

Амарель услышал тяжёлые шаги уходящего Каримана. Вот и всё.

— Встань, — как будто спохватился Эрекей, обернувшись к Амарелю. — Джинн не пожелал пировать, но ты, я знаю, не откажешься.

Лёгкая улыбка вновь скользнула по его лицу, и Амарель поспешно поднялся на ноги.

— Не откажусь, мой хан.

Только сейчас он заметил, что в углу комнаты неподвижно сидел раб Эрекея…

Амарелю наконец-то удалось помыться, как следует — в Башне Смерти в его распоряжении было лишь корыто с водой. Куртку и штаны из драконьей кожи Амарель отложил на будущее, когда понадобится идти в какой-нибудь поход. Ему принесли новую рубаху, халат и штаны, как в тот день, когда он оказался в доме Мархыса. Амарель отогнал воспоминание, тут же испортившее ему настроение, и потребовал гребень. После того, как ему удалось привести свою шевелюру в порядок и потуже завязать лентой, Амарель счёл, что он готов пировать с ханом.

Его ждал не только Эрекей, но и Теркай, который уже приступил к разложенным на подносах блюдам, и потому губы его лоснились от жира.

— Добрая встреча, покоритель елмауза, — утирая рот, приподнялся со своих подушек Теркай. Лучше бы он молчал.

— Елмауз, — задумчиво произнёс Эрекей, жестом показав Амарелю, чтобы сел рядом с ним. — Расскажи, что с ним случилось?

Взгляд Эрекея остановился на кольце, которое будто вросло в палец Амареля.

— Да, мой хан, — Амарель впервые пожалел о том, что музыканты, которых позвал Эрекей, никак не начнут играть на сурне — они ждали его знака.

Пришлось, усевшись на подушки рядом с ханом, рассказать о гибели Сверна. Даже сейчас Амарель с трудом верил, что дракона больше нет. Он скосил глаза в сторону окна — неужели там, в далёком сером небе, не мелькнёт крылатая тень?

— Значит, елмауз мёртв, — Эрекей ронял слова, как камни.

Амарель только и сумел, что кивнуть. А затем он почувствовал на своём плече руку и услышал:

— Был у меня любимый конь. Я звал его Ветер — как многие зовут своих быстрых коней, — Эрекей усмехнулся. Голос его звучал непривычно мягко. — Ветер был мне лучшим другом. А потом он заболел и умер. Помню, я не мог в это поверить. Думал, он поправится и встанет… я вскочу на него… и мы полетим вперёд, как обычно.

Эрекей чуть сжал плечо Амареля, и тот пробормотал:

— Я… понимаю.

— Конечно, понимаешь. Так и я понимаю тебя, Амрел. Ты потерял своего дракона.

Сначала Амарель, поглощённый мыслями о Сверне, не мог взять в толк, зачем хан сравнил того с давно сдохшим конём. Ведь дракон — это не животное; дракон был разумнее многих людей, да и самого Амареля… И тут его осенило — Эрекей хотел показать своё сочувствие. И это был не просто грустный рассказ, а попытка поддержать того, кто… неужели стал, как родной человек?! Мог ли Кариман оказаться прав? Глаза Амареля неудержимо защипало от слёз, хотя до сих пор он старался сдержаться.

Эрекей убрал ладонь с его плеча и крикнул музыкантам:

— Играйте! Да что-нибудь покрасивее!

И по комнате поплыл знакомый звук, похожий на жужжание сразу нескольких огромных комаров, но теперь он казался Амарелю приятным. Украдкой он вытер кулаком глаза, и как раз вовремя, потому что Теркай протянул ему полную чашу:

IX

Со стороны это, наверное, смотрелось забавно: трактир, полный всяких подозрительных людей, а среди них — девочка в коричневой накидке, со шрамами на лице, и большеглазый мужчина с костылями. Но Тарджинье забавно не было — она, может, в последний раз виделась с Ирзой, и почему бы не выпить крепкого гафарсийского эля и не поговорить о прошлом? За пазухой у Тарджиньи сидел ларм Анриэ, да так смирно, что было ясно — слушал он с не меньшим интересом, чем двое бродяг за соседним столом.

Всё лучше, чем во дворце. Лицемерные сожаления короля Аранжи по поводу смерти советника Тарджинья уже выслушала. На переполох из-за таинственного исчезновения его тела посмотрела. От сопровождения на корабль отказалась, с Маргретой попрощалась…

— А помнишь, как мы в плен к людоедам попали? Когда вышли из того городка — как он назывался? — Тарджинья пощёлкала пальцами. — А, Керм-эль-Ден!

Ирза хмыкнул и наполовину опустошил свою кружку. Конечно, он не забыл.

— Они нас откармливали два месяца, а потом мне надоело всё это, и мы сбежали, — хихикнула Тарджинья, и бродяги недоумевающе переглянулись.

— А ещё мы в каждом трактире ждали драки, — это Тарджинья сказала для Анриэ. — Потому что в книгах так пишут. Нет, мол, ни одного дня, чтобы из трактира кого-нибудь не выкинули лицом в лужу!

«Смотри, чтобы сегодня драк не было, — пискнул Анриэ. — Нам ведь на корабль нужно».

«Отойдёт — на другой сядем», — мысленно отмахнулась Тарджинья. На самом деле, она выпила многовато, и хотя на душе стало веселее, но вставать и идти в порт не хотелось. Не лучше ли остаться… и устроить Королевским Лисам небольшой потоп?

«Помни, тебе надо в Афирилэнд», — назойливо звенел голосок Анриэ. Наверняка Его Мудрейшеству ларм столько советов не давал!

— А монстры? — вдруг вспомнила Тарджинья кое-что ещё. — Эти ихранджанцы смешные — они верят в какой-то параллельный мир, где существуют монстры, созданные грехами человеческими. Да, именно так! Помнишь, Ирза? — с запозданием спросила она.

После трёх кружек крепкого эля Тарджинья не удивилась бы, заговори Ирза и скажи ей, что ничего не помнит.

Но он только кивнул, и тогда Тарджинья крикнула, чтобы ей налили четвёртую кружку, и со звоном вывалила на грязный дубовый стол половину своего пухлого кошеля. Теперь бродяги от неё глаз не отрывали, и если раньше Ирза с его ножом за поясом мог кого-то отпугнуть, то сейчас всё, на что он был способен — это размахивать костылями.

…Несколькими часами позже Тарджинья хмуро облокотилась на борт корабля и уставилась в воду. Громкий голос капитана, брань гребцов, сухари — обычное морское путешествие. Немного тошнило, но всё сложилось лучше, чем можно было подумать.

«Еле уплыли», — проворчал Анриэ.

«Так бродяги на мой кошель уставились, их надо было проучить», — Тарджинья вздохнула. В книгах всё расписывали куда веселее: драчуны летели через весь трактир, служанки визжали, хозяин вопил о том, чтобы ему заплатили. В жизни оказалось скучно. Пришлось облить бродяг ледяной водой, вот и всё.

«Хорошо, что ты во дворец хоть не пошла».

Тут Анриэ был прав. Пьяную джиннию Королевские Лисы, вероятно, ещё не видали!

«Главное, Ирза в той драке не пострадал. А даже поучаствовал», — мысленно оживилась Тарджинья, вспомнив, как Ирза треснул своим костылём одного из бродяг по голове.

«А это всё правда? То, что ты рассказывала?»

Тарджинья помолчала, затягивая с ответом — корабль качнуло, и её едва не вырвало прямо в воду.

«Правда. Почти».

«Как это — почти?»

«А вот так. Немного я приукрасила, немного нет! Ты мне лучше вот что скажи, — Тарджинья посерьёзнела. — Советник… он уверял, что Лисы до него никак добраться не смогут. Порчу не наведут, и всё такое. Что случилось-то?»

Анриэ сразу забыл о том, как её отчитывать. Когда он заговорил, голос его звучал так подавленно, что Тарджинья едва не пожалела о своём вопросе.

«Это был один из тех ядов, которые не оставляют следа. И принёс его Кас. Стражник. За ним мы не следили».

«Что?! Он сговорился с Лисами?!» — Тарджинья резко выпрямилась, отчего ей опять подурнело. Хотелось повернуть корабль обратно в Гафарса, чтобы утопить предателя в собственноручно созданном озере!

«Можешь о нём не беспокоиться, — угадал её намерения ларм. — Кас мёртв».

Тарджинья расслабилась и глубоко вдохнула морской воздух.

«Вы его убили?»

«Я», — поправил Анриэ.

Было смешно и в то же время жутковато представлять этого маленького человечка убийцей. Но Тарджинья не собиралась его осуждать — она сама поступила бы так же. Предатель иного не заслужил. Кереске доверял ему, и насколько Тарджинье было известно, доверял много лет. Интересно, чем Лисы подкупили верного в прошлом человека? Что они ему наобещали?

«Я поступил просто. Кас получил в награду за предательство артефакт. И обещание, что Лисы его обучат, — продолжал Анриэ. — Я… этим самым артефактом…»

«…Убил?» — закончила за него Тарджинья.

«Да», — кратко ответил ларм.

X

Гроб королевы Агрей был сделан из дерева эрмера — оно прочнее, чем дуб, а растёт на востоке страны. Эрмера, как помнила Эсфи со слов учителя, были низкими и очень толстыми. А летом сиреневые листья на фоне тёмной коры, наверное, создавали ощущение сказки.

Сейчас Эсфи, разумеется, было не до сказок. Она стояла в королевском склепе, где хоронили потомков Райланда Неистового на протяжении столетий, и водила пальцем по гладкой древесине гроба.

После дворцового переворота лорд Дайвель был вынужден похоронить, как подобает, королеву, которую сам же отравил через преданных ему людей. Если бы Дайвель не провёл по Эльдихаре скорбную процессию, в народе обязательно пустили бы слух, что королева жива. Нет, хоронить надо было со всей пышностью.

Глаза Эсфи затуманились от слёз. Ей хотелось бы думать, что, открыв гроб, она увидела бы мать такой же, как при жизни, но это бывает только в сказках. Намажут волшебной мазью тело героя — и оно остаётся нетронутым. Не оглядываясь, Эсфи махнула рукой — и все, кто сопровождал её, молча отошли. Эсфи собиралась поговорить с матерью, как обычно.

— А слышит ли она меня? — ещё пару месяцев тому назад спросила Эсфи у нового Верховного жреца Четырёх Богов. Прежний сидел в темнице, и на днях его судьбу должен решить королевский совет. И, конечно, Эсфи. При мысли о том, что ей придётся сидеть в тяжёлой мантии на троне, высоко подняв голову, и твёрдо отстаивать своё будущее решение под взглядами советников, у Эсфи заранее холодели кончики пальцев.

— Слышит, — ответил жрец тогда. У него был приятный, хоть и немного грустный голос. — Души тех, кто похоронен в склепе, слышат, когда к ним обращаются в этом священном месте.

Склеп располагался под Благословенным храмом — построенным из белого камня, в отличие от остальных эльдихарских храмов. Возможно, это и уберегло его, когда город пылал, подожжённый бей-ялинцами. А деревянные храмы, как мрачно заметил Верховный жрец, горели, подобно сухому мху при лесном пожаре.

Королевский гроб украшали нарисованные символы четырёх стихий: рыба, символизирующая воду, жар-птица — огонь, сокол — воздух и медведь — землю. Всё вместе сплеталось в одну причудливую картину, и Эсфи обвела её пальцем.

— Мама, — прошептала она, чувствуя, как слёзы стекают по щекам. Во время путешествий в Ничейных Землях и Гафарса Эсфи как можно реже старалась вспоминать о своём горе. Иначе она бы плакала без остановки, не находя в себе сил идти вместе с Мэриэн. Но теперь…

— Я хочу, чтобы ты мне подсказывала, — глотая слёзы, тихо говорила Эсфи. — Одна… я не могу. Мэриэн помогает, но… Ты же меня слышишь?

Её опьянение ролью королевы сменилось растерянностью и желанием убежать. Как тогда, в гафарсийском дворце, когда король Аранжи принимал её в тронной зале. Да, взрослая Эсфи почти задавила маленькую. Но когда речь заходила о таких решениях, как казнь или пожизненное заключение в тюрьме, Эсфи снова возвращалась к мысли, что лучше бы она бежала, чем выносить приговоры.

— А ещё лучше, если бы Мэриэн правила вместо меня, — Эсфи закрыла глаза и попробовала представить Мэриэн на троне. Та была бы сурова, но справедлива… Эсфи тут же встрепенулась — как бы тяжело ей не пришлось, на троне должна сидеть истинная наследница. А значит, нет у неё права жаловаться. И Эсфи вытерла щёки обеими ладонями.

— Мама, подскажи, что мне делать с предателями. Лишить их всего и бросить в подземелье? Или казнить? Я и так тяну… не знаю, как лучше.

Тишина. Конечно, Эсфи не ждала серебристого звона и ощущения уверенности, что нужно поступить так-то и так-то. Но если души и вправду слышат, то мама даст знак. Не сейчас, так потом.

— И как мне найти того предателя, который отправлял послания хану?

Здесь всё было гораздо сложнее, и Эсфи сомневалась, что получит подсказку. Не поручить ли это дело Мэриэн? У той, правда, свои заботы — её земли, земли Тарджиньи. Но Эсфи думала, что с её стороны будет неразумно довериться кому-то другому, кроме Мэриэн.

Кагард? Ди Гунья? Эсфи покачала головой, словно говорила с кем-то невидимым. К счастью, её свита держалась поодаль и не мешала, только доносились шепотки.

— Да… именно Мэриэн и поручу. Ты бы одобрила, мама.

Было и то, с чем Мэриэн не справится — дела, касающиеся дэйя. Теперь у них был свой совет отдельно от королевского, и там состояли не только особы благородного происхождения. Эсфи хотелось слышать всех.

Она ещё о многом поговорила с матерью, и здесь было так тихо и хорошо, что Эсфи ушла умиротворённой. Может, впредь стоило почаще приходить не только в склеп, но и в сам храм Четырёх Богов?

***

Заседание королевского совета было после обеда, и у Эсфи оставалось время, чтобы посидеть в своей спальне и поразмыслить над решением. Эсфи пришла на ум молитва, которой её научил Верховный жрец: «Помоги, да ум проясни, земля, моя стихия, дающая мне силу, питающая меня». Божество земли было темно лицом, а в жилистых руках держало чёрный жезл. У божества воды — голубой жезл, у божества огня — красный, у божества воздуха — прозрачный…

— Помоги, да ум проясни, — прошептала Эсфи, забравшись с ногами в постель. Мама не пришла во сне — быть может, читать молитвы? И помогут ли они, когда применяешь волшебство?

Эсфи вспомнила о том, как чуть не уверовала в Кальфандру. Интересно, что бы сказал Верховный жрец, услышав о таком?

XI

Вечер в ханском дворце напомнил о прошлых временах. Вот только Сверн был мёртв, да и сам Амарель изменился с тех пор. На его совести появилось гораздо больше чёрных пятен, и утешить себя мыслью, что всё это во имя Несравненной Кальфандры, теперь не получалось.

Однако Амарель чувствовал себя значительно лучше, чем, скажем, пару дней тому назад. В Башне Смерти он задыхался от одиночества, здесь же… нет.

— Есть одна идея, мой хан, — почтительно заговорил Амарель. Эрекей послал слугу за дэйя, который снимет кольцо, а пока хотелось о чём-нибудь сказать. Нарушить тишину.

— Что за идея? — Хан ответил вполне благосклонно.

— Там, в Афирилэнд, — Амарель старался тщательнее подбирать слова, чтобы лишний раз не напомнить о своём провале, — я видел отряд дэйя королевы Эсфереты. И я подумал, почему бы нам не собрать дэйя со всего Бей-Яла? В афирском отряде были одни лишь северяне, — Амарель воодушевился и говорил уже без опаски или стеснения, — а мы пойдём дальше!

Эрекей склонил голову набок и после томительного молчания одобрил:

— Дельная мысль, Амрел. Очень дельная.

Амарель покраснел и порадовался, что при тусклом свете ламп этого не видно.

— Благодарю вас, мой хан.

— Тебя, — поправил его Эрекей. — Нет нужды в этих церемониях.

Амарель кивнул, улыбка невольно расползлась по его лицу:

— Согласен, мой хан!

Тем временем, в коридоре раздались неспешные шаги, дверь комнаты столь же неспешно, но со скрипом отворилась, и на пороге возник дэйя. Из-за плеча его выглядывал слуга, которого Эрекей отпустил жестом.

— Готов исполнять приказ, — холодно обронил дэйя. Даже при скудном свете Амарель видел, что это старик с длинной бородой, больше похожий на сказочника с ярмарки.

— Вот он, — Эрекей указал на Амареля, и дэйя подошёл, сел рядом. Он совсем не походил на бей-ялинца, но долго его рассматривать не хотелось. Амарель мог думать лишь об одном: вот сейчас кольцо снимут. Он даже не спрашивал хана, каким образом это произойдёт.

— Дай руку, — сухо произнёс дэйя, и Амарель повиновался. «Я спокоен, — повторял себе Амарель, — совершенно спокоен». Даже если потребуется чем-то жертвовать, он готов. Старик цепко ухватил Амареля за палец с кольцом и, качаясь из стороны в сторону, запел песню. На незнакомом языке.

Амарелю уже приходилось сталкиваться с тем, что дэйя колдовали по-разному. Сам он иногда просил помощи Кальфандры. Кто-то обходился взрывом эмоций, как Эсфи — или, быть может, она научилась говорить со своей стихией землёй. А иной дэйя будет петь, как этот старик.

Амарель стиснул зубы — ему показалось, что кольцо буквально впилось в его плоть. Не хотело сниматься. «Нет уж, — мысленно злился он. — Колдовство… нож… топор… что угодно, но я избавлюсь от проклятого кольца!»

Амарель бросил взгляд на Эрекея. Тот нетерпеливо постукивал кулаком по колену.

«Ещё немного…»

— Всё! — в голосе дэйя прорезался незнакомый акцент. Он выпустил руку Амареля, потянулся и передал кольцо Эрекею. А затем… раб метнул кинжал. Рукоятью тот врезался дэйя в висок, заставив рухнуть на ковёр. Амарель в смятении оглянулся на хана. Кольцо изменилось — утратило металлический блеск и стало чёрным, как сажа. Эрекей надел его на палец. Не понимая, что всё это значило, Амарель ошеломлённо уставился на след от кольца.

— Замечательно, — Эрекей усмехнулся и сел обратно на подушки. Ноги он под себя подбирать не стал, а вольготно вытянул их вперёд. — Бахар!

Раб молча поднялся с места и, как будто прочитав мысли хана, приблизился к телу несчастного дэйя. Склонился над ним, пощупал рану на виске, отвёл окровавленную руку и вытер её о халат.

— Мёртв. Кость проломлена, — равнодушно сказал он. Словно не человека убил, а муху прихлопнул.

Амарель всё так же сидел на ковре, не в силах выдавить из себя ни слова. Бахар подобрал свой кинжал и вернулся в угол, а Эрекей обратился к Амарелю таким тоном, словно наконец-то мог не притворяться:

— Ты, я думаю, догадался, что случилось.

Амарель отрицательно покачал головой; хорошо, что Эрекей при свете ламп не мог рассмотреть выражение его лица, но глупо открытый рот наверняка заметил.

— Как не понял? — весело удивился Эрекей. Да, Амарель впервые слышал, чтобы хан говорил таким беззаботным тоном. — Огонь! Давай, покажи, вернулась твоя сила или нет!

Амарель не собирался колдовать, но после приказа Эрекея невыносимо захотелось это сделать. Сжав кулаки от бессилия, Амарель вызвал пару огоньков.

— А теперь поговорим, — спокойно и довольно произнёс Эрекей. — Потуши огонь, опусти руки, закрой рот и слушай, Амрел.

***

За окном совсем стемнело, и Бахар зажёг ещё одну лампу. Амарель смотрел на свои руки, не чувствуя никакой радости от возвращения волшебства — радость была отравлена. А хан Эрекей говорил — тихо, неторопливо, замолкая лишь для того, чтобы хлебнуть куумса. Амарелю он тоже предложил, но тот покачал головой. Выпьет он потом, когда пройдёт отупение и явится боль.

— Всё, о чём мы с тобой уговорились, останется в силе, — веско сказал Эрекей. — Мы соберём из дэйя отряд или целое войско, это как повезёт. Ты построишь второй храм по своему усмотрению. Твоя религия распространится по всей стране. Каждый бей-ялинец узнает, что такое милость твоей Кальфандры. И может статься, она многих одарит таким же волшебством, как и тебя. Вон, Турсей только ради этого и пошёл в ученики.

XII

«Обычное морское путешествие» завершилось не совсем обычно. Сидя на пеньке перед костром, который она разожгла только с помощью ларма, Тарджинья перебирала в памяти всё, что случилось.

Она напала на капитана корабля, кто-то из гребцов попытался ударить её веслом по голове и был смыт за борт.

«Его могла там съесть акула», — с осуждением заметил ларм.

Тарджинья не ответила, хотя ей было немного совестно.

Гребца, конечно, успели спасти, но за это время Тарджинья заставила капитана хорошенько наглотаться воды. Она не забыла сказать, что не только ведьма, но и подруга той «девчонки, чуть не перевернувшей корабль вверх дном». И это не месть, а справедливое возмездие!

«Ты всегда такая, или у тебя хмель из головы так и не выветрился?» — недоумевал Анриэ.

«С подругами я лучше», — подумала Тарджинья. Действительно, одна она совсем разошлась, а если бы рядом с ней оказались Эсфи и Мэриэн… Или хотя бы сопровождение. Зря она от него отказалась. А ещё лучше, если бы Тарджинья не выпила в трактире вместе с Ирзой и села на тот корабль, куда собиралась сесть изначально.

«Вот когда мы с Ирзой путешествовали, чего только не было…»

«Удивляюсь, что ты шрамами обзавелась так недавно», — ларм, видать, полагал, что удачно съязвил, но Тарджинья считала иначе.

На корабле к её шрамам мог добавиться ещё один, когда перед глазами сверкнуло лезвие — разозлённый помощник капитана кинулся на «ведьму» с ножом. Тарджинья ловко отпрыгнула и подняла такую волну воды, что едва не затопила корабль. А потом Тарджинье всё-таки прилетело веслом по голове от пострадавшего гребца.

«Признайся, что тебе хотелось перевернуть корабль», — пристал к ней Анриэ.

«Хотелось. Но я подумала, что в команде могут быть и приличные люди!»

В конце концов, её сбросили с корабля, Тарджинья напоследок пошвыряла в команду наспех созданными сосульками, доплыла до берега и очутилась, как некогда Эсфи и Мэриэн, в Ничейных Землях.

Крайне нелепая история вышла!

«По стопам подруг», — Тарджинья ощупала голову. Ларм немедленно заявил, что знает заговор от ушибов, и взобрался Тарджинье на голову.

«Что бы я без тебя делала», — цокнула языком Тарджинья.

«Ушиб, ушиб, уходи, — тоненько затянул ларм, — лишь здоровье впереди…»

«А нельзя не щекотать? — Тарджинья взвизгнула от смеха. — И стишок глупейший!»

Анриэ, пропустив мимо ушей её замечания, усердно повторял заговор и массировал в волосах у Тарджиньи крохотными пальчиками.

И тут сзади раздался скрип снега и чьих-то сапог.

Тарджинья подскочила, как если бы окатила саму себя ледяной водой. Анриэ спрыгнул ей на плечо.

Незнакомец — большой, как медведь, темноволосый, с короткими усами и бородой, — выставил одну руку перед собой. Второй он сжимал простой деревянный посох.

— Я вам ничего не сделаю!

Его взгляд недвусмысленно указывал на то, что он видел Анриэ. Дэйя? И пришёл из Бей-Яла, судя по всему — на нём был халат, хоть и почему-то чёрного цвета, чёрные же длинные штаны, заправленные в сапоги, и говорил неизвестный на бей-ялинском языке. Только внешность скорее похожа на гафарсийскую. И акцент… ихранджанский.

Тарджинья задумалась. Если он дэйя, то легко распознает в ней магическое существо, заговори она на своём языке. Помнится, Эсфи сразу заметила неладное, садясь в повозку, когда Тарджинья с Ирзой ехали в Гафарса. Наверное, после стольких приключений стоит побыть осторожнее… В конце концов, Тарджинья заговорила на гафарсийском:

— Если вы с миром, то и мы с миром, — и она улыбнулась как можно обаятельнее.

— Вот и замечательно! — Незнакомец легко перешёл на гафарсийский язык. — Можете называть меня Чёрный Путник. Это мое прозвище.

— А меня… — Тарджинья раздосадованно прикусила губу, не желая называть имя, но и не зная, какое себе прозвище придумать.

«Головная Боль», — подсказал ларм.

Чёрный Путник расхохотался — вернее сказать, загоготал. Он не только превосходно видел ларма, но и слышал.

— Вот как! Вы не против, госпожа, если я стану называть вас просто Боль?

— А я вас — Чёрный, — согласилась Тарджинья, ущипнув Анриэ, так что он возмущённо пискнул. — Куда направляетесь? — передразнила она вежливо-обходительный тон нового знакомого.

Чёрный Путник не обиделся. Он выглядел довольно приятным и добродушным типом, несмотря на свой чудовищный рост, но на всякий случай Тарджинья была начеку. Как известно, судить о человеке по его внешности и манерам не стоит.

— В один интересный город с интересными жителями, где я ещё не бывал. Я путешественник. А вы?

— Я тоже… путешествую, — Тарджинья задержала взгляд на его походной сумке. Там наверняка есть провизия. Тем более, Путник шёл в какой-то город, и может быть, оттуда получится уехать или уплыть в Афирилэнд.

— А давайте пойдём вместе, — предложил Чёрный Путник так непринуждённо, что Тарджинья не смогла бы ему отказать, даже если б очень захотела. — Втроём веселей! Меня не бойтесь, я мирный.