Огни невидимых дорог

Глава 1.1

Нет мудрее и прекрасней

Средства от тревог

Чем ночная песня шин.

Длинной-длинной серой ниткой

Стоптанных дорог

Штопаем ранения души…

Не верь разлукам, старина – их круг

Лишь сон, ей-Богу!..

Придут другие времена, мой друг,

Ты верь – в дорогу.

Нет дороге окончанья,

Есть зато её итог:

Дороги трудны – но хуже без дорог…

Юрий Визбор

- Слушайте, с этим надо что-то делать, - вдруг ни к селу, ни к городу пробормотал Роман, уставившись в окно.

- С чем? – повернулась Аня. – Рома, ты про что вообще?..

- Не про что, - буркнул Ромка. – А про кого. Сами поглядите.

Аня и Нина, как по команде, прилипли к широкому стеклу.

Михаил фыркнул, скрестил на груди руки и демонстративно отвернулся к играющим на полу детям.

Олеся, кряхтя и придерживая огромный живот, с помощью мужа встала с ковра и тоже выглянула в окно.

- Н-да… - протянула она. – Как Сашка уехал, жизнь у Ирки кончилась совсем.

- А правда, что он женился?..

- Вроде нет ещё, но собирается. Там всё серьёзно. Они там жить будут, в поселении, где-то в Рязанской области.

- Вот так финт, - сказала Нина. – У него в каждом турне по десятку поклонниц было, но до женитьбы как-то не доходило... Видно, на Рязанщине девки необыкновенно хороши… Лучше нашей Ирки.

- Нинка!.. - укоризненно шикнула Аня, а Михаил беззвучно засмеялся, возясь с Алинкой и Данилой на полу.

Ирина стояла у пруда и крошила хлеб уткам, не подозревая, что стала объектом столь пристального интереса.

По щеке вновь скатилась одинокая слезинка, и она подобрала её мягким флисовым рукавом. Опять забыла платок!.. Как была рассеянной, так и помрёт, наверное… Вот, хлебушка уткам взяла, а платок забыла.

Мягкий ветерок шевельнул пряди её волнистых распущенных волос, мелкая рябь наморщила серое зеркало пруда.

Весна!..

Вон, уже жёлтенькие солнышки мать-и-мачехи выглядывают из-под старой коричневой листвы. Белёсые прошлогодние травяные космы насквозь пронзают молоденькие лезвия прибрежной осоки. Скворцы уже вернулись, радостью полнятся их скромные потрескивающие трели. Утки тоже крякают весело, дерутся за хлеб, звонко хлопая крыльями по воде.

Ирина улыбалась сквозь слёзы.

Жизнь продолжается, и, может, даже хорошо, что Саша нашёл там, вдали, своё счастье. Если бы здесь, ей было бы в сто раз тяжелее…

Жизнь есть жизнь. И лучше не думать, что уже за тридцать. Всё равно, это действительно ЕЁ жизнь. Она сама её выстроила, от и до. Будто дом. И в этом доме, в родном поместье, ей хорошо, как нигде. А любовь… Ну, не может же она не прийти?..

С каждым годом в этой всемогущей когда-то фразе оставалось всё меньше могущества.

А вдруг может?.. Возьмёт, да и не придёт?.. Ведь сколько вокруг одиноких людей… даже на земле, в поместьях.

Ирина испуганно посмотрела в пасмурное небо, подавляя внутреннюю дрожь.

Нет, нет. Не может такого быть. Просто она чересчур любит… любила Сашку. Он заполнил её сердце. Туда просто некому больше поместиться. Вот теперь, может быть, посвободнее станет… И тогда…

Так, стоп. Хватит. Она и так уже опаздывает. Вечно везде опаздывает!..

Она вздохнула, отряхнула от крошек подол и рукава и направилась в Дом Творчества.

Вся честная компания дружно отпрянула от окна.

Воскресные встречи в Доме Творчества в поселении родовых поместий Родняки традиционно проходили в свободном режиме, никаких серьёзных тем и деловых совещаний. Женщины часто рукодельничали, занимались с детьми, мужчины просто общались и тоже играли с детьми. В кухне-столовой всегда кипел огромный тульский самовар, поселяне приносили вкусности к чаю. Иногда приглашали гостей, но чаще собирались своими, поселенскими. Часто воскресные посиделки затягивались до вечера, особенно зимой. Сейчас, с началом посадочного сезона, народу было немного. Кроме Филатовых, Романа, Нины с Данилкой, Олеси с Юрой были ещё Наталья Светлолобова и Елена Пристаж со своими детьми, которые в другом конце зала играли в какую-то настольную игру, расположившись на расстеленных матах.

Центральный зал Дома Творчества был очень большим, он занимал весь первый этаж шестиугольного корпуса здания. Кухня-столовая находилась в отдельном крыле, соединённом с шестиугольником крытой застеклённой галереей-переходом. В галерее располагалась целая оранжерея, где желающие размещали тропические растения. Детвора обожала играть там в прятки. Среди кадок с пальмами даже журчал небольшой фонтан с разноцветными морскими камушками и ракушками, которые поселяне привозили с моря.

Глава 1.2

- А он согласится?.. – Олеся недоверчиво нахмурилась. – Московский режиссёр попрётся, что ли, к чёрту на рога, в какие-то непонятные Родняки?..

- А он, между прочим, не московский, - запальчиво возразил Роман. – То есть, московский, но родом отсюда, с Владика! Поэтому про Дальний сериал и задумал. Я с ним поговорю, у меня полно на телевидении знакомых, они устроят. А, народ? Вы - за?..

Народ был единогласно и радостно «за».

Роман сиял.

Ира вдруг подумала, что Ромка в Родняках стал весёлой осью, вокруг которой праздничными сполохами вертелась вся «светская» жизнь поселения. Раньше, до замужества, такой осью была Аня, её лучшая подруга. Но до Ромкиного размаха и его обширнейших связей Ане было далеко…

Каждый новый человек в поселении вносил свою ноту в звучание коллектива, но такие «глыбы» как Роман или Анин муж вообще меняли всё.

Она украдкой взглянула на Михаила Филатова, одного из самых богатых и влиятельных людей на Дальнем Востоке. Здесь, в Родняках, он выглядел совершенно обыкновенно. Он улыбался жене, подперев рукой щёку, в серых глазах мерцали искры.

Ире пришлось подавить тоскливый вздох, и она поспешно отвела взгляд, чтобы Михаил не заметил. Она знала, что тогда он улыбнётся и ей, а то и подмигнёт лукаво. Она страшно этого смущалась…

Вот уже почти два года, как Михаил и Аня вместе, дочку родили, а он по-прежнему смотрит на жену, как будто только влюбился…

Нина весело постукивала черенком ложки по фигурке зайца на фарфоровой сахарнице, будто в такт общему веселью.

Она тоже чудесным образом переменилась… Словно раскрылся бутон прекрасной тёмно-вишнёвой розы, спавшей безнадёжно долго. Зато теперь - невозможно оторвать глаз!.. На щеках - задорный румянец, взгляд брызжет живым огнём.

Её муж, Григорий, красавец и умница, по воскресеньям занимался выездкой их лошадей, прекрасной пары орловских рысаков, и обучал желающих уходу за лошадьми и верховой езде.

Часто они катались верхами вдвоём, Григорий на вороном, а Нина на белой кобыле неземной красоты, и по поселению словно бродила ожившая романтичная сказка.

Как прекрасно жить в Родняках!.. Воля, красота, простор!

Вот только…

Ирине отчаянно хотелось плакать, и она почти не слышала, о чём болтают за столом…

Анна в свою очередь, в который раз посмотрела на Ирину, и сердце отозвалось протяжной глухой болью.

Ну почему так?..

Их добрая, славная, удивительная Ирка – до сих пор одна.

Чудесное поместье, прекрасная хозяйка, рукодельница, мастерица на все руки, глубокая и тонкая душа.

Зелёные глаза и роскошные волнистые волосы, тонкая талия, изящные руки и ступни, лёгкая летящая походка.

Неповторимый стиль, бездна фантазии и вкуса, трудолюбие, чутьё, оптимизм, верность Мечте.

Но всё равно одна!..

И ведь нельзя сказать, что Иринка обделена мужским вниманием. Нет. На каждом слёте в неё кто-нибудь обязательно влюблялся, иногда и несколько мужчин сразу. И она легко общалась, игриво, весело, непринуждённо. Но всё заканчивалось одинаково – лёгкий флирт рассасывался сам собой, и Ирина надолго уединялась в своём домике-вагончике, занятая изготовлением очередного рукотворного чуда…

Нина проследила за направлением Аниного взгляда, лёгкая тень пробежала и по её лицу.

Ох, уж эта Ирка!..

Нина не верила в её любовь к Александру Пересветову, ныне покинувшему поселение Родняки. И весьма кстати покинувшему!

Теперь у Ирки хоть есть шанс. А то заморочила себе мозги пустыми грезами, находя в Сашке то, чего в нём отродясь не водилось… Как говорится: «Я его слепила, из того, что было, а потом, что было – то и полюбила»!.. А вот Сашка никогда её не любил, хотя любить себя очень даже позволял. И не забывал подкинуть дровишек, если костёр вдруг начинал угасать!..

В общем, Нина была очень даже рада, что он уехал. А Ирке полезно бы встряхнуться. Только чем бы таким интересным её отвлечь…

- Вот бы нам свою передачу на ТВ… - вдруг громко вздохнул Роман.

В столовой воцарилась тишина. Все уставились на него.

- А что? – он независимо откинулся на спинку стула, сунув руки в карманы толстовки. – У нас полно интереснейшего материала. Государство заинтересовано в развитии дальневосточных гектаров. А тут мы – такие клёвые!.. Такая небольшая врезочка в новостную программу ПримТВ… Ну, раз в две недельки для начала…

И он умолк, мечтательно прикрыв глаза.

Анна рассердилась, потому что очень хорошо знала Ромку. Этот ход с передачей явно был продуман заранее, и рассчитан, надо признать, очень точно. И адресован единственному человеку из всех собравшихся.

Её мужу.

И обстановка – благоприятнее некуда, расслабон!..

Ох, поймает она Ромку, в любом углу этого гада отыщет и уж вывернет ему ухо!..

Она жгла его взглядом, но Ромка благоразумно не смотрел в её сторону.

Глава 1.3

Мимо проносились страшно деловые люди с отсутствующими взглядами, зажатыми подмышкой папками, кто-то орал на кого-то в приоткрытом кабинете напротив, совершенно не стесняясь в выражениях, и её бедные уши норовили свернуться в трубочку.

Она неуверенно переступила. Может, пройти чуть дальше по коридору, чтобы хотя бы не слышать ругательств? Ноги осторожно понесли её вперёд, и неожиданно за поворотом, всего в нескольких метрах, она обнаружила небольшой диванчик – о, чудо! – незанятый, а рядом – о, чудо из чудес! – приоткрытое окно.

Ирина была очень дисциплинированной и всегда старалась чётко выполнять инструкции. С неохотой она вернулась на прежнее место. Роман велел ждать здесь… но ведь он не потеряет её, заглянет за поворот – и вот она, пожалуйста… Он бы и сам, наверное, пристроил её на этот диванчик, просто не знал о нём… Это же всего лишь… за поворотом!..

За злосчастной дверью напротив выматерились так изощрённо, что Ирина пулей сорвалась с места и понеслась к диванчику.

И в этот момент за этим самым поворотом распахнулась дверь какой-то студии, оттуда вышел высокий грузный мужчина, в которого Ирина и вписалась на полной скорости, не успев даже толком понять, что случилось.

Из глаз брызнули искры, что-то больно стукнуло ещё и по темечку, и в носу страшно зачесалось, потому что она уткнулась в шерстяной свитер крупной вязки, пропитанный запахом мужского одеколона.

- Куда ж вы так несётесь, девушка? – недовольно пробасили сверху, и Ирина только сейчас пришла в себя. – Где-то пожар?..

Она подняла голову и поспешно отстранилась. С её лба вдруг свалились чьи-то очки, и мужская рука с толстыми пальцами резво подхватила их. Так вот что упало на неё сверху!..

Господи, какой позор.

- Простите, ради Бога, - пробормотала она, пытаясь как-то аккуратно сморгнуть набежавшие от боли и досады слёзы. – Я очень виновата, неслась, не разбирая дороги… Я не ушибла вас?..

Сверху хмыкнули довольно незлобиво.

- Знаете, вы бы вряд ли смогли меня ушибить, даже если бы специально старались.

Она беспомощно улыбнулась:

- Я очень рада. Простите ещё раз, я тогда пойду.

- Ира?.. - вдруг донеслось изумлённое. - Ирка, это же ты!..

Она близоруко поморгала и, наконец, сфокусировала взгляд на говорившем.

Крупная тяжёлая фигура, широченные плечи под тёмным норвежским свитером, короткий ёжик густых волос. Полные, но чётко обрисованные губы, мясистый нос и неожиданно синие глаза под почти сросшимися густыми бровями. Где-то она уже видела эти глаза… где же?..

Неспешным движением мужчина вернул на нос очки в тяжёлой оправе и широко улыбнулся, блеснув белыми ровными зубами.

- Ирка, ты что, не узнаёшь? Я же Семён. Семён Михайлов! Мы в одной школе учились! Хорошо же ты меня забыла!..

Ирина всё моргала, пытаясь собрать в кучу расползающиеся мозги.

- Семён?.. А что ты тут… Подожди, так это ты, что ли… - она недоверчиво закрутила головой и вдруг засмеялась. – Это ты, что ли, именитый режиссёр?..

- Ну, типа того, - Семён тоже засмеялся. – Ирка, да ты совсем не изменилась! Всё такая же… забавная.

Ирина в ответ игриво шлёпнула его по животу.

- Да, Семён, а вот ты изменился!.. Отъелся!.. Здоровый какой стал!..

Они опять рассмеялись, Семён схватил её за руки и усадил на злосчастный диванчик, до которого Ира уже не чаяла добраться.

- Ну, расскажи, - его глаза сверкали неподдельной радостью, - как ты, где ты?.. Замужем, дети?..

Ирина молча покачала головой. Семён изумился:

- Да не может быть!.. Ты – одна?.. Ирка, ты чего?..

- Да ладно, - она хлопнула его по рукаву, - ты лучше про себя расскажи! Ты – известный режиссёр, ну надо же! Сёмка, какой же ты молодец!

- А ты что… правда, не знала?..

- Нет! – воскликнула Ирина. – Я просто знала, что ты в Москву уехал поступать… ну, а подробностей…

Она вдруг жарко смутилась и опустила глаза.

- Сёмка, я обязательно посмотрю все твои фильмы!.. Надо же, ты всё-таки воплотил свою мечту!.. Здорово, это же здорово!..

- Ну да, - он тоже почему-то смутился. – Ну да...

- А у тебя?.. – подняла она глаза, в которых был странный туман. – Жена, дети?..

- Разведён, - хмыкнул Семён. – Сынишка в Москве, скоро в пятый класс перейдёт. Ну, и подруга… так, в общем.

Ирина улыбнулась и снова рассеянно погладила его по руке.

Они неловко помолчали.

- А ты-то что тут делаешь? – спросил, наконец, Семён.

- Ой! – фыркнула Ира и махнула рукой. – Ерундой занимаюсь. Один мой друг решил передачу сделать про наше поселение и почему-то решил, что я должна попробоваться в роли ведущей…

- Какое поселение? – изумился Семён.

Ирина засмеялась и откинула со лба прядь волос. Такой родной жест, вдруг подумалось ему. Он столько раз использовал его в своих картинах. Она и вправду почти не изменилась… всё та же Ирка... Как такое возможно?.. Ведь сколько?... ну да, больше пятнадцати лет прошло…

Глава 2.1

- Нет, ну что у тебя за выражение лица, ты что, страдаешь зубной болью?..

В зрительном зале послышались сдавленные смешки.

- Ты же Офелия, хрупкое, почти неземное существо!.. Где пластика жестов, где трагизм и изломанность?.. Ты роль-то свою хоть понимаешь?

- Да не могу я! – огрызнулась рыжая девушка и со злостью швырнула на пол алую пластиковую розу. – Всё я понимаю, это ты, Семён, не понимаешь, чего хочешь!.. Вот сам бы сыграл свой «трагизм и изломанность»!..

Она раздражённо откинула за спину рыжую гриву и почти сбежала со сцены. Плюхнувшись в кресло в первом ряду, демонстративно сложила на груди руки и с вызовом посмотрела на Семёна.

Семён крякнул и вперил в неё сердитый взгляд.

- Юля, вернись. Хорош психовать, у нас премьера на носу, а ты от лёгкой и справедливой критики уже скандалишь!..

- Я скандалю?! – взвизгнула рыжая. – Лёгкой и справедливой?! Да пошёл ты!..

- Юля, эту сцену кто угодно может сыграть, надо только прочувствовать образ… да стой ты… Юля! Юля, вернись!..

Но за рыжей уже бахнула дверь в конце актового зала.

- Тьфу, чёрт, - выругался Семён, сел прямо на край сцены и свесил длинные ноги. – Вот, стерва!.. Как мы без Офелии будем репетировать?..

- Зря ты её, - пробасил Гамлет, небрежно поигрывавший бутафорской шпагой. – Юлька если обиделась, то всё. Теперь тебе за ней побегать придётся…

- А что я должен по головке её гладить за халтуру? - Семён опять вскочил и рубанул рукой воздух. – Да кто угодно может эту сцену сыграть, любая девчонка, у которой есть хоть капля воображения! Вот, ты, например! Как раз твой типаж. Ну-ка, выйди на сцену!

- Я?.. – потрясённо промямлила Ира.

- Да ты, ты!

Ирина ощутила себя Алисой, упавшей вслед за белым кроликом в бездонный колодец.

Вот только что она жила обычной жизнью, сидела в зрительном зале и исподтишка любовалась Семёном Михайловым, главным школьным драматургом и главным же кумиром всех девчонок сорок пятой школы, начиная с пятого класса.

Небольшая стайка наиболее преданных поклонниц, включая саму Ирину, неукоснительно посещала все занятия, репетиции и спектакли школьного драмкружка, туманно объясняя себе причину такого постоянства неодолимой тягой к искусству...

- Ну что ты, стесняешься, что ли?..

Семён вдруг спрыгнул со сцены и вплотную подошёл к Ире, изучая её критическим взглядом. Она вжалась в спинку кресла, до боли стиснув подлокотники.

- Вот она, Офелия! - Семён улыбнулся и широким жестом призвал всех в свидетели. – Ну, гляньте же, вот она – вылитая!..

И, прежде чем Ирина успела опомниться, он схватил её за руки и вытащил на сцену.

Мама дорогая!..

- Так, - довольно и деловито он покрутил её в разные стороны, откинул за спину русую косу. – Ну-ка, расплети волосы.

- Что?..

Краска залила щёки.

- Нет, ну определённо хороша!..

Гамлет, то есть Илья Попов, одобрительно разглядывал её, склонив голову набок.

Гертруда (в миру - Василиса Инокентьева), с любопытством выглянула из-за кулис. Какое-то время она тоже пялилась на Ирину, потом подняла вверх два больших пальца:

- Во!.. А Юльку давно пора было гнать взашей, всех достала! Молодец, Семён!

- Расплети волосы, пожалуйста, - ласково сказал Семён. – Это для роли нужно.

- Но я… - потерянно прошептала Ирина, - я же совсем не умею играть…

- А ты попробуй, - мягко подбодрил Семён. – У Офелии роль не такая уж сложная, слов мало… Тут больше образ нужен, а ты очень подходишь… ну, пожалуйста!..

И она вдруг решилась.

Быстро, чтобы не передумать, расплела косу, откинула со лба волнистые пряди. Руки сами собой поднялись в трагичном жесте, в глазах появился отблеск глубокой неземной печали.

И она заговорила:

Какого обаянья ум погиб!

Соединенье знанья, красноречья

И доблести, наш праздник, цвет надежд,

Законодатель вкусов и приличий,

Их зеркало… все вдребезги. Все, все…

А я? Кто я, беднейшая из женщин,

С недавним медом клятв его в душе,

Теперь, когда могучий этот разум,

Как колокол надбитый, дребезжит,

А юношеский облик бесподобный

Изборожден безумьем! Боже мой!

Куда все скрылось? Что передо мной?

И замерла, сложив на груди изломанные руки.

Никто ведь не знал, сколько раз дома перед зеркалом она репетировала свою любимую Офелию…

Глава 2.2

Ирина вышла из дома и полной грудью вдохнула свежий влажный воздух.

Вот и май на носу!.. Свежесть такая, что воздух можно пить, как родниковую воду…

Она неспешно пошла по выложенной деревянными спилами дорожке, на ходу натягивая тонкие рабочие перчатки. Каждый день, как только сходил снег, она совершала обход своих владений, невзирая на погоду.

Когда-то всё начиналось с практически пустого куска поля с парой чахленьких дубков с дальнего края. Но она влюбилась в это место так, будто оно уже было райским садом…

И вот, её ноги мягко ступают по дорожке, что бежит, изгибаясь упруго и весело, среди молодых посадок. Ну-ка, ну-ка… Ага. Вот они, красавцы!..

Ира осторожно разгребла прошлогодние листья вокруг мясистых стрелок нарциссов, посаженных в прошлом году. Довольно улыбаясь, стянула перчатку и потрогала упругие листики, похожие на перья лука. Эти должны быть розовыми… Редкость. Хоть бы зацвели!..

А вот и примулы показались – хорошенькие, чуть кучерявые листочки. И армянские крошки-мускари вот-вот зазвенят нежными синими колокольчиками…

Ирина любила все времена года, но вот это предмайское состояние всегда трогало особой нежностью, хрупкостью и свежими запахами просыпающейся земли…

Она выпрямилась, всё ещё улыбаясь. Как она любила своё поместье!

Её личная тёплая и мягкая Вселенная, всегда готовая принять в себя, защитить и уберечь от любых напастей и невзгод. Она сама её создавала, год за годом, саженец за саженцем, цветок за цветком… Дорожки, скамейки, живая, уже вымахавшая выше неё изгородь, в которой ещё прятались остатки старой колючей проволоки.

Её родные со всей душой помогали ей, и в некоторых деревьях она словно видела любимые родные лица. Вот Русин кедр – уже большенький, распушился… А вот яблоньки рядышком – мама с папой, даже наклонились друг к другу и наливают тугие цветочные почечки. А там, подальше – целый ряд роскошной смородины, которую сажали всей семьёй и племянники тоже с важностью помогали, несмотря на весьма юный возраст. А вот эту жимолость привёз откуда-то дядя Боря, мамин брат, и она действительно очень сладкая и урожайная. И бабушкина любимая сирень, конечно…

Она потрогала упругие веточки, с нежностью подумав о бабуле.

Так, ещё у калитки надо розу глянуть, может, пора уже окончательно снять укрытие.

Она присела у розы, заглянула под ткань и вдруг засмеялась. Эта красавица-англичанка называлась Вильям Шекспир!

Ну, прям в тему!..

Роза чувствовала себя явно неплохо, денёк выдался довольно пасмурный, так что Ира решительно сняла ткань.

- В добрый час, - сказала она розе. – Обвыкай, я скоро тебя подкормлю.

- А меня подкормишь? – донёсся вдруг от калитки могучий бас.

Ирина вздрогнула и выронила ткань. Близоруко прищурилась.

- Семён?..

- Привет!

Он засмеялся почти беззвучно, положив массивную руку на столбик ворот, и ей вдруг подумалось, что смех его, в отличие от него самого, совсем не изменился. Когда-то она столько старалась, чтобы вызвать этот самый смех, и безумно гордилась собой, когда получалось!..

А теперь – всего лишь отстранённое любопытство… Будто случайно увидела отрывок из давно позабытого, когда-то любимого фильма.

- Привет!.. Откуда ты взялся? – на ходу стягивая перчатки, она взялась за крючок калитки. – Проходи!.. Я думала, ты в воскресенье приедешь?..

- Если я тебе скажу, что встреча с тобой не давала мне спать по ночам, ты поверишь?

- Что, я так сильно тебя стукнула? Сломала ребро?

Семён снова тихо захохотал. А потом внезапно подхватил её за бока и подбросил в воздух. Ирина взвизгнула от неожиданности, но он тут же поставил её на землю.

- Ирка!.. Ну какая же ты клёвая!.. Как я рад, что вернулся!..

Он широко осмотрелся и всей грудью вдохнул.

- Ты не представляешь, как я тосковал по нашим краям!.. Ну, показывай своё поместье, что ли!

Ирина, всё ещё не оправившаяся от испуга, подобрала перчатки. Спросила, не поднимая глаз:

- А тебе что, правда, интересно?..

Он посмотрел внимательно.

Ну, конечно. Стесняется. Как красиво румянец подчёркивает высокие скулы… А эта замечательная зелёная спецовка словно пошита на заказ… даже цветочки вышиты на нагрудном кармане!.. Как ей идёт!..

Сколько он знал её – впрочем, не так уж много, она всегда стеснялась. Обниматься стеснялась, а когда он впервые поцеловал её – так вообще чуть не грохнулась в обморок. До сих пор помнились растерянные зелёные глаза, неумелые и холодные от мороза губы. Дело было на турбазе, в лесу, под Новый год, куда его вместе с другими школьными артистами пригласили «подедморозить».

Он потащил её с собой, чтобы она наконец-то по-настоящему стала «его» девушкой.

Никогда и ни с кем он так ещё не мучился!.. Она шарахалась от него, как от дикого хищника, хотя влюблена была по уши. Это очень злило, но он только покрепче закусил удила, решив, что добьётся её, во что бы то ни стало.

Глава 2.3

- Семён… Семён! – Ира потрясла его за плечо. – Ты же совсем не слушаешь!.. Э-эй!..

Семён выпал из воспоминаний и не сразу осознал, где находится. Словно включили ускоренную перемотку, и тот Семён, совсем ещё мальчишка, почти разом постарел, погрузнел и очутился в молодом саду рядом с женщиной, которую когда-то…

От которой когда-то…

- Ира, прости, - пробормотал он и потёр глаза под очками. – Я что-то плохо соображаю. Может, чаем угостишь?.. Наверное, это всё смена часовых поясов...

- Ой, Семён, что ты, конечно, - заторопилась она. – Вот только… только не смейся над моим домом, ладно?..

- Чего? – изумился Семён. – С чего это я буду смеяться?..

- Пошли, - она нетерпеливо потянула его за рукав. – Сейчас поймёшь.

Они прошли под аркой из металлических прутьев, тропинка свернула в небольшой лесок из молодых берёзок, сосен и осин, и Семён наконец-то увидел Ирино жилище.

И засмеялся.

- Ах ты, жук, - она шутливо стукнула его в грудь. – Ну, просила же, не смейся!..

- Ирка, - весело сверкнули его очки. – И к этому ты шла целых шестнадцать лет?..

- Дурак, - беззлобно ответила она и легко взбежала по железным ступенькам на крылечко своего вагончика. – Ты ничего не понимаешь в жизни. Давай, заходи!..

Семён всё стоял внизу и хохотал.

- Чувствую себя настоящим Винни-Пухом! Если я у тебя чего-нибудь поем, то точно обратно не вылезу!

- Ну, зато повеселишься от души! - Ирина открыла дверь и вошла внутрь, не дожидаясь его.

Внутри было неожиданно… свободно. Семён сначала даже не поверил ощущениям.

Конечно, в помещении три на семь особо не разбежишься и мебели не напихаешь. Но мебели и не было… почти. Глубокое круглое кресло в дальнем углу, да зеркальный шкаф-купе в крошечном подобии прихожей. Одна стена почти полностью вырезана и заменена панорамным балконным окном, выходящим на небольшой помост-балкончик с резными перильцами. И как следствие, комнату заливали потоки света, отражаясь в белом натяжном потолке.

Кухонька лишь слегка обозначена полупрозрачной низкой перегородкой. Лакированная деревянная столешница вмонтирована прямо в стену, под неё задвинуты три изящных стула с выгнутыми спинками из металлических прутьев.

Вместо кровати небольшой подиум, на нём – круглый матрас, застеленный зелёным шерстяным покрывалом с изящной окантовкой из искусно вышитых цветов. Пёстрые вязаные подушки приветливо разбросаны по всему полу. А вся противоположная от окна стена отведена под великое множество полочек и маркированных ящичков. На полках - файловые папки и книги, разноцветные баночки и коробочки, стопочки сложенных тканей, рейлинг с крючками, на которых висели всякие забавные штучки непонятного назначения.

Семён даже присвистнул.

- Умеешь ты, Ира, удивлять!.. Что это у тебя?.. Кладовка архивариуса?..

Ирина поставила на плиту чайник, засыпала в заварник ферментированные травы и улыбнулась.

- Это, Сём, моё рабочее место. Смотри!

Она подошла и наклонилась. Нежный прохладный аромат коснулся его, как шёлковый невесомый платок.

- Отойди-ка чуть-чуть… И, р-раз!..

Оказалось, во всю стену до самой кухоньки тянулась длинная складная столешница. Ирина поставила внизу распорки, потом рука её скользнула под полкой, и над столешницей загорелся целый ряд ярких лампочек.

- Видишь? – улыбнулась она. – Это только кажется, что вагончик маленький. Здесь есть всё, что мне нужно для работы и комфортной жизни. Мне хорошо здесь... Ты садись!... Хочешь, на стул, хочешь, на кровать, на подушку – чувствуй себя, как дома!.. Скоро и чайник вскипит.

Семён покосился на подушки, растерянно улыбнулся, рука машинально потянулась к очкам. Как и всегда, когда не знал, что сказать.

Ира по-своему истолковала его молчание:

- Ну, конечно, ты малость великоват для моего скромного жилища!.. Сейчас, стол сложу… Вот так. Садись, не стесняйся!.. На полу тебе удобнее будет. Мои друзья первым делом на пол плюхаются!..

Руки её запорхали над кухонным столом. На лазурное расписное блюдо аппетитной горкой легло румяное печенье - хворост, в хрустальную вазочку тягуче полилось прозрачно-красное клубничное варенье, в глубокой пиале притаились странные кругляши, присыпанные кокосовой стружкой.

- Что это? – удивился Семён, со всеми предосторожностями опускаясь на хрупкий на вид стул.

- Самодельные конфеты, - гордо ответила Ира. – Ты попробуй!..

Семён попробовал. И от восторга сами собой закатились глаза.

- Ну, Ирк!… Кажется, я действительно ничего не понимаю в жизни. И больше всего, - он не удержался и засунул в рот ещё одну конфету, - не понимаю, почему ты до сих пор одна.

Она разливала по кружкам кипяток, а на скулах проступил лёгкий румянец, словно невидимый художник прошёлся кистью.

- Сейчас модно говорить «карма такая», Семён, - вздохнула она, наконец. – Если честно, я и сама не знаю. Вроде делаю, всё, что нужно, даже влюбляюсь, как мне кажется, на всю жизнь… но ничего не выходит. Словно я… заколдованная какая-то. А может, просто… неадекватная. Так сейчас тоже говорят.

Глава 2.4

Они долго гуляли по Роднякам. Ира, как заправский гид, хорошо поставленным голосом вещала что-то про поселение, но он почти не слушал. И, против обыкновения, был молчалив и задумчив.

Иногда они останавливались, он поднимал голову в небо, рассеянно разглядывая прорехи в серых облаках, сквозь которые просвечивала бледная синева.

В странное место он всё-таки попал. Всё тут чуждо, непривычно и… он попробовал понять, что вообще чувствует, но не смог.

В любом случае приключение получилось весьма забавным. А самое интересное - он почти не думал о себе, проблемах и делах. Он будто попал в параллельную реальность, в которой была Ира, Ира шестнадцать лет спустя. Что характерно, если бы не смешная встреча в телецентре, вряд ли бы он вспомнил вообще, что была когда-то в его жизни девушка по имени Ирина!..

А теперь постоянно приходилось напоминать себе, что у него куча дел и очень мало времени!.. Вот даже как!..

Иногда он украдкой косился на неё. Она переоделась в длинную зелёную шерстяную юбку с вышитыми по подолу цветами, белый свитер и отороченную мехом коричневую жилетку, волосы были присобраны в свободную косу. Красиво и женственно... Он уже и забыл, когда в последний раз видел женщину в длинной юбке. Наверное, на съёмках «Гордости Отечества»…

Фаина такой наряд, несомненно, подняла бы на смех.

Фаина… Семён поморщился и вздохнул. Даже спина противно зачесалась под свитером…

Фаина полила его нескрываемым презрением, когда узнала о его намерении снять фильм о Дальнем Востоке. И последние полгода Семён жил, словно на дымящемся вулкане. Вулкан периодически шипел, плевался едкой сернистой водой и гулким рокотом недр постоянно напоминал о своём грозном существовании.

В «Гордости Отечества» Фаина Ненашева блистала в роли опальной княгини, жены главного героя. Выхоленная, породистая, яркая, очень похожая на Незнакомку с полотна Крамского, она вписалась в роль так, что Семён, привыкший ко всем возможным и невозможным видам красавиц ещё со школьных лет, на съёмках ловил себя на том, что неотрывно любуется ей.

В ней было достоинство настоящей аристократки, словно каким-то волшебным образом эта женщина шагнула в век двадцать первый прямо из девятнадцатого...

Нет-нет, он не влюбился!.. К тому времени он уже так устал от всех женщин на свете, что совершенно перестал их воспринимать.

Но она заворожила всю съёмочную группу, а его ассистент, молоденький талантливый парнишка, причём наполовину француз, так вовсе слетел с катушек. Пришлось его в чувство всей командой приводить, хотя любой другой режиссёр выпер бы парня вон без разговоров. Но Семён искренне сочувствовал ему, потому что такие женщины, как Фаина крайне редки… Как звёзды первой величины. И очень часто и стервы первой величины. О них нельзя не обжечься, если не имеешь стойкого иммунитета… как раз такого, как у Семёна.

Но когда «Гордость Отечества» начала триумфальное шествие по кинотеатрам страны, Фаина вдруг вошла в его жизнь так уверенно и крепко, будто в свой дом.

Даже Максимка, очень не любивший делить отца с кем-то ещё, неохотно, но подвинулся. Чуть-чуть.

Семён втайне дивился, что ей нужно было от него?.. Он уже порядком пошарпан, в карманах звенело не шибко, квартира не в центре и не огромная, сынишка только в третий пошёл, работа абсолютно собачья… Кому, как не актрисам знать, что режиссёры, если только их фамилия не Спилберг и не Кэмерон, спутники жизни весьма и весьма неважнецкие!..

Но Фаину это ни капельки не смущало. Видимо, она решила, что Семён «поймал волну» и скоро станет всероссийским любимцем...

А тут – какая-то глушь у чёрта на куличках – Дальний Восток!..

Семён даже отчасти сочувствовал ей. Но поделать ничего не мог. Он должен снять фильм о Дальнем Востоке. Он шёл к нему давно и набирал высоту только ради него. По ночам ему снились сопки и морские дали, старинные шхуны и звон корабельной рынды, пляж бухты Стеклянной, усыпанный драгоценностями, подлодка на набережной Владивостока, капитан Невельской, прошедший, наконец, Амурский лиман и увидевший яркую синь южного моря, хмурый усталый Путятин на переговорах с японцами…

Всё это всегда жило в нём, крутилось, болело и никогда не переставало, с тех пор, как он уехал покорять столицу.

Дальневосточникам всегда тяжело на чужбине, даже в других регионах России, ему давно ещё говорили. Он тогда не верил…

А теперь, просыпаясь и видя за окном московские многоэтажки и привычно-серое небо, он старательно утихомиривал бушующие в душе волны… и они неохотно тяжко засыпали, дожидаясь, когда он снова заснёт, чтобы навалиться, захлестнуть, унести в океанскую даль...

- А тут, - Ирина потрясла его за рукав, - гостевые домики. Что-то вроде гостиничного комплекса. Эй, Семён, ты опять не слушаешь!.. Вот же рассеянный с улицы Бассейной!.. Всё витаешь где-то!

- А… - бормотнул Семён, - да, прикольно… Молодцы.

И он с усилием проморгался.

Домики из оцилиндрованного бревна сияли жёлтенько и свежо. Около каждого - клумбы с пробивающейся сочной зеленью, ёлочки, подстриженные кустарники…

Мысли в голове перестраивались тяжело, как сонные бегемоты, и он даже немного рассердился на Ирину, выдернувшую его из раздумий.