Воспитать ребенка ‒ не выпустить цыпленка.
– Кара, давай быстрее! – восторженно шепчет детский голос.
День не задался с самого начала. Теперь вот это.
Я в полном шоке останавливаюсь как вкопанная. Годы переработок и круглосуточных смен дали о себе знать. От усталости меня накрыли галлюцинации?
Ну не могу же я серьёзно слышать детские голоса в пустынном парке?
Пелена белой пороши с утра накрыла деревья, лавочки, дорожки.
– Стараюсь как могу! – пыхтит второй голос.
Они похожи, но всё равно немного разные.
– Ну, копай же!
Нет, я точно схожу с ума. Дорожка уходит вдаль, а голоса слышатся из подлеска. Где я конкретно нахожусь, не знаю. Мне нужно в зал для прощания, он должен находиться прямо за парком, но его нигде не видно.
Хотя я шла по той дорожке, на которую указал мне организатор, и никуда не сворачивала. Так как я оказалась здесь? Непонятно.
Мне нужно спешить. Я должна поддержать подругу. Она потеряла отца. И хоть отношения у них были натянутые, отец есть отец.
Это для меня он чужой человек, а для неё и её брата – родной. А это всегда тяжело.
– Тяни его! Он же сейчас убежит! Тяни! – девочка старается говорить тихо, но от эмоций неосознанно почти кричит.
Кроме голосов я слышу возню, шелест веток и топот детских ножек.
Вообще, в связи с профессией я мало чего боюсь. Пять лет на факультете педиатрии и почти шесть лет в скорой помощи закалят любого. Я много раз выезжала на констатацию или совсем уж на безнадёжные случаи.
Вот и сейчас мне не страшно, а скорее любопытно.
Да и пусть пасмурный, но день не добавляет страхов. Осторожно схожу с каменной дорожки и иду на голоса.
За вековыми деревьями вижу двух девочек, которые что-то увлечённо копают. Чтобы поверить в увиденное, приходится потереть глаза.
Они одни. Рядом никого из взрослых не видно.
– Что за?.. – тяну я и делаю ещё пару шагов.
До детей мне остаётся всего пару метров, когда одна из них меня замечает. Маленький ротик округляется, а глаза бегают из стороны в сторону. Похоже, ничего сверхъестественного здесь не происходит. Обычные детские шалости.
Пока первая девочка придумывает убедительное объяснение, вторая в запале меня вообще не замечает. Она продолжает раскапывать яму.
– Получилось! – кричит она и достаёт что-то волосатое и уродливое.
Мне бы, как нормальной девушке, заорать или в обморок упасть, но с детства на любые стрессовые моменты я замираю. Вот и сейчас просто молча смотрю на свисающую с рук девчонки тушку какого-то зверька с чёрной шубкой и большим носиком.
Глаз у него нет. Лапы широкие, а коготки довольно длинные.
Я быстро-быстро в уме перебираю весь справочник по зоологии, что мне дарили в детстве. И до меня, наконец, доходит, что я вижу перед собой.
На меня смотрит, точнее, не смотрит, ведь он слепой, обычный садовый крот.
Крот! Чтоб его!
Эти две мелкие пигалицы откопали крота! Руками!
– Ой, тётя! Смотрите, какая страшная собачка! – хвастается девочка, поднимая свою добычу повыше.
Я нервно сглатываю.
– Милая, это не собачка, а крот. И его нужно отпустить.
– Нет! – ту же топает ножкой девчонка, вторая у неё за спиной. – Он будет жить у нас дома!
Сразу видно, кто из них главная. Хотя они похожи как две капли воды внешне, но что-то в выражении лиц или наклоне головы позволяет мне различить их.
– А вы под землёй живёте? – я едва заметно выгибаю бровь.
– Мы живём в доме.
– Ну вот, представьте себе, что кто-то вытащит вас из вашего дома и отнесёт в незнакомое место, где вам будет плохо. И заставит вас там жить.
Предводительница этого балагана явно задумывается. По-птичьи поворачивает голову набок.
– Но я не хочу его выпускать! Вдруг я забуду, как он выглядит.
– Да, это серьёзно, – киваю я. – А давай я вас сфотографирую с ним и отправлю это фото вашим родителям? Они его распечатают и вам отдадут.
– Хорошая идея, – серьёзно кивает та девочка, что стоит за спиной сестры. – Я, кстати, Лина. А это моя сестра Кара.
Хм. Кара и Лина. Интересный подбор имён. Девочки встают рядом. Их чёрные платья запачканы землёй, про колени вообще говорить нечего. Руки грязные, у Кары даже на лице чёрный след.
Они улыбаются, протягивая мне в камеру телефона обвисшего тряпкой крота. Кажется, он смирился со своей участью и только едва заметно подрагивает задними лапками.
Сделав несколько снимков, я киваю им. И девочки прощаются со зверьком, кладут его в раскопанную лунку и идут за мной обратно на дорожку.
– М-да. Вам нужно помыть руки и почистить платья.
Я достаю из сумки влажные салфетки и насколько могу чищу им одежду, вытираю руки. Под ногтями всё равно остаются чёрные ободки, но это хотя бы что-то.
– А где ваши родители?
– Там, – машет рукой Кара. – Но у нас только папа.
– Он сказал нам ждать на лавочке, но нам стало скучно, – поясняет Лина.
Только папа? Это многое объясняет.
Представляю, как отцу этих искательниц приключений тяжело, но это не повод оставлять их одних! Особенно в таком месте!
– Ладно. Пойдёмте поищем вашего отца, – многообещающе тяну я и беру девочек за руки.
В голове крутятся всякие цензурные и не очень слова. Дети – это ответственность, которой отцу этих девочек явно не хватает.
Мы поворачиваем на широкую аллею, и я, наконец, вижу зал прощаний. Он чёрной махиной возвышается среди деревьев, и я понять не могу, как не заметила его раньше! Там же скамейка, на которой оставили детей.
Начать искать решаю от неё.
– Эй ты! Киднеперша! Немедленно отпусти моих детей, – тихо, но оттого не менее страшно шипит надвигающийся на меня бугай в два метра ростом.
– Немедленно отпусти их! – повторяет бугай, а мне вот ни хрена уже не страшно.
– Как ты меня назвал? – в тон ему отвечаю. – Да я на тебя в опеку заявлю за то, что не следишь за детьми!
– Ты кто такая?
– Я педиатр! И уж поверь, к моим словам в органах прислушаются, – фыркаю я. – Детей до двенадцати лет по закону нельзя оставлять одних! А этим девочкам – шесть-семь!
Мужчина хмурится. Озадачено переводит взгляд с одной девочки на другую.
– Каролина, Ангелина, о чём говорит эта странная женщина?
– Странная?! – возмущаюсь я. – Да я тут самая адекватная!
Девочки меняются на глазах. Они складывают бровки домиком, а губки бантиком, делая вид, что они самые послушные дети на планете.
– Кара, не хочешь рассказать отцу, чем вы занимались с сестрой в лесу? – я внимательно смотрю на предводительницу банды.
Она умильно вздыхает и даже ножкой шоркает! Похоже, эти двое вьют из отца верёвки. Интересно, куда их мать смотрит!?
– Кара? То есть ты хочешь сказать, что различаешь девочек?
Я только глаза закатываю.
– Конечно. Они же совсем разные.
Мужчина смотрит на меня со скепсисом. И я его понимаю. Девочки – близняшки в полном смысле этого слова. У них один вес, один рост. Волосы тёмные,блестящие, прямые, глаза карие, черты лица – всё идентичное.
Даже одежда! Чёрные платья с рюшами длиной до колена и тёмно-синее пальто.
Но они всё равно разные личности, и это заметно.
– Ну, то есть они, конечно, похожи, но всё же дети разные. Как можно их не различать?
Лицо мужчины становится более задумчивым. На нём красуются дорогой чёрный костюм и часы стоимостью в несколько лет моих зарплат. Уж такой может позволить себе нанять няню для детей.
Так зачем этот эгоист притащил детей в такое место? Неужели он поведёт их на прощание в тот зал с чёрными мраморными стенами?
– Интересно, – тянет отец девочек.
Кара и Лина стоят, переминаясь с ноги на ногу, и я уверена, что они уже задумывали очередную шалость. А их отец совершенно не обращает на это никакого внимания.
Он, наоборот, пялится на меня. Неотрывно, словно я центр вселенной.
Так на меня никто и никогда не смотрел. Я просто фельдшер на скорой, просто девушка с тёмно-рыжими волосами. Не золотистыми, а красноватыми. Такого приглушённого цвета, что не сразу и заметишь. Даже здесь природа постаралась, чтобы я ничем не выделялась.
И прозрачными бледно-зелёными глазами.
Фигура средняя, внешность тоже. Даже образование не смогла получить. Последний экзамен провалила.
Я не заслуживаю внимания, а вот девочки – да! Тем более он их отец!
– Вы безответственный человек! – заявляю ему и подталкиваю к нему детей. – Если у вас не хватает времени или желания следить за ними, то наймите им няню!
Девочки одновременно тупят глаза, а их отец как-то странно скалится. В чём причина такой реакции, я не понимаю, но мне всё равно. Главное, чтобы дети были в безопасности.
Не произнеся больше ни слова, я разворачиваюсь и иду в сторону зала прощания. Сейчас мне нужно помочь друзьям, и на нотации времени нет.
Хотя раздражение всё ещё кипит внутри.
Называю организатору своё имя, меня пускают без вопросов. У стены стоит Оля. Она похожа на фарфоровую куколку. Такая же бледная, с застывшим выражением лица. Рядом с ней стоит её бывший жених Алексей.
Не знала, что они снова вместе. Или, может, он пришёл просто поддержать её?
Я пробираюсь сквозь людей, одетых в чёрное. Их много, но никого из них я не знаю.
– Оля, я так тебе сочувствую, – говорю подруге и обнимаю. – Ты как? Держишься?
Она пожимает плечами.
– Не знаю. Я пока ничего не поняла, – она оглядывается, и впервые на её лице проступает хоть какая-то эмоция. И это презрение. – Похоже, мачеха решила устроить из похорон представление.
К нам подходит Миша. Мы тоже обнимаемся.
Когда Оля уехала из города, мы с ним стали общаться. Всё больше и больше, пока я окончательно в него не влюбилась. Только моя любовь опять оказалась невзаимной.
Похоже, это моё проклятие.
Раньше я была безумно влюблена в одногрупника. Но он не обращал на меня внимания, теперь брат подруги. Танцы на граблях – моё хобби.
– Мне так жаль, Миш, – говорю ему, а сама прячу глаза.
Он не должен догадаться о моих чувствах! Этого позора во второй раз я не переживу!
– Спасибо, Лиль. Без вас с Олей я бы не знаю, что делал.
– Если что, обращайся. Я всегда тебя поддержу.
Миша бледно мне улыбается. Видно, как тяжело ему выдавливать из себя даже такую улыбку. Он поднимает голову ко входу и тут же кривится.
– А он что здесь делает? – рычит сквозь зубы.
Я пытаюсь понять, на кого же он смотрит, и замечаю того странного незнакомца. Отца девочек. От него исходит какое-то животное напряжение, которое чувствуют все вокруг. Он рассекает толпу этой энергетикой.
Ему не приходится толкаться среди людей. Все вокруг расступаются при его приближении. А за ним идёт охранник с огромным венком из живых красных роз.
– Кто это? – интересуется Оля, а я просто молчу, не в силах сказать хоть слово.
– Отбитый наглухо мудак и по совместительству конкурент отца. Ума не приложу, какого он тут делает, – сплёвывает Миша.
И это ему я угрожала опекой?