Продолжай, дорогой

Опираясь рукой на перила, поднимаюсь по скользким ступенькам на крыльцо.

Несколько раз стучу ногами о нерасчищенный каменный пол, сбивая снег с сапог. Проверяю вывеску. Салон массажа "Арина", всё правильно, я на месте. Толкаю дверь, вхожу. Вытираю ноги о резиновый коврик, напряжённо осматриваюсь. В воздухе стоит терпкий запах благовоний. На стойке ресепшен, которая расположена слева от двери, выставлена табличка "Обед до 14.00".

Ну, это меня не касается. Без колебания иду по узкому, тёмному коридору, попутно толкая пальцами по очереди окрашенные в красный цвет, деревянные двери с обеих сторон. Везде закрыто. Только в конце вижу солнечный луч, пробившийся сквозь щель между стеной и дверью. Там точно кто-то есть. Из кабинета раздаётся неясный шум. Устремляюсь туда.

Переступаю порог, окидываю взглядом обстановку. На письменном столе серебрится бейдж "Соловьёва Арина Константиновна". Ура, нашла её, наконец. Однако здесь никого. Но я же явственно слышу звуки, ритмичное постукивание какое-то. Осмотревшись, понимаю, что они раздаются из внутренней комнаты под названием "Гардеробная". Не пойму, от меня прячутся, что ли? Некоторые люди такие странные... Но со мной эти хитрости не пройдут. Так нельзя поступать. Аккуратно нажимаю на ручку и заглядываю.

- Арина Константиновна, мы не смогли вам дозвониться, а ситуация серьёзная...

И замираю в шоке. Да, удачно я зашла...

Голову словно сдавило металлическим обручем. Тру ледяными пальцами виски и, прищурив глаза, задумчиво вглядываюсь в то, как мой муж со спущенными до колен брюками придерживает за обнажённый белоснежный зад холёную молодую блондинку в расстёгнутой алой шёлковой блузке и задранной до пояса юбке, и ритмично трахает её. Тру глаза. Может, это не муж, может, у меня галлюцинации? Как он мог здесь оказаться? Его офис через две станции метро отсюда. Я сама проводила его на работу утром, поцеловала...

Но через секунду я убеждаюсь, что не ошиблась. Любовники вздрагивают от моего голоса, останавливаются и резко оборачиваются.

- Никита? - тихо удивляюсь я.

- Земфира, ты что здесь делаешь? - хрипит муж.

Трясущейся рукой стирает пот со лба, ведёт ладонью по лицу и задерживается в районе рта. Таращит на меня испуганные покрасневшие глаза.

За час до этого

Нянечка Тамара недовольно хмурится, прислонив к уху телефон и прислушиваясь к длинным гудкам, которые мне слышно даже на расстоянии.

- Ну, что? - спрашиваю у Тамары, встревоженно рассматривая шкалу градусника, которым только что измерила температуру у Серёжки, худенького голубоглазого мальчика из нашей группы, - растёт, уже тридцать девять. Что делать-то будем?

Я сижу на детском стульчике у низкой кроватки в спальне, на которой неестественно краснеет щёчками мальчик.

- Давай скорую вызовем ему? Родители не отвечают, мы же не можем на себя такую ответственность брать, - тихо подсказывает Тамара.

Она наклоняется, гладит Серёжу по мягким волосам и неосмотрительно добавляет:

- Они ему хоть укольчик сделают, температуру собьют. Может, ему в больницу надо...

Мальчик приподнимается, тянется ко мне, залезает на колени, сильно прижимается горячим тельцем и хнычет:

- Не хочу укольчик. Зефирка Зелёная, не разрешай скорую, я в садике останусь, буду тихо-тихо лежать, пока мама не заберёт.

Глажу его по голове, целую в макушку, выразительно глядя на Тамару. Та пожимает плечами и возвращается в игровую, где без нашего присмотра, похоже, начались бои без правил между ребятами группы.

- Успокойся, не вызову. Сейчас мы маму твою найдём и приведём. Я ей на работу позвоню. Всё будет хорошо.

Кладу мальчика в кроватку, накрываю одеялом:

- Пока поспи чуть-чуть.

- Не придёт мама, - зевает Серёжа, но послушно зажмуривает глазки.

Я на цыпочках выхожу. Иду к столу, на котором лежит мой блокнот, переворачиваю странички. Так, где-то у меня была информация о месте работы родителей. Вот же, Соловьёва. Беру телефон, набираю номер.

- Салон массажа "Арина". Слушаю вас, - приветливо отвечает женский голос.

- Здравствуйте. Пригласите, пожалуйста, к телефону Арину Константиновну. Это воспитатель из детского сада, Земфира Семёновна.

- К сожалению, не могу вам помочь. Арина Константиновна очень занята, велела не беспокоить.

Девушка сбрасывает вызов, больше трубку никто не берёт.

Нет, ну, как так-то? Смотрю адрес салона. Так это же близко, всего в квартале отсюда. За десять минут добегу. Поручаю Тамаре присмотреть за детьми и спускаюсь на первый этаж в кабинет заведующей, чтобы отпроситься. Бегу, наспех накинув на плечи куртку, за мамой Серёжи.

Сейчас

И я сделала это. Нашла Арину Константиновну. Только почему-то в объятиях собственного мужа. И теперь растерянно собираю мысли в кучу.

Так, спокойно. Никаких истерик. Стараюсь держать себя в руках. На удивлённый вопрос мужа с издёвкой заявляю:

- Продолжай, дорогой, не отвлекайся. Я не к тебе пришла.

Перевожу глаза на его любовницу. Чуть скривив губы медленно разглядываю стройные белые ноги с изящными щиколотками, бёдра с розовыми отпечатками пальцев, полоску красных кружевных стрингов на талии, глубоко вздымающуюся "так себе" грудь, нервно подрагивающие ключицы, свежий засос на шее... Впервые вижу её настолько растерянной. До этого момента она всегда вела себя, как королева: здоровалась с воспитателями сквозь зубы, с претензиями обращалась исключительно к заведующей, видимо, считала нас недостойными для разговора с собой. Сейчас же она похожа на испуганную сову с острым кривоватым клювом и выпученными глазами. Конечно, стресс-то какой...

А у меня шок иначе выражается, кажется. Поражаюсь своему самообладанию. Никогда бы не подумала, что смогу оставаться внешне хладнокровной в такой пошлой ситуации. Мой голос твёрд и уверен:

Папамамалогия

Не знаю, как продержалась остаток рабочего дня. Очень старалась не показывать, как мне плохо. А мне было безумно больно. Муж изменяет мне. И это не подозрение, а факт. Он разлюбил меня, а я и не заметила. Разве такое бывает? Между нами не было серьёзных конфликтов. Наша семейная жизнь протекала спокойно и размеренно. Я заботилась о нём,старалась быть примерной и понимающей женой. А он...

За Серёжей никто не пришёл ни через час, ни через два. Я несколько раз бегала на кухню к поварихе Любаше, полненькой и добродушной женщине. Она заваривала мне чай с малиной, которую по счастливой случайности принесла для себя из дома во время осенних простуд.

- Хоть немного, да поможет, - уверяла она, - малина как аспирин, и хорошо температуру понижает.

Серёжа с удовольствием пил ароматный напиток. Шептал:

- Спасибо, - и опять проваливался в сон.

А я возвращалась в группу к другим детям.

Помню тот день какими-то эпизодами, кусочками.

Дети всегда очень отзывчивы эмоционально. И они чувствовали, что мне трудно. Стоило мне присесть на стул на минутку, как рядом выстраивалась очередь из желающих влезть ко мне на колени.

- А можно, ты мне первому шапочку завяжешь, когда на улицу пойдём? - теребит меня за рукав Кирилл, ревниво посматривая в сторону спальни, где лежит Серёжа.

- Какие красивые волосы, Зефирочка Зелёная, - ласково гладит меня по голове Алёнка, с тревогой заглядывая в глаза.

Следующий яркий момент случился во время уборки перед полдником. Я раскладываю игрушки по ящикам, присев на корточки у низких стеллажей. Ко мне подходит Настя. Молча подаёт мне то мячик, то куклу, наблюдает за моей реакцией . Не знаю, что со мной было, какой меня видели окружающие в тот день. Только через пару минут безмолвной помощи, Настя вдруг раскрывает объятия и участливо предлагает:

- Дай обниму.

Слёзы наворачиваются на глаза. Тянусь к ней. Обними, Насть. Мне так нужно, чтобы кто-то обнял.

Остальные ребята, заметив мой порыв, потихоньку оставляют свои занятия и собираются вокруг нас. Маленькие ладошки гладят меня по голове, по спине, некоторые дети обнимаются тоже. Я постепенно усаживаюсь на ковёр. Какие же вы хорошие у меня... А вот муж не пожалел. И не любит вообще. Всё изменилось в один миг. Я не ожидала предательства. И теперь даже не представляю, как справиться со своей болью. Как пережить... Слёзы сами льются по щекам, и я ничего не могу с этим поделать. Закрываю глаза ладонями и рыдаю в голос, отдалённо слыша голоса:

- Зефирка, не плачь. Хочешь конфетку? У меня в куртке есть.

- Почему она плачет?

- Это из-за того, что Саша не слушался на занятиях. Отлуплю тебя, дурак.

- Ага, я слушался, вообще-то, потом, а ты вот суп не доел.

- Эй, - Тамара теребит меня за плечо, - ты чего расклеилась? Да выздоровеет он скоро. Кажется, уже похолоднее стал.

И быстренько берёт власть в свои руки. Строго командует:

- Так, расходимся все. Игрушки кто будет убирать за собой? Я уже полдник принесла, а в группе бардак.

С трудом разлепляю глаза, оглядываюсь. Дети наводят порядок, взволнованно посматривая на меня. Поднимаюсь. Выдыхаю. Всё ещё немного шмыгаю носом, но в целом уже огонь. Направляюсь в сторону туалета, чтобы умыться. По пути меня перехватывает Кристина. В руках у неё поблёскивают ножницы, которыми я вырезала методический материал в тихий час. Забыла убрать, наверное.

- Смотри, как красиво чёлку подстригла, - хвастается она.

И я в ужасе разглядываю кардинально асимметричную линию волос над её бровями. Боже... Что же я творю такое. Ною, страдаю тут. А у меня дети. Целых двадцать три сегодня по списку. И один из них уже самостоятельно подстригся, пока я тут сопли на кулак наматывала! Ох, вот это я дала... Народ напугала, ненормальная. Не педагог, а слабачка. Нет, так не пойдёт. А ну, собралась, Земфира. В руки себя взяла быстро.

Заплетание косичек девочкам, полдник, родители, один за другим заглядывающие в группу, сложный разговор с мамой Кристины - всё пронеслось в один миг.

И вот наступает тишина. Всех детей забрали домой. Всех, кроме Серёжи.

- До завтра, - машет мне рукой Тамара, - звони, если что.

- До завтра, - эхом отвечаю я и, захватив с полки красочную книгу со стихами Остера, иду в спальню.

Серёжа сидит на кроватке, выспавшийся и достаточно бодрый. Трогаю лоб. Действительно, стал прохладнее. Мальчик тянет ко мне ручки.

- Ну, как ты? - не могу не улыбаться, понимая, что ему легче, - смотри, какая у меня книжка.

Присаживаюсь на кроватку, он устраивается рядом, прижимается ко мне. Я обнимаю его за плечо и открываю первую страничку.

- Я уже выздоровел, а мама так и не пришла, - невозмутимо констатирует Серёжа.

У меня от его слов и интонации щемит сердце. Хочется поддержать, но не понимаю как. На моё счастье, он уже переключил внимание на книгу:

- А давай вместе читать, я почти умею.

- Давай.

И мы хохочем над "Вредными советами", изображаем по очереди котёнка по имени Гав, переходим к изучению "Папамамалогии". За окном уже темно. Я даже не хочу смотреть на часы. Не хочу расстраивать Серёжу. Пусть он остаётся спокойным. И мне с ним намного лучше, чем в одиночестве. Если надо, договорюсь со сторожем, чтобы разрешил нам тут переночевать. Всё равно домой мне совсем не хочется. Там Никита, там надо обсуждать то, что случилось сегодня, что-то решать.

- Есть кто? - прерывает мои мысли хрипловатый мужской голос.

- Это папа, - вздрагивает Серёжа.

- Одевайся, - встаю и выхожу из спальни.

Впервые вижу Соловьёва-старшего. Высокий, стройный мужчина в шерстяном пальто, без шапки. Быстро подхожу к нему и, не включая свет в группе, агрессивно нахмуриваюсь и тихо отчитываю его, упираясь взглядом в кадык:

Просто

Я освобождаю руку, вежливо, но категорично отказываюсь:

- Спасибо за предложение, но нет. Я доберусь сама.

Лениво пожав плечами, отец Серёжи роняет:

- Хорошо. До встречи.

Они уходят в раздевалку, тихо переговариваясь. А я ставлю книгу на место, снимаю постельное бельё с кроватки Соловьёва-младшего, надо бы не забыть, завтра утром его в прачечную отнести. Ведь Серёжи не будет. Надеюсь, что у его родителей хватит ума вызвать сыну врача.

Прохожу по группе. Задвигаю поглубже в нишу пластмассовый короб с машинками, поправляю покосившуюся композицию из шишек. Прячу в ящик письменного стола свой блокнот и ручку. На секунду задерживаюсь у аквариума, насыпаю щепотку корма рыбкам. Останавливаюсь, напоследок обвожу взглядом группу. Так. Вроде всё на местах. Гашу свет в раздевалке. Но почему-то медлю. Внизу хлопает входная дверь. И я, как загипнотизированная, в полной темноте приближаюсь к окну.

Задумчиво провожаю взглядом Серёжу и его отца. Они направляются к одиноко стоящей машине на парковке возле ворот. Впереди идёт высокий, статный мужчина, а за ним, еле успевая, семенит худенький мальчик. Видно, что он оживлённо рассказывает что-то папе, пытаясь заглянуть ему в лицо, но тот не реагирует. У калитки полоску накатанного несколько дней назад льда сегодня припорошило снегом. Серёжа, протягивает руку к отцу, но не успевает уцепиться. Поскальзывается и падает. Соловьёв-старший останавливается, но не спешит поднимать сына, не наклоняется, не помогает. Просто ждёт, пока тот встанет самостоятельно.

Да что ж такое... Возмущённо рычу. Некоторые ужасно бесчувственные. Трудно заболевшему ребёнку руку подать, что ли? Какой неприятный тип, этот Соловьёв. Хоть и внешне притягательный. Но характер у него, похоже, чересчур жёсткий.

Серёжа самостоятельно отряхивает свою одежду от снега, варежки друг об друга, и потом две тени, большая и маленькая, спешат к чёрному автомобилю премиум-класса. Оба усаживаются на заднее сиденье. Машина трогается с места и скрывается за углом. Только после этого я выдыхаю и нахожу в себе силы покинуть группу.

Попрощавшись с дядей Пашей, который на пенсии подрабатывает в нашем детском саду ночным сторожем, выхожу на улицу. Как же не хочется домой! Ведь, скорее всего, придётся этим вечером разговаривать с Никитой об отношениях, выслушивать оправдания, обдумывать, что с моей семьёй будет дальше. И мне впервые жаль, что дорога до дома занимает всего пятнадцать минут. Медленно бреду вдоль шоссе, по которому мимо меня куда-то торопятся машины. Свет от их фар падает на билборды, на вывески магазинов. Ещё и предновогодние огни, гирлянды празднично поблёскивают вокруг. Слепо пялюсь по сторонам, в глазах уже искры.

Стёкла зданий покрыты ледяными узорами. Под вечер выпало много снега и подморозило. А я перчатки не взяла. На нос натягиваю шарф и зябко прячу руки в рукава. Время от времени сильный ветер кидает холодные брызги снега в лицо. Зажмуриваюсь, отворачиваюсь в противоположную сторону, делаю спиной вперёд несколько шагов. И замечаю, что прямо за мной медленно едет чёрный тонированный автомобиль.

Испуганно отворачиваюсь. Да нет, это не за мной, наверное, он просто так едет. Может у него резина не очень, не рискует разгоняться. Или водитель по телефону разговаривает, вот и снизил скорость. Но на всякий случай шагаю быстрее. Кошусь краем глаза. Всё-таки я ошибаюсь. У такой дорогой машины не может быть плохой резины. И у водителя в руках не видно телефона, он крепко держит руль. Тогда почему этот подозрительный автомобиль так и крадётся следом? Что ему надо от меня? У меня засосало под ложечкой от страха. А вдруг за рулём маньяк, и он выслеживает меня? Хочется побежать, но под ногами скользко и снега по щиколотку.

Вот и мой двор, с облегчением выдыхаю и резко сворачиваю туда. И всё-таки срываюсь на бег, попутно доставая ключ от домофона.

Всё, я и в подъезде, быстро-быстро несколько раз нажимаю кнопку вызова лифта. Повезло, он на первом. Фух. Никто не преследует вроде. Еду на пятый, тяжело дыша.

Двери с тихим лязгом разъезжаются. Замираю на пару секунд у квартиры. Собравшись с силами, вставляю ключ в замочную скважину.

Дома пахнет чем-то очень вкусным. На кухне горит свет. Никита, похоже, решил меня встретить праздничным ужином. Но мне сейчас не до изысканных блюд. Я мечтаю о тишине и о том, чтобы побыть в одиночестве. Тихо разуваюсь, вешаю куртку на крючок и иду в спальню. Закрываюсь на защёлку. На всякий случай придвигаю к двери комод. Ложусь в кровать прямо в одежде и затаиваю дыхание.

Слышу шаги в коридоре.

- Дорогая, открой, - раздаётся осторожный стук.

- Нет, уходи, - выкрикиваю я и накидываю одеяло на голову.

- Может, поговорим, а? Я хочу объяснить. Открой,пожалуйста, - голос Никиты звучит умоляюще.

Но мне почему-то совсем не нравятся эти интонации. Я чувствую в них фальшивое что-то. И отчётливо понимаю, что правды не услышу. Хотя...

- Не хочу тебя видеть. Говори так.

- Зирочка, клянусь, она ничего для меня не значит. Вообще ноль. Просто секс, ничего больше. Просто инстинкты. А тебя я по правде люблю.

Просто секс. Как всё у него просто, оказывается. На глаза опять наворачиваются слёзы. Закусываю уголок пододеяльника, чтоб не заныть в голос.

- Зир, не молчи, ответь хоть что-нибудь.

Пошёл ты, не хочу я говорить. Несколько невыносимо долгих минут тишины, и Никита нарушает молчание первым:

- Я никогда бы сам не начал. Это Арина подкатила, она сама со мной закрутила. А я даже не собирался изменять тебе. Просто так вышло.

Опять "просто". А я-то думала, дурочка, чтобы изменить нужна причина, претензии какие-то, недовольство. Но нет, оказывается, можно и так. Тихо, но неотвратимо закипаю изнутри. Отбрасываю одеяло, поднимаюсь, иду к двери. Чуть сдвигаю комод в сторону. Хочу видеть глаза мужа, когда он ответит.

Подарок

Никита виновато смотрит на меня:

- Ты точно хочешь, чтобы я рассказал?

Киваю, но в комнату не пускаю. Никита прислоняется спиной к стене и, отвернувшись от меня, начинает повествование.

- Помнишь, в августе зарядили дожди, и я подвозил тебя каждый день на работу?

Да, помню, конечно. Муж не только высаживал меня у ворот, но и провожал с зонтиком до самого входа. Он нежно целовал меня на прощание, и только после этого ехал в офис. Казался таким добрым, нежным, понимающим. Моим.

Никита продолжил, а у меня в животе всё похолодело, как будто я провалилась в воздушную яму:

- Однажды мы чуть задержались, помнишь? Когда колесо спустило.

Ты поднялась в группу, а в этот же момент из двери вышла Арина. Она была без зонта. На улице ливень. Как я мог не помочь женщине, тем более она так мило улыбалась, думаю, что она завлекала меня. Я предложил ей спрятаться под мой зонт. Мы вместе дошли до ворот. И оказалось, что она без машины. По лужам в босоножках идти такое себе. Не очень-то вежливо было оставить её в трудной ситуации, предложил подвезти её. Аринка с удовольствием согласилась. Когда мы подъехали к месту, где она работает, Арина сказала, что со мной очень приятно общаться. В благодарность за помощь вручила мне сертификат на массаж в её салоне.

Я растерялся сначала, даже хотел отдать подарок тебе. Но после работы понял, что слишком замотался, и в спину вступило как-то. Захотелось немного расслабиться. В тот же вечер я поехал в салон, и мы встретились опять. Увидев меня, она обрадовалась. И сказала, что хотя она сама давно не практикует (она хозяйка), но для меня сделает исключение. Она строила мне глазки, я тебе точно говорю. Если бы она не дала мне повода, то ничего не было бы. Наверное, это благовония так подействовали. Или в масле для массажа был подмешан наркотик. Короче, то, что она делала, было так круто, что я не удержался. А потом само завертелось. Ну, прости. Ты же видела Аринку, она красотка невероятная. Это всё природа мужицкая, виновата. Правда в том, что нормальный мужчина - всегда самец. Иногда мы совсем ничего не соображаем. Знаю, это плохо. И мне хочется провалиться от стыда. Но вот так произошло, и обратно время не перемотать.

Муж резко развернулся ко мне лицом, плюхнулся на колени и взмолился:

- Прости меня, идиота. Не знаю, что на меня нашло. Ты такая хорошая, и не заслужила предательства. Все эти месяцы меня гложет совесть, любимая. Поверь, я больше не поддамся её чарам. Хочешь, буду только в метро ездить на работу теперь? Сделаю всё, что скажешь. Ради всего хорошего, что между нами было, не бросай меня.

- Подожди, - надсадным шёпотом перебиваю его, - я так понимаю, что вы трахались за моей спиной не один раз, да? А почему? Раз тебе стыдно.

Пока Никита говорил, я будто провалилась куда-то, не чувствовала ничего. И только сейчас поняла, что мои щёки мокрые от слёз, а в глаза, как будто песка насыпали. Тру их пальцами, чтобы лучше рассмотреть выражение лица мужа, когда он мне ответит.

- Почему ты не разорвал эти отношения сразу же после того, как благовония отпустили?

Муж растерянно разводит руками:

- Ну, ты же ничего не знала...

Млииин. Бью себя по лбу ладонью. Теперь всё стало на места. Что же я дура-то такая, сразу не сообразила.

Молча закрываю дверь, придвигаю комод и устало командую:

- Поспи в другом месте, на кухне, в ванной. Мне надо всё обдумать. И сегодня ночью я хочу побыть одна.

***

Я спала ужасно. Ворочалась, выныривала из сна, кажется, каждые пятнадцать минут. В голове крутились мысли, но ничего адекватного, какая-то мутная неразбериха.

Сначала я представляла в красках, как Никита встречался с соперницей. Как они секретничали за моей спиной, прятались. Все эти месяцы муж возвращался с работы и много времени проводил в душе. Я думала, что он так старается снять усталость. Оказывается, он смывал запах другой женщины. А ещё Никита как раз в то время зачастил с занятиями в фитнес-клубе. Я, дурочка, так радовалась за него. У меня же идеальный муж. Следит за своим здоровьем. Старается всегда быть в форме. Любит меня. Мечта, а не мужчина.

Потом я начала вспоминать, как его любовница ежедневно приводила сына в детский сад. Она, скорее всего, наблюдала за мной исподтишка. Наверное, даже посмеивалась над моей доверчивостью и наивностью. И правильно. Я была такой глупой и невнимательной. Не почувствовала ничего.

В пять утра я сдаюсь. Выспаться всё равно не получится. На цыпочках выхожу из комнаты. Никита похрапывает, свернувшись калачиком, на маленьком кухонном диване. Беру в руки куртку и сапоги и выскальзываю из квартиры. На лестничной клетке окончательно одеваюсь и иду в сад.

- Зачем только уходила? - приветствует меня через домофон сонный голос дяди Паши.

Да, действительно. Может, и правда, переехать сюда, пока не разберусь в своих чувствах?

Я поднимаюсь в группу, переодеваюсь и сажусь составлять план занятий на сегодня.

За работой мне становится легче. Постепенно группа наполняется детьми, вокруг разговоры, гомон, движуха. Я очень волновалась, что столкнусь с соперницей. Как взять себя в руки, как не взорваться криками или слезами? К моему облегчению, никто из Соловьёвых сегодня не появился.

День пошёл своим чередом. Завтрак, потом занятия. Лепка, рисование.

- На улице мороз такой сегодня, минус двадцать точно. Может, заведующая разрешит не гулять? - подсказывает Тамара.

Пожимаю плечами. Ну да, не очень хочется выходить на улицу, если честно. Спускаюсь на первый этаж, по узкому коридору с рисунками на стенах спешу к кабинету Ольги Ивановны, который расположен у центрального входа в сад. Сворачиваю в холл и замираю в восхищении.

Букет

Обалдеть. Курьер же назвал моё имя, правда?

- Это я, - отвечаю, с усилием стараясь оторвать взгляд от роскошного букета.

Курьер протягивает мне корзину и дежурно улыбается:

- Эти цветы для вас, Земфира Семёновна. Кто-то очень хотел сделать вам приятное.

Я растерянно беру букет в руки, склоняюсь к нему и с наслаждением втягиваю носом запах свежих роз. Это какое-то волшебство, мне подобного никто никогда не дарил. Цветы фантастические, идеальные, невыносимо красивые, словно из другого мира. Каждый из них выглядит настолько свежим, будто только что срезан. В груди разливается тепло. Невозможно не восхищаться чудом.

- Спасибо... Подскажите, пожалуйста, что это за сорт? Запах необычный такой...

Курьер улыбается и с зазубренной интонацией отвечает:

- Сорт наших потрясающих зелёных роз называется "Лимбо". А золотистые, к сожалению, ещё не научились выращивать. Но в нашей компании для изготовления премиум-букетов используется только флористическая краска наивысшего качества без химического, вредного запаха. Она гипоаллергенна, не пачкается и не осыпается. Также перед отправкой мы ароматизируем розы специальным лёгким парфюмом. Хотя, скорее всего, при таком количестве это совсем необязательно. В вашем шикарном букете ровно двести одна штука.

Не могу поверить, чтобы Никита раскошелился на такое. Нет, он ни за что бы не потратил неприлично высокую сумму на цветы. Три красных розочки - максимум его щедрости за всё время с момента нашего знакомства.

А вдруг это всё-таки ошибка какая-то? На всякий случай уточняю:

- А можно узнать, кто отправитель?

Курьер с загадочной улыбкой отрицательно машет головой:

- Извините, но я не могу назвать его имя. Ваш поклонник пожелал остаться неизвестным.

Я задумчиво провожаю взглядом курьера. Ничего себе, как всё таинственно. А вдруг это, и правда, подарил не муж? Тогда кто? Может это... Краска прилила к щекам. Какая-то ерунда в голову лезет. Нет, я пока не готова принять эту странную мысль всерьёз - это просто невозможно.

Забыв о том, что собиралась зайти к заведующей, возвращаюсь в группу. Я присаживаюсь у письменного стола, ставлю корзину с цветами на пол. Торопливо достаю телефон, извлекаю номер мужа из чёрного списка и звоню ему. Через два длинных гудка он откликается:

- Алло. Земфира, любимая, это ты?

И, не дождавшись моего ответа, Никита сразу начинает тараторить:

- Дорогая, куда ты убежала утром? Я проснулся, а тебя нет.

Прерываю:

- Это ты заказал для меня доставку цветов?

- Цветов? Ты хочешь цветов? Да без проблем! Прямо сейчас куплю и сам привезу. Какие ты хочешь? Розы, астры, гвоздики, хризантемы? Красные, белые или жёлтые?

Да, я так и думала. Он не имеет никакого отношения к этим необыкновенным розам. И даже не планировал ничего такого, пока я не спросила.

- Жёлтые дарят к измене, - презрительно выпаливаю я и отключаюсь.

Из спальни с ведром в руках и половой тряпкой появляется немного растрёпанная Тамара:

- Ну, что, разрешила? Я как раз домыла. Если пойдёте на улицу, помогу тебе детей одеть.

Заметив корзину с цветами, Тамара роняет тряпку и с завистью в глазах и в голосе восхищается:

- Какое чудо!

- Что разрешила? - удивлённо переспрашиваю я и неожиданно вспоминаю про то, что ходила к заведующей, - ой, а я забыла спросить...

- Я бы тоже забыла, - Тамара пододвигает ещё один стул к моему и, понизив голос, спрашивает, - А ну, рассказывай. Твой всё-таки спалился и теперь подлизывается, что ли?

Меня, как ледяной водой окатило. Лицо каменеет. Я с обидой обращаюсь к Тамаре, испуганно прикрывшей ладонью рот:

- Так ты всё знала? И мне ничего не рассказала?

Она двигается ближе, гладит меня по плечу и жалостливо заглядывает в мои глаза:

- Ну, прости, подружка. Это не только я, все наши знали, кажется. Нам так жаль тебя было. Ты на своего Никиту надышаться не могла: Никита то, Никита сё. Мы не хотели, чтоб из-за сплетен распалась твоя семья. Тем более она переехала отсюда, зачем ворошить прошлое?

Собираюсь что-то сказать, но от последней фразы давлюсь воздухом. Прокашлившись немного, заинтересованно уточняю:

- Кто переехал?

- Ну, мама Лены Титовой, кто. У которой муж год назад утонул. С ней же твой шарохался целый месяц. А ты сама знаешь, какая она болтушка. Всем подряд рассказывала, что Никита твой обещал с тобой развестись и на ней женится. Мы ещё думали, может, она сочиняет всё. Ну, типа мечтает. Выдаёт желаемое за действительное. Возможно, у неё крыша съехала, когда вдовой осталась. А потом вдруг в один день она забрала документы из сада и куда-то переехала. Мы решили, что всё, мир в семье восстановлен.

Каждый день всё новые открытия, что же с моей жизнью творится?

- Мамочки... - шепчу онемевшими губами, - как так-то?

За глазами зашебуршилось что-то горячее. Все знали. И это ещё об одной измене. Сколько их было-то вообще?!

Неосознанно поглаживаю бутоны, пытаясь немного успокоиться. Пальцы попадают на что-то твёрдое. Выуживаю небольшую карточку для букета. Сдуваю с ресниц солёные капельки и всматриваюсь в ровные крупные буквы: "Ты интересная". И внизу приписка помельче: "Знаю, что мой сын почти читает".

--------------------------------------------------------------------------------------

Дорогие читатели. Если вам интересно, что будет дальше, очень жду от вас реакции. Добавляйте роман в библиотеку, не забывайте о звёздочках. Всегда рада комментариям.

Ваша Руфина

Что ты делаешь?

Целый день опять прошёл как в тумане. Всё вокруг будто поблекло, утратило смысл. Я на автомате делала свою работу, и это было чрезвычайно трудно. Вместо интересных игр и занятий с детьми я постоянно думала о том, что мне рассказала Тамара про похождения моего мужа. Человека, который ещё несколько дней назад казался мне близким, надёжным и верным. Который признавался мне в любви, с милой улыбкой одевал мне на руку обручальное кольцо. Предлагал мне задуматься о ребёнке. Хорошо, что я не согласилась с ним тогда. Теперь я отчётливо осознаю, что жила с мужчиной, о чьём внутреннем мире ничего не знала. Поведение Никиты было наигранным и лживым. Он всегда притворялся. А я верила, как наивная дурочка.

После случившегося у меня появились новые воспоминания: его ошарашенный взгляд в момент, когда я застала их с мамой Серёжи. И щенячий, жалобный и заискивающий, когда он умолял меня о прощении. Эти "весёлые картинки", упрямо возникающие перед глазами, всё перевернули в моём сознании.

Мало того, я, наконец, поняла, что он всегда действовал по одной и той же схеме.

Ведь мы с ним познакомились в очень похожей ситуации. Я шла с работы и меня с ног до головы окатил водой из лужи проезжающий мимо грузовик. Я стояла в забрызганной грязью нежно-сиреневой блузке, злая и насквозь промокшая. И тут, как принц на белом коне, передо мной притормозил автомобиль. Сверкая голливудской улыбкой, Никита предложил подвезти меня. Обычно я не соглашаюсь на такое. Но мне было безумно стыдно за свой неряшливый вид перед прохожими, мне казалось, что все вокруг беспардонно пялятся. И я нырнула в спасительное укрытие, салон машины. Мы познакомились. И, кажется, сразу понравились друг другу. Никита пригласил меня в кино. Потом попить кофе после рабочего дня. Ещё через несколько недель он просто стал встречать меня у ворот детского сада. Нам было хорошо вместе, весело и уютно. По крайней мере, мне так казалось. Но теперь я ни в чём не уверена. И никак не могу разобраться в том, как жить дальше?

Мне больше не хотелось устраивать разборки. Зачем? Ведь он нагло врёт мне в лицо. И какой смысл теперь вообще выслушивать мужа? Давать шанс, прощать, пытаться забыть о его предательстве... Нет, как-то неохота. В самый первый момент прозрения я поняла, что так не пойдёт. Но и резко уйти я не готова. Пока не знаю, как вести себя.

Работая в детском саду, я привыкла ежедневно составлять план будущих занятий. И сейчас мне очень надо выстроить определённый порядок действий. Мне так обидно, я страшно разочарована. И даже зла. И хочется сделать ему в ответ что-то гадкое. Наверное, это ненормально. Приличной женщине нельзя так поступать. Следовательно, чтобы не наворотить всякого, я должна заставить себя вернуться в адекватное состояние. Но справиться со злостью, болью и разочарованием у меня не получится, если я останусь в прежних условиях, в квартире рядом с Никитой. Или на работе, куда он может явиться в любой момент и без приглашения. Мне надо уехать, остыть, перезагрузиться, обдумать всё.

В тихий час я отправилась в кабинет к заведующей и оформила сразу два выходных, которые у меня накопились за донорские дни.

Вечером после того, как всех детей забрали родители, я отнесла цветы в холл, поставила корзину на видное место у стены. Пусть приносят радость людям. Домой я не хочу нести эти розы. Во-первых, на улице очень холодно, вдруг завянут по пути. А во-вторых, я решила уехать к маме на несколько дней. Банковская карта с деньгами у меня с собой, а вещей мне не надо. Мамочка всегда радуется, когда я приезжаю. И хотя я не живу с ней уже шесть лет, она сохранила обстановку в моей комнате нетронутой, и даже мою одежду, которая осталась у неё, не стала выкидывать.

Я зачем-то достала из цветов записку, спрятала в карман куртки и вызвала такси к воротам детского сада.

И вот уже еду по тёмной заснеженной улице на вокзал. Фонари сливаются в одну поблёскивающую дорожку. Ветер покачивает тёмные голые ветки деревьев. Холодно даже смотреть через окно. И на сердце очень, очень, очень холодно.

До дома родителей совсем недалеко, полтора часа на электричке. Маму предупреждать не буду, чтобы она случайно не проболталась, кому не надо. Ведь о предательстве Никиты в двух словах не расскажешь.

Без затруднений купив билет на ближайшую электричку, сажусь в полупустой тёплый вагон. Расстёгиваю куртку и, прислонившись головой к стене, зависаю на мелькающем за окном пейзаже.

Вдруг в кармане громко звонит телефон. Достаю его и задумчиво пялюсь на экран. Со мной хочет пообщаться свекровь. Мы с ней не в очень хороших отношениях. С первой встречи она приняла меня с трудом. Первое время я пыталась наладить хорошие отношения, но не вышло. И исключительно по решению свекрови наше общение было сведено к минимуму. Странно, что ей вдруг приспичило со мной поговорить. Ну, ладно, мне стесняться и скрывать нечего.

- Слушаю, Нина Сергеевна.

И резко отстраняю от уха телефон, потому что свекровь пронзительно орёт на меня:

- Что же ты делаешь, Земфира? Мне Никита всё рассказал. Где твоя совесть? А я ему всегда говорила, что ты ему не пара. Он отмахивался, а ведь я оказалась права. Мало того что ты замарашка, по дому ничего не делаешь, кормишь мужа полуфабрикатами, не ухаживаешь за собой, деньги у него выпрашиваешь, внуков мне отказываешься рожать, так ещё и это?

Подстава

Ничего себе, в чём я так провинилась-то? Прерываю возмущённые крики свекрови:

- Нина Сергеевна, успокойтесь. Что я натворила, по-вашему?

Та даже икает от негодования:

- Как что? Как что? Ты зачем Никиту подставила? Подло так поступать с собственным мужем. Даже если вы поругались, это не повод названивать его начальству и рассказывать о том, что он делает. Это же и для тебя он старался, в том числе. Для вашего общего достатка. Ты сама как после такого, нормально спать будешь? Его же уволили. Хорошо, если дело не станут заводить, а вдруг он из-за тебя в тюрьму попадёт?! Тварь ты, сволочь и гадина. Змея неблагодарная. Зачем он только с тобой связался...

- Я ничего не понимаю... Никому я не звонила. Я же даже его рабочего телефона не знаю, - растерянно пытаюсь вспомнить, что Никита сотворил такого, за что его могут посадить.

- Да конечно, будешь теперь сочинять. Лживая, подлая дрянь. Никто, кроме тебя не знал о том, что он поставки стройматериалов оформлял по завышенной цене. Его партнёру невыгодно заявлять об этом, они же поровну деньги делили. Можешь не строить из себя невинную овечку. Никита сам сказал, что ни с кем, кроме тебя не обсуждал свою уловку. И ты это сделала. Отомстила ему за то, что он полюбил другую. Конечно, тебя сейчас корёжит от ревности и обиды оттого, что они с Ариночкой вместе. Разговаривать отказываешься. В чёрный список его номер добавила. Почему, а? Потому что рыльце в пушку. Потому что тот анонимный звонок директору фирмы точно на твоей совести.

Блиииин. Что она там мелет? Не могу поверить. С Ариночкой? Полюбил другую?! Мне точно не послышалось. Свекровь, как и остальные, всё знала и молчала. Ну, в принципе, а чего я ожидала? Дыхание перехватывает от обиды. Уголки губ непроизвольно опускаются. Только бы опять не заплакать.

- С Ариночкой? - уточняю дрогнувшим голосом.

- Да, Земфира, я всё знала. И разрешала встречаться у меня, когда это требовалась. Хоть и всегда просила Никиту не метаться, а скорее решиться и бросить тебя. Можешь обижаться, но Арина больше подходит моему сыну. Она красивая, с деньгами, имеет свой бизнес, в отличие от тебя. Ты-то никакая, без деловой жилки, до пенсии будешь чужим детям в саду сопли вытирать. А она умница. Всего добилась сама. Ты же только вредить способна, больше ничего. Надо же до такого додуматься: позвонить директору и нажаловаться на собственного мужа!

Всё, хорош. Больше не хочу слушать этот бред.

С металлическими интонациями отшиваю её:

- Нет, Нина Сергеевна. Я тут ни при чём. С вами Никита делится намного активнее, как я поняла. Может, это вы позвонили в его фирму?

И выключаю телефон. Больше не хочу с ней разговаривать. Да вообще ни с кем не хочу. Прячу аппарат в карман. Руки дрожат от нервного возбуждения. Сердце истерично колотится в груди. Глотаю слёзы обиды. И во рту пересохло. Заглядываю в сумочку, роюсь там, надеясь найти маленькую бутылочку воды. Брала же в фитнес-клуб. Чёрт, это же не спортивная сумка. Достаю завалявшуюся с позапрошлой недели карамельку, разворачиваю. Шмыгая носом от обиды, сую её в рот и старательно пытаюсь собраться, взять себя в руки.

Не сразу вспоминаю, как летом муж, радостно улыбаясь, хвастался, что нашёл отличного поставщика, который не против оформлять документы с небольшим бонусом для него. Я ещё спросила, не противозаконно ли это, на что Никита ответил, что нормальная практика, все так делают. Я совсем далека от его профессии, поэтому с готовностью поверила и благополучно забыла о том разговоре. Получается, всё-таки Никита участвовал в махинациях, теперь его с позором уволили и даже могут осудить.

Похоже, карма существует. И она заработала. Странно, но я понимаю, что мне совсем не жаль Никиту, у меня нет желания звонить ему, доказывать, что я ни в чём не виновата. Пусть думает, что ему угодно.

***

Выхожу из лифта на мамином этаже. Вот я и на месте.

Открываю дверь собственным ключом. Как же вкусно пахнет! Борщом и выпечкой. Мама пирожки замесила? Желудок жалобно заурчал. Только в эту минуту я поняла, как проголодалась.

Снимаю куртку, вешаю её на крючок, расстёгиваю сапоги.

Мама выходит ко мне в коридор из кухни, вытирая руки фартуком. Смотрит испуганно, но радостно. Она ласково обнимает меня.

- Зирочка, что случилось? Тот мужчина сказал, что ты придёшь с минуты на минуту. Я не поверила. С чего бы? Даже не выходной сегодня. А ты на самом деле здесь. Очень вовремя, ужин готов, пойдём.

Послушно направляюсь на кухню, непонимающе хмурясь:

- Что ещё за мужчина?

Мама пожимает плечами:

- Не знаю. Высокий такой, видный. Я открыла дверь, он спросил тебя. Я сказала, что ты давно не живёшь со мной. И вообще, тебя в городе нет, ты в столице. Но он покачал головой и уверенно так заявил, что ты с минуты на минуту будешь здесь. И что он подождёт тебя внизу. Зирочка, что случилось? Ты ничего не натворила? У этого человека такая машина страшная, огромная и чёрная, тонированная, как у бандита.

- Мамуль, что ты меня пугаешь? Где эта машина зловещая? - невольно усмехаюсь я.

Выглядываю в окно. Вечерний двор тускло освещает пара фонарей, около которых кружат крупные пушистые снежинки. Женщина в длинном сером пуховике и белой шапке одиноко спешит по своим делам. Вдали у самого выхода из двора виднеется невысокий мужчина, неторопливо катающий по плохо расчищенной дороге синюю коляску. Все без исключения автомобили припорошены снегом. Ни один из них не подходит под мамино описание.

- Надо же, уехал, - растерянно разводит руками она, - может, и к лучшему.

Я с подозрением смотрю на неё. Странно то, что она рассказала. Может, у неё от одиночества возникли проблемы с восприятием реальности?

Я помогу

Мама молча направляется к двери, я за ней.

Щелчок замка, и я растерянно делаю шаг назад. Соловьёв-старший без приглашения входит в квартиру. Властный, уверенный в себе. Воздух в прихожей моментально наполняется терпким ароматом его парфюма, становится вязким и тяжёлым. Иначе почему мне так трудно дышать?

- Приехала? - тихим твёрдым голосом с лёгкой хрипотцой уточняет у мамы.

Та медленно заворожённо кивает в мою сторону. Он переводит взгляд за её спину, и меня резко бросает в жар. Опять подмагничиваюсь к его глазам. Вокруг всё плывёт. Почему-то кажется, что мы только вдвоём.

Соловьёв скользит взглядом по моему лицу, не пару секунд задерживается на губах, его ноздри раздуваются, и он, будто очнувшись, резко возвращается к глазам. Вкрадчиво, с чуть насмешливой интонацией произносит:

- Добрый вечер, Зефирка.

- Земфира Семёновна, - огрызаюсь я, - как вы меня нашли...

- Игорь, - подсказывает он, - в этом не было ничего сложного. Нам надо поговорить. Срочно и наедине.

Мама отмерзает. Радушно приглашает, указывая на кухню:

- Проходите, пожалуйста, Игорь. Как раз к ужину. Зирочка только с дороги, голодная. И вы с ней покушайте, пообщайтесь. А я не буду вам мешать, до магазина добегу пока.

- Спасибо, в другой раз, - с лёгкой улыбкой отказывается он, - Одевайся, жду у подъезда в машине.

Делает шаг назад и скрывается за входной дверью. Растерянно моргаю ему вслед.

- Кто это, дочь? - волнуется мама, - вроде не похож на плохого человека. Хотя аура такая опасная, что ли...

Ой, маму уже в эзотерику понесло. Только бы не начала мне про порчу и сглаз рассказывать.

- Всё хорошо. Это отец мальчика из моей группы. Ответственный очень. Наверное, хочет разобраться с домашней программой занятий, - сочиняю на ходу, обувая сапоги и набрасывая куртку на плечи, - не волнуйся, он не сделает мне ничего плохого. Ужинай пока без меня, я скоро вернусь, мамуль.

Сбегаю по лестнице, взволнованно перебирая в голове события последних дней, связанные с Серёжей. Может, что-то с мальчиком произошло, и теперь ему нужна моя помощь. А как по-другому объяснить то, что его отец нашёл меня поздно вечером в чужом городе?

Распахиваю дверь подъезда и испуганно задерживаюсь на крыльце. Это же тот автомобиль, который ехал за мной вчера. Осторожно спускаюсь со ступеней и с удивлением наблюдаю, как из пассажирской двери самостоятельно выезжает мне навстречу ручка. Делаю шаг назад, она прячется обратно. Повторяю движение вперёд, ручка приветливо поблёскивает снаружи. Что за фокусы? Не решаюсь дотронуться, сломаю ещё случайно...

С водительской стороны вылезает Соловьёв, огибает машину, распахивает дверь и подталкивает меня в салон.

Я скромно усаживаюсь и замираю, боясь пошевелиться. Широко распахнув глаза, оглядываюсь вокруг. Ничего себе, это какой-то космический корабль, а не авто. Никогда не видела таких кресел. Очень комфортные, обволакивающие, чем-то смахивают на домашние, хоть и кожаные. Мягкий подлокотник между сиденьями плавно переходит в крупный, широкий экран. По периметру салона голубая подсветка. Большинство кнопок, кажется, сенсорные.

Игорь возвращается за руль, заводит машину, мы трогаемся с места. Косится на моё ошалевшее лицо, чуть усмехается. На миг от глаз разбегаются тонкие морщинки. Они ему так идут...

- Нравится?

- Да, - не задумываясь, отвечаю я, только после этого с опозданием сообразив, что он спросил о том, нравится ли мне машина.

Ой, а я о чём подумала. Смущаюсь. Нервно поглаживаю пальцем кнопку на рукаве куртки на запястье. Соловьёв тоже молчит. Зачем я ему понадобилась, интересно...

После короткой паузы несмело спрашиваю:

- Куда мы едем?

- Ужинать. Ты же с дороги, - спокойно, как будто в этом нет ничего особенного, объясняет Игорь.

Отворачиваюсь к окну. Всё так необычно. Но мне почему-то не страшно. Как ни странно, мне кажется вполне логичным то, что сейчас происходит со мной. Поздним вечером с малознакомым мужчиной еду ужинать, а чего такого? Хотя, наверное, должна быть какая-то причина у сегодняшних событий.

Неожиданно для себя перехожу на "ты":

- Что тебе от меня надо?

Игорь кидает на меня оценивающий взгляд. Подумав пару секунд, задаёт вопрос:

- Ты их спалила. Так?

Сразу понимаю, о чём он. Значит, Соловьёв, как и я, всё узнал о похождениях своей Ариночки. Наверное, ищет поддержки.

Киваю:

- Ты тоже?

Он недовольно кривит губы, отмахивается. Пренебрежительно цедит:

- Давно. Простишь своего неверного?

От этой мысли даже дыхание перехватывает. Кого? Простить предателя и изменщика? Ещё чего! Нет, точно нет. Я так много нового узнала о собственном муже за одни сутки, мерзкого и отвратительного, что у него теперь точно не осталось ни единого шанса. Пусть ищет другую дурочку.

- Нет, не прощу, - мой голос звучит глухо, но уверенно.

Игорь смотрит строго вперёд. В полумраке не могу разглядеть выражения его лица, не могу считать, о чём думает сейчас.

- Он знает об этом?

А я сама не понимаю. Эти дни прошли как в тумане. Вроде и оттолкнула Никиту, но как-то не до конца. О разводе точно речи не было. Как и о примирении. Муж пытался поговорить, а я почему-то прячусь от него вместо того, чтобы послать на... все четыре стороны. Ничего он пока не знает...

- Кажется, ещё нет, - расстроенно констатирую я.

- Отлично, - неожиданно оживает Соловьёв, - хочешь отомстить ему? Я помогу.

Выгода

Мы сидим на мягких диванчиках в почти пустом небольшом уютном кафе в центре города. Наш стол скрыт от посторонних глаз в уединённом уголке, огороженном колоритными стильными ширмами. Здесь очень мило и комфортно, пахнет свежесваренным кофе и выпечкой. Стены завешены большими чёрно-белыми интерьерными картинами в одинаковых рамках, на которых изображены стильные девушки, окружённые бабочками. Тепло, мягкое освещение и спокойная музыка расслабляют меня. За день столько всего произошло, да и время совсем позднее, тянет в сон. Этот день бесконечный какой-то...

Дружелюбный и предупредительный официант ловко расставляет перед нами тарелки: салаты, нарезка, что-то похожее на грибной жюльен. Другой официант в центр стола аккуратно ставит блюдо, стилизованное под корзину, а в ней пышные аппетитные пирожки.

Игорь смотрит на меня странно: изучающе, как на подопытное животное. Не сводит своих необычных глаз, реагирует на каждое движение. Я смущаюсь от его взгляда, отвожу свой. И немного раздражаюсь. Вот зачем так делать?!

- Что будешь пить? Вино, чай, кофе?

- Эспрессо, - хоть уже поздний вечер, но может, от него взбодрюсь немного.

Соловьёв что-то показывает официанту, и нам доставляют на синем подносе с золотистым цветочным рисунком две небольшие дымящиеся чашки ароматного напитка.

Я сразу же тянусь за чашкой, с наслаждением делаю первый глоток. Ммм, вкусно...

Ну, пора поговорить.

Решительно задаю вопрос:

- Зачем я тебе понадобилась?

После недолгой паузы Игорь отвечает:

- Ты любишь приколы? Хочешь перед разводом пошутить немного над своим? Отомстить. Без членовредительства, без криминала. Просто сделать так, чтоб ему стало очень неприятно.

- Ну, предположим...

Вообще, мне не приходило это в голову раньше. Я думала, что всё просто: разлюбил, изменил - разведись. Но как-то заинтересовало меня это предложение сейчас.

- Для этого тебе придётся некоторое время пожить с мужем.

Задумываюсь:

- Я не уверена. У него на работе серьёзные проблемы, он считает, что это моих рук дело.

Игорь хитро улыбается, отчего его лицо приятно преображается. Становится дружелюбным и простым:

- Не, это моих рук... Но он сам виноват, согласись.

Растерянно киваю. Там странно. Никита говорил, что, кроме меня, никто никогда не узнает.

- А откуда ты про него...

Стесняюсь продолжить. Ещё ляпну что-то не то. Но Соловьёв сразу понимает.

- Работа такая, - пожимает плечами и тянется за пирожком, - кушай, не стесняйся. Тоже с утра не ел ничего.

Да ладно, что я парюсь. Действительно, Никита виноват. Не сейчас, так позже, он бы попался.

Как же я голодна... Обвожу взглядом кафе, убеждаюсь, что никто не обращает на нас внимание. Набрасываюсь на еду. Мы быстро и молча ужинаем.

Через некоторое время удовлетворённо я откидываюсь на спинку диванчика. Фух, наконец-то сыта.

От нечего делать с интересом рассматриваю Игоря, который, не обращая на меня никакого внимания, одной рукой время от времени подносит ко рту чашку с кофе, а другой сосредоточенно набирает кому-то длинное сообщение в телефоне.

Невольно заглядываюсь на быстрые точные движения пальцев. На секунду удивляюсь, что на правой руке нет обручального кольца. И даже следа от него нет. Но не задерживаюсь на этой мысли. Потому что переключаюсь на другое. Рукава чёрного лонгслива закатаны до локтей. Какие привлекательные у него руки... Крепкие, сильные, смуглые, покрытые золотистыми волосками, с сетью выступающих жил. Очень мужские, но в то же время, не массивные. Видно, что Соловьёв регулярно занимается спортом. Что он сильный и энергичный.

Скольжу взглядом по проглядывающим сквозь ткань кубикам пресса. Игорь откидывается спиной на диванчик, сидит, чуть развалившись, широко расставив мускулистые ноги, обтянутые чёрными джинсами, и это так... Притягательно. И вызывающе, что ли. Зависаю на движениях мощной грудной клетки. В животе разливается тепло. Почему я невольно дышу ему в такт?

Поднимаю глаза выше, по шее с выступающим кадыком, подбородку с небольшой ямочкой и упираюсь в насмешливую, немного циничную ухмылку половиной рта. Вздрагиваю от пристального, заинтересованного, дерзкого взгляда. Щёки вспыхивают от стыда, опускаю глаза на пустую чашку, стоящую передо мной. Которую тотчас уносит незаметно подошедший официант. Обиженно провожаю его взглядом. Выдыхаю через сложенные трубочкой губы , вытираю выступившие капельки пота вдоль линии волос на лбу салфеткой, машу перед щеками пальцами, чтобы немного охладить горящее лицо.

- Ты что-то хочешь спросить, Зефирка? - слышу осторожный тихий голос.

Да. Да, точно. Мне нужны какие-то подробности. Это поможет отвлечься от дурацких мыслей. Я очень хочу... Хочу понимать, на что именно соглашаюсь сейчас. И что от меня требуется взамен.

- А какая выгода тебе от того, чтоб бесить моего мужа? Если ты ревнуешь к нему жену, пришёл бы, дал ему в морду за любимую, и всё. Зачем какие-то интриги?

Соловьёв недовольно морщится, отрицательно качает головой. Лениво приподнимается, опирается предплечьями о стол и, серьёзно, пристально, будто гипнотизируя, всматривается в мои глаза резко изменившимся заледенелым взглядом, цедит:

- Никакой любви, никакой ревности. Я не способен на такие чувства. Между нами другое.

Всё по плану

На часах пять утра. Я так и не отдохнула. Но Игорь говорит, что для нашего дела это даже лучше.

После ужина к маме я так и не вернулась. Мы пробыли в кафе до закрытия и отправились в столицу. Я вздремнула час в дороге, но это так мало. И теперь, сидя в машине в своём дворе, то и дело зеваю и тру глаза, в которые будто песка насыпали. Стараюсь внимательно слушать и запоминать советы Соловьёва, хоть мысли и разбегаются от усталости.

- На телефон надо поставить сложный пароль, чтобы муж ни за что его не разгадал. Давай я установлю тебе и запишу на листочке, - он забирает мой аппарат, сосредоточенно колдует над ним, возвращает, - готово.

Достаёт из кармана презерватив, разрывает упаковку, опустошает и суёт серебристый квадратик мне в сумочку.

- Не выбрасывай, пока не найдёт.

Оценивающе смотрит на меня.

- Так... Разрешишь?- Игорь аккуратно касается волос, после моего кивка взлохмачивает их на затылке, - Надо придать немного шлюшьего, а то выглядишь, как будто у тебя секса не было никогда.

- Был, - обижаюсь в ответ.

Игорь насмешливо прищуривается, а я смущаюсь. Дура. Зачем я это сказала сейчас постороннему мужчине?

Он пристально разглядывает моё растерянное лицо, касается большим пальцем руки губ. Неосознанно приподнимаю подбородок навстречу. Игорь с лёгким нажимом проводит по нижней губе в сторону. Я вздрагиваю и испуганно распахиваю глаза.

Он убирает руку и чуть изменившимся голосом объясняет:

- Надо натереть. Твой муж должен подумать, что ты целовалась этой ночью. Давай сама.

Не отрывая взгляда , послушно двигаю пальцами по своим губам.

Зачем-то чуть прикусываю указательный:

- Ой.

Соловьёв рвёт зрительный контакт. Выражение его лица становится непроницаемым и холодным.

Глядя на панель приборов, продолжает выдавать инструкции:

- Войдёшь домой - сразу в душ. И оставайся там подольше. При разговоре скрещивай руки и ноги, максимально закрывайся. Если будет дотрагиваться, сразу же отклоняйся. Но только резко, чтобы он не подумал, что ты нарочно. Время от времени мечтательно улыбайся сама с собой. Как будто вспомнила что-то приятное. Старайся сдерживаться и не напоминать ему о том, что узнала про измену. Пусть нервничает он. А ты будь равнодушной. Выполняй мои инструкции и ничему не удивляйся. Помнишь, что должна сказать ему?

- Да.

- Что ещё... Сама мне не звони, могу работать. Напиши, если что-то важное. А я свяжусь, как только освобожусь.

- Хорошо.

Мы молчим. Мне кажется, что слишком долго. Кажется, я слышу, как в моих висках колотится пульс.

Первой нарушаю тишину:

- Ну, я пойду?

Соловьёв резко поворачивается ко мне. Легко проводит пальцами по лбу, скуле, берёт меня за подбородок, приподнимает.

Хрипловато просит:

- Лицо расслабь. Губы чуть приоткрой.

Ни один мужчина, кроме Никиты, не дотрагивался до меня так. И я теряюсь. Всё так ново, необычно для меня. От низкого голоса и лёгких касаний по шее и затылку разбегаются мурашки. Вместо того чтобы возмутиться и отпрянуть, я судорожно выдыхаю. Сквозь какой-то гул в ушах слышу короткое:

- Иди.

Да, мне точно пора. А то что-то неправильное и непонятное происходит сейчас между нами. Я дотрагиваюсь до ручки двери.

- Стой, - Соловьёв разворачивает меня и крепко стискивает в объятиях. Его ладонь обхватывает мой затылок, сжимает волосы в кулак.

Мамочки, что он творит? Кажется, я забыла, как дышать. Глаза сами прикрываются, теряюсь в пространстве. Что он собирается делать со мной? И почему не могу оттолкнуть? Плаваю в запахе его цитрусового парфюма, его кожи. Спасите...

Медленно с нажимом он проводит небритой щекой по моей, спускается по шее. Я чувствую его горячее дыхание на своей ключице.

Резко отстраняется.

- Теперь всё.

- Что это было? - растерянно с трудом поднимаю веки.

Перед глазами туман.

- Нужны чужие следы и запах.

Не понимаю, почему, но его слова меня обижают. Просто пометил меня, что ли...

Возмущённо нахмуриваюсь и выпаливаю:

- Больше никогда не прикасайся ко мне без разрешения.

Выскакиваю из машины и, временами скользя, несусь к подъезду. Вбегаю по лестнице вверх. Запыхавшаяся, взъерошенная, разгорячённая открываю дверь. И сразу же в тёмной прихожей влетаю лицом в Никиту.

Он хватает меня за плечи:

- Где ты была всю ночь? Я чуть с ума не сошёл. Всех знакомых обзвонил.

Стараюсь взять себя в руки. Вспоминаю, о чём договаривались с Соловьёвым. Сквозь сбитое дыхание объясняю:

- К маме ездила. Хотела побыть одна, обдумать всё.

Взгляд падает в зеркало, висящее на стене.

Да, Соловьёв добился того, что планировал. Вид у меня, и правда, шлюший. Возбуждённо блестящие усталые глаза кажутся виноватыми. Голубоватые круги под ними контрастируют с румянцем на щеках. Взлохмаченные волосы, на шее лёгкое раздражение от щетины. А в носу до сих пор стоит аромат цитрусового парфюма. Думаю, что Никита тоже ощущает его.

Одним движением скидываю руки мужа со своих плеч. Огибаю его и направляюсь в душ.

- Обдумала? Что-то решила?- слышу вслед растерянный голос, - дорогая, что ты решила?

Чувствую спиной, что он идёт за мной.

- Живём, как раньше, - равнодушно кидаю, не поворачиваясь, - последний шанс тебе даю. И только попробуй ещё раз...

Захлопываю перед его носом дверь и, снимая с себя одежду, с чувством удовлетворения слушаю, как Никита причитает:

- Спасибо, любимая. Клянусь, никогда больше даже не посмотрю ни на кого. Только одна женщина будет в моей жизни, ты.

Как тебе?

Весь следующий день я проспала. События, которые произошли в предыдущие дни, накрыли меня тяжёлым, неотвратимым, пыльным оползнем. Я ненадолго просыпалась, чтобы сходить в туалет или попить воды, потом ложилась опять и моментально отрубалась.

Под утро мне приснился сон.

Будто бы я брожу по огромному замку с холодными каменными стенами. Вокруг никого, только гулкое эхо передразнивало мои шаги. В сумраке одного из просторных залов магически проявилась женщина в шёлковом платье в пол, идеально подчёркивающем её стройную фигуру. Она стояла у окна. Роскошные, длинные светлые волосы струились по плечам и спине. Она обернулась ко мне, опалив потусторонним взглядом серебристых глаз, сверкнувших в лучах закатного солнца. Я замерла. Это была Арина. Она была настолько очаровательной, что меня охватило чувство неподдельного восхищения. Нежным голоском сначала тихо, потом громче, громче, громче она стала повторять одно и то же:

- Не отдам, не отдам, не отдам...

Её лицо стало искажаться на глазах. Кожа начала покрываться морщинами и пятнами, а глаза стали пустыми и жуткими. Великолепное платье превратилось в грязные лохмотья, из огромных дыр выглядывало тощее, костлявое тело, покрытое кровавыми язвами.

Тонкий голос превратился в оглушительный рык. Теперь она выкрикивала что-то непонятное, похожее на заклинания, протянула ко мне когтистые лапы, которые, удлиняясь, стали приближаться ко мне. Я закрыла уши ладонями, чтобы не слышать отвратительных криков, которые отдавались в моём затылке металлическим звоном. И пыталась бежать. Отвернулась, сделала шаг вперёд и провалилась в чёрную пропасть. Я ощущала необычное: страх и дикий восторг. Странно, но мне нравилось падать в никуда. Внезапно я почувствовала, что меня поймали сильные руки. Последнее, что я запомнила, перед тем, как проснулась: цитрусовый аромат и вкрадчивый низкий голос:

- Стой.

Я просыпаюсь в холодном поту, не сразу сообразив, что это был сон. Тяжело дыша, прислушиваюсь к бешено колотящемуся сердце в груди.

Я сажусь на кровати. На улице ещё не до конца рассвело. С удивлением замечаю тёмную фигуру мужа, застывшего у окна. Ничего себе, он редко просыпался так рано. Никита , почувствовав то, что я смотрю, оборачивается и серьёзно спрашивает:

- Проснулась, наконец? Вчера отлично ночь провела, похоже? С кем? Что ты натворила вообще?

Держу паузу. Так, неужели по сумке уже полазил? Странное у него выражение лица какое-то. Недовольное и напряжённое. Муж тоже молчит, рассматривает меня, будто увидел впервые в жизни.

- Если ты про то, о чём вчера говорила твоя маман, то я тут ни при чём.

- Знаю, что не ты, она перегнула, конечно. Не в этом дело. Иди полюбуйся, какой сюрприз тебя ждёт. Целый день работали парни.

- Что ты несёшь?

Стряхнув с себя остатки сна, встаю, решительно подхожу к окну и ахаю от восхищения. Прямо перед нами под фонарём установлена огромная ледяная скульптура. Композиция из нескольких крупных аккуратных зефирок, соединённых между собой. На них в центре поблёскивает огромное ледяное сердце, заполненное изнутри настоящими живыми цветами.

- Вау, это потрясающе... - не могу оторвать взгляда от этой красоты.

- С кем ты провела ночь, Зир? - в голосе Никиты слышу искреннюю обиду и ревность.

Теряюсь на мгновенье. Я никогда не давала мужу повода не доверять мне. И мне кажется очень необычной эта ситуация, и его настроение тоже. Хочется сказать что-то в оправдание, но... Вспоминаю, чему учил меня Соловьёв.

Надменно беру с тумбочки свой телефон, грубо рявкаю:

- Сказала тебе вчера, с мамой. С чего ты вообще взял, что это мне?

И ухожу в туалет. Запираюсь изнутри.

- Не надо дурочкой прикидываться. Ты думаешь, я не знаю, как тебя дети в саду называют, Зир? - топчется под дверью муж.

Удивляюсь своим интонациям:

- И что? Совпадение. Тебе, смотрю, без работы делать нечего стало? Иди кофе свари тогда, мне скоро уходить.

Слышу, как Никита топает в сторону кухни.

Дрожащими пальцами лазаю в телефоне. Я очень волнуюсь, ужасно. Да у меня внутренняя истерика сейчас! Кажется, экран скоро запотеет от учащённого горячего дыхания. Я тяну время, рассматриваю картинки, лайкаю фотки знакомых, читаю новости в соцсетях и ничегошеньки не понимаю. Только бы не сломаться, только бы не сломаться.

Выхожу, быстро одеваюсь, иду в сторону кухни. Никита сидит за столом. Нарезал бутербродов, налил кофе. Глаза, как у побитой собачонки. Блин, на душе тухло как-то. Вроде должна радоваться, но... Из последних сил сохраняю непроницаемое выражение лица. Стоя, беру кружку, делаю глоток, морщусь, выплёвываю кофе обратно в чашку.

- Ты вчерашний мне предлагаешь, что ли? Сам пей.

Разворачиваюсь, иду в прихожую, быстро одеваюсь и, громко хлопнув дверью, покидаю квартиру.

На улице не могу удержаться, подхожу ближе к ледяной фигуре. Какая же необыкновенная красота. Очень тонкая работа. Розовые, бордовые, оранжевые лепестки сложены формой буквы "З". Краем глаза кошусь на окно кухни, замечаю тень мужа. Ну, почему мне его так жалко?

***

В садике пахнет геркулесовой кашей (опять дети будут воротить свои носики) и куриным бульоном, который уже поставила варить Любаша к обеду. Коридор возле группы постепенно пустеет. Родители расходятся по своим делам. Дети с румяными от мороза щёчками, переодетые в лёгкую одежду, живо убегают в группу. Собираюсь идти за ними, но слышу, что на первом этаже опять хлопает дверь. Через минуту ко мне подлетает Серёжка, подпрыгивает, виснет на моей талии и радостно сообщает:

- Зефирка Зелёная, я пришёл. Дома скучно было, и мама сказала, что можно в сад.

- Так быстро? - удивляюсь я.

Знакомые интонации

Соловьёв снова холоден и равнодушен. Он достаёт телефон, кидает отсутствующий взгляд на меня:

- Извини, - и отворачивается, - Слушаю. Понял. Сколько?

Начинает что-то тихо обсуждать, оперевшись локтями на голубой детский шкафчик. Я понимаю, что встреча закончена, направляюсь в группу, Игорь ловит меня за руку, зажав телефон между ухом и плечом, достаёт из кармана что-то небольшое, прямоугольное и гладкое, суёт мне в ладонь.

- Встречаемся здесь в восемь вечера, всё оплачено, - разворачивается и быстро спускается по лестнице, - это не вам, продолжайте.

Я растерянно провожаю его взглядом. В руке держу карту нового фитнес-клуба, который расположен в соседнем дворе. Трёхэтажное здание, оно раньше было школой. Наши девчонки ходили туда, когда клуб только открылся. Сказали, что внутри очень круто. Но абонемент они покупать не стали, он оказался слишком дорогим. И мне не по себе. Стесняюсь немного. И вообще, мне нечего надеть. Хватаюсь за лоб. Надо же спортивную одежду купить: футболку, легинсы, кроссовки. Не в юбке же там бродить.

Быстро вхожу в группу, хватаю свою сумочку, ищу кошелёк и телефон, чтобы посмотреть в мобильном банке, сколько денег осталось на зарплатной карте.

Тамара собирает одну в другую две кастрюли (для каши и чая), ставит на них большую тарелку для хлеба:

- Пришла? Всё, тогда я за завтраком.

- Да, беги, Любаша звала уже, - отпускаю её.

Открываю кошелёк, высыпаю на стол мелочь. В раздумьях пересчитываю монеты. Потом достаю несколько купюр. Можно в тихий час отпроситься, добежать до торгового центра.

После этого проверяю баланс. Ну, так-то негусто. На футболку и легинсы точно хватит, а на кроссовки - не уверена. Вообще, так поступать нехорошо, конечно. Надо заранее об этом предупреждать. У Соловьёвых совсем другой уровень жизни. Для них подобная покупка — мелочь, а мне ощутимо ударит по бюджету. Ладно, разберёмся. У Тамары займу, в крайнем случае.

- Зефирка Зелёная, а у тебя тоже сегодня есть тройничок? - слышу голосок Серёжи.

Он стоит рядом со столом и трогает указательным пальчиком три монеты по рублю.

- Тройничок? - оторопело переспрашиваю я, - почему тоже?

- У мамы нет ещё, но сегодня будет, - как ни в чём бывало, объясняет мальчик, - она так по телефону тёте Лене и сказала.

- Как? - сдвигаю брови к переносице, очень надеясь на то, что неправильно сейчас понимаю слова Серёжи.

- Только полоумного в сад отправлю и поеду в сауну, там будет тройничок, - копируя интонации Арины, говорит он.

Боже. Я моментально вскипаю, резко повышаю голос:

- Полоумного?!

С ненавистью сжимаю зубы. Не знаю, что мне кажется сейчас самым отвратительным. Вот это жуткое про тройничок или то , что она бессовестно обсуждает такое при собственном сыне. Или то, как она его обозвала. Скорее всего, сразу всё.

- Да, она меня так часто зовёт, я горластый очень и топаю, - равнодушно кидает мальчик, но я явственно замечаю в его голубых, как у отца, глазах искорки обиды, - а ещё тупица. И баклан. Фраер ушастый, псих, дубина стоеросовая, чмо болотное...

Я не могу и не хочу этого слышать, наклоняюсь к нему, прижимаю к своей груди, заткнув рот. Он невнятно произносит ещё пару слов и замолкает. Обмякает в моих руках. Я усаживаюсь на стул, тяну его к себе на колени и обнимаю. Глажу по мягким волосам. Пытаюсь подобрать правильные слова, но мысли лихорадочно носятся в голове.

- Фух, чуть не задохнулся от твоей обнимашки, - довольно улыбается мальчик.

А у меня от его улыбки слёзы наворачиваются. Разозлилась, расстроилась, потом растрогалась. Да, педагог из меня не очень, видимо. Беру себя в руки.

- Не верь маме, она ничего не понимает в детях. А я на воспитателя училась и знаю побольше её. Ты очень хороший мальчик, понял? - требовательно заглядываю ему в глаза, - я обязательно поговорю с твоим папой, он запретит тебя такими словами называть.

Только попадись мне, Соловьёв-старший. Я тебе устрою. Чужие проблемы решает, а в собственной семье непонятно, что происходит. Это же немыслимо. Как можно так относиться к ребёнку?!

- Папа всегда работает, ему некогда с мамой разговаривать, они вообще редко видятся, - разводит руками Серёжа и с неприкрытой гордостью продолжает, - но я не обижаюсь. Папа знаешь какой? Самый сильный и страшный на земле, его все преступники боятся. И я такой буду, когда вырасту. Буду тоже по-настоящему мир спасать.

Ага, понятно. Звёздную болезнь они словили, Соловьёвы эти. Ничего, я сегодня вечером ему всё выскажу.

В группу входит Тамара, держа полотенцем кастрюли с дымящимся завтраком.

- Иди, - спускаю Серёжу на пол, поднимаюсь и громко командую:

- Ребята, руки мыть.

***

В тихий час вбегаю в торговый центр. У меня мало времени. Оглядываюсь. Хорошо, что магазин спортивных товаров на первом этаже. Тороплюсь туда. Быстро прохожу вдоль стойки, хватаю несколько вешалок и спешу в примерочную кабину. Закрываюсь тяжёлой серой шторой, снимаю одежду. В соседней кабине слышу возню и голоса. Мужской и женский. Невольно прислушиваюсь.

- Не надо сейчас. Вдруг кто-то нас вместе увидит.

Кажется, знакомые интонации... Замираю, стараюсь не шуметь. И вздрагиваю, невольно приоткрыв рот. Зажимаю его ладонью, чтобы не выдать себя.

- Ариш, ну, кто увидит. Моя до вечера на работе, а твой сам тебе разрешает.

Нет, я не ошибаюсь. Это произнёс Никита.

Брюлики

Что делать? Обнимаю себя за плечи и слепо пялюсь на пуговицу синей велюровой тумбы рядом с зеркалом. Стою и удивлённо моргаю. Всё смешалось в голове, полный хаос.

Никита опять соврал. Он не собирался бросать Арину. И даже ни единого дня не выдержал без неё, побежал на встречу с ней, как только я ушла на работу. Возникает ощущение, что я попала в круговорот лжи.

Так. И каким образом мне поступить? Ворваться к ним? Нет, больше не хочется. Застукать - это мы проходили, только ещё сильнее всё запуталось. Да и как-то потухло у меня внутри по отношению к мужу. Разочарование - очень сильный растворитель чувств. Я осознаю теперь, что Никита не такой, каким я его представляла. Я ошиблась в нём. Очень серьёзно ошиблась. И больше не хочу иметь никакого отношения к этому человеку. Он обидел меня, растоптал всё хорошее, что было между нами, что было у меня к нему. А у него, видимо, не было по отношению ко мне ничего серьёзного. Я больше не могу ему верить. И не хочу отвоёвывать у любовницы. Честно говоря, мне теперь абсолютно всё равно, с кем и что он будет делать. Только бы ко мне больше не лез. Я очень хочу подать на развод и поскорее забыть о глупой и безобразной странице своей жизни. Поиздеваюсь немного напоследок только. Или ну её, эту месть, пусть лучше просто свалит ко всем чертям?!

Кстати, а что там Никита сказал Арине? "Твой сам тебе разрешает". Это означает, что Соловьёв не против измен жены... Меня охватывает отвращение при мысли о таком.

В памяти возникает его брезгливое выражение лица. Я словно опять слышу раздражённое:

- Никакой любви, никакой ревности. Я не способен на такие чувства.

Не получается у меня понять, как он может быть таким безразличным к окружающим, да и к себе, наверное. И что это за странные отношения в семье Соловьёвых, раз измена для них является нормой?

Внезапно тишину прерывает радостный голос Арины. Вздрагиваю от неожиданности, я думала, что она уже ушла.

- Алло. Да, Ленок, ушёл, наконец. Еле избавилась, пристал как банный лист. Уже боялась, что не успею к вам. Да о чём там жалеть-то? Его с работы выгнали, я говорила? Дааа, котик, всё, больше с ним делать нечего. Бесперспективный, он же точно не потянет мои расходы, на что он вообще надеется, не пойму. С ним мне неинтересно теперь. Можно забыть и о брюликах, и о Chanel, Dior и Gucci. И что мне теперь с ним делать, нищебродом? Я же не дешёвка какая-то, за розы и шампанское время с ним терять. Ладно, потом всё обсудим, окей? Я уже выбрала купальник, сейчас иду на кассу, вызываю такси, еду к вам. Ждите.

Что?! Как битой по затылку прилетело. Впадаю в замешательство. Не могу поверить тому, что услышала.

Звякают колечки от раздвигаемой шторы. Арина, цокая каблучками, быстро уходит в сторону кассы.

А Никита-то, оказывается, подпольный олигарх у нас. Судя по словам любовницы, он немало тратился на неё. Я в шоке. Брюлики, значит...

Интересно. А откуда у него столько денег? Домой он приносил совсем немного. Вечно жаловался на низкую зарплату, что обманули его, премию не заплатили, штрафы всякие лепят вообще несправедливо, просто придираются на ровном месте: за опоздание со сдачей отчёта, за невыключенный комп, за отказ выйти в выходной день. Значит, и в этом врал. Живём мы без изысков, очень скромно. Ютимся в небольшой квартирке, которая досталась мне от бабушки. И Никита не раз заикался, что хочет жильё попросторнее, но денег на ипотеку нет. Так вот она где, наша ипотека. У любовницы в сумочке.

Как же хочется наплевать на всё, выгнать его, и забыть, как страшный сон. От души послать, переболеть, успокоиться и жить дальше. Наверное, так и сделаю. Только сегодня вечером последний раз встречусь с Игорем, всё ему выскажу. Про его мерзкую жёнушку, про то, что они оба - не только отвратительные супруги, у которых совершенно отсутствуют моральные принципы, но и родители хуже некуда. И пошлю его тоже, пусть больше не приближается ко мне.

Передумав покупать спортивную одежду, оставляю футболки и легинсы на столике рядом с примерочной и бегу обратно в детский сад.

***

Я должна это сделать. Сейчас возьму себя в руки, войду в клуб, найду Соловьёва, всё выскажу и домой. За несколько часов я хорошо отрепетировала будущую речь в своих мыслях. Если бы Игорь пришёл за Серёжей в сад, мы поговорили бы там. Но он прислал няню. Поэтому я неуверенно топчусь у фитнес-клуба.

Шумно выдыхаю, дёргаю дверь за ручку. Замираю на пороге, восхищённо осматриваюсь. Как здесь здорово. Уютно. Звучит приятная музыка. Серые стены расписаны цветами. Мимо меня снуют подтянутые, спортивные женщины, мужчины.

А я вообще не такая. И чувствую себя неловко.

Из-за стойки ресепшен мне мило улыбается симпатичная девушка:

- Добрый вечер, чем я могу вам помочь?

Я порывисто спешу к ней. Протягиваю карту, которую дал Игорь утром.

- Мне назначили здесь встречу. Подскажите, пожалуйста, как найти Соловьёва?

- Игоря Алексеевича? - лицо девушки остаётся приветливым, но взгляд становится напряжённым и недовольным.

- Да.

- Присядьте, я позову его, - показывает она мне в сторону голубого дивана у окна.

Она недолго говорит по внутреннему телефону.

- Сейчас выйдет, - издалека произносит одними губами и отворачивается к шкафчику, висящему на стене, начинает сосредоточенно менять местами бутылочки с водой, протеиновые батончики.

Через несколько минут из узкого коридора появляется Игорь. Я встаю ему навстречу.

Отпусти

Я вижу Соловьёва таким впервые.

Наверное, он только что закончил тренироваться. Весь разгорячённый, учащённо дышит. Тонкая чёрная спортивная футболка почти обтягивает контуры его мышц. Хорошо, что махровое светло-салатовое полотенце свисает с его плеч, оно отвлекает и хотя бы немного загораживает развитые грудные мышцы, которые так и притягивают мой взгляд.

Игорь молча берёт меня горячей ладонью за кисть и тянет за собой в коридор.

Растерянно семеню за ним, отстранённо отмечая прищуренный недовольный взгляд девушки за стойкой. Мы останавливаемся возле приоткрытой двери с металлической табличкой, на которой написана его фамилия. Соловьёв подталкивает меня внутрь, вхожу первой, он идёт следом, защёлкивает замок. Неуверенно осматриваюсь.

Мы в кабинете. У окна стоит добротный стол, на нём компьютер и резной пластмассовый стакан с ручками и карандашами. За ним высокое офисное кресло .

- Почему не разделась-то? - Соловьёв снимает с моих плеч куртку и идёт с ней к напольной вешалке в виде дерева, стоящей в углу.

Провожаю его глазами и неожиданно вспоминаю, зачем пришла.

- Игорь, у меня к тебе серьёзный разговор, - начинаю я, понимая, что сразу завожусь и повышаю голос, - Первое. Твоя жена постоянно обзывает Серёжу, придумывает ему безобразные прозвища. Поговори с ней серьёзно, запрети. Она испортит жизнь мальчику. Он не чмо болотное, и не должен так о себе думать. Второе. Она обсуждает при нём неприемлемые вещи. Он слишком мал сейчас, чтобы понимать значение слова "тройничок", но когда-то он вырастет, вспомнит и узнает. И про ваши свободные отношения тоже. Про то, что ты жене разрешаешь трахаться с кем попало. Понимаю, вам кажется это нормальным. А я вот считаю, что это грязь, мерзость, распущенность, дно. Уверена, что большинство так думает.

Соловьёв возвращается, молча встаёт напротив. От него идёт горячая энергетика, воздух тёплый и густой. Специально не смотрю в глаза. Скольжу вниз по подтянутой атлетической фигуре: по широким плечам, рельефным кубикам пресса, проглядывающим сквозь чёрную матовую ткань, по длинным шортам с оранжевой полосой сбоку, по сильным ногам к белым кроссовкам. Хочу закончить, донести свои мысли, но для этого мне точно нельзя смотреть в его глаза.

Чуть сбавив тон, продолжаю:

- Зачем вы так с Серёжей? Самые близкие, родные люди, а поступаете с ним, как чужие. Просто поставь себя на его место. Легко тебе было бы жить, если бы ты узнал, что твои родители творят такую дичь?

Постепенно затихнув, замираю. Как в день знакомства, Соловьёв приподнимает моё лицо за подбородок, чуть дёргает, заставляя посмотреть на него. Медленно, внимательно ощупывает потемневшим взглядом мои скулы, лоб, нос, губы, а я ловлю его глаза своими, не в силах дышать больше.

Несколько вязких мгновений, и он хрипловато произносит:

- Красивая. Крышу рвёт от тебя...

И это звучит так неожиданно, так чувственно, что под колени бьёт слабостью, а пульс больно колотится в висках, будто у меня подскочило давление.

Соловьёв кладёт руки мне на спину, наклоняется, нежно касается моих губ своими. Какая-то другая я приоткрывает рот, впуская властный горячий язык. С тихим стоном закрываю глаза и уплываю в другую реальность, сладкую и тягучую, как кисель. Где сильные мужские руки гладят спину, забираются в волосы, а я тону в горячей истоме, откликаясь, с готовностью подставляя себя им.

На секунду вынырнув из нирваны, удивляюсь, неужели это происходит со мной. Боже... Зачем я ему позволяю это делать? Не хочу участвовать в их с Ариной разврате. Нет.

Возмущённо мыча, толкаю Соловьёва в грудь, вырываюсь, выплёвывая:

- Отпусти.

Мы слепляемся взглядами, тяжело дышим. В его расширенных зрачках утонуть можно. Но я не поддамся, всё.

Он переводит дух и примирительно выставляет перед собой ладони.

Низким голосом пытается успокоить:

- Понял. Не трогаю.

- Никогда, - шиплю я, - больше не подходи ко мне вообще. Я в ваших дурацких играх не собираюсь участвовать. И мстить больше никому не буду. Исчезни из моей жизни. Пошли вы все...

Делаю несколько широких шагов к вешалке, сдёргиваю с неё куртку. Соловьёв обхватывает меня за пояс, держит. Горячо шепчет на ухо:

- Никаких игр. Ты ничего не знаешь обо мне. Останься. Расскажу о нас с Ариной.

О нас с Ариной... Неожиданно чувствую укол ревности. Что за ерунда, почему?! Кошмар. Я увлеклась Соловьёвым, что ли? Совсем дура неадекватная, этого только не хватало. Бежать скорее отсюда, от него.

Отрицательно качаю головой, скидываю его руки и, щёлкнув замком, быстро ухожу прочь.

А знаешь чего?

Открываю дверь в квартиру своим ключом. Дома пахнет жареной картошкой. Никита выглядывает из кухни. Весь такой уютный, семейный, почти ручной. Только глаза настороженно бегают. На нём одет мой фартук, в руках он держит деревянную лопатку.

- Зира, а почему ты так поздно? Опять к открытому занятию готовилась? Совсем себя не жалеешь. И почему у тебя телефон отключён?

А он разрядился ещё на работе. Но тебе, Никита, об этом знать необязательно. Неопределённо пожимаю плечами.

Он подмигивает мне с глупой улыбкой:

- Зачем так убиваться, Зир? Получаешь копейки, а вкалываешь, как за евро. Раздевайся, любимая, и за стол, картошечка готова.

Любимая... Что ты врёшь-то... Хочется ответить что-то едкое, оскорбить, унизить, наорать. Но сил не осталось. Так устала. Отрицательно качаю головой, отмахиваюсь. Молча иду в ванную, закрываюсь изнутри на щеколду. Включаю воду. Снимаю свою одежду и встаю под тёплые струи. Зажмуриваюсь и замираю. Так хочется потушить пылающий внутри огонь, отмыться от грязи, в которой меня почти утопили, растворить все волнения, тревоги, обиды и боль. И стереть воспоминания. О неудачной семейной жизни, о своей доверчивости, о чужой подлости. И поцелуй забыть этот наркотический, который взорвал меня, вывернул наизнанку. И о котором я не могу не думать и почему-то хочу почувствовать опять. Обиженно хнычу, тру губы изо всех сил. Как не вспоминать его, и нереальный взгляд льдисто-голубых глаз, и притяжение, которому мне так трудно сопротивляться...

Всё, всё, всё, я решила. Мне больше вообще не нужны мужчины. Не подпущу к себе никого из них. Попрошу заведующую перевести меня в другую группу, чтобы избежать контактов с Соловьёвыми. А муж... Жестоко выгонять Никиту в ночь, в мороз. Но завтра пусть исчезнет отсюда навсегда. Только развод.

Закончив с водными процедурами, выхожу из ванной. Достаю из шкафа плед, хватаю за уголок одну из подушек. Несу на кухню, кидаю на диванчик перед озадаченным Никитой.

Возвращаюсь в комнату, запираюсь, укутываюсь в одеяло и засыпаю.

Просыпаюсь, на удивление, свежей и спокойной. Одеваюсь, в мыслях представляя будущий разговор с Никитой. Выхожу из комнаты и застываю. Пол в коридоре завален цветами. Дверь приоткрыта. На пороге, держась за ручку, стоит ошарашенный Никита, а какие-то мужчины заносят букеты, ещё и ещё.

- Земфира, что это значит? - нахмурившись, строго спрашивает муж.

Шок длится всего миг. Вот Соловьёв! Я же сказала ему, что не буду больше участвовать в его играх.

- Так, - рявкаю я, - забирайте всё и увозите отсюда обратно. Мне ничего не нужно!

Доставщики возмущённо гудят:

- Девушка, не положено. Всё оплачено. Никогда такого не было, чтоб заказы возвращали.

Молча хватаю цветы и начинаю выносить их. Складываю на лестничной клетке букеты один за другим. Мужчины растерянно мнутся какое-то время и неохотно начинают мне помогать.

- Земфира, от кого эти цветы? - топчется за моей спиной Никита.

Его губы дрожат, а в глазах странное. Не раздражение, не ревность, а страх.

- Не твоё дело, - цежу я.

Он кидается к цветам, берёт один из букетов, судорожно крутит его в руках:

- Где пишется, кто заказчик, мужики?

Они молча пожимают плечами. Никита с рычанием отбрасывает букет. Его лицо краснеет, он сильно сдавливает мою кисть, дёргает, чтобы я повернулась к нему:

- Земфира?

- Отстань ты от меня, - раздражённо выворачиваю и извлекаю руку, - даю тебе время до вечера. Вещи свои собирай и вали из моего дома!

- Куда? - оторопело таращится он.

- К маме своей, - выкрикиваю я, выкидываю на лестницу последний букет, захлопываю входную дверь и направляюсь в ванную.

Никита мнётся рядом, что-то обиженно бубнит, но я не хочу его слушать. Его слова для меня теперь, как белый шум. Я умываюсь холодной водой, чищу зубы.

- С дороги, - командую ему.

Он удивлённо отступает в сторону, а я направляюсь в прихожую, одеваюсь и, не оборачиваясь, завершаю общение:

- Ключ оставь у соседки. На развод сама подам.

***

Вечер. Сижу в полутёмной группе, на коленях у меня посапывает Серёжка. Задумчиво пялимся с ним в окно, за которым кружатся крупные пушистые снежинки. В блеске фонаря они похожи на тысячи мерцающих светлячков, переливаются, тихонько опускаясь на землю. Хочется смотреть и смотреть на эту красоту, почти медитирую. Ну, и пусть я опять задерживаюсь на работе. Мне хорошо и спокойно, хочется, чтобы это не заканчивалось. Я перебираю маленькие пальчики Серёжи, тихонько поглаживая их, вдыхаю сладкий запах детской кожи, наслаждаюсь тишиной.

Сегодня Серёжку привела в сад няня. Он целый день был грустным, не носился, не дрался, не кричал. Сидя на ковре, в одиночестве строил что-то из кубиков. Я даже подумала, что он снова заболел, щупала его лоб. Но он был прохладным, никаких других признаков простуды я тоже не обнаружила. Успокоилась, решив, что бывает. У Серёжи, как у любого другого человека, настроение может меняться.

И только сейчас, когда всех ребят разобрали родители, и мы остались наедине, он решился поделиться со мной.

- А знаешь чего? - тихо роняет Соловьёв-младший.

- Чего, - эхом повторяю за ним, легонько целуя в затылок и заглядывая в лицо.

Его губки задрожали, а на глаза навернулись слёзы.

- У меня больше нет мамы. Утром папа выгнал её из дома.

Загрузка...