— Почему вы хотите работать на меня? — спокойно спрашивает меня сидящий напротив мужчина.
Потенциальный работодатель пугал и шокировал: длинные, до плеч, черные волосы мягкими локонами, впалые, чисто выбритые щеки, интересная бледность, пронзительный взгляд зеленых глаз, костюм-тройка, белоснежная рубашка, старомодный шейный платок или как правильно там называется эта деталь гардероба, и… плед, укрывающий ноги… и инвалидная коляска…
Под пристальным взглядом мужчины мои руки словно живут собственной жизнью: нервно стискивают ручки сумки, норовят перебраться на борт давно вышедшего из моды пиджака и потеребить его. Мне приходится контролировать себя изо всех сил. Это как раз тот вопрос, которого я боялась больше всего. Придумать правдоподобную ложь не смогла. А признаваться, что как последняя лохушка позволила себя облапошить мужу, почти уже бывшему, вместе с его пигалицей, было стыдно. И я медлила, нервно сжимая и разжимая пальцы. Будто надеялась, что случится чудо, и странный мужик в инвалидном кресле удовлетворится молчанием вместо ответа.
Не удовлетворится. Я видела это по его глазам. Внимательным, ждущим. Нужно было что-то отвечать. И я, внутренне смирившись с очередным поражением, неловко призналась:
— Мне некуда идти. А вы желаете, чтобы ваша помощница постоянно проживала в вашем доме…
К концу второй фразы голос жалко увял. А я нервно стиснула пальцами многострадальные ручки сумочки. Молодец, Ангелина! Выставила себя беспомощной идиоткой! Кому нужен такой помощник, который не может решить даже собственных проблем?
Впрочем, с суждениями я поторопилась. Странный мужик лишь картинно приподнял идеально очерченные, но несколько широковатые для его лица брови:
— В наше время необычно слышать подобное. Если у вас нет родственников и друзей, можно снять квартиру… — обронил он. А я вздохнула.
Голос у этого инвалида был под стать его лицу, одежде и дому: густой и бархатный. Будто выдержанный временем. Как мой любимый парфюм, который я все-таки забрала, уходя от мужа.
Измену мужа я, как и другие порядочные жены, обнаружила совершенно случайно и почти четыре месяца назад. Банально и по классике: сначала нечаянно подслушала его телефонный разговор, а потом уже целенаправленно проверив сотовый супруга. То, что я там обнаружила, меня просто убило. Глеб уже несколько месяцев (дальше листать не хватило терпения и нервов) состоял в переписке и отношениях с некоей Лиской. Естественно, я устроила скандал. Показательный. С рыданиями и битьем посуды. И это стало моей ошибкой. Первой в длинной череде.
Почему-то я посчитала, что Глебка сразу же после такого покается, упадет на колени передо мной, попросит прощения и разорвет все отношения с этой Лиской. Но так бывает лишь в мелодрамах. Или это мой муж такой неправильный.
Глеб наорал на меня за то, что я шарю по его вещам. И холодно сообщил, что за все, что он для меня делает, я должна благодарить его до скончания дней и не попрекать маленьким радостями…
Маленькие радости… Это был шок, от которого я отходила не один день.
Этот скандал стал началом конца. Наш с Глебом брак дал сильную трещину, которая только увеличивалась день ото дня. Муж стал чаще задерживаться, порой не ночевал дома, приходил пропахший чужими дорогими (!) духами. От меня требовал только еды и чистую одежду без единой складочки. Мне при этом вообще перестал уделять внимание. Но когда я попыталась отплатить ему той же монетой, однажды намеренно задержавшись в гостях у единственной подруги Люси, обремененной тремя детьми и мужем, работающим в столице вахтенным методом, Глеб впервые меня ударил…
Всласть наревевшись и дождавшись, пока Глеб уснет, я спустилась во двор. На мое счастье, этим вечером муж почему-то поленился отогнать машину в гараж и бросил ее неподалеку от подъезда. Воспользовавшись этим и сопя от усердия, я порезала все четыре покрышки на новеньком, купленном всего семь месяцев назад внедорожнике Глеба.
На душе стало немножечко легче. Хотя месть не принесла ожидаемого удовлетворения. А утром… Утром Глеб мгновенно догадался, чьих рук это дело. Уходил муж на работу с поджатыми губами и горящими от ярости глазами. Я забилась в комнату, с ужасом осознавая, что натворила. И вполне справедливо опасаясь, что Глебка снова распустит руки. Но… Муж не тронул меня. А вечером пришел словно чужой. Сухо, с порога сообщил, что подал на развод. И до суда поживет «у Лиски». А потом собрал вещи и не прощаясь ушел. И с его уходом что-то умерло у меня в душе…
Реплика потенциального работодателя неожиданно пробудила во мне целый шквал неприятных воспоминаний. Горло перехватило от спазма, когда в памяти замелькал адвокат Глеба, сначала уведомляющий меня, что после развода мне будет выплачена стоимость двушки, которая мне досталась после смерти мамы, и которую я с радостью и не задумываясь продала восемь лет назад, чтобы у Глебки был стартовый капитал для открытия своего бизнеса. Тогда я даже не подумала, что однажды не понаслышке узнаю, что такое процедура развода через суд. И что такое раздел имущества. Особенно когда вдруг понимаешь, что квартира, в которой все эти годы ты жил, была подарена на свадьбу родителями мужа. Но оформлена при этом на имя свекра. Так же, как и открытая на твои деньги фирма мужа…
Кое-как сглотнув застрявший в горле колючий ком, я отозвалась тихим и совсем уж ломким голосом:
— Я давно осиротела. А у подруги своих детей трое, мне в ее квартире места точно нет. Максимум ночь переночевать. Что же касается квартиры, доставшейся от родителей, то… Я ее продала, чтобы у мужа был стартовый капитал начать бизнес. Вот только когда я ее продавала, была молодой и очень глупой. Не подумала, что все это нужно как-то зафиксировать официально. А муж свой бизнес записал на отца. Так что теперь, при разводе, оказалось, что своего у него ничего нет. Только одежда. Квартира, бизнес и даже машина оформлены на его родителей…
У меня ноги сделались ватными, когда я услышала про подписание договора. Даже ушам своим не поверила. Неужели у меня получилось?.. Я сумела заполучить работу и жилье?..
Пока я приходила в себя, Филип успел откатиться на своем кресле довольно далеко и почти скрылся в сумраке плохо освещенного коридора. Пришлось догонять, стараясь не греметь на весь дом каблуками. Впрочем, далеко идти не пришлось. Кабинет располагался практически за углом. Филип, убедившись, что я иду за ним следом и нигде не потерялась, ловко вкатил кресло в комнату. Я следом за ним переступила порог.
Переживания по поводу того, что этой ночью мне придется ночевать на вокзале, отступили, я немного успокоилась и начала обращать внимание на окружающую обстановку. А посмотреть было на что. Мне даже беглого взгляда хватило, чтобы понять: Филип богат как Крез[1]. Антикварная мебель, обшитые темными деревянными панелями стены, какие-то картины в простенках, явно написанные маслом и, похоже, старинные. На столе стоял раритетный письменный прибор на мраморной базе, украшенный искусно выполненной фигуркой оскалившегося льва, перешагивающего через бревно. Похожий лев, только точащий когти о выполненный в виде ствола дерева штатив, украшал настольную лампу под зеленым абажуром. И вот эта лампа мне была знакома: Глебка хотел ее купить кому-то в подарок. Но узнав цену, сразу же отступился. Я в ошеломлении подняла глаза на Филипа. Кто же ты такой, мой работодатель?
— Возьмите себе стул и садитесь поближе к столу, — бесстрастно скомандовал предмет моих размышлений и кивнул в угол. Проследив за его взглядом, я увидела стул с резной высокой спинкой. Тоже, похоже, антиквариат. Во всяком случае, стул был тяжеленным невероятно. И таким же неудобным.
Пока я подтаскивала стул к столу, пока устраивалась на нем, Филип подкатился к столу с другой стороны, дернул мышку, оживляя компьютер, крайне неуместно смотрящийся в этой комнате, словно сошедшей с иллюстрации дореволюционных жилищ, и потребовал:
— Давайте документы.
Паспорт протягивала через стол с внутренним содроганием. И вздрогнула по-настоящему, когда нечаянно коснулась мужских пальцев… Они были холодны как лед. Я непроизвольно вскинула взгляд на Филипа. Мужчина скривился и неохотно выдавил:
— Извините. Из-за болезни температура моего тела снижена. А я слишком редко тесно общаюсь с… со здоровыми. И забываю про то, как действует на них прикосновение к моей коже.
Мне опять стало стыдно. Ну, молодец, Ангелина! Что сказать! Заставила больного человека извиняться за то, что он искалечен!
Щеки обожгло краской стыда, и я смущенно залопотала, почти не контролируя то, что болтаю от смущения:
— Это вы меня простите!.. Я не должна была себя так вести! И вам совсем не нужно извиняться за то, что вы болеете! В этом нет вашей вины! А я привыкну! Это просто от неожиданности!..
Несмотря на волнение, я все же заметила, как в первый миг Филип буквально окаменел. Но потом несколько расслабился, дернул уголком рта, обозначая улыбку. Ярко сверкнули его зеленые глаза, когда он открывал мой паспорт.
Мой работодатель, между прочим, первый за мою жизнь, очень быстро внес все нужные данные в документ и отправил тот на печать. Видимо, у него был заранее заготовлен шаблон. Паспорт вернулся ко мне сразу же, как только заработал принтер.
— Прочтите все внимательно, Ангелина, — уже более благожелательным тоном предложил мне мужчина, протягивая распечатанные листы. — Я забыл сообщить вам про еще одно ограничение, кроме запрета спускаться вниз по ночам. Вы не должны открывать шторы там, где они задернуты. Увидите, кроме кабинета, это еще пара комнат, где я люблю бывать. Объясню, почему: приступ может накрыть меня в любой миг. А когда он начинается, солнце, если оно светит прямо на меня, добавляет болезненных ощущений и слабости.
Я уверенно кивнула, мол, поняла. И углубилась в чтение. Впрочем, особо читать было нечего. У меня в руках был стандартный договор о найме на работу, мне уже приходилось такие видеть у бывшего мужа. В документ скрупулезно были внесены мои обязанности и права, а также ограничения. Подводных камней я не нашла. Даже мелким шрифтом. А вот сумма зарплаты порадовала.
Филип точно уловил момент, когда я закончила чтение, и предложил:
— Если вас все устраивает, подписывайте. Я ведь правильно понимаю, что вы хотите перебраться ко мне в дом уже сегодня?
Я против воли покраснела. Но была вынуждена кивнуть. Радуясь, что у меня есть хоть какое-то дело, позволяющее не смотреть в лицо мужчине, схватила с письменного прибора первую попавшуюся ручку и…
Мгновенная острая боль заставила не только забыть про неловкость, но и взвизгнуть от боли. По ощущениям я не письменный прибор взяла в руки, а стиснула незащищенными пальцами шипастый стебель розы.
Филип неожиданно резво перегнулся через стол и схватил выпавшую из моих пальцев злосчастную писалку:
— Простите, Ангелина! Я забыл про нее! — Филип резким движениям выдвинул верхний ящик стола и зашвырнул туда ручку. — Позавчера сам же сломал на ней металлический завиток украшения, да так и бросил на столе. Не думал, что такое случится. Простите еще раз!
Я, не задумываясь, сунула пострадавший палец в рот, пососала ранку и замерла, поймав на себе шокированный взгляд Филипа. Только в этот момент по-настоящему осознав, насколько дико выглядит в его глазах то, что я сотворила. Вон, от шока глаза, как зеленые фонари горят!
Мужчина молча выложил передо мной исправную ручку. Я так же молча взяла ее и подписала документ, внутренне сгорая от стыда. Опозорилась я на славу. Это ж надо было додуматься!..
Мое самобичевание прервал мягкий голос Филипа, который тоже поставил свою подпись на бумагах:
— Ну вот. Я сейчас дам вам запасную связку ключей, чтобы вы могли сами отпирать и запирать ворота и входную дверь. Отправляйтесь за вещами. Сегодня у вас еще нерабочий день. Выберете себе комнату, обустроитесь. А уже завтра приступим.
К подруге домой, за своим несчастным чемоданом, я летела словно на крыльях, не замечая ничего вокруг, на ходу строя планы. Наверное, правильно говорят, что все, что ни случается, к лучшему. Наверное, нам с Глебом и вправду было не судьба прожить вместе всю жизнь до самой старости. Видимо, не зря маме он так активно не нравился. Не стоило даже начинать скандалить и трепать себе нервы. Филип кажется воспитанным и разумным. В его доме можно будет перевести дух, пережить суд, выяснить по поводу своего диплома, а потом и попытаться устроиться на работу по специальности. На съем квартиры к этому времени я денег заработаю…
Меня немного задело то, что Люся меня практически не стала слушать, когда я ей попыталась объяснить, куда съезжаю. В квартире, что называется, стоял дым коромыслом, а сама подруга нервно наводила последний лоск перед приездом супруга и одновременно готовила праздничный обед. Ей было не до меня. Вздохнув, я забрала свой чемодан и потопала с ним в новую жизнь.
Сначала я честно собиралась ехать с чемоданом общественным транспортом. Денег было не так уж и много. Скорее, мало. Да и не аристократка я, вполне ножками могу пройтись. Но потом мне на глаза попалась вывеска кондитерского магазина. И в голове мелькнула шальная мысль, что начало новой жизни можно отметить хотя бы тортиком, если на хорошее спиртное денег нет. Ну а выйдя из магазина, я увидела прямо напротив его входа свободную машину такси. Кажется, это была судьба. С тортом в руках, красиво перевязанным нарядной бархатной ленточкой, в общественный транспорт опасно соваться. И я решила: кутить так кутить! И по сторонам в этот момент я вообще не смотрела. А зря!
На следующий за такси автомобиль я обратила внимание лишь тогда, когда было уже поздно: высадивший меня таксист уехал, а я достала ключ и отперла калитку, готовясь войти на территорию своего нового дома. И в этот миг услышала, как за спиной хлопнула дверца машины. Непроизвольно обернулась через плечо, посмотреть, кого принесла нелегкая, и…
— Ах ты гадина!.. — с визгом налетела на меня пассия бывшего мужа, выставив вперед скрюченный пальцы, увенчанный длинными наращенными ногтями ярко-алого цвета. — Немедленно верни драгоценности! Они не твои!..
Встречи с пальцами-когтями я избежала чудом: непроизвольно отшатнулась, наступила на какой-то камешек и начала заваливаться назад. Это-то меня и спасло. Алые когти хищно мелькнули перед глазами, бессильно царапая воздух, а я испуганно прижалась спиной к столбику калитки. Но та просто Лиска сдаваться не собиралась.
— Дрянь!.. Воровка!.. — верещала она на всю улицу, не оставляя попыток добраться до меня своими когтями. — Глеб, что ты стоишь?.. Вызывай полицию!..
Самое неприятное во всем этом для меня оказалось не обвинение в воровстве, между прочим, совершенно незаслуженное, и не то, что мне приходилось туго в попытках устоять перед напором наглой девицы. А то, что Глеб безучастно стоял у машины, хмуро глядя на безобразную сцену и поигрывая ключами. Будто никак не мог решить, что ему делать: вмешаться или плюнуть на все и уехать?
— Тортик купила? — продолжала бесноваться пассия мужа, все сильнее наседая на меня. Я в школе была паинькой и драться совершенно не умела. Все, на что меня сейчас хватало, это избегать встречи с алыми когтями, которыми Лиска пыталась вцепиться мне в глаза. — Будешь праздновать удачную операцию?
Как ни странно, но именно упоминание о тортике слегка привело меня в чувство. А может то, что ленточка, которой он был перевязан, начала съезжать от беспорядочных рывков. Короче, я словно проснулась. Покосилась на коробку в руке, молча размахнулась и как во сне надела ее на голову мерзавке.
Наверное, мне сам бог помогал проучить стервозу: удар получился нужной силы и очень точным. Коробка раскрылась на темени девицы, и тортик живописно украсил модную стрижку паршивки. Куски масляного крема вперемешку с шоколадными решетками в виде крылышек и засахаренными вишнями залепили пассии Глеба глаза, повисли на носу и ресницах, украсили собой высокую грудь в декольте…
Лиска застыла, будто парализованная. Будто не могла поверить в происходящее. Кажется, даже дышать перестала. И именно в эту секунду благословенной тишины позади нас раздался ледяной, надменный голос:
— Что здесь происходит?..
Я чуть не застонала вслух, осознав, что крики у ворот привлекли внимание Филипа и заставили его выбраться из дома, чтобы посмотреть, что творится у ворот его дома. Ну спасибо Глебу и его прошмандовке!.. Теперь я останусь без жилья и работы! А следовательно, и без денег!
Горький, колючий ком перекрыл горло, мешая дышать. Я виновато покосилась на Филипа. Но сказать в свое оправдание хоть что-то не успела. Пассия бывшего прочистила, наконец, от крема глаза и завизжала бензопилой:
— Су-у…
— ТИХО, — веско оборвал ее Филип. От его голоса у меня по коже пробежал стылый холод. Неудивительно, что наглая девица испуганно заткнулась.
Такой Филип и меня пугал. В целом ничего не изменилось: мой работодатель по-прежнему сидел в инвалидном кресле. И оружия у него в руках не было. Но при всем при этом его худощавая фигура внушала какой-то суеверный страх. Словно я стояла голая и беззащитная перед самым опасным хищником вселенной, готовым бросится на меня и растерзать.
Зеленые глаза впились в меня жутким, вымораживающим до самого дна души взглядом. Филип все тем же ровным, спокойным голосом спросил у меня:
— Ангелина, кто эти люди и что им от меня нужно?
Мне дико не хотелось отвечать на этот вопрос. Но и промолчать было немыслимо. Я скованно пробормотала:
— Не от вас. Это мой бывший муж. И его любовница…
— Я невеста Глеба!.. — снова завопила Лиска. Но под взглядом зеленых глаз, который Филип перевел на нее, моментально заткнулась. Будто воздухом поперхнулась.
— Девушка, вам слова никто не давал, — ровным голосом отозвался Филип. — И мне безразлично, кем вы приходитесь бывшему мужу моей помощницы. Мне это не интересно. А вот то, что вы на нее напали… И устроили скандал на пороге моего дома… Очень даже интересует. — Филип перевел взгляд с ошеломленной таким обращением девицы на меня и задал вопрос: — Ангелина, что произошло? Быстро, коротко и внятно.
— Ну?.. — не очень любезно обратился ко мне Филип после того, как внедорожник Глеба скрылся вдали. Впрочем, винить его в этом было сложно. После произошедшего-то. — Чего встала? Спектакль для соседей окончен. Иди в дом!
Повиновалась я машинально. Вцепилась непослушными пальцами в ручку чемодана и будто на автопилоте потопала в дом, позабыв и про работодателя, которому, вероятно, требовалась помощь, и про распахнутую настежь калитку. Но пройдя несколько метров, будто проснулась. Остановилась и обернулась:
— А…
— Остатки торта уберешь позже, — сухо прервал меня Филип, уже развернувший кресло в сторону дома. Калитка была заперта. Быстро он. Наверное, уже давно привык к болезни и ограничениям в подвижности.
До крыльца добрались в полной тишине. Но у самых ступенек я остановилась и оглянулась на своего работодателя, собираясь предложить помощь по проникновению в дом. Хоть сама очень смутно понимала, как это сделать, была растеряна и подавлена, голова отказывалась работать. Но Филип даже слова сказать мне не дал, моментально догадавшись, что у меня на уме:
— Я еще побуду в саду, — качнул он головой. — Потом заеду в дом с помощью пандуса, не беспокойся. Лучше сама иди в дом, поднимайся наверх и обустраивайся. Скоро привезут продуктовый заказ. И у нас с тобой появилось на сегодня дело.
— Какое? — моментально подобралась я. Раз не уволил сразу, нужно показать себя с наилучшей стороны. Чтобы не пожалел о своем решении.
Филип едва заметно улыбнулся мне. Почему-то показалась, что он меня насквозь видит.
— Я сейчас позвоню своему юристу. Побеседуете, когда он приедет. Юрий Карлович поможет тебе наиболее безболезненно пережить развод. А то эта парочка из-под стоячего подошву срежет, — дернул мужчина уголком рта и без долгих сантиментов повернул коляску в обход дома, в сторону запущенного сада. А у меня вдруг слезы навернулись на глаза от благодарности.
В дом входила, едва видя, куда ставлю ноги. В душе бушевал настоящий ураган. Как так могло получиться, что мужчина, десять лет бывший моим супругом, деливший со мной кров, постель и еду, неожиданно оказался чужим как инопланетянин? В голове не укладывалось. А едва знакомый, ограниченный физически, не задумываясь, бросился на защиту? Как я могла быть настолько слепа?
Выбирать комнату не стала. Открыла первую попавшуюся дверь на втором этаже, заглянула: кровать, стол, пара стульев, шкаф, туалетка, дверь, видимо, в санузел. Комната была похожа на гостиничный номер. Но мне на это было плевать. Мне срочно требовалась передышка. Место, где я смогла бы взять себя в руки и успокоиться.
На первый этаж я спустилась примерно минут через двадцать. Вернув себе самообладание и справившись с подступающей истерикой при помощи ледяной воды из-под крана. Вещи бросила в чемодане. Позднее разберу. Сейчас важнее другое. Нужно убрать останки торта перед входом, пока не явились юрист и доставка, принять продукты, подготовиться к визиту поверенного. Проинспектировать кухню.
Я не знала, где взять метлу для уборки на улице, а потому прихватила в найденной возле кухни кладовке обычный веник и совок. Филипа нигде не было видно. И хорошо. Едва я успела ликвидировать следы бурной встречи с пассией бывшего и вымыть руки, как раздался прозрачный звонок домофона. Прибыла доставка.
По всей видимости, курьеры не в первый раз приезжали в этот дом. Они подхватили пакеты и молча проскользнули на территорию дома мимо растерянной меня. Мне только и осталось, что бежать следом и присматривать. Два крепких парня уверенно занесли пакеты с продуктами в дом, сразу же повернув в сторону кухни. Оставили их у порога. А когда выходили, в холле их уже поджидал Филип. Один из курьеров шагнул к нему, и я заметила, как мой работодатель протянул ему несколько купюр. Стало стыдно. Чаевые! И как я об этом не подумала? Наверное, потому, что сама никогда подобной услугой не пользовалась.
Юрист появился спустя часа два. Я к этому времени успела осмотреться на кухне, разобрать продукты, испечь простенький лимонный пирог и даже начать жалеть себя. Глаза снова начали наливаться слезами, когда вновь затрезвонил домофон. В холле мы с Филипом появились вместе. Но копку домофона, отпирающую ворота, нажимала я.
Появившийся на пороге спустя несколько минут сухощавый мужчина в возрасте, с пышными седым усами, за руку поздоровался с Филипом и представился мне, как Юрий Карлович Черноус, наградив при этом цепким взглядом.
— Что у вас произошло, Филип? — сдержанно спросил он, посчитав, видимо, официальную часть завершенной и, кажется, предполагая, что я тут же исчезну с горизонта.
У меня дрогнули в слабой улыбке губы еще на моменте фамилии адвоката. А сейчас слезы высохли окончательно, когда Филип качнул головой:
— Не у меня. — Каким бы ни был выдержанным правовед, у него изумленно приподнялись брови. Хозяин дома кивнул на меня: — Это Ангелина, моя помощница. И она разводится со своим мужем. А я хочу, чтобы вы, Юрий Карлович, помогли ей в этом и провели за руку через весь процесс. — Видимо, происходящее было действительно необычным настолько, что Филип вздохнул и неохотно пояснил: — Не люблю слабовольных идиотов, которые выгоняют своих жен из дому с одним только чемоданом. А потом еще и позволяют любовницам устраивать публичные скандалы и оскорблять бывшую супругу, обвиняя черт знает в чем. Он должен быть наказан. Хотя бы рублем. Оставьте негодяя в одних трусах. Пусть наслаждается новой жизнью. Кабинет в вашем распоряжении. Да, и ваш труд оплачу я.
С этими словами Филип резко развернул кресло и покатился куда-то вглубь дома. Я не поняла, куда именно, потому что его силуэт в инвалидном кресле почти сразу расплылся перед глазами от навернувшихся слез. И это было неудивительно. Еще никто и никогда не делал подобных жестов в мой адрес.
— Ну-ну, голубушка, — вернул меня в реальность увещевающий голос адвоката, — не стоит плакать. Если Филип Александрович распорядился, сделаем в лучшем виде. Или вам жаль вашего бывшего супруга? — заглянул мне в глаза дядька, крепко цепляя неожиданно сильными пальцами за локоть.
Беседа с Юрием Карловичем оказалась не из приятных. То есть, я вначале кратко рассказала историю своих взаимоотношений с Глебом, привычно сглаживая острые углы. Но юриста это не удовлетворило. Он принялся дотошно расспрашивать меня, заставляя вспоминать мельчайшие детали, казалось бы, незначительных событий. И все это скрупулезно записывал на диктофон. Как познакомились, как долго встречались, когда, при каких условиях Глеб сделал мне предложение, когда и как состоялась свадьба, почему у нас не было детей.
Юрий Карлович расспрашивал аккуратно. Но менее неприятно от этого не становилось. Как будто в том, что Глеб постоянно просил меня принимать противозачаточное, была именно моя вина. А между тем именно супруг постоянно твердил, что дети сейчас не ко времени. Постоянно находились веские и уважительные причины. То нужно пожить для себя, а то потом за пеленками будет некогда. То сложное материальное положение, «а ведь на ребенка нужна просто прорва денег, чтобы достойно поставить его на ноги». То потом Глеб начинал свое дело и просил повременить с ребенком, потому что он очень уставал и ему нужно было, чтобы, когда он вернется домой, в квартире было тихо, приготовлена еда, выстираны и выглажены его рубашки. Чтобы мое время было занято им, моим мужем, а не орущим младенцем.
Тогда все это казалось правильным, и я соглашалась. Теперь же до меня вдруг дошло, насколько эгоистичным был мой бывший муж. Рассказывая все это, я вдруг осознала, что, даже когда фирма Глеба твердо встала на ноги и начала приносить хороший доход, а Глеб уже не так напряженно работал, скинув часть обязанностей на подчиненных, я все равно, наверное, по инерции, продолжала принимать пилюли…
— Не расстраивайтесь так, голубушка, — участливо похлопал меня по руке юрист, заметив, что у меня на ресницах повисли слезы. — Все, что ни делается, к лучшему. Представьте себе ту же ситуацию, что мы с вами сейчас обсуждаем, но добавьте к ней малыша. Или двух. Насколько вам было бы с детьми сейчас сложнее. А так разведетесь, подлечите нервы, найдете себе хорошего, достойного мужчину, выйдете за него и нарожаете столько, сколь захотите! Все в ваших руках.
Я улыбнулась сквозь слезы, чувствуя себя жалкой дурочкой. И мы продолжили обсуждение, перейдя непосредственно к тому, как я продавала после маминой смерти квартиру, как отдавала Глебу деньги, как он дарил мне подарки. Самым неприятным во всем этом оказалась необходимость доказывать, что я не украла браслет, а забрала то, что принадлежало мне по праву. И в этом, к счастью, мне неожиданно помогла дурацкая привычка выкладывать все в соцсети. Я вспомнила, что на годовщину свадьбы, когда Глеб подарил мне этот браслет, велась видеосъемка, а самые волнующие кусочки ее я выложила на своей страничке. Порылась — есть!
Юрист, изучив видеозапись, удовлетворенно хмыкнул в усы: дата заливки ролика была самым лучшим аргументом: девять лет назад. То есть, о монтаже и речи быть не могло. Зато там было хорошо видно и слышно, как и что дарит мне муженек.
— Теперь ни ваш супруг, ни присутствовавшие тогда на мероприятии свидетели не отвертятся, — подытожил Юрий Карлович.
С юристом мы расстались ближе к вечеру. Когда все сроки обеда давным-давно прошли. Проводив его до калитки, я неожиданно осознала, что живот у меня буквально прилип к позвоночнику: волнуясь перед предстоящим собеседованием, я практически ничего не ела с утра. Потом был поход за вещами и разборки с пассией Глеба, потом курьеры и адвокат. Так и вышло, что я прожила почти целый день на крошечном кусочке хлеба с маслом.
В дом я возвращалась, прикидывая по дороге, что можно приготовить по-быстрому и уместно ли будет позвать Филипа разделить со мной ужин. Ведь он, скорее всего, из-за своей болезни должен придерживаться какой-то определенной диеты…
Второй мучивший меня вопрос отпал сам собой и очень быстро. Когда я толкнула входную дверь и вошла в дом, то сразу же встретилась взглядом с нечеловечески-зелеными глазами своего работодателя.
— Как прошла беседа? — нейтрально поинтересовался Филип, изучая меня. Будто искал на мне какой-то тайный знак.
Я снова поразилась тому, насколько яркие, непривычно-зеленые у него глаза. И сразу же отмахнулась от этой мысли. Филип явно богат и явно имеет право развлекаться всеми доступными ему способами.
— Плодотворно, — благодарно улыбнулась мужчине. — Теперь вот раздумываю, что приготовить на ужин, — осторожно начала я. — Что вы любите?
Руки мужчины как-то странно дернулись, из-за чего инвалидное кресло повернулось ко мне боком градусов на тридцать. Филип остановил его движение и склонил голову к плечу, удивленно разглядывая меня:
— Ты не обязана для меня готовить.
— Это несложно, — с улыбкой возразила я, чувствуя, как в душе поднимается что-то странное. — Все равно ведь буду готовить для себя. Всего-то и нужно, что взять продуктов в двойном количестве…
Филип помолчал немного в ответ, глядя меня так, словно никак не мог решить, как ко мне относиться. Я уже начала жалеть, что вообще подняла этот вопрос. Может, его диета настолько специфична, что он меня стесняется и теперь не знает, как отказать?
Я уже собиралась аккуратно забрать назад свое предложение, когда мой работодатель вдруг распорядился:
— Сегодня сделаем заказ в ресторане, тебе и без готовки досталось. Отдыхай.
Каюсь, от удивления у меня неприлично отвисла челюсть.
Заказ делали вдвоем, так как еще не знали вкусов друг друга: Филип снова подкатил кресло на то же место, где он утром распечатывал для меня договор о найме на работу, и открыл сайт какого-то ресторана. Быстро закинул в корзину бифштекс с кровью и какой-то странный салат из орехов и зелени. А потом предложил выбрать мне.
В первый миг я растерялась. Не так-то просто сделать выбор из незнакомого меню. Склонилась ближе к экрану, вчиталась в основные пункты. А потом, забывшись, потянулась к мышке.
Наши пальцы встретились, несмотря на то что Филип, догадавшись о моих намерениях, поспешил отдернуть руку. Его кожа была уже не настолько холодной, как в первый раз. И все равно контраст температуры ощущался. А еще от мужчины пахло тревожно-приятно. И от странного аромата слегка закружилась голова. Испугавшись своей непонятной реакции, я торопливо закинула в корзину первую попавшуюся рыбу, кажется, запеченную, а потом, раскрыв вкладку с салатами и закусками, ткнула наугад. И уже хотела отодвинуться, когда услышала вкрадчивый, чарующий голос Филипа над ухом:
Свекровь никогда ранее меня не оскорбляла. Наоборот, относилась по-матерински тепло. От неожиданности я не уронила смартфон, наверное, каким-то чудом. Растерянно посмотрела на Филипа. Но чем он мог мне помочь? Работодатель тактично делал вид, что ничего не видит и не слышит, работает за компьютером. От этого на душе почему-то стало как-то легче, что ли. Хоть один человек не забыл про воспитание и приличия.
Стиснув чуть сильнее пальцами телефон, я глубоко вздохнула:
— М… Анна Павловна!
Свекровь еще на свадьбе, сразу, как только мы вышли из ЗАГСа, потребовала, чтобы я величала ее мамой. Мне долго приходилось себя ломать. Но я все-таки приучила себя обращаться так к матери мужа. Сейчас привычное слово чуть не сорвалось с губ само по себе, я в последний момент захлопнула рот, осознав, что свекровь больше не может быть для меня мамой. А мать Глеба продолжала осыпать меня оскорблениями, не давая вставить даже звук, шокируя своим поведением:
— Ты, дрянь! Как ты посмела натравить на нас какого-то пройдоху-адвоката?!.. Сама украла то, что тебе не принадлежит, а мы виноваты?.. Да ты нам должна по гроб жизни!..
Меня так поразила последняя фраза, что я, не обращая на последующие вопли внимания, холодно и тихо спросила:
— И что же я вам должна? Продать еще одну квартиру, чтобы Глебушке было сподручнее любовниц содержать?
В ответ прилетело просто поразительное обвинение:
— Да если бы ты родила как все нормальные девки, то Глеб и не стал бы шататься по чужим постелям! А то превратила квартиру черт знает во что, сыну приходится искать тепла и утешения на стороне!..
Связи между родами, уютом в квартире и утешением в чужих постелях я не уловила. Но с каждым воплем, с каждым словом бывшей свекрови в душе словно что-то умирало. Или это ненужной шелухой с меня сползали розовые очки. Но как ни странно, слез не было, как и желания биться в истерике. А вот желание открыть свекрови глаза на ее сыночка появилось:
— Прекратите орать! — осадила ее, с запозданием осознав, что копирую интонации Филипа с дневного визита бывшего мужа. Свекровь, непривычная к тому, чтобы с ней так разговаривали, захлебнулась очередным оскорблением. А я с удовольствием отчеканила: — Я бы с радостью родила еще девять лет назад. Вот только ваш распрекрасный сыночек постоянно заставлял меня пить противозачаточные таблетки! То хотелось сразу после свадьбы пожить для себя, то потом были материальные трудности, то он открывал и развивал фирму, и ему было не до детей. Так что не нужно обвинять меня в чужих грехах! Что же касается браслета и всего остального, ваш сын, приняв в свое время от меня всю сумму денег за проданную мной мамину квартиру, без зазрения совести записал фирму на вашего супруга. А теперь выгнал меня из дому с одним чемоданом, даже не поинтересовавшись, где и за какие средства я буду жить! Ваш сын, Анна Павловна, попросту меня обокрал! Но я же не ору об этом на улице?
В этот миг Филип неожиданно поднял голову, остро на меня посмотрел, а потом активировал мотор кресла, направив его в мою сторону. Возможно, ему просто нужно было покинуть комнату. А я стояла у него на пути. Не знаю. Я сразу же отвлеклась на мать Глеба, молчавшую пару секунд, будто от потрясения, а потом попросту завизжавшую мне в ухо недорезанной свиньей:
— Да как ты смеешь?!..
Добравшийся до меня Филип вдруг требовательно протянул руку. А когда я растерянно протянула ему трубку, холодно, не здороваясь и не представляясь, заявил в микрофон:
— Оставьте Ангелину в покое! Еще один звонок ей, и к списку претензий на суде добавится телефонный терроризм и требование возмещения морального ущерба! Все общение с Ангелиной отныне только через адвоката!
Я не уверена, но, по-моему, мамочку Глеба на том конце эфира кондрашка схватила. Во всяком случае, когда Филип проводил пальцем по экрану, разрывая соединение, трубка подозрительно молчала.
Сбросив звонок, Филип протянул мне смартфон со словами:
— Если не успокоится и будет продолжать наяривать — сообщи Юрию Карловичу. Он быстро и эффективно успокоит родню твоего бывшего мужа. А сейчас просто забудь. Идем, скоро доставят наш заказ. Тебе нужно поесть.
Стол к ужину я накрывала словно во сне. Во-первых, все еще находилась под впечатлением от звонка свекрови и поведения Филипа. Во-вторых… Во-вторых, оказалось, что в этом доме есть отдельная оборудованная столовая. Увидев ее, когда пришла туда следом за Филипом, я выпала в твердый осадок.
На окнах — французские шторы из прозрачного газа и плотные портьеры из жемчужно-кремового блестящего полотна, собранные в кокетливые ламбрекены вверху и подхваченные по бокам витыми шнурами с кистями. На полу медовый паркет. Тут ошибиться было просто нереально. В тон паркету — шкафы-буфеты вдоль глухой стены. В простенках между окнами — кадки с ухоженными зелеными деревьями. Посреди комнаты стол на четырнадцать персон, окруженный винтажными стульями с гнутыми, украшенными деревянными завитушками спинками. Стульев было ровно тринадцать. Место во главе стола, предназначенное хозяину, пустовало. И я не сразу осознала, что это сделано для удобства Филипа. Некоторое время тупо стояла на пороге и рассматривала просто сказочную роскошь помещения.
Заказ из ресторана доставили быстро, в специальных термосудках. Мне оставалось лишь аккуратно переложить еду на тарелки. Ресторан позаботился обо всем. Даже о хрустящем хлебе.
Филип, жестом предложив мне занять место по правую руку от него, ненадолго исчез. Появился тогда, когда я уже заканчивала перекладывать наши салаты. С бутылкой вина в руке.
— Себе тоже возьми бокал, — спокойно, но с нотками приказа произнес он, увидев, как я ставлю возле его приборов пузатый бокал на высокой ножке. Я открыла рот отказаться, сказать, что не хочу и поблагодарить. Но Филип меня опередил: — Я не заставлю тебя много пить. Но два-три глотка тебе просто необходимы. Слишком много плохого сегодня произошло в твоей жизни. Вино успокоит и согреет, поможет быстрее уснуть.