Охотник на откровенных 2. Вечеринка без правил

Пролог

Прошла неделя с той встречи в подъезде. Без формы, без визитки, без слов лишнего — только взгляд и одна фраза: «Ты интересна ему». С тех пор — тишина. Ни новых тел, ни новостей, ни слухов. Как будто город выдохнул и решил, что всё закончилось. Только она знала: ничего не кончилось. Это было просто затишье.

Эми спала плохо. Её будили скрипы, тени, мелькнувшие силуэты в стекле. Она не вскакивала — просто лежала с открытыми глазами, пока за окном не светлело. Телефон всегда под подушкой, рядом с ним — складной нож, который она ни разу не открыла. В душ она теперь заходила с включённой камерой. Офис она покидала последней, проверяя окна и провода. Но самое странное — это не пугало её. Она как будто ждала.

Контент стал другим. Честнее. Она убрала нежные фильтры, перестала улыбаться в каждом кадре. Новое видео начиналось с того, как она стонет себе в грудь — медленно, громко, вызывающе. Не подыгрывая. «Ты хочешь быть услышанным, когда входишь в женщину? Тогда сначала научись слушать её дыхание», — шептала она в микрофон. Десять тысяч сохранений за час. И сотни комментариев, в которых мужчины пытались услышать её заново.

Потом был ролик о мастурбации в паре. Она говорила в полутоне, сидя на полу в расстёгнутой рубашке, пальцы скользили по бедру. Камера не показывала ничего лишнего, но в этом и был эффект — всё ощущалось ближе, чем раньше. «Ты смотришь, но не прикасаешься. Ты дрочишь, но не рядом. А я делаю это медленно — потому что знаю, ты не выдержишь». Некоторые писали: «Смотрю шестой раз подряд». Один — «Ты сломала мне ночь». Другой — просто: «Найди меня».

Алиса была первой, кто поднял бровь. «Ты перегибаешь», — сказала она. Эми только кивнула. Да. И именно этого она хотела. Перестать быть просто фантазией. Начать быть угрозой.

Она пробовала на себе рубашку незнакомца, чужой голос в наушниках, стеклянную игрушку между съёмками. Всё ради кадра. Всё ради правды, которую невозможно смонтировать. Когда Рамиль задал ей вопрос про просмотры, она ответила: «Они не смотрят — они ждут. Кто-то конкретный — тоже».

По вечерам она пересматривала свои старые выпуски. Там была другая Эми — мягче, игривее, с заготовленными паузами и вздохами. Сегодняшняя не дышала в кадре. Она смотрела прямо в камеру и говорила: «Ты будешь дрочить по моей команде. Ты не отвернёшься». Некоторые сторис удаляли. Некоторые оставались в теневом бане. Но она чувствовала — кто-то всё равно это видит.

Иногда ей казалось, что за ней идут. У кафе, у метро, у дверей студии. Один и тот же силуэт. Мужчина в сером. Она не оборачивалась. Она просто снимала дальше. Потому что чем откровеннее становился её блог, тем отчётливее она слышала дыхание за спиной. Она не знала, это наблюдение или охота. Но была готова быть приманкой. Уже была.

И самое страшное — ей это нравилось. Не вожделение. А власть. Она чувствовала, как что-то чужое втягивается в неё через объектив. Как если бы страх был топливом. А возбуждение — приманкой. Она больше не играла. Она — звала.

И где-то в этой тишине, между записью и дрожью в груди, она поняла: он уже смотрит.

P.S Первая часть книги доступна по ссылке https://litnet.com/shrt/KhqN

Глава 1: Пальцы как обещание

Олег стоял у штатива, наклонившись к экрану, будто считывал не изображение, а пульс. На нём — чёрная футболка, лицо сосредоточенное, как у человека, который не просто снимает, а впитывает. Он молчал, как всегда, но его молчание чувствовалось — тяжёлое, точное, как лампа, направленная только на одну зону тела. Камера была выставлена низко, почти у пола. Свет — холодный, без бликов. Эми сидела на диване, босиком, с обнажёнными ногами, медленно двигая пальцами — будто не для кадра, а для кого-то, кто смотрит.

— Мы точно с пятки начинаем? — Алиса появилась с планшетом и недопитым кофе. — Или с подъема? Там более чувственный изгиб.

— Пятка. Потом медленно вверх. Без рваных движений. Пусть это будет как прикосновение, — ответила Эми, не отрывая взгляда от объектива.

Олег на секунду поднял глаза. Их взгляды пересеклись — и остались там, в этом напряжении. Он не улыбнулся, не кивнул. Просто смотрел, пока Эми не отвела взгляд.

— В тексте добавим про уязвимость, — тихо сказала Алиса, делая пометку. — Типа «когда женщина обнажает подошву, она уже не играет».

— Или про контроль, — Эми поправила рубашку, оставляя ключицы на виду. — Не каждый может дотронуться до того, что ближе к земле. А значит — и к сути.

Камера продолжала писать — тестовая запись. Олег шагнул чуть вбок, меняя ракурс. Его шаги были почти бесшумными. Он двигался, как тень. Но всё, что он видел, попадало в кадр с хирургической точностью. Он всегда знал, где фокус — и как долго на нём держать.

— Ты в кадре... как будто злишься, — заметила Алиса. — Не мягко.

— Я и не мягкая, — отрезала Эми. — Сегодня не флирт. Сегодня — открытая кожа и взгляд в лоб.

Олег переключил объектив. Камера приблизилась к ступне, потом — к щиколотке, где кожа чуть темнее. Эми пошевелила пальцами, будто что-то пробуя.

— Он будет это монтировать? — прошептала Алиса, кивнув на Олега.

— Он уже монтирует в голове, — усмехнулась Эми. — Он всегда так.

В этот момент свет чуть мигнул. Эми поймала себя на мысли, что дыхание затаилось. Не от страха. От ощущения, что всё — на пределе. Кожа, голос, взгляд. Даже ступня стала не телом, а знаком. Для кого-то — вызовом. Для кого-то — обещанием.

Олег подошёл ближе, чтобы настроить петличку. Молча. Его пальцы не коснулись её кожи, но Эми почувствовала, как кожа среагировала. Как будто уже было касание. Он застегнул микрофон на краю её рубашки — и ушёл обратно в тень.

— Готово, — сказал он тихо. Первый раз за утро.

— Тогда пишем, — кивнула Эми. — С одной попытки.

Камера замерла. Свет выровнялся. Она сделала вдох и заговорила:

— Не все целуют губы. Некоторые выбирают то, чем ты касаешься пола. Стопа — это не слабость. Это доступ. Если он у тебя есть — не теряй.

Олег смотрел в экран. И, возможно, глубже.

* * * * *

Кадр открывается шёпотом света: объектив ползёт от подушечек пальцев к изгибу свода, будто зритель сам лежит у её ног. Эми сидит на низком пуфе в распахнутой мужской рубашке; одна ступня прижата к коже бедра, вторая словно подставлена под чужой поцелуй. Олег двигает камеру бесшумно, придерживая штатив так, будто это чьё-то горло — сильнее одного лишнего рывка, и дыхание сорвётся. В зале ­— ни заставок, ни музыки, только её ровный вдох. Она улыбается уголком рта и говорит:
— Фут-фетиш — самый частый из «не-классических» фетишей. В анализе трёхсот восьмидесяти тематических форумов именно стопы заняли первую строку по числу групп, участников и сообщений.
Слова ложатся на кожу, как масло: скользят и оставляют блеск.

— Почему так? — шепчет она, проведя ногтем вдоль ахилла. — Потому что в мозге зона, отвечающая за гениталии, граничит с зоной стоп. Иногда между ними случается «короткое замыкание», — она щёлкает пальцами, и Олег ловит этот звук крупным планом дрогнувших пальцев. — Нейроны путают сигналы, и прикосновение к ступне отзывается там, где обычно — только секс. Шаг назад, мягкий зум вперёд: зритель почти чувствует запах тёплой кожи.

Камера фиксирует, как её пальцы подаются вперёд, а голос становится тише.
— Исследования Леммиллера показали: каждый седьмой взрослый хотя бы раз фантазировал о ногах — даже если никогда не говорил об этом вслух.
Она делает паузу, будто даёт зрителю время вспомнить собственный сон, где чья-то пятка покоится на его губах.
— И это не «диагноз». Фетиш превращается в проблему только, когда ломает жизнь, а не когда дарит ярость желания.

Олег меняет ракурс: теперь в кадре только стопа и тень от пальцев, похожая на раскрытый веер.
— Сегодня культ ног в ленте так силён, что существует целый сайт-каталог, где ранжируют ступни знаменитостей, — ведёт дальше Эми. — Миллионы просмотров в месяц, отдельные телеграм-каналы, и даже Марго Робби шутит, что её ноги живут своей жизнью. Она чуть выгибает лодыжку, как будто проверяет, на сколько лайков тянет этот изгиб.

— Плюсы? — голос отдает страстью. — Во-первых, это безопасно: никакого проникновения, а нервных окончаний больше, чем на ладонях. Во-вторых, контроль: женщина может дать только кончик пальца — и держать мужчину внизу сколько захочет. В-третьих, эстетика: ступня сочетает хрупкость костей и силу мышц, это анатомический оксиморон. В-четвёртых, аромат: лёгкая кислинка пота действует как персональный парфюм, а мозг считывает феромоны быстрее, чем ты успеешь закрыть рот. В-пятых, это ритуал: поцелуй стопы изначально о союзе «владыка-вассал», и тот, кто понимает символ, уже наполовину обнажён словами.

Глава 2: Я хочу. Часто

В студии было слишком тихо. Даже кофемашина в углу казалась в этот день ненужной — как будто никто не решался нарушить паузу, ставшую общей. Алиса сидела с планшетом у окна, нервно листая заметки, но не вчитываясь. Камилла раскладывала кисти по цветам, будто от порядка в косметичке зависело её внутреннее равновесие. Рамиль молчал и щёлкал ручкой: щелчок — пауза, щелчок — вдох, щелчок — страх. Он был единственным мужчиной в комнате, и с каждым новым случаем это ощущалось всё отчётливее. Только Эми, войдя, не остановилась у порога. Сняла пальто, прошла мимо всех и села за стол, не бросив ни одного взгляда. Она будто замкнулась — как электросхема, в которой не работают лишние провода.

— Мы продолжаем, — сказала она, не поднимая глаз. — Контент готовится по графику. Темы не меняем.
— Даже сейчас?.. — Алиса осторожно потянулась за чашкой. — Лана...
— Лана мертва. — Эми произнесла это чётко, как диагноз. — А мы живы. Пока.
Она смотрела прямо перед собой, в пустоту, но в голосе слышалось что-то странное: не безразличие, нет. Уверенность. Как у человека, который уже сжёг внутри себя мосты и теперь идёт только вперёд.

— Если мы остановимся — мы позволим страху диктовать нам сценарий. А я сценарии пишу сама.
Камилла сжала губы. Она выглядела так, будто не спала трое суток — под глазами темнота, на губах — тишина.
— Но ведь он рядом, — прошептала она. — Он знал Лану. Он мог быть в студии. Может быть, и сейчас...
— Страху плевать, где он. — Эми встала. — А мне — нет. Поэтому завтра мы пишем. Видео — по плану. Без масок. С новой темой.

Она подошла к флипчарту и быстро написала: "Ты не шлюха, если хочешь часто". Почерк был резкий, как порез. Никто не стал спорить.

— Мы начнём с простого: с желания. Без фильтров, без намёков.
— Это будет резонанс, — тихо сказала Алиса. — Нас точно заметят.
— Вот и хорошо, — кивнула Эми. — Может, именно на этом он и выйдет.
— Ты хочешь, чтобы он увидел?.. — Рамиль замер.
Эми обернулась. В её глазах не было испуга. Только вызов.
— Я хочу, чтобы он не смог не увидеть. И чтобы понял: я — не развратница. Я — отражение его страха.

На секунду в комнате воцарилась абсолютная тишина. Даже лампа, чуть мерцавшая у гримёрного столика, будто замерла. Только потом Алиса встала, подошла к столу и положила планшет.

— Тогда я добавлю в текст фразу: «Тебе не стыдно хотеть, если ты умеешь держать за это ответ».
— Запиши, — кивнула Эми. — И пусть монтаж будет грубее. Без нежности. Только прямой текст, кожа, и мой голос.
— Фут-фетиш, латекс, покорность, контроль, желание — всё, что было, — теперь под другим углом? — спросил Рамиль.
— Под моим, — жёстко ответила Эми. — Теперь это не про игры. Это про реальность, которую они смотрят через экран. И которую я готова показать.

Камилла тихо подошла к ней, остановилась в полуметре.
— Эми… Ты уверена, что выдержишь?
— Нет, — честно ответила она. — Но лучше дрожать от напряжения, чем исчезнуть в тишине.

Она взяла маркер, обвела надпись на флипчарте, добавила снизу: «Часто — это не стыд. Это пульс». А потом резко повернулась и направилась в студию — словно тело пошло раньше, чем разум. Алиса переглянулась с Рамилем. Камилла осталась стоять.
Работа продолжалась.
И кто-то уже монтировал их страх в реальном времени.

* * * * *

— Камера, — бросил Олег. Свет мягко залил её тело: плечи, колени, щиколотки. Эми сидела на полу, облокотившись на край дивана. На ней — только мужская сорочка, слишком свободная, чтобы скрыть изгибы. Под ней — ничего. Волосы собраны в низкий хвост, губы чуть блестят — не от блеска, от дыхания. Она не играла образ. Она была им. Образом женщины, которой уже не стыдно.

— «Ты не шлюха, если хочешь часто», — начала она прямо в камеру. Голос тёплый, ровный, с той глубиной, где дрожь не маскируется. — Не шлюха, если просыпаешься мокрой. Не шлюха, если думаешь о сексе, когда ешь, когда едешь, когда смотришь на пальцы другого человека. Желание — не упрёк. Не диагноз. Это ритм тела, которому не нужно разрешение.

Камера приблизилась. Олег двигался плавно, будто сам стал частью её ритма. Эми чуть развела ноги, поставила ступни на ковёр. Один палец подогнула — как в сторис, что набрала двести тысяч просмотров.
— Мне говорили: «Ты слишком хочешь. Это видно». И я улыбалась. Потому что да — видно. На губах. На коже. Между ног.
Она скользнула ладонью по внутренней стороне бедра. Медленно. Как женщина, которая не торопится, потому что знает — её смотрят. И не могут остановиться.

— В двадцать два я впервые услышала фразу: «С такими — не женятся». Я тогда даже не поняла, о чём он. Я просто стонала громко. Я не стеснялась того, что кончаю первой. И хотела второй раз.
Она провела пальцами по шее — линия до ключицы, мягкая, обнажённая.
— Потом были другие. Те, кто говорили «достаточно». Или «ты ненормальная». Или просто смотрели так, будто я грязная.
Пауза. Она смотрит в объектив.
— Я грязная. От желания. От жара. От того, что хочу не один раз. Не в неделю. Не когда «можно». А когда чувствую. Когда просыпаюсь и тянусь. Когда сижу в кафе и вспоминаю, как ты входил в меня.

Олег меняет ракурс. Камера захватывает изгиб шеи, мягкий свет на её коже. Эми чуть запрокидывает голову — не играючи, а как будто там, за объективом, кто-то, кто заслуживает видеть.

— Я дрочу. Часто. Да. И не всегда до оргазма. Иногда просто, чтобы почувствовать — я есть. Моя плоть — живая. Моя плоть — хочет.
Она берёт подол сорочки двумя пальцами, чуть приподнимает. Только бедро. Только намёк. Этого достаточно.
— Иногда я хочу просто от того, что кто-то смотрит. Не касается. Только взгляд. Только дыхание с экрана. Ты, например. Сейчас. Ты ведь не отвернулся?

Камера задерживается на её лице. Её взгляд — прямой, обнажающий.
— Ты не шлюха, если хочешь много. Сильно. Внезапно.
— Ты не шлюха, если не просишь ласки, а берёшь её. Или, наоборот, молчишь — и ждёшь, когда он подползёт к твоим стопам.
Она касается губ. Подушечкой пальца. Оставляет след.
— Ты — женщина, которая дышит в своём ритме. И если этот ритм сильнее, чем у него, пусть догоняет. Или дрочит на расстоянии.

Глава 3: Контроль сверху

Они шли молча. Осень разливалась по асфальту лужами, будто город потел под одеждой. Олег нёс камеру в чехле, как всегда, будто оружие. Эми шла чуть впереди, плечи прямые, волосы распущены, глаза — пустые. Не от усталости. От перенапряжения. Она больше не говорила в пустоту. Её слышали. Слишком много. Слишком жадно. И это разъедало не хуже страха.

— Ты не ешь целый день, — сказал он вдруг.
— Не хочу.
— Не ври.
— Не вру. У меня теперь другой голод.
Он не ответил. Только шагал рядом — уверенно, не касаясь. Но слишком близко, чтобы не считать это вторжением.

Когда они подошли к дому, Эми остановилась.
— Пойдёшь ко мне? — просто. Без флирта.
— Нужно? — так же просто.
Она повернулась.
— Я не зову, когда не нужно.

Квартира встретила тишиной. Не уютной — выжидающей. Эми не включила верхний свет. Только бра у кухни. Полутон. Обстановка — как в кадре: всё на своих местах, но дышит чем-то другим. Не домом. Клеткой. Или студией, где кто-то уже смотрел.
— Хочешь воды? — спросила она.
— Нет. Хочу знать, зачем я здесь.
Эми подошла ближе. Сняла пальто. Рубашка под ней — тонкая, почти прозрачная. Без белья.
— Чтобы не думать. Хотя бы час.
— Ты хочешь секса?
— Нет. Я хочу взять. И ты мне это дашь.

Он кивнул.
— Тогда — без камеры.
— Без всего, — прошептала она.

Они не целовались. Не прикасались. Просто стояли друг напротив друга, пока тишина не стала невыносимой. Она первая сделала шаг. Потом второй. Потом — прикоснулась. Не к щеке. К шее. Сильной, тёплой. Проверяя пульс.
Он не шелохнулся. Только дыхание стало грубее.
— Ты всё ещё хочешь знать, зачем ты здесь? — спросила она.
— Нет. Я уже понял.

И тогда она пошла в спальню. Не оборачиваясь. Он — за ней. Как звук, который не отключить.

* * * * *

Комната пахла кожей и приглушённым светом. Не свечами — светом, который будто сам хотел спрятаться в углах. Эми не включала музыку. Не говорила. Она просто подошла к кровати и скинула рубашку — не как приглашение, а как приказ. Под ней — только тело. Без одежды. Без украшений. Только светлая кожа, родинка под левой грудью и след от ногтя на бедре, который она не заметила раньше.

Олег застыл у двери. Смотрел — как смотрят в экран: без права тронуть.
— Раздевайся, — сказала она. Тихо, без нажима, но так, что воздух между ними сразу сжался.
Он молча снял футболку, потом штаны. Его тело было напряжённым, как провод, по которому пустили ток. Ни взгляда вниз. Только в её глаза.
— Ложись, — добавила Эми.
И он подчинился.

Она залезла сверху. Медленно. Коленями упёрлась по обе стороны его бёдер, руки поставила на его грудь. Смотрела — в упор, изучающе, как будто проверяла на выдержку. Его член был уже твёрдым, влажным на кончике, будто тело знало всё заранее. Но она не торопилась.

— Ты знаешь, почему ты здесь? — прошептала она, опускаясь ближе.
— Чтобы ты взяла, — хрипло.
— Нет. Чтобы я сломала.
Она села — не резко, но сразу глубоко. Его член вошёл в неё полностью, горячо, туго. Эми выгнулась. Не закрыла глаза. Держала контакт. Он сжал простыню.

Движения были рвано-точными. Она не ласкала. Она трахала. Медленно, но с давлением, как будто хотела продавить в него всю свою злость, всю власть, весь страх, что накопился.
— Ты внизу. И это не поза. Это место, — выдохнула она, наклонившись к уху. — А я решаю, когда ты двинешься.
Он застонал. Не от боли. От того, как сильно это возбуждало.

Она скользнула рукой вниз, провела по его животу, по грудной клетке, по шее.
— Столько силы. Но ты не используешь её. Потому что знаешь — я сильнее. Сейчас.
Её бедра двигались быстрее. В ней всё пульсировало. Он был глубоко, почти невыносимо. Но она не замедлялась. Напротив — ускорялась. Тело горело. Как будто весь страх последних недель выжигался через трение.

— Эми… — выдохнул он.
— Молчи. Только дыши.
Она сжала его запястья и прижала к матрасу. Он не сопротивлялся. Он был весь в ней — внутри, под ней, под глазами, под контролем.

Оргазм накрыл её резко. Без предупреждения. Как волна, которая не шумит, а обрушивается. Она не закричала — только выдохнула, запрокинула голову и продолжала двигаться. Ещё. Сильнее. Он стонал. Дрожащим голосом. Как мужчина, который хотел бы кончить — но не осмеливался без разрешения.

— Можешь, — сказала она, и его тело взорвалось. Он выгнулся, руки вжались в матрас, спина напряглась, и он кончил — много, резко, с почти сдавленным рыком, как будто это было не удовольствие, а капитуляция. Эми всё ещё сидела сверху. Дыхание сбивалось. Волосы прилипли к вискам. Она наклонилась ближе, коснулась губами его лба.

— Теперь ты знаешь, как это — быть внизу.
Он не ответил. Только кивнул. Слабым движением головы.
— Спасибо, — прошептал.
Эми не улыбнулась. Просто слезла с него. Медленно. Как будто снимала с седла не тело, а контроль. И легла рядом. Не касаясь.

На какое-то мгновение комната стала идеальной. Только кожа. Только дыхание. Только два тела, одно из которых — забрало себе власть.

* * * * *

Воздух в комнате стал липким. Не от жары — от осадка. Олег лежал на спине, глядя в потолок. Эми отвернулась. Плед сполз с бедра, грудь едва прикрыта рукой, волосы спутаны, дыхание замедлилось. Он не тронул её. Не притянул ближе. Только слушал, как она дышит. Словно считывал ритм — не ради заботы, а чтобы понять: сломалась или нет.

— Ты теперь всегда будешь такая? — вдруг спросил он.
— Какая?
— Говорящая в камеру вместо того, чтобы говорить людям.
Эми приподнялась на локте. Глянула на него. В её глазах вспыхнуло короткое раздражение.
— Люди не слушают. Подписчики — да.
— Подписчики дрочат, — ровно произнёс он. — Это не одно и то же.

Она усмехнулась. Но не из удовольствия.
— А ты что, не дрочишь?
— Нет.
— Никогда?
Он посмотрел на неё.
— Я не трачу энергию на то, что не могу потрогать.