Ольга и лорд драконов

Глава 1

Ольга:

«И жили они долго и счастливо, и родили пятерых детей, и получили от них двенадцать внуков и тридцать пять правнуков», — сообщал эпилог очередного любовного романа, пахнущий типографской краской и пылью библиотечной полки. Ну и дальше в подробностях описывалось, как звали каждого потомка, с кем он связал свою судьбу, где жил и так далее: вот старшая дочь Анфиса вышла замуж за графского сына и переехала в родовое поместье под Псковом, а младший сын Трофим женился на дочери купца первой гильдии и открыл собственное дело в Москве…

Я лишь вздохнула, перевернув последнюю страницу, и почувствовала на губах солёный привкус одиночества. Книга мягко шлёпнулась на потершееся в мелкий цветочек одеяло, а я уставилась в потолок, где пыльная трещина, похожая на застывшую молнию, от угла тянулась к люстре с облезлым позолоченным орнаментом, как напоминание о том, что ремонт здесь не делали ещё с девяностых. За окном тускло светил уличный фонарь, отбрасывая на стену причудливые тени от веток старого тополя.

— Ну вот, у всех счастье, мужья, дети, семьи. А у меня что?! Правильно: кредит на пятнадцать тысяч в месяц, нелюбимая работа, где я целый день разгребаю чужой электронный мусор, и старая квартира, пахнущая вареной капустой из соседней квартиры! Ну вот где в жизни справедливость, а, Вселенная?!

Вселенная, как водится, молчала, отвечая лишь гулом ночного трамвая где-то вдали. Ей не было дела до одной замученной жизнью секретарши тридцати восьми лет от роду. Хотя, если подумать, не такая уж я и замученная. Вон, в зеркале над комодом, в раме с облупившимся лаковым краем, отражалось вполне симпатичное лицо: большие голубые глаза, подернутые дымкой вечерней усталости, пухлые губы, которые мужчины на свиданиях называли «соблазнительными» (и тут же тянулись к ним, словно к пирожному в витрине), и волосы того самого оттенка блонда «медовые пряди», за который в салоне пришлось выложить половину премии и просидеть четыре часа под едкой химией. Да и фигура — не модель, конечно, но и не «пончик на палочке», как язвила коллега Галя, чья зависть была таким же неотъемлемым атрибутом офиса, как и сломанный принтер. В общем, и ухватиться есть за что, и пощупать.

И фигушки тебе, Олюшка, а не налаженная личная жизнь! В постель тащат, это да — то начальник отдела логистики, Сергей Петрович, с навязчивыми намёками и запыхавшимся «ну ты понимаешь…» после корпоратива, то смуглый красавчик Артём с сайта знакомств, пахнущий дорогим парфюмом и обещаниями, который через три свидания растворился в цифровой пустоте, оставив лишь прочитанное сообщение. Но никаких серьёзных отношений! Ни колечка на пальце, ни совместных фото в соцсетях на фоне заката в Испании, ни даже дурацких, но таких живых ссор из-за немытой кружки в раковине или разбросанных носков.

— Ну когда же ты, Оленька, нам с отцом внуков подаришь? — только и вздыхает мать, каждый раз, когда я приезжаю в родительский дом под предлогом «поесть нормального борща», густого, наваристого, пахнущего детством.

А как их подарить, тех внуков, если даже завалящего мужика, и того на горизонте не наблюдается?! Я уж и по кабакам ходила — ну, в смысле, по модным барам с подругами, где мужики пялятся на молоденьких в обтягивающих платьях, и в библиотеки заглядывала — вдруг книжный червь окажется романтичным мачо в очках и с душой бунтаря? Да даже в зоопарке была — может, у вольера с пингвинами познакомлюсь с каким-нибудь трогательным отцом-одиночкой с добрыми глазами? И фигушки! Только вонь от вольеров и крики детей.

Зато в книжках, которые я поглощала тоннами, заедая их чаем с бергамотом и шоколадным печеньем, у героинь всё было хорошо, просто прекрасно! Увидели достойного мужика — ну там, взгляды случайно скрестились в кофейне, где пахнет корицей и свежей выпечкой, — в постель его уложили к третьей главе, а к концу книги уже под венец бегут по лепесткам роз! И ни тебе ипотеки на тридцать лет, ни начальника-хама с вечными правками в последний момент, ни маминых вздохов, колющих спину каждое воскресенье. Ну вот где справедливость?!

Ещё немного повздыхав насчёт тяжёлой женской доли и смахнув с ресницы назойливую соринку, я выключила ночник на тумбочке, задев локтем оставшуюся с вечера чашку с недопитым остывшим чаем, на дне которой темнела старая чайная заварка. Поворочалась недолго в постели, поправляя сбившийся под спиной колючий халат, и всё же уснула под монотонный шум холодильника на кухне.

Завтра надо было рано вставать. Опять утренняя давка в душной маршрутке, пропахшей дешёвым парфюмом и бензином, опять офис с его вечным гулким гомоном и мерцающими лампами дневного света, опять кипа бумаг, которые надо было разобрать, подшить и забыть, и вечное, как стук клавиатуры, «Оль, принеси кофе, только покрепче». Прощай, выхи, такие короткие, что ими и не пахло.

Арчибальд:

Я оглядел себя в зеркало с ног до головы, задерживая взгляд на каждой детали, выискивая малейший изъян, который мог бы стать слабиной в моей броне. Костюм, сшитый из темного шелка, что переливался, словно крыло ночной бабочки, с призрачным серебряным узором, сидел безупречно, подчеркивая широкие плечи и узкую талию. Каждый шов, каждая складка ткани лежала идеально, словно подчиняясь не рукам портного, а моей собственной воле. Даже пуговицы, отлитые из черного обсидиана и оправленные в холодное серебро, сверкали отраженным светом, словно чешуя спящего дракона. Настоящий лорд драконов, сильный, умный, расчетливый, хитрый. Мои когти, обычно скрытые под человеческой оболочкой, слегка пощелкивали от сдерживаемого раздражения, оставляя на мраморной раме зеркала тонкие, как паутина, царапины, из которых струился едва уловимый запах расплавленного камня.

Глава 2

Ольга:

Мне снился чудесный, волшебный сон.

Я стояла в подвенечном платье у алтаря — пышном, воздушном, сотканном из облаков и лунного света, с кружевными рукавами-паутинками, в которых переливался мягкий свет, будто от сотен свечей. Рядом — красавец мужчина, явно мой жених: высокий, статный, с волосами цвета воронова крыла и пронзительными серыми глазами, холодными и глубокими, как озерная гладь в туманное утро, в которых отражалось моё смущённое, залитое румянцем лицо.

Наши ладони лежали на алтарном камне, холодном и шершавом, испещренном таинственными письменами, которые покалывали кожу легким электрическим током.

Мужчина читал брачную клятву на языке, похожем на шёпот ветра и треск пламени, но я понимала каждое слово. Я слышала свой собственный голос, звонкий и уверенный, произносящий: «Да». И в этот самый миг, в месте соприкосновения наших запястий, расцвели алые цветы — нежные, как маки, но без единого лепестка, сотканные из чистого света и крови. Они пульсировали в такт ударам наших сердец, будто живые, и через миг превратились в тончайшую, почти воздушную татуировку, переплетающиеся узоры которой светились едва уловимым золотистым отблеском, словно в них вплели нити расплавленного солнца. Теперь мы были мужем и женой.

Я удовлетворенно улыбнулась, вдохнула полной грудью сладкий, дурманящий аромат незнакомых цветов, стоявших вокруг алтаря…

И проснулась. У алтаря. В том самом подвенечном платье. Рядом с тем самым неизвестным типом. Тем самым, из моего сна.

Упс. Что-то пошло не так. Причем капитально. Я четко ощущала свое тело — каждую мышцу, оттянутую тяжестью невесть откуда взявшегося наряда, легкий озноб от холода, веявшего от каменных стен, учащенное, сбивчивое дыхание. Я думала, чувствовала, понимала происходившее с кристальной, болезненной ясностью. В общем, я не спала, точно не спала! Это была жестокая, сверхъестественная реальность.

— А теперь, по традиции, новобрачные идут к столу! — ворвался в мои растерянные мысли чей-то незнакомый бархатный голос, прозвучавший где-то справа, нарушая гробовую тишину, воцарившуюся после обряда.

Я машинально повернула голову и увидела улыбающегося мужчину в безупречно сидящем строгом фраке — вероятно, распорядителя. Его улыбка была отрепетированной и совершенно безжизненной, как у восковой фигуры. За его спиной толпились гости в нарядных, но странных, словно сошедших с полотен старых мастеров, костюмах и платьях, их лица расплывались в моем сознании, будто я смотрела сквозь мутное, подернутое испариной стекло, и лишь общее впечатление — бледность, надменность, холодное любопытство — долетало до моего сознания.

Жених... нет, теперь уже муж, окинул меня взглядом — медленным, холодным, оценивающим, с легкой, но оттого не менее унизительной искоркой презрения в уголках серых глаз. Но все же, словно исполняя заученный, глубоко неприятный ритуал, он протянул руку. Его ладонь оказалась сухой и теплой, но пальцы сжали мои с небрежной, почти демонстративной силой, без капли нежности.

Я вскинула брови так высоко, что почувствовала, как шевельнулись пряди челки, наскоро уложенной в чужую, сложную прическу, утяжеленную какими-то шпильками. Это что еще за пренебрежение собственной женой? Да что он вообще себе позволяет? Думает, раз в жены взял, может смотреть, как на дешевку с распродажи?!

Кстати, а где я? С кем рядом? Что вообще происходит?! В голове пронеслась череда безумных версий: похищение, скрытые камеры, розыгрыш, на который меня могла подставить Галя… или, чего доброго, тот самый «смуглый красавчик» оказался агентом межгалактической работорговли?

Мои глаза, широко раскрытые от ужаса и непонимания, метнулись по сторонам, выхватывая судорожные детали: высокие стрельчатые окна с витражами, изображавшими драконов и химер, отбрасывающими на серый каменный пол разноцветные блики — кроваво-красные, ядовито-зеленые, глубоко-синие. Это точно не была обычная церковь — скорее, старинный, мрачноватый замок или особняк невероятных масштабов. Воздух был густым и прохладным, пахнущим старым камнем, воском и чем-то еще — сладковатым и тревожным, как запах грозящей грозы.

Руку я все же приняла, стиснув зубы до хруста. Раз уж попала в эту абсурдную, сюрреалистическую ситуацию, надо было хотя бы понять правила игры и постараться не умереть от голода или паники в первую же час. И мы тронулись в путь, покидая алтарный зал: он – широким, уверенным шагом хозяина этих мест, я – едва поспевая за ним, семеня и чувствуя, как тяжелый шлейф моего платья с противным шелестом цепляется за неровности древнего каменного пола.

Длинные, бесконечные коридоры встречали нас мягким, призрачным светом огромных хрустальных люстр, в которых мерцали не лампочки, а живые, колеблющиеся огоньки. Стены украшали портреты в массивных золоченых рамах — строгие, надменные лица мужчин и женщин в старинных одеждах, чьи глаза, казалось, провожали нас с безмолвным осуждением, а некоторые взгляды были настолько живыми, что по спине пробегал холодок. Где-то впереди, из-за резной дубовой арки, уже доносились звуки чужой, мелодичной, но тревожной музыки и приглушенный, нарастающий гул множества голосов — видимо, там и был тот самый банкет, на котором мне, новой «супруге», предстояло блистать.

Арчибальд:

Я терпеть не мог другие расы, все скопом, без исключений! Эльфы с их вечными, застывшими, как маска, высокомерными ухмылками, будто они одни во всей вселенной знают тайны мироздания, а все остальные — лишь назойливые мошки. Гномы, эти алчные мешки с плотью и бородой, готовые торговаться даже за глоток воздуха, если б могли его упаковать, взвесить и впихнуть в свои проклятые, испещренные мелкими шрифтами контракты. Тролли, тупые и вонючие, как скалы, среди которых они копошатся, неспособные связать и двух слов без того, чтобы не пустить струю слюны на собственные кривые ноги.

Глава 3

Ольга:

Я всё ещё понятия не имела, где оказалась и как меня угораздило попасть из своей убогой квартирки прямиком в этот сказочный чертог, но мне здесь определённо, безумно нравилось! Воздух был густо пропитан дразнящим ароматом жареного мяса с травами, тонкими нотами дорогих духов и тающего воска от бесчисленных свечей — куда приятнее, чем привычный запах пыли, старой мебели и дешёвого освежителя «Хвойный лес» в моей клетке-хрущёвке.

Мой новый муж, хоть и смотрел на меня, как на назойливую блоху, случайно занесённую в его безупречный, отполированный до блеска мир, был чертовски, до противного симпатичным. Высокий, на целую голову выше меня, с резкими, будто высеченными из гранита чертами лица, которые смягчались на пару мгновений, только когда он наклонялся к своему массивному бокалу. Его темно-синий, почти ночной камзол из тяжёлого бархата с причудливой серебряной вышивкой, изображавшей переплетающихся змеев, явно стоил больше, чем я могла бы заработать за три месяца на своей унизительной работе секретарши. Богатым? Думаю, да. Ещё и дико влиятельным — это читалось по тому, как гости украдкой, исподлобья косились в его сторону, замирая в середине фразы, а слуги в ливреях буквально каменели, едва он поворачивал голову в их сторону, словно боясь привлечь внимание.

Народ вокруг поглядывал на него с нескрываемой настороженностью, словно в любой момент ожидая с его стороны какой-нибудь изощрённой гадости — язвительного замечания, разрезающего как бритва, холодного приказа снести кому-нибудь голову или просто того ледяного, пронизывающего до костей взгляда, от которого по спине сами собой пробегали ледяные мурашки. А сам он всем своим видом источал надменность спелого плода, выглядел настоящей сволочью, наряженной в шелка и бархат, но сволочью чертовски эффектной, от которой глаз было не отвести.

Мы дошли наконец до большой, просторной залы с исполинским дубовым столом, уставленным отполированными до зеркального блеска серебряными блюдами и соусниками. На скатерти из плотного, грубого льна красовались замысловатые вышитые узоры, а между массивными серебряными канделябрами с горящими свечами лежали пышные гирлянды из живых, благоухающих цветов, названий которых я не знала. Расселись по своим местам — мне досталось огромное, словно трон, кресло с готической высокой спинкой, обитое тёмно-бордовым, почти чёрным бархатом, прямо рядом с моим ненаглядным супругом.

Он сидел, небрежно откинувшись на спинку, и смотрел вокруг тяжёлым, изучающим взглядом, будто везде видел одних только врагов — его тёмные брови были слегка сведены, а тонкие губы плотно сжаты в одну упрямую линию. Но при этом он с какой-то хищной грацией ловко орудовал ножом и вилкой, то и дело засовывая в рот сочный, истекающий румяным соком кусок какого-то невиданного мяса.

Ну, а я с энтузиазмом стала следовать его примеру. Поесть я всегда любила, да. Особенно когда на столе — запечённый до хрустящей корочки фазан с печёными яблоками, нежные паштеты в гладких фарфоровых горшочках и пироги с такой золотистой, пузырящейся корочкой, что слюнки текли рекой. А дома у меня не было ни возможности, ни средств побаловать свой желудок — там приходилось постоянно экономить, растягивая одну куриную грудку на три дня и тщательно считая копейки перед каждым походом в магазин.

Так что здесь и сейчас я оттягивалась по полной программе, забыв о всяких приличиях. Игристое вино лилось в мой кубок рекой — густое, с терпким, древесным послевкусием, от которого щёки сразу становились горячими, а в голове начиналось лёгкое, приятное головокружение. Я с аппетитом накладывала себе на золотую тарелку всё подряд, не обращая внимания на брезгливые и косые взгляды какой-то важной дамы в напудренном парике и с огромным родимым пятном на щеке. Потом подумаю о фигуре, завтра или послезавтра. Пока что я наверстывала упущенное за годы диет и экономии!

А мой загадочный муж тем временем молча налил себе ещё темного, почти чёрного вина из графина и, наконец, медленно повернул ко мне своё надменное лицо. Его густые губы едва дрогнули в подобии холодной, недоброй улыбки — первой, что я увидела за весь вечер.

— Надеюсь, аппетит у моей новоявленной супруги не иссякнет так же стремительно, как её столь миловидная скромность? — произнёс он тихо, почти шёпотом, чтобы не слышали другие гости, но с таким ядовито-язвительным оттенком, что у меня автоматически сжались кулаки под столом, впиваясь ногтями в ладони.

Ох, этот тип определённо обладал особым талантом — выводить меня из себя с пол-оборота. Но, сдерживая порыв швырнуть ему в лицо соусницу, я лишь сладко, почти блаженно улыбнулась в ответ и с преувеличенным изяществом потянулась за веткой спелого винограда.

— Милый, — прошептала я в ответ, глядя ему прямо в его холодные глаза, — я ещё даже не начала.

Арчибальд:

Эта девка бесила меня все сильнее с каждой прожитой секундой! Она вела себя так, будто многовековые драконьи традиции — пустой звук, будто моё величие, перед которым склонялись короли, — просто дым без пламени. Ее пальцы, тонкие и удивительно быстрые, с какой-то вызывающей ловкостью орудовали изящной вилкой, безжалостно разрывая сочное мясо редкой снежной антилопы, а ее губы, неестественно яркие и розовые для бледнокожего человека, облизывались с таким неприличным, животным удовольствием, будто она пировала в вонючей придорожной харчевне, а не на свадебном пиру в златоглавых чертогах повелителя драконов!

Она ела с аппетитом, достойным оголодавшего за зиму горного тролля. Такую обжору легче пристрелить, чем прокормить! А когда придворные дамы из древнейших драконьих родов, сияющие самоцветами и высокомерием, кидали на нее презрительные, испепеляющие взгляды, она не опускала глаза, как положено слабейшей и недостойной, а спокойно, медленно, отвечала им тем же — дерзким, оценивающим и вызывающим взглядом, будто молча бросала вызов всему их клану.

Глава 4

Ольга:

Мне определённо нравилось в этом мире! Да, муженёк попался психованный, дурной, с явными признаками хронической вспыльчивости и мании величия, и это ещё мягко сказано. Но за всё в жизни приходится платить, и я прекрасно это осознавала. В данном случае само существование муженька, его ледяные взгляды и пар из ноздрей были той самой приемлемой платой за роскошную, сытую жизнь, перед которой меркли все его странности и откровенные угрозы.

Комната, в которую он меня перекинул через тот самый тёмный портал, была не просто богато обставленной. Она была по-настоящему, до головокружения роскошной, будто сошедшей со страниц самой дорогой сказки. Стены, обитые шёлком цвета спелой сливы, мягко отражали мерцание серебряных подсвечников, в которых горели не свечи, а какие-то загадочные мерцающие сферы, наполнявшие воздух лёгким ароматом ладана и полевых цветов. Повсюду поблёскивали золотые и серебряные поверхности — от изящных, витиеватых ручек комода из тёмного дерева до массивной рамы огромного зеркала, в котором я теперь могла любоваться своим отражением в этом невероятном платье хоть целый день. Мебель, инкрустированная перламутром, лазуритом и тёмным аметистом, была расставлена с таким вкусом, что даже я, видавшая глянцевые журналы, понимала — здесь работал мастер.

Но главным сокровищем, моей детской мечтой, была широкая, поистине королевская кровать под высоким балдахином из тяжёлого тёмно-синего бархата, расшитого причудливыми серебряными нитями, изображавшими созвездия. Я всегда мечтала спать в такой! Казалось, это самый верх роскоши — засыпать, ощущая лёгкое движение прохладного воздуха сквозь полупрозрачные занавеси из струящегося газа, будто ты и впрямь принцесса из старинной легенды, а не Ольга из бухгалтерии.

А ещё теперь у меня имелось своё домашнее животное — ну, или оно имело меня. Милый котёнок, почти что мэйн-кун, только с более умным взглядом, светло-коричневого, почти песочного окраса, с невероятно пушистым хвостом, похожим на опахало, и огромными, пронзительными янтарными глазами, в которых плескалась вся мудрость мира. Ему тоже с первого взгляда не понравился мой муженёк. Уже при первом же появлении того со сжатыми кулаками, шерсть на спине котёнка встала дыбом, а из горла вырвалось низкое, не кошачье, а какое-то первобытное предупреждающее ворчание, от которого по спине побежали мурашки. В этом наши с Пушком вкусы полностью совпали. Я так и назвала его — Пушок, за невероятно мягкую, словно облако, шубку, в которую так и хотелось уткнуться лицом, забыв обо всех проблемах.

Муженек, кстати, стал вести себя гораздо спокойней, едва в спальне материализовался Пушок. Он нервно косился в его сторону, говорил сразу на тон ниже, без прежнего металлического звона в голосе, и уже не пытался размахивать руками, чтобы показать, кто в доме хозяин. Я могла бы поспорить на свою годовую зарплату (теперь уже бывшую), что он откровенно побаивается моего милого котенка.

— Ты – моя жена, — так и не позволив мне насладиться игрой с котенком и погладить его брюшко, — заявил муженек, отчеканивая каждое слово, будто выбивая его на камне.

— Во-первых, еще утро, — любезно, с самой сладкой улыбкой, напомнила я ему, глядя на полосы солнечного света, пробивающиеся сквозь щели в ставнях. Ну ладно, день уже в самом разгаре. Но никак не ночь. Во-вторых, — я сделала вид, что задумалась, постучав пальцем по подбородку, — я с незнакомцами в постель не ложусь. Я вас, собственно, знать не знаю. Имени вашего не ведаю. Какая уж тут постель?

Муженек вскинулся, будто его ударили током. Пушок, лежавший у меня на коленях, мгновенно поднял голову и зашипел, сверкнув на него горящими глазами. Муженек резко отпрянул и пробормотал что-то себе под нос, явно раздражённый, но уже огрызнулся не мне, а... коту?

— Да не трогаю я ее, прах тебя побери!

И уже мне, сквозь стиснутые зубы, с таким видом, будто его заставили жевать лимон:

— Что ты хочешь, шантажистка? Какие твои условия?

Я? Я шантажистка? Это он тут пальцы веером раскидывает, из ноздрей пар пускает, мебель портит, а я – шантажистка! Нормально так, перевертыш этакий! Я лишь устроилась поудобнее в кресле, поглаживая Пушка за ушком, и с наслаждением наблюдала, как этот самодовольный титан пытается вести переговоры, бросая опасливые взгляды на моего пушистого «адвоката».

Арчибальд:

Харрасар стоял в идеальной боевой стойке рядом с моей так называемой «женушкой», его шерсть топорщилась грозными иглами, а спина выгнулась упругой, смертоносной дугой. Золотистые глаза, суженные до двух раскаленных щелочек, сверлили меня ненавидящим, испепеляющим взглядом, а длинные, острые, как иглы демона, клыки обнажились в беззвучном, но оттого не менее угрожающем оскале. Каждое его шипение, похожее на шипение раскаленного металла в ледяной воде, звучало как четкое, не терпящее возражений предупреждение: «Тронешь — умрешь. Сделаешь лишний шаг — умрешь. Подумаешь о ней плохо — тоже умрешь, просто чуть медленнее». И самое унизительное, что доводило до белого каления — эта древняя, божественная тварь заставляла меня, Арчибальда, Повелителя Драконов, Владыку Дымящихся Пиков, прислушиваться к наглому лепету какой-то жалкой человеческой выскочки, занесенной в мои чертоги по воле жалкой политической необходимости!

Хотя... человеческой ли? Мой разум, отбросив ярость, лихорадочно перебирал все, когда-либо написанное в древних, покрытых пылью веков рукописях и фолиантах из моей собственной библиотеки. Ни в одной хронике, ни в одном героическом эпосе, ни в одной тайной пророческой книге не упоминалось, чтобы харрасары, существа чистого порядка и божественной воли, покровительствовали хрупким, ничтожным людям. Это было... абсурдно. Противоестественно. Так же немыслимо, как если бы солнце вдруг начало светить по ночам.

Глава 5

Ольга:

Этот псих, мой новоиспеченный муженёк, в конце концов, сбежал, не выдержав напряженной дуэли взглядов с моим пушистым рыцарем. Процедил что-то сквозь зубы — отрывки фраз долетели до меня: «...чёртова ведьма... накаркала... все кладовые...» — и хлопнул массивной дубовой дверью с такой силой, что хрустальные подвески на люстре яростно зазвенели, отбрасывая по стенам сумасшедшие радужные зайчики. Нет, ну действительно, угораздило же выйти за такого нервного и невоспитанного типа! Его несметное богатство, конечно, в разы окупало все эти истеричные выходки. Но всё равно... Успокоительное ему надо было пить! Литрами! И самое крепкое. Желательно с добавлением снотворного и прямым заказом на ближайшие сто лет.

Пушок проводил его исчезающую спину уничижительно-презрительным взглядом, громко фыркнул — прямо как мой бывший начальник Сергей Петрович, когда я опаздывала на работу на пять минут — и начал решительно и требовательно тыкаться своей пушистой, бархатной мордой мне в ладонь. Мол, гладь меня, женщина, ласкай, чеши за ушком. Я требую твоего безраздельного внимания, и прямо сейчас, пока этот шумный увалень не вернулся.

— Ещё один собственник нашёлся, — с преувеличенной скорбью вздохнула я, но пальцы уже сами по себе, предательски, с наслаждением впились в его невероятно густую и мягкую шерсть.

Но его я, конечно, и погладила, и потискала, и почесала в самых укромных местах, к нашему полному и взаимному удовольствию. Он мурлыкал, как маленький, но мощный моторчик внедорожника, а я, уткнувшись носом в его тёплую макушку, вдыхала странный, успокаивающий запах — солнца, прогретой хвои и чего-то древнего, древесного, словно сама вечность. Это было странно, ведь на улицу он, насколько я знала, не выходил.

А потом я решительно встала, отряхнула шелковое платье — привыкнуть к этой роскоши было еще сложно — и направилась к двери. Мне было скучно. Хотелось развлекаться, исследовать, узнавать. Да и вообще... Надо же было наконец понять, где я, чёрт возьми, нахожусь, и что тут вообще имеется интересного. А то вдруг эта шикарная спальня — всего лишь бутафорская декорация, самая богатая комната во всём этом доме, а в остальных — пыль, грязь, паутина и разруха? Или, того хуже, какие-нибудь жуткие семейные тайны в духе замурованных в стену скелетов бывших жён? С моим новым мужем этот сценарий казался вполне вероятным.

Так что я смело вышла из комнаты и отправилась проводить первую инспекцию своих владений. Стены длинного коридора, освещённого всё теми же загадочными светящимися сферами в серебряных бра, украшали мрачноватые портреты в золочёных рамах — все эти строгие, надменные лица с холодными, пронзительными глазами, так до боли похожими на взгляд моего «возлюбленного». Казалось, они все молча и осуждающе провожали меня взглядами.

И Пушок, конечно же, пошёл со мной, важно вышагивая сбоку, с идеальной выдержкой, как профессиональный телохранитель королевских кровей. Его пушистый хвост гордо вился по воздуху живым шлейфом, а большие уши, похожие на локаторы, настороженно подрагивали, улавливая каждый шорох за стенами. Я была совсем не против такой компании — первая же попавшаяся нам на глаза служанка, высокая худощавая брюнетка в строгой черно-белой форме и в крахмальном переднике, несшая поднос с хрупкими фарфоровыми чашками, увидев нас, побледнела, как мел, задрожала так, что чашки жалобно зазвенели, и буквально прилипла к противоположной стене, не пытаясь даже шагнуть вперёд, пока мы с моим пушистым церемониймейстером не удалились на безопасное расстояние.

— Интересно, — пробормотала я, наклоняясь к коту и понижая голос до шепота, — это тебя так боятся, или всё-таки моё грозное обаяние новой хозяйки так на всех действует?

Пушок лишь самодовольно заурчал ещё громче в ответ, многозначительно прищурив свои янтарные глаза, будто хотел сказать: «Конечно, меня, глупышка. Ты же тут просто временное и довольно шумное приложение к моей величественной персоне. Не обольщайся».

Я только хмыкнула в ответ на его воображаемую надменность и решительно двинулась дальше, к широкой мраморной лестнице с резными перилами, ведущей вниз, в полумрак нижних этажей. Если этот дом, замок или что бы это ни было, и правда был таким же роскошным, как моя спальня, то где-то тут, по всем законам жанра, должна была быть кухня. А на кухне, я не сомневалась ни секунды, обязательно найдётся что-нибудь вкусненькое, ещё более изысканное, чем на том помпезном банкете. И, возможно, парочка менее пугливых слуг, которые наконец-то снизойдут до того, чтобы рассказать мне, куда же я, в конце концов, попала.

Арчибальд:

Я сидел в самом сердце древнего книгохранилища, в Зале Молчаливых Откровений – высоком помещении с дугообразными сводами, терявшимися в тенях где-то на головокружительной высоте. Стены здесь от пола до потолка были уставлены массивными дубовыми шкафами, украшенными сложными серебряными инкрустациями с драконьими рунами, которые слабо мерцали в такт моему дыханию, поглощая свет от плавающих в воздухе магических сфер. В центре зала, подобному черному алтарю, стоял монолитный стол из отполированного ваксового мрамора, испещренный тончайшими серебряными магическими кругами и глифами, чье сияние защищало хрупкие манускрипты от разрушительного прикосновения времени и глупых рук. Воздух был густ и тяжек, пропитан запахом столетнего пергамента, фиолетовых чернил, в которых растворяли пыль лунных камней, и чего-то более древнего и горького – возможно, знаний, которые были похоронены здесь неспроста, и которые лучше бы никогда не всплывали на свет.

Глава 6

Ольга:

Особо голодной я себя не чувствовала, все же плотно поела во время того помпезного праздничного завтрака — фазан так и таял во рту. Но вот найти что-нибудь сладенькое, воздушное, чтобы проглотить с чаем, была бы не прочь. Ведь, согласитесь, стресс от внезапного замужества и переселения в другой мир прекрасно заедается пирожными.

Впрочем, до кухни я так и не дошла, отвлеченная более интересной находкой. В просторном, залитом светом холле с устремленными ввысь мраморными колоннами мне попалась симпатичная красотка, юная, лет шестнадцати-семнадцати, и до боли напоминавшая чертами лица моего ненаглядного муженька — те же высокие, гордые скулы, прямой нос и разрез глаз, но без его вечной, отпечатавшейся на лице гримасы вселенского недовольства. Видимо, близкая родственница. Круглолицая, со вздёрнутым носиком-пуговкой и пухлыми, будто надутыми, губками, она смотрелась удивительно мило и беззащитно в своём светло-голубом, цвета неба после дождя, платьице, щедро отделанном серебристыми кружевами.

При виде Пушка, важно шествующего рядом со мной, она традиционно замерла на месте, будто кролик, загипнотизированный взглядом удава, боясь сделать лишний вдох. Её тонкие пальцы вцепились в складки дорогой юбки так, что костяшки побелели, выдавая внутреннюю панику.

— Выдыхай, дорогая, — насмешливо, но беззлобно посоветовала я, с интересом наблюдая, как её грудь замерла в неестественной неподвижности. — А то ведь задохнёшься, и я останусь без милой беседы.

Девица резко, с надрывом закашлялась, словно вспомнив, как дышать, и перевела изумлённый, растерянный взгляд с Пушка на меня. Её и так крупные карие глаза, цвета спелого каштана, расширились до невероятных размеров, становясь похожими на два испуганных блюдца.

— Харрасар… у человечки?.. — выдавила она наконец задумчиво, словно пробуя абсурдность этой фразы на вкус и не веря собственным глазам. — Интересно… Мой брат ещё жив?

Ах, так вот кто она такая. Сестра муженька. Ну, и кому из них в этой семейке следует посочувствовать больше? Почему-то я мысленно ставлю на него. Слишком уж быстро эта, на первый взгляд, невинная милашка ухватила самую суть вещей: появление мифического защитника автоматически ставило под вопрос жизнеспособность её вспыльчивого братца.

— Нет, я его съела, — пошутила я с самым невозмутимым видом, глядя ей прямо в глаза.

Дошло до красотки почти сразу же, тень ужаса сменилась пониманием, а затем — смущённой улыбкой.

Она весело хмыкнула, и в её глазах заплясали озорные искорки.

— А ты точно человечка? — уточнила она, уже без прежнего страха, с нескрываемым любопытством.

— Честно? Понятия не имею, — я беззаботно пожала плечами, чувствуя, как шелк платья скользит по коже. — Может, выясним это вместе в каком-нибудь более подходящем помещении? Гостиная там, будуар или что-то в этом роде? А то стоять в холле как-то не очень уютно.

Красотка понятливо, с энтузиазмом кивнула, её каштановые локоны запрыгали на плечах.

И мы втроем, странная процессия, поднялись обратно, в жилую часть замка. Пушок важно вышагивал между нами, как почетный эскорт, изредка поглядывая на девушку своими пронзительными янтарными глазами, но не проявляя ни малейших признаков агрессии или особого интереса.

Дошли до первой же открытой гостиной — уютной, солнечной комнаты с бирюзовыми стенами, расписанными серебряными цветами, и изящной резной мебелью из светлого дерева. Мы расположились там с видом полноправных хозяек: я — утонула в глубоком, мягком кресле с высокой готической спинкой, красотка — устроилась на маленьком изящном диванчике, обитом шелком, а Пушок с чувством собственного достоинства растянулся на самом центре узорчатого ковра, словно плюшевый властелин этих земель.

Вёл он себя совершенно пофигистично, на красотку даже не смотрел, лишь изредка подёргивая пушистым кончиком хвоста, следя за невидимыми глазу потоками энергии. А значит, никакой скрытой опасности от неё я могла не ждать. По крайней мере, сейчас — уж точно.

— Я — Динара, — представилась красотка, поправляя кружевной воротничок и стараясь придать своему лицу серьезное выражение, — младшая дочь императора. А ты?..

Её голос звучал мелодично, как перезвон колокольчиков, но в конце фразы дрогнул, будто она боялась услышать ответ, способный перевернуть её мир.

— Раньше думала, что человек, или, как ты говоришь, человечка, — я лениво развалилась в кресле, чувствуя, как прохладная шелковая обивка приятно холодит кожу, — теперь — не знаю. Возможно, я что-то более экзотическое. — Мои пальцы невольно потянулись к странной татуировке на запястье, тому самому алому цветку, появившемуся во время брачной церемонии. — Вообще-то, я попала сюда, в этот мир, из другого. Так что... да. Я межпространственный десантник, получается.

Эффект превзошёл все мои ожидания. Динара резко вдохнула, будто её ударили в солнечное сплетение, её пухлые губы округлились в беззвучном "о", а пальцы с такой силой вцепились в резные подлокотники дивана, что лакированное дерево жалобно затрещало под нажимом.

— Эй! Динара! Дыши, глупышка! — я даже резко привстала с кресла, когда её милое личико начало приобретать опасный синеватый оттенок, а в глазах поплыли панические круги.

Кашель повторился — резкий, надрывный, выворачивающий наизнанку. Девушка схватилась за горло, её плечи дёргались в неконтролируемых спазмах. На ее лице был написан неподдельный, абсолютный шок — широкие, почти черные зрачки, дрожащие, влажные ресницы, тонкие брови, почти сведённые у переносицы.

Глава 7

Ольга:

С Динарой мы довольно быстро нашли общий язык, несмотря на межвидовые и межмировые барьеры. Оказалось, что стоит только отбросить церемонии, и она — милая, немного наивная девочка, запертая в золотой клетке условностей. Я узнала, что мой муженёк — не просто богач, а лорд драконов Арчибальд, могущественный правитель, которого боятся все в этом мире, от эльфов до троллей. («Кроме харрасаров», — мысленно добавила я, с нежностью глядя на Пушка, который устроился на мягком коврике у камина и самозабвенно вылизывал свою пушистую лапу, приводя шёрстку в идеальный порядок.)

Из её рассказов выплыла и картина семейной жизни. Родители Динары, её братья и сёстры — все, кроме моего невменяемого муженька, — жили в неком другом, особом измерении, чем-то напоминающем элитный санаторий для уставших от власти драконов-аристократов, где они предавались вечному отдыху и созерцанию.

— У нас в семье пятеро детей, — рассказывала Динара, аккуратно помешивая ложечкой густой, ароматный мёд в фарфоровой чашке с чаем цвета янтаря. — И у всех, кроме меня, уже есть пары. Заключены договоры, подписаны союзы.

Её глаза, такие живые и яркие мгновение назад, на мгновение потускнели, словно кто-то задул внутри них свечу, когда она произнесла это. Я заметила, как её тонкие, изящные пальцы слегка дрожат, когда она подносит тяжёлую чашку к губам, будто ей не хватает сил её удержать.

— Я самая младшая, — продолжила она, стараясь говорить бодрее и насильно растягивая губы в улыбке. — Совсем недавно, по нашим меркам, стала совершеннолетней. Теперь вот родители найдут мне достойного жениха. И я выйду за него. Так положено.

— Какая послушная дочь, — хмыкнула я, откидываясь на высокую резную спинку кресла и чувствуя, как бархат холодит спину. — Сказали «прыгни» — она спросила «с какой скалы?». Родители нашли жениха, она без единого возражения вышла за него. А если он, к примеру, окажется законченным развратником, садистом или серийным убийцей? Или просто скучным, как пробка, занудой, который будет читать тебе лекции о налогах на драконью чешую перед сном?

Динара резко побледнела, будто я плеснула в неё ледяной водой. Чашка с дрожащим, жалобным звонком опустилась на блюдце, расплескав на скатерть золотистые капли.

— Динара, эй, не бледней ты так! Я пошутила! У меня дурацкое, чёрное чувство юмора, прости, — я наклонилась вперед через столик, положив свою руку поверх её холодных, дрожащих пальцев. — Но если без шуток... Неужели тебе самой, вот здесь, — я ткнула себя в грудь, — не хочется выбрать того, с кем проведёшь ближайшую тысячу лет?

Динара опустила глаза, её длинные, пушистые ресницы отбрасывали трепетные тени на бледные щёки.

— Я... я никогда об этом не думала, — развела она руками, и в её мелодичном голосе слышалась искренняя, детская растерянность. — Мы все здесь к такому не приучены. Родители сказали «замуж» — значит, замуж. Так было всегда. Так заведено.

— Детский сад, штаны на лямках, — фыркнула я, отхлёбывая свой чай, в котором горьковатая трава смешивалась со сладостью мёда. — Да послушай ты сама себя! У тебя есть всё: положение, деньги, власть, да ты сама — красавица! С твоими данными ты можешь сама устраивать турниры за своё сердце, а не ждать, пока тебя, как посылку, вручат первому встречному выгодному союзнику!

В глазах Дины что-то изменилось — появился новый, неуверенный блеск, огонёк любопытства и... смутной, робкой надежды? Её пухлые губы слегка приоткрылись, будто она хотела что-то сказать, высказать крамольную мысль, но века условностей сжимали её горло.

Я поняла, что напала на золотую жилу и нахожусь на правильном пути. Странное, щекочущее нервы возбуждение от того, как меняются выражения на лице этой юной драконьей принцессы, наполняло меня азартом. Я занималась подрывной деятельностью в масштабах целой цивилизации!

— Представь, — сказала я, понизив голос до заговорщицкого шёпота и пододвигаясь ближе, — ты встречаешь кого-то. Ты видишь его, и у тебя перехватывает дыхание. Твоё сердце начинает биться чаще, как сумасшедшее. Он смотрит на тебя так, что у тебя теплеет внутри и по коже бегут мурашки. Разве ты хочешь упустить такой шанс, такой подарок судьбы, только потому, что какой-то старый, скучный дракон вроде моего мужа сказал «так принято»?

Динара закусила свою нижнюю губу до белизны, её пальцы беспокойно задвигались, сминая и скручивая красивую кружевную салфетку.

— Но... но как? — прошептала она, и в её голосе была настоящая, неподдельная тоска. — Я даже не знаю, где искать... Я почти не выхожу из покоев, кроме как на официальные приёмы...

Я ухмыльнулась, чувствуя, как Пушок, лежа у камина, одобрительно подёргивает кончиком своего лохматого хвоста, будто говоря: «Давай, просвещай её, а я тут посплю».

— Всё начинается с малого. Для начала можно погадать. На суженого-ряженого. У вас здесь есть карты, ну, обычные игральные? Или какие-нибудь магические?

Карты, конечно же, нашлись — роскошная колода из слоновой кости с тончайшей ручной росписью и позолоченными краями, хранившаяся в резном ларце.

Через пять минут мы уже сидели на мягком, узорчатом ковре перед потрескивающим камином, а между нами лежала эта изысканная колода, пахнущая сандалом и тайной.

— Так, — я с привычной ловкостью, приобретённой за многие вечера в обществе подруг и бутылки игристого, перетасовала колоду, наслаждаясь удивлённым и восхищённым взглядом Дины. — Теперь закрой глаза, представь самого красивого дракона... или эльфа, или кого ты там захочешь... и вытяни три карты. И постарайся ни о чём не думать. Доверься интуиции.

Глава 8

Ольга:

Этой ночью я спала одна. Ну, как одна — с Пушком, устроившимся у меня под боком тугой, тёплой плюшевой игрушкой. Его тельце, излучавшее удивительное спокойствие, размеренно поднималось и опускалось в такт дыханию, а тихое мурлыканье, похожее на отдаленный гром, было лучшей колыбельной. Зато без муженька, и слава всем богам, в каких только нелепых и грозных верили в этом странном мире. Понятия не имею, где он шастал и чем занимался — может, в своей зловещей башне сидел над картами звёздного неба, может, в величественном драконьем облике кружил над зубчатыми стенами замка, изрыгая в ночь своё раздражение.

Я же, после весьма продуктивных развлечений с Динарой — а эта, на первый взгляд, скромная девчонка оказалась удивительно азартной и восприимчивой, когда дело касалось гаданий на суженого и подрыв устоев, — наконец добралась до своей умопомрачительной постели, рухнула на прохладные шёлковые простыни, пахнущие лавандой и чем-то неуловимо металлическим, и практически сразу же вырубилась, как погашенная свеча.

Снился мне, само собой, взбешённый муженёк. Он стоял посреди нашей громадной спальни, но почему-то в три раза выше обычного, его искажённая яростью тень тянулась до самого потолка, активно поглощая свет со всех сторон.

— Я — дракон! — орал он, и от каждого слова, казалось, содрогается сам камень стен, а хрустальные подвески на люстре яростно позванивали, словно в панике. — Ты — моя жена! Будешь подчиняться, рожать драконят и сидеть смирно в своих покоях!

Его лицо, обычно лишь надменное, сейчас исказилось до неузнаваемости, кожа на скулах и ложе покрылась тёмной, переливающейся чешуёй, а изо рта, искажённого звериным оскалом, повалил едкий серный дым, заволакивая комнату смогом. В следующий миг он уже плевался огнём — ослепительные языки пламени лизали тяжёлый бархат балдахина, но почему-то не поджигали его, лишь оставляли сажные подтёки.

Потом он и вовсе превратился в жуткое, величественное животное — огромного чёрного дракона с рогатой головой и глазами, пылающими, как раскалённые угли в горне. Он размахнулся кожистыми крыльями — и в тот же миг, с грохотом обрушившимся с потолка облаком пыли, оказался под самыми облаками, гигантским силуэтом, кружащим в багровом от зарева ночном небе.

— Приснится же такое недоразумение, — сонно пробормотала я, проснувшись утром оттого, что Пушок начал вылизывать мне щёку своим шершавым, как наждачка, язычком.

Солнечные лучи, золотые и плотные, как мёд, уже пробивались сквозь щели в тяжёлых шторах, рисуя на дубовом полу яркие полосы, в которых кружилась пыль. Пушок уже бодрствовал и с деловым видом увлечённо вылизывал свою пушистую лапу, но, почувствовав мой взгляд, тут же поднял голову и уставился на меня своими бездонными, загадочными янтарными глазами, в которых, казалось, плавали все тайны мироздания.

— Ну что, Пушок, — сладко зевнула я, потягиваясь так, что захрустели позвонки, — как думаешь, сегодня мой «дракон» опять будет требовать, чтобы я сидела дома, как ценная ваза, и рожала ему наследников, желательно с чешуёй и крыльями?

Кот лишь фыркнул, коротко и презрительно, будто говорил: «Да пусть попробует, только кошечку позлит. Посмотрим, кто кого».

Я ухмыльнулась и повалилась на спину, глядя в причудливую роспись на потолке, изображавшую каких-то сражающихся существ. Всё-таки неплохо, чертовски неплохо быть женой богатого и именитого дракона — особенно если у тебя есть личный кот-телохранитель, наделённый силой богов, и юная драконья принцесса, жаждущая авантюр и готовая к подрыву патриархальных устоев ради забавы.

Вызвав служанку нежным звоном серебряного колокольчика, я неспешно, как истинная леди, начала своё утро. Дрожащими, почти неживыми руками бледная, как привидение, девушка-эльфийка наполнила огромную мраморную купель до краёв тёплой, душистой водой, в которой плавали целые горсти сушёных лепестков роз и каких-то серебристых трав. Их густой, цветочно-пряный аромат сразу же заполнил всё пространство спальни, перебивая даже запах страха, исходивший от служанки. Пока я погружалась в благоухающую воду, та, избегая смотреть мне в глаза, аккуратно, почти с благоговением, расчесывала мои длинные светлые волосы редкой гребёнкой из слоновой кости — её пальцы откровенно дрожали, но движения оставались удивительно ловкими и точными, словно её с детства учили этому искусству.

Пушок тем временем устроился на полированном туалетном столике, рядом с инкрустированной шкатулкой для драгоценностей, и с невозмутимым видом верховного судьи наблюдал за процессом. Служанка то и дело бросала на него нервные, быстрые взгляды, но кот лишь равнодушно зевал, демонстрируя ряд острых, как иглы, клыков, чем каждый раз заставлял бедную девушку вздрагивать и ронять расчёску.

После купания, ощущая кожу чистой и бархатистой, я облачилась в лёгкое, струящееся домашнее платье из небесно-голубого шёлка, которое служанка подала с такой осторожностью, будто боялась даже прикоснуться к божественной ткани. Платье оказалось удивительно удобным — свободный, ниспадающий мягкими складками крой не сковывал движений, а тонкая, прохладная материя приятно холодила кожу, напоминая о ласковом утреннем ветерке.

Завтрак, изысканный и красочный, подали в небольшую, уютную будуарную комнату, примыкающую к спальне. На массивном серебряном подносе, отполированном до зеркального блеска, красовались румяные булочки с хрустящей, золотистой корочкой, небольшая фаянсовая тарелка с густым янтарным мёдом, искрящимся на свету, фрукты невиданных в моём мире форм и цветов — нечто, напоминающее персики с синей кожицей и гроздья винограда, ягоды которого переливались, как аметисты, и высокий дымящийся кувшин с ароматным травяным чаем. Пока я с наслаждением пробовала эти диковинки, служанка стояла навытяжку у двери, готовая в любой миг исполнить малейшую мою прихоть — её испуганный взгляд то и дело скользил к Пушку, который, свернувшись калачиком на моих тёплых ногах, совершенно игнорировал её присутствие, как нечто недостойное внимания.

Глава 9

Утро началось не с нежных солнечных лучей и не с пения диковинных птиц, а с оглушительного, яростного стука в дверь — кто-то барабанил по массивным дубовым панелям с такой первобытной силой, что, казалось, вот-вот не только сорвутся петли, но и сами каменные стены дадут трещину. Каждый удар, тяжелый и властный, отдавался в моих висках набатом, будто молот кузнеца бьет по наковальне прямо у меня в голове. Я готова была поставить всё своё будущее, невесть откуда взявшееся, драконье состояние, что за дверью стоял мой ненаглядный муженёк, и стоял в самом что ни на есть скверном расположении духа.

Пушок, проснувшийся в ту же секунду, что и я, не вскочил, а с невозмутимой грацией потянулся во всю длину своего пушистого тела, его когти с легким скрежетом выпустились и впились в дорогой ковер. Затем он медленно, демонстративно зевнул, так что в пасти мелькнули ряды острых, как иглы, клыков, и уставился на дверь горящим янтарным взглядом, полным такого немого презрения, что им можно было бы испепелить менее стойкого противника.

— Как думаешь, может, проигнорируем? — спросила я, лениво потягиваясь под шелковым одеялом и чувствуя, как сонно хрустят позвонки.

В ответ раздалось низкое, раздражённое фырчание, настолько выразительное, что не требовалось никакого перевода. Мол, «Женщина, ты в своем уме? Он сейчас не откроет, а разберет эту дверь по кирпичику, и нам потом придется слушать его победный рык на фоне руин».

— Ладно, ладно, иду, не ворчи, — я с театральным вздохом поднялась с кровати, провела рукой по спутанным от сна волосам и, шлёпая босыми ногами по прохладному, почти ледяному каменному полу, направилась к источнику шума.

На пороге действительно оказался он. Мой законный супруг. Стоит, едва держась на ногах, слегка пошатываясь, его обычно безупречно уложенные волосы были всклокочены. Глаза — вот это был аттракцион! — напоминали два перезрелых, готовых лопнуть арбуза, налитые кровью и безумием. Похоже, мне пора срочно открывать лавочку предсказательницы — вон как безошибочно угадала виновника этого варварского пробуждения.

— Женщина, — выдохнул он хрипло, и из его перекошенного рта вырвалось несколько едких, серных дымных колечек, которые медленно, словно нехотя, расплылись в свежем утреннем воздухе спальни, затмив аромат лепестков роз.

Рядом со мной тут же, словно из самой тени, материализовался Пушок. Он не просто встал на защиту — он будто вырос в размерах, его шерсть встала дыбом иглами, а пушистый хвост, упругий и живой, методично, с угрожающим спокойствием, бил по полу. Тук. Тук. Тук. Словно метроном, отсчитывающий последние секунды до взрыва. Низкое, вибрационное рычание, доносящееся из его груди, было похоже на отдаленный грохот камнепада или звук лавы, ворочающейся в недрах вулкана.

— Я её не трогаю, — раздражённо отмахнулся муж, бросая на кота короткий взгляд, но тут же перевёл его на меня, впиваясь в меня своим багровым, нездоровым взором. — Женщина! Ты должна... — он запнулся, сделав паузу, и дымные кольца внезапно прекратились, будто печь внутри него наконец потухла. Видимо, «топливо» для драконьих спецэффектов закончилось вместе с его силами.

— Кому должна, я всем прощаю, — хмыкнула я, так и не дождавшись вменяемого продолжения. — Вам, мужчина, что конкретно надо в такую рань? Поболтать о высоком? Ну вот и идите болтайте туда, где вы спали, или не спали. Я не мешаю.

Я сделала резкое движение, чтобы захлопнуть дверь прямо перед его помятым лицом, но... не тут-то было. Этот гад, несмотря на свое плачевное состояние, ловко и быстро подставил в проём тяжелый, в пыли и каких-то подозрительных пятнах, сапог. Дубовая дверь, способная выдержать таран, с глухим, негромким стуком ударилась о его голенище и осталась неподвижной, как скала.

— Нам нужно поговорить! — заявил он, и в его охрипшем голосе прозвучали знакомые, стальные нотки, не терпящие возражений.

— Говорите, я вся во внимании, — милостиво разрешила я, с вызовом упёршись рукой в дверной косяк и демонстративно не собираясь приглашать его в свою — или, как он сейчас заявит, его — святая святых.

— Это моя комната! — прогремел он, и в его налитых кровью глазах вспыхнули те самые, знакомые до тошноты искорки ярости, от которых по спине бежали бы мурашки, не стой рядом со мной мой личный пушистый вулкан.

Я медленно, с преувеличенным скепсисом, подняла одну бровь. Да неужели? Правда, что ли? Какое удивительное открытие! То есть когда ты шлялся непонятно где, напивался в стельку и, судя по запаху, катался по угольным складам, ты об этом не вспоминал? А сейчас, едва держась на ногах, вдруг срочно вспомнил про свои права — и на комнату, и, чего доброго, на меня? Очень своевременно, нечего сказать.

Арчибальд:

Я рассекал леденящие воздушные потоки на предельной высоте, чувствуя, как перепонки могучих крыльев натягиваются до хруста от чудовищной скорости. Три часа непрерывного, яростного полета — даже для драконьей выносливости это было изматывающе. Облака рвались о мои заостренные когти, как клочья грязной ваты, а внизу, в кромешной тьме, мелькали крошечные, ничтожные огоньки деревень, которые я нарочно облетал стороной — сегодня мне не нужны были ничьи взгляды, ничье присутствие. Только стерильная высота и гнетущее одиночество.

Из пасти непроизвольно, помимо моей воли, вырывались раскалённые языки пламени, оставляя за мной в ночном небе дымный, ядовитый след, словно шлейф от падающей звезды. Ноздри, раздуваясь, выпускали едкие серные кольца, которые тут же безжалостно разрывало и уносило встречным ветром. Каждое такое неконтролируемое извержение огня заставляло меня злиться еще сильнее, закручивая порочную спираль ярости — эта стерва, эта жалкая человечка довела меня, лорда драконов, до состояния самопроизвольного оборота прямо в небе над собственными владениями!

Глава 10

Ольга:

Муженька я послала с его разговорами и драконьими психами, причем послала так далеко и надолго, что, казалось, эхо от хлопнувшей двери должно было донестись до него только к следующему полнолунию. И уже решила было насладиться тихим завтраком у себя в покоях, растянув это удовольствие на пару часов, как внезапно в дверь постучали — не в пример деликатнее моего супруга — и на пороге появилась взъерошенная, запыхавшаяся служанка.

— Ваше высочество, вас настоятельно просят спуститься к утренней трапезе в главный обеденный зал! — выпалила она, едва переводя дыхание и низко кланяясь.

— Кто именно просит? — уточнила я, лениво зевая и потягиваясь в неге шелковой кровати, не спеша подниматься. — Мой обожаемый супруг опять придумал новую забаву?

— Так их величества… вернулись, — прошептала девушка, нервно теребя крахмальный подол передника и бросая тревожные, быстрые взгляды на Пушка.

Тот, не удостоив её своим вниманием, величественно растянулся на моём шелковом покрывале, демонстрируя поистине королевское равнодушие к суете смертных. Пока что. Но в его полуприкрытых глазах читалась готовность в любой миг это равнодушие сменить на бдительный интерес.

— Это, если я правильно понимаю, мои новые родители, свекры? — подняла я брови с наигранным удивлением. — Но, по словам Динары, они же должны были пребывать в каком-то другом, особом мире, наслаждаться покоем?

— Они вернулись экстренно, глубокой ночью, — развела руками служанка, и в её голосе слышалась неподдельная, всеобъемлющая тревога, словно она сообщала о нашествии армии демонов. — И приказали собрать за утренним столом весь двор. Без исключений.

Я сдалась, с грохотом осознав, что мой прекрасный, ленивый план на нынешний день рухнул и разбился вдребезги. В голове мелькнула спасительная мысль — можно было бы, конечно, сказаться внезапно заболевшей, мол, голова раскалывается, в горле першит, попробуйте докажите обратное. Но любопытство, это мое вечное проклятие и благословение, перевесило всякий прагматизм — уж очень дико хотелось воочию взглянуть на тех, кто породил на свет это чудо в лице моего «возлюбленного» и выдержал его характер все эти годы.

— Что ж, ладно, — с театральным вздохом покорности кивнула я, наконец, сбрасывая с себя бархатное одеяло. — Не могу же я ослушаться «величеств». Помоги мне привести себя в божеский, подобающий случаю вид.

Служанка тут же засуетилась, подобно перепуганной птичке, засеменив к резному эбеновому шкафу и доставая оттуда утреннее платье из серебристо-голубого шёлка, расшитого призрачными узорами, пока я босиком направлялась в мыльню — местный роскошный аналог ванной комнаты.

Просторное, круглое помещение с полированными до зеркального блеска мраморными стенами уже было наполнено клубящимся, ароматным паром от огромного дубового чана, в который по серебряным трубам непрерывно поступала горячая вода. Воздух был густ и тяжел от запахов лаванды, розмарина и ещё каких-то незнакомых, но приятно пряных трав, смешивающихся с глубоким, земляным запахом нагретого камня.

Я погрузилась в обжигающе-горячую воду с блаженным стоном, чувствуя, как остатки сна и накопившаяся усталость покидают каждую клеточку моего тела. Служанка, подобрав юбки, осторожно, с почти религиозным трепетом, принялась мыть мне спину мягкой, но упругой морской губкой. Её движения были выверенными и точными, но дрожащие, ледяные пальцы безошибочно выдавали животный страх.

— Расслабься, глупышка, — ободряюще пробормотала я, закрывая глаза и откидывая голову на мраморный край чана. — Он тебя не тронет. Пока ты мою спину трёшь — ты под священной защитой гостеприимства.

«Он» в этот момент, как древний идол, гордо восседал на широком каменном выступе у высокого арочного окна, наблюдая за всей процедурой своими бездонными, загадочными глазами, в которых отражались блики на воде. С его пушистых лап стекали капли, оставляя на тёмном камне причудливые тёмные следы — видимо, и он счёл необходимым провести гигиенические процедуры перед столь важной встречей. На всякий случай.

Перед свекрами, особенно драконьими, следовало предстать в надлежащем, безупречно «правильном» виде. Я, конечно, никого и ничего не боялась — и дело было не только в грозном взгляде Пушка, а в моей врожденной наглости, закалённой годами борьбы с офисными хамами и начальниками-самодурами. Но первое впечатление — оно либо есть, либо его нет. А уж если эти «величества» и впрямь были древними драконами… Интересно, в каком виде они предстанут? В человеческом облике, скрывающем их сущность, или же во всей своей чешуйчатой, крылатой и огнедышащей красе, дабы сразу подавить волю окружающих?

Впрочем, на долгие размышления времени не было. До завтрака оставались считанные минуты. Скоро я всё увижу собственными глазами. И, черт возьми, от этой мысли по спине пробежал не страх, а самый настоящий азарт.

Арчибальд:

Я сидел в гнетущем полумраке новой спальни — просторной, но абсолютно безличной каменной клетке в дальнем крыле замка, куда приказал в спешке перенести свои вещи после вчерашнего… унизительного инцидента. На массивном дубовом столе передо мной стоял серебряный поднос с почти нетронутым завтраком: остывшая, покрытая плёнкой яичница из огненных страусиных яиц, подгоревшие тосты из заирхской пшеницы и хрустальный кувшин с гранатовым соком, в тёмной поверхности которого отражалось моё собственное, перекошенное бессильной злостью лицо.

Глава 11

Ольга:

Когда я была маленькой, постоянно напрягала маму, чтобы она мне почитала книжки на ночь. Особенно я любила «Сказку о попе и о работнике его Балде». Некоторые строки, ритмичные и язвительные, въелись в память на всю жизнь. И вот теперь, в этой роскошной драконьей ловушке, я с поразительной ясностью ощущала себя этаким Балдой из той самой сказки.

Попадья Балдой не нахвалится,
Поповна о Балде лишь и печалится,
Попенок зовет его тятей:
Кашу заварит, нянчится с дитяти.
Только поп один Балду не любит,
Никогда его не приголубит[1].

Картина складывалась до боли узнаваемая. Я с поразительной, даже для себя, лёгкостью сошлась со всеми членами императорской семьи. Даже свекор, суровый и молчаливый властитель, чей взгляд мог, казалось, обратить в камень, смотрел на меня с некой одобрительной благосклонностью, особенно когда я в красках описывала ему принципы работы микроволновки и стиральной машины. И только мой ненаглядный муженек изо всех сил изображал того самого попа из сказки — унылого, злобного и вечно недовольного. Нет, я, конечно, понимала его. Понимала, что влезла в его идеально спланированную жизнь, как слон в посудную лавку, и основательно истоптала ему всю малину. Что у него, наверняка, была другая невеста, из знатного драконьего рода, и грандиозные планы на будущее. А тут я — раз, и вот она, любите меня все, прямолинейная и наглая!

Но, блин, раз уж так случилось, раз уж нас, считай, сами боги за руку свели у алтаря, не пора ли ему начать наконец включать голову? Ведь он же пользуется ей не только для того, чтобы поглощать жареных фазанов!

Однако на утреннем завтраке его не было — как я потом узнала от Дины, он в порыве чувств рассекал воздушные просторы, выпуская пар. Обед в главном зале он тоже демонстративно проигнорировал. Что ж, игра в молчанку и игнор может быть взаимной. К ужину, к всеобщему удивлению, уже не вышла «обиженная» я. В конце концов, в любую игру, даже в самую дурацкую, можно играть вдвоем. Так что теперь мяч был на моей половине поля, и я не собиралась его просто так отдавать.

Весь день я провела в самой что ни на есть приятной компании — Пушка и блестящей женской половины моей новой семьи. Мы расположились в солнечной гостиной западного крыла, залитой золотистым светом, с панорамным видом на витиеватый сад — я утонула в глубоком бархатном кресле, сёстры разлеглись на шелковых диванчиках, а Пушок, свернувшись тёплым, благоухающим солнцем калачиком, безмятежно дремал у меня на коленях, лишь изредка подёргивая ухом, улавливая отзвуки семейных драм за стенами.

Свекровь присоединилась к нам лишь однажды, после завтрака. Высокая, невероятно статная женщина с серебристыми волосами, уложенными в сложную, но элегантную причёску, и пронзительными серыми глазами (точно такими же, как у моего мужа, только в её взгляде читалась мудрость, а не вечное раздражение), она слушала мои рассказы, прикрыв веки, с едва заметной, но одобрительной улыбкой, играющей на её губах.

Я говорила им о том же, о чём раньше с восторгом рассказывала Динаре — о свободе передвижений, о том, что женщина может сесть в дилижанс и уехать куда глаза глядят без сопровождения брата или дядьки. О равенстве между полами, когда решения принимаются совместно, а не единоличным указом самца. Об одинаковом обучении мальчиков и девочек, где и те, и другие могут изучать как воинское искусство, так и поэзию. И, конечно, о святом праве носить удобную одежду (это особенно заинтересовало самую младшую сестру, изнывающую от многослойных платьев и костяных корсетов).

Глаза моих новых родственниц загорались неподдельным энтузиазмом и любопытством, особенно когда я, жестикулируя, описывала, как женщины в моём мире могут сами выбирать себе судьбу — быть учёными, открывающими новые звёзды, бесстрашными путешественницами, пересекающими океаны, или даже единоличными правительницами огромных государств!

И я прекрасно осознавала, наблюдая, как свекровь одобрительно кивает, а сёстры перешёптываются, сгорая от возмущения собственными ограниченными правами, что теперь у меня есть не просто союзники, а мощная, тихая, но влиятельная поддержка в самом сердце вражеского лагеря. Если мой дорогой супруг снова решит устроить сцену с требованиями, рыком и паром из ноздрей, он с высокой долей вероятности получит неожиданный и сокрушительный отпор — причём от самых близких ему людей.

Пушок в этот самый момент сладко потянулся на моих коленях и громко, демонстративно зевнул, обнажив ряды ослепительно белых и до жути острых клыков. Мне показалось — нет, я была абсолютно уверена — что он полностью и безоговорочно одобрял мой стратегический план действий. Оставалось только дождаться, когда «поп» вернётся с воздушных прогулок и будет готов к диалогу. А я была готова. Как никогда.

Арчибальд:

Мир окончательно и бесповоротно сошел с ума, теперь я знал это с леденящей душу уверенностью! То, что мне, лорду драконов, казалось единственно правильным, логичным и незыблемым, моя же собственная родня воспринимала с точностью до наоборот! Они все как-то подозрительно, пугающе быстро сошлись с моей так называемой женой, этой непонятно какой сущностью в человеческой оболочке! Сестры бегали за ней, словно ручные мопсы, виляя хвостами, мать благосклонно и с одобрением ей улыбалась, братья в приватных беседах обсуждали, что мне, мол, чертово везение с такой находчивой парой. Даже отец, скептик и консерватор, чьё одобрение я заслуживал годами, и тот кивал, одобряя мой якобы «выбор»! И никто, совсем НИКТО не желал видеть и сознавать чудовищную проблему, сидящую в самом сердце нашего рода! Непонятно какая сущность, занявшая место моей законной жены, готовилась поставить с ног на голову не только дворец и его устои, но и, я чувствовал это костями, всю столицу! А может, и всю империю!

Глава 12

Ольга:

Чем можно завоевать, приручить или хотя бы усмирить сердце мужчины? Правильно — через желудок. Эту нехитрую истину мне вбивали в голову с детства мама, тетушки и все телевизионные передачи про «идеальную хозяйку». И хоть готовка никогда не была моей страстью, вынужденная необходимость и жизнь в одиночку обеспечили мне навыки вполне солидные, отточенные до автоматизма. Теперь же, оказавшись в новом мире и неожиданно став «важной шишкой», я решила, что пришло время продемонстрировать свои кулинарные таланты в самом сердце вражеского стана. Начать решила с самого лакомого кусочка — замужних и незамужних сестёр моего благоверного.

Все три сестры муженька — Виктория, Изабелла и Динара — с радостным азартом согласились поучаствовать в моем импровизированном мастер-классе «Завоюй мужчину готовкой, или Магия на кончике ножа». Я выбрала для них проверенную классику, которую не испортишь — борщ, пышные оладьи и салат Оливье. Простые, душевные, но беспроигрышные блюда, не требующие от аристократок сверхъестественных навыков.

Мы решительной, веселой толпой ввалились на королевскую кухню — настоящее царство меди, огня и пряностей, где мой авторитет «новой госпожи» мгновенно очистил пространство подобно урагану. Главный повар, дородный дракон в заляпанном жиром фартуке, и его два десятка подмастерьев ретировались после одного моего безобидного взгляда, смешанного с многообещающим низким рыком Пушка, который я демонстративно поглаживала, устроившегося у меня на руках, как живое оружие устрашения.

И я начала творить. Вокруг простирались бесконечные столешницы из полированного гранита, горели магические очаги, а с потолка свисали гирлянды сушеных трав и чеснока.

— Итак, леди, начнем с основ мироздания, то есть с борща, — торжественно объявила я, с азартом закатывая рукава своего невероятно дорогого шёлкового платья, которое тут же щедро украсила белоснежными пятнами муки. — Ничего страшного или сложного в нём нет, одна лишь простая магия правильных продуктов. А вот вкус... — я сладко причмокнула, обводя сестер многозначительным взглядом, — при правильном приготовлении заставит любого, даже самого строптивого мужчину, забыть о своей важности и пасть к вашим ногам, моля о добавке!

В глазах моих учениц, особенно у Динары, загорелся неподдельный энтузиазм. Видимо, они уже мысленно пересчитывали в уме всех потенциально сраженных наповал мужиков, начиная от собственных мужей и заканчивая придворными красавцами.

Магия этого мира, к моей радости, оказалась невероятно удобной штукой в кулинарии. Не нужно было чистить, мыть и резать. Достаточно было четко мысленно представить нужный продукт — и вот уже на столе с лёгким хрустом появлялась идеально нашинкованная свёкла, пучок душистого укропа, горка репчатого лука или сочный кусок говядины на косточке. Правда, с капустой вышла небольшая осечка — вместо привычной белокочанной материализовалась какая-то фиолетовая, с перламутровым отливом, но мы, после секундного замешательства, решили, что так даже интереснее и мистичнее.

Пока наш борщ закипал в огромном медном тазу, наполняя всё пространство густым, согревающим душу ароматом пастернака, мяса и свеклы, я скомандовала:

— Второй фронт — открыть!

И мы перешли к салату Оливье.

— Смотрите внимательно, девочки, главный секрет — нарезать всё аккуратными, одинаковыми кубиками, — объясняла я, ловко орудуя увесистым ножом, который смотрелся в моей руке как скальпель у хирурга. — Морковь, картошку, яйца... А вот маринованные огурчики — можно чуть крупнее, чтобы в готовом салате чувствовался приятный, уверенный хруст.

Виктория, скептически изучая горку нарезанных ингредиентов, скептически хмыкнула:

— И этот... пёстрый салат действительно сводит мужчин с ума?

— Дорогая Виктория, — я многозначительно подняла вверх указательный палец, испачканный в майонезе, — в моём мире под Новый год за миску этого салата родные братья готовы порвать друг другу глотки. Так что представь, что он сделает с твоим благоверным супругом. Он будет твоим верным псом.

Тем временем Пушок, до этого благородно дремавший на подоконнике, унюхав соблазнительный запах варёной колбасы, внезапно оживился. Он бесшумно спрыгнул и начал воровато, с невинным видом, подбираться к столу, вытягивая шею к заветной тарелке. Я опередила его, легонько шлёпнув по влажному носу деревянной ложкой:

— Ах нет-нет, мой пушистый гурман. Это для людей с их примитивными вкусовыми рецепторами. Хотя... — я сжалилась и бросила маленький кусочек колбасы на каменный пол, — можешь провести предварительную дегустацию. Для вдохновения.

Когда мы с боем и смехом перешли к оладьям, кухня уже напоминала настоящее поле брани после сражения — мука лежала везде, включая волосы Изабеллы, на столе красовались лужицы пролитого молока, а Динара с диким восторгом размахивала венчиком, как дирижёрской палочкой, щедро разбрызгивая кляксы теста на стены и даже на Пушка. Но атмосфера царила настолько домашняя, тёплая и радостная, что даже обычно невозмутимая и строгая Виктория расслабилась, смеялась и сама, смущённо, вытирала платком испачканное в тесто лицо.

— Главное — терпение, не переворачивать слишком рано, — наставляла я, с профессиональным щелчком запястья ловко подбрасывая золотистый, пузырящийся оладушек на раскалённой сковороде. — Видите, как края стали кружевными и подрумянились? Слышите этот аппетитный шипящий звук? Вот теперь, именно сейчас — можно!

Глава 13

Ольга:

Я наслаждалась блаженным послеобеденным отдыхом, раскинувшись на своей роскошной постели, подобно морской звезде, выброшенной на берег из шелков и бархата. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь полупрозрачные занавеси, золотил пылинки в воздухе. Пушок, растянувшийся рядом, своим пушистым, тёплым боком наполовину накрыл мой живот, и его ровное, глубокое дыхание почти укачивало меня. В этот момент в дверь постучали — не яростным барабанным боем, выбивающим дверь из петель, а тремя аккуратными, выверенными ударами, словно отбивающими ритм для чопорного менуэта. Пушок, обычно чуткий к любым звукам, на этот раз даже ухом не повёл, всем своим видом показывая, что такая вежливость не заслуживает его внимания.

— Войдите! — крикнула я, лениво поворачивая голову к двери, не меняя своей развалившейся позы.

Дверь открылась без привычного скрипа — видимо, служанки, наученные горьким опытом, наконец-то смазали петли. И на пороге возник... муженёк. Гм. Крайне неожиданно. Это он, что ли, так церемонно стучал? Или бедную горничную заставил изображать живую дверную колотушку?

Он вошел с неестественной, почти зловещей плавностью, без привычного резкого броска через комнату, без того властного щелчка каблуков по отполированному каменному полу, которым он обычно возвещал о своём появлении. Сделав ровно пять размеренных шагов, он достиг резного высокого кресла напротив кровати, опустился в него с механической, отрепетированной точностью и уставился на меня взглядом настолько остекленевшим и невидящим, что даже Пушок, в конце концов, с некоторым запозданием приоткрыл один свой янтарный глаз, словно проверяя, не померещилось ли.

— Нам надо поговорить, — заявил он ровным, монотонным голосом, будто зачитывал погодную сводку с другого материка. — О тебе. О нас с тобой. О нашей совместной жизни. О твоём поведении.

Каждое слово падало в звенящую тишину комнаты, как капля воды в бездонный колодец — без эха, без эмоций, без привычного металлического звона ярости. И вот тут во мне зашевелилось первое подозрение. Этот тип, обычно взрывавшийся, как пороховая бочка, от малейшего намёка на неповиновение, сейчас изъяснялся с холодной, безжизненной чёткостью. Будто кто-то вынул из него всю взрывчатку и набил голову стерильной ватой.

Будь мы на Земле, я бы решила, что его подменили — посадили на место клона, андроида или запрограммированного зомби. Но здесь, в этом мире, где вместо высоких технологий царила магия, варианты были ещё более пугающими...

— А вы почему такой... спокойный? — в лоб спросила я, медленно приподнимаясь на локтях и вглядываясь в его застывшее лицо. — Заклинание какое-то на вас наложили? Или это такой новый метод управления гневом? Медитация?

Его веки дрогнули — единственное крошечное, живое движение за весь этот странный разговор.

— Настойка, — отчеканил он тем же безжизненным тоном, будто сообщая маршрут каравана. — Сильная. Это ничего не меняет в сути вопроса.

Ну конечно, не меняет. Что тут может менять-то? Подумаешь, муж является к жене, накачавшись бог весть каких демоновых трав, и ведёт беседу с каменным лицом. Обычное супружеское дело. Романтика.

Пушок, наконец, поднял голову, его влажный нос дрогнул, улавливая тонкие запахи. Видимо, пытался, как высококлассный сомелье от магии, определить состав и крепость этого «успокоительного» по остаточным ароматам из дыхания моего супруга.

— И о чём же вы хотите поговорить в таком... интересном и, я бы сказала, фармацевтическом состоянии? — я нарочито медленно и грациозно потянулась, демонстрируя полное отсутствие тревоги и наслаждаясь зрелищем его неестественного спокойствия.

Он сложил пальцы перед собой в чёткую, геометрически выверенную фигуру — большие пальцы касались друг друга, а указательные образовали идеально ровный треугольник. Выглядело это так, будто он силился удержать в этих руках свой бешеный нрав.

— Ты нарушаешь устои этого дома, — его голос всё ещё был ровным, но в самом основании его правого глаза дёрнулась крохотная, словно живой червячок, мышца. Настойка, видимо, начинала потихоньку сдавать под напором его природной вспыльчивости. — Сестры забывают о своём положении и достоинстве. Мать задаёт вопросы, на которые у меня нет ответов.

Я невольно ухмыльнулась. Ага, вот оно в чём дело. Мои невинные «кулинарные мастер-классы» и «лекции о равноправии» дали свои первые, такие сочные плоды.

— Ох, вот оно что, — сладко протянула я, делая большие глаза, — а разве не этого вы хотели? Ведь теперь ваши благородные сёстры смогут готовить своим дорогим супругам вкуснейшие борщики и завоёвывать их сердца через желудок. Разве это не прекрасно? Разве не в этом высшее предназначение женщины — радовать своего мужчину?

Его сложенные в треугольник пальцы сжались так резко, что костяшки побелели, а сухожилия натянулись, как струны. Пушок мгновенно среагировал — его спина выгнулась дугой, а пушистый хвост распушился и застыл, словно опахало из иголок.

— Я... — муженёк начал было, но вдруг резко, с присвистом, вдохнул, и его глаза на одну-единственную секунду вспыхнули тем самым, привычным и почти родным огнём чистейшей ярости. — Проклятые демоновы травы... выветриваются... — пробормотал он уже своим, нормальным, срывающимся на рык, раздражённым тоном.

Ага, настойка закончилась. Фармацевтический щит пал. Настоящее шоу, похоже, только начинается.

Глава 14

Ольга:

Разговора действительно не получилось. Впрочем, ровно такого исхода и следовало ожидать от моего вспыльчивого супруга. Он устроил настоящее театральное представление под пафосным названием «Лорд Драконов Гневаться Изволит» — его глаза, мгновение назад стеклянные, загорелись знакомым адским огнём, ноздри раздулись, вбирая воздух для рыка, а изо рта, искажённого гримасой, повалил едкий серный дымок, заволакивая комнату. Он даже успел сделать один угрожающий, тяжёлый шаг вперёд, но тут Пушок, как по невидимой команде, встал в полный рост, его шерсть встала дыбом иголками, а из глубины груди вырвалось низкое, вибрационное рычание, от которого по коже бежали мурашки.

Реакция последовала мгновенно — муженёк, словно обожжённый, резко развернулся на каблуках и с быстротой, достойной лучших драконьих традиций бегства от явно превосходящего противника, вылетел из спальни, хлопнув дверью с такой силой, что с резной полки упала и разбилась вдребезги дорогущая фарфоровая статуэтка какого-то крылатого существа.

— Успокоительное пил, значит? — саркастически пробормотала я ему вслед, наблюдая, как массивная дверь ещё несколько секунд судорожно дрожит на могучих петлях. — Отвратное то успокоительное было, если он даже пяти минут вменяемого диалога не продержался. Деньги на ветер.

Пушок фыркнул в ответ, явно разделяя моё мнение о качестве местной фармацевтики. Он грациозно спрыгнул с кровати, отряхнулся, будто стряхивая невидимую пыль от присутствия непрошеного гостя, и с видом критика принялся тщательно вылизывать лапу.

— Ты же помнишь, что у нас на сегодня назначена важная миссия? Прогулка по городу? — повернулась я к нему, уже строя планы и чувствуя прилив азарта.

В ответ кот лишь медленно и многозначительно распушил свои длинные усы, но в его бездонных янтарных глазах ясно читалось понимание и готовность к авантюре.

В этом патриархальном, застрявшем в условностях мире, местные женщины, особенно знатного происхождения, редко появлялись на улицах без сопровождения целой свиты или хотя бы одной-двух служанок. Но то были местные женщины, воспитанные в строгих рамках, а я — совсем другая история. Мне смертельно надоело томиться в четырёх стенах этой роскошной, но от того не менее душной клетки. И я твёрдо решила исследовать город, почувствовать его пульс, увидеть настоящую жизнь, а не её придворную бутафорию.

Конечно, отправляться в подобную вылазку в одиночку было бы глупо. Но у меня был Пушок — мой верный, пушистый и невероятно грозный телохранитель. А чтобы было веселее и для конспирации, я уговорила Динару составить нам компанию. Её родителям и старшим сёстрам мы решили ничего не рассказывать — как говорится, меньше знаешь, крепче спишь, а главное — меньше шансов получить нравоучительную лекцию.

После обеда (аппетит у меня, к счастью, не пропал даже после визита супруга) мы с Динарой переоделись. Я — в простое, но хорошо сшитое тёмно-синее платье из прочной ткани с глубоким капюшоном, скрывающим волосы. Динара — в неброском зелёном наряде, напоминающем охотничий костюм, позволяющий свободно двигаться. Пушок, конечно, остался в своей естественной «шубке», но на шее у него появился изящный, тонкой работы серебряный ошейник с крошечной, но отчётливой драконьей символикой — на всякий случай, чтобы слишком любопытные или глупые горожане с первого взгляда понимали, что имеют дело не с обычным уличным котом, а с существом, находящимся под высочайшим покровительством.

Мы встретились в самом дальнем и безлюдном холле, куда редко заглядывали даже слуги. Динара нервно озиралась, поправляя складки платья, но в её глазах, помимо тревоги, горел неподдельный, давно забытый азарт.

— Ты готова? — прошептала она, и её голос дрожал от волнения.

— Ещё бы, — широко ухмыльнулась я, чувствуя, как собственное сердце отвечает учащённым стуком. — Пора показать этому городу, кто в нём настоящая королева.

Динара кивнула, собралась с духом и провела рукой по воздуху, её пальцы выписали в пространстве сложный узор. Перед нами с лёгким шипением возник мерцающий, похожий на разрыв в самой ткани реальности портал, за которым угадывались смазанные очертания мощёных улиц, разноцветные крыши и смутный гул городской жизни.

Пушок, не колеблясь ни секунды, первым сделал решительный шаг вперёд, его хвост был гордо поднят, как знамя первопроходца. Я, ободряюще подмигнув бледной Динаре, последовала за ним, чувствуя, как холодок предвкушения смешивается с приятным адреналином.

Приключения начинались. И я была готова к ним, как никогда.

Арчибальд:

Из-за всех этих проклятых проблем с женушкой я совсем вылетел из головы и забыл о своих прямых обязанностях как правителя. Хорошо хоть мой верный советник, старый Закар орт Ношарский, чья чешуя уже отливала цветом старого пергамента, напомнил мне, ловко подстроив встречу в главном коридоре.

— Ваше величество, — его голос был тихим, но настойчивым, как жужжание назойливой мушки, — у вас сегодня назначены важные переговоры с делегацией Горных Кланов насчёт новых таможенных пошлин. Они уже в пути.

— Когда? – отрывисто спросил я, чувствуя, как успокоительное внутри меня начинает предательски выдыхаться, уступая место привычному раздражению.

— Через полчаса в Малом тронном зале, ваше величество.

Глава 15

Ольга:

Портал открылся с тихим шелестом прямо посреди рыночной суеты, но, к счастью, в небольшом закутке между двумя глиняными складами, от которых пахло пылью и сушёными травами. Я огляделась — наше «потайное уголок» был отделён от основного торгового ряда покосившейся деревянной перегородкой, из-за которой доносился оглушительный гул настоящей жизни.

Шум ударил по ушам как физическая волна. Десятки голосов сливались в единый какофонический хор, где каждый продавец старался перекричать соседа:

— Пирожки! С мясом, с яблоками! С капустой! Горячие, только из печи, в самый живот греют! — надрывалась дородная женщина с красным от жара лицом, стоя у пышущей жаром жаровни.

— Ткань на любой кошелёк и вкус! От эльфийского шёлка, что нежнее лепестка, до гномьей бурки, которую и шипом не протрёшь! — зазывал тощий, вертлявый мужчина, лихорадочно размахивая куском материи, переливающейся всеми цветами радуги.

— Хлеб! Мягкий как облако, свежий как утренняя роса! — звенел детский голосок у небольшой, но опрятной палатки, заваленной румяными буханками.

— Ножи из стали самих горных королей! Не тупятся, не гнутся, врага насквозь! — гремел бородатый, похожий на медведя кузнец, с силой ударяя клинком по наковальне, чтобы продемонстрировать звон металла.

Динара стояла как заворожённая, широко раскрыв глаза, её пальцы непроизвольно вцепились в складки моего плаща. В её взгляде читался неподдельный восторг и лёгкая растерянность ребёнка, впервые попавшего на шумный праздник.

— Ну что, пойдём? — обернулась она ко мне, и в её голосе, помимо нетерпения, слышался отчётливый трепет.

Я лишь скептически хмыкнула про себя. Дитя современного земного города, выросшее в стерильных торговых центрах с кондиционерами и эскалаторами, я меньше всего на свете мечтала оказаться на этом душном, пыльном и невероятно громком средневековом базаре. Но Динара, похоже, кроме рынка, просто не знала других «развлекательных» мест в городе. Ладно, подумала я, погуляем пока здесь, а потом обязательно свернём в более интересные и спокойные кварталы.

Пушок, прижав уши и наморщив нос, недовольно фыркнул от нахлынувшего потока чужих запахов — дымного мяса, резких специй, ваксы для кожевенных изделий и ещё чего-то кисловатого, что в деталях лучше было не идентифицировать.

— Идём, — с лёгкой обречённостью вздохнула я, поправляя капюшон, чтобы лучше скрыть лицо, и мы вышли из нашего укрытия, смешавшись с пестрой, шумной толпой. Первой целью, естественно, стала сияющая всеми цветами лавка со сладостями — огромные, рассыпчатые куски халвы, горы засахаренных фруктов, блестящих на солнце, и странные желеобразные конфеты в виде диковинных существ сразу привлекли внимание Динары.

Пушок тем временем настороженно обнюхивал воздух, его пушистый хвост нервно подрагивал, улавливая каждый новый аромат. Но когда один из продавцов, заметив его, почтительно протянул на деревянной щепочке кусочек копчёного мяса «на пробу», кот снизошёл до того, чтобы деликатно принять угощение, чем вызвал неописуемый восторг и поклоны у всей окружающей толпы. Видимо, харрасаров здесь действительно не просто боялись, но и глубоко почитали.

Мы едва сделали несколько шагов, как сразу же стали центром всеобщего внимания.

— Прекрасные найры[1], уверена, вам понравится моя стряпня! — наседала на нас дородная женщина у лотка с пирожками, её пухлые, испачканные в муке руки с завидной ловкостью демонстрировали золотистые, дымящиеся изделия. — Вот с мясом — сочным, с лучком, вот с вишней — сладкой, с соком, а эти с сыром — так вообще тают во рту, словно снежинки!

Аромат и вправду был манящим, но Динара, хоть и с живым интересом разглядывала угощения, нервно отступила на шаг, когда торговка сделала резкое движение, будто собиралась сунуть пирожок прямо ей в руки.

Тут же к нам, ловко протиснувшись между двумя покупателями, подскочил тот самый тощий мужчина с тканью, перекинутой через плечо.

— Посмотрите, какая материя! — воскликнул он, с ловкостью бывалого фокусника разворачивая перед нами отрез переливающегося, невесомого шёлка. — Этот нежный оттенок голубого подчеркнёт синеву ваших глаз, найра, — он почтительно кивнул в сторону Динары, — а этот глубокий, как ночной лес, зелёный... — его оценивающий взгляд скользнул по мне, — просто создан для вашей стати и волос!

Динара покраснела от такого прямого и льстивого обращения, а я лишь скептически приподняла бровь, разглядывая товар. Ткань и правда была качественной, тонкой и прочной, но...

Наши раздумья прервал новый, юркий голос:

— Найры, купите хлеб, только что из печи, душистый! — перед нами вырос невысокий смуглый мальчуган лет десяти. Его заострённые уши выдавали вампирские корни, а широкие скулы и слегка выступающие клыки — оркскую кровь. В руках он держал плетёную корзинку, из которой источался аппетитный, согревающий душу запах свежей выпечки.

Пушок, до этого с равнодушием аристократа наблюдавший за происходящим, вдруг потянул носом к корзинке и издал короткое, но одобрительное урчание.

— О, вашему харрасару нравится! — радостно воскликнул мальчик, тут же доставая небольшой румяный каравай. — Это с мёдом и лесными орехами, очень вкусно!

Динара не удержалась и протянула руку к угощению, но я осторожно остановила её: