Мой мир держится на трех вещах: на точности до грамма, на густом запахе свежемолотого кофе и на химическом барьере, который я выстраиваю в себе каждый день.
Пока мои руки совершают идеальные, выверенные движения — темпер, холдер, кнопка пуска — я в безопасности. Я не Омега. Я Вика. Владелица кофейни «Под Часами». Мой замок — этот приглушенный свет, звон фарфора и джаз из старых колонок.
Час пик прошёл, оставив после себя пустые столики и пожилого бету в углу. Я вытерла уже сияющую стойку и позволила себе глубокий вдох. Аромат мирры и тёмного шоколада с нотами сухофруктов — моё сегодняшнее спасение. Он перебивал все, даже вечный, приглушенный страх, сидящий под рёбрами.
И тут дверь распахнулась.
Не со звонком, а с таким треском, будто петли не выдержат. Ворвался ледяной воздух, а с ним — запах.
Моё тело среагировало раньше сознания. Мышцы живота резко сжались, спина выпрямилась, волосы на затылке встали дыбом. Блокаторы в носу зашипели, стараясь расщепить, классифицировать, обезвредить. Но это было слишком, слишком близко и слишком мощно.
Альфа.
И не просто Альфа. На «волне». Его феромон ударил в нос, как удар хлыста — резкий, дымный, с ядрёной нотой выгоревшего торфа и стали. Запах неконтролируемой силы, агрессии, которая вот-вот сорвётся с цепи. Инстинкт кричал «беги» или «прячься». Но я вросла в пол, сжимая влажную тряпку в онемевших пальцах.
Он шагнул к стойке, и его тень накрыла меня целиком. Я не поднимала глаз. Видела только идеально отглаженные края черного пальто и большие, сильные руки в перчатках.
— Двойной эспрессо.
Голос звучал как скрежет камней. В нем не было вопроса.
Я кивнула, не в силах выдавить звук, и развернулась к кофемашине. Руки сами делали своё дело, но внутри все дрожало. Его феромон висел в воздухе тяжёлым, удушающим одеялом. Он просачивался сквозь барьеры, лазил под кожу, пытался добраться до того места, которое я держала наглухо запертым.
И там, в глубине, что-то шевельнулось.
Сначала это было просто тепло. Лёгкая, почти призрачная волна, пробежавшая от низа живота вниз. Я проигнорировала её, списала на страх. Насыпала кофе в холдер, придавила темпером. Но тепло не уходило. Оно медленно растекалось, становилось плотнее, ощутимее. Приятное, предательское тепло в самой низкой части живота, почти в промежности. Оно пульсировало в такт бешеному стуку моего сердца.
Нет. Не сейчас. Только не сейчас.
Это была не течка. Нет, до цикла ещё далеко, я строго следила за календарём. Это было что-то другое. Первый звоночек. Пробуждение. Моя спящая природа откликалась на вызов Альфы. На его чистый, неразбавленный доминантный запах. Мне стало стыдно до тошноты. Я сжала челюсти, пытаясь подавить это телесное предательство.
Чашка звякнула о блюдце, когда я ставила эспрессо перед ним.
— Ваш… ваш кофе.
Только тогда я подняла глаза. И встретилась взглядом с ним.
Темные, холодные глаза. Ни искры того безумия, что обычно полыхает у Альф на «волне». Только расчёт. Бесстрастный, всевидящий расчёт. Он смотрел на меня, будто разбирал на составляющие: сломанная осанка, дрожащие руки, расширенные зрачки. Он читал мой страх как открытую книгу.
И все это время тепло внизу живота медленно, неумолимо нарастало, превращаясь в сладковатую, тягучую тяжесть. Мне пришлось слегка сдвинуть ноги. Предательское тело.
— Вы Виктория Сергеевна? Владелец? — его голос вернул меня в реальность.
— Я, — мой собственный голос прозвучал хрипло.
— Марк Волков.
Имя упало, как камень в колодец. Волков. «Санитар». Я слышала. Все слышали. Говорили, он Бета. Ложь. Самая наглая, самая опасная ложь. Этот человек был Альфой до мозга костей. Он просто умел прятать зверя лучше других.
— Моё предложение вас заинтересует, — сказал он. Его феромон сгустился, будто пытаясь ощупать мой. Тепло внутри ответило новой, тревожной волной. — Я инвестирую в ваше заведение.
— Кофейня не продаётся, — выдавила я. Это была мантра, щит.
Уголок его рта дёрнулся. Не улыбка. Гримаса.
— Я не покупаю. Я инвестирую. Вижу потенциал. Уникальное место. Уникальная… атмосфера.
Его взгляд скользнул по полкам с книгами по психологии, по моим псевдо-дипломам.
— Говорят, у вас особый кофе. Меняющий настроение.
Ледяной ком встал в горле. Он знает? Нет. Не может.
— Просто хорошие зерна и внимание к деталям, — проговорила я, чувствуя, как жар расходится по бёдрам. Проклятое тело.
— Всякая магия — это просто непознанная наука, — парировал он.
Его пальцы забарабанили по стойке. Быстро, нервно. Контроль давался ему дорогой ценой.
— Я становлюсь вашим инвестором. Гашу долги, делаю ремонт, привожу клиентов. А вы… делитесь со мной наблюдениями.
— Какими? — прошептала я, уже зная ответ.
— О людях. Вы их читаете. По глазам, по жестам, по запаху.
Последнее слово он произнёс чуть тише, но оно повисло в воздухе, стало осязаемым.
Игра. Он играл. И от этой игры, от его пристального внимания, от этого невыносимого, давящего феромона, мои блокаторы дрогнули.
Трещина была микроскопической. Миг. Меньше мига.
Но этого хватило.
Сначала я сама это почувствовала — мой истинный запах, крошечная, сладковатая нота, смесь старого пергамента, горького шоколада и предгрозового озона — выскользнула наружу. И вместе с ней вырвалась новая волна того самого тепла, теперь уже влажного и требовательного, заставившая меня вжать ладони в край стойки.
Я увидела, как пожилой бета в углу резко поднял голову, беспокойно заёрзал. Женщина за окном остановилась, ее взгляд упёрся в меня, стал цепким, любопытным. Воздух в кофейне зарядился.
А он, Марк Волков, стоял неподвижно. Не пошевелил носом. Не изменился в лице. Ничего. Он просто смотрел. Смотрел на реакцию вокруг. На то, как мир откликнулся на мою утечку, в то время как он, Альфа, остался глух и слеп.
Утро на следующий день после встречи с Волковым началось не с кофе.
Оно началось с тошноты.
Я проснулась от ощущения сердца, которое колотилось так, будто пыталось вырваться из грудной клетки. В горле стоял ком. Солнечный свет, пробивавшийся через жалюзи, казался назойливым и враждебным. Я лежала, уставившись в потолок, и тело помнило всё. Каждый мускул был напряжён, кожа под простынёй горела памятью о вчерашнем стыде. О том, как оно откликнулось на чужую силу. О той жалкой, унизительной попытке взять под контроль то, что уже вышло из-под контроля.
«Ты — животное», — прошептала я в тишину комнаты. Голос был хриплым, чужим. — «И он это знает».
Мысль о нём, о его холодных глазах, которые видели меня насквозь, заставила содрогнуться. Но вместе со страхом в животе шевельнулось что-то ещё. Острый, колющий интерес. Он был другим. Он не впадал в безумие от моего запаха. Он даже не почувствовал его. Он предложил сделку. Холодную, циничную, но сделку. Не погоню, не облаву, не попытку сломать. Бизнес.
Это и было самым страшным.
Я заставила себя встать, пошла в душ. Ледяная вода обожгла кожу, смывая липкий пот и призрачные ощущения. Я смотрела на своё отражение в запотевшем зеркале: бледное лицо, синяки под глазами, слишком большой, испуганный взгляд. Омега. Всегда и везде — только Омега.
«Нет, — сказала я отражению твёрже. — Сегодня ты — владелица кофейни, идущая на деловую встречу. Только так».
Я надела самое простое, что у меня было: чёрные брюки, серый свитер с высоким воротом, скрывающим шею. Никаких духов. Никаких намёков. Только нейтральность. Я проглотила двойную дозу блокаторов, хотя после вчерашнего сбоя доверия к ним не осталось.
Кофейня встретила меня тишиной и знакомым, успокаивающим запахом. Здесь я была хозяйкой. Здесь всё подчинялось моим правилам. Я механически запустила машины, проверила запасы, но мысли были далеко. В пять вечера. Его офис. Что он за человек? Почему он скрывает, что он Альфа? Почему у него нет обоняния?
Вопросы вихрем крутились в голове, не находя ответов. Единственное, что было ясно — отступать некуда. Банкротство и Бюро Омег с одной стороны, и он — с другой. Выбор между гильотиной и неизвестностью. Я выбирала неизвестность.
День прошёл в нервной зыбкости. Каждый звонок заставлял вздрагивать, каждый шаг за дверью — замирать. Я готовила кофе на автомате, улыбалась постоянным клиентам, и внутри всё сжималось в один тугой, болезненный узел ожидания.
В четыре я закрыла кофейню. «Технический перерыв» — табличка висела криво. Мне было всё равно.
Его офис находился в стеклянной башне в самом центре города, там, где воздух пах деньгами, властью и… абсолютной безэмоциональностью. Лобби было огромным, стерильным и холодным. За стойкой ресепшена сидела идеальная бета-администратор с безупречной улыбкой.
— Виктория Сергеевна к Марку Волкову, — сказала я, и мой голос не дрогнул. Внутри хвалила себя за это.
— Господин Волков вас ждёт. Пятый этаж, — девушка жестом указала на лифты. Её взгляд скользнул по мне быстрой, профессиональной оценкой и не нашёл ничего интересного. Спасибо нейтральному свитеру.
Лифт поднимался бесшумно. Я сжала сумку с документами так, что костяшки побелели. Дверь открылась прямо в приёмную — ещё более минималистичную, чем лобби. Ни души. Только огромная дверь из чёрного дерева.
Она была приоткрыта.
Я сделала глубокий вдох, собрала всю свою решимость, которую только могла найти в глубине этого леденящего страха, и вошла.
Кабинет был огромным. Целиком стеклянная стена открывала панораму на город, утопающий в предвечерних огнях. Всё остальное было выдержано в оттенках серого, чёрного и холодного металла. Ни одной лишней детали. Ни книг, ни картин. Только мощный стол, за которым он сидел, и два кресла перед ним.
Марк Волков не смотрел на меня. Он изучал что-то на планшете, его профиль был резким и сосредоточенным. На нём был не вчерашний casual look, а идеально сшитый тёмно-синий костюм. Он выглядел как воплощение власти, которая даже не нуждается в феромонах, чтобы давить.
— Садитесь, — сказал он, не отрывая взгляда от экрана. — Закройте дверь.
Я послушалась, чувствуя, как щёлкает замок, окончательно отсекая путь к отступлению. Села на край кресла, поставив сумку на колени, как щит.
Он наконец поднял глаза. И снова этот пронизывающий, аналитический взгляд. Он медленно, от макушки до пят, осмотрел меня, будто проверяя товар после доставки.
— Вы выглядите… собраннее, — произнёс он. В его голосе не было ни одобрения, ни насмешки. Констатация.
— Я здесь, — ответила я просто. — Как и договорились.
— Договорились? — он отложил планшет, сложил руки на столе. — Мы ничего не договаривались, Виктория Сергеевна. Я сделал предложение. Вы пришли выслушать условия. Всё.
Лёд пробежал по спине. Он играл. Сбивал с толку.
— Тогда я готова выслушать условия, — выдохнула я.
Он потянулся к стопке бумаг и вытащил один файл. Толстый.
— Это проект договора о сотрудничестве и инвестициях, — он положил его передо мной. — Всё официально. Я через свою компанию выкупаю ваши долги и становлюсь инвестором «Под Часами» с пятьюдесятью одним процентом. Юридически — владельцем. Фактически — управление остаётся за вами. Вы получаете зарплату и процент от прибыли. Все решения по развитию — совместные.
Я пролистала первые страницы. Юридический язык, цифры, графики. Всё выглядело… настоящим.
— А вот это, — он положил поверх первого файла один-единственный лист, — наше личное соглашение. Его не увидит никто, кроме нас. И его не существует.
Я посмотрела на заголовок. «Соглашение о конфиденциальном партнёрстве».
— Здесь всё проще, — его голос стал тише, но от этого не менее весомым. — Я, Марк Волков, обязуюсь использовать свои ресурсы и статус для обеспечения безопасности и конфиденциальности Виктории Сергеевны М. (ваша настоящая фамилия здесь) и сокрытия её биологического статуса Омеги от государственных и частных структур. В обмен Виктория Сергеевна М. обязуется оказывать мне консультационные услуги по интерпретации феромоновых и поведенческих паттернов третьих лиц в рамках деловых переговоров. Срок действия — до достижения мной поставленных карьерных целей или до момента восстановления моего обоняния. Любое нарушение конфиденциальности с вашей стороны ведёт к немедленному расторжению обоих договоров и передаче всей информации о вас в Бюро Омег.