Глава 1. Под солнцами

Селеста

Я стёрла тыльной стороной ладони капли пота, стекающие по лицу, и прищурилась на солнца, повисшие над нашим крошечным домом. Жара не отпускала никогда. Каждый год был жарче предыдущего, и каждый новый урожай — скуднее. Как ни вкалывай, земля отдаёт всё меньше и меньше.

Я пыталась убедить дядю Тимоти, что нам пора уезжать, но он упрямо врос в этот клочок земли. Эта земля наша, — сказал он тогда. Упрямый, как бык. Теперь поля вянут, урожай тает на глазах, и скоро торговцы вообще перестанут у нас что-либо покупать.

— Ленивая девчонка, перестань витать в облаках! Сами сорняки не вылезут, — резкий голос тёти Дарлы хлестнул с крыльца, как плётка.

Я прикусила щеку изнутри и выдавила улыбку:
— Да, тётя Дарла.

Снова опустилась на сухую землю. Пальцы в мозолях и ноющие от боли, цеплялись за упрямые корни сорняков, которые, похоже, тоже не собирались сдаваться без боя.

Жизнь на ферме не всегда была такой. Когда я впервые сюда попала — после аварии шаттла, в которой погибли мои родители, — Тим и Дарла казались почти добрыми. Приютили, дали кров, еду…
А потом их доброта скисла, превратилась в требования, а требования — в работу от зари до зари.

Теперь, если я хочу поесть, сначала должна отработать в полях свою еду.

— Как закончишь там, залатай дырку в поливочном шланге, — крикнула Дарла с крыльца. — Воду переводишь!

Я кивнула, хотя плечи сразу опустились. Бедные руки, как будто прошли через мясорубку: мозоли, трещины, грязь забилась под ногти так, будто там прописалась.

Почти слышу голос отца: «Изолента, супер-клей и WD-40 чинят всё на свете, малышка». От воспоминания грудь сжало.

Работа, как ни странно, и спасала. Не давала зацикливаться на том, что будет, если тётя с дядей решат что хлопот со мной больше, чем пользы. Мне девятнадцать — вполне достаточно, чтобы выставить за дверь. Достаточно, чтобы отправить обратно в город, откуда я сбежала. А я слишком хорошо помню, что ждёт меня там.

В перенаселенных хабах женщин сортировали как овец. Альфа. Бета. Омега. Закон решал, где тебе место и кому ты принадлежишь. Мои родители были бетами, значит, я тоже должна была попасть в этот разряд. А дальше — всё. Никакого выбора. Брачные контракты. Контроль гормонов и «охоты». Свободу с тебя снимают, как шкуру.
Мне повезло проскочить в шестнадцать: я была ещё слишком мелкой для тестов. Здесь, в этой глуши, я какое-то время была в безопасности.

Прижала палец к царапине от шипа, поморщилась от жжения и слизнула крошечную бусинку крови. Веснушки, обгорелая на солнцах кожа, упрямые жёсткие кудри — всё это не делало меня особенно красивой. Но какая, честно, разница?

Сюда всё равно никто не приезжает, кроме туристов, да и тем не до меня. Они платят за зрелище — за зверьё. Земной скот здесь редкость, экзотика, часто стоит дороже всего нашего урожая. Может, когда-нибудь тётя с дядей и правда продадут пару зверей, чтобы как-то выкарабкаться.

К тому времени, как солнца опустились ниже, поля зажглись золотом; половина растений уже безвольно опустилась к земле. Я задержалась на крыльце, глядя, как из темноты выплывают светлячки. Одного аккуратно поймала, сложив ладони лодочкой, и прошептала:
— Хоть бы я была такой же свободной, как ты, мой маленький жук.
Потом мягко выдохнула — светлячок взмыл вверх и исчез в ночи.

Ужин в тот вечер был… странным. Дарла и Тимоти уже сидели за столом и, что само по себе было чудом, ждали меня, не притрагиваясь к еде. На столе стояла миска с пюре, кукуруза, стекающая маслом, и — я моргнула — мясо. Настоящее мясо, густой, терпкий запах ударил в нос.

Я поморщилась, садясь за стол:
— У нас праздник какой-то?

— С чего бы вдруг празднику быть? — слишком легко отмахнулась тётя Дарла. Улыбка у неё получилась натянутой.

— Нельзя, что ли, просто по-человечески поужинать вместе? — слишком поспешно вставил Тимоти.

Где-то под рёбрами нехорошо свернулось подозрение, но запах еды сбивал с толку. Я вцепилась в вилку, застонала от удовольствия — картофельное пюре таяло во рту, пропитанное маслом.
— Обалденно, тётя Дарла.

Тётка только дёрнула уголком губ:
— Знаю, девочка. Ешь давай.

Я доела все до крошки, но ощущение, что за мной следят, никуда не делось. Тяжёлый взгляд дяди прожигал насквозь, руки Дарлы дрожали над столом. Что-то здесь не чисто. Совсем. Тяжёлый, ритмичный стук в дверь поставил точку в моих подозрениях.

Тарелка выскользнула из моих пальцев и со звоном покатилась по полу.

— Тимоти, — прошипела Дарла, побелев, — Открой.

Глава 2. Тяжесть короны

Город Валаис

(Тейн)

В дверь его покоев заколотили так, будто собирались выбить из петель.

Тейн Риллан приоткрыл глаза; темнота всё ещё упрямо держалась в комнате. Солнца даже не показались на небе! Интересно кто посмел будить его в такую рань?

Мужчина пошевелился, осторожно выбираясь из переплетения чужих рук и ног. Девушки из его гаремные забылись от долгой бурной ночь крепким сном. Обычно он отпускал их ещё до рассвета, но не сегодня.

— Надеюсь, это действительно важно, — прорычал он, распахивая дверь.

На пороге стоял Джаэл, его ближайший друг, с каменным лицом ждал за дверью как изваяние.
— Боюсь, новости плохие, Тейн. Твоему отцу хуже. Ты нужен во дворце.

Сердце у Тейна ухнуло в пятки, но лицо осталось непроницаемым. Не говоря ни слова, мужчина накинул хламиду из тёмного бархата с золотом; редкие искры вышивки поймали дрожащий свет факелов.

Его отец — император Хурок Риллан — был не просто правителем. Легенда. Самый свирепый воин, какого только знал Валаис. Смотреть, как эту силу пожирает болезнь, которой не мог дать имени ни один целитель, было невыносимо.

— Мама? — коротко спросил он, пока они быстрым шагом шли по коридору.

— Она с ним, — тихо ответил Джаэл.

Страх когтями царапнул его сердце, хотя вслух он в этом не признался бы. Двадцать шесть лет это возраст чтобы править, но не возраст чтобы свободно жить. Не по-настоящему.

Трон — это жертва, и как только он на него сядет, пути назад не будет. Город нельзя оставить без правителя — ни на день, ни на час. Враги тут же нахлынут из всех щелей.

Когда они дошли до императорских покоев, из зала вышла его мать. Императрица Нитара — когда-то тёмные волосы блестели сильнее звездной ночи, сейчас усыпаны серебряными прядями, в уголках глаз — скопились морщинки скорби. Всё такая же статная. Всё ещё сильная. Но уже уставшая.

— О, сын мой, — ее голос дрогнул. — Он зовёт тебя.

Тейн поцеловал мать в щёку и вошёл.

Комната сверкала роскошью: золотая филигрань, шёлковые гобелены, мраморный пол. В центре — огромная кровать, на которой маленьким, почти невесомым силуэтом лежал Хурок Риллан. Когда-то широкий в плечах, несгибаемый, сейчас он походил на собственную тень.

У Тейна перехватило дыхание.
— Отец…

Сначала — тишина. Потом неглубокие вдохи. Лёгкое дрожание ресниц. Тейн обхватил холодную руку отца и наклонился ближе.

— Тейн… — прохрипел Хурок, выдыхая каждое слово. — Обещай мне… будешь править терпеливо. Власть развращает. Не дай ей забрать тебя у самого себя.

— Я обещаю, — резко сказал Тейн. — Я буду справедливым. Как ты.

Слабая улыбка тронула губы императора.
— Ты станешь больше, чем я. Запомни: твоё слово будет вершить судьбы миллионов.

Его свёл приступ кашля, на белой сорочке расползлось алое пятно.

Тейн нащупал пальцы Нитары. Их ладони сомкнулись на руке Хурока.
— Я люблю вас обоих, — выдохнул он. — Мир жесток… но мы ещё встретимся по ту сторону.

Грудная клетка поднялась. Опала. Замерла. Тишина накрыла покои.

Императрица выпрямилась и глубоко поклонилась своему сыну. Голос её не дрогнул:
— Да здравствует император Тейн Риллан.

И вместе с этими словами, корона Валаиса незримо опустилась ему на голову — тяжёлая, безжалостная.

Загрузка...