Он. Дьявол

Пролог

Подрастая, я всегда знала, что похищение вполне возможно.

Поспешно гоню детский страх. И это даётся мне нелегко - мозг неудачно выбрал момент и именно сейчас решил прокрутить болезненные воспоминания.

За свои восемнадцать не помню ни одного раза, когда бы я имела свободу выбора: каждый момент моей жизни контролировался отцом и был им четко спланирован. Меня всегда тщательно опекали, оберегая, пряча от цепких глаз криминальных воротил, теневых личностей средней значимости - список таких людей просто огромный, и он, на самом деле, ещё больше, чем я могла тогда предположить.

Поначалу я думала, что причина такой защиты - в родительской любви, но мне не потребовалось слишком много времени, чтобы осознать, насколько я ошибалась. Как Ахиллес, отец был практически недосягаем; но у первого единственным уязвимым местом оказалась пятка, а у второго - я. Вот такое недоразумение в виде дочери.

Теперь удивляюсь, отчего он самостоятельно не избавился от меня раньше!

После звона разбитого стекла в доме остаётся лишь полная и страшная тишина.

Внутри шагов не слышно, но это не значит, что в здесь никого кроме меня нет. Это говорит только о том, что кто-то двигается настолько бесшумно, абсолютно, что заставляет засомневаться в адекватности собственного восприятия реальности.

Я пячусь назад, неуклюже падаю и приземляюсь на задницу, но серебряный миниатюрный нож для писем из рук не выпускаю. По-прежнему сжимаю его, выставив перед собой.

Да, нечего сказать - оружие! Но ведь ничего другого не было.

Дверь настежь распахивается.

Внушительная тёмная мужская фигура замирает в проёме. Я не могу разглядеть его, потому что мой взгляд упирается в дуло пистолета, нацеленного мне в голову.

Глотаю слова вместе со сдавленным криком, потому что догадываюсь, кто это.

ОН.

Тот, кто держит ствол напротив моего лица, а палец на курке - Келлан Дагер - один из крупнейших нелегальных торговцев оружием в мире, скандально известный владелец секс-траффика и прочее-прочее, а ещё человек, которому отец меня отдал в счёт своего долга.

Глава 1

События за сутки до произошедшего…

ОН

В грязном неприметном переулке Ист-Энда, кишащем бомжами и крысами темно, как в заброшенном подвале, но я вижу Бенджамина Аддерли раньше, чем он меня.

Он стоит у чёрного «Майбаха», держа руки в карманах своего длинного пальто, слегка покачиваясь с носков на пятки, заметно нервничая. Мужчина изо всех сил делает вид, что припаркованный на противоположной стороне улицы, полицейский автомобиль без опознавательных знаков и сидящий в нём представитель власти, не состоит у него на смежной службе, но то и дело косит туда взгляд, проверяя, на месте ли он.

Последний, в свою очередь, притворяется, что в данный момент не держит палец на курке табельного пистолета. Свободной рукой он порывисто проводит по волосам, закидывая чёлку наверх, но не может скрыть паническое выражение с лица, когда ежеминутно подсматривает в боковое зеркало.

Я же вижу больше. И знаю, что голова офицера уже на прицеле у одного из моих людей. И прежде, чем закончится наша с Бенни встреча, мозги продажного полицейского забрызгают пыльную приборную панель его ржавой машины.

Всё так и произойдет.

Впрочем, убийство блюстителей порядка - дело грязное. В следующий раз проще перекупить оных. Это хоть и обернётся немалыми расходами, но сокрытие их трупов будет стоить гораздо дороже.

Спускаюсь с нижнего пролёта пожарной лестницы. Металлический скрежет вторит моим шагам, жутковатым эхом отражается от глухих кирпичных стен. Я безоружен. С улыбкой на лице приближаюсь к Бенни, зная, что Оскар прикрывает мне спину.

Почему у нас везде кто-то кого-то пытается обмануть? Каждый - каждого! Почему?

Потому, что миром управляют дураки. Я это ещё подростком понял. Даже под страхом смерти они не прекращают найти способ н*ебать ближнего - идут на бессмысленный риск, надеются на то, что обойдётся, прекрасно зная, что я вытащу их кишки и на двери их же богатых особняков намотаю.

Бенджамин Аддерли знал, как всё для него обернется. Он облажался, поэтому мне пришлось привлечь к нашей задушевной беседе высокоточную снайперскую винтовку с прицелом, через который Оскар полностью контролировал ситуацию.

Соверши ошибку я, и Бенни так же не упустил бы случая. Но к несчастью для него и его семьи всё сложилось иначе.

Как только я оказываюсь в поле его видимости, и мы встречаемся взглядами, он сам сокращает расстояние между нами и протягивает мне ладонь для рукопожатия. Я вижу, как дрожат его пальцы. Но не собираюсь облегчать его страдания и намеренно игнорирую взаимный ритуал приветствия, не говоря ни слова, оставляя его руку висеть в воздухе.

Мне не понять, к чему люди попусту тратят слова, когда простое молчание и взгляд способны выразить практически все.

Глаза Бенни - теперь они забегали, ретранслируя наружу судорожный поиск выхода из созданной им дрянной ситуации. Он медленно опустил ладонь, сжал и разжал кулак, снимая напряжение с пальцев, а потом поправил лацканы своего пиджака. Который, к слову, выглядит так же, как и мой, за тем исключением, что мой стоит гораздо дороже.

- Дагер, послушай… Я думал, ты дашь мне шанс объясниться… Мы сможем всё это обсудить…

Сунув руки в карманы, я сразу нащупал уголок маленькой фотографии в левом. На ней мы с сестрой ещё совсем дети. Этот дорогой мне снимок - своевременное напоминание о том, что в конфронтации вовсе не годится срываться с катушек раньше времени. Иначе твой оппонент попросту быстро умрет, и ты не насладишься впечатляющем зрелищем его мучительной предсмертной агонии.

Именно такой оплошности и следует избежать, поэтому я постоянно контролирую своё состояние и мысли.

Пренебрежительно игнорирую суетливо перетаптывающегося рядом Бенни. Бросаю взгляд на полицейского, который делает вид, что смотрит куда-то в сторону, словно он совершенно случайно выбрал это время и место, чтобы пересидеть здесь ночное дежурство.

Несколько секунд пристально смотрю на «Майбах» пытаясь разглядеть женский силуэт через его тонированные стёкла, но салон машины пуст. Бенни приехал один.

- Где твоя дочь?

Он хмурится, и его без того бледное лицо становится совсем бесцветным. Губы тоже по-прежнему сжаты в тонкую линию. Он не хочет отвечать на мои вопросы, ладно.

Бенджамин Аддерли желает поиграть? Неразумно.

Я устал. Чтобы забрать его девчонку, мне пришлось самому проделать длинный путь из Сиэтла в Лондон.

Я видел фотографии его дочери. К счастью, она совсем непохожа на своего отца. Никто из моей солидной клиентуры никогда бы не заинтересовался трахом с женской версией этого засранца. А так на неё уже нашёлся покупатель, поэтому я приехал за ней.

Покрепче сжав фото, ощущаю, как потрёпанная и когда-то глянцевая бумага гнётся под пальцами. Её края уже не остры, углы измяты. Однако, мне важно, чтобы эта фотография протянула ещё немного, прежде чем я распечатаю новую. Я уже использовал четыре таких, пытаясь держать себя в руках в течение двух десятилетий, с тех пор как в пятнадцатилетнем возрасте стал прибегать к этому нехитрому способу успокоиться.

В тридцать пять, казалось бы, я уже должен был бы справиться со всем этим эмоциональным дерьмом.

Но это не так.

При одном взгляде на это жалкое подобие мужика, указательный палец начинает подергиваться, словно на курок нажимает.

Мужчины всегда держат слово. Этот - нет. Потому, что с ним нет его девчонки. А сам Бенни впустую отнимает моё время.

Поникшая голова, бегающий взгляд, сутулость, сжатые губы, опущенные плечи - все эти внешние проявления его беспокойства ежеминутно подталкивают меня к потере самообладания.

Бенджамин Аддерли давно в деле и в курсе всех тонкостей криминального мира, так как увяз в нём по самые уши, а черти крепко держат его за яйца. Он много лет управляет бизнесом, аналогичным моему. Как и я, он умеет манипулировать людьми и неплохо разбирается в этом. Однако, я умею читать их мысли. Даже самые постыдные. Когда растёшь с таким отцом, как мой, - это необходимость. Невнимательность и недостаток навыков распознавать его эмоции и настроение, в буквальном смысле, могли привести к нашей с сестрой смерти.

Глава 2

Ева

Я не рассчитывала, что ОН найдёт меня так скоро.

Томас где-то на пляже зависает в зале игровых автоматов, когда стеклянная дверь нашего дома в Брайтоне рассыпается вдребезги, и тысячи её кусочков разлетаются в разные стороны.

Так не приходят гости. Так врываются лишь те, кто, как и отец, связан с криминалом.

Только ОН, кто имеет столько власти и наглости, мог позволить себе переполошить курортный прибрежный городок, как этот, и остаться безнаказанным.

Но я была к этому готова. Настолько, насколько это вообще представлялось возможным.

Томасу следовало прислушаться ко мне. Мы планировали уехать в Эдинбург, а оттуда на автомобильном пароме в Норвегию, и затеряться где-нибудь в её западной части. Но брат вот уже лет пять как оторван от реальности. В свои двадцать три года, на пять лет старше меня, он был зависимым игроманом. Нет, конечно, он не всё время проводил за игровым столом, но когда садился за него, то терял чувство времени, иногда пропадая днями и неделями, забывая об ответственности и нарушая данные обещания.

Но он обязан был вытащить меня отсюда!

Отец потакал пагубной привычке своего ценнейшего отпрыска, считая это обычным баловством. Томас же вовсю пользовался своим статусом и привилегиями.

В криминальной среде к наследникам относятся уважительно. Ведь уходя из жизни, ничего нельзя унести с собой. И отец это понимает. Если бы не его вера в то, что брат обязательно наиграется, одумается и впряжётся в лямку «семейного бизнеса», Томас был бы уже мёртв.

Впрочем, я была бы первой.

Так не должно быть. Но мы с братом к этому привыкли.

Однако отец ценит сына, а тот, в свою очередь, дорожит мной. Поэтому для дражайшего папочки моя жизнь стоит чуть больше, чем ничего.

Я успеваю схватить мобильник, забежать на второй этаж и набрать номер Томаса. Шанс на то, что он ответит, совсем крошечный. Длинные гудки ожидания действуют мне на нервы. От горечи понимания того, что он не возьмёт трубку хочется завыть. Это происходит тогда, когда у него на руках расклад с высокой вероятностью выигрыша. Тем не менее, я в надежде жду, не сбрасывая вызов, ставлю на громкую и хватаю с письменного стола нож для открывания корреспонденции.

Конечно, это не совсем нож, этот больше похож на короткую декоративную спицу; и не пистолет, с которым мне вообще не по себе. Но когда в детстве тебе пихают в рот огнестрельное оружие, вместо того чтобы хвататься за отцовский ремень, ты уже никогда не избавишься от пережитого страха и не возьмёшь его в руки.

Монотонные гудки в моём мобильном замолкают. Дисплей телефона гаснет.

После звона разбитого стекла в доме остаётся лишь полная и страшная тишина.

Я в удобных для бега кедах, плотных чёрных легинсах и безразмерной футболке Томаса того же цвета. После того, как отец вскользь проговорился мне, что последняя сделка с оружием прошла совсем не так, как всем виделось, отчего-то мне расхотелось спать в коротеньком шёлковом топе и шортиках. В обуви, наготове, с небольшим дорожным рюкзаком вместо подушки, даже в собственной кровати я чувствовала себя «на старте».

Мы уехали в ту же ночь, когда отец поведал Томасу о моём будущем.

Он не планировал предупреждать меня заранее, намереваясь позволить ЕМУ забрать меня. А потом выкупить, когда провернёт несколько удачных сделок и вернёт Дагеру долг. По крайней мере, он был уверен, что сделает это.

К чёрту мужиков!

Крадусь к открытому окну, замирая за кружевной шторой. Только с третьим глубоким выдохом выглядываю на улицу. На заднем дворе пусто, лишь низкорослые вечнозелёные ксерофитные кустарники; а ещё свободная гравийная парковка, свидетельствующая о том, что брат уехал на своём Porsche.

До пляжа, находящегося в двух кварталах от нашего дома, видимо, мне придётся добежать. На побережье - «Брайтон Палас Пир», а там Томас. Если, конечно, мне удастся вылезти из окна и проскочить незамеченной.

Наверно.

В том, что во дворе находится не один человек, я не сомневаюсь.

А вот в доме… Даже не знаю.

Дурацкая мыслишка, но вдруг это самый обычный грабитель, который задумал утащить всё то, что было скоплено отцом таким трудом и лишениями: столовое серебро, винный погреб с марочными бутылками бургундского, папочкина любимая коллекция трофейного оружия и, несомненно, деньги.

От частого дыхания кружится голова. Нож в моих дрожащих вспотевших руках позвякивает о подоконник.

По-настоящему страшно.

И снова тишина.

Несколько минут просто стою, пытаясь успокоиться. Закрываю глаза. Глубоко вдыхаю. Открываю, и внизу во дворе дома… вижу его.

Цепкий взгляд устремлён прямо на меня. Он держит в руках винтовку, но не наготове, а небрежно опустив ствол. И это нервирует меня даже больше, чем если бы я была у него на прицеле. Он просто выжидает и наблюдает за мной, и я понимаю - значит в доме, как минимум, ещё один.

Сердце забилось где-то в горле. Неотвратимо. Обреченно.

Я до боли прикусила губу, прогоняя жалость к себе.

Перед домом ОН сам или один из его людей, пока не ясно. Но так ли это сейчас важно?

***

Без резких движений оседаю на пол и на животе по-пластунски быстро ползу к двери. Может, если я успею, то смогу добраться до лестницы на чердак. Цепляюсь за эту мысль, напрягаю слух, пытаясь угадать, есть ли кто за дверью.

Забавно, ведь каждый раз я ворчала на Томаса, чтобы тот прекратил жрать по ночам, потому что слышала шуршание, стук и чавканье, а теперь, не могу уловить шаги мужчины, который, особо не прячась, собирается меня выкрасть.

Подрастая, я всегда знала, что похищение вполне возможно.

Поспешно гоню детский страх. И это даётся мне нелегко - мозг неудачно выбрал момент и именно сейчас решил прокрутить болезненные воспоминания.

За свои восемнадцать не помню ни одного раза, когда бы я имела свободу выбора: каждый момент моей жизни контролировался отцом и был им четко спланирован. Меня всегда тщательно опекали, оберегая, пряча от цепких глаз криминальных воротил, теневых личностей средней значимости - список таких людей просто огромный, и он, на самом деле, ещё больше, чем я могла тогда предположить.

Глава 3

ОН

Отвлекаясь от свежих донесений, собранных моими людьми, я отрываю взгляд от экрана ноутбука и смотрю на Уолтера, замершего в дверях кабинета. Он знает, что меня нельзя беспокоить, но уж если пришёл, значит будет молчаливо ждать - это именно то, чему я учил его последние пять лет.

Он молод. Чуть за двадцать. Большую часть своей жизни проводит в Колумбии и Мексике, работая на меня с латиноамериканскими картелями. Однако, ради Евы Аддерли, я вызвал его сюда, в Сиэтл. Временно. Если Оскар - ас и настоящий виртуоз владения оружием; любые его образцы он осваивал быстро и тонко чувствовал изделия; то Уолтер был профессионалом в своём деле. Я бы охарактеризовал его, как имеющего человеческую форму, но не сущность - высококвалифицированный садист.

Я снова перевел взгляд на монитор. У агентов департамента юстиции США вновь добавилось работы и теперь они носятся по кругу, пытаясь выяснить, что же пошло не так в Карибском бассейне, и как это можно использовать против меня и в их интересах.

Бенджамин Аддерли и его алчность - вот истинная причина провала многомиллионной контрабандной сделки, - он пожалел денег на сопровождение груза, в результате чего моё оружие попало в чужие руки. И мне плевать на скрытые смыслы его поступка, причины, нюансы, а ещё на деньги, которые, как песок сквозь пальцы, утекли на чужие счета; у меня появилась единственная возможность вернуть когда-то давно утерянное.

Закрыв ноутбук, я откинулся и поудобней расположился в кресле. На несколько долгих секунд прикрыл глаза и только потом сосредоточился на визитёре.

Высокий, русоволосый, стройный, в идеально сидящем тёмно-сером костюме в голубую полоску и с проницательным взглядом, он напоминал безупречного героя женских романчиков, но никак не усердного «преподавателя физического воспитания».

- Что вы хотите от неё?

Приложив указательный палец к губам, я пытаюсь подавить улыбку. Это же очевидно! Тем не менее отвечаю на его вопрос:

- Повиновение.

Уолтер хладнокровен и спокоен. Сразу и не скажешь, что он с лёгкостью ломает ноги и челюсти, выкручивает руки и жестоко играет на нервах; хорошо, что не на моих, поскольку, в противном случае, держать его при себе было бы невозможно.

- Существуют ли границы, которые мне нельзя пересекать?

Его губы трогает тень улыбки, словно он расторопный бариста, который принимает заказ и интересуется, любите ли вы погорячее и покрепче, добавить ли корицу или миндаль; мне всегда импонирует его тонкое чувство юмора, а также точность, скрупулёзность и тщательное следование указаниям.

Качнувшись вперёд, я ставлю локти на стол, сцепив в замок пальцы и положив на них подбородок. Удерживаю его взгляд и размышляю над вопросом.

Вспоминаю поведение девчонки по дороге сюда: она молчала и донельзя спокойно реагировала на происходящее; единственный момент, когда она не смогла выбросить нож, можно не считать за открытое неповиновение (тремор рук под моим взглядом возникает даже у сильных мужчин); с завязанными глазами она не ревела, ни истерила, а, главное, не задавала долбанных тупых вопросов.

Ей ли не знать, как всё бывает!

И лишь, когда она переступила порог этого дома, пришлось накачать её сильнодействующими седативами.

Именно тогда страх выплеснул щедрую порцию адреналина в её кровь, побуждая к действиям, и её хрупкое тельце стало отважно бороться. В конечном итоге, бессмысленные потуги ни к чему не привели, лишь обратили на себя моё внимание. Что оказалось большой ошибкой.

- Без переломов, - вспомнив об этом, пожимаю плечам и морщусь, как кривятся любители музыки, услышав фальшивую ноту, - и любых необратимых повреждений.

Взгляд Уолтера падает на мои руки, лишь на долю секунды, затем стремительно возвращается обратно к глазам, но я мгновенно это замечаю. Его попытка сохранить непроницаемое выражение лица проваливается с треском.

Пристально наблюдая за ним, я снова откидываюсь в кресле, но теперь сжимаю его подлокотники так крепко, что деформированные костяшки моих пальцев белеют.

Да, в отличие от меня, мой отец не стеснялся оставлять множественные следы. Со сломанными пальцами и даже костями он тоже не заморачивался. Ему нравилось заставлять меня орать, будучи абсолютно уверенным, что бригада медиков, готовая оказать первую помощь, сможет позаботится и о внутренних повреждениях, когда он закончит проводить со мной воспитательную экзекуцию.

Уолтер коротко кивает:

- Будет сделано, сэр.

Он разворачивается, чтобы уйти, делает шаг на выход, но останавливается, когда я едва слышно добавляю:

- И ещё… - во время короткой задумчивой паузы наблюдаю, как напрягается его спина и плечи, - её ладони - единственное место, где может неожиданно оказаться твой член.

Мне нравится, что с Уолтером никогда не нужно повторять, понятен ли ему приказ.

Когда он поворачивается назад ко мне, ничто не выдаёт его эмоций: мимическая мускулатура лица всё так же безучастна; руки расслаблены и опущены вдоль тела; пальцы абсолютно неподвижны; лишь заметная частая пульсация вен на его шее выдаёт некоторую лёгкую заинтересованность.

- По-видимому, Аддерли реально облажался.

Я чуть сильнее, чем следовало, сжимаю подлокотники кресла, вновь думая о том, как дорого мне обошлась жадность этого засранца. А ещё, как много теперь смогу получить, благодаря последствиям этого его человеческого порока.

- Его дочь всё компенсирует.

***

Ева

Я понятия не имею, где нахожусь.

Единственное, что мне известно, - это то, что я взаперти почти двое суток. Нет ничего, кроме чисел в моей голове, чтобы составить мне компанию. Два окна. Четыре стены. Тридцать два квадратных метра меблированного пространства. Двадцать шесть букв алфавита[1], не произнесенных мной за сорок часов.

А ещё, триста минут прошло с тех пор, как меня касались мужские руки… точнее, кожаный ремень в этих руках.

Глава 4

Ева

В ту ночь меня опять накачали таблетками.

Не знаю, что они мне дают, но препарат оказывается очень действенным. Я в медикаментозном мороке, что в нём, - так сразу и не поймёшь, но боли нет; я чувствую себя спокойнее и даже счастливее.

Пахнет дождём.

В комнате стоит тяжелый запах мокрой земли и сырых листьев. Я лежу в постели, на боку, подтянув к себе колени. Спиной к окну, но отчего-то точно знаю, что оно открыто. Оставаясь с закрытыми глазами, делаю глубокий вдох. И ещё один. Медленно втягиваю трепещущими ноздрями влажный воздух, плотно сжав зубы. С тихим стоном поворачиваюсь, чтобы уткнуться носом в подушку.

ОН сдержал обещание.

Подходит так бесшумно, что я вздрагиваю от первого прикосновения.

Его шепот бессловесен.

Руки, нежно касаясь, скользят по моей спине и прикладывают что-то тёплое и пощипывающее к тем частям моего тела, на которых есть ссадины.

Осторожно дует. И даже этот слабый поток воздуха начинает охлаждать кожу, что создает лёгкий обезболивающий эффект.

Ласков со мной. Целует моё лицо: лоб, нос, щёки, скулы; невесомо, едва касаясь. И я, находясь под фармацевтическим наваждением, практически забываю, что именно ОН это сотворил. Так же, как и Уолтер - это его рук дело.

Кажется, что если сейчас одними губами скажет всего одно слово «каюсь», то я оправдаю его. Сама найду для него тысячи объяснений, доводов и аргументов, чтобы ещё раз услышать этот завораживающий дьявольский шёпот прямо в ухо: звук-дыхание, звук-фантазёр.

- Не осложняй ситуацию еще больше, чем есть, малышка. Если будешь делать то, что велят - больно уже не будет. Могу обещать тебе это.

ОН нежно гладит меня по спине, пока я не засыпаю... что вовсе нетрудно, учитывая пограничное состояние моего измученного организма...

Но я изо всех сил стараюсь помнить, что каждая ссадина и ушиб на моем теле - дело его рук, какими бы ласковыми они сегодня не были.

***

ОН

Секрет разрушения личности не имеет ничего общего с насилием. Разумеется, применение силы необходимо и в воспитательных целях оно имеет место быть, но принуждение и физическое давление порождает обиду. Что, в свою очередь, приводит к непослушанию. А вот его вообще невозможно терпеть.

Не в моей профессиональной сфере деятельности.

Ева Аддерли - само воплощение неповиновения.

Однако, жестокость - не способ устранения подобного значительного изъяна.

Моё искусство заключается отнюдь не в избиении. В этом большой мастер - Уолтер. А я, скорее, не люблю это делать, чем не умею.

Отец никогда не учил меня НЕ БИТЬ женщин. Совсем наоборот. Он был страстным любителем физического абьюза и подходил к этому нехитрому делу со всей серьёзностью. Перед глазами всегда стоял пример матери, которую он неоднократно избивал в моём присутствии, лично или же поручал это своим людям, предпочитая наблюдать со стороны; я видел, как некоторые из них невольно кривились, в то время, как наотмашь били её по лицу.

Тогда я узнал, что не всем мужчинам по душе насилие над женщинами.

Вернее, они предпочитают говорить о том, что не приемлют избиение женщин. А потом делают это тайно.

На пустой улице, в магазине или метро, озираясь, когда никто не смотрит - сильным тычком под рёбра. Но чаще дома за закрытыми наглухо дверьми, обмотав мокрое полотенце вокруг костяшек пальцев, ломают носы и скулы своим жёнам и любовницам. После изображают из себя цивилизованных людей, тщательно и законопослушно следующих существующей системе общепринятых норм поведения и правил.

Я этому тоже научился. Но предпочитал применять другую тактику.

Изо всех сил старался держаться дружелюбно с малышкой Аддерли. До чрезмерности. Поскольку это для меня вовсе нехарактерно. Когда привёз её в свой дом, сам проводил и показал ей комнату, смежную ванную, телевизор и шкаф с достаточным количеством белья и одежды; сам раздел её, сам вымыл. Она была под действием транквезипама, поэтому вряд ли вспомнит об этом, как и о том, что обращалась ко мне тогда, используя только матерные слова.

Я не повысил голос.

Ни единого грубого слова не произнес, когда она набросилась на меня.

Несмотря на то, что я желал избить её до потери сознания. Сдержался. Пальцем не пошевелил.

Даже когда разрыдалась.

Нет. Я не тронул её.

Мой секрет прост - я предоставил Уолтеру выполнить за меня всю грязную работу.

Я никогда не испытывал особого удовольствия от обучения рабынь. Неблагодарное это ремесло - ломать человека, будь то мужчина или женщина. Я предпочитал торговать послушным товаром, нежели быть тем, кто принуждает их к дисциплине.

Это как дрессировка собаки.

В ответ они огрызаются, кусаются и дерутся, вопят и плюются в тебя, проклиная последними словами.

А Уолтер - идеальный дрессировщик покорных рабов. Он выполняет тяжелейшую работу, и я хорошо за это ему плачу.

Для воспитания образцового секс-раба одной недели мало. Даже двух не хватит. Но некоторые покупатели специально просят не доводить «товар» до совершенства, предпочитая воздействовать и ломать их своими силами и методами.

В случае с малышкой Аддерли, мне была необходима безоговорочная покорность. Кроткая. Молчаливая. Смиренная. Так пожелал её новый хозяин.

И Уолтер трудился над этим «не покладая рук». Как бы жутко это ни звучало, в реальности - было ещё хуже.

У него получилось. Несколько «сеансов» с ним хватило на то, чтобы она, рыдая, звала меня по ночам, бессознательно выкрикивая моё имя.

Так что же самое дьявольское в манипулировании будущей рабыней?

Девушкой, личность которой хочешь разрушить до основания?

Всё просто - каждая из них станет видеть в тебе великодушного благодетеля, когда будет уверена, что чудовище вовсе не ты.

До тех пор, пока держишься ниже критичного уровня боли, причиненной им в течение дня (в данном случае, Уолтером), тебе практически всё сойдёт с рук. И они будут молить о твоём появлении, с надеждой ждать, что ты придёшь и избавишь их от страданий.