Она хочет стать второй женой

1. Открытие.

- Мам, смотри какой камешек, – Захар протягивает камень. – Тут дырка.

- Это куриный бог, сынок, – окунаю в воду, чтобы омыть как следует. – Говорят на удачу.

- Забирай! – прыгает сын, копается с увлечением дальше.

Эх, мне бы хоть немножко задоринки и веры. Волнение от ссоры с мужем никак не успокоится в душе. Натягиваю шляпу, отползаю на гальку подальше. Наблюдаю за сыночком. Он егоза, того и смотри залезет куда не надо. Мы поехали на морюшко одни. Все как всегда. Мужу некогда. Тщательно маскирую привычную тень раздражения на лице.

- Эй! – отшатываюсь, когда мимо бежит мускулистый парень.

Почти задевая, в последнюю секунду уворачивается. Резво выхватывает ребенка из воды, возвращает малышку ближе к берегу.

– Дочь! Правила не нарушаем, – шутливо угрожает, а потом звонко целует непослушницу в мокрый нос. – Мама нам задаст.

С завистью слушаю. Такая забота трогательная. А моего мужа почти никогда с нами рядом нет.

Вспоминаю … поссорились перед отъездом. Понимаю, мы давно мечтаем о доме. В квартире больше нет сил жить. Старый фонд, а у Ника начало получаться с большегрузами. Набрали половину суммы, осталось продать свои метры и купить новое.

Кто-то скажет – заелась. Но это не так. Вообще у нас как-то в последнее время не очень все.

Тру в ладони камень. Может повезет? Снимаю плетеный шнурок с шеи, вдеваю нить в отверстие. Проговариваю про себя мантру: хочу, чтобы у нас все наладилось в семье, чтобы было все, как раньше.

Сработает?

- Мам, я есть хочу.

- Выходи, сейчас переоденемся и пойдем.

Пока вытираю сынулю, снова падаю в свои мысли. Может позвонить Нику? Я так распсиховалась, что не сказала куда поедем. Молча купила билет, лихо забронировала на выходные отель. Запоздалое раскаяние жжет, не переставая. Загнула, да?

Складываю мокрое полотенце.

- Мам, пап приедет к нам?

Сердце в тиски зажимает. Приглаживаю влажные волосики Захара. Обнимаю, мычу что-то неопределенное. Пока пробираемся по пляжу, сын забывает о вопросе. А я - нет.

Злюсь на Никиту. Трудно было попросить выйти на замену водителя? Сказал сам поедет, уперся как баран. Выгодно. Оплата хорошая, делить не нужно ни с кем. Он пашет, как раб. Никакой работы не чурается, но можно было выделить вот эти три дня! Всего три!

Прикусываю губы, снова по рваной ране обидой проезжаюсь.

Сажаю Захара на излюбленное место, он просит молочный коктейль.

Делаю заказ у барной стойки. В ожидании бездумно рассматриваю пейзаж вокруг. Подмигиваю сынуле, Захар улыбается и утыкается в мультики.

Красиво тут.

Все портит ругающаяся парочка, невесть откуда взявшаяся. Очередная семья выясняет отношения.

- Это твой ребенок, ему надо понимать, что не обделен вниманием отца.

Замираю со стаканом в руке. Я знаю голос. Это же Алина. Мы с ней лет сто не виделись. Первая красавица нашего микрорайона пропала с горизонта давно. Говорили, что родила, но точно никто ничего не знал.

- Елисея надо содержать лучше. Сынок, –дергает испуганного мальчика. – Я устала выпрашивать деньги. Нам не хватает! Зачем ему обычный садик? Елисей одаренный! – злится. – Иди к папе. Вот возьми, – сует в руки мужчине. – Папа, когда к нам последний раз приезжал, – с нажимом, – давнооо. Хорошо хоть путевочку купил, чтобы мы с тобой носик полечили.

Удобно будет подойти поздороваться? Были вроде бы подругами в свое время, общие интересы, секретики. А потом Алинка резко отдалилась. Или все же нет, нельзя нарушать личное пространство. Кажется, там не все гладко.

И еще очень смущает, что мальчик примерно ровесник нашему сыну, а она его таскает. Хотя какая разница. У каждого свои принципы.

- Алин! – от знакомого до боли голоса в одну секунду столбенею. До рези в глазах всматриваюсь в бритый затылок. Продирает тупыми гвоздями по спине. Сжимаю пластиковый стакан, коктейль проливается на ноги. Ошибка? Это же не Никита? – Тебе мало?

Разворачивается в профиль, держа на руках ребенка.

Стакан падает из рук.

Недалеко от меня стоит мой муж. В другой одежде … Это что …

На крепких руках сидит мальчик, который обвивает шею цепкими ручонками. Во все глаза смотрю. Мальчонка не пугается, а значит не в первый раз видит моего мужа. Как такое может быть …

- Мало! Нам не хватает.

- Слушай, не борзей, – отдает назад мальчика. – Вам всего хватает.

Пытаюсь поймать разбегающиеся мысли.

У Никиты вторая семья? Выходит так? Вторая семья …

Поэтому он сам часто садился за дальнобой? Чтобы посещать их как можно чаще, так?

По телу холодные струи хлещут.

Тревожно слежу за Захаром. Боюсь услышит отца и тогда беды не избежать. Проглатываю огромный ком, левая сторона головы будто включается в эфир. Наполняюсь болезненным осознанием. После первого шока принимаю происходящее.

2. Его целует другая.

Его целует другая. Другая!

Заторможенно поднимаю телефон, делаю кадр. На память. Только на чью?

Как плохое кино смотрю. Сердце бахает навылет. Проходит целая вечность, прежде чем Ник отстраняет Алину. Вытирает губы тыльной стороной ладони, мрачнеет.

- Зачем?

- Я так захотела.

- А меня спросила?

- Хватит, Ник. Это всего лишь благодарность.

- Так благодари по-другому.

- Как ты хочешь? – сладенько соблазнительно улыбается.

- Алин, хватит. Я устал.

Не могу тронуться с места, будто приколотили. Может я мазохистка и на самом деле люблю, чтобы меня хлестали плеткой и унижали? Ведь так происходящее сейчас называют?

Мне интересно. Очень интересно, почему все так?

Какого как говорится черта, а?

- Отмени поездку, пошли к нам в номер. Я тебе массаж сделаю. Расслабляющий.

Слушать дальше можно только под наркозом. Поныла? Пожалела себя? Поспрашивала, ну почемууу? Потому!

Картина маслом. Вот муж. Вот его Алинка с кольцом, таким же как у меня. Вот дитя.

Твааарь! А я его носки стирала, уют в квартире создавала, рубашки гладила и тормозки собирала, пока он вторую жену заводил.

Сминаю трубочку, подбираю остатки перекрошенного стакана, швыряю в мусорку. Поплачу позже. У меня тут еще Захар сидит. Ни к чему мать в истерике видеть.

Запрокидываю голову, в надежде передышать нахлынувшее дерьмо в виде несвоевременного подарочка. Нос закладывает. Я сейчас … Одну минуточку.

Мерзкий голос Алины выводит. Напрягаюсь так, что уши закладывает. Пошли они со своими разговорами. Пока мучаюсь парочка уходит. К счастью? Может быть.

Забирая Захара, убеждаю покушать в номере. Заказать то, что он хочет и даже запрещенный контрафакт в виде картошки-фри со сладкой газировкой. Ну и ванну с цветной пеной до потолка.

По пути сын просится попрыгать на батуте. Отпускаю. Передаю в руки аниматорам. Девочка, видя мое состояние, говорит, что я могу пройтись около часа. Уверяет, что все будет хорошо с сыном. И знаете … Я ухожу. Ухожу, впервые в жизни доверив Захара чужим рукам.

Наматываю круги вокруг пальмы.

Что делать? Ведь нельзя просто так все оставлять. Любая нормальная уже давно бы влезла и такой разгон устроила этой Алине. Схватила бы за рукав благоверного, привела домой, пристегнула на цепь.

А я не могу так.

Зачем?

Больно бьет под дых другое – вранье. Сказал бы, разошлись по-хорошему. Зачем султанат устраивать? Снова в глазах плывет. Я задыхаюсь от шоковой новости.

Вот это сбылось желание, вот это да. Вот вам и куриный бог.

Ладно бы эта чертова Алина … Но кольцо и ребенок. Как это? Мы христиане! Здесь не принято многоженство. Почемуу?

Набираю мужу. Все же не могу больше. Пусть придет и все скажет.

- Мне пора. Все, что обещал, сделаю.

Подскакиваю. Недалеко сидит Ник. Закончив говорить, вертит в ладони свой редми. Беру паузу, прежде чем стартануть и вылить ведро обвинений, задать кучу вопросов.

Мне ненавистно сейчас. Омерзительно и …

У нас все было отлично. Даже несмотря на ссоры, несмотря на его работу, занятость. Никакой особо беды ждать было неоткуда! Ммм. Вести двуличную жизнь, так врать и даже глазом не моргая, жить, не выдавая ни одной эмоции. Как так?

Ладно. Все. Хватит.

Втягиваю сопли. Решительно шагаю к Нику.

- Какая встреча, – язвлю прободной.

Ник от удивления привстает. Брови взлетают и из рук валится телефон. Стекло трескается. Ник чертыхается, быстро подбирает трубку.

- Как ты здесь? Я не мог дозвониться, Лер. Всех на ноги поднял.

- Да ты чтооо!

- Еще раз так поступишь, будет серьезный разговор. Мы семья, ты не забыла?

- Я нет. А ты?

- Я тем более.

Сейчас я его ударю. Располосую все лицо. Втягиваю горячий воздух.

Какой брехун оказывается. Врет виртуозно. Внутрь снова заползает кракен, запускает щупальца и начинает рвать нутро.

- Да? – тяну дрожащие губы в улыбке. – Тогда это что? – показываю фото, где его целует Алина.

3. Объяснение не объяснение.

Взгляд Ника ничего не выражает. Он не то, что пустой. Сразу становится враждебным. Опускаю руки, понимая – оправдания не будет. Будет защита и нападение.

Я слишком хорошо знаю Никиту. Овен и Лошадь. Огненный знак. Даже если что и натворит, обвинит кого угодно, но себя.

- Лер, все не так, как ты себе надумала.

Ник не делает попыток приблизиться. Он наблюдает.

А я?

Мне хочется ударить. Вцепиться в короткие стриженные волосы, драть и царапать. Орать. Бесноваться. Я готова на что угодно, лишь бы часть сжирающей заживо боли выплюнуть из себя.

Рвано хватаю палящий воздух. Мало шкалящей температуры, решила добавить.

- А что думать? Вот тут, – стучу по экрану, – все.

- Не истери, – приказывает. – Где Захар?

- А где Елисей?! Тебе есть о ком париться еще, кроме моего сына.

Никита впадает в тихую злость. Лицо белеет, подбородок резко очерчивается.

- Он наш сын. А не твой. Забыла? – раздувает ноздри.

- Да что ты! – вытираю пелену слез. – Однако, у тебя есть еще.

Отворачивается, сминает пустую пачку, с размаху отшвыривает в урну. Умудряюсь рассмотреть, как мелко дрожат руки, Ник заметив, что наблюдаю, прячем кулаки в карманах. Мы молчим. Пауза ужасная, затяжная. Нас колотит и рвет на куски.

Меня понятно почему, а его? За то, что запалила нечаянно. Только так.

А если бы не взяла билеты именно сюда, если бы не стечение обстоятельств. Не узнала бы, да? Жила, как дура. Закованная в растрепанные, кромсающие чувства едва дохожу до лавки и падаю. Спину, плечи, голову нещадно жжет.

- Есть.

Короткое слово взрывает. Откидываюсь назад, в глазах темно и вспыхивает одновременно. Жуткая какофония сполохов. Все одновременно. Как реанимироваться, а? Я же люблю его, как быть дальше? Не к месту прорывается чувство. Куда его деть, в море же не выбросишь. Позади года брака.

- Жена у тебя есть, – хриплю, почти ослепнув от боли. – Еще одна.

- Лер …

- С кольцом. Обручальным.

Стаскиваю свое. Кладу на гладкие доски лавочки. Ободок, сверкая на солнце лежит между нами, как символ. В моем случае это символ начала оглушительного конца.

- Послушай, – Ник измученно сжимает ладонями голову. – Давай я приеду, и мы поговорим.

- Ты идиот?

Вылетает прежде, чем мысли сложатся в систему. Говорю эмоциями.

- Не надо, Лера, – прищуривается Ник.

- Не надо? – пытаюсь смеяться. – Очень надо. Или ты как думал, что я такая увижу твои похождения и спокойно буду ждать тебя дома, чтобы обсудить?

- Так и будет.

Вот как заговорил. Неверяще таращусь на Ника. Он упрямо всматривается, проминает мое сопротивление, буквально пытается растоптать. На волне упрямства и размочаленной в тряпку гордости держусь. С напором выплевываю.

- Нет. Ошибаешься.

- Лер, не хотел, чтобы так вышло. Но от реальности никуда не деться. Теперь так все, – разводит руками. – Хотел дома поговорить, наша жизнь немного изменится.

Вздрагиваю. То есть не все новости.

Ник слепо влипает взглядом в даль. Конечно, он не рад обнародованию. А мне с того какая радость? Я же все к его ногам положила, разве была плохой или хоть что-то делала не так? И фигура, и прическа, и дома всегда порядок. Мозги на месте. Я в принципе идеал. Что ему надо было?

Про Захара стараюсь не думать. Иначе до состояния аффекта не далеко. На два выдоха выдержки осталось.

Сын моя вышка. Если где-то на себя могу наплевать, то Захар везде во главе угла стоит. Конкуренции не потерплю. Уничтожу!

Снова тот мальчик во всей красе перед глазами встает. Господи, прости, я его не знаю, но ненавижу. Тот факт, что он конкурент моему ребенку ввергает в пучину жутчайшего раздрая. И пусть Елисей красивый ребенок, милый и похож на ангелочка … Все равно …

- Она однозначно изменится.

Шепчу чужим голосом.

- Лерка, – берет за руку, пытается придвинуться. Отскакиваю, как черт от ладана. Мы чужие теперь. И пусть люблю до последнего вздоха, пусть загибаюсь. Теперь все разрешено, как подорванный мост в военное время. Восстановлению не подлежит. Ник так смотрит. Зачем? Это ничего не изменит. – Лерочка, я очень прошу. Мне надо ехать. Я задержался сама понимаешь почему. Все принимаю, бесишься. Не руби, а? Давай потом поговорим.

Отодвигаюсь дальше. На часах срабатывает сигнал. Время забирать Захара.

Разбито встаю.

Ловлю взгляд мужа, непослушными губами шевелю.

- Я, конечно, приеду домой. А ты нет. Оставайся у Алины. Вот скажи, – ковыряю рану дальше. – Сколько она мой зам?

- Нисколько.

- Врешь, – шиплю. – Твоему сыну столько же сколько и моему. Значит с самого начала у вас …

Ник грубо хватает за плечи, встряхивает. Голова мотается, как отцветший одуванчик на стебельке. Вырываюсь, толкаю в грудь, не обращая внимания на идущих людей. Кто-то делает замечания, но плевать. У меня жизнь рушится.

4. Ник. Попробуй еще.

Так еще ни разу не попадал! Надо же. И все не вовремя. Сука!

От патовой ситуации кулаки готов в кровь разбить. Ну какого хрена все так!

Гадство!

С тоской смотрю в след убегающей жене. Идти за ней не выгорит. Слишком хорошо знаю вспыльчивую натуру. Ответка будет дикой. Да и при сыне не хотелось бы выяснять.

Всплыло ведь.

Знать бы, что Лерка сюда билеты возьмет, Алине оплатил бы в другом месте. Гребаный детский курорт! Не могли еще один сделать где-то, распиарили твари. Вот так совпадения портят нашу жизнь. Да пошло оно все!

Как выпутываться теперь?

- Чурчхелу желаете?

С ненавистью смотрю на мужика, обвешанного разной южной херней. Тот, уловив состояние тотального для него пиздеца, молча сваливает. От злости руки подрагивают, подкурить нормально не могу.

Стаскиваю бейсболку, вытираю взмокший лоб. Попал …

Борюсь с желанием бросить все на хрен, забить на груз и задержаться. Не могу отпустить ситуацию с женой и с Алиной разрулить нужно. Тяжело с двумя бабами. Тут рули не рули, один хер когда-нибудь вляпаешься.

Лера-Лерочка, что же мы будем делать теперь.

Не хочу просто так сейчас взять и свалить. Пока до дома доеду, свихнусь.

Забрать с собой без вариантов. Не поедет. А как встретимся после сегодняшнего на своей территории – взрыв случится. В последний год все сложно у нас. Я впахиваю, дома на минималках вкладываюсь. Все силы на добычу дохода уходят. Она нервничает. А что делать, когда такая жизнь – надо поворачиваться живее, не успеешь ты, успеют другие.

Лерка вроде улыбалась, но раздражение изо всех щелей перло. Чувствовала, что ли?

Алина … Это отдельная история. Все можно было бы решить, если бы не ребенок. Елисей. Перфоманс судьбы в том, что они с Захаром похожи. Сильно похожи. Так что сомнений нет.

Мысли мечутся, бьются. Разрывают надвое.

Вина съедает. Перед Лерой само собой, но перед сыном больше. Захар хоть и маленький, а хватает на лету. Он всегда болезненно реагировал на мое общение с другими детьми. Закатил истерику, когда под настроение поиграл с пацанами в мяч во дворе. Возмущений было не высказать сколько.

Я его очень люблю. Захарка для меня все. Тихо себя слушаю, ощущаю как по груди разливается тепло напополам с провинностью. Тяжко.

А Елисей …

Скрытый ребенок от законной семьи. Там такие обстоятельства, что с ума сойти. Один шальной поступок и чья-то расплата. Я сам охренел, но что сделано, то сделано. Теперь так и никак иначе. Обязан обеспечивать и обеспечиваю.

Они часть моей жизни, часть всего. На то она и ответственность человеку дана, чтобы не стал скотом, окончательным уродом. Дети ни в чем не виноваты. Такое решение принял давно и не жалею. Хотя … Захар ближе. Не потому, что с ним с начала рождения, нет. Просто ближе и роднее. Плохо делить детей, стараюсь такого не делать хотя бы в мыслях. Не получается.

Солнце скатывается, море меняет цвет. Становится серым, как мое настроение. С тоской бросаю взгляд на часы, время ушло. Достаю телефон и пишу, что груз ненадолго задержится. Примерно прикидываю, что, если поеду исключительно по платкам, значительно сокращу расстояние.

Набираю Леру.

Сбрасывает. Снова набираю. И снова сброс. Вот же упрямица.

Я ее понимаю.

Опираюсь на объемные белые перила, растираю лицо. Стою с ощущением. Будто мне мешок с цементом на плечи положили.

- Нииик!

Р-р-р.

Ей что дома не сидится, на хрена постоянно отсвечивать. Хотя что удивительного. Вечереет. Набережная. Все гуляют.

Медленно оборачиваюсь.

Алина накрашенная, с прической в красивом сарафане и одна. На немой вопрос о сыне, пожимает плечами. Недовольно хмурюсь.

- Где Елисей?

- Попросила соседку присмотреть, – улыбается как ни в чем не бывало. – Вот бегу фруктиков купить.

- Куда? На набережную?

- Что ты, – смеется. – Вон, – показывает пальцем. – Там хороший маркет. Ты же знаешь, что малыш привереда. Он что зря есть не будет. Груши, которые любит лишь там.

Подозрительно смотрю на Алину.

- Что так вырядилась?

Спрашиваю по своей причине. Она понимает все с женской точки зрения. Глаза вспыхивают огнем. Соблазнительная улыбка ползет по блестящим губам. Взъерошивает копну на затылке.

Бесстрастно наблюдаю и понимаю я в гребаной ловушке. Выбраться из нее придется нескоро. Вся херня в том, как сохранить то, что имею. Как без потерь выбраться, м?

- Ревнуешь?

- Не неси ерунду, – отражаю попытки играть.

Понимает, что в непростой ситуации. Любыми путями продавливает и мне очень не нравится.

Не было такого договора.

- Какая ерунда, Никит? – подходит ближе. До носа долетает аромат духов. Терпкий. Запоминающийся. Между нами расстояние в десять сантиметров. Теплая ладонь обвивает шею и поднявшись на носочки, губы Алины касаются уха. – Между нами больше, чем ты думаешь. Рано или поздно все станет на свои места. У нас сын! В отличие от Леры, я умею быть более покладистой, более страстной, более интересной. Попробуй!

5. Глаза в глаза.

- Мама, смотри как ныряю!

Успокоительная торпеда действует без сбоев, поэтому нахожу резервы и машу в ответ. Захар ничего не должен знать. Для него все должно быть как прежде. Обмахиваюсь шляпой, улыбаюсь. Снаружи я целая, но если хорошенько рассмотреть через призму, то обязательно можно заметить, как в груди зияет огромная дыра.

- Иди ко мне! – стряхивает воду с волос. – Тут неглубоко.

- Я тут посижу. Ладно?

Захар смотрит, как на потерянного для жизни человека. В глазенках немой вопрос, как можно сидеть, когда вокруг столько много теплой воды. По-взрослому, цокает и плюхается снова. Там правда неглубоко. Поэтому я спокойна.

Вот это развеялась. Вот это отдохнули с сынулей. Может лучше бы не ездила и не знала ничего? Может так лучше? Конечно, нет.

В голове то и дело всплывает голос Ника. Сына я не брошу. Пойми меня.

А меня кто? Поймет?

Я борюсь с собой, стараюсь убедить, что мальчик ни при чем. Но не получается. Мне так плохо от того, что проецирую плохие мысли на неповинного малыша. Даже сейчас, нет равновесия. Не могу представить как буду жить дальше, зная все.

Жизнь на две семьи. Врагу не пожелаешь. Что делать с неуемной любовью к мужу, любить не перестала в одночасье. Ник по-прежнему для меня дорог, не смотря на дикие обстоятельства. Дура? Наверное. Невозможно по щелчку пальцев разлюбить человека. Ну невозможно!

Подбираю ноги под себя, не свожу глаз с Захара. Качаюсь, как маятник, так перенести легче пустоту внутри.

- Елисейка, – звонкий голос заставляет вздрогнуть. – Не беги так.

Время замедляет свой ход. Все процессы останавливаются. Я каменею в прямом смысле. До последнего надеялась не встретить Алину, но как назло – вот тебе.

Не понимаю, что нужно сделать в первую очередь. Сказать, что все знаю или послушать ее версию. Да вру я. Первое что хочу, подняться и хорошенько оттрепать за волосы, останавливает воспитание и понимание, в зачатии принимают участие двое. Сваливать негатив в одну сторону не выйдет.

Плохо то, что сижу в месте, где столкнемся по любому. Она не обойдет, поэтому разговор неизбежен. Собрав все силы и попросив у неба еще сверх, слежу через солнечные очки за передвижением Алинки и сына моего мужа.

Она как с модной страницы сети сошла. Вся из себя. Купальник трендовый, аляповатая фешн-накидка и итальянская шляпа. Умудряюсь даже рассмотреть биркенштоки. Как интересно …

Меня подмывает.

Поднимаюсь, встаю прямо на пути, обращаю на себя внимание. Мы же не виделись давно, да? Вот и поздороваюсь.

- Привет.

- Ооой! – лучистая улыбка растягивает рот. – Лера! Тыщу лет не видела, – белозубо улыбается.

- Ну да …

- Ай! – пошатывается и хватает за руку Елисея. Мальчик обнимает мать за ногу, она нежно гладит его по голове. А я залипаю на него. Глаза как у Захара. Один в один. По сердцу проносится волна кипятка. – Это сын мой.

Киваю.

- Ясно.

Скрещиваю взгляды. Сначала Алина вроде бы немного пугается, а потом снова улыбается. Мгновенный намек на настороженность пропадает будто не было. Какая быстрая. Этот факт ранит еще сильнее.

Внезапно хочется зарядить ей в лоб серию вопросов, чтобы раз и навсегда понять позицию, но не могу. Слова не идут из горла. Еще дети тут. Как при них?

- Вы одни? – наконец спрашиваю то, ради чего остановила.

- Ты что имеешь в виду? – плавно съезжает.

Я также плавно пытаюсь дышать.

Натягиваю улыбку.

- Без мужа?

- Ах, ты об этом, – натянуто смеется. – Он у нас много работает. Вот приходится отдыхать без него.

- Как и у нас.

- А? – отводит взгляд. – Елисей, ты где испачкался, – начинает суетится, стирая невидимое пятно со щечки малыша.

Ищу глазами своего. Плавает, бултыхается, ничего не замечает. Правильно. Пусть пока там остается. Не надо Захару на маму смотреть, потому что я держусь уже не очень хорошо. На последнем издыхании показного безразличия.

- Как у Никиты дела? – поднимает невинные глаза.

Аккуратно выдыхаю. Паузу непроизвольно затягиваю, отвечать не спешу. Кажется, Алина догадывается, потому что по скулам бежит едва заметный румянец. Сжимаю кулаки. Не могу при детях закатить ей темную.

Реанимирую нутро, не даю прорваться эмоциям. От напряжения немного шатает.

- Все отлично. Дом покупаем.

- Даа? – ноздри подрагивают. – Поздравляю … – задумчиво.

- Спасибо.

- А зачем дом? У вас же квартира неплохая.

Секрета в том нет, что она знает. Общих знакомых у нас достаточно. Донесли информацию, несмотря на пропажу с горизонта.

- Тесно нам. Да и еще деток планируем.

Говорю с одной целью – причинить страдание. Понятия не имею, что нас дальше всех ждет, просто хочу ударить побольнее по ее планам на жизнь с моим пока еще мужем.

6. Сюрприз от судьбы.

- Дом – это хорошо. Значит, зарабатывает.

- Не жалуюсь. У тебя как дела?

- Отлично. Вся жизнь на сыне сосредоточена.

- На кого похож?

- На папу.

Меня сносит с ног. На папу …

От спертого дыхания леденею, несмотря на теплый знойный ветер. В ушах лишь шум волн отражается с особым накатыванием волн. Кажется, они меня затягивают. Мотаюсь как при отбойном течении, не могу выплыть.

Вопль сына вырывает из пропасти. На инстинктах оборачиваюсь. Он в паре метров плещется в воде, с гиками ныряет и победно оседлав плавательный круг, раскачивается, снова с улюлюканьем обрушивается в воду.

- Какой смелый мальчик, – медленно говорит Алина.

- В папу.

Прямо в глаза смотрю.

Она лишь пару секунд взгляд выдерживает. И в этой паре секунд плещется скрытое торжество. Будто у них все решено, будто еще немного еще чуть-чуть и все станет на свои места. То есть … то есть … Никита уйдет и будет жить с ними.

Налетает порыв ветра, появляется уникальная возможность получить несколько соленых брызг в лицо. Смешиваю соль с выступившей своей солью, маскирую. Хватаю Захара, натягиваю на голову панамку.

- А Никита не приедет к вам? Ой, Елисееей, – укоризненно переключается на мальчика. Преувеличенно заботливо вытирает мальчику нос. – М? – это уже мне.

Хмыкаю. Зачем ей это? Пожимаю плечами. Внутри пожар, не залить ни водой, ни присыпать песком. Все равно Один бензин кругом. Можно, конечно, вывалить, что все видела и тому подобное, но не могу. Сын рядом. Не хочу при нем. Да и ее мальчик ни при чем, чтобы потом заикаться стал от взрослых разборок. А я могу так поддать, мало не покажется.

- Что мы все обо мне? – навешиваю искусственную улыбку. – Ты-то как расскажи.

- А что же рассказывать, – неясно улыбается. – Вот, – показывает на Елисея. Жизнь моя в сыне. Я о нем все время мечтала. Мать я замечательная. Так что дороже малыша и отца ребенка нет ничего. Только ими и живу.

Вот как.

Значит, живет она моим Никитой. Моим. А он тут к ней на курорты ездит. Хорошо устроились.

Замираю на секунду. Нервно поправляю выбившиеся волосы. Пытаюсь хоть каплю совести рассмотреть на лице Алины. Ведь знает, что Ник чужой семье принадлежит. Ни один мускул на лице не дергается. Ни один!

Как была в юности беспринципная дрянь, так и осталась. Алина тогда знала, что Никита со мной встречается, а все вешаться на него пыталась. Добилась своего? Выходит, что так. Зря в расчет не принимала в юности. Настойчивая оказалась.

- Это хорошо, когда такая привязанность. Любовь у вас? – натянуто улыбаюсь.

Алина мечтательно закатывает глаза, наигранно смеется.

- Ой, еще какая. Узнал, что беременная, знаешь, – делает многозначительную паузу. У меня ощущение, что в желудок кто-то лупит с размаху боксерской перчаткой. Тошнит, сразу больно делается. – Цветами забросал. Не могу объяснить даже. Редко так мужчины рады бывают. Мы будто на другой уровень вышли в отношениях. Про Елисея молчу. Жизнь за него отдаст.

Судорожный вдох рвет грудь. Вспоминаю как Ник качал Захара, когда у сына болел животик. Он так переживал, что у самого температура поднялась. А тут вот как … Мутная черная сумасводящая ревность начинает литься по сердцу разъедающей лужей. Будто серная кислота жрет.

- Да что ты, – не удерживаюсь от язвительного выпада. – Как все у вас … мило.

Алина вздрагивает от тона. Машет ресницами, кривит губы. Но не сдается. Вызывающе улыбается, кивает. Мы как две собаки, что вот-вот готовы сорваться друг на друга.

- Мило, – неожиданно щелкает пальцами. – Даже не представляешь насколько. Он любит нас, – продолжает щелкать. – У нас отлично. Все налажено, – делает крошечный шаг вперед, будто наступает. С интересом наблюдаю, как Алина раскраснелась, как пылает заведённо, как говорит, будто сама себе доказывает. – И вообще в ближайшее время станет еще лучше, потому что он …

Спотыкается на слове.

Хватается за горло, натужно кашляет. Я не идиотка. Ее не душит кашель, Алина просто тянет время.

Перевязываю дрожащими руками тесемки купальника. Делаю все, что угодно лишь бы занять себя. Быстро перерабатываю информацию. Значит в ближайшее время. Значит, как только приеду домой, ждет сюрприз?

Не договорил Ник что? Да то! Не хотел затевать скандал вот и все дела. Удобно.

- Волнуешься? – против воли заряжаю Алине в лицо. Само вылетает, будто фонтанирует. – Ты кричишь, – между прочим замечаю.

Алина недовольно вздрагивает. Молча прищурив без того лисьи глаза, смотрит. А я жду.

Не знаю, как выживаю. Спасает наличие рядом Захара. Он держит, не дает захлебнуться, иначе не сдержалась бы. Вот же сволота, ведь знает все и строит из себя. Сжимаюсь, сил бы где-то взять. Хоть капельку еще.

Рубануть бы с плеча, выпустить наружу бабий визг и истерику. Не могу же … Не могу! Проклинаю себя за слабость, корю за терпение и все равно не могу.

- Не кричу. Все спросить хочу, – обмахивается от жары. Кричит что-то сыну, возвращая ближе. Вот же странность, мальчики друг к другу не подходят почему-то. Резвятся раздельно. Даже не смотрят. – А как у вас-то с Ником?

Что ж. Пора и мне сказать.

- Все хорошо, Алин. Большие планы на будущее. На совместное счастливое безоблачное будущее. Ты же в курсе нашей любви. Есть ли смысл говорить, что все крепче стало?

Алина меняется в лице. Вскакивая, хватает сына, пробормотав слова прощания, уносится прочь. Застывшей глыбой опускаюсь прямо в воду. Что это сейчас было? М? Может я сплю?

С каких таких пор судьба решила подложить такую мерзкую свинью?

***

Не забудьте поставить лайк, если нравится история. И оставьте мнение. Буду рада) Всем спасибо!

***

В нашем ЛИТМОБЕ замечательная новиночка)))

https://litnet.com/shrt/PuV6

7. Устроила.

Сметаю сообщения от Ника. Ничего не хочу читать. Уехал и уехал! Значит судьбе угодно было связать его грузом вместо пустых разговоров.

Благо ржд способствует отсутствию интернета. Пока Захар тихонько спит, уныло таращусь на дверь нашего купе. Повезло, что одни. Обычно такого счастья не бывает в сезон. А тут хотя бы в этом судьба благоволит. Плакать можно вволю.

Моя маленькая вихрастая макушечка спит и не знает, что брат завелся. Папка постарался!

Впервые за все время становится страшно. Куда идти и что делать? Все, что есть – от мужа. Я при нем. Не тупая, конечно, об этом речи нет. Но я в декрете. Жилья свободного нет. Ника выпроводить тоже некуда. Да и не уйдет он.

Квартиру снять? Все свободные средства распределены. Ник такой человек, лишнего не позволит. Он правильно делает, из меня собиратор денег никакой, а у мужа сотня мимо не пролетит. А то бы были нам и курорты, и квартиры, и фуры. Я бы все профукала. Зато муж не профукал. Вон как семью нарастил.

Господи …

Ну почему я должна уступать-то, а?

Ведь жизнь угробила, чтобы сделать из мужа то, что надо. Никита всем хорош теперь. Я для кого его лепила? Для Алины?

Ник и был перспективным, лучше всех из компании голова варила. Будет тут варить, когда за спиной ни шиша не было. Как ему родители сказали? Наше это наше, а себе ты сам заработаешь, родили и слава богу.

- Чай желаете? – гаркает проводница.

- Нет.

Недовольная дородная бабища хлопает дверью так, что та открывается назад.

Матерюсь сквозь зубы. Соскакиваю с полки и выглядывая в коридор, шиплю в след разные слова.

- Нам можно?

Замираю, не закрыв дверь. Это что шутка? Судьба не добила меня танцем, да? Через два купе едет Алина. Какая прелесть, то есть теперь буду постоянно сталкиваться, так?

Проводница мило чирикает, предлагая шоколад и Алина берет. Зацепив одну, поднимает взгляд. Мы пересекаемся.

Я ничего не хочу скрывать, уже все равно. Просто без всяких эмоций стою. Она же упрямо вздергивает подбородок. Надменно улыбается и нарочито издевательски склоняет голову. Никак не реагирую, притягиваю дверь, аккуратно взбираюсь на полку и поджимаю под себя ноги.

Приеду. Поговорю с Ником. Надо решать, как быть дальше. Я так жить не стану.

Не хочу ни видеть, ни слышать, ни терпеть присутствия посторонних для меня людей в жизни. Если хочет, пусть выбирает их теперь. Мы стороной, да?

Накрываюсь с головой. Плакать не хочу, рыдать тем более. Я отупела, обескровела. Мне надоело переживать, несмотря на то что мужа очень люблю. Измучилась. В обморок бы длительный провалиться и до дома ехать, но не могу. Захар испугается. А значит надо терпеть.

- Мамочка, ты заболела?

Детская ладошка ложится на плечо. Отдергиваю простынь. Захар заспанно хлопает глазенками. Двигаюсь, затаскиваю к себе, молча обнимаю. Глажу по голове. Шепчу, что все хорошо, чувствую, как сынуля начинает равномерно дышать.

Просыпаемся лишь утром. Тело затекло ужас, но я рада что очередная ночь прошла. Мы почти на месте. Соскакиваю, спешно собираю вещи.

Хм, снова много сообщений от Ника. Смахиваю. Ничего от тебя не хочу больше. Все! Все сама теперь.

Намеренно выходим с Алиной по разные стороны. Мельком замечаю, что она хмурая. Недовольная. Из телефона не вылазит, нервно тычет в экран, дозванивается. На автомате проверяю свой.

Никита.

- Что?

- Лер, я приехал.

- Поздравляю.

- Лера! – повышает голос. – Я за вами приехал.

- Захар, – тяну руки и одновременно прижимаю трубку. Пыхчу, ссаживая сына, рву со ступеней сумку. – Дальше.

- Скажи вы в каком вагоне? Я стою посреди состава.

- В каком надо, – включаю ослицу. – Сами дойдем.

- Лера, твою мать! – гаркает Ник.

Отключаюсь. Ему есть за кем сюда ехать, мы сами справимся.

На злом подъеме кидаю сумку на плечо, беру сына на руки.

- Мам, я сам, – упирается.

Хватает за пальцы, вприпрыжку скачет рядом. Не глядя на Алину, прохожу мимо будто не заметила. Она по-прежнему недовольно смотрит в телефон. Елисей понуро стоит рядом, изредка дергая мать, просится домой. Алина не слышит. Идиотка! Ему же жарко.

Навстречу движется муж. Он злой как черт. Прижав трубку к уху, нарезает круги, вытягивая жилистую шею. Трет усталое лицо, ярится. Вижу, как двигаются губы, ругается. Срезаю путь и ныряю в подземку. Не хочу его видеть, попала под хвост вожжа.

А пусть звонит. Я отключила свой телефон. Вот такая тупая бабская истерика.

С бомбилой не торгуюсь. Плачу столько сколько просит. Зато домой прилетаем в два счета. Я успеваю разобрать вещи и покормить Захарку. В холодильнике приготовлен свежий супчик, сварена любимая кашка сына. Что ж, спасибо мужу. Постарался для ребенка.

Сынуля убегает играть, а я наконец смываю дорожную пыль. Едва выхожу из ванной, как дверь входная открывается. Пришел.

8. Где наша любовь?

Поблескивающие глаза жены с ходу сшибают с ног. Соскучился. Несмотря на всю херню, что свалилась на наши головы.

Выбесила одномоментно. Зачем так делать? Я понимаю, что косякнул, но надо разговаривать и все прояснять. Так вышло, что теперь делать. Мне разбиться лбом о стену? Что я спрашиваю?!

Лера складывает руки на груди, неловко опирается плечом о стенку. Халат раскрывается и чуть сползает, обнажая загорелое плечо. Сглатываю слюну, бежит как у пса, глядя на Лерку. Ее плечи мой фетиш. Царские!

- Какого хера, Лера? – повторяю.

- Не ори, – заводится. – Захар спит.

Гашусь, разбрасывая пену. Жилы на шее вспухают, как поорать охота. Во всю глотку, во всю сковывающую мощь. Молча прохожу на кухню, максимально аккуратно прикрываю дверь. Закипаю пиздец. Слепо пялюсь на чайник.

Еще немного и как афганский казан рвану. Ну почему все так?! Блядская внешность! Всю жизнь девки как на мед, а одну особо провернуло. Да так, что потом догнало. Ведь сразу Лерку выбрал, обозначил – территория занята.

Да на хер они мне были не нужны. Если честно.

Льстить внимание перестало, как только влюбился до одури. Лера глаза закрыла на всех. Если бы не тот гребанный случай. Провались все!

Позабыв все, всаживаю по поверхности. На пол падает и с треском разлетается кружка.

- Ты что? – влетая, шипит жена. – Ополоумел?!

Злая, как мегера хватает совок, нервно собирает осколки. Падает на пол, коленями втыкается, ловит покатившийся осколок.

- Ай! – стонет.

- Дай сюда, – хватаю палец, подношу к свету.

Распорола. Дурная! Куда хватать-то.

- Отойди, – артачится.

- Да сиди ты, – окорачиваю.

- Без тебя разберусь, – огрызается. – Тебе есть куда заботу применить.

- Лер!

- Что Лер? – выдирается, оскаливаясь. На дикую кошку похожа. Только что когти не выпустила. Хотя что я говорю, выпустила конечно. – Заботливый какой.

- Дай палец обработаю.

- Свой обработай. Чтобы живчики не валились, где не попадя. А то может еще где Елисей бегает. Или Елисунья. Щедрый ты наш.

Со всей дури отталкивает. Принимаю. Че не принимать, когда в полном дерьме. Приходится обтекать.

Отхожу в сторону. Понесло её, не остановишь.

Лерка стягивает аптечку с верхней полки. Прыгает, коробка высоко лежит. Подхожу сзади, не в силах смотреть, как мучается. Мимолетом отмечаю, как по отвороту белой махры кровь скатывается. Сильно распорола. Отдаю ей короб, сам лезу за пластырем.

Морщась, заливает рану. Несу тампон смоченный и бинт.

- Неудобно же будет, – нажимаю. – Дай помогу.

- Сама! – выдирает из рук, сморщившись, сминает.

Упрямая. Пока готовлю новый тампон, настороженно наблюдаю за тем, как обмотав палец бумажным полотенцем сидит, отвернувшись. Делает вид, что меня здесь нет. Упрямая, как ишак. Бесит аж.

Проглотив бесиво, рычу.

- Лер, выслушай.

- Не хочу.

- Там все не так, как ты думаешь.

- Ха! – четко произносит. – Ха! Ха! Избитая фраза прелюбодея. Все так говорят. А теперь давай – ты моя любимая, я был пьян, я люблю только тебя, это было раз и никогда не повториться. Все?

Твоююю мааать … Сжимаю зубы крепче.

- Нет.

Кладу перевязку на стол. Упираюсь руками, низко опускаю голову. Все так, да. Так да не так. Но то, что готов Лерке поведать похоже на лютый пиздежь. Поверит или нет? Ведь такое не всякий раз в сказках бывает.

- Лер. Если … – тяжело глотаю, все еще не веря, что произношу это, потом резко увиливаю – мы можем поговорить? Нормально поговорить.

- Начинай! – с лихостью задвигает, по-боевому нарочито кивает.

Цирк с конями продолжается. Ни черта не хочет, исходит на нарочитую лютую придурковатую браваду. Колошматит всю напоказ.

- Успокойся.

Забирает дрожь. Я сука все понимаю, но зачем вести себя как дикая ебобо?! Что за настрой и куда все понимание подевалось? Я же сносил все заебы беременности, неужели и меня в тяжкой ситуации нельзя выслушать?

Где наша любовь? Испарилась из-за одного косяка?

- А я спокойна, – спрыгивает с подоконника. – Я спокойна, кобелина ты чертов. Осеменитель Алиночки, которую терпеть не мог. Овцы этой, что глазки тебе строила, что помешалась на тебе, как зависимая. Что ты там говорил? Что она больная? Так почему ребеночек-то? От тебя! У нее! Ммм? – подлетая, хлещет по щеке. Молча сношу. – Какой-то Елисей, – по второй. – Имя дебильное! Ненавижу!

- Лера! – окорачиваю. – Ребенок-то тут причем?!

Едва успеваю поймать, как наскакивает. Раздирает когтями в кровь плечи, шею, сдавленно кричит. Чтобы не упала подцепляю руками под задницу, давая пировать еще больше, оставляя кровавые отметины. Я понимаю за что воюет. Сцепив зубы, жду, когда перебеситься. Но в нее словно демоны вселились.

9. Напополам.

- Слушай, двоеженец, – выдираюсь из хватки. – Или как тебя там? Двоепапик?

Не ору лишь потому, что сын спит. Давлюсь шепотом, задыхаюсь. Намеряю шагами прихожую, топаю пятками, лишь бы хоть как злобу вытоптать. Позади меня облаком жесткое дыхание чертова грешника расходится грозными порогами.

Да чтоб тебя! Сказки … Недавно читала Захару старые наши русские, вот и закидывает на волшебный слог. А почему бы и нет!

- Змей ты! Горыныч проклятущий! – хватаю думочку невесть как оказавшуюся на полке и швыряю в обалдевшего Никиту.

Он даже не отмахивается. Подушка прям в лицо бесстыжее летит.

- С чего я змей?

- А брех потому что! – подлетаю и со всей силы в грудь толкаю.

Вот в который раз …

Почему у меня нет черного пояса по карате хоть какому-то или по боксу. Вырубила бы от ярости с одного удара. Хоть бы нос бы ему сломать, чтобы возместить потерю опоры под ногами, залепить рваную рану в груди.

Да чтоб тебя … Пока не буду сказки читать. Защитная реакция такая? Мозг постоянно отвлекается. Иначе поверю.

Сползаю вниз, утыкаюсь в коленки. Не плачу. Не хочу. Пусто и стыло на душе, будто совком выгребло.

- Никит, за что ты так со мной? – обессиленно обиженно выпаливаю.

Поднимаю взгляд, смотрю на любимого мужа, предавшего нас с сыном. Почему у него вид, будто он не виновен вовсе? Неужели актерище талантливый все прожитое время прятался в нем, а? Ну не мог он так претворяться, знаю же. В чем подвох?

Отворачиваюсь в сторону. Смотреть на Ника сил нет. Проваливаются мощности в тартарары.

Слышу только как рядом садится и вздыхает.

Зажмуриваюсь. Тепло мужа такое привычное, волнующее. Я так давно его не видела, так соскучилась. Нутро надвое изорвалось. Раскроилось как от удара сабли, развалилось. Одна половина к нему тянется, а другая от него.

Легко ли разрушить все? Хотя легко.

Ведь положено у женщин «раз и будто не было ничего». Поломать и порушить в миг. Зато потом уйти гордой и довольной, что сделала как надо. А кому такое надо? Кому?!

- Сам не знал, что так выйдет, – глухо роняет.

Он сейчас не слова роняет. Семью нашу роняет. Лупит об пол с силой. Как не знал, а кто тогда знал?

Не веря, качаю головой.

Никита смотрит прямо перед собой. Глаза пеплом присыпаны. Ресницы трепещут, губы подрагивают. Редко таким уязвимым является, в основном упрямый больше.

- Мальчишка там, – скрипит словами. – Сын …

- А Захар?! – ядом плещу, не принимая слово.

- Что Захар? – мерцает и вспыхивает. – Захар есть Захар. Он мой.

- И тот … – лицо в судорогах дергается. – Твой …

- И тот.

Гулко стукаюсь об стенку затылком. Не опроверг. Не сказал, что не нужен. Ничего не сказал. Признал лишь. Значит, дорог ему Елисей. Имя про себя еще хотя бы как-то произнести могу, вслух жилы рвутся на куски.

- И когда ты с ней успел?

Скулы резче очерчиваются. Ник молчит. Лицом весь леденеет.

- Я спрашиваю, когда с Алинкой успел, а? – набираю обороты за то, что не оправдывается. – Ты спал с ней. С ней и со мной!

- Не спал я с ней.

- За идиотку меня держишь? А мальчик от бесплотной любви появился? – взвиваюсь.

- Не кричи! – обрубает, встряхивая за плечи. Зубы выбивают чечетку. Очнувшись, отматываю назад распоясавшиеся эмоции. Мой мальчик спит. Никита, впиваясь в плечи, мечется по мне взглядом. В зрачках полыхает такое, что и не разгадать. Да и не хочу я разгадывать, ревность сжирает, выжигает раскаленным прутом все живое. Не могу представить как он с ней в кровати лежал.

Так тошно …. Так плохо сразу …

– Не кричи.

- Потаскун ты, – срываюсь на эмоции. – Что теперь? Как решать станем? Сразу скажу, мне делить тебя не надо. Выбирай. Или там или здесь. Другого пути нет. Да и по поводу «здесь» еще ничего не решила. Не уверена, что остаться с тобой рядом хочу.

- Лерка, – рука под затылок, тащит по полу к себе. Сопротивляюсь. – Не говори так.

- Отстань! – выламываюсь. – Она сказала, что вы живете. Что все у вас в порядке! Ты поэтому так часто за дальнобой сам садился? Говорил, что денег не хочешь платить, что так дешевле обойдется. А сам? К ним? К ним!!!

- Не к ним, – обхватывает лицо. – Лерка. Поверь мне, – выкручивая руки, будто в плен захватывает. Не пошевелиться, не вздохнуть. – Все не так, как думаешь.

- А как? Чудеса? Не надо из меня дуру делать!

- Лера, я тебя люблю. Слышишь? – снова встряхивает.

Взгляд его топит, жжет. Меня трясет, в глазах круги скачут. Не знаю, что думать. Отползаю немного назад. Так дышать могу, рядом с ним нет возможности нормально соображать. Никита тяжко дышит, весь горит, и я вместе с ним пылаю.

Взрывное единение раздирает вибрация телефона.

10. Ее решение.

- Можно было скорую вызвать, – рявкаю Алине. – На хрена меня дергала?

- Ну, Никита, – испуганно блеет. – Я же испугалась.

- Идиотка! – рычу, включая передачу.

- Не надо меня оскорблять! – возмущается.

Душу мат, потому что в машине сидит сын. Обеспокоенно смотрю на заднее сиденье. Он бледный и немного вялый. Критичного ничего нет. Панику подняла, выдернула меня. Сгибает под нелегкими мыслями. Чертов спор! Хлебай теперь, нет выхода никакого. Выхода нет, а ребенок есть. Вон он сидит. И он ни в чем не виноват.

- Никто тебя не оскорбляет.

Алина сжимает руки, гримасничает.

- Если, по-твоему, это не оскорбления …

- Алин! – обрываю. – Хватит при сыне.

- Наконец-то, признал, – бурчит обиженно.

Устало расправляю плечи. Поездка была выматывающей. Ладно бы поездка, тут все вскрылось, как нарыв. Надо как-то выправить ситуацию и начать жить как жили. Лерка бушует, менять что-то я не готов кардинально.

- В аптеку давай заедем сразу, – заворачиваю к красному кресту. – Потом времени не будет.

- Никит, извини, но Елисей такой же твой сын и не найти на него времени, знаешь ли, – выговаривает.

Занимаю место на парковке. Едва сдерживаю порыв заорать, потому что снова эти перегибы. Глушу мотор.

- Послушай, – поворачиваюсь. – Я признал. Но ты должна понимать, я не смогу при каждом звонке к тебе срываться. У меня семья.

- А мы кто?

- Тихо! – кошусь на уснувшего сына. – Лоб ему вытри. Мокрый, – рычу. – Что ты за мать?!

Алина вытаскивает пачку салфеток, присев рядом с Елисеем промокает лоб.

На вопрос ее не отвечаю. Все понятно без слов.

Отхожу подальше от машины, закуриваю. Кругом все цветет и пахнет, а у меня сраное пепелище. Как как все просто у судьбы. Один раз оступишься, думаешь, ну все пронесет без сбоев, и порой забываешь, что накосячил, потому что произошедшее не воспринимаешь как тот самый косяк, а потом прилетает.

Дверь хлопает.

Вот нормальная же с виду баба. Ноги, талия, грудь хорошая. Мордашка отличная. Улыбается приятно, но как заклинит, считай все – шкалит за черту.

Подходит вплотную.

- Едем к нам. Ты очень давно не заезжал.

Аромат заползает в слизистую. Моя Лерка пахнет свежестью, а Алина сладостью.

- Некогда, – отшагиваю назад.

- Я хотела тебе комнату сына показать. Ремонт, – объясняет. – Ты же перечислял тогда деньги на мебель и все остальное.

Киваю. Показываю на аптеку.

- Иди, купи лекарства, – протягиваю карту. – Возьми, что нужно.

Да бери уже и уходи! Дай покурить же. Алина морщит нос, цепко выхватывает пластик. Пока уходит, направляюсь к машине. Проверить спит или нет. Спит.

Как быть … Что с Лерой дальше … Что с Захаром … С Алиной и Елисеем что … В башке улей гудит.

Успеваю решить пару вопросов по работе. Есть прекрасная возможность организовать поставки из южных регионов. Заманчиво. Писк в машине заставляет прервать разговор. Обеспокоенно заглядываю через стекло. Елисей растерянно озирается по сторонам. Выпятил губы, сейчас разревется. Ну маменькин сынок, ни шагу без нее.

Сажусь рядом.

- Эй, ты чего?

- Мама где?

- Сейчас придет. Пить хочешь?

- К маме хочу, – глаза наливаются слезами.

- Эй, – беру на руки, – не реви. Придет скоро. Иди к папе.

- Папе? – хлопает глазами.

- Папе, – подтверждаю, сажаю к себе на колени.

На автомате пробую лоб. Горячий. Елисей начинает потихоньку скулить. Да что же такой нежный, Захар пожестче мальчик, терпеливее. Стыдно от мыслей, Захар рядом со мной растет, а Елисей нет. Так что все предсказуемо.

Покачиваю его, глажу по голове. В груди шевелится печаль и жалость.

- Как хорошо вы смотритесь вместе, – звонкий голос Алины раздается рядом. – Глянь как сын к тебе тянется, – воркует, забирая Елисея с колен. Тот мгновенно успокаивается. – Ник, приезжай почаще, – касается меня, ищет ладонь и вкладывает свою, мягко гладит пальцами. – Я умоляю тебя. Елисею нужен отец!

Тяжело давлю взглядом. Присутствие ребенка является конкретным сдерживающим фактором. Алина использует детский щит постоянно. Дохожу до грани, она сразу его на руки хватает, знает, что не стану заходить за предел.

Копаясь в себе, понял, что ни одна баба в свое время не заставила бы меня ограничивать гнев и слова, с тех пор много изменилось. Дети все перевернули. При них не могу. Будто внутри затыкает все. Алина просекла фишку быстрее, чем Лера.

- Никит, – смягчает, – не обижайся. Не хотела тебе говорить. Я Елисея перевела в сад, где Захар. Теперь в один ходить будут.

Над головой бахает гром. Молнии лупят в темечко.

11. Лучше для нее, не для меня.

Супер. Время десять, а Ника все еще нет. Нервы накручены до предела. Я как по минному полю брожу без возможности не наступить на взрывчатку. Это внешне разум спасаю, а так-то по-честному, то к моим ногам уже детонатор прикручен скотчем. Взорвусь в любом случае.

Никогда не думала, что так все будет. Вторая семья. Пусть Ник клянется, что любит, но сам факт наличия стирает веру в пыль. Барабаню ладонями по коленкам. Ступор. Внутри волны удушающие, ощущение будто кто-то желудок взял и сжал в ладонях. Но ни слезинки не выкатывается, как заклинило.

Наверное, защитные функции организма срабатывают. Другого объяснения тупой закупоренности тела не вижу.

Не помню сколько сижу, дверь открывается. Осторожно заходит Ник. Лицо виноватое, но одновременно считываю и другую эмоцию. Бесит же.

- Так теперь? – показывает на разобранный диван в гостиной.

- А как ты хотел?

Закрываюсь, обнажаю кровоточащие колючки. Они твари сквозь поры прорываются. Ник рывком откидывает одеяло, аж пододеяльник слетает. Лицо перекашивает.

- Я хотел по-другому.

- Спи здесь, – тычу на диван, пытаюсь гордо уйти.

Он сметает меня. Грубо хватает за талию, тащит в кухню. Дрыгаю ногами. Не хочу, чтобы прикасался. Приехал черт знает откуда и еще лапы распускает.

Лягаю ногой, царапаю.

- Прекрати! – повышает голос.

Ах, прекрати, сейчас так прекращу пух и перья полетят. Дверь захлопывается. Ник бросает меня в мягкое кресло, блокирует по сторонам, не давая вырваться. На автомате вдыхаю, в нос лезет сладкий пряный аромат. Это ее! Он воняет ей, этой подлой сукой. Душит вонь цветочная, хоть на стену лезь. Трогал ее, трогал?!

Скотина!

В голове перемыкает. Вонзаю ногти в предплечья, шиплю.

- Отойди. Блядун несчастный.

Говорю чуть громче, чем планировала. Мат не мое, но сил нет. Выкатываю кружевной ненормат, аж уши вянут. Имею право. И знаете, становится на секундочку легче. Будто с грязными словами вся мерзота вывалилась.

- Не ори! – грубовато обрубает. – Сын спит.

Упоминание о сыне глушит до красных пятен. Снова реактивные двигатели за злость шарабанят.

- У тебя их два! За которого переживаешь? – хриплю. – О моем не волнуйся. Он поел и спит крепко. А ты вали … к этому! Недоделанному своему! Пошел вон!

Видит бог держалась. Теперь же срываюсь.

- Это и мой сын, – хватает за подбородок. Зло смотрит, лицо сводит злыми спазмами. – Я никогда не откажусь от Захара. Наличие Елисея ничего не меняет.

- Я сказала … вали к своему Елисею …

Заедает, как пластинку. Не могу остановиться. Все перекрывает. Ненавижу всех. До блевотины ненавижу. И мальчишку, и Алину чертову, и мужа, что позволил появиться ребенку на свет. Ненавижууу!

Они все испортили.
Ник ослабляет хватку, отпускает лицо. Опускается рядом, сжимая голову в руках, как в тисках.

- Твою мааать … – хрипит. – Твою мааать …

Вылетаю из кресла. Хочу уйти, скрыться в комнате, закрыться на шпингалет, не пускать никого. Хочу перерыдать одна. Понять еще хоть что-то для себя.

Ник ловит за щиколотку, спотыкаюсь, оседаю назад в кресло. Матерюсь, обзывая. Не реагирует.

- Сиди. Дай минуту отдышаться.

- А чем же занят был, что по сейчас не раздышишься? – язвлю.

- Лера!

- Что Лера? – вызреряюсь. – Что Лера? Ты хоть понимаешь каково мне? Каково будет Захару? Как дальше жить?

- Нормально жить. Захару говорить необязательно.

- Я не хочу.

- Что ты предлагаешь? – взрывается. – Бросить? Что я за мужик такой буду? Лера, так получилось! Что теперь делать? Елисей есть!

Взрывной волной откидывает, впечатывает в спинку. Совесть есть или нет?

Изо всех сил пытаюсь остаться цивилизованной, но не выходит. Наизнанку выворачивает, все бранные слова как из пулемета бы выпустить. Только не поможет.

- Ты спишь с ней?

- Нет.

- Врешь …

- Лер, у меня голова трещит. Я не отдыхал путем. Не пори горячку. Мы можем позже?

Возмущенно подскакиваю. Он измучен, а я? Вспарываю мужа взглядом. Под глазами синяки с кулак, вид будто его сквозь мясорубку пропустили два раза. Примерно считаю сколько не спал, выходит истекают вторые сутки. Раньше пожалела бы, а теперь все равно.

- Спи, – холодно бросаю.

Сгребаю все оставшееся терпение, выхожу из кухни.

- Лера, есть еще кое-что.

- Ну?

- Елисея перевели в тот же сад, куда Захар ходит. Так будет лучше.

- Для кого?

- Для всех.

Закрываю за собой дверь с оглушительным треском.

*** В мобе новая книга Дарьи Черничной!

12. Не босая и не у плиты.

- Так что? Я тогда выйду?

С замиранием сердца жду ответ. Нет, я почти уверена, но блин. Столько времени прошло, что кто знает. Может он стер меня из памяти. Свято место пусто не бывает.

- Лер, да я счастлив буду, – смеется бывший шеф. – Кто лучше всех продавал машины? Ты.

От души немного отлегает. Не совсем до конца, я вдруг снова чувствую зыбкую почву под ногами.

- На полставки, помнишь, да? – осторожно уточняю.

На большее не смогу. Все просчитала, проверила сто раз. Господи, я уже начинаю приближать моменты, будто одна нахожусь, будто все произошло и жизнь разрушилась окончательно. Жрет изнутри ощущение – помогать некому. Все сама теперь.

- Лер, – теплеет голос, – я бы тебя и на два часа взял. Только пиковых. Как живешь, скажи лучше?

- Ты скажи сколько платить будешь?

- Тебе-то? – игриво. – Максимум! Я ж тебя люблю, помнишь?

- Гриш, – окорачиваю мягко. – Хватит, а.

- Как твой муж?

Нервно наигранно весело смеюсь. К боли предательства потихоньку привыкаю. С онемевшей стороной существую, с мига на миг гангрена начнется. Только не скажу, зачем чужая боль? Ну посочувствую и тут же забудут. Даже Гриша.

- Все отлично.

- Да? – недоверчиво. – А я другое слышал.

- Грииш.

Понеслось, да? Кто разнес-то? Кому не спится ночами не понимаю. Хотя что не понимать, все ясно и так.

- Ладно, – смеется, – не мое дело. Ты когда выйдешь?

- Завтра.

- Сегодня не можешь?

- Нет, Гриш.

- До завтра тогда, Лерочек. Очень сильно буду тебя ждать.

Отрубаюсь.

Гриша перебарщивает. Кот, блин, масленный. Всего-то дел: я была лучшей и у нас был вербальный роман без последствий. Ни туда, ни сюда. Для меня он просто хороший парень. Все. А Гриша? Да не спрашивала, вот и все. Шло и шло. Никто же не запрещает немного флиртовать с начальством, вот только мой флирт был безобиден от слова «совсем».

Ник дико ревновал. Бесился.

Но выхожу не поэтому. Не потому, чтобы насолить и всколыхнуть. Он платит. Гриша отлично платит. Мне нужны деньги. Не потому, что лишили чего-то, а потому что сама решила. Первое что пришло в голову – хочешь не сойти с ума, иди и работай.

- Кто тебя будет ждать?

Ник стоит позади. Заспанный и взъерошенный. С режущей тоской прячу взгляд от все еще родного человека. Отвечать не хочу. Никита не дает же информацию откуда взялся Елисей. Судя по его реакции, закрадывается мысль о непорочном зачатии. Интересно что святости ни в одной, ни в другом не наблюдаю. В очередной раз получаю россыпь болезненных уколов.

- На работу выхожу, – сухо.

- Куда?

- К Грише.

- Что? – глаза расширяются. – Не пойдешь.

- Кто запретит, Ник? Ты? – наливаюсь возмущением.

- Я твой муж. И я против.

Вскакиваю. Муж, да? Муж?!

- Мне деньги нужны.

Сметает как ураган.

- Издеваешься? – злясь, приваливает к стене, блокируя. – Я лишал тебя денег7 Или не хватает на что. Так ты скажи.

- Твои расходы увеличатся. А я не хочу ограничивать себя и сына. Гриша хорошо платит.

- Твой Гриша не упустит шанс залезть тебе под юбку, – орет. – Поубиваю тогда, – цедит, прищурив глаза.

- Ох, ты, – ответно начинает тащить по кочкам с подскоком. – Какой ты грозный. А сам? Не полез кому-то под юбку?

Никита дышат тяжело, почти с хрипами. Изо всех сил сдерживается, чтобы не размотать тут все. В очередной раз – какого черта он себя так ведет, будто ни в чем не виноват! То, что не выперла его из квартиры или сама не ушла всего лишь вопрос времени!

Упрямо выдираюсь. Ник стряхивает с себя взрывные эмоции, отходит дальше. Не поворачиваясь, стоит уперевшись руками в столешницу. Спина ходуном ходит. Минут пять в тишине сидим, чтобы не разнести все.

- Лера, мне нужно идти. Предложили выгодное дело. Давай договоримся. Вечером, когда приду. Обещаю. Все тебе расскажу.

Тихо. С нажимом.

- А сейчас что останавливает?

- Мы хотели дом, – терпеливо объясняет. – Сегодняшнее утро позволит приблизить цель. Прошу тебя.

- Ну и иди, – раздраженно отталкиваю стакан с водой.

- Пообещай мне.

- Ты совсем уже?

- Пообещай мне, – не слушает. – Не выходить на работу.

- Иди, Никит, – не уступаю.

- Лер-ра-а-а … Я сказал …

Закрываю глаза. Осторожно выдыхаю.

- Мне пора Захара в садик вести. И кашу сварить еще надо. Вечером поговорим. Все.

Обещаю что угодно, лишь бы рядом вот так не стоять. Тяжело мне. Очень! На две части рвусь каждый раз. Одна к Нику липнет, другая его растерзать готова здесь и сейчас.

13. Такая у нас любовь.

- Вы что здесь делаете?

Так быстро перевелись? Я думала, что все случится значительно позже. Точнее, как думала, надеялась, что у кое-кого ёкнет и подобное будет злой шуткой.

Шутки не случилось. Тяжелая правда обрушивается на мою бедную голову с каждым разом все тяжелее.

Агрессивно заталкиваю шорты Захара на полку. Алина как ни в чем не бывало складывает стопочку вещей. Елисей, нахохлившись стоит, вцепившись в ее коленку.

Дикий. Какой же он дикий.

Окорачиваю себя. Господи, нельзя же так. Ребенок ни при чем, хватит на него собак спускать. Только слабые воюют с детьми. Но как принять сам факт наличия ЭТОГО ребенка? ОН есть и никуда теперь не деть, обратно не засунешь. Как же плохо и гадко, не справляюсь с собой. Исхожу лютой неприязнью. Он мне … да не могу нормально воспринимать ЕГО. Все кажется плохим и … Господи … Помоги мне!

Тревожно выглядываю Захара, сидят с Колей в углу лавочки, стаскивают сандалии. Болтают о своем.

Переключаюсь на Елисея. Что же заторможенный такой, не мальчик, мамкин подъюбочник.

- Мы теперь здесь будем, –медленно отвечает, замечая внимание к сыну. Щека Алины мелко-мелко дергается. – Нам так значительно удобнее.

- Почему?

- Дело в муже. Он так захотел. Я всего лишь жена, – смотрит прямо в глаза, в зрачках вспыхивает расплавленная лава. – Подчиняюсь его решениям. Кто я такая, чтобы сопротивляться главе семьи.

Ты-дыщ!!! Суукааа!

В ее лава, в моих пламенеет гнев. Контролирую лицевой спазм, бороться становится все труднее и труднее. Наклоняюсь поправить шнурки в кроссовках. Так легче скрыть эмоции. Я же вижу, что она знает, что я знаю. Такой отвратительный каламбур. Я знаю! Так почему не скажет прямо.

Вот здесь, стоя передо мной. Почему не рубанет в лицо правду, зачем продолжает скрывать. Дуру во мне нашла? Зря. Такой никогда не являлась и не планирую ею быть. Если до сих пор не приняла мер, заначит, твою мать, у меня есть веское основание!

- Какой у тебя муж, – натянуто усмехаюсь, – строгий.

Отворачиваюсь, втыкаюсь в полки от эмоций прокусывая изнутри губу. Рраз … Ддвааа … Тррри …

Разворот!

Алина расслабляется немного. Тянет к себе сына, переодевает. Тот безучастно следует всему, что она говорит. Кладу перед Захаром вещи. Болтает, натягивает на себя. Подбираю за ним снятое. Никак не научится хотя бы немножко складывать за собой.

- Ма, дай кеды, – кричит.

Подаю. Переобувается, пыхтит со шнурками.

- Помочь?

- Сам! – отмахивается.

Алина предлагает сыну попробовать самому переобуться, но он не хочет. Стресс у ребенка, новые дети, новое место, я так понимаю. Ничего, потом научится. Отгребаю от себя негатив в сторону ребенка, нахожу в нем хорошее. Копаюсь, рою. Вон глазки у него вроде красивые. Бровки там, носик. Волосы … Рррр … С трудом перегнув себя пополам – на-хо-жжжу.

- Нормальный у меня муж, – возвращает к больной теме. – Любит меня и сына, – пристальный прощупывающий пределы взгляд. – Очень.

Все. Еще немного и я не выдержу.

Огрею по башке, ничем не погнушаюсь. Ведь провоцирует. Молчит и провоцирует. От меня ждет вопроса по поводу того, отец ли Ник? Так и есть же. Не дождется. Не потому, что я рву знамя, нет. Не хочу ронять себя до ее уровня.

- Прекрасно, – всю отраву вкладываю в голос, все что собрала, лью перед ней. – Замечательно, что у вас такая любовь. Ты одна будешь забирать сына? – в скрываемых горячах ляпаю. – Или может когда-то повезет увидеть твоего идеального?

Сама улыбаюсь. С зазубренным ножом в спине. Улыбаюсь.

- Иди, сынок, – поспешно склоняется, – знакомься с ребятками.

- Не хочу, – шепчет.

Обнимаются. Шепчут что-то друг другу. Ответа я не получаю. И хватит с меня!

Прощаюсь с Захаром, машу и говорю, что приду вечером. Он радостно подпрыгивает, улетает в игровую. Я же в полной сумятице бреду на выход.

Сколько времени прошло, даже не определилась что делать. Живу в квартире вместе с мужем, у которого ребенок на стороне. У которого отношения с Алиной. Она видит себя его второй женой. А может эту роль для меня приготовила, кто знает.

Ммм. Что делать?

Вот так взять и отпустить? На все стороны? Отдай этой? Где те границы, которые надо порушить, чтобы вернуть все как было?

- Лер!

Гриша. Он откуда на автобусной остановке? Потерянно озираюсь.

- Ты как тут?

- Мимо проезжал, – подмигивает. – Поехали прокатимся?

- Куда?

- Место рабочее покажу. Закачаешься салон. Да не ссы ты, приставать не буду, – смеется.

Вот это его определение. Оно безопасное для меня. Чего я боюсь, на работу все равно выходить, почему бы не прокатиться.

- Уговорил. Ой, сиди, не надо этого, – останавливаю собирающегося выходить из машины Гришу. Тот, скалясь поднимает руки вверх.

14. Пошли, Самсонова.

- Самсонова, ты че?

Золотова редко можно удивить, но сейчас да. Он в шоковом шоке. Истерически смеясь, развожу руками. Вытирая сопли, икаю.

- Ага. Прикинь. Я в полной жопе, Гриш.

- Погоди, а Никита. Он же по тебе умирал. Бегал. Морду мне полировал. Ревновал. Пощас пудовые кулаки помню. Отелло хренов.

Было дело, да. Успокаивать не успевала. Крушил все наподряд.

- Не знаю …

- Погоди, Лерка. Он же Алинку отшивал все время, – недоумевает Гриша.

- Да не знаю я! Сын у них! Знаешь, как зовут?

- Ну?

- Елисей.

Душный кашель взрывает воздух.

- В духе Алинки, – бормочет. – Охренеть. Никогда бы не подумал. И че теперь?

- Ниче. Думаю, что делать.

- Пока думаешь, может поедим заедем? – толкает шутливо в плечо. – Жрать хочу сил нет.

Что не случись, аппетит у Золотова никогда не пропадает.

- На лицо мое посмотри. Я в таком виде не поеду.

- Ты красотка, – возмущается. – Всегда ей была.

- Гриш. Хватит.

- Ладно, – кисло соглашается. – Поехали за шаурмой хотя бы.

Едем. Он больше ничего не спрашивает, а я привожу лицо в порядок. Не знаю жалеть или нет о том, что призналась. Гриша не из тех, кто будет нести направо и налево. Будет молчать. Но все равно мне тяжко, будто сор из избы вынесла.

Жду пакеты с шаурмой. Забираю свой и жадно впиваюсь. То, что со старым другом сижу хорошо, меня отпускает. То есть не другом, с тем, кому нравилась. Неважно. Откусываю большие куски, путем не ела с момента, когда о «подарочке» мужа узнала.

- Свинюшка, – тянется Золотов, смазывает со щеки каплю майонеза и глядя в глаза отправляет себе в рот. Оу … Это очень … не надо. Обжигает скулы красным. Опускаю глаза. – Ты его любишь? – бесцеремонно бахает.

Мою историю Гришка знает от и до. Знает каждую слезу, выпущенную по Нику. Знает, что больше жизни его любила. И сейчас тоже люблю, как бы не звучало. Заворачиваю остатки шаурмы в пакет, складываю на коленях.

- Трудно сказать. Ориентиры сменились.

- Мгм, – плывет взглядом. – А я так и не женился, Лер.

И снова блеск из прошлого в глазах. Закатываю свои. Ну хватит, а. Я же знаю, что из себя представляет Золотов. Коллекционер! Хотя у нас с ним всегда были классные отношения, я среди всех девушек была на особом положении. Потому что мне не надо было прыгать в его постель. Не влюблялась ни капли, а там было во что. Девки визжали от Грини. Дуры … Я любила Ника. Он весь свет заслонил. Никого не надо было.

- Золотов, – предупреждаю.

Впервые в жизни по прошествию времени чувствую себя неловко. Грань рассеивается, моя стена сыплется. Нет, не ведусь. Я стала слабее, а значит эмоционально подвижнее. И Гриша тоже очень сильно изменился. Шальная сторона исчезла, лишь немного напоминает о себе в старых знакомых жестах.

- Да так я, Лерка, – вздыхает, целясь в урну. Прищуривается и попадает остатками еды. – Можно хоть сейчас признаюсь. Прости, что не вовремя, но …

- Не надо, а, – прошу жалобно. – Гриш, не рушь того, что не восстановить потом.

- Надо было хватать тебя и бежать, – настаивает и черт его разберет, то ли правду говорит, то ли поддержать самооценку старается.

- Ничего бы не вышло, – пытаюсь исправить, – ты же знаешь.

- А вдруг?

Серьезный взгляд опаляет до кончиков пальцев. Становится не смешно.

Гриша в упор смотрит.

- Слушай, – принимаю первое пришедшее в голову решение, оно кажется правильным. – Так не пойдет. Я сразу скажу? Если ты будешь так дальше себя вести, я не выйду к тебе.

Золотов сверкает глазами. Губами улыбается, но взгляд …

- Любишь его по-прежнему? – уточняет.

- Люблю, Гриш.

Взгляд тухнет. Мне становится неловко. Сама нажаловалась, сама спровоцировала получается? Но я не ожидала. Думала, как раньше, даст пару шутливых советов, поддразнит и все будет как будет. А теперь сиди разбирайся шутка это была или нет.

- Тогда забыли, – подмигивает.

- Забывать нечего, – бормочу.

Снова нарастает смятение. Гриша шутливо поддевает мой локоть, начинает нести разное. Заводит машину, мы неспеша едем. Золотов заполняет паузы, я пытаюсь отвечать впопад. Одновременно раскладываю в голове пасьянс, пытаюсь предсказать себе судьбу.

Чего я задергалась? Справлюсь со всем. Главная цель выйти на работу. Меня, конечно, никто ни в чем не ограничивает, но в данной ситуации иметь средства надежно будет. Никита не тот человек, который будет манипулировать, он никогда не позволял такого. Если честно боюсь сидеть дома. Стану много думать.

- Лер, приехали. Ты хоть слышала, что я тебе рассказывал?

- Что? – возвращаюсь на землю

- О новинках.

15. Второго ... Выход?

- Да, все так, – делаю газ тише, чтобы звук не перебивал шелест шкворчащего мяса. – Обстоятельства изменились. Да, мне нужно было домой. Да, конечно, все в силе.

Щипцами переворачиваю стейк. Кажется, неплохо.

- Не волнуйся, – успокаиваю Зигаева, – дам две фуры. Доставят как надо. Водители надежные. Все. Договор. Сейчас наберу, отправлю к тебе. Мгм. Все.

Телефон грохает о столешницу, пока перекладываю стейки в фольгу.

Все получится, как надо. Тщательно запаковав, отправляю в духовку. Все для моих сегодня. Даже на работу наплевал. Можно и по телефону в этот раз решить вопрос. Все можно, когда жизнь горит и плавится.

Организовываю поездку водителей, отдаю последние распоряжения. Можно выдохнуть. Жрет изнутри привычка контролировать все и всегда. С некоторых пор эта функция занимает и опережает все действия. Один прокол и оборачивайся. Такие вот дела.

Лера. Лера-Лера.

Не идет из головы у меня. Адовый трешак случился. В который раз хочется схватиться за голову, только ничего не изменит никому ненужное покаяние. Одна ошибка, один неразумный поступок, одно тупое распиздяйство и все. Все!

Тыщу вариантов прогнал в голове. Тыщу! Ну могу оставить Елисея. Не могу. Он ни в чем не виноват. Не виноват в том, что появился на свет.

Но и Лерка с Захаром для меня номер один. Что делать?

Открываю дверь, принимаю доставку огромного букетища. Жена такие очень любит. Тонкий свежий аромат наполняем комнату. Смягчится ли? Ведь ведьмой на метле летает, раздает взрывы по окружности. Не осуждаю. Не могу представить, что бы делал на ее месте. Разнес бы весь белый свет.

Не отвечает, словно провалилась куда. Отморозилась конкретно. Садик еще этот … Алина будто с ума сошла, в тот отдать и все. Как пластинку заело. Типа, братья должны знать друг о друге. Со временем. Предупреждал же …

Надо разрулить, говорил, что идея дерьмо. Не послушала. Не люблю, когда не внемлют, о чем прошу по-хорошему. Я и по-плохому могу. Осталось пару вопросов под контроль взять и разбором полетов вплотную можно заниматься.

Сжимаю затылок.

Ломит и разламывает. Какое слово сильнее, м? Рвусь на части, как старая прогнившая тряпка.

Бездна осталась от всего, что так долго выстраивал. Руины. Обломки и полный пиздец.

Проверив духовку, беру сигареты. Рухнув в кресло на лоджии, прикрываю глаза.

- Что теперь, Ник?

- И что ты хочешь, Алин?

- Признай его. Вот, – сует в руки результаты. – Елисей твой.

Хочется взять и придавить ее к стенке. Придушить нахрен. Но вместо этого, изучаю доки.

- Дальше что?

- Я лучше ее, Ник. И тогда была лучше, – подходит ближе. – Почему не я?

- Потому что ты не она.

В ведьминых глазах сверкают отблески. Намотать бы волосы на кулак, да … Зараза.

- Попробуй. Меня попробуй. Все изменится. Гриша знаешь … все еще мечтает о Лерке. Сама слышала. Он теперь супер биг-босс.

- Заткнись! – зверею, притискивая Алинку к стенке. – Еще одно слово о моей жене и клянусь, тебе будет плохо.

- Аха-ха! Ты слепой, что ли? Золотов бегал за ней.

- А ты за мной. И что?

- Я тебя люблю. А Лера твоя? – просительно. Отшвыриваю ее подальше. – Никита! Я же тебе тоже нравилась.

Будто не отпускало еще. Снова разговор ядовитыми щупальцами обвивает мышцы.

Нравилась. Один день.

Когда это было, м? Зачем ворошить прошлое, мы уже не те. Давно не те. Я свой выбор сделал. Ни о чем не жалею. А неудобство никуда не деть теперь. Ни-ку-да.

Да, я хотел много детей. Только не таким способом. Ничто не должно мешать жизни, ничто вашу мать. Я ее очень старательно строил. Злостью шарашит по нервам.

Гриша, мать его, Золотов.

Вечная френд-зона, лениво ожидающая косяки. Золотов, конечно, охрененный парень, но и я не промах. Бодались на равных. Внимание, лидерство, все дела. Нормальный он, но внимание к Лере зверски мотивировало разбить табло.

Поджирает червячок. Подтачивает.

Хлопаю по подлокотникам, лицо перекашивает. Я против этой сраной работы. Пусть дома будет. Я зарабатываю нормально даже с учетом слива бабла в ту семью. То есть не семью, конечно, траты на Елисея имел ввиду.

Лерка моя. Она никуда не пойдет. Пока просто прошу, но придет момент придется нажать. Не выпущу. Разрулю ситуацию с Алинкой, должна же Лера будет понять. Все непросто. Все очень непросто.

Если бы только с бабами разрулить, было бы проще. А тут последствия. Последствия, вашу мать. Может Лере второго ребенка забабахать? Был бы выход. Кстати, почему нет? Уговорить ее. Убедить. Ведь мы же не планируем разбегаться. Я не позволю. Просто не разрешу. Она моя. Моя!

С-с-с … ка …

- Да! Что случилось?

16. Буйволы.

- Я отвезу тебя.

- Грииш, – укоризненно смотрю. – Я сама.

- Куда сама, – смеется. – Сейчас пока доберешься с окружной, пока туда-сюда и снова с сад пилить за сыном. А я домчу, время сэкономишь. Я же обещал, Самсонова, – подмигивает. – Никаких приставаний.

Подталкивает меня к машине и подсаживает на сиденье. Смеюсь. Грустно, но смеюсь. Отвлекает меня. Дышу с Гришкой. Через раз.

Такой же ловелас и бабник конченный, но все равно. Мне по барабану, на меня его флюиды не распространяются. Поэтому все отработанные рефлексы накаченного Гришкиного тела никак и нигде не откликаются. Вот так-то.

А салон крутой.

И зарплата тоже. Заманчииивооо. Платить станет, как всегда. Понимаю, что больше, чем в рамках временного выхода положено, но я охотно приму. Приму лишь потому, что взамен ничего не потребует, кроме работы. Дурацкий флирт в расчет не беру.

Копаюсь в своем телефоне, пока Гриша курит. Строит мне рожицы, просит пять минут посидеть. Отмахиваюсь. Теперь пять минут раньше, пять позже - роли не сыграют. Все равно дома никто не ждет.

Дома. Слово привычное, но царапает очень больно. Разрушены стены теперь у крепкого пристанища. В хлам убиты. В руины. Осталось последнему цементу отскочить и все – в труху весь мир.

Пока жду Гришу, листаю фотки. Как же мы счастливы на недавних кадрах. Ник такой влюбленный и трепетный. Так смотрит, так обнимает. Заворачивается ковриком в душе, закореживается. Больно. Очень больно понимать, что у него есть еще малыш и сука-женщина. Особенно хреново от того, что знаю ее, как облупленную. Хитрая дрянь. Что только не делала, чтобы внимание. Ника еще тогда завоевать. В открытую бросалась, как на амбразуру.

А я лишь смеялась. Досмеялась.

И этот тоже хорош! Когда все случилось, а? Ну когда?!

Сама себе горько усмехаюсь. Кто же расскажет теперь правду. Уже тысячу версий в голове выстроил для отмаза. Веры никакой теперь. Никакой.

Судорожно давлю подступающие рыдания. Со злостью заставляю организм функционировать в прежнем режиме. Лерка, дыши. Может есть ужасу объяснение. Может все-таки есть. Нужно послушать. Нужно как-то собраться и принять правду, какая бы она не была. Ведь не было между нами никакого, по сути, разговора еще. Все никак смелости не наберусь. Вру. Не хочу просто слушать. Боюсь. Все попытки на корню отрубаю.

Разрушить все и минуты много. А если кто-то играет против меня, может та самая правда не такая хреновая, а? Ну бывает же. Вдруг потороплюсь, поспешу все разорвать.

Ведь живут же люди как-то.

Что я несу? Откидываюсь, вжимаю голову в мягкий подголовник. Втискиваю, желая оставить все мысли там, в поролоне, затянутом благородной кожей. Бессильно мотаю головой, трусь затылком. Только хуже становится.

Не упустит случая, растреплет Нику о Грише. Аж глаза засверкали. Приврет еще, как пить дать. Нет, скандала не боюсь, просто ненавижу, когда врут. Выкручиваться из лживого потока никогда не умела и не умею, легче замолчать и уйти в сторону.

- Готова, моя бэйба? – влетает Золотов. – Ай, что нос повесила?

Шутливо щелкает по кончику. Блин, вот прицепом вести по щеке нежненько было необязательно.

- Золотов, – закатываю глаза.

- Самсонова, – зеркалит.

- Иногда хочется тебе треснуть.

- Тресни, – склоняет голову, сгибает могучие плечи. – Тебе все можно.

- Гриш, – отталкиваю и ругаю. – Сотрудники смотрят. Ты же на работе деспот, что творишь-то. Расслабятся, когда таким котом увидят.

- Лер, – трогает плавно, – такое лишь тебе можно, – повторяет, мягко вклиниваясь в поток. – По старой дружбе и личной симпатии.

- Балабол, – щипаю за предплечье.

- Ауч! – морщится. – Больно, змеюка. Соррян, важный звонок.

Хмыкаю. Пока Золотов что-то решает на громкой связи, снова падаю мыслями в мою невеселую ситуацию. Гриша, как подорожник. Вот встретилась и легче стало. Он меня вытягивает на поверхность. Дает подлечиться и подышать. Мой старый проверенный друг. Мое Плацебо. Жаль, что кратковременное. Вот и не верь в дружбу между мужчиной и женщиной.

Твою ж … Никита. Сбрасываю звонок. Разговаривать не могу, точнее не хочу. Значит, протрепалась сволочь такая. Под кожей начинают мерзко бегать мурашки. Не от страха, от того, что придется что-то отвечать.

Что отвечать, когда я вообще ничего не решила. Сейчас будто два человека в одном теле уживаются. Один понимает, что все – руби канат, а второй – мечется, как дебил в надежде, что кто-то зачитает оправдательный договор семейной жизни. Чертово бремя!

- Лер.

- М?

- Не переживай. Ты разберись для начала, потому кипиш устраивай. Все не так просто.

- Ты защищаешь Никиту?

Гриша криво улыбается. Неоднозначно дергает головой.

- Я защищаю тебя. Поняла? – резко останавливает машину около моего подъезда.

Смущаюсь немного. Что-то он все же перегибает.

Зачем так смотреть на меня? Может зря согласилась выйти на работу раньше времени. Уже не знаю. Ровно через секунду огонек в глазах Золотова тухнет.

17. Гроза.

- Из машины вышла, – жилистая рука мужа ложится на дверь.

Он пышет злостью. Гнев тенью накрывает с головой. Челюсти сомкнуты, уголки губ дергаются. Самсонов редко в таком состоянии бывает, а сегодня все через черту захлестывает. Страшно ли мне? Нет! Я наслаждаюсь тем, как его разматывает. Может идиотка, не знаю. Но хоть чем-то пронять как следует.

На уровне ультразвука слышу, как скрипят его зубы от напора. Бесится. Негодует.

- Здорово, Никитос, – салютует Золотов, неискренне улыбаясь во весь отлично отработанный стоматологами рот. – Как дела?

Никита сводит брови и высверливает в Грише дыру размером с футбольный мяч. Сверлит пристально, как приклеенный. Даже не моргает. На лбу залегает глубокая складка. Свинец! Полный свинец!

Замерев, таращусь широко раскрытыми глазами. Не то, что переиграла …

Может перебор все же? Наплевав на все, расправляю плечи. И что?! Ему можно? А меня всего лишь подвезли! Так что знаешь, что … Это ему в мыслях говорю.

Никита впивается зрительно. Зрачки, как у дикого ошалелого встрепанного кота. Узкие, сверкают ненормальным блеском. Тонкая линия рта расплывается белой полоской.

Я не знаю куда деться. Очумело перевожу взгляд на Гришу. И что? Тот тоже прямо таращится. Они будто слабость друг в друге выискивают, нащупывают уязвимые места.

- Хватит, – шиплю.

- Отлично, – отрывисто бросает Ник. – Спасибо, что подвез мою жену.

Яд сочится, а не слова. Ник фокусируется на Золотове, прожигая кислотой. Руки сжимаются в кулаки, а костяшки белеют снежными вершинами. Костистыми, уничтожающими гребнями. Ужас!

- Боже ж мой, – бормочу, сползая по сиденью.

- Не за что, – выплевывает Золотов.

Решительно не понимаю, как вести себя. Ведь Ник виноват со всех сторон. Почему себя не в той тарелке ощущаю! Мне плохо от этого. Ругаю себя на всяк лад, пока продолжается зрительная перестрелка.

Преимущество Ника в том, что он выше. Давит сверху вниз, не мигая. Вот всю жизнь такой, хоть тресни. Скала нерушимая, упрямый, как баран. Подвез же просто, что такого. Ах, да. Я же на работу выхожу. По его же милости. Догадывается ведь. Точнее, знает!

- Лера, – металлом жидким поливает. – Иди. Домой.

Бесит. Меня как при ПМС кидает с разгоном в одну секунду из одного состояния в другое. Одна сторона в жестком сопротивлении и обвинении, а вторая трусливо поджала хвост, будто на горячем поймали. Официально признаю – я ненормальная.

- Ник, – зовет Золотов. Нагло усмехаясь, комментирует. – А че, Лерка по команде ходит? Сама не умеет?

Зря. Зря он так.

Вжимаю голову в плечи. От страха жмурюсь. Вижу, как Ник темной тенью мгновенно перемахивает на сторону Гриши, торпедой влетает в окно.

- Я просил комментариев? – сталкивается лицами.

Удушающая волна лютой неприязни поражает нас язвами. Гриша оскаливается, но поднимает руки вверх.

- Проблема?

- Прекратите, – пищу. – Что вы устроили? Никита!

Муж выворачивает шею, осыпая озверелостью. Плечи мужа напряжены, еще немного и сигнет снежным барсом. Лучше бы наорал, чем закупорку внутри себя копит. Лютость через ноздри льется.

- Я сказал. Домой.

Слова отрывистые. Тяжелые.

Но я не шавка, чтобы бояться и повторят все, что прикажут. Гнев гневом, только право размахать еще и за мной имеется. Кто объяснит у кого оно больше? Право? У меня.

- Ты не командуй! – вызверяюсь на него.

Шарашит с отдачей, аж подкидывает. Клокочу, как пузырь в болоте. Сейчас рвану, мало не покажется. Как понимать, а? Приперся и командует! У самого рыльце в мохнатом пуху, разгрести некуда. Наплодил ребеночка и живет спокойно.

Набирающая смертельно опасные обороты ржавчина обволакивает тело. Перекидываюсь через Гришу. Вцепляюсь когтями в шею Ника. Но даже сквозь свою злобу ярко его ощущаю.

- Сам иди! – шиплю с пузырями.

- Пиздец тебе, Самсонова, – зеркалит чертов оборотень. – Шагу из дома не ступишь.

- Да ты что! – подтягиваюсь на коленках Золотова. Ничего страшного, потерпит. – Тебя забыла спросить!

- Напомню, – рычит. – Отпусти стекло ниже, – гаркает Грише.

Чувствую, как подъемник до конца опускается. Только собираюсь отползти на свое сиденье, как взлетаю в воздух. Ударяюсь больно коленками. Шиплю и возмущаюсь, пока Ник вытаскивает меня через окно.

Скулю от содранной кожи, но больше от обиды поднываю. Неандерталец чертов!

Ник, не мигая по-прежнему давит на Золотова. Лицо пунцовое, жилы на шее вздулись. Чувствую, как колотит не переставая.

Самсонов рычит.

- Тебе пора.

Мечусь от одного к другому. Только бы драки не было, ни к чему.

Золотов цокает, зло смеряет Ника взглядом. Сквозь боль раздражает, что перестрелка не проходит. Идиоты.

18. Поговорим.

- Домой иди, – грубо толкаю жену к подъезду.

Перебарщиваю. Никогда в жизни не трогал, а тут грубанул немного. Леру немного шатает, мигом подхватываю за талию, контролирую, чтобы крепко встала. Проклинаю себя в порыве. Но и моя не промах, тут же ощутимый тычок в бок получаю. Облегченно выдыхаю, хоть так немного компенсирует мой уродский выпад.

- Эй, блядь, – врывается ебаный Григорий. – Не трогай так.

Нелегальное присвоение взрывает. Мысли не надо только грязные распускать. Никто не просил.

Перекашивает, как дворового тузика, рву его взглядом. Слишком выдаю эмоций, противостоять не хочу и не буду. Поэтому рожу перекраивает в моменте. Это не слабость перед другим, ни хера это не слабость. Это демонстрация.

- Не тебе лезть, понял? – все еще контролируя жену, затаскиваю ее в бок. С ней же пилю нахрапом на защитника, Лера пищит, но бросить не могу. Прикипело сваркой. – Свали по-хорошему.

- Лер? – напрягается в ее сторону.

Кроет. Меня так кроет. Землю взбиваю под собой, как мягкое тесто. Пыль бы еще столбом пустить, не без этого. Набираю воздуха в грудь, зареветь раненым буйволом не получается, рычу на жену.

- Сказал домой! Поднимайся.

Лерка сама на ведьму похожа. Дымит, как шашка. Пылает адским пламенем. Злится до красных вспышек.

- Не пойду, – сопротивляется.

Вся красная, взъерошенная. Сверкает глазами. В ярости перевожу взгляд с ее на гребаного Золота. Затуманенный мозг пытается сообразить, че как. Спелись, что ли?

Не дай бог. Покалечу нахрен. Никто не имеет право даже взглядом провоцировать мою женщину. Никто даже пальцем … Даже, сука, пальцем …

Золотов нахраписто задирается. Корпус вперед выехал фактически, еще немного и бочину проломит.

- Что за на хрен происходит? – мотает из стороны в сторону. – Ты охуел мою жену в тачке катать?

- Он меня подвез просто! – орет Лера.

Глохну в моменте. Орет как надо, во всю глотку.

На окнах первого этажа отдергиваются занавески. Любопытное лицо соседки прилипает к стеклу. Сука старая.

- Лера, просто ушла на хер отсюда, – в лицо на пониженных выдаю.

Тут и так непонятно как жизнь повернется, не хочу, чтобы Леру полоскали потом. Угрожающе таращусь на тетку, та, недовольно сморщившись, захлопывает створку и задергивает штору.

- Не ори на нее, – наваливает Золотов. – У нас ничего не было. Я просто подвез.

Ебааать защитник! А че вдруг так?

На его месте давно уехать надо, че столбом-то маячить? Ишь какой нарисовался благородный будущий шеф. Ждал момента, да? Так выходит?

В голове окончательно темнеет.

- Уйди, – хриплю. – Я с тобой позже поговорю. Покровитель … Уйди, говорю. Поломаю прям тут.

- Не смей, – пищит жена.

Меня взрывает снова. Она ох … Она … чего … какого так рьяно покрывает этого? Есть что прикрывать?

Снимаю кадры с них. Крышу рвет от ревности. Золотов, как сыч наблюдает за реакцией Леры.

Стережет так? Боится обижу? Тварь, ты же знал и знаешь, что пальцем не трону. Не хрена тут Сталлоне изображать из себя. Но выносит не это. Он смотрит так, будто претендует на нее.

В очумелом припадке плотнее сжимаю запястье Лерки, она чуть слышно вскрикивает. Но этот писк реанимирует мозг, тут же ослабляю схватку.

В мозге оттиск идет – не трогать и не обижать ни при каких раскладах.

- Самойлов, ты ей сейчас руку сломаешь, – зло пылит Золотов. – Отпусти, придурок.

- Слушай ты, – вызверяюсь, – давай сам разберусь со своей женой.

- Ты разберешься, пока запястье не выкрутишь. Синяки же останутся.

Но руку все же отпускаю.

На эмоциях борщу, как не пытаюсь сдерживаться.

- Иди в квартиру, – не отрывая взгляда от Гришки, командую. Не пойдет на спину взвалю и отволоку. – Бегом.

- Лера, не забудь о выходе, – просит урод. – И руку помажь чем-нибудь, а то у формы рукав короткий. Видно будет.

- Она не пойдет, – отрезаю. – Обойдешься.

- Да? – лыбится. – Кажется, по-твоему не будет.

- Рот завали. Не лезь в нашу семью.

- Семью? – язвительно роняет.

Он че, знает? Что за херня? Рассказала, что ли? Недоумевая, поворачиваюсь к жене. Та вызывающе шпарит.

- Семью, – подтверждаю. – Именно. Посторонним в ней делать нечего.

- Ну ты пиздец, Самойлов, – разводит руками. – Двойные стандарты? Молодец.

Раздувая ноздри, поворачиваюсь на жену. Она машет козлине и уходит, бросив сухое «до завтра». Посмотрим, какое кому будет «до завтра».

- Поехали. Поговорим, – без спроса сажусь в машину Золотову.

19. Помеченная территория.

Как только останавливаемся, день сгущается. Не вижу уже ни солнца, ни искр от него, что щедро раскидывает вокруг. Одна гроза в невысказанном действии, она гудит и трещит.

Золотов поворачивает ключ. Отрубает мотор. Вместе с ним и мы отрубаемся. Виснем тяжелыми взглядами перед собой. Косо замечаю, как Гришка устало ложится на руль грудью.

- Ну ты и придурок, Самсонов.

- Не вмешивайся. Не суйся туда, куда не просят. Не наживай проблем.

- Ты их уже нажил, – обрушивает факт проеба на гудящую основу.

Сказала. Значит, она ему сказала. На хрена?

Это наши дела, посторонним лезть не нужно. Или такое доверие из ниоткуда возникло, чтобы вот так распинаться перед первым встречным. А может не первым? А может все там было на мази, пока бабки колотил на семью?

Рожу заливает злобой. Рвусь из сухожилий, из кожи выворачиваюсь наизнанку. Неужели Лера позволила себе лишнее? Раскрою. Разъебашу обоих.

- Не лезь к нам. Лера моя жена. И со своей работой шел бы ты, – глухо скрежещу.

Еще немного и челюстями зубы перетру в песок.

- Она сама набрала.

Закатывает рукава рубахи, поправляет часы. Устало говорит, будто рядовую дрянь какую сообщает. Типа, ну набрала, ну сказала и что? Вот так просто?

- Сама? – уточняю.

- А ты что ждал? Что будет сидеть и ждать, пока в клювике припрешь деньгу?

- Че ты нос суешь куда не надо? – ору.

Ненавижу, когда кто-то лезет не в свои сани. Я сам никогда не прусь и другим ко мне соваться не советую. А тут перебор.

- Я не сую! – отсекает. – Бесишься как недалекий? – набирает. – Разберись сначала со своим дерьмом, потом предъявы кидай.

Глотаю гарь внутри. Если бы рыло было чистым, размазал бы по салону давно. Держит факт лютой жести в жизни.

- Что тебе известно?

Перевожу разговор намеренно. Иначе до добра не дойдем, прям в тачке поразбиваем морды друг другу, несмотря на мои принципы. Право на жену оставляю за собой по умолчанию.

- Ничего особенного.

- Да?

Золотов вытягивает пачку, предлагает мне. Игнорю, вынимаю свои. Пошел на хер со своей трубкой мира. Хитровыебанность Григория давно известна, так что обойдусь.

- Не она сказала, – проясняет ситуацию. – Сам узнал. Случайно. Ей подыграл просто, когда сорвалась.

- Цель подыгрывания?

Плечи давит пиздецки. Будто выгруженную фуру на них держу. За сто кэмэ видно, что вымораживает свое. Петляет, как заяц.

- А че? Надо было сказать как? Типа, я в курсе? Не удивляться?

- Ты откуда узнал? – напираю.

- Говорю случайно, – отводит взгляд.

Врет, как дышит. Выдуваю дым прямо в ненавистную харю.

- Не скажешь?

- Нет.

Разяще разносит снова. Все не так просто, да? Изощренные люди бывают, особенно когда им что-то позарез надо. А ему однозначно что-то от жены моей надо. Но обломается.

- Отвали от Леры.

- По какому такому случаю? – зло тянет лыбу. Мне хочется немедленно смазать ее с лица. – Ты проебался, Самсонов.

А вот тут хрен ты угадал.

Рывком сношу, прижимаю за шею к подголовнику. Рычу в табло, перечисляю матом, что будет, если не уберет от Лерки свои клешни.

- Сядь, – с трудом хрипит, задушено откашливается. – Так неймется втащить мне?

- Я предупредил. Даже если выйдет к тебе. Это ненадолго.

- А как рулить-то будешь? – хрипит. – Там третьего на стороне нету? А то не выдюжишь.

Отвечать не собираюсь. Коротко и хлестко рассекаю морду. Еще раз выкатив предъяву, обозначаю свою позицию, сваливаю из тачки. Даже не оборачиваюсь, когда в опасной близости проносится машина Золотова. Пусть валит.

Пригашиваю внутреннюю растрепанность, успокаиваюсь, как могу. Самое тяжелое сейчас предстоит. Надо сказать ведь, иначе и правда разбежимся. Сколько можно таскать в себе дерьмо. Лерка вспыльчивая, но она поймет. Она должна понять! Должна!

Я не то, что в ней не уверен. Не станет мутить ни с кем, пока мы вместе. Морщусь от «пока», не бывать моменту, когда слово будет активировано. Перед тем, как завернуть за угол дома, смолю пару сигарет. Поймав псевдо-дзен, твердо шагаю.

Она поймет. Должна понять.

Все бы ничего, унял бы как-то биение мотора, но около подъезда маячит встревоженная жена. Застываю от ревности.

О ком волнуется, а? Обо мне? О Гришке? Ну о ком? Рьяность заливает башку. Подлетаю к Самсоновой.

- Я просил подождать? – захват за затылок и губы в губы.

Опаляет кипяточным жаром. Мгновенно становлюсь мокрым. Удушающая волна пеленает, топит. Близость прошлого напополам с горечью сифоном гудит. Убивающий рецепт (не дай, бог!) умирающих отношений. Получите, распишитесь.