Опальная жена. Пекарня на краю севера

Глава 1

Голова раскалывалась, словно по ней ударили молотом.

Где я?

Что происходит?

Единственное, что всплывало в мутном море памяти — стерильная белизна больничной палаты, приглушённые голоса врачей, обещающих скорое выздоровление.

Операция, вроде бы, прошла успешно… а потом — пустота. Чёрная, как дёготь, пустота, разорванная яркой вспышкой боли.

Медленно, борясь с накатывающей волной головокружения, я приоткрыла глаза.

Первое, что пробилось сквозь мутную пелену — роскошный балдахин из тёмно-красного бархата, расшитый золотыми нитями. Он парил над головой, точно сказочный шатёр. Мягкие шелковые простыни скользили по обнажённой коже…

Стоп. Обнажённой?!

Резко, игнорируя острую боль, пронзившую виски, приподнялась на локтях и… тут же вскрикнула — рядом со мной лежало распростёртое тело мужчины.

Его белоснежная рубашка была пропитана кровью, растекающейся тёмным пятном. Длинные светлые волосы, словно шелковые нити, разметались по подушке, контрастируя с загорелой кожей. А лицо... оно застыло в гримасе боли и удивления.

— Дрянь… — раздался низкий, хриплый шёпот.

Я вздрогнула. На пороге, словно изваяние, стоял мужчина.

Правильные аристократичные черты лица, тёмные волосы, неприступно поджатые тонкие губы… Вся его внешность впивалась в меня острыми иглами превосходства и презрения.

Но главными были глаза. Пронзительные, угольно-черные, они смотрели на меня с такой всепоглощающей ненавистью, что я невольно вжалась в подушки.

— Решила меня опозорить? — мужчина шагнул в комнату.

Его аура давила так, что стало трудно дышать.

— Не… не понимаю…

— Не понимаешь? — взревел он. — Только вчера поженились, а ты уже по мужикам таскаешься?

Поженились? Как это? Я… не замужем. Была когда-то, но “любимый муж” бросил меня сразу после того, как узнал о болезни и ради кого? Ради молоденькой размалёванной вертихвостки! Но это в прошлом, а сейчас… настоящее. И оно мне не нравилось.

Вспомнив, что на мне не было ни единой ниточки одежды, решила поскорее стыдливо прикрыться, натянув на себя шелковое покрывало. Только вот и оно было заляпано кровью. Но лучше так, чем светить обнажённым телом.

— Не нужно изображать из себя невинную овечку, — презрительно хмыкнул незнакомец, назвавшийся моим мужем.

Он сделал шаг. Рывок был настолько внезапным и резким, что я едва успела охнуть. Шелковое покрывало скользнуло по коже, открывая холодному воздуху обнажённые плечи, затем грудь, живот... Я осталась совершенно беззащитной перед его испепеляющим взглядом. Щёки запылали от унижения и стыда.

Он не дал мне ни мгновения, чтобы опомниться. Крепкая рука сжала волосы у самых корней, заставляя подняться с постели. Боль пронзила голову, вынуждая подчиниться его воле. Шагнув назад, он потянул меня за собой, и я, спотыкаясь, последовала за ним, пытаясь прикрыться руками.

— Отпустите... пожалуйста... — прошептала я, пытаясь высвободиться из его железной хватки.

— Молчать! — отрезал он не оборачиваясь.

Слёзы подступили к глазам, затуманивая зрение. Мне казалось, что этот кошмар никогда не закончится. Мы спускались по винтовой лестнице, и каждый шаг вниз усиливал чувство безысходности.

Наконец, массивные двери распахнулись перед нами, и я увидела просторную гостиную, залитую светом хрустальных люстр. Повсюду были гости: мужчины и женщины в роскошных нарядах, с бокалами вина в руках, погружённые в беседы и смех. Но как только мы вошли смех стих, и десятки глаз обратились на нас.

Я хотела провалиться сквозь землю. Огромное зеркало напротив отразило моё жалкое состояние: взъерошенные волосы, покрасневшие от слёз глаза, обнажённое тело, едва прикрытое руками.

Шёпот гостей прошелестел по залу, как порыв ветра.

Среди присутствующих в гостиной людей я заметила знакомое лицо, хотя раньше его никогда не видела.

“Отец…” — прошептал внутренний голос.

Нет, это не может быть он. Мой папа умер пять лет назад.

— Посмотрите на неё! — громко объявил мой “муж”, обратившись к собравшимся. — Вот ваша невинная овечка! Роза в саду, которой вы меня наградили! Изменила мужу в первый же день брака!

Я почувствовала, как ноги подкашиваются, словно из них разом вытянули все кости. Мужчина ослабил стальную хватку, и я рухнула на холодный мраморный пол, ощущая, как прикосновение камня обжигает кожу.

— Генерал Артэйр, — “отец” вышел вперёд. — Пожалуйста, объяснитесь. Что тут происходит и почему моя дочь в таком… виде?

Голос мужчины, на вид которому было не больше сорока, истязал своей монотонностью и сухостью. Точно ему было плевать, что меня волокли через весь дом голой за волосы.

И никто… никто из собравшихся не помел набросить на меня хоть какую-нибудь тряпицу. Я видела, как на плечах женщин свисают шали, но они вцепились в них так отчаянно, словно боялись, что одно неверное движение вызовет конец света.

— Я застал парочку наверху. В своей спальне!

— Мне нужно взглянуть.

Генерал и мой “муж” хмыкнул.

— Что ж, извольте…

Словно по команде, все присутствующие дружной стаей ринулись следом за генералом.

Я дрожала от холода и шока, который парализовал тело, даже встать не могла.

Мраморный пол, казалось, высасывал последние крохи тепла, пока я, сжавшись в жалкий комок, наблюдала, как процессия гостей змеёй вьётся по винтовой лестнице.

“Может, я сплю? Может, всё это просто кошмар?” — промелькнула спасительная мысль.

Но разве во сне бывает так больно? Так… реально?

Внезапно кто-то накинул на мои плечи тёплый плед, от которого пахло овечьею шерстью.

Я вздрогнула и обернулась — позади стояла пожилая женщина в тёмно-зеленом платье. Она с сочувствием покачала головой и молча удалилась вслед за остальными, оставив меня наедине со своим отчаянием.

Собрав остатки сил, я медленно поднялась на ноги, чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы.

Зеркало напротив, обрамленное в тяжёлую позолоченную раму, отразило всю безысходность моего положения.

Глава 2

Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, отчего я невольно вздрогнула.

Теперь я осталась наедине с “отцом”. Мужчина медленно повернулся ко мне, и я увидела, как преобразилось его лицо. От прежней аристократической невозмутимости не осталось и следа.

Два стремительных шага — и его тяжёлая ладонь с оглушительным хлопком обрушилась на мою щеку. Удар был настолько силён, что в глазах потемнело, а во рту появился металлический привкус крови. Я не удержалась на ногах и рухнула на пол, выронив плед, который сейчас был моей единственной защитой.

— Дрянь, — его шипение сопровождалось брызгами слюны. — Ты едва всё не разрушила! Неблагодарная тварь! Забыла, что нам нужны его деньги? Решила вертеть носом? Лучше бы я сослал тебя в монастырь! К таким же убогим, как ты, как твоя мать!

— И правда…

В тот же миг пальцы “отца” впились в мои волосы.

— Что ты сказала? — прошипел он, встряхнув меня как тряпичную куклу.

Голова взорвалась болью, но я стиснула зубы, не позволив себе закричать.

Что-то глубоко внутри меня проснулось — та самая сила, что помогала жить в прошлой жизни. Даже когда муж ушёл, оставив лишь пустоту и разбитые надежды. Даже когда врачи, опустив глаза, зачитывали страшный диагноз. Этот стальной стержень внутри снова напомнил о себе, даруя решимость.

— Да, лучше в монастырь, — повторила я, — чем быть разменной монетой.

Хватка в волосах усилилась.

— Плохо я тебя воспитывал, — процедил “отец”, рывком поднимая меня на ноги. — Нужно было пороть ещё чаще. Может, тогда из тебя вышел бы толк!

Он отпустил мои волосы и брезгливо вытер руку о камзол.

— Ты такая же безмозглая дура, как твоя мать! Она тоже всё о любви мечтала, — “отец” презрительно скривился. — И где она теперь? В могиле! А я остался с никчёмной Пустой дочерью, которая даже простейшее не может выполнить — держать ноги сомкнутыми!

Каждое его слово било больнее пощёчины. Я молчала, понимая, что любой мой ответ только ухудшит ситуацию. Но, внутри всё кипело от возмущения и горечи.

— Завтра же будешь умолять мужа о прощении. На коленях! — "отец" навис надо мной подобно грозовой туче. — И если опять всё испортишь... Клянусь, ты пожалеешь, что появилась на свет.

Граф развернулся и вышел из комнаты. Тяжёлые шаги эхом разнеслись по коридору, постепенно затихая вдали.

Меня пробил озноб, словно кто-то опрокинул на спину ведро с ледяной водой. Дрожащими руками я подняла с пола упавший плед и плотно в него укуталась. Ткань была жёсткой, колючей, но сейчас это совершенно неважно. Главное — он согревал, даже немного успокаивал.

Ситуация складывалась весьма паршивая.

Внезапно дверь отворилась с тихим скрипом. Я вздрогнула, инстинктивно отшатнувшись к стене, ожидая увидеть вернувшегося "отца" или "мужа", но в гостиную лёгкой поступью вошла та самая пожилая женщина, что ранее укрыла меня пледом.

— Ох, моя милая, что же они с тобой сделали?

Голос, мягкий и тёплый, как летний ветерок, был полон материнской заботы.

В тусклом свете я разглядела её лицо — доброе, с морщинками в уголках глаз, говорящими о человеке, привыкшем улыбаться. Она осторожно взяла мои дрожащие руки в свои тёплые, чуть шершавые ладони.

По телу словно разлилось успокаивающее тепло, будто я вдруг оказалась под защитой невидимого щита. Это простое прикосновение, полное искренней заботы, пробило последнюю плотину — я разрыдалась, давая волю эмоциям.

Женщина покачала головой.

— Пойдём, отведу тебя в комнату, а то ты на ногах не стоишь.

Я позволила увести себя из гостиной, где каждый предмет теперь казался немым свидетелем моего унижения. Мы медленно поднялись по лестнице и оказались в коридоре, по которому меня недавно волокли.

Тело вновь прожгла дрожь, словно электрический разряд прошёлся от макушки до кончиков пальцев. Ужасная мысль пронзила сознание: что если она ведёт меня в ту самую комнату, где лежит... Но нет, мои страхи оказались напрасными.

Дверь открылась в другую комнату напротив. Девичью, судя по всему. Розовые тканевые обои, украшенные изящным узором из птиц и витиеватых растений. Над кроватью парил воздушный тюлевый балдахин. У окна, задрапированного тяжёлыми бархатными шторами, располагался туалетный столик, заставленный множеством флаконов и баночек.

Стоп… Это же моя комната! Точнее, комната той девушки, чьё тело я теперь занимаю.

Внутри шевельнулось странное, тревожное чувство, словно червячок заполз под рёбра и начал там обустраиваться.

Логика происходящего никак не складывалась в единую картину.

Если это её комната, то почему она решила встретиться с любовником в другой?

Тут концы с концами не сходятся…

Возможно, она сделала это намеренно, чтобы избавиться от навязанного брака?

Какой-то слишком радиальный способ!

Пока я размышляла, пожилая женщина хлопотала вокруг. Она помогла мне опуститься на край кровати, застеленной нежно-персиковым покрывалом с вышитыми розами. Матрас мягко прогнулся, и я вдруг почувствовала, насколько устала — каждая мышца ныла, словно после изнурительной тренировки.

— Вот же изверг! — с плохо скрываемым гневом и болью в голосе воскликнула женщина, осторожно поворачивая моё лицо к свету. — Завтра будет синяк... Сейчас принесу примочку.

Пока она отсутствовала, я осмотрела комнату более внимательно. На стенах висели акварельные пейзажи в изящных рамках, на прикроватной тумбочке лежала раскрытая книга с закладкой — похоже, романтическая новелла. В углу стоял небольшой секретер красного дерева, на котором аккуратной стопкой были сложены какие-то письма и… блокнот.

Может это личный дневник девушки?

Информация мне бы сейчас не помешала.

Превозмогая боль, я осторожно поднялась с кровати и на цыпочках приблизилась к секретеру. Блокнот, как и многие предметы в комнате, был выдержан в нежно-розовых тонах, с мягкой бархатистой обложкой, напоминающей зефирное облако.

Глава 3

Генерал расхаживал по кабинету, чеканя каждый шаг, точно пытался высечь искры из паркета своими начищенными до блеска сапогами. Гулкий цокот отражался от стен, нагнетая и без того напряжённую атмосферу.

— Я правда не понимаю, — повторила, пожалуй, в сотый раз.

Нужно брать ситуацию в свои руки.

Если я и дальше буду молчать, то со взрывным характером Артейра, запросто могу оказаться в могиле. Да и отец с радостью забьёт в крышку гроба пару ржавых гвоздей. А потом эти двое с наслаждением устроят пляски на свежей могиле.

Здесь я никто — всего лишь разменная монета в чужой игре, вещь, которую передают из рук в руки после заключения сделки.

Отец с этим справился отлично, а вот Артейр… Тут вышла загвоздка. Либо невеста сама всё подстроила, пытаясь таким образом избавиться от нежелательного брака. Либо… ей подложили знатную свинью.

Отец отметается сразу — ему нужны деньги генерала. Да и сам генерал не мог участвовать в этой постановке. Его реакция слишком сильная. Подобные эмоции не сыграть. Только не такому солдафону.

Может быть, Розалинда? Она завидовала девушке…

Пока я лихорадочно анализировала ситуацию, Артейр резко прервал своё метание по кабинету и замер в нескольких шагах от меня.

Необходимо защитить себя! Даже если девушка сознательно пошла на измену — необходимо себя защитить!

Я не собираюсь тут подыхать. И такой муж, как Виктор Артэйр мне тоже не нужен. В конце концов, в этом мире существует развод…

Выдержав взгляд генерала, я всё-таки поднялась на ноги.

Несмотря на всю неприязнь к этому человеку, невозможно было не признать его дикую, первобытную красоту. В нём чувствовалось что-то хищное, будто внутри затаился опасный зверь. В тёмных глазах плескалась бездна — глубокая, затягивающая, пугающая своей необъятностью.

“...не люблю драконов” — внезапно вспыхнула в памяти строчка из дневника.

Дракон…

Мог ли Виктор Артейр быть одним из них? Это казалось невероятным. Почти безумным предположением. Но, возможно в этом странном мире, куда я попала всё не так просто?

— Никак не могу понять, о чём ты думаешь, — прошелестел мужчина.

Казалось, его ярость начала утихать — морщины, которые ещё минуту назад прорезали лоб, стали понемногу разглаживаться, возвращая лицу привычное, почти спокойное выражение. Побелевшие от напряжения кулаки, медленно, будто нехотя, разжались, позволяя крови вновь свободно циркулировать.

— Измены не было, — на одном выдохе произнесла я.

Артейр издал презрительный смешок.

— Я видел. Конюха и тебя. Голую. В моей постели. Хочешь сказать, что глаза обманули меня? А может, ты сейчас скажешь, что это недоразумение? Что я всё не так понял, и вы там играли в салки?

Артейр вновь начал заводиться. На мгновение мне показалось, что в глазах тёмных и бездонных блеснуло пламя, в свете которого я разглядела вертикальный зрачок. Точь-в-точь как у ночных змей или некоторых видов ящериц…

— Глаза вас не обманули, — выдохнула я, чувствуя, как ладони покрываются холодным потом.

Отпираться было бессмысленно. Факт оставался фактом. Как ни крути, но в глазах генерала всё выглядело однозначно — молодая жена, застигнутая в постели с другим мужчиной... Понять ярость Артейра можно, вот только смириться с последствиями его гнева я не могла.

Крылья носа мужчины снова раздулись. Казалось, передо мной стоит не человек, а разъярённый бык, готовый ринуться в атаку. Я невольно сжалась, чувствуя себя беспомощной красной тряпкой, на которую нацелился этот неукротимый зверь.

— Значит, соглашаешься с фактами, но утверждаешь, что измены не было? — процедил он сквозь зубы, прищурив глаза до узких щёлочек.

— Потому что я ничего не помню!

По лицу мужчины пробежала тень замешательства, исказив черты, точно невидимая рука скомкала и смяла безупречную маску. Тёмные брови сошлись на переносице, прочертив глубокую вертикальную морщину.

— Я ожидал, что ты рухнешь на колени, зальёшься слезами и станешь молить о прощении! Но ты... моя дражайшая супруга, избрала путь отрицания? Да ещё с такой поразительной наглостью! А может, у тебя и впрямь не всё в порядке с головой?

— Но это чистая правда! — вскинулась я. — Я даже нашу свадьбу не могу вспомнить! Этого конюха тоже не помню! Возможно, нам обоим что-то подмешали в еду?

Я говорила искренне, вкладывая в слова всю свою боль и отчаяние.

Генерал должен был почувствовать правду, должен был поверить... Но я жестоко ошиблась. Виктор Артейр оказался непробиваем, упрямым бараном. Он уже сделал выводы, вынес свой приговор, и переубедить его было невозможно.

— Ты даже хуже своего отца, — выплюнул он, скривив губы в презрительной усмешке. — Разыгрываешь из себя невинную овечку, а на деле — расчётливая, подлая дрянь.

Я открыла рот, чтобы парировать оскорбление, но нас прервал резкий стук в дверь. В комнату ворвался запыхавшийся мужчина, один из тех, кто уносил завёрнутое в ковёр тело.

— Глен, — развернулся к нему генерал. — В чём дело?

— Нужно поговорить, — отозвался тот, метнув в мою сторону настороженный взгляд. — Наедине.

Артейр коротко кивнул, и они скрылись за дверью.

Из коридора доносились приглушённые, напряженные голоса. Разговор явно касался конюха. Я неслышно подкралась ближе, пытаясь уловить хоть слово, но внезапно всё стихло. Дверь распахнулась, и я столкнулась с тёмным взглядом Артейра.

— Опять шпионишь? — прошипел он.

— Я не…

— Разговор окончен, — отрезал генерал, не дав мне договорить. — Марш в свою комнату!

— Но…

— Я сказал, убирайся!

Спорить было бессмысленно. Но то, что меня сегодня не прибили — уже хорошо.

Не помню, как добралась до своей комнаты. Холод пробирал до костей, желудок скрутило в тугой узел. Спасаясь от пронизывающего озноба, я забилась под толстое одеяло.

Мысли вертелись вокруг произошедшего, не давая уснуть. События этого дня, словно в калейдоскопе, мелькали перед глазами — мёртвый конюх, яростный взгляд Артейра, его странно изменившиеся зрачки…

Глава 4

— Нет! — пронзительный крик сорвался с губ.

Я резко распахнула глаза и села в кровати. Сердце колотилось где-то в горле и всё старалось вырваться на волю то ли через темечко, то ли через ухо.

Ослепительный солнечный свет лился через окно, заставляя щуриться после кромешной тьмы кошмара. Я судорожно огляделась — всё та же девичья спальня, персиковое покрывало, акварели на стенах.

Артейр в образе дракона, хватающий меня за ногу… Это был всего лишь сон. Дикий, невероятный, пугающий сон.

Постепенно дыхание выравнивалось, паника отступила, но тут в дверь спальни постучали и я снова инстинктивно напряглась. Мышцы моментально напружинились, готовые к отчаянному броску... хоть через окно. Но разум, наконец, пробился сквозь пелену страха.

Артейр не стал бы любезно стучаться, да и отец тоже.

Пришлось поднапрячь память, чтобы вспомнить имена из личного дневника.

Скорее всего, это тётушка Гиллеан — единственная, кто протянул мне руку помощи.

Стук повторился.

Сделав глубокий вдох, я собралась с силами:

— Войдите!

Дверь медленно отворилась, и в комнату неслышно проскользнули две молоденькие девушки в идентичных накрахмаленных чепцах, тёмно-серых платьях и белоснежных передниках.

"Служанки" — с облегчением выдохнула я про себя.

— Госпожа, вы уже проснулись? — пискнула первая, изящно приседая в книксене. — Позвольте помочь вам одеться.

Я неуверенно кивнула, понимая, что отказ вызовет лишь ненужные подозрения.

Девушки тут же принялась хлопотать возле меня. Сняли сорочку, надели чистую, пухнущую лавандой. Удивлённо переглянулись, заметив влажные пряди волос. После чего усадили перед туалетным столиком, где из зеркала на меня смотрела измученная незнакомка с глубокими тенями под глазами. Единственным утешением было то, что от вчерашней пощёчины не осталось и следа — чудодейственная припарка тётушки Гиллеан сотворила настоящее волшебство.

Пока одна служанка колдовала над моей причёской, вторая споро меняла постельное бельё, то и дело бросая обеспокоенные взгляды в окно.

— Лудде куда-то запропастился, — задумчиво протянула она, складывая простыни в плетёную корзину.

— Небось опять дрыхнет на сеновале с какой-нибудь шлю... — расчёсывающая волосы девушка осеклась, вспомнив о моём присутствии. — Прошу прощения, госпожа.

— Нет, он не такой! — пылко возразила её подруга. — Я же знаю! У него мать больна, и Лудде никогда бы... Его все так любят!

— О да-а-а, и он тоже... весьма любвеобильный, — съязвила первая.

— Какая же ты злая, Ирма!

— Да не переживай ты так, объявится твой ненаглядный Лудде. Как только хозяин нагрянет в конюшню с проверкой, тут же найдётся.

Сердце отбило барабанную дробь.

Они говорили о том самом конюхе.

Горло перехватил спазм.

Больная мать... Влюблённая в него служанка…

— Что с вами, госпожа? — беспокойной пронеслось возле уха. — Вы как-то побледнели.

— Всё хорошо, — я попыталась улыбнуться, но губы лишь судорожно дёрнулись в жалком подобии улыбки.

— Вы что же тут раскудахтались, дуры безмозглые?

В комнату вошла немолодая женщина с суровым выражением лица, в тёмном платье и белоснежном чепце — старшая служанка. Её появление мгновенно заставило девушек замолчать и опустить глаза.

— У вас и без того дел по горло! А вы тут языками чешете, как на базаре! Ступайте на кухню, там посуда немытая стоит, а потом бельё нужно развесить, — строго произнесла она, складывая руки на груди.

— Но я ещё не закончила с причёской, — робко возразила Ирма, всё ещё держа в руках расчёску.

— Ничего страшного, я всё сделаю сама!

Девушки поспешно присели в реверансе и выскользнули за дверь. Старшая служанка покачала головой, глядя им вслед, а затем повернулась ко мне.

Её взгляд... Он заставил меня внутренне содрогнуться. Колючий, пронизывающий. В нём читалась странная смесь презрения и едва сдерживаемого раздражения.

Женщина молча подошла и взяла расчёску, оставленную Ирмой. Её движения были точными, скупыми, без лишней суеты. Каждый взмах расчёски отдавался лёгким покалыванием в коже головы, заставляя меня невольно ёжиться.

Затем началась долгая процедура облачения в платье — корсет, нижние юбки из тонкого батиста, верхнее платье из тяжёлого шёлка цвета бургундского вина.

Я старалась не морщиться, когда шнуровка корсета впилась в тело.

Застёгивая у меня на груди пуговички, старшая служанка делала это резко, с каким-то остервенением.

"Она знает" — пронеслось в голове.

Знает, что произошло вчера. Знает, куда подевался конюх.

Выбрасывая пассивную агрессию вместе с каждым движением, женщина безмолвно винила во всём именно меня…

— Вот и всё, — произнесла служанка, развернув меня лицом к зеркалу.

Я ощущала себя фарфоровой статуэткой — хрупкой, изящной, но совершенно лишённой возможности двигаться и дышать полной грудью.

Корсет стягивал тело немилосердно туго, буквально выдавливая воздух из лёгких. Каждый судорожный вдох давался с огромным трудом. Грудная клетка почти не расширялась, сдавленная жёстким панцирем из плотной ткани.

Кажется, служанка затянула шнуровку намеренно сильнее, чем полагалось.

Талия была такой тонкой, что я могла почти полностью обхватить её ладонями. Контраст с пышными округлостями груди и бёдер поражал. Фигура в зеркале напоминала песочные часы — соблазнительные и… совершенно неестественные.

— Вас ожидают в столовой за завтраком, — пояснила служанка, сделав в моём образе несколько последних штрихов, а именно нацепив тяжёлые серьги и массивное ожерелье, больше напоминающее ошейник. Не хватало только поводка, чтобы завершить образ дрессированного животного.

Стало дурно от мысли, что в этом одеянии мне предстоит есть. Боюсь, стиснутый кружевным орудием пытки желудок, просто не сможет вместить в себя еду.

— Меня ожидает… муж? — спросила я.

— Муж? — женщина как-то странно усмехнулась. — Нет, у хозяина с утра появились дела. Хотя… какой он теперь хозяин.

Глава 5

Войдя в столовую, я обнаружила там лишь часть своего семейства.

Отец, нахмурив брови, недовольно произнёс:

— Мне сказали, что ты уже спустилась.

Помимо него, за столом сидели моя кузина, тётушка Гиллиан и ещё одна женщина — мать Розалинды. Порывшись в воспоминаниях, я вспомнила её имя из недавно прочитанного дневника — тётя Агния.

Это небольшое собрание разительно отличалось от вчерашнего многолюдного сборища в гостиной. Похоже, остальные родственники разъехались по своим домам. Остались лишь самые близкие.

— Я заплутала, — попыталась оправдаться.

Это была чистая правда. Мне потребовалось не меньше десяти минут, чтобы отыскать нужный коридор в этом огромном доме.

— Заплутала? — Розалинда вопросительно изогнула бровь. Её кукольная физиономия резко контрастировала с мрачными лицами остальных. — Уж не с очередным ли симпатичным конюхом ты "заплутала", моя дорогая кузина?

— Понятия не имею, о чём ты говоришь, — ответила я, осторожно усаживаясь за стол.

Из-за тугого корсета это оказалось не так-то просто.

— Ну конечно! — фыркнула девица.

— Я смутно помню вчерашний день. Всё словно в тумане... Те ужасные события... Понятия не имею, как очутилась в той спальне, да и конюха этого я не знала.

— Лгунья! — бросила Розалинда, впиваясь в меня ядовитым взглядом. — Ты глаз от него отвести не могла. С самого первого нашего приезда в Алькветтерн. А уж как вы мило ворковали в конюшнях! Даже не пытайся отпираться, Анна. Это выглядит жалко. Ты выглядишь жалкой!

Вот же стерва!

Хоть я и не знала, говорит ли Розалинда правду, но я окончательно уверилась в том, что она меня терпеть не может.

— Думай, что пожелаешь... — процедила я сквозь стиснутые зубы.

— Довольно! — взревел отец, с такой яростью обрушив кулак на стол, что тот жалобно заскрипел.

Фарфоровые чаши и серебряные приборы испуганно задребезжали. Хрустальный бокал, стоявший на краю возле отца, не выдержав сотрясения, кувыркнулся на пол, разлетевшись на острые осколки.

— Устроили балаган! То, что было… Останется между нами! Всем ясно? Или предпочитаете ночевать в канаве? Я могу с лёгкостью это устроить!

— Девочки просто повздорили, Гордон, — вкрадчиво произнесла тётя Агния, сидевшая рядом со мной. — Не стоит так горячиться.

— Не нужно горячиться, сестра? Ты хоть понимаешь, что всё могло рассыпаться прахом? Чёрт бы вас всех побрал! Я все деньги вложил в Эртанские Верфи. А что я получил взамен? Корабли канули в небытие, а эти две пустоголовые курицы вздумали устраивать склоки? Нам несказанно повезло, что Артейр сдержал своё слово!

— Уверена, Анна нашла к нему особый подход, — не удержалась от ядовитого выпада кузина.

На этот раз я промолчала, делая вид, что она пустое место.

— Ему необходим титул, — протянула тётя Агния. — Он бы согласился при любых обстоятельствах.

— Да-а-а, — протяжно выдохнул отец. — В Эртании традиционно сильна аристократия. А король — не больше чем говорящая голова. Артейру неслыханно повезло. Не спаси он три года назад наследника — прозябал бы вечно в низших чинах, особенно с таким характером. Вспыльчивый ублюдок! А его непомерные амбиции... — отец издал едкий смешок. — Захотел пробиться в Орден Щита и Меча, ну надо же!

Орден Щина и Меча… Наверное, они говорят о военном министерстве.

— А у него не выйдет? — тихо поинтересовалась я.

Мне было неинтересно. Хотя-я-я… Нет, интересно!

— У этого выскочки? — хмыкнул отец. — Там заседают представители древнейших родов. А этот... безродный генерал возомнил, что сможет встать с ними в один ряд? Смешно!

Резким движением сорвав с ворота накрахмаленную салфетку, отец откинулся на спинку кресла и продолжил с нескрываемым злорадством:

— Для избрания в Орден нужно не менее двух третей голосов Верховного Совета. То, что Артейр трижды подавал прошение, чтобы его кандидатуру рассмотрели уже о многом говорит. Все члены Ордена скорее удавятся, чем допустят в свои ряды какого-то ублюдка, пусть и с титулом. Даже то, то он дракон… Времена, когда они управляли миром, давно прошли. Так что нет — твой муж никогда не получит место в Ордене. Пусть хоть головой об стену бьётся!

В голосе отца сквозило столько пренебрежения, что стало очевидно — в этом мире социальные барьеры были куда выше и прочнее, чем я могла себе представить. Каждый знал своё место и держался его, а попытки выбиться из привычного круга встречались презрением и насмешками.

— Впрочем, — добавил отец уже серьёзнее, — это более не касается семьи Вейр. Главное, Артейр выполнил мои условия. А дальше пусть делает что хочет — хоть в министры метит, хоть в короли. Мне всё равно!

Семьи Вейр, может, и не касается, а вот меня... По спине пробежал липкий холодок. В разговоре с Артейром отец ясно дал понять — меня для него более не существует. Роль дочери сыграна, занавес опущен. Я всего лишь голодный рот, от которого он с радостью бы избавился.

Завтрак проходил в гнетущем молчании. Я смогла проглотить только пару ложек густой каши.

Розалинда то и дело бросала на меня торжествующие взгляды, явно наслаждаясь моим подавленным состоянием. Её мать, тётя Агния, старательно делала вид, что полностью поглощена содержимым своей тарелки, хотя я замечала, как она украдкой поглядывает то на меня, то на отца.

Тётушка Гиллиан единственная, казалось, испытывала ко мне некоторое сочувствие. Несколько раз она пыталась завести непринуждённую беседу, но её попытки разбивались о стену всеобщего отчуждения.

— Анна, дорогая, — наконец произнесла она, когда молчание стало совсем невыносимым, — может быть, тебе стоит прилечь? Ты очень бледна.

— Да, пожалуй, — с облегчением выдохнула я, радуясь возможности покинуть столовую.

— Сиди на месте! — рявкнул отец. — Никто не встаёт из-за стола, пока я не закончу.

Внезапно со двора донёсся цокот копыт и скрип колёс. Отец поднялся из-за стола и подошёл к окну.

— А, это экипаж Артейра, — процедил он. — Наконец-то убрался. Однако… — отец медленно развернулся и, пригвоздив меня к месту своим убийственным взглядом, продолжил. — Анна, тебе же лучше, чтобы твой муж за тобой вернулся.

Глава 6

Женщина была похожа на сухофрукт. Впалые щёки обтягивала бледная, почти серая кожа, испещрённая мелкими морщинками. Спутанные седые волосы торчали во все стороны, выбиваясь из-под грязного чепца. Её тёмное платье, некогда добротное, теперь висело бесформенными лохмотьями, а на подоле виднелись следы засохшей грязи.

Но больше всего пугали глаза — огромные, лихорадочно блестящие, они смотрели на меня с каким-то безумным отчаянием. В них читалась такая всепоглощающая боль и надежда одновременно, что мне стало не по себе.

Женщина медленно двинулась в мою сторону.

— Госпожа... — прошептала она надтреснутым, едва слышным голосом. — Вы... вы видели его? Он работает в конюшнях.

Неужели она говорит о Лудде? Боже…

Её пальцы, костлявые и скрюченные, словно иссохшие птичьи лапы, потянулись ко мне.

— Сумасшедшая! — вновь взвизгнула Розалинда. — Кто её пустил? Стража!

— Я не сумасшедшая! — женщина перестала беспомощно валяться на земле. Взгляд странным образом прояснился. — Я видела вас двоих! — она указала на Розалинду.

— Где и когда? — я едва сама не вцепилась в обветшалое платье незнакомки.

— Неужели ты будешь слушать эту ненормальную? — вскрикнула кузина.

Женщина, не обращая внимания на выпад, продолжила:

— Это было перед свадьбой. Вы разговаривали с моим сыном, Лудде во дворе. Неужели не помните?

— Ты меня с кем-то спутала, — отрезала Розалинда, дёрнув тонким носиком. — По конюхам у нас шастает только она, — кузина вновь ткнула в меня обвиняющим пальцем.

— Нет, я точно помню... — попыталась возразить женщина, но её прервал громкий голос отца.

— Что здесь происходит? — грозно спросил он, появившись на крыльце в сопровождении двух крепких слуг.

— Господин... — вновь забормотала женщина. — Мой сын, Лудде…

— Выбросите эту мерзость из моего дома! — приказал отец недослушав. — Чтобы духу её здесь не было!

Слуги спустились с крыльца, направившись к незваной гостье.

— Нет, постойте! — воскликнула я.

Эта женщина могла быть ключом, единственной ниточкой к тому, что произошло между Анной и конюхом.

Розалинда определённо о чём-то разговаривала с ним незадолго до свадьбы, и, судя по всему, они ушли… вместе?

В этот момент сердце пропустило удар. В памяти всплыли обрывки разговора Артейра и его дружков.

Опухла гортань…

А что, если Лудде отравили? Да и с Анной могли что-то сделать, раз на её месте оказалась я.

Меня вдруг осенило. Пазл сложился. Их просто-напросто подставили!

Чёрт побери, как же тонко всё продумано!

Анну видели на конюшнях. Есть свидетели. Лудде, по уверениям Ирмы, был бабником.

Картина предательства и прелюбодеяния настолько откровенна, что буквально бросается в глаза. Никто не будет разбираться в том, что и так очевидно!

Розалинда… Моя дорогая кузина. Это всё она подстроила? Решила подставить родственницу? Отомстить? А может, она сама хотела выйти замуж за генерала?

Я буду безжалостной сукой, если скажу отчаявшейся матери, что ее сына больше нет. Но и молчать нельзя, хотя я понятия не имела, где его похоронили и похоронили ли вообще.

Пока я лихорадочно размышляла, слуги бесцеремонно схватили несчастную женщину за руки.

— Немедленно отпустите её! — резко приказала я.

— Да как ты смеешь открывать рот? — яростно рявкнул отец. — Забыла своё место?

— Меня подставили!

Лёгкие трещали от частого, рваного дыхания. Сердце колотилось о рёбра, словно обезумевшая птица.

— Что ты там сказала? — отец шагнул на гравийную дорожку.

— Меня подставили, — твёрдо повторила я.

Краем глаза мне удалось увидеть, как кузина сжалась, точно испуганный зверёк, готовый в любой момент броситься наутёк.

Похоже, моя догадка оказалась верной.

— Вашего сына больше нет, — я опустилась на колени. — Мне очень жаль.

Женщина замерла, глядя на меня остекленевшими глазами. Казалось, она не дышит. А потом из её груди вырвался такой пронзительный, полный боли крик, что у меня волосы встали дыбом.

— Нет! — она рухнула на землю, царапая ногтями грудь, словно пытаясь вырвать из неё рвущееся сердце. — Не может быть! Вы лжёте!

— Это могла подстроить Розалинда, — твёрдо произнесла я, поднявшись с колен. — Я не потерплю, чтобы меня обвиняли в том, чего я не совершала!

— Ложь! Всё ложь! — истерично закричала Розалинда. — У тебя нет никаких доказательств, кроме домыслов этой сумасшедшей!

— Молчать! — прогремел голос отца.

Я вздрогнула. Он медленно спустился с крыльца.

Не говоря ни слова, отец грубо схватил меня за волосы и резко дёрнул, заставляя наклониться. Острая боль пронзила кожу головы, слёзы невольно брызнули из глаз.

— Мне плевать, была измена или нет, — прошипел он мне прямо в ухо, обдавая жарким дыханием. — Плевать, кто и что подстроил. Сейчас главное — чтобы все держали свои поганые рты на замке, ты меня поняла?

— Но были же родственники, которые уехали, — прошептала я, морщась от боли. — Неужели все они будут молчать?

— Я уже позаботился об этом, — процедил отец сквозь зубы. — А если ты продолжишь истерить... что ж, память — такая хрупкая вещь. Её так легко стереть.

Я похолодела, осознав смысл его слов.

Рыдания несчастной матери Лудде стихли — видимо, она потеряла сознание. Слуги подхватили её безвольное тело и потащили прочь со двора.

— Увидите мою племянницу в дом! — приказал отец.

Тело сковало оцепенение. Я даже не смогла понять, к кому именно он обратился.

Когда силуэт Розалинды растворился в темноте, руку пронзила тупая боль. Стальная хватка отца безжалостно впилась в запястье.

Меня потащили к дому. Я спотыкалась на каждой ступеньке, но отец безжалостно тянул вперёд.

Эта дорога... Я хорошо знала её. Сколько раз уже меня вот так волокли?

— Будешь сидеть здесь, пока твой благоверный муженёк не соизволит явиться! — прорычал отец, грубо втолкнув меня в комнату.

Глава 7

Отец ухмыльнулся. Он стоял у окна, сцепив руки за спиной. Холодный, сухой, равнодушный, казалось, ко всему.

— Похоже, ты начала понимать правила игры, — едва слышно произнёс он. — Что ж… Будь, по-твоему. Джеймс! — комната наполнилась эхом властного голоса.

В следующее мгновение дверь бесшумно отворилась, и на пороге возник слуга.

— Пошли за Адольфусом Харлоу. Немедленно!

Слуга поклонился и поспешно удалился.

Гнетущая тишина заполнила помещение, точно густой туман. Отец продолжал стоять у окна, глядя в темноту за стеклом, а я сидела, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть момент моей маленькой победы.

Он согласился!

Взгляд упал на собранные чемоданы. В них — вся прошлая жизнь Анны, которая теперь стала моей. Может быть, мне всё же дали шанс написать собственную историю?

Прошло около часа. С приходом первых солнечных лучей, прорезавших предрассветную хмарь, в доме появился сонный и слегка помятый нотариус. Тот самый, что совсем недавно оформлял сделку между Артейром и отцом.

— Адольфус, — заговорил отец, едва мы переступили порог его кабинета, — прости, что так рано, но появились неотложные дела.

Нотариус зевнул и вздрогнул, прогоняя последние ошмётки сна.

— Что вы, граф, — мужчина снова зевнул. — Как я уже говорил, это моя работа. Что нужно от меня?

— Переписать имущество на мою дочь. А именно коттедж в Дала-Эрнэ.

— Что же вы там забыли, миледи? — спросил нотариус, вскинув брови.

— Это законная часть её наследства, — ответили за меня. — Я, как хороший родитель, должен позаботиться о дочери. Тем более, этот дом достался мне от моего отца, а ему — от его. И раз у меня нет сына… Семейные традиции нужно чтить, Адольфус.

Я чуть было не усмехнулась, но успела прикусить язык. Сейчас не самое удачное время демонстрировать своё отношение к словам. Даже намёк на насмешку мог разрушить всё, чего мне удалось добиться.

— Вы прекрасный человек, Вейр, — тепло улыбнулся нотариус. — Как приятно видеть, когда отец так заботится о своём ребёнке.

Желудок скрутило от этого спектакля лицемерия. Нотариус, не скрывая угодливости, откровенно лебезил перед отцом. А отец, в свою очередь, с усердием, достойным лучшего применения, разыгрывал роль любящего и заботливого родителя перед посторонними людьми. Эта неестественная, насквозь фальшивая сцена вызывала у меня непреодолимое желание покинуть помещение. Каждая фраза, каждый жест были пропитаны ложью и притворством, от которых хотелось скорее избавиться, словно от липкой паутины, опутавшей всё вокруг.

Закончив любезничать, нотариус достал из своего портфеля плотные гербовые листы и, с позволения хозяина, устроился за рабочим столом.

Когда все документы были оформлены и подписаны, Адольфус Харлоу поставил свою печать и довольно произнёс:

— Вот, пожалуйста. Дарственная на имя Анны Артейр. Имущество и все обязательства по нему отчуждаются полностью в ваше право, — подытожил мужчина, передав мне бумаги.

Я бережно приняла документы. Они показались мне неожиданно тяжёлыми, будто весили не меньше моей прежней жизни.

Отец внимательно следил за каждым моим движением. Словно наблюдал за неразумным ребёнком, которому позволили поиграть во взрослые игры.

За окном к этому времени давно уже рассвело, но кабинет был погружен в полумрак. Тяжёлые бархатные шторы нехотя пропускали тонкие лучики света.

Через двадцать минут Адольфус Харлоу, церемонно откланявшись, покинул кабинет, оставив нас наедине с отцом. Теперь, когда все формальности были улажены, напряжение между нами достигло своего апогея.

— Когда мне нужно уехать? — мой голос прозвучал неожиданно громко.

— Прямо сейчас, — отец кивнул в сторону окна. — Карета давно тебя ждёт.

Всё произошло быстро, точно в каком-то лихорадочном сне. Лакеи бесшумно забрали чемоданы из моей комнаты и поспешно потащили их к выходу.

Коридоры поместья встретили меня гнетущей тишиной. Дом словно вымер — ни единой души, никто не вышел проститься. Впрочем, чего я ещё ожидала?

Выйдя на улицу, крепко ухватилась за перила. Яркое солнце врезалось в глаза, наполнив пространство звенящим белым цветом.

Спустя несколько секунд зрение сфокусировалось, и я смогла рассмотреть экипаж, запряжённый двойкой гнедых лошадок.

Морозный воздух покалывал щёки, заставляя кожу гореть от холода.

С каждым шагом вниз по ступенькам тревога внутри нарастала, точно снежный ком.

Я ни черта ничего не знала…

Ни о Дала-Эрнэ, ни о доме, который неожиданно оказался в моих руках. Я понятия не имела, в каком состоянии находилось унаследованное имущество и какие сюрпризы могли поджидать меня впереди.

Внутреннее чутьё упрямо нашёптывало, что я вляпалась по самую макушку. Хотя, казалось бы, куда уж хуже?

Погрузившись в мысли, я безмолвно наблюдала, как лакей и возница привязывают мои чемоданы к крыше экипажа. Радовало, что вещи мне оставили. Уверена, некоторые из них можно будет продать. В моём нынешнем положении деньги имели куда большее значение, чем бальные платья, кружевные сорочки и шёлковые панталоны.

— Берт, довезёт тебя до места, — буркнули за спиной.

На крыльце появился отец. Пар из его рта вырывался сизыми облачками.

Мне хотелось расспросить его о Дала-Эрнэ — что это за место, как далеко оно находится. Но настоящая Анна наверняка и так это знала, поэтому никаких вопросов. Лучше уехать отсюда как можно скорее.

Единственное, что грело душу — документы на коттедж, надёжно спрятанные в кармане платья.

— Когда прибудешь на место, не забудь передать привет местному префекту, — усмехнулся отец.

Я обернулась. Хотела ответить, но слова застряли в горле.

Такой человек, как граф Вейр, не достоин прощальных слов.

Ступив на гравийную дорожку, подошла к ожидавшему экипажу. Лакей как раз опустил для меня лесенку. Я уже поднялась, как вдруг услышала голоса, донесшиеся со стороны конюшни.

— Не можно! — кричал старый конюх. — Хозяин не позволял!

Глава 8

Устроившись в экипаже, я заглянула внутрь мешочка и обнаружила горсть монет разного достоинства. Последний подарок от единственного человека в этом доме, кто проявил ко мне хоть каплю доброты.

Колёса экипажа мерно стучали по мощёной дороге, и я, стараясь отвлечься от грустных мыслей, жадно вглядывалась через крошечное окно в проплывающие мимо картины.

Местность, по которой мы проезжали, чем-то напоминала большую деревню или посёлок, с аккуратными ухоженными домиками, сложенными из серого камня и увитыми засохшим плющом. Небольшие палисадники украшали пожухлые осенние цветы, а из труб поднимался уютный дымок.

На улицах было немноголюдно — редкие прохожие, закутанные в тёплые шали и пальто, спешили по своим делам. Женщины в длинных юбках и чепцах торопливо переходили улицу, придерживая корзины с покупками. Возле колодца в центре площади судачили две пожилые дамы, их голоса доносились до меня приглушённым эхом.

Однако по мере того, как мы удалялись от особняка, окружающий пейзаж начал меняться. Аккуратные домики постепенно сменились старыми и разваленными строениями, а в редких садах уже сложно было заметить хоть какой-то намёк на былую ухоженность.

Внезапно гнетущую тишину пронзил свирепый голос:

— Нужно было платить вовремя, старая дура!

— Мой сын... Он скоро вернётся, — дрожащим голосом ответила женщина.

— Твой сын, наверняка валяется в какой-нибудь в канаве! Плати или убирайся прочь! Иначе законников вызову, уж они-то с тобой церемониться не станут!

— Прошу вас! Разве не видите, она не в себе? — вмешался ещё один голос.

— Плевать мне на эту полоумную! Аренду за дом надобно вовремя платить!

Я узнала голоса. По крайней мере, один из них точно. Та женщина... мать Лудде!

Не раздумывая ни секунды, я вскочила с места, распахнула дверцу и на ходу крикнула:

— Стой!

Возница выругался. Кони заржали. Карета остановилась так резко, что я едва не вывалилась наружу.

Спрыгнув на землю, поспешила на голоса. Длинный подол платья путался в ногах, ткань цеплялась за грязь и камни, но я упрямо шла вперёд.

На улице разворачивалась настоящая драма. Я не ошиблась. Женщиной была мать Лудде, а второй голос принадлежал той самой служанке, которая говорила о конюхе — подруге Ирмы.

Мать Лудде была ещё более измождённая, чем при первой нашей встрече. Она стояла, прижавшись спиной к облупившейся стене маленького покосившегося домика, а перед ней, нависая словно грозовая туча, возвышался дородный мужчина. Его жилет едва сходился на толстом животе, а на щеках выступили неприятные красные пятна.

— Что здесь происходит? — рявкнула я, скопировав приказной тон отца.

— А ты ещё кто такая? — процедил мужчина, смерив меня презрительным взглядом. — Тоже заступаться за эту нищенку решила?

Я выпрямилась, расправив плечи и вздёрнув подбородок. Каждая мышца тела напряглась в попытке сохранить самообладание. Никогда не была хорошей актрисой, но сейчас что-то внутри меня щёлкнуло. Может, это была злость, а может, чувство ответственности.

— Я Анна Артейр! — произнесла с неожиданной для самой себя твёрдостью.

Мужчина слегка прищурился, точно оценивая правдивость моих слов. Между бровей пролегла глубокая морщинка. Затем его цепкий взгляд медленно скользнул по экипажу, задерживаясь на потёртой обивке и мелких деталях, которые могли бы выдать ложь в моих словах или, напротив, подтвердить статус.

— Госпожа… — наконец пробормотал он.

Моя фамилия всё-таки его немного отрезвила. Наверное, не все местные знали, что поместье и особняк перешли во владение семьи Вейр.

— Я спрашиваю, что здесь происходит? — повторила, делая шаг вперёд.

Толстяк выпрямился, пытаясь казаться внушительнее.

— Всё по закону, госпожа. Эта старуха уже третий месяц не платит за дом. Я человек терпеливый, но всему есть предел!

— Её сын… пропал — попыталась объяснить служанка. — Она не в себе после этого.

Я сказала, что её сына больше нет. Но бедная женщина всё равно считает, что Лудде пропал? Видимо, она построила стену отрицания вокруг своего сердца, непроницаемую, как крепостной вал — ни слёзы, ни мои слова, ни даже время не способны её разрушить.

— А мне какое дело? — хмыкнул мужчина. — Закон есть закон!

В глазах матери Лудде застыло безысходное отчаяние.

— Сколько она вам должна? — спросила я, чувствуя, как сжимается сердце.

Мужчина прищурился, а на уголках губ появилась гаденькая ухмылочка.

— Восемнадцать серебряных, госпожа.

— Восемнадцать? — возмутилась девушка. — Вы же говорили двенадцать!

— Проценты, милочка, проценты, — пояснил толстяк, продолжая улыбаться. — Плюс моральный ущерб за ожидание.

Вот же гадёныш! Увидев перед собой сердобольного, готового помочь человека, он просто воспользовался ситуацией и завысил сумму.

Заглянула в мешочек. Медь, проблеск холодного серебра, даже пара золотых монет затерялась.

— Было двенадцать? — я подняла взгляд на толстяка, мысленно пересчитывая сумму. — За три месяца? Значит, за месяц четыре серебряных, без процентов и... — я невольно скривилась, — вашего так называемого “ущерба”?

— Точно так, госпожа, — подтвердил он.

— Вот, здесь долг и ещё дополнительная плата за три месяца вперёд.

Скрепя сердце, я высыпала монеты в его протянутую ладонь.

С каждым металлическим звоном, с каждой упавшей монетой частица моей свободы и надежд улетучивалась. Почти половина всех денег…

— Мне нужна расписка, — твёрдо заявила я, заметив, как жадно блеснули глаза мужчины. — Расписка о том, что аренда внезапно не подорожает!

— Но... Госпожа, так дела не ведутся, — запротестовал мужчина, сжав в кулаке деньги.

Я хотела было предложить дополнительную плату, но, поразмыслив, решила зайти с другой стороны.

— Иначе я всё расскажу своему мужу! Вы ведь знаете моего мужа? Виктор Артейр! Благородный воин и господин! Посмотрим, как генерал отреагирует на то, что вы выгоняете на мороз беззащитную женщину!

Глава 9

Ехали долго. Очень долго… Я тысячу раз пожалела, что вообще согласилась. Лучше было бы сбежать и стать служанкой в каком-нибудь доме, чем трястись столько времени в экипаже. В этом мире не знали что такое асфальт или вообще ровная дорога! Стоило выглянуть наружу, чтобы понять: дороги здесь представляли собой нечто среднее между звериной тропой и полем после артобстрела.

Карета подпрыгивала на каждой кочке, словно живое существо, пытающееся сбросить с себя непрошеного наездника. Меня бросало из стороны в сторону, и я то и дело ударялась то плечом, то головой о жёсткую деревянную обшивку. Кажется, на второй день пути у меня на теле не осталось ни одного места без синяка.

На четвёртый день пейзаж за окном сменился: городские предместья остались позади, и мы въехали в густой лес. Ветви деревьев смыкались над головой, образуя подобие зелёного коридора.

По лесной дороге ехать стало чуть легче — меньше ям, больше упавших ветвей и корней, торчащих из земли. Зато запахи! Воздух, наполненный ароматом сосновой смолы, влажной почвы и диких трав, проникал в карету, и я жадно вдыхала его, пытаясь отвлечься от неудобств путешествия.

Единственным моим развлечением была… магия. А как ещё назвать силу, что сбила с ног тех амбалов?

Я пробовала и так и эдак — возводила руки, переплетала палацы. Сила откинулась лишь единожды, когда я со злости пнула сиденье напротив. В этот самый момент я почувствовала тепло, и с пальцев посыпались искры, едва не подпалив мне подол платья. После этого я решила, что эксперименты лучше оставить на потом.

Чтобы размяться и дать лошадям отдохнуть мы останавливались в небольших придорожных посёлках, и в это время мне чудилось, что я видела Шторма. Чёрная точка на горизонте то появлялась, то вновь растворялась в дымке. В конечном итоге я списала это на усталость и игру воображения. Не может же конь и вправду самостоятельно идти за нами на протяжении всего пути.

Берн оказался суровым мужчиной, который никогда не улыбался. Но он хотя бы не смотрел на меня как на прокажённую.

К концу недели пошёл снег… Мягкий, словно пух, он медленно кружил в воздухе, опускаясь на землю нежным покрывалом. Я высунула руку из окна кареты, поймав несколько снежинок на ладонь. Они тут же растаяли, оставив после себя лишь прохладные капельки воды.

Поначалу снег падал неспешно, создавая лишь тонкий слой на дороге и ветвях деревьев. Я любовалась преображающимся пейзажем — мир вокруг становился чище, светлее, словно укрывался белоснежным одеялом, скрывающим все его несовершенства. Деревья, ещё недавно голые и мрачные, теперь были украшены серебристым инеем.

С каждым часом снега становилось всё больше. К полудню его слой на дороге достигал уже щиколотки, а к середине дня — колена. Лошади начали утомляться, с трудом пробиваясь через сугробы. Их дыхание вырывалось клубами пара, конденсируясь в морозном воздухе.

— Далеко ещё? — спросила я, когда мы остановились, чтобы дать лошадям передохнуть.

— До ближайшего поселения часа три пути, если погода не ухудшится, — ответил Берн, хмуро глядя на небо.

Но погода явно не собиралась нам благоприятствовать. Чем дальше мы продвигались, тем выше становились сугробы. Снег уже не падал отдельными хлопьями, а валил сплошной стеной, ограничивая видимость до нескольких метров. Ветер усиливался, подхватывая снежинки и швыряя их в лицо, заставляя щуриться и прикрывать глаза рукой.

К вечеру началась метель…

Ветер выл и стонал, словно раненый зверь, швыряя в экипаж колючие ледяные иглы. Холод пробирался под одежду, заставляя меня дрожать и плотнее кутаться в плащ, явно не предназначенное для такой погоды.

Лошади двигались с огромным трудом, проваливаясь в снег. Экипаж то и дело застревал, и Берну приходилось спрыгивать с козел, чтобы помочь животным выбраться из особо глубоких сугробов. Я видела, как он возвращался, весь покрытый снегом, с красными от холода руками и лицом.

— Нам нужно остановиться! — наконец прокричал он сквозь завывания вьюги, с трудом открыв дверцу кареты. — Дальше ехать опасно! Лошади выбиваются из сил, а дорогу почти не видно!

Я только кивнула. Мысль о том, чтобы застрять посреди этого снежного ада без укрытия, была по-настоящему пугающей.

— Впереди должна быть деревня! — продолжил Берн, перекрикивая ветер. — Я видел указатель перед началом метели! Постараемся добраться до неё!

Следующие часы превратились в настоящий кошмар. Экипаж двигался со скоростью улитки, постоянно застревая в снежных заносах. Берн то и дело спрыгивал с козел, чтобы разгребать сугробы перед лошадьми или толкать карету. Я тоже выходила помогать, несмотря на протесты. Мои руки быстро покраснели и онемели от холода, а платье промокло от снега, но выбора не было — либо мы добираемся до укрытия, либо замерзаем в пути.

Когда впереди наконец замаячили тусклые огоньки, это показалось мне чудом. Деревенька оказалась крохотной — всего десяток домов, сгрудившихся вокруг центральной площади.

Местный трактир представлял собой приземистое бревенчатое строение с тусклым фонарём над входом. Внутри было тепло от пылающего в очаге огня, пахло жареной рыбой и пивом. Несколько местных жителей, сидевших за столами, с интересом и некоторой настороженностью смотрели на покрытых снегом незнакомцев.

— Путники, застигнутые метелью? — хмыкнул пожилой трактирщик, вытирая руки о передник. — Повезло вам, что добрались до нас. В такую погоду даже волки не рискуют выходить на охоту.

— Нам нужно передохнуть и место в конюшне для лошадей, — буркнул Берн, стряхивая снег с плаща.

— Всё найдётся, — кивнул трактирщик. — Садитесь. Сытый, горячий ужин то, что сейчас вам нужно.

Берн пошарил по карманам и отдал пару серебряников. Мне повезло — отец дал вознице некоторую сумму денег, так что свои сбережения я смогла сохранить почти полностью.

Пока возница с трактирщиком разбирались о месте, куда можно поставить лошадей и карету, меня посадили возле большого камина, и я с наслаждением вытянула ноги в сторону искрящихся поленьев. Тепло медленно разливалось по телу, возвращая чувствительность замёрзшим пальцам.

Глава 10

Сани мчались по заснеженной равнине с удивительной скоростью. Северные лошади, похожие на мохнатых медведей, легко пробивались сквозь сугробы, вздымая вокруг облака снежной пыли. Их короткие, крепкие ноги, казалось, были созданы специально для этих суровых условий.

Хорст сидел спереди, время от времени покрикивая на упряжку.

Я глубже зарылась в меха, пытаясь защититься от ледяного ветра, который, казалось, пронизывал до костей.

Подняв голову, увидела впереди величественную панораму заснеженных гор. Их вершины, словно острые клыки, впивались в небо, а склоны сверкали на солнце, покрытые нетронутым снегом. Между двумя наиболее высокими пиками виднелся узкий проход — перевал, о котором говорил Берн.

— Это Волчий Зев, — сказал Хорст, указывая кнутом на перевал. — Самый быстрый путь в Дала-Эрнэ в это время года.

Я невольно поёжилась. Название не внушало оптимизма, да и сам перевал выглядел зловеще.

— Почему его так называют? — спросила я, не уверенная, что хочу знать ответ.

— Говорят, в древности здесь обитала стая белых волков, огромных как медведи. Они караулили путников на самом узком участке перевала, где некуда свернуть. Но это всё сказки. Огромных как медведи? — Хорст усмехнулся в бороду. — Простых волков, да, здесь тьма-тьмущая, а вот огромных как медведей… Не, таких не видывал!

М-да, мне сразу “полегчало”. Не хватало ещё от волков отбиваться.

Сани ускорили ход. Лошади словно чувствовали близость перевала и мчались вперёд с удвоенной силой.

Внезапно меня пронзила тревожная мысль: а что если они почуяли волков?

Я лихорадочно завертела головой. Вокруг возвышались лишь угрюмые каменные глыбы, местами прерываемые редкими голыми кустарниками, торчащими из сугробов.

Вдруг мне снова почудился Шторм — его чёрная развевающаяся грива на мгновение взметнулась над белым покрывалом и тут же растворилась, будто привидение. Я замотала головой, в попытке прогнать наваждение. Должно быть, долгие часы тряски, пронизывающий до костей холод и ослепительная белизна снега, от которой уже мутило, совсем меня измотали…

По мере нашего подъёма дорога сужалась. Если внизу сани могли свободно разъехаться со встречным экипажем, то теперь едва хватало места для нашей упряжки. Стены ущелья с обеих сторон поднимались вверх, словно желая дотянуться до самого неба. Снег здесь лежал неровно — в одних местах образовались глубокие сугробы, в других ветер оголил каменистую поверхность, по которой полозья саней скрипели с пронзительным звуком.

Солнце постепенно сдвигалось к западу, удлиняя тени и окрашивая снег в золотистые оттенки. Несмотря на яркий свет, в ущелье становилось холоднее — горные стены не пропускали тепло.

Примерно через час мучительного подъёма дорога стала более пологой. Ущелье постепенно расширялось, и вскоре мы оказались на вершине перевала — небольшом плато, окружённом острыми пиками.

Хорст остановил сани, давая передохнуть лошадям. Я с облегчением выпрямилась, разминая затёкшие от долгого сидения мышцы.

— Вот вы и на месте, — мужчина указал вперёд рукой.

Я повернулась и застыла от открывшейся картины. Перед нами простиралась долина, спускающаяся к морю. Снег здесь был не таким глубоким — местами виднелись проплешины зеленоватого мха и тёмных скал. А в самом низу, в месте, где долина встречалась с морским заливом, раскинулся город.

— Дала-Эрнэ, — прошептала я.

— Точно так. Видите, доехали в целости.

Я вгляделась в раскинувшийся внизу город. Он был гораздо больше, чем я ожидала. В свете заходящего солнца каменные здания отливали золотом и рыжиной, а многочисленные крыши, покрытые зеленоватой медью, создавали удивительный контраст с окружающим пейзажем.

Дала-Эрнэ располагался во фьорде — длинном и узком морском заливе, врезающемся глубоко в сушу. Окружённый с трёх сторон горами, он был защищён от северных ветров.

В гавани города я заметила несколько кораблей — от маленьких рыбацких лодок до пары внушительных торговых судов с высокими мачтами.

— Я думала, это будет маленькое поселение.

Хорст снова усмехнулся:

— Дала-Эрнэ — единственный незамерзающий залив на сотни миль побережья. Но… я бы здесь жить не стал, — мужчина сплюнул.

Хотела спросить почему, но Хорст взмахнул вожжами, и сани поскользили вниз.

Мы ещё какое-то время мчались вниз по склону, приближаясь к городу. Снег под полозьями скрипел, лошади фыркали, выпуская клубы пара из ноздрей. Я уже начала различать отдельные здания, петляющие между ними улицы и даже фигурки людей, снующих по набережной. Ещё немного, и мы окажемся в Дала-Эрнэ… Но вдруг Хорст резко дёрнул вожжи и закричал что-то гортанное своим лошадям. Упряжка остановилась так резко, что я чуть не вылетела из саней.

— Что случилось? — я в недоумении огляделась по сторонам, ища причину внезапной остановки.

Волки? Обвал? Но вокруг было безлюдно и тихо.

Хорст повернулся ко мне.

— Приехали, — коротко бросил он.

— Как приехали? — я недоверчиво посмотрела вперёд.

Внизу отчётливо виднелись крыши домов, гавань с кораблями и дым от множества труб, но до них предстояло ехать ещё добрых полчаса.

— Мы даже не добрались до предместий!

Хорст скрестил руки на груди и покачал головой.

— Ноги моей не будет в этом городе. Среди нечестивцев мне делать нечего.

— Каких ещё нечестивцев? — я уставилась на него в полном недоумении. — Мне сказали, что вы доставите меня в город!

— Я обещал доставить вас к Дала-Эрнэ, — упрямо произнёс Хорст. — Вот он, перед вами. Я своё слово сдержал.

Холод, усталость, долгая дорога — и теперь этот человек собирается высадить меня посреди снега?

— Они поклоняются морским демонам, — продолжил своё бурчание мужчина. — Приносят жертвы тому, что выходит из глубин. Делают амулеты из костей утопленников…

Я не знала, что ответить на эту речь. Суеверия местных жителей меня сейчас волновали меньше всего.

Глава 11

Я медленно поднялась на ноги, с трудом разгибая онемевшие колени. Платье, промокшее от снега, неприятно липло к телу. Но сейчас это уже не имело значения… Я была не одна.

Шторм опустился на передние ноги, как бы приглашая.

— Сейчас-сейчас, — улыбнулась я.

Смахнув с щёк слезы, доковыляла до чемодана и вместе с ним кое-как взобралась на широкую спину животного.

Когда я оказалась наверху, Шторм плавно поднялся на ноги. Я на мгновение испугалась, что упаду — никогда прежде мне не доводилось ездить верхом, к тому же без седла. Но конь стоял неподвижно, давая мне время привыкнуть и найти равновесие.

— Спасибо тебе, — прошептала я, наклонившись к его шее. — Спасибо, что не бросил.

Без всякого видимого сигнала с моей стороны, Шторм тронулся с места. Его движения были плавными и уверенными, он словно знал, куда идти. Конь направился вниз по склону, в сторону Дала-Эрнэ, всё ещё мерцавшего огнями в сгущающихся сумерках.

Я утёрла последние слёзы и выпрямилась, крепче сжимая в пальцах густую гриву. Снег перестал казаться врагом, ветер больше не обжигал, а словно подталкивал вперёд, к городу, что лежал у подножия гор.

Мы спускались всё ниже и ниже, оставляя позади заснеженный перевал. Дорога становилась более пологой, снега было меньше, а воздух — теплее. Я даже начала различать солоноватый запах моря, доносившийся с берега залива.

Наше появление, безусловно, не осталось незамеченным. Чёрный боевой конь и я — продрогшая всадница с жалким чемоданом, в который вцепилась мёртвой хваткой. Мы мгновенно привлекли внимание.

Однако никого страха в глазах местных я не заметила. Даже дети, высыпавшие на улицу смотрели скорее с интересом, нежели с опаской. А вот в глазах взрослых я, скорее всего, выглядела чудаковатой.

— Подожди, — похлопала коня по холке.

Шторм нервно всхрапнул и остановился.

Время позднее, так что нужно было слезать и искать дом, которым наградил меня отец.

Глубоко вздохнув, осторожно соскользнула со спины коня. Ноги, успевшие немного согреться, снова коснулись холодной земли.

Я огляделась. Найти коттедж самостоятельно казалось невыполнимой задачей, так что пришлось искать помощи. Выцепив из снующей вокруг толпы усатого мужчину, чья форма выдавала в нём местного служителя порядка, направилась к нему.

— Простите, — голос предательски дрогнул.

Весь мой пыл и решительность остались где-то на перевале. Я едва волочила ноги, а единственное, о чём могла мечтать — тепло и возможность наконец-то поспать.

— Слушаю вас, — мужчина приосанился и одёрнул края форменной одежды, придавая себе более внушительный вид.

— Мне нужно найти вот этот дом, — я достала из внутреннего кармана документы на коттедж и протянула ему.

— Вейр? — брови мужчины удивлённо поползли вверх. — Лет пять не слышал этой фамилии. Так вы…

— Наследница, — объяснила я, не вдаваясь в подробности.

Мужчина окинул меня придирчивым взглядом, после чего перевёл его на коня.

— Нильс Оддер, — представился он с официальным кивком. — Капитан городской стражи.

— Анна Артейр, — я протянула капитану руку.

Тот хмыкнул, отчего его пышные усы слегка всколыхнулись, но руку всё же протянул навстречу — сухую и неожиданно тёплую.

— Пройдёмте, мисс Артейр, — в глазах капитана промелькнуло что-то похожее на любопытство.

Я медленно выдохнула. Хотелось верить, что все ужасы остались позади, что худшее уже случилось и теперь можно немного расслабиться. Но! Я ведь ещё не видела дома...

— Так вы преодолели перевал верхом? — поинтересовался Нильс Оддер, обернувшись ко мне через плечо.

— Можно сказать и так, — буркнула я.

"Если когда-нибудь встречу Хорста, самолично наваляю ему!" — мысленно пообещала себе.

Вот потренируюсь в магии как следует, и тогда посмотрим, кто кого.

— Вам повезло, что вообще остались в живых, — в который раз хмыкнул в пышные усы капитан. — Перевал в это время года крайне опасен. Слишком много скрытых расселин, в которые легко угодить. Не говоря уже о внезапных лавинах. Зимой местные жители предпочитают оставаться в городе и носа не высовывать. Была такая острая необходимость приехать именно сейчас?

Капитан остановился, и я едва не врезалась в его широкую, обтянутую плотной тканью мундира спину.

— Выбора не было.

— Бежите от кого-то? — глаза мужчины прищурились, взгляд стал пронзительным, и я поняла, что он прощупывает меня.

Что ж, это объяснимо. Нильс Оддер — капитан городской стражи. Он обязан выяснить, что я не представляю угрозы для вверенного ему города. Это его территория, и он отвечает за безопасность жителей.

— Я не преступница, — мягко ответила я, встретив его взгляд. — И ни от кого не бегу. Отец оставил мне этот дом по наследству, и я решила здесь поселиться. Только и всего.

— Ваш отец — граф Вейр? Так вы благородных кровей?

— Я такой же человек, как и все, — пожала плечами. — Лучше расскажите мне о городе. Пожалуйста.

— Город... хм-м-м... небольшой. Примерно пять тысяч душ, — задумчиво произнёс капитан, поглаживая усы. — Мужчины занимаются рыболовством. В здешних водах водятся особо ценные сорта красной рыбы, которые поставляются к королевским столам по всему миру. Женщины плетут сети, изготавливают украшения из…

— Из костей утопленников? — выпалила я, не сдержавшись.

— Что-о-о-о? — глаза мужчины расширились от изумления.

Я мгновенно прикусила язык, ощущая, как краска заливает щёки. Какая же я идиотка!

— Простите, — пробормотала я. — Мне просто рассказывали, что здесь молятся морским демонам и делают амулеты из костей утопленников.

Повисла неловкая пауза. Нильс Оддер смотрел на меня так, словно у меня внезапно выросла вторая голова. Вдруг его грудь начала мелко подрагивать, плечи затряслись, и он, не выдержав, разразился громким, раскатистым хохотом.

— Морские демоны?! Кости утопленников?! — выдавил он между приступами смеха. — Кто вам такое наговорил?