Утро. Я открыла глаза и села на огромной кровати, поджав колени.
Осмотрев свои руки и ноги, я поняла, что, несмотря на теплую весеннюю погоду, закрытая одежда по-прежнему мой единственный вариант. Новые синяки красовались, начинаясь от запястий и до самых плеч. На бедрах они стали почти непроходящими, с четко выраженными отпечатками пальцев.
Слез уже давно не осталось.
Закрыв глаза, я погрузилась в тот проклятый день, когда по воле случая попалась ему на глаза.
Я до сих пор не понимаю, как Лена уговорила меня пойти в «Сорренто» — ресторан с сомнительной и крайне опасной репутацией. Чем он опасен? Тем, что его посетителями были так называемые криминальные бизнесмены, люди при власти и занимающие высокие посты.
За ширмой респектабельных коммерсантов скрывались личности преступников и убийц — люди, решающие проблемы в большинстве случаев незаконным и бесчестным путем.
С подачи таких личностей в сводках новостей появлялись леденящие кровь истории, и сложно было поверить, что это мог совершить человек: нападения и заказные убийства чиновников, банкиров и конкурентов. И все сходило им с рук.
В тот вечер я была воплощением скромности: длинное черное платье приталенного силуэта с разрезом лишь до колена, невысокие каблуки, легкий макияж, распущенные темные длинные волосы. Лаконичная простота.
Но главное, на что при первой встрече "залипает" мужской цепкий взгляд, — это лицо. Оно всегда притягивало внимание: выразительный взгляд, огромные орехово-карие глаза, обрамленные очень длинными ресницами, ровные широкие брови, прямой нос, пухлые чувственные губы.
В ресторане нас было трое. Мы веселились, пили шампанское и танцевали. Весь вечер я ловила на себе взгляд мужчины лет пятидесяти: светлые волосы, голубые глаза, среднее телосложение.
Он сидел в окружении нескольких мужчин, двое из которых сильно выделялись телосложением: крепкие, атлетические тела, жгучие взгляды. Я старалась не заострять на этом внимание, но, как оказалось, зря.
Ближе к полуночи я начала собираться домой, вызвала такси и, попрощавшись с девчонками, вышла на улицу.
Я даже не поняла, как все стремительно произошло. Два крепких мужчины подошли, схватили меня под руки и подтащили к черному тонированному внедорожнику. Открыв дверь, они затолкали меня внутрь.
— Что вы делаете? Отпустите! — отчаянно закричала я, бросившись к двери, но она была уже заблокирована. Ледяной ужас сковал каждую клеточку тела, сердце бешено колотилось в груди.
Почувствовав чье-то присутствие, я обернулась и увидела его – того самого мужчину, чей взгляд преследовал меня весь вечер. Вблизи он оказался еще более отталкивающим: бледная, бугристая кожа, узкие, поджатые губы, мясистый нос, а глаза – не просто голубые, а выцветшие, почти белесые.
Несмотря на респектабельный вид, дорогой костюм, часы и удушающий запах парфюма, он внушал первобытный страх, заставляющий дрожать коленки.
— Раздевайся, — грубо произнес он.
— Что? Простите? — Сердце замерло на мгновение, а затем бешено заколотилось. Ужас, шок, оцепенение!
— Я не люблю повторять. Раздевайся!
— Выпустите меня, пожалуйста! Это какая-то ошибка, — взмолилась я, голос дрогнул.
— Раздевайся! — злобно рыкнул мужчина.
— Я буду кричать! Обращусь в полицию, — дрожащим голосом продолжала настаивать я.
— Кого предпочитаешь: генерала или майора? Кому будем звонить? — с усмешкой поинтересовался он и медленно потянулся к пряжке ремня. — Или хочешь, чтобы они к нам тоже присоединились?
Истерика подступила комом к горлу. Я бросилась к двери, судорожно дергая за ручку, но та не поддавалась.
Резкий рывок за волосы — и меня развернули. Мое лицо оказалось на уровне его груди. Удар по лицу вызвал ступор, и в глазах потемнело, щека горела, словно ее обожгли.
До этого дня никто, даже родители, не поднимал на меня руку.
Он снова дернул меня за волосы, грубо вдавливая в сиденье. Его тяжелое тело навалилось на меня, настойчиво разводя мои бедра и разрывая тонкую ткань колготок. Затем слегка отстранился и начал возиться с застежкой ремня.
Я заплакала и попыталась оттолкнуть его, но тщетно, за что и получила очередной удар по лицу.
— Пожалуйста, не надо, — взмолилась я.
— Будешь ныть, сейчас еще и ребят позову, — грубо сказал он и расстегнул ширинку.
Страх парализовал, лишил воли и способности сопротивляться. Слезы ручьем текли по щекам. Кожа на лице горела и пульсировала от боли. Он снова навалился на меня, сдвигая трусы. Я почувствовала тошнотворную возню и резкий толчок.
Боль, отвращение и страх сплелись в единый, невыносимый клубок. Прикусив губу, я беззвучно рыдала, молясь лишь об одном – чтобы это поскорее закончилось.
Минута — и он кончил в меня, сжав мою шею ладонью. Я почувствовала нехватку воздуха в легких и замерла, решив, что это конец, но мужчина убрал руку и отстранился. С довольным лицом он застегнул ширинку и откинулся на спинку сиденья.
— Нравишься! Сейчас поедем ко мне. Там нормально развлечемся, — с усмешкой произнес он.
Меня разбудили громкие звуки, заставив резко сесть на кровати. За окном раздавался рокот, похожий на автоматную очередь, затем крики, вопли и громкие хлопки.
Я упала на пол и отползла к ближайшей стене, с силой прижавшись к ней спиной. Во рту пересохло, сердце громко стучало, руки и ноги дрожали.
Очень аккуратно я приподнялась и на коленях двинулась к подоконнику. Приподнявшись, я заглянула в нижний угол окна и непроизвольно вскрикнула, сжав рот холодной ладонью.
Ворота распахнуты настежь, автомобиль, на котором меня всегда отвозили, был искорежен. Рядом с ним лежал Антон в луже крови. Он стонал и корчился от боли. Мурат, верный пес Андрея Борисовича, бегал возле него и что-то кричал в трубку мобильного. Моего мучителя нигде не было видно.
Грешная мысль пронзила сознание: неужели кошмар закончился? Неужели этот психопат, этот изверг, убийца, наконец, получил по заслугам?
Как бы чудовищно это ни звучало, жалости к ним не было. Оба — Мурат и Антон — жестокие, грубые, беспринципные мерзавцы, чувство сострадания и добродушия им совсем не знакомо. Два пса под стать своему бездушному и безжалостному хозяину.
Послышался звук сирены и суета: скорая помощь, полиция. Надо же, пять минут — и уже все тут. Я удивилась такой оперативности.
Послышались шаги, и дверь отворилась. На пороге стоял Андрей Борисович:
— Что расселась возле окна, спятила?
— Я сильно испугалась и решила, что здесь безопасно, — кротко ответила я.
Иногда казаться полной дурой было спасением. С дуры и спрос невелик.
— Сегодня останешься дома. Антона сильно задело. Мне еще нужно уладить все формальности с полицией.
— Хорошо, — ответила я, понимая, что спорить сейчас бесполезно.
Я бы с удовольствием оказалась где угодно, лишь бы подальше от него, от этого дома и места.
Работа — тонкая нить, связывающая меня с прошлой, нормальной жизнью. Я умоляла его не обрывать ее. Она была мне необходима как воздух. Я — дизайнер, творец, и мне жизненно необходимо созидать, конструировать, воплощать проекты, выражать себя. Это единственное, что дарит мне искру радости и позволяет хоть изредка улыбнуться.
— Иди, приведи себя в порядок и спускайся завтракать. У полиции могут быть к тебе вопросы. Этот бюрократизм, скорее всего, придется соблюсти, — сказал он, сканируя меня своим мерзким взглядом. — Соня, и без глупостей, чтобы не пришлось напоминать о непослушании и его неприятных последствиях.
Я вздрогнула, словно коснулась оголенного провода. В памяти всплыли первые дни, когда он ломал меня, подчиняя воле, чтобы я даже не помышляла о сопротивлении или бегстве. Он надавил на самое важное — на моих родителей.
Они жили в другом городе, но это не стало препятствием для Андрея Борисовича. Маму уволили одним днем, а на следующий вернули обратно. Папу случайно зацепила машина — к счастью, без серьезных последствий. Легкий испуг и пара синяков.
Я рыдала от отчаяния и безысходности, с каждым днем все сильнее сдаваясь и превращаясь в безвольную марионетку.
Приняв прохладный душ, я спустилась в столовую. Анна Ивановна, домработница, уже накрыла стол и ждала меня.
— София Игоревна, доброе утро!
Эта официальность меня напрягала, но я старалась привыкнуть.
— Доброе утро!
Я взяла кофе и тост с джемом, остальное все отодвинула.
— Ну вот, вы опять ничего не едите, — сокрушалась она, — вы уже светитесь.
Проглотив свой завтрак, не чувствуя вкуса, я ответила:
— Спасибо!
— София Игоревна, ну, съешьте кусочек запеканки или омлет, — настаивала она.
Анна Ивановна — взрослая женщина лет шестидесяти, сдержанная, нелюбопытная, худощавого телосложения, со светлыми волосами, вечно собранными в тугой пучок. Черты лица невыразительные, кожа бледная, глаза серые, нос чуть вздернут, губы узкие, словно ниточки.
— Нет, благодарю, — ответила я и поднялась обратно в комнату.
Включив ноутбук, я решила поработать удаленно. Время пролетело почти незаметно. Как ни странно, никто меня не потревожил.
Вечером, перед сном, Андрей Борисович сообщил, что с завтрашнего дня у меня будет новый личный охранник. Мужчина упал на кровать и почти сразу же отключился, чему я была несказанно рада. Таких моментов хотелось бы больше.
Я облачилась в шифоновое белое платье с длинными рукавами. Легкая ткань ласкала кожу, позволяя ей дышать. И главное — скрывала предательские синяки.
Выглядела я как целомудренная невеста, но пусть лучше так, чем выставлять напоказ следы насилия и побоев. Это стыдно, это унизительно.
Легкий теплый макияж с акцентом на орехово-карие глаза, розовый блеск для губ, чтобы скрыть их незначительную бледность, — и я готова.
Я спустилась по лестнице в столовую.
Андрей Борисович кому-то давал инструкции и распоряжения. Я подошла ближе и замерла.
Мой взгляд скользнул по широкой спине незнакомца: высокий, темные волосы, плечи, словно выточенные из камня, армейская выправка. В его осанке чувствовалась не подчиненность, а скорее непоколебимая сила и доминирование.
Я выскользнула из дома, устремившись к машине. Дмитрий ждал у распахнутой пассажирской двери.
— Спасибо, — пробормотала я, не поднимая взгляда, и опустилась в светлое кожаное кресло, положив рядом белую сумочку.
Дмитрий закрыл дверь, обогнул автомобиль и занял водительское место.
Черный седан представительского класса, на котором я обычно ездила, со вчерашнего дня находился в ремонте. В результате произошедшей перестрелки повреждения оказались слишком серьезными.
Андрей Борисович, не терпящий задержек, мгновенно решил эту проблему, обрушив на меня новый графитовый внедорожник со светло-серым кожаным салоном, нашпигованный последними технологиями. Сегодня утром он уже красовался во дворе. Андрей Борисович привык получать желаемое по щелчку пальцев. Отказы были для него немыслимы.
Дмитрий запустил двигатель, и машина плавно тронулась. Я съежилась на краю сиденья, прижавшись к заблокированной двери. За окном мелькали картины солнечного утра: цветущие деревья, благоухающие кустарники. Легкий ветерок, проникавший сквозь узкую щель, ласкал кожу и наполнял воздух пьянящим ароматом весны. Я немного расслабилась.
Пейзаж за окном превратился в размытое пятно. Машина неслась, легко лавируя в плотном потоке. Стрелка спидометра неуклонно приближалась к отметке "180", но это почему-то не вызывало во мне тревоги. В движениях Димы чувствовалась уверенность и безупречное мастерство.
Сегодня я задержалась дольше обычного и опасалась опоздать, но, к моему удивлению, мы прибыли вовремя, несмотря на утренний час пик.
Впрочем, мое опоздание вряд ли имело бы серьезные последствия. Начальник отдела не посмел бы даже взглянуть на меня искоса. Благодаря покровительству Андрея Борисовича я занимала особое положение в компании. Никто из них и не догадывался, какой ценой мне доставались эти привилегии.
Машина плавно остановилась у офисного здания. Дима обернулся ко мне, его взгляд встретился с моим отражением во внутрисалонном зеркале.
— София Игоревна, я нужен вам до конца рабочего дня? Во сколько мне за вами заехать?
Сегодня четверг, а значит, мне после работы нужно попасть в торговый центр, чтобы купить очередной красный наряд.
У Андрея Борисовича был зловещий ритуал, изощренная пытка. Каждый четверг я должна предстать перед ним в новом красном облачении: платье, белье, пеньюар — непременно красного цвета. Он ставил меня на колени посреди спальни, и начинался этот кошмар — избиение, насилие…
Такие дни становились для меня одним сплошным адом, вызывающим леденящий кровь ужас и мандраж. Единственное, что утешало в этом бесконечном кошмаре, — это то, что эта экзекуция происходила не каждый четверг.
Андрей Борисович по работе достаточно часто уезжал в командировки и какое-то время отсутствовал, поэтому у меня были перерывы, чтобы восстановиться и прийти в себя. Но каждый раз я боялась, что он вовремя не остановится, и придет мой конец.
Но сегодня эта участь меня вряд ли минует. Еще утром он напомнил мне о покупке наряда для вечера, и с этого момента я находилась будто приговоренная к казни.
— Дмитрий, давайте в шесть, — произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Мне нужно заехать в торговый центр.
— Хорошо.
Его взгляд на мгновение задержался на моем лице, словно пытаясь прочесть что-то скрытое. Затем он отвернулся, открыл дверь и обошел машину, чтобы помочь мне выйти.
Схватив свою сумочку, я вылетела из машины и направилась к входу в здание, на ходу доставая свой пропуск. Две минуты — и я была у себя в кабинете.
Упав в кресло и закрыв лицо руками, я попыталась понять, что со мной происходит. Этот мужчина… Дмитрий… Он пугал, смущал, будоражил. Вызывал странную бурю внутри: трепет и озноб, волнение и жар.
Бред… просто бред!
Школа, институт — куча ребят бегали за мной толпами. Все пытались завоевать мою симпатию и интерес, но я относилась к выбору того самого с большой придирчивостью. И в итоге подарила невинность подлецу. Красивые ухаживания, клятвы вечной любви – все оказалось ложью. Он взял свое и исчез.
Девочки говорили, что первый раз — это больно, но для меня этот процесс стал одной сплошной мукой и пыткой. Больше я к себе никого не подпускала, а потом возник он — мой насильник, истязатель, садист.
Вот такая в мои двадцать пять лет у меня отвратительная личная и сексуальная жизнь.
Глубоко вздохнув, я постаралась переключиться: включила компьютер и пошла налить себе кофе. Для этих целей в офисе была отведена небольшая комната, разделенная перегородкой. Я зашла за нее и открыла дверцу шкафчика, где стоял чай и разные сладости. Взяв коробочку с сушеным манго, я услышала хлопок двери и голоса. Меня, видимо, не заметили, и я затаилась.
— Ты видела, на чем приехала наша "звезда"? А какой мужик ей дверь открывал?
Я напрягла слух. Оба голоса мне были знакомы: бухгалтер Ольга Витальевна, женщина лет сорока, полная, с короткой стрижкой и с амбициями, как у Наполеона, и секретарь Инночка, блондинка лет тридцати, стройная, с миловидным лицом и голубыми глазами.
— Да уж, повезло же ей! — щебечет Инночка. — Ну да, симпатичная, но и все. Вечно как мышь зашуганная, угрюмая… Если бы у меня был такой мужик, я бы пальцем о палец не ударила! Салоны, шопинг, Мальдивы, а она в офисе просиживает.


— Спит? — ошеломленно переспросила я, обхватив себя руками в попытке прикрыться.
Андрею Борисовичу это было абсолютно не свойственно. Наоборот, он становился скандальным и буйным, его начинало тянуть на сомнительные подвиги и потасовки. Эта ситуация — просто что-то из ряда вон выходящее и невероятное.
— Устал! — отрезал Дима, обжигая меня взглядом иссиня-черных глаз. — Его притащить в спальню?
— Нет! — слишком спешно воскликнула я, но, быстро совладав с эмоциями, добавила: — Не нужно его беспокоить. Пусть отдыхает внизу.
Дима продолжал стоять и откровенно на меня пялиться, засунув руки в карманы своих черных брюк.
Сердце гулко стучало, неловкость усилилась.
Я знала, что должна прогнать его, обругать за эту наглую бесцеремонность, но слова застряли в горле, словно комья глины. Я не могла произнести ни звука.
С усилием прочистив горло и собрав остатки самообладания, я выдавила из себя:
— Что-то еще? — и тут же себя отругала. Это звучало как провокация.
Соня, что ты несешь?! Совсем уже спятила!
Мужчина усмехнулся, едва заметно качнув головой.
— Нет! — хриплым голосом произнес он, но, судя по взгляду, было видно, что он хотел сказать нечто иное.
— Можете идти!
— Спокойной ночи! — произнес он, не отводя от меня своего наглого, пронизывающего взгляда, и открыл дверь.
— Спокойной ночи!
Дверь закрылась, и я рухнула в кресло, словно подкошенная. Ноги отказывались держать, колени дрожали, как осенние листья на ветру. Кто этот мужчина? Что он себе позволяет?
Мой внутренний голос тут же язвительно возразил: «А ты ему разве запрещаешь?»
Прижав ладони к горящим щекам, я попыталась переключиться, выбросить из головы это наваждение. По крайней мере, сегодня я могу спать спокойно, потому что каким-то чудом избежала побоев и унижения от Андрея Борисовича.
Я до сих пор не могла в это поверить. Невероятное везение!
Утро наступило с оглушительными криками, доносящимися снизу. Даже мертвого подняли бы. Андрей Борисович проснулся и был явно не в духе. Снова мат, снова ор.
Я пулей влетела в душ и принялась торопливо одеваться, приводить себя в порядок, чтобы как можно скорее сбежать отсюда, спрятаться на работе.
Через полчаса я уже спускалась по лестнице в длинном платье нежно-голубого цвета. Волосы собраны в строгий конский хвост, на лице — едва заметный макияж, а от меня исходил легкий, освежающий аромат цитрусовых духов.
Андрей Борисович сидел за столом в столовой с нахмуренным, озлобленным лицом. Вчерашняя одежда — рубашка и брюки — была изрядно помята. По лицу тоже не мешало бы пройти утюгом.
Анна Ивановна суетилась возле него, предлагая выпить лекарство. Мужчина сидел и тер виски с обеих сторон.
— Анна Ивановна, не хочу я ваш аспирин! — заорал он. — Принесите лучше коньяк. Вадим — урод! Какую-то бурду вчера притащил. Нахваливал эту хрень, а от нее башка трещит так, как от паленки. Я сейчас сдохну!
Похмелья у этого человека я никогда раньше не видела. Спиртное в него всегда лилось, как в бездонную пропасть, а на утро даже не было заметно, что он вообще что-то употреблял.
— Что стоишь? — заорал он, повернувшись ко мне. — Ешь и вали уже на работу.
— Спасибо, я не голодна, — ответила я и почти бегом направилась к выходу, решив, что сегодня лучше позавтракать в офисе, чем попасть под его горячую руку.
Выйдя во двор, я направилась к машине. Дмитрий уже ждал меня. Заскочив в салон, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. В ноздри ударил восхитительный аромат свежесваренного кофе и свежей выпечки. В недоумении я открыла глаза.
Дима сел за руль, и мы выехали за территорию особняка.
— Доброе утро! Как спалось? — усмехнувшись, спросил он, глядя на меня во внутрисалонное зеркало.
— Доброе! Спасибо, хорошо, — смущенно ответила я.
— Андрею Борисовичу сегодня нездоровится. Мне кажется, его недовольство уже прочувствовал каждый, — в его глазах мелькнул странный огонек, и он добавил: — Думаю, ты сегодня даже не завтракала?
Он снова перешел на «ты».
— Кофе ванильный или с кокосом? Круассан с шоколадом или с кремом?
— Что? — я уставилась на него в недоумении.
— Соня, я спрашиваю, какой будешь кофе и круассан? — с усмешкой спросил он. — Кстати, я тоже не успел сегодня позавтракать. Попал под раздачу. Считай, предвидел такую ситуацию. Поэтому купил завтрак нам на двоих.
Я замерла, совершенно растерянная. Это было так неожиданно и… мило. Забота? Я уже забыла, что это такое. Этот жест с утренним кофе — такая мелочь, но он трогал до глубины души, приводя в полное смятение.
Я не смогла сдержать улыбку. Зачем он это делает?
Подумав немного, я ответила:
— Ванильный и с шоколадом.
— Так и думал, — слегка улыбнувшись, сказал Дима.
Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Черные омуты Димы, казалось, проникали в самую душу. Нужно было отвести взгляд, но не получалось. Он словно гипнотизировал меня взглядом своих пронзительных глаз. Сердце колотилось в бешеном ритме, ноги налились свинцовой тяжестью. Моя реакция на этого мужчину меня пугала и ошеломляла.
Я лихорадочно соображала, какой мне придумать предлог, чтобы задержаться и не возвращаться в тот ненавистный дом, к Андрею Борисовичу, пока у него гости.
Каждая их встреча с Кобзарем терзала душу ледяным ужасом. Чем закончится каждая из них — вопрос и загадка. Оставалось лишь уповать на защиту Всевышнего.
Если Андрей Борисович не скрывал свою уродливую и бесчестную натуру, то его приятель всегда действовал подло и исподтишка. Предугадать его намерения и действия было крайне сложно. Что за странная дружба у этих людей — сумасшедшая головоломка.
Я достала телефон и отошла в сторону. Пальцы дрожали и плохо меня слушались. Лишь с третьей попытки я нашла нужный контакт и набрала номер. Пошли гудки. Сердце дико колотилось в груди. Ладони вспотели.
— Да? — на том конце трубки звучал грубый голос Андрея Борисовича.
— Андрюша, я немного задержусь. На сайте «Калипсо» увидела невероятный комплект белья, просто не могу устоять. Ты не будешь против, если я заеду и куплю его? — изо всех сил стараясь придать голосу игривость и беззаботность, я замерла в мучительном ожидании ответа.
— Ты меня из-за этой хрени отрываешь? — он был пьян и раздражен. — Не выдумывай ерунду. Давай домой.
— Ну, пожалуйста! Это ненадолго, всего пару часов, и я приеду. Тебе оно точно понравится, — я прикрыла глаза, собираясь с духом, чтобы произнести слова, от которых меня затошнило: — Я хочу поиграть в твои игры, я сегодня была очень плохой девочкой.
Волна отвращения прокатилась по телу, словно залпом выпитая водка.
— Хм-м… Ладно. Проверим, насколько хорошо ты усвоила правила. Два часа — и дома.
— Хорошо. — Гудки телефона.
Я стояла с закрытыми глазами, сдерживая рвущиеся наружу слезы. Телефон в руке сжимала так, что побелели костяшки пальцев.
— Соня, поехали, — услышала я за спиной голос Димы. Он наверняка слышал мой унизительный разговор с Андреем Борисовичем.
Сил повернуться и посмотреть ему в глаза у меня не было. Стыд, боль и отвращение к себе самой душили меня. Я словно втаптывала в грязь собственное достоинство, умоляя Андрея Борисовича о подобном.
— Минутку, — ответила я дрогнувшим голосом.
— Я жду в машине, — мягко отозвался он, и я была благодарна ему за это. Мне нужно было срочно взять себя в руки. Сделав глубокий вдох, я открыла глаза и почувствовала, как по щекам потекли слезы. Резко смахнув их, я направилась к машине, открыла дверцу и села на пассажирское сиденье. Сумку бросила рядом, а свои ладони сжала в кулаки на коленях.
Дима повернулся и посмотрел на меня. Хотела отвести взгляд, но не смогла. Одинокая слезинка предательски скатилась по щеке.
Черт! Только этого не хватало! Плакать при нем — последнее, чего я хотела.
Он смотрел, не отрываясь. Затем протянул руку и большим пальцем нежно стер слезу с моего лица, мягко скользя им по щеке к скуле, опускаясь к подбородку. От его прикосновения по коже пробежали мурашки, вызывая трепетное покалывание.
Дима резко прикрыл глаза и нахмурил брови. Затем отстранился, вставил ключ в замок зажигания и завел мотор. Машина, взревев, сорвалась с места. Дима выжал газ в пол, и мы понеслись с бешеной скоростью. От резкого рывка я вжалась в спинку сиденья, но страх отсутствовал. Интуитивно я доверяла ему, хотя это и казалось безумием. Знала его всего несколько дней, а ощущение, будто вечность. Я чувствовала, он меня не обидит.
Семь минут — и мы были на месте.
Я вошла в магазин, схватила первый попавшийся красный комплект белья и направилась к кассе. Дима следовал за мной по пятам. Лицо его было бесстрастным, словно на нем застыла непроницаемая маска.
Мы вышли на парковку. У меня в запасе оставался еще час. Я направилась к машине, но Дима неожиданно сказал:
— Соня, пойдем прогуляемся.
— Зачем?
— Просто пойдем, — твердо сказал он и двинулся в сторону набережной.
Я смотрела ему вслед, созерцая широкую спину мужчины. Затем двинулась за ним. Мы подошли к ограждению, за которым шумела река. Я стояла и молча наблюдала за течением, положив ладони на бетонные плиты. Вода успокаивала, отвлекая от грустных мыслей и наполняя меня внутренней силой.
Я почувствовала движение за спиной. Дима встал позади меня. Его легкое дыхание коснулось затылка и волос. Тепло, исходящее от его крепкого тела, окутывало меня, будто мягкий и уютный плед. Запах с древесно-цитрусовыми нотками проникал в ноздри и опьянял. Дима положил свои большие ладони поверх моих и переплел наши пальцы, крепко сжав их. Я вздрогнула. Это было чувственно, приятно и эротично. Дыхание и пульс участились. Низ живота сладко стянуло, отдаваясь томной дрожью в промежности.
Это было безумие, наваждение!
Мы продолжали стоять молча. Тепло его сильных рук расслабляло и дарило ободрение. Мне так не хотелось, чтобы он отпускал мои ладони.