Операция "Спасение"

1. Красный сон

Горацию всегда снились цветные сны. Он так и называл их про себя – «зелёные сны», «красные», «серебряные». Зелёные и голубые были спокойными, уютными, как домашний плед из овечьей шерсти или старая мягкая постель, к которой привыкаешь за долгие годы. В серебряных и золотых являлась одежда – как правило, дорогая, из модных магазинов. Другие дети иногда подшучивали над ним из-за любви к хорошей одежде – но что странного в том, что ты хочешь одеваться со вкусом и выглядеть как джентльмен?

Кошмары он называл «красными» снами. В них всегда было много крови – и Пустот, похожих на огромных уродливых пауков, невероятно быстро передвигающихся на своих тонких ногах и шевелящих щупальцами. Счастье, что снились они редко, и ни один из страшных снов не был вещим – уж что-что, а отличать вещие сны от обычных Гораций умел. Он сам бы не смог объяснить, как это получается – вещие сны не имеют вкуса или запаха, не выделяются окраской, но шестым (седьмым?) чувством он определял, что приснившееся ему – не просто плод фантазии.

Нынешний сон был красным.

Начался он вполне приятно – девушка в нежно-розовом, цвета зари, платье стояла на сцене рядом с юношей в идеально отглаженном костюме. Вокруг было множество других пар – молодые люди в костюмах, девушки в разноцветных платьях. «Наверное, это будущее», – вынырнула откуда-то непрошеная мысль, – «в наше время таких открытых нарядов не носят. Какая-то вечеринка или выпускной бал». Звучала негромкая музыка, в зале, украшенном в итальянском стиле, пахло цветами. Сознание (или подсознание?) Горация вернулось к девушке в розовом платье. Она была симпатична, хотя и полновата, с русыми волосами и карими глазами, держалась немного скованно, но улыбалась. Зазвучало что-то торжественное, похожее на гимн.

И тут перед глазами Горация возникла стена красной краски.

Точнее, он в первый момент подумал, что это краска – до губ долетели солёные брызги, и он понял, что видит кровь. На девушку в розовом платье вылили ведро крови. Гораций не успел понять, откуда он знает про ведро, но тут оно сорвалось, ударив в глаза металлическим блеском, и стукнуло по макушке юношу, стоявшего рядом с девушкой.

А дальше начался ад.

События происходили быстро, как в немом кино – или как в кино, пущенном в обратную сторону. Смех зрителей, оглушающий подобно взрыву, перешёл в крики ужаса, когда залитая кровью девушка подняла руки. Повинуясь её жестам, захлопнулись двери, сами собой включились пожарные гидранты, где-то заизвивались, словно змеи, провода, а потом вспыхнул пожар. Одной частью сознания Гораций понимал, что это сон, и ничего страшного с ним случиться не может... а другая часть ощущала жар, запах дыма и горящего мяса. Ужас подкатил к горлу, всё тело стало липким и холодным – даже странно, учитывая, как здесь жарко. Гораций попытался выбраться из сна, но тот не отпускал, затягивал глубже, как в омут. Когда-то давно он, ещё не умевший плавать мальчишка, свалился в колодец – и утонул бы, не вытащи его Бронвин. С тех пор он научился плавать, но на всю жизнь запомнил то жуткое ощущение, когда холодная вода сковывает мышцы и не даёт выбраться.

Затем события стали меняться. Каким-то образом он оказался на дороге, рядом с бредущей девушкой в залитом кровью наряде. Откуда-то он знал, что её зовут Кэрри, что над ней всю жизнь смеялись в школе и в городе, а мать говорила, что она будет гореть в аду за грехи...

Откуда эти мысли? Чьи они – его или Кэрри? Почему он не может проснуться?

В воздухе пахло бензином, гремели взрывы, полуодетые люди выбегали на улицы. Гораций видел, как Кэрри взмахом рук швырнула в стену машину, тут же превратившуюся в огромный огненный цветок, видел женщину с мясницким ножом и откуда-то знал, что это мать Кэрри...

разве может мать убить свою дочь?

А потом всё смялось, как будто чья-то гигантская рука скомкала фотокарточку, и Горация выбросило из сна. Он лежал в постели, тяжело дыша, как будто и в самом деле бежал через весь город. В комнате было тихо и прохладно, за окном шумели деревья. Раньше их ветки были больше и отбрасывали тени в комнаты, но младшим детям тени напоминали Пустоты, и решено было укоротить ветви. Этим занялись Енох, Джейк и Эмма с её умением летать... а относила ветки Бронвин. Она унесла их в лес, а Фиона вырастила из них несколько новых деревьев.

Да, всё именно так и было. Нет ни крови, ни пожара, ни падающего ведра, ни острого ножа. Он, Гораций, у себя дома, в безопасности, среди своих.

«Та девушка, Кэрри, тоже была из наших», – внезапно пришла в голову мысль – непрошеная и от этого ещё более пугающая. «Она тоже странная».

– Гораций, что с тобой? – от раздавшегося совсем рядом голоса он вздрогнул и приподнялся. – Мне показалось, ты кричал.

– Миллард? – он вглядывался в темноту, хотя это было бесполезно – мальчика-невидимку не разглядишь даже при таком даре, как у Джейка Портмана.

– Кошмар приснился? – голос был сочувствующим.

– Да... кошмар, – Гораций лёг обратно, чувствуя лёгкое головокружение – так всегда бывало после вещих снов.

– Мне они тоже снятся. Может, тебе воды попить?

– Спасибо, не надо. Иди спать, Миллард.

Лёгкий топот босых ног известил о том, что невидимка отправился в свою комнату. Гораций лёг поудобнее и закрыл глаза. «Надо будет рассказать обо всём мисс Перегрин», – пришла ещё одна неожиданная мысль.

2. Кто такая Кэрри?

Мисс Перегрин не бросала слов на ветер. Уже на следующий день (точнее, утром того же самого дня, если учитывать временную петлю) она вместе с Эммой собирала Джейка в «экспедицию».

– И запомни: никакой самодеятельности, – повторила она, протягивая ему сумку. – Ты должен только узнать как можно больше, но ничего не делать, не посоветовавшись с нами.

– Хорошо, мисс Перегрин.

– И постарайся не привлекать к себе внимание. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь выследил тебя!

– Вы имеете в виду Пустоты? – Джейк чуть вздрогнул. После гибели Бэррона и уничтожения большей части его банды оставшиеся затаились, и Пустоты преследовали странных детей разве что во снах, но об опасности забывать нельзя – этот урок Портман усвоил хорошо.

– Не обязательно. Если обычные люди попадут в петлю, у нас будет много хлопот.

– Я понял, мисс Перегрин, – Джейк расстегнул молнию на сумке, ещё раз проверяя содержимое. Тонкая пачка банкнот – не бог весть как много, но на несколько дней должно хватить. Мобильный телефон – в тысяча девятьсот сорок третьем он бесполезен, а в две тысячи шестнадцатом может понадобиться. Документы на всякий случай, складной ножик, тёплая куртка, бутылка воды и пара бутербродов, заботливо приготовленных Эммой.

Именно она, а ещё Миллард с Оливией провожали Джейка до входа в петлю. Место, откуда можно было переместиться в будущее, находилось в небольшой пещере, очень похожей на пещеру в Кэрнхолме. Чтобы добраться до неё, надо было подняться в гору и пересечь часть леса – выглядящего, надо сказать, очень живописно. Джейк с наслаждением вдохнул полной грудью – всё-таки здесь воздух чище, чем в двадцать первом веке. Деревья пестрели огненно-рыжими, как волосы Оливии, кирпично-коричневыми, как костюм Милларда, и янтарно-жёлтыми, как осеннее солнце, листьями. Было свежо, но холода благодаря свитеру – шерстяному, тёмно-синему, связанному Эммой, – совсем не чувствовалось.

Чёрное устье пещеры открылось неожиданно – просто вынырнуло из кустов запоздавшей черники. Джейк повернулся к своим спутникам.

– Ну, я пошёл.

– Удачи, – Оливия пожала ему руку.

– Береги себя, – Эмма, невесомо ступая в тяжеленных железных ботинках, подошла к Джейку, обняла и крепко поцеловала в губы. Когда Портман, покрасневший и смущённый, наконец высвободился, Миллард, безуспешно сдерживающий хихиканье, помахал ему пустым рукавом – точнее, рукой в рукаве.

В пещеру было темно и тихо, голоса друзей позади затихали. Джейк то и дело оборачивался через плечо – слишком живы были воспоминания о Бэрроне с его руками, превращающимися в огромные ножи, и белыми глазами. Если сейчас из-за какого-нибудь уступа выйдет очередной белоглазый или, что ещё хуже, появится Пустота, перебирая паучьими ногами... это будет очень плохо, чтобы не сказать хуже. У Джейка ведь даже оружия нет.

Но из темноты никто не появился, пещера закончилась, и в лицо Портману ударил яркий свет – он прищурился и прикрыл глаза рукой. По его подсчётам, в «большом мире» – так он называл пространство вне петли – была середина ноября. Несмотря на это, солнце светило ярко, особого холода не чувствовалось, да и снега не было видно. Оглядевшись кругом, Джейк не увидел ничего особенного – лес как лес, только разноцветных листьев уже нет – вместо них голые стволы. На всякий случай он надел куртку и зашагал по дороге, для храбрости насвистывая привычную «Run, rabbit, run».

Длинное заасфальтированное шоссе уходило вперёд подобно извивающейся серой змее или реке в хмурую погоду. Джейк задумался, сколько людей сравнивали дороги со змеями или реками. «От этой местности тянет на философские мысли. Наверное, хорошо было бы жить где-нибудь в лесу, в маленьком домике, вдали от всего мира». Представив, как они вдвоём с Эммой живут здесь среди сосен, Джейк усмехнулся.

«Ну и глупости же лезут мне в голову! Интересно, если лес вызывает такие мысли, то почему все писатели не селятся в глуши? Им было бы тогда легче сочинять. Правда, в фильмах непременно найдётся чудак – писатель или нет – который решит один-одинёшенек пожить в лесу. И, как правило, это плохо заканчивается».

Занятый своими мыслями Джейк шёл по обочине шоссе. Изредка мимо него проносились машины, пару раз в чаще раздался хруст, а один раз на дорогу выскочил олень. Он стоял всего мгновение – тонконогий, серовато-коричневый, с ветвистыми рогами и шкурой, кажущейся бархатной, – а потом прянул и исчез в лесу.

– Вот красота! – ахнул Джейк. Он уже потянулся в карман за телефоном, но вспомнил, что тот не заряжен. Да и вообще, ему надо спешить за новостями, а не любоваться на оленей.

Где-то через полчаса ходьбы шоссе привело его в маленький городок. По паре вывесок, в которых встречалось слово «Чемберлен», Джейк понял, что судьба благосклонна к нему больше, чем обычно. Он находится именно в том самом городе, где Кэрри Уайт тридцать семь лет назад совершила ужасное преступление.

«Нет, её нельзя называть преступницей», – поправил себя Джейк. «Это было... как же это называется? А, вспомнил! Превышение мер самообороны. Пожалуй, из меня бы вышел неплохой адвокат».

Если у Портмана и были какие-то сомнения по поводу того, в нужный ли город он попал, они развеялись после прогулки по улицам. Чемберлен был настолько тих и сумрачен, а жителей на улицах появлялось так мало, что сомнений не оставалось – в этом месте стряслась какая-то беда. И пусть случилась она давно – город продолжает зализывать раны и сейчас.

3. Знакомство

– Из всего прочитанного я сделала вывод, что «точкой невозврата» является выпускной бал, – продолжила мисс Перегрин. – Именно после вылитой на неё крови Кэрри Уайт дала волю своей ярости. Если бы план Кристины Харгенсен сорвался, выпускной вполне мог бы пройти успешно и без жертв.

– История не терпит сослагательного наклонения, – пробормотал Гораций.

– Думаю, к нам это правило мало применимо, – Птица позволила себе улыбнуться. – Если мы хотим спасти Кэрри и город, нельзя допустить «шутки» на балу – или, в крайнем случае, самого появления Кэрри на балу.

– Но мы же не можем просто ворваться к ней и сказать: «Кэрри, мы из дома странных детей, иди с нами!» – высказался Миллард и тут же добавил, – простите, что перебил, мисс Перегрин.

– Не можем, – согласилась она. – Поэтому кто-то из нас должен переместиться в тысяча девятьсот семьдесят девятый год, познакомиться с Кэрри Уайт, завоевать её доверие и уже потом рассказать всю правду. Если верить книгам, – Альма Перегрин кивнула на стопку, расположенную на столе, —она вполне научилась управлять своими силами и приняла свою странность.

– Но пойдёт ли она за нами? – спросила Эмма. – Всё-таки у неё тут мать – какая-никакая, а семья.

– Мать, которая запирает дочь в чулан и бьёт её Библией? – хмыкнул Миллард. – Да от такой самая любящая дочь сбежит!

– Мисс Перегрин, а кто отправится в будущее? – тихонько спросила Фиона.

– Хороший вопрос, – Птица вздохнула. – Лучше всего было бы мне самой, но это невозможно – я должна быть здесь, заботиться о вас и перезапускать петлю. Это должен быть, во-первых, тот, чьи способности не видно с первого взгляда, во-вторых, кто-то достаточно взрослый, в-третьих, конечно, тот, кто согласен на это.

– Ну вот, – разочарованно вздохнул Миллард. – А я так хотел посмотреть на семьдесят девятый год! Говорят, там парни носили длинные волосы.

– Может, ещё посмотришь, – обнадежила его Альма. – План не исключает того, что нам всем – почти всем – придётся отправиться в будущее.

– Должен пойти кто-то из девочек – им Кэрри доверяет больше, – сказала Эмма. – А то мать запугала её мальчишками...

– Но девочки смеялись над ней больше, чем мальчики, – возразил Джейк. – Я тоже могу пойти!

– И как ты будешь показывать свои способности? – осадил его Гораций. – Ты ничего не докажешь, если, конечно, рядом не появится пара-тройка подходящих Пустот.

– А ты вряд ли сможешь защититься в случае опасности, – вставила Оливия. – Я могу пойти туда с Эммой или с Джейком...

– Нет, – отрезал Енох, до сих пор молчавший.

– Ой, пожалуйста, сейчас не время для глупой ревности! – закатила глаза Оливия. – Или иди со мной, или позволь мне самостоятельно решать!

– Я туда не пойду – я уже говорил, – покачал головой Енох.

– Я бы хотела, чтобы Эмма осталась здесь, – заметила мисс Перегрин. – Если мне вдруг придётся удалиться, она останется за главную.

– А если Оливия пойдёт с Джейком, Енох увяжется за ними и наломает дров! – ввернул Миллард. Енох хотел дать ему подзатыльник, но белая пижама проворно нырнула в сторону.

– Чем вас меньше, тем лучше – тем меньше внимания вы привлечёте, – Альма выглядела спокойной, но в её голосе стали появляться ледяные нотки. – А Джейк нужен здесь – вероятность появления Пустот в сорок третьем году куда выше, чем в семьдесят девятом, хотя бы потому, что здесь больше странных детей.

– Чувствую, я пойду одна, – произнесла Оливия. Где-то в глубине души она надеялась, что Гораций наберётся смелости или Енох переменит решение, но ни тот, ни другой явно не горели желанием отправиться в незнакомое время к девушке, способной сжечь целый город.

***

Следующие несколько дней Джейк с помощью купленных книг инструктировал Оливию, рассказывая ей про семьдесят девятый год. Другие дети то и дело собирались вокруг них небольшими группами, жадно слушая и силясь вообразить себе будущее. Эмма всегда скромно садилась где-нибудь в сторонке, на краешке дивана, а Енох маячил у дверей мрачной тенью. Наконец, после того, как Оливия чуть ли наизусть могла пересказать Джейкобу его лекции, мисс Перегрин решила, что время пришло.

– Я создала петлю в семьдесят девятый год, – вещала она, собирая Оливию в путь. – Её необходимо перезапускать каждое утро, поэтому каждую ночь ты должна возвращаться к нам. Когда я перезапускала нашу петлю, Джейк в шестнадцатом году был в безопасности, но ты – дело другое. Здесь, – она протянула Оливии сумку, – ключи, документы на имя Оливии Аброхолос Элефанта, 1961 года рождения, и деньги – их немного, поэтому трать с умом. Ты уже придумала себе легенду?

– Я закончила школу в прошлом – семьдесят восьмом – году и приехала в Чемберлен к дедушке. Он очень замкнут и с плохим здоровьем, поэтому я не могу познакомить его со своими друзьями или приводить их к себе домой, – выпалила Оливия. – Перчатки я ношу, потому что у нас дома – у моих родителей – случился пожар, и я сильно обожгла руки. Чтобы привести меня в чувство, они и отправили меня отдохнуть. Это объяснит, почему я нигде не работаю.

– Прекрасно! У тебя определённо есть литературный талант. Где ты жила до переезда?