— Давно вы встречаетесь с моей дочерью, офицер Майлз? — Голос нового командира административного подразделения, капитана Гэнджера, ворвался в мир Седрика.
Он вздрогнул и тут же вернулся из захвативших его воспоминаний обратно в реальность. Все вокруг обрело четкость, как после падения с высоты. Взгляд зацепился за фотографию сына Гэнджера на его столе: черные кудрявые волосы, такие же черные глаза. И улыбка — не то печальная, не то снисходительная. Если бы был хоть какой-то намек, где его искать...
— С августа, сэр, — Майлз попытался ответить на вопрос капитана как можно спокойнее. Хотя это было не совсем правдой, но Седрику не хотелось посвящать Гэнджера в подробности своих отношений с его дочерью. — Я думал, она вам рассказывала.
— Конечно, — хмыкнул Гэнджер. — Она упоминала кафе-мороженое. Энни ведь еще ребенок для вас, так?
— Нет, сэр. И что в наших отношениях предосудительного? Три года — небольшая разница.
— Чтоб больше никаких свиданий! — вдруг рявкнул сквозь зубы Гэнджер, и они скрипнули так сильно, что, казалось, вот-вот раскрошатся.
Седрик снова вздрогнул, но тут же собрался. Однако в своем тоне он услышал привычную дерзость:
— Энни может принять решение сама, капитан.
Гэнджер отшвырнул отчет Седрика в сторону и начал, нахмурившись, что-то обдумывать. Обстановка его кабинета давила на нервы: печатная машинка на столе выглядела неким истязательным прессом, а карандаши и ручки были, как хирургические инструменты — настоящая камера пыток. И Гэнджер был ей под стать.
Вдруг черты лица капитана исказились, обнажив нечто первобытное. Он схватил карандаш и с хрустом разломал его пополам. Отбросив обломки в сторону, Гэнджер прокричал:
— Долго будете делать вид, что ничего не случилось?!
Седрик молчал, в голове зазвенело: «Боже, о чем он говорит?!»
— Садитесь!
— Есть, сэр.
Седрик как можно медленнее устроился на стуле напротив начальника, не желая сдаваться и показывать, как сильно сейчас нервничает. А Гэнджер наклонился к нему через стол, нависая, словно волк над раненой жертвой:
— Что, по-вашему, я здесь делаю? Я ведь не всегда в кабинете просиживал — я был на войне и таких, как вы, в два счета ломал! Думаете, офицер, теперь не смогу? — Гэнджер злорадно усмехнулся. — Впрочем, понимаю, чего вы боитесь. Переживаете за свою «чистоту». Но подумайте, вы и так уже по уши в грязи!
Седрик чуть было не вскрикнул от удивления. Неужели капитан...?
— Я понятия не имею, о чем вы, — Седрик посмотрел на капитана твердо, стараясь выдержать ответный взгляд, уже пылающий гневом.
Гэнджер наклонился ближе, его лицо оказалось в паре дюймов от лица Седрика:
— Думаешь, Майлз, я не знаю, чем ты занимался в последние годы? Если не признаешься по-хорошему, я это признание из тебя выбью! — его трясущиеся кулаки, как две кувалды, ударили по столу.
— Сэр, я ничего не!.. — воскликнул Седрик и тут же замолк, испуганно глядя на дверь. Вдруг в зале услышат?
— Ничего не... сделал? — закончил за него Гэнджер и наклонился вперед еще сильнее.
Седрик почувствовал на коже обжигающее злостью дыхание. Тяжелая рука капитана опустилась на локоть офицера, лежавший на столе, а затем начала стремительно его сжимать.
— Ты хоть понимаешь, что такое потеря?! — тихо прорычал капитан, усиливая хватку.
Седрик осознал, что его защита начала рушиться — напускная решимость и дерзость отступали. Казалось, еще немного, и капитан сломает его руку или... Его самого? Тогда признание сорвется с губ, и Седрик подпишет себе приговор...
Но в этот момент в дверь постучали. Она распахнулась, и в проеме появилась сотрудница подразделения. Гэнджер нехотя разжал пальцы, но его взгляд все еще держал Седрика в плену. Офицер же, воспользовавшись моментом, рванулся к выходу, чувствуя, будто глаза капитана, полные ярости, прожигают на спине клеймо. Гэнджер что-то крикнул вслед, но эти слова утонули в грохоте захлопнутой Седриком двери.
Он выскочил в зал и прижался к казенной стене, пытаясь унять сердцебиение и восстановить дыхание. Локоть ныл от боли. Руки вспотели и тряслись, и Седрик, забывшись, хотел сдернуть с них черные кожаные перчатки. Но сразу вспомнил о своем давнем правиле — не снимать этот аксессуар на глазах у посторонних.
С тех пор как в главное управление полиции города перевели нового капитана, тот изводил Майлза необходимостью писать бессмысленные отчеты лишь для того, чтобы заставить их переделывать, чуть ли не растоптав ногами. Каждый визит в его кабинет завершался дежурной порцией необоснованных обвинений.
«Когда же закончится эта бумажная каторга?» — спрашивал себя раньше офицер. Но теперь Седрик понимал: капитан все это время искал его самое слабое место, готовясь нанести последний удар убийцы-мясника. А все эти придирки были лишь способом вывести Седрика из равновесия. Чтобы занервничал, чтобы выдал себя.
Его взгляд метался по залу и укоризненным лицам коллег, а за окном виднелось спасение. Седрик решительно направился к своему рабочему месту и рывком снял со стоявшей рядом вешалки свое форменное черное пальто. Надевая его на ходу, он спустился на парковку и сел в служебный автомобиль.
«Тебе просто нужна перезагрузка!» — сказал он себе, уткнувшись лбом в руль. Затем он завел мотор, и машина выехала на улицы Норфстилла, где каждый камень и каждый фонарь, казалось, знал об офицере свою тайну.
За окнами проплывал почти умирающий город Среднего Запада. Кирпичные коробки домов, потрепанные временем вывески, лица прохожих с выражением безысходности и небо, затянутое рваными облаками — Норфстилл медленно угасал, будто готовясь раствориться во тьме.
Но, возможно, когда-то все было иначе?..
Седрик сам не заметил, как оказался в южной части города — там, где на небольшой улочке скопились всевозможные магазинчики. Проезжая мимо одного из них, Седрик вдруг почувствовал прилив любопытства: увидит ли он Джованни — толстого итальянца, владельца минимаркета?
Офицер непрерывно вглядывался в окно витрины, пока не заметил Джованни, жестко посмотревшего на него в ответ. Во взгляде толстяка читалась злоба, острая, как нож, заточенный обидой — будто он видел перед собой не полицейского, а вора. Поймав этот режущий взгляд, Майлз вдавил педаль газа, проклиная свое любопытство, и машина повезла его прочь с улицы, на которой он раньше чувствовал себя королем.
Автомобиль резво ехал вперед, а Седрик все больше погружался в размышления, как в ледяную воду, и каждый вдох становился все тяжелее. Глаза Джованни, переполненные злостью, напомнили Седрику о вине перед Гэнджером.
Пальцы впивались в руль, то ослабляя хватку, то снова сжимая. Офицер глядел перед собой, но словно видел не дорогу, а свое будущее. Мысли в голове крутились вокруг такого, казалось бы, простого решения всех проблем: «Границы теперь снова открыты — почему бы не попробовать?» — шептал внутренний голос, соблазняя свободой. Шеф полиции угрожал, что обязательно найдет и арестует Седрика, если тот попробует сбежать...
Но Майлз был готов рискнуть.
Он вдавил педаль газа до упора, машина резко ускорилась, и город стал размываться за стеклами. Педаль уходила в пол, Седрик вцепился взглядом в узкую полосу асфальта. Чуть наклонившись вперед, он словно пытался уйти от преследователей или от самого себя. Дыхание обжигало горло, а сердце билось все чаще.
Внезапно перед внутренним взором, как путеводный свет маяка, возникло лицо лейтенанта Рикардо Родригеса — верного друга и человека, которому Седрик был многим обязан. «Нет, побег — это предательство» — поняв это, он резко сбросил скорость.
Он затормозил рядом с мерцавшим фонарем и вцепился в руль. Перчатки натянулись на костяшках пальцев, пропитанные памятью о былых поступках. Офицер часто дышал, и казалось, что ему не хватило бы и всего воздуха на свете.
Нужно поговорить с лейтенантом, пересказать ему слова Гэнджера. Вместе с Родригесом Седрик должен что-то придумать, чтобы найти сына капитана… Живым.
Седрик прикрыл глаза рукой, и свет на время померк, заставив внешний мир исчезнуть. Когда-то Майлз был патрульным — будто целую вечность назад. Тогда его всюду преследовала опасность погибнуть на службе. Она скрывалась за каждым поворотом улиц и за окнами домов в злачных районах. Она пряталась даже в глазах подростков, укравших оружие у родителей и готовых угрожать полицейскому. И все же ничто бы не сравнилось с той опасностью, которую представлял для Седрика Гэнджер. И лучше бы сейчас снова служить в патруле.
Или...
Воспоминания, всплывая из черноты, в который раз за последнее время направили его в родной городок. Сердце защемило — в это время года Седрик любил Саут-Хилл больше всего. В конце октября краски природы завораживали взгляд, а тело легко могло утонуть в мягкой траве. И офицер сейчас был готов отдать все на свете за шанс вернуться туда и исправить то, что было разрушено.
Однако даже там, даже тогда существовала некая червоточина. Седрик не мог определить точно, что это было. Он просто чувствовал нечто на периферии сознания. Еле уловимое...
Затем чернота вдруг углубилась и перед глазами встал тот день — один из многих, но не такой, как все. Вспышка света во тьме, грохот выстрела. Кровь на руках, как отпечаток вины...
Седрик мотнул головой и опустил руку. От реальности невозможно прятаться вечно. Она всегда берет верх.
Небо за окнами машины темнело, обещая скорый дождь. Спешившие домой прохожие бросали на Седрика мимолетные взгляды, выплескивая на него свое осуждение. Он отвечал им вызывающе, и они тут же стыдливо отворачивались.
На душе — тоска и усталость, будто две змеи, устроившие гнездо. Но нужно было возвращаться на работу, и Седрик развернул машину к главному управлению, готовясь к разговору, который должен был либо дать новую надежду, либо окончательно уничтожить.
Уже через пару минут он почти бежал к кабинету лейтенанта Родригеса, ловя на себе цепкие взгляды его детективов. Они не собирались ничего забывать, но все же не пытались сдать Седрика. И он был благодарен им за молчание.
Он приблизился к приоткрытой двери кабинета Родригеса и заглянул внутрь. Получив короткий кивок-разрешение от лейтенанта, он вошел и тихо закрыл за собой дверь.
— Рикардо... — начал Седрик, но голос предательски сорвался.
Родригес сидел за столом и спокойно смотрел на Майлза внимательными глазами цвета крепкого кофе. Лейтенант прекрасно знал, как важно сейчас дать Седрику время собраться с мыслями и не торопил его.
Кабинет лейтенанта находился в глубине детективного подразделения. Через боковые окна в стене был виден рабочий зал с командой суетившихся детективов. У стен стояли картотечные шкафы, на столе, как и у Гэнджера, рядом с пишущей машинкой, телефоном, папками и документами разместилась пара фотографий в деревянных рамках. Седрик в очередной раз всмотрелся в снимки: многочисленные родственники Родригеса, коллеги из участка, где он раньше служил и, конечно же, его невеста.
В отличие от кабинета Гэнджера, у лейтенанта Седрик всегда чувствовал себя в безопасности, как если бы был путником, нашедшим укрытие от бури. Но, с другой стороны, это ощущение равновесия было сейчас слишком хрупким внутри, готовым лопнуть от любого неровного вздоха или биения сердца.
Офицер бросил взгляд через окно в стене на детективов в зале, а затем посмотрел на Родригеса, и тот легко мог бы прочитать в глазах Седрика сомнение. Рассказать лейтенанту об угрозах Гэнджера — означало признать правду и неминуемо разрушить иллюзии, которые взращивались слишком долго.
Но время не останавливалось для размышлений. Выбор сделать было необходимо.
Секунды тянулись с болезненной медлительностью. Родригес ждал, когда Седрик закончит фразу. Но Майлз не решался открыть лейтенанту причину своего беспокойства.
— Гэнджер снова докапывается до моей работы, — наконец пробормотал Седрик, решив пока умолчать об угрозах. — И он впервые спросил об Энни…
— Послушай, — Рикардо покачал головой. — Я знаю, что ты переживаешь. Но давай пока считать, что Гэнджера просто беспокоят твои отношения с его дочерью. И все эти придирки…
— Я понимаю, о чем ты, Рикардо. Но сегодняшний разговор... — Седрик перевел дыхание. — Гэнджер как будто бы что-то подозревает.
— Седрик, посмотри на меня. — Рикардо дождался, пока встревоженные голубые глаза встретятся с его спокойным взглядом. — Если бы у него были причины подозревать тебя в причастности к исчезновению его сына, он бы действовал иначе.
— Но если я окажусь в тюрьме... это будет конец всему, — устало выдохнул Майлз.
Рикардо встал из-за стола, подошел к Седрику и положил руку ему на плечо:
— Даже не думай об этом, слышишь? Ничего не будет. Он тебя не подозревает! — лейтенант сделал акцент на последних словах, словно пытаясь укоренить эту мысль в голове офицера.
А Седрик попытался поверить Рикардо. Но даже мимолетное воспоминание о словах капитана и о том, как он схватил руку Седрика, погасило слабую надежду. В голове отчетливо прозвучало: «Еще как подозревает!»
Но вслух, через силу, он произнес иное:
— Может, ты и прав, Рикардо.
— Вот и отлично! — Родригес слегка сжал его плечо. — Просто делай свою работу. А прочее оставь мне... Но я должен тебя спросить, — вдруг произнес лейтенант более твердым тоном. — Ты больше ничего не вспомнил?
Седрик покачал головой.
— Обязательно скажи, если вспомнишь хоть какую-нибудь мелочь. Только учти, что я тебе доверяю, понимаешь?
— Я понимаю, — Седрик опустил глаза. — Но ты не представляешь, как это тяжело — почти ничего не помнить о произошедшем. Все как будто бы разломано на кусочки...
— Мы справимся с этим, — слова Рикардо заставили Майлза поднять взгляд.
Родригес смотрел на него пристально, убеждающе. Но Седрика не отпускало беспокойство. Надо было рассказать Родригесу о поведении Гэнджера, пока не стало слишком поздно. Пока тот, вытащив тузы из рукава, не перекрыл все старания Седрика и лейтенанта.
— Рикардо… — снова начал Майлз.
Но вдруг замер на пороге откровения — его прервал резкий звонок телефона на столе Родригеса, заставивший обоих полицейских вздрогнуть. Лейтенанта тоже не оставляет в покое начальство.
— Извини, мне нужно зайти к капитану Томпсону, — сказал Рикардо Седрику, когда положил трубку.
— Он уже требует отчет по этому делу?
— Он доверяет мне…
— Так не может продолжаться вечно. Рано или поздно правда выяснится. И если окажется, что я виноват…
— Даже не думай об этом сейчас! — повторил Родригес бескомпромиссно. — Просто подожди меня здесь, — добавил он и направился к начальнику.
«А если командир детективов тоже что-то заподозрит?» — вдруг подумал Седрик, оставшись один. — «Тогда он поставит Рикардо ультиматум, и если лейтенант не сможет найти сына Гэнджера в ближайшее время, капитан Томпсон обратится за помощью в ФБР, и тогда...»
...И тогда Седрика уже ничего не спасет.
Майлз тяжело опустился на стул рядом со столом лейтенанта и, привычно подперев щеку ладонью, уставился на удручающий пейзаж за окном. Тучи медленно плыли по темнеющему небу, сея мелкий, острый дождь. Под их покровом город оживился: все больше жителей спешили укрыться от непогоды в кирпичной скорлупе своих квартир.
Приглушенные голоса детективов в зале и шум дождя с улицы действовали на Седрика усыпляюще, и он начал погружаться в дрему. В голове стали всплывать образы: сначала лейтенант Родригес что-то пытался сказать, затем капитан Гэнджер угрожал чем-то далеким, неясным, но устрашающим. А потом появилась Энни. Она бежала к Седрику издалека. Ее пышные, почти белые волосы сияли, словно нимб, обрамляя лицо, и слегка развевались на ветру. Приблизившись, она произнесла только одно слово: «Остановись!»
Чувство тревоги нарастало, а затем все вдруг потонуло в хаотичном водовороте, и воспоминания затопили разум. Перед Седриком развернулась картина последних двух лет его жизни, будто сложенная из разноцветных фрагментов пазла. А по краям — кровавые разводы.
Настало время вспомнить.
Голос из темноты спросил его:
—...А теперь, Седрик, что ты помнишь?
Майлз хотел ответить, но не мог разжать губы.
— Ты должен понять, что тогда произошло. — продолжал голос. — Ты должен найти его сына...
Двагоданазад
Седрик проснулся в серости и тесноте съемной квартиры. Тревога тут же кольнула сердце. Он взглянул на часы-будильник, стоявшие на прикроватной тумбочке. Уже приближался назначенный час, и ему пора было собираться. Его ждала первая за два месяца крупная миссия.
Он выдохнул, и воздух вышел неровно, унося с собой сомнения. Раньше Майлзу поручали лишь мелкие дела, да и ему совсем недавно исполнилось всего-то девятнадцать... Но отступать уже было поздно. Майлз сорвался с кровати и направился к шкафу, в котором хранил свою полицейскую форму.
Переодевшись, он посмотрел в зеркало на внутренней дверце шкафа. В этой элегантной форме цвета полуночного неба, почти черной при слабом освещении, он чувствовал себя армейским офицером. И наслаждался этим приятно покалывавшим нервы ощущением превосходства.
Выйдя из квартиры, Седрик преодолел лестничные пролеты и вырвался из подъезда, распахнув дверь резким движением. Октябрьский ветер хлестнул его по лицу, заставив на мгновение зажмуриться. Он неуверенно шагнул к казенному автомобилю, замершему у подъезда. Забрался внутрь и снова выдохнул, чувствуя, как подрагивают руки.
«Соберись!» — приказал он себе, завел мотор резким поворотом ключа в замке зажигания и направился к месту назначения. Однако, когда была преодолена уже почти половина пути, он почувствовал, как в животе сковало, будто кто-то сжал кулак. За целый день, проведенный дома в ожидании миссии, Седрик ничего не смог съесть. Он посмотрел на часы, убедился, что времени достаточно и свернул в сторону знакомого магазинчика.
Войдя в небольшой павильон, Седрик не обратил внимания на хмурый взгляд владельца, а сразу же направился в отделение снеков, взял первый попавшийся пакетик чипсов и подошел к кассе. Но расплачиваться за товар не стал.
Хозяин недовольно пробурчал:
— Одними чипсами не наешься, Майлз.
— Мне хватит, Джованни. И деньги давай, — сказал Седрик настолько пренебрежительно, насколько мог.
Джованни резко открыл кассу, собрал стопку банкнот и бросил их на прилавок.
— Похоже, деньги — единственное, чем ты питаешься.
— Да вы, итальянцы, просто помешаны на еде! — Седрик злобно скрипнул зубами.
Он забрал приятно похрустывавшие купюры и направился к выходу. Проходя мимо стеллажей, он слегка приподнял локоть и как бы невзначай задел пару пакетов чипсов. Те, с возмущенным шуршанием, попадали на пол. Седрик ухмыльнулся, и, словно желая спросить: «Ну и что ты мне сделаешь?», беспардонно посмотрел на хозяина магазина. Джованни ответил взглядом, полным нескрываемой злобы. Седрик же, довольный своей выходкой, которая раньше была ему совершенно не свойственна, направился к дверям.
Спустя еще десять минут, он подъехал к речному порту. В конце октября, когда веранды кафе были закрыты, и лишь редкие отдыхающие сидели на скамейках, созерцая неспокойную реку, набережная выглядела пусто и тоскливо. Наверное, так теперь будет всегда...
Он выбрался из машины и достал из багажника дробовик. Затем подошел к своим сообщникам-подручным, которые покорно ждали его неподалеку — офицерам Уоллесу и Фицджеральду.
Фицджеральд с его характерным прищуром и суетливыми движениями напоминал юркого хорька, рыскающего в поисках добычи. Наглая улыбка растянула его губы и он подмигнул Седрику. Уоллес, напротив, был глыбой невозмутимости среди этой кипучей энергии. Он лишь кивнул в знак приветствия. Суетливый Фицджеральд, медлительный Уоллес и Майлз, старательно прятавшийся за маской дерзости — эта троица с иронией величала себя «ирландской мафией».
— Ну что, Сед, ты готов? — спросил Фицджеральд.
Седрик закинул дробовик на плечо:
— Вполне, Фиц!
Они готовились встречать судно с контрабандой из другого портового города. Им предстояло проверить товар и убедиться, что он будет доставлен до склада в полной сохранности. Прочими деталями, не связанными напрямую с его обязанностями, Седрик не считал нужным интересоваться. Он был как птица, которая, насытившись, улетает, не оглядываясь на ветку, где кормилась.
Тревога нарастала. Небо темнело и сгущалось, будто отражая его внутреннее состояние. Майлз сжимал дробовик в руке все сильнее. И вот оно — судно...
Однако операция прошла на удивление гладко: ящики с товаром добрались до склада без запинок и проволочек, а судно спокойно покинуло город до следующего раза. Седрик же, ощущая, как стремительно растет его уверенность в себе, разделил свое вознаграждение с подручными.
Но все время до следующего поручения он провел в волнении. В голове кружились мысли. Что именно ему придется делать? Получится ли исполнить все так же безупречно? Наконец, он перешел некую грань неуверенности и сомнений внутри себя и теперь был готов к новому заданию. А оно не заставило себя дальше ждать.
После завершения первого крупного дела прошла неделя, и босс вызвал Седрика к себе. Его пристанище располагалось на последнем этаже бетонной постройки с большими окнами. Это здание в основном использовалось для нелегальной деятельности, поэтому многие помещения пустовали.
Седрик прибыл туда поздним вечером, над которым висела густая тишина, заставлявшая нутро тревожно сжиматься. Но, с детства обладая даром предчувствия, офицер на этот раз сознательно подавлял свою интуицию. Преданная благодарность боссу за помощь в трудный момент не давала ему права отступать. Так что он медленно поднялся по лестнице на четвертый этаж, стараясь справиться с нараставшим чувством тревоги, хотя каждая ступенька давалась с усилием, будто гравитация сейчас действовала иначе.
Майлз работал на Бэзила Уайатта, известного в определенных кругах как Билл. В сорок три года Билл Уайатт представлял собой мощную смесь бизнесмена и криминального авторитета. Густые светлые волосы, четкие бакенбарды и темно-серые, словно клинки дамасской стали, глаза придавали Уайатту колорита. Несложно было поверить, что в его венах клокотал коктейль из греческой, еврейской и английской кровей. Уайатт со своей бандой занимал третью ступень криминальной пирамиды, возвышавшейся над городом.
Войдя в кабинет Билла, Седрик увидел просторное помещение с дорогими кожаными креслами и диваном, столом из красного дерева и прочими атрибутами роскоши, вроде деревянных панелей на стенах. Сейчас здесь горела только настольная лампа с зеленым плафоном, и в ее свете поблескивали латунные детали отделки. Но что-то было не так: офицеру показалось, что полумрак в кабинете был напряжен, словно наэлектризованный.
Он оглядел присутствующих: Уайатт и его люди были примерно одного возраста, их внешний и вид и стиль одежды почти не различались. Но Чарльз Нилтон в стильном гангстерском костюме-тройке был заметен среди всех. Однако Седрик, судя по странному взгляду Чарльза, тоже привлекал его внимание. Хотя не только Нилтон, но и все, находившиеся в помещении, смотрели именно на Седрика. А он, растерянно пытаясь понять причину этой заинтересованности, не сразу заметил среди них человека со связанными за спиной руками.
Уайатт окликнул Седрика, как обычно, легкими движениями закуривая сигарету:
— Майлз, ты опоздал. Тебе давно пора приступать к делу!
Один из присутствующих, глядя на офицера со зловещей ухмылкой, вручил ему бейсбольную биту. Увидев это, связанный дернулся, его глаза расширились от ужаса. Он попытался вырваться, но двое из людей Билла крепко держали его под руки.
Только теперь Седрик понял, чего от него хотят. Снова оглядев окружавших его людей, он остановил взгляд на связанном человеке. Затем посмотрел на Билла, который неторопливо курил в дальнем конце кабинета. Это была проверка, посвящение. И хотя Седрик знал, что потребуется доказать преданность, он не ожидал такого испытания.
Пальцы Седрика непроизвольно сжали биту, а в груди колотилось так, будто сердце пыталось вырваться через ребра. Он понимал, что назад дороги нет. Хотя бы попытка защититься и достать пистолет станет для него последней. А он не был готов умирать. Он только пару месяцев назад смотрел в глаза смерти, хотя и не помнил подробностей этой встречи. И он даже думать не хотел о том, что может погибнуть. Только не здесь и не сейчас.
Мужчина свирепо уставился на Седрика и начал что-то говорить ему, затем прикрикнул на него, однако полицейский оставался безучастным. Тогда к связанному подошел Нилтон и со всей силы ударил в живот так, что тот подавился своими словами, скрючившись пополам. Люди Уайатта заставили мужчину встать на колени, после чего отошли. В это время Майлз, потеряв контроль над собой от страха и волнения, сжал биту в руках еще сильнее, наклонился и ударил беззащитного человека по плечу. Тот вскрикнул и завалился на пол. Седрик посмотрел на Уайатта, наивно полагая, что одного удара будет достаточно. Но Уайатт пристальным взглядом требовал продолжения экзекуции. И Седрик ударил несчастного битой еще раз. А затем еще и еще.
Беспомощный мужчина кричал, затем стонал в бессилии, проклиная того, кто должен был бы защищать правопорядок, но потом замолчал — он терял сознание. А Седрик и не заметил, как сам начал кричать. Отчаяние заполнило его душу, превращаясь в неистовую ярость. Он отбросил биту, встал на колени и принялся наносить удары кулаками по лицу бедолаги.
В какой-то момент Уайатт приказал Майлзу остановиться, но Седрик не сразу смог оставить жертву в покое. Одному из приспешников Уайатта пришлось подойти к обезумевшему офицеру и дернуть его за локоть. Он остановился, тяжело дыша. Его руки сильно дрожали, а в голове звенело.
— Молодец, Майлз, — произнес Уайатт, его голос звучал спокойно, но в глазах читалось удовлетворение. — Ты все доказал. Можешь идти.
На подкашивающихся ногах, еле собравшись с силами, Майлз отправился в туалет. Он старался как можно быстрее покинуть кабинет Уайатта, чтобы не видеть, что произойдет дальше.
Закрывая за собой дверь, он будто отрезал от себя связь с судьбой искалеченного им человека.
Седрик смывал с кожаных перчаток пахнувшую окислившимся железом липкую жидкость, вода сильным напором била по раковине, и тысячи красноватых брызг разлетались вокруг. Звук, похожий на грохот водопада, резонировал в голове Седрика с гулом, похожим на эхо в каньоне. Сознание работало рывками. Но Майлзу необходимо было избавиться от следов своего деяния. Смыть их в самые недра земли.
Внезапно прервавшись, он обхватил голову руками в мокрых перчатках и беззвучно закричал. Он никогда не думал, что способен на такие поступки. Что-то очень важное и ценное, что сопровождало его с самого рождения, будто стало ускользать от него. Выпрямившись, он посмотрел на себя в зеркало. Лицо было еще бледнее, чем обычно, а ледяные голубые глаза были широко открыты в изумлении. «Как… я дошел... до этого?» — прерывисто звучало в голове, пока он разглядывал свое испуганное отражение.
Закончив, он вышел из уборной и уставился на дверь кабинета Уайатта. Она казалась порталом в самую темную точку Вселенной. И Седрику хотелось лишь одного — оказаться как можно дальше от этого места.
В этот момент из кабинета вышел Нилтон. Заметив Седрика, замершего с отчаянным видом, бандит подошел к нему.
— Это твой первый раз, да? — спросил Нилтон нарочито безмятежно.
Седрик молча кивнул и опустил глаза. Нилтон положил руку на его плечо, будто пытаясь утешить.
— Не волнуйся, мы все когда-то прошли через подобное, — усмехнулся он. — Привыкнешь.
Седрика передернуло: «Как можно привыкнуть к такому?!»
Нилтон улыбнулся с мрачным удовлетворением, разглядывая его расстроенное лицо. Затем наклонился к Седрику и прошептал на ухо:
— Добро пожаловать в наш мир.
Майлз не ответил. Он медленно направился к лестнице. Каждое его движение теперь требовало усилий, будто воздух вокруг превратился в ртуть. Спустившись вниз, офицер сел в машину и, с трудом сосредоточившись на дороге, поехал домой. Но каждый поворот казался ему испытанием, а слепящие огни редких встречных машин напоминали ему о том, что хотелось забыть. Лишь чудом Седрик не покалечил ни себя, ни других водителей. Затем путь домой стерся из памяти, как будто его и не было.
Вернувшись в свою квартиру, он быстро переоделся и в изнеможении рухнул на кровать. Голова раскалывалась, руки и губы дрожали. Ему хотелось заплакать, но он, сопротивляясь этому, сжал челюсти так сильно, что боль отдалась в висках. Мысль, пронзившая сознание, пробрала до атомов: эта ситуация повторится. Седрик попал в ловушку, где выбор был невелик: подчинение или смерть.
И он зарыдал. Слезы, пощипывая, стремительно прочертили линии на его лице, оставляя солоноватый привкус на дрожавших губах. И зачем он только согласился на предложение Билла стать его подручным?.. Нет, он сделал это не просто так — он рассчитывал на помощь Уайатта. И тот оказался единственным, кто помог ему после всего, что случилось летом. Но за все приходится платить...
Седрик засыпал урывками, открывая глаза после каждого резкого всхлипа, будто его тело отказывалось отдаваться даже недолгому отдыху. Наконец, Майлзу удалось погрузиться в сон, но и тот обернулся кошмаром.
Сначала он увидел того бедолагу, окровавленного и почти неподвижного на полу, потом красные и желтые круги, которые вращались перед глазами и соединялись в причудливые образы. Затем Седрик услышал выстрелы и почувствовал жар от огня. Образ начал расплываться, и вдруг этот несчастный превратился в какого-то другого человека, лежавшего под бетонными обломками в горящем коридоре. Седрик пытался достать его из-под завалов, но вскоре почувствовал, как пламя охватывает руки. Сначала он ощущал нарастающее тепло на коже, а затем — режущий холод. Кожа начала вздуваться и лопаться, а затем — слезать с рук, словно сверхтонкие перчатки. В этот момент он проснулся и попытался потушить на себе огонь. «Это был всего лишь сон», — с невероятным облегчением осознал Седрик и откинулся на подушку.
От кошмара остался привкус пепла и липкий холод на спине. Но Седрику нужно было собираться на службу. Он встал, надел форму, но решил не смотреться в зеркало. Сегодня это было бы невыносимо.
Дорога на работу тоже была непростой: он никак не мог взять себя в руки и один раз все же чуть не попал в аварию, почти выехав на встречную полосу. Когда он прибыл в управление, его взгляд был рассеянным, а мысли блуждали. Он сел за стол, его пальцы начали перебирать бумаги будто сами собой. Вскоре его внимание привлек самый первый отчет, который он когда-то так и не смог закончить. Седрик усиленно вчитывался в каждое слово и цифру, цепляясь за них, как за перекладины спасительной лестницы, которая могла бы вытащить его из этого ада.
«Пожалуйста, только не плачь», — говорил себе мысленно он. Ему было стыдно за то, что он выглядел таким уязвимым перед коллегами. Сослуживцы, возможно, были бы рады узнать, в какой ужасной ситуации он оказался. Если бы они могли, давно бы сдали его. Только стучать уже было некому — группировка крепко схватила за горло тех, кто мог хоть как-то помешать установлению нового порядка в городе.
В этот момент к Седрику подошел двадцатипятилетний офицер по фамилии Ньюман, напоминавший ворона своими черными волосами, острым носом и округленными глазами.
— Офицер Майлз, как все прошло? — Ньюман кивнул в сторону окна.
Седрик проследил за его взглядом:
— О чем вы?
— Говорят, вас не так давно видели у набережной. — Ньюман прислонился к столу, скрестив руки. — Вы там вроде с некими подозрительными типами встречались, с судна какого-то...
— И что с того? — настороженно и резко спросил Седрик.
— Да так, любопытно стало. Слышал, вы теперь тесно общаетесь с офицерами Уоллесом и Фицджеральдом...
— Это не ваше дело!
Ньюман, даже не имея возможности открыто донести начальству на провинившегося коллегу, все равно старался разоблачить его на словах:
— Неужели вы думаете, что все это вам сойдет с рук? — спросил он, сузив пытливые глаза.
Седрик подчеркнуто безразлично пожал плечами:
Уже знакомый, уютный мягкий голос продолжал настаивать:
— Вспоминай, Седрик!..
И он снова погрузился в этот омут памяти, затягивавший все сильнее...
Проходило время, месяцы сменялись, как узоры в калейдоскопе. Майлз постепенно учился справляться с вызовами, которые бросала ему двойная жизнь. Он понимал: возврата к прошлому не существует, как нет и другого пути. Но и полностью отказаться от того, кем он был когда-то, не получалось. Его сознание разрывалось, будто он повис между двумя утесами над бездной. Чтобы обрести будущее, нужно было шагнуть вперед, отпустив прошлое «я». И хотя он страстно желал перемен, все-таки никак не мог осмелиться на этот шаг в неизвестность.
Тогда судьба сама пошла ему навстречу. В водовороте ежедневных обязанностей на службе и регулярных криминальных заданий наступил февраль, и у Седрика появился еще один шанс проявить преданность боссу. Уайатт предложил ему охранять своего сына — двадцатидвухлетнего повесу Джонатана, который предпочитал сокращенно называться Нэйтаном.
— Я знаю, ты ведешь здоровый образ жизни, Седрик, — произнес Уайатт-старший, сида за столиком в баре, где Нэйтан был завсегдатаем. — И в целом, ты довольно серьезный парень. Будешь за ним следить, а то он любит наворотить дел, когда пьян. А заодно и примером послужишь, в отличие от меня. — Уайатт закурил.
Его сын прошлым летом получил степень бакалавра в школе бизнеса при Мичиганском университете и, пройдя полугодовую стажировку в одной местной фирме, вернулся в Норфстилл с чувством выполненного перед отцом долга. И готовностью пуститься во все тяжкие.
Седрик кивнул в знак согласия, хотя еще не представлял, на что способен младший Уайатт. В воображении Нэйтан рисовался ему обычным алкоголиком — заурядным и недалеким. Однако что-то еще маячило на краю его сознания — какое-то странное предупреждение...
— А вот и он! — сказал Билл, резким движением умертвив сигарету в стеклянной пепельнице.
К их столику непринужденной походкой приближался молодой блондин. Его пшеничные волосы были коротко пострижены на затылке, а над лбом свисали, словно золотистые струнки. Зелень его хитро прищуренных глаз напоминала игру света в турмалине, искрясь смесью наглости и азарта. А его безупречный образ — пальто чистого белого цвета с позолоченными пуговицами, темно-зеленый свитер из кашемира, чуть подвернутые темные брюки и ботинки на невысокой платформе — заставил Седрика мысленно усмехнуться: «Он выглядит более авангардно, чем обложка модного журнала!»
Но на секунду ему почудилось нечто устрашающее в облике Нэйтана. Уверенная, почти наглая походка и выражение лица сына Уайатта вызывали у него неприятное ощущение под ложечкой...
— Как дела, отец? — воскликнул Нэйтан, подходя к Биллу и хлопая его по плечу.
Билл кивнул ему в ответ. Затем сказал, вставая и указывая на Седрика:
— Это тот парень, о котором я говорил.
— Типа, моя нянька? — засмеялся Нэйтан.
— Телохранитель, — серьезным тоном поправил его Билл.
Взгляд Нэйтана вонзился в Седрика, заставляя его кожу покрываться мурашками.
— Ну ладно, пообщайтесь тут, — Билл снова кивнул сыну и, прежде чем уйти, наклонился к Седрику и сказал: — Смотри за ним. Не давай ему напиваться. Если что-то пойдет не так, сразу же звони мне! — А затем покинул заведение в сопровождении свиты.
Теперь Нэйтан уселся напротив Седрика и уставился на него с наглым любопытством, перекатывая во рту жвачку. Седрик смог разглядеть во внешности Уайатта-младшего намеки на его смешанное происхождение: небольшую горбинку на носу, особый разрез глаз и песочный оттенок кожи. Нарочитая экзотичность.
Нэйтан же начал забрасывать его бесчисленными вопросами о работе и жизни.
— Так ты не местный? — спросил он.
— Нет, я из Саут-Хилла, — признался Седрик нехотя. Он старался отвечать сыну Билла спокойно и с достоинством, хотя голос отнюдь не всегда ему подчинялся, не желая оставаться ровным.
— Саут-Хилла? Там, наверное, ни одного бара нет, — ухмыльнулся Нэйтан, демонстрируя крепкие белые зубы.
— Есть один. Но я там никогда не был, — сухо ответил Седрик, чувствуя, будто тонет в какой-то мерзкой жиже. Разговор о его происхождении заставлял неприятное чувство многократно усиливаться.
А Нэйтан засмеялся громким, звучным смехом, чуть не проглотив жвачку. Затем позвал официантку и велел принести ему виски.
«Ну вот, началась попойка», — напряженно подумал Седрик, убирая рыжие пряди со лба и вытирая его чуть подрагивающей рукой.
Конец вечера не предвещал ничего хорошего.