Орден волонтёров

Книга вторая. Глава первая.

Продолжение бесплатной книги первой "Волонтёры в Средневековье". Обложка - Таша Ким. https://litnet.com/shrt/VJK3

Амелинда.

Никто меня не торопил, не подгонял. Я чувствовала себя малышкой, которую держит за ручки мама, когда учит ходить. И всё же, нужно, непременно нужно сделать один крохотный шажок и ещё и ещё… Счастье то какое: безопасно, тёплая большая мама рядом, я иду ножками! Сама! Засмеялась радостно, взахлёб, по детски. Очень раннее воспоминание. Из тех, что хранятся в глубинах подсознания. Драгоценнейшее переживание, сохранить бы его надолго. Тот, кто мне его подарил сейчас, не может причинить зло.

Линда, собралась! Спуск сложный. Ступала осторожно, освещение от сгруппировавшихся в ленту искорок было туманным, рассеянным, зато ясно обозначало направление движения и пару ступеней впереди. Мне так захотелось обернуться: не вернуться, нет. Просто увидеть, не закрылся ли проход? Удалось с некоторым трудом повернуть голову. Слабые отблески факелов подземелья были видны в круглом отверстии наверху.

Это подбодрило меня. Медленно спускаясь дальше, я уже думала о возвращении. Почему я? Отпустит ли в этот раз? Как скоро? Куда я вернусь? В какой век и время?

- Даже ничего ценного с собой не успела взять, грустно квакнула Пучеглазка.

- Самим бы уцелеть, один атом не туда, другой не сюда и размажет по временам, мирам и пространствам. Мявкнуть не успеешь: занесет, куда Макар телят не гонял, к динозаврам, например. Умеет мой благоразумный друг успокоить.

Пришла. Уютнее тут стало вроде? По сравнению с прошлым разом. Суше, теплее, свет мягкий. Меня отпустило. Шла уже по своей воле. Проверю. Вернулась, и снова со дна этого колодца с лестницей взглянула вверх. Не заперто. Стены пока нет. Вот и «следы» нашего прошлого пребывания: салфетки от бутербродов. Подняла, в поясной мешочек, нечего мусору валяться. Отпечатки наших ботинок на пыльной центральной дорожке. Подкоп Виктора, у другой стены ямка-туалет. Делать дальше что? А, Голос Разума?

- Повторить, все действия как в прошлый раз. По методу крыс в лабиринте. Вдруг сработает.

Стену долбить не надо. Есть не хочу, пить не хочу, в туалет не хочу. Поговорить не с кем. Что мы ещё делали? Ходим, гуляем. Вид все тот же: комнаты с арочными входами слева. Ленточка везде за мной вьется, как пылинки в луче света, которого нет. Интересно, если руку туда…Ой!!! Ф-фух, блин. Рука исчезла на миг до середины ладони. Показалось? Повторять не буду, а то пожмёт кто – ни будь с той стороны. Страшненько. Возле камушка надо посидеть, где он тут был, тогда втроём сидели.

Ну, куда ж ему деваться с подводной лодки? Вот он, родимый. В последней от входа комнате. Сидим, ждём, думу думаем. Колбаса ароматная… Всё подземелье пропахло чесночной копчёностью с дымком. Вроде на пиру наелась, но не до отвала, как положено. Работы много было. В правой руке намертво зажаты два круга, жир уже стекает по ладони. Салфеточку на артефакт, одна пусть тут пока полежит. Вторую колбаску, зажав в салфетку, я начала задумчиво подгрызать. Не заметила, как уговорила. Полумрак, тихо, тепло, сытно. Первый раз мы уснули здесь. А вздремнуть, правда, хочется, столько суеты в последнее время было, недосып у меня совушки, хронический.

Снилась всякая подсознательно - бытовая хрень. Видимо, каждый раз Божьей благодати не положено. Лимит исчерпан. Я встала, поправила свою кучу юбок. Что-то неуловимо изменилось, не могу понять, но чувствую. Чувствую – нет запаха моей колбасы! Абсолютно! Её тоже нет, исчезла вместе с запахом. Ну вот, как так то? Я её съела в голодном припадке лунатизма? С салфеткой? Артефакт со…скушал?

Господи! Прости, что поминаю всуе. Подземелье ведь, крысы уволокли. Очень, очень умные животные. Сколько поведенческих экспериментов мы с ними моделировали, крысы всегда находили правильный ответ и достойный выход. Многие в виварии даже до пенсии доживали. Пенсионер Крис сначала в поилку залезал и тщательно намывался, потом ждал свежей воды. Он смешно облысел, перенёс инсульт и ползал в туалет на передних лапках. Интересно, а если бы эволюция разума пошла по этому пути? У них милые крошечные ладошки, так похожи на человеческие. Крысы и люди единственные живые существа, кто может затравить до инфаркта и убивать своих соплеменников напрямую не от голода, просто так, из интереса.

Куда меня мыслями понесло, сколько я тут нахожусь? Отдохнула, пора и честь знать. Валим отсюда. Выход открыт по-прежнему. Выход куда? Вихляйся, не вихляйся, Амелинда Эдуардовна, а проверять придётся.

Да, ещё одно дело, напоследок. Идалии потом расскажу, пусть успокоится.

- Э-э, да… Многоуважаемый Артефакт, приветствую Вас, и прошу прощения за наше некорректное поведение в предыдущую встречу.

- Приветствую. Принято к сведению.

Пришлось снова сесть. Визжать то ли от страха, то ли от радости, хотелось, но не моглось. Горло перехватило. Есть контакт. Но вот голосов чужих в мозгу мне не надо. Своих хватает. С другой стороны, если Оно по-другому не умеет? Но мне от этого сильно поплохело.

- Прямые сигналы слухового центра и распознавания речи заменены на внешние звуковые волны. Удобно?

- Да. Спасибо. Давайте немного помолчим. Помолчали. Я даже мыслями молчала. Как бы предохранители не сгорели. Голос, исходящий от камня, как от колонки, был почти человеческий, не мужской, не женский, без интонаций, но с необходимыми паузами.

- Включаю фиксацию происходящего. Я Планетоид. Конкретно этой планеты. Функция - сборщик и пользователь информации максимально высшего уровня. Неорганический. Разумный. Без эмоциональный. Созданный. Цель – поиск и налаживание контактов с себе подобными.

- Приятно познакомиться. Личное имя Амелинда. Гуманоид. Универсал. Создаю, перерабатываю, получаю, храню информацию. Делюсь информацией, искажаю информацию, уничтожаю ненужную. Органический, разумный результат эволюции. Человек, женщина. Суперэмоциональная. Самовоспроизводящаяся структура. Цель не определена.

Глава вторая.

Амелинда.

Силы на исходе, еле двигаюсь, ползу по стеночке, пройти коридор, потом снова лестница. Уже слышен шум. Ножками, ножками. Топ – топ, топает малыш, прямо по дорожке, милый … Изыди, ББ, из моего мозга! Это не мои мысли. Лестница ли немного вскружила мне голову, эйфория от контакта с этим странным разумным или последствия объёмистого кувшинчика вина за молодых?

Точно. Я спьяну заснула, и мне снится удивительный сон. Либо навернулась при нашем первом походе в замок с лестницы, лежу себе в платной палате, в коме и всё себе сама сню. Очнусь, и буду нормально жить дальше, без чужих проблем вселенского масштаба. Это профессиональная деформация такая, не надо близко к сердцу пациентов подпускать. А то, что ни псих, то к моему берегу. За последним даже замужем была. Вот опять, ещё один:

- Свербигузка! Да боярышня же!!! Линда! Очнись!

Гордей тряс меня за плечи так, что я слегка разок приложилась к стенке затылком. Оказалось, он потерял меня прямо из объятий в танце, подумал, что убежала, испугалась страшной вести и начал звать, искать в толпе. Нашёл тут, я в ступоре прислонилась к стене у выхода из подвала, под лестницей.

- Зову, зову! Ты как неживая, глаза таращишь и молчишь. Испугал кто? Обидел? Укажи, на куски порву, кто бы ни был! Молви хоть слово, моя маленькая!

Гладит по голове, в глаза заглядывает. Захихикала, я - маленькая…Мои без маленького восемьдесят килограмм веса тряслись в беззвучном то ли смехе, то ли плаче. Боярский сын сграбастал меня в охапку и понёс в зал, сквозь толпу, нравится тяжести таскать?

- Посторонись, посторонись, боярышне плохо! Он усадил меня на ближнюю лавку. Несколько пёстрых дам тут же оттёрли моего спасителя. Трясли перед лицом рукавами. О! Веер надо в моду ввести.

- Чувствительная какая, а не скажешь!

- Я тоже страсть как испугалась!

- Воздуху ей, воздуху, где врач?

- Не надо, благодарю, дамы, мне лучше.

Пить хотелось после колбасы ужасно. Налила в кубок разбавленного вина, выпила почти залпом. Повторила. Отпустило. Захорошело.

Так, происходит перемещение толпы гостей со двора в замок. Одинец поддерживает под плечи парнишку - гонца, который еле волочёт ноги. Бочком просачиваются угрюмые крестьяне, Август, Бер, прислуга. Зал заполняется гудящей как встревоженный улей массой народа. Постепенно в центре организуется пространство, люди становятся по периметру зала, граф с графиней проходят на авансцену. Элимар громко откашливается, разворачивает грамоту, видно текста написано мало, сворачивает её. Лицо смурнеет, потом словно застывает. Наступает тишина. Я сижу на лавке, мне не видно из - за спин ничего, наплевав на этикет, встала на неё ногами и имею прекрасный обзор. Парнишку Одинец поставил в центре, ближе к графу, бедолага еле стоит, пошатываясь. Он одет как служащий графа, в двуцветном костюме и плаще, я уже различаю такие тонкости в одежде.

- Рассказывай по порядку. Всё, что знаешь.

Парень что - то сипит, машет руками, Микаэль подносит ему теплоё питьё, и тут же делает осмотр: температура, склеры, щупает подмышки и паховые лимфоузлы. Парень кашляет и дрыгает ногами, но продолжает пить, пока ковш не опустел. Кивнув графу, доктор отходит. Гонец утирает рукавом рот, и начинает говорить, с сиплой одышкой.

- На рассвете стражи со стены замка увидели, что над башнями монастыря подняты чёрные флаги. Господин бургомистр с начальником стражи, меня как дежурного гонца тоже взяли, мы поехали к монастырю. Близко не подходили, разговаривали с монахом, точнее, кричали, через окошко привратника.

- Это хорошо, что не подходили. Что он сказал?

- Паломники шесть человек. Местные, с севера графства. Пришли под вечер, озябшие. Их накормили, устроили на ночь. Утром самому старому стало очень плохо, лихорадка, у других начался сильный озноб.

- Эка невидаль, озноб, лихорадка. Тревога то с чего?

- Когда лекарь от госпитальных больных освободился, им пошел помочь. Старика раздели, чтобы обтирание сделать, а у него…Тело все в крупных нарывах, и вот там где меня господин лекарь щупал, тоже. У других нет пока, но лихорадит. Всех, четверых, кто с ними в этой комнате ночевал, отдельно в карантинный дом перевели. Паломников оставили на месте, снаружи монастыря стражу выставили. Лекарь клюв одел и плащ с перчатками кожаный. Ушел к ним, сказал – не выйдет, надобное велел им под окно приносить. Господа бургомистр и начальник городской стражи вот грамотку на седле прямо написали и я тут же уехал. Весь день, без остановки скакал. Всё.

В зале была мёртвая тишина, боялись пропустить хоть слово из речи гонца. Граф тоже молчал, сжимая в руке злосчастную грамоту, сел за стол и прижал руку с ней ко лбу. Графиня вполголоса молилась. Бусины янтарных чёток мелькали с нервической быстротой. Её привычка раздражает, чуть что, сразу молится. Было такое чувство: все присутствующие авансом уже умерли. Со стороны кухни донеслись сдавленные рыдания. Это словно послужило сигналом, общество зашевелилось, донеслись выкрики:

- Если с севера паломники, то от фризов зараза, морем пришла. Порты наверно не закрыли. Прибыль не захотели упускать.

- Значит наплевали они на письма с чумным Кодексом, я сам лично десять штук отвозил их командиру на границу.

- Надо кордоны ставить по границе с фризами!

- Не ждали так быстро, так и чума приглашения не ждёт.

- О, Господи, спаси и помилуй, нас, грешных рабов твоих! Это конечно падре Конрад вносит свою ноту в общий хор зарождающейся паники.

Микаэль вышел в центр трапезной. Высокий, смуглый, черноволосый, он одел на свадьбу своё лучшее котарди из черного бархата с шитьём серебряным шнуром. Серебряная длинная цепь сложного плетения, на ней подвеска - эмблема медиков, змея и чаша. Когда успел такую заказать? Вместо чулок ему пошили в нашей мастерской узкие брюки с галуном. Штаны здесь почему то считают одеждой варваров. Короткие тупоносые! сапожки с алым отворотом и серебряной овальной пряжкой смотрелись дорого и франтовато. Впервые в этом времени сапоги пошиты с каблуками. Ингваз расстарался. Строгость и богатство, вкупе с «итальянской» красотой создавали облик значительного человека. Ухоженные, белые, крупные , но изящные сложением руки с кольцами и перстнями на каждом длинном пальце, включая большой, привлекали внимание.

Глава третья.

Амелинда.

Имитация японского флага вяло телепалась над въездными воротами, но мало кому была интересна. Настроение не то. Движение в замке началось чуть ли не с рассветом. Отто, позёвывая, спустил из голубятни клетки с нашими голубками. Родители учениц произвели обмен: взяли наших почтарей и взамен оставили своих. Оставшимся голубям тут же крепили к лапкам записки, и отправляли их в светлеющее небо. По два вестника в каждый замок, городок. В полёте может хищная птица словить, хотя бы один должен доставить приказ. Голуби долетят за полдня, пока люди будут тащиться по тракту трое суток. Вовремя доставленная весть поможет спасти много жизней.

Снег смешался с грязью и конским навозом, десятки снующих ног превратили его в бурое месиво. Множество зимних возков, пустых саней из под привезённых доченькам продуктов, кони уже запряжены. Под присмотром Руди с Гансом идёт проверка упряжи, снуют слуги с жаровнями, служанки со съестным припасом в дорогу. Из замка выносят дорожные сундуки, гости съезжались на пять дней, пробыли только два. Несмотря на сборище людей, во дворе довольно тихо: никто не говорит сверх необходимого, не шутит свои наивные шутки, не тискает чужих служанок. Что сейчас на уме у людей? Уже с жизнью и родными распростились?

На крыльцо флигеля вышла вся семья Ольденбургских, с наставниками, слугами, собачкой. Лицо Ингрид было отёкшим, глаза припухли. Вся она как то враз потухла, постарела. Дети были сонными, девчонка смешно, как котёнок зевала. Виконт держал на руках Дымыча, который, не взирая на статусы, рвался надавать лапой по мордочке графскому спаниэлю. Молодые, которых я разбудила ни свет, ни заря, тоже вышли проводить руководство.

Мне пришлось первой донести до них ужасную весть о предполагаемой вспышке чумы в монастыре. Я удивилась, они были аккуратно одеты, причесаны, Идалия даже с лёгким макияжем. Когда успели? Положение обязывает. Первыми должны уехать самые высокие гости, за ними следом – остальные. Бароны с семействами образовали кривенький коридор до графской кареты. Подошли провожающие из замка, присоединились.

Наследник отдал мне истисканного кота, взял за руку сестру и они последовали за родителями. Он то и дело оглядывался. На Верену. Эта мелкая паршивка на отлично усвоила курс "макияж на каждый день". Вассалы поклонами и прощальными возгласами проводили своих суверенов. Затем подошли попрощаться с хозяином и хозяйкой. Благодарили за приём, за хорошее содержание дочерей, добавляли пожелания молодым, но сквозь фразы этикета звучала только одна мысль: что же будет с нами всеми? Некоторую долю уверенности внушил Микаэль с солидым багажом лекарственных средств. Его возок был в составе большого ольденбургского обоза, до монастыря им по пути.

Также сюда включили карету фон Бергов.

Эту семейку охрана вывела из заточения, их связали попарно. Баронесса Иоганна, избитая своей служанкой, к ней же привязанная, выглядела кошмарно: богатое синее котарди разодрано на полосы, голова отсвечивала кровавыми проплешинами от выдранных волос, лицо исцарапано так, что удивительно, как глаза сохранились. Она в приступе неконтролируемого бешенства сыпала площадной руганью и проклятиями, пока её не заткнули кляпом. Связанные вместе отец и сын, были словно безучастны, головы опущены. Никто не озаботился тёплой одеждой и жаровнями в карету заключенных, хотя всё это у них было. Слуги связаны, охрана тоже, кому нужно обслуживать чужих опальных господ.

Подбежала Кёрстин с Евой, они несли плащи. Один лишь взгляд убийственной ненависти и хлёсткое: «Грязная подстилка!» от младшего Берга, переменили её решение. Она бросила плащи в грязь и стала на них ногами. Гордо подняв голову, с улыбкой, она смотрела как их грубо, пинками, запихнули в карету, вповалку, вместе со слугами и двумя охранниками в придачу. Так и простились люди, в чьих жилах текла родная кровь.

Приор и падре благословляли отъезжающих в дорогу, осеняя крестом. Первый обоз тронулся, выезжая за ворота. За ним караваном потянулись сформированные из нескольких карет, возков и саней поезда баронов попутчиков. Один, второй, третий…Мы всей семьёй тепло простились с кумовьями. Амалия вздумала рыдать, вцепившись в меня, как в последний раз. Пришлось сделать небольшое внушение: формула «Всё будет хорошо» и дружеские объятия. Штакельберг ловко подсаживает женушку в карету, уезжают и эти гости, наши самые ближние соседи.

Последним готовят к выезду обоз барона фон Дрез. Он получается внушительным. Барон с невестой и племянником Кристофом едут в нашей опелькарете, взятой взаймы. Им нужно утвердить Кёрстин фон Берг на правах хозяйки замка, в связи с арестом семьи барона. Жених предъявит начальнику стражи Берга документы на опекунство над наследником и его младшей сестрой. Их сопровождает вооруженный отряд из восьми наших наёмников, четырех воинов барона Штакельберг, шесть человек от графа. Навряд ли наёмники в замке будут сопротивляться, им без разницы, кто платит, но смена власти в эту эпоху всегда сопровождается демонстрацией силы.

Через десять дней карантина, оставив замок на опекуна, Кристи вернётся продолжить образование. Орбант фон Дрез пытался высказаться : не обязательно доучиваться, ведь почти замужем, но не вышло. Кристи сурово сдвинула бровки, заявила буквально следующее: « Я училась не для того, чтобы выйти замуж. А чтобы стать образованным человеком! Прошу уважать моё желание, господин барон». Да, время учёбы не прошло даром. Девушки начинают осознавать свою ценность, как личности, а не товара для взаимовыгодного обмена между семьями.

Эмма в окружении пансионерок подошла к карете. Строгим тоном потребовала от барона сдержанного поведения и уважения к невесте. Что – то прошептала ей на ушко, отчего Кристи пошла багровыми пятнами. Девушки отдали свои рукодельные подарки Кёрстин, чтобы она могла дополнить сундуки с приданым. Каждая старалась приобнять, прикоснуться к просватанной невесте, чтобы присвоить кусочек её удачи. Я снова взяла её ладошки в свои, снова посмотрела в глаза, пожелала открыться навстречу любви и сказала сакраментальное: « Всё будет хорошо!». Они уезжают в противоположную от всех остальных сторону, баронство Берг расположено за Южной пустошью.

Глава четвёртая.

Тревожное ожидание повисло над Мюнном, как низкая свинцовая туча. Она всё темнее, тяжелее, наливается, давит и давит, наступает полное затишье, но буря неизбежна. Людей стало меньше, гости разъехались, воинов осталось двое. Не шастают между деревней и замком староста и слуги. Мы никуда не выезжаем. Всегда заперты ворота. Службы по очереди ведут отец Конрад и приор. Исповедуют. За столом благословляют трапезу. В остальное время мы их практически не видим. Уезжая, Микаэль оставил им для доработки свои медицинские труды. Как лица духовного звания они лучше знают, где в каком месте нужно привести соответствующую цитату из Священного писания.

Молодая хозяйка, нежная, излучающая тихую прелесть, носит только светлые, не яркие как прежде одежды, титулуется госпожой баронессой, сидит на новом месте, рядом с бароном. Первая проходит об руку с мужем в помещение общей трапезной и утверждает меню. На этом Идалия с радостью бы завершила. Но не тут то было! Новоявленная свекровь быстренько скинула с себя круг обязанностей хозяйки замка. Эмма с головой ушла в преподавание, вдобавок её мейстерство требовало сосредоточенной работы. Начало финансового года в нашем царстве – государстве.

Усиленная деятельность – лучшее средство от всеобщей депрессии. Свита из семи учениц помощниц всюду снуёт уже за Идой, усваивая на практике навыки сдачи - приёмки обширного хозяйства. Они пошили себе простые тёплые рабочие платья, со шнуровкой спереди, прямым рукавом три четверти, под низ пара юбок, без киртла. Фартук, косынка, нарукавники, без притязаний кроя, но достаточно дорогие, мягкие и тёплые ткани, спокойных расцветок.

- Я похожа на зажиточную горожанку, на жену мастера гильдии пекарей или сапожников!

- А я на купчиху! Вот так ещё косынку повяжу, совсем торговка тканями!

Девочки веселились, молодость не может долго печалиться.

Первым делом, вместе с мейстером Северином, экономкой Августой, с активным участием девушек, провели ревизию и учёт продовольственных запасов. Проверяли, тут же записывали: количество, состояние, условия хранения. Обошли замковые амбары, сенники, оценили запасы кормов для животных. Сена было маловато. Пансионерки решали задачу: сколько овса, сена, соломы нужно на шесть наших лошадок и пять коров с двумя тёлками и бычком на остаток зимы до первой травы? А сколько для мелкорогатых в числе сорока двух голов? Курам зерна? Итого?

Потом перешли к более сложному расчёту припасов для людей. Посчитали животных. Разделили на племенное стадо и на пропитание. Учились, как это делать. Перевели в тушки, потом приблизительно в килограммы. Мешки, корзины, ящики, бочки, корчаги, горшки – всё, что имеет объём, были переведены в метрическую систему мер: литры. Для измерения непротекающей посуды сложной формы использовали стеклянные банки двадцатого века. Бесценный, но хрупкий ресурс. Объём выцарапывали, либо выжигали на ёмкости. Для других объектов использовали формулы стереометрии. Естественно, никто их не помнил, но в библиотеке были справочники.

Имелись в хозяйстве напольные весы, чашечные весы, безмен. С будущих времён. Весы современников представляли собой простой рычажный противовес с крюками для крепления. Мешочки - разновесы от десяти до полу килограмма массой были набиты песком по металлическим эталонам гирь двадцатого века.

Продукты взвешивали, сверялись с нормативом потребления, делили на количество людей и дней. Таким образом, математика на практике учила управлять хозяйством. Пансионерки, в большинстве своём, не затруднялись делить, умножать, считать доли.

Лезли вслед за Августой по локоть в мешки с зерном, сеяли на проверку муку, обнюхивали окорока, сыры и колбасы. Экономка постоянно приговаривала: надо знать, чтобы слуги, видели – вас обмануть, либо обокрасть не удастся! Проверили сохранность консервации, овощей, разобрались, что в какую очередь подъедать. Пробовали масло на горклость, яйца на всплытие, соль на влажность. Проинспектировали лёдник во флигеле, прослушали лекцию о заморском овоще – картофеле, подивились на неказистый, но такой ценный продукт, записали.

По итогу ревизии продуктов оказалось в приличном избытке, даже с учётом немалого количества ртов. Почти все родители привезли продуктов, примерно сани на каждое любимое чадо. Родительский день в пионерлагере! Уехали гости на три дня ранее. Это тоже сэкономило нам прилично. В общем и целом, мейстер по продовольственной безопасности слегка успокоился.

Однако, на общей трапезе вечером объявил о снижении норм питания на десять процентов для мужчин и на пятнадцать на женщин. Мы такое решение предварительно на Совете утвердили. Сделал он объявление в конце ужина, когда унесли все тарелки со стола, предложил по очереди пройти на кухню. Прошли. Посмотрели на полные деревянные вёдра с пищевыми отходами, оставшийся нарезанный хлеб. Конечно, ничего не пропадёт, свинки схрюкают. Только кормить их можно запаренными овощами с желудями и зерном, а не молочной кашей с маслом.

Наши служащие не едят объедки за господами, как здесь принято. Каждый сотрудник получает достаточную порцию пищи. Если мужчины уменьшенной порцией не наедятся – добавка всегда есть, а девушки будут больше овощи кушать, а не на пирожки к чаю налегать. Их теперь будут давать штучно. Также Север объявил о снижении нормы соли наполовину, сразу. Сейчас столовалось около сорока человек, сто двадцать грамм Идалия будет выдавать на кухню с вечера. Нам будет непривычна настолько несолёная пища. Будем сыром заедать, с колбасой! Если дадут.

Из воинов в замке остались Ратибор и Воислав, также бывший десятник, ныне каптёр, инвалид Глушила. Он был сильно раздосадован остановкой работ по переоборудованию казармы, так как считал своим святым долгом экономить арендные расходы своей десятки. Решили отправить Севера да викинга Ратибора с Отто на рыбалку, а Воислава, Виктора с Руди на охоту с арбалетом в лес, учитывая их навыки и пожелания. Навряд ли это будет нарушением режима, ни с кем, кроме добычи, общаться не собирались. Сказано – сделано. Руди весьма самоуверенно впряг в телегу двух коней, стало быть, вдруг рыбы и мяса много будет, не на себе же волочь? Пожелали им ни пуха, ни пера, ни жабер, ни чешуйки! Отбыли на рассвете, ибо зимой день короток, нужно успеть оборотиться.

Глава пятая.

Микаэль.

Не доезжая Ольденбурга, обоз правителя графства стал разъезжаться, кому куда. Первыми свернули к замку возки с семьей, приближёнными и охрана графа. Оставшаяся большая карета фон Бергов в сопровождении шести стражников проследовала далее, в городскую тюрьму. Чуть проследовав по тракту к монастырю госпитальеров, свернул одинокий возок с лекарем. На подъезде он был остановлен стражей. Старший стражник внимательно, долго, шевеля губами, читал графскую грамоту.

- Лекарь проходи. Стучи. Вещи выгружайте здесь. Возок обратно пусть едет.

Я долго и сильно стучал кольцом в ворота, пока возничий, не приближаясь, выгружал багаж. К воротам никто не подходил, однако сверху со стены раздался оклик:

- Путник, езжай своей дорогой! Чума у нас, флаги чёрные, не видишь? Езжай с Богом, да радуйся, что на день раньше к нам не попал.

- Грамота графская, пусть прочтут! Я обожду!

Если я так орать буду, голоса лишусь. И околею тут с холода. Наконец - то отворилось окошечко привратника. Из него высунулась тонкая жердина метра три длиной.

- Свиток надень! Надёжнее! Проорал привратник.

Вздел цилиндрик на палку, подивился такой мере предосторожности, даже я бы не додумался. Документ скрылся в недрах монастыря, окно захлопнулось. Пойти в возок? Вдруг сейчас откроют, бегать туда - сюда. Вещи пока подтащу, по ходу не собирается никто мне помочь, даже приближаться не хотят к воротам, ни возница, ни стражники. Хоть согреюсь, чем стоять столбом. Навскидку полчаса прошло, прежде чем калитка в воротах отворилась. Показалось маленькое, скукоженное от холода лицо брата – привратника, он поклонился:

- Пожалуйте, господин лекарь, в сию обитель скорби.

- Чего скорбим? Умер уже кто? Или дальше зараза пошла?

- Пока нет, больной ещё жив. В то крыло никто не ходит. Загородили. Пищу и воду под окно приносят, в вёдрах поднимают. К наместнику пожалуйте, ждёт. Вот по этой лесенке на второй этаж и сразу направо первая дверь.

Наместник, похожий на нахохлившегося клювастого ворона, стоял спиной возле камина, зябко засунув ладони в широкие рукава. Выражение полной безнадёжности было на узком, смуглом, плохо выбритом лице.

Я подошёл, принял благословление, и представился всеми своими титулами.

- Сын мой, у нас есть лекарь. Зачем ты рискуешь жизнью, которая сейчас будет нужна населению графства?

- При выполнении всех мер предосторожности, риск не так велик. Здесь в монастыре тоже население графства и находится первый обнаруженный больной. Я не простой лекарь, отец мой. У меня во владении оказались редчайшие медицинские манускрипты и книги древности. Там есть знания, о которых и не слыхивала современная медицина, они давно забыты. Я проверял в своей врачебной практике, на деле, методы действуют с силой непреложной истины

.- Будем молиться и уповать на Господа нашего. Мор за грехи людские послан. Предлагаю Вам пройти в трапезную, отобедайте с дороги.

- Благодарю, в пути перекусил. Должен отметить, изоляция больных и самого монастыря налажена отменно. Где человек, который устраивал путников, общался с ними?

- В карантине, вместе с четырьмя паломниками из другой группы, они ночь вместе с пришедшими ночевали. Лекарь сказал, лучше отделить их и от больных, и от другой братии, как предписано чумным Кодексом.

- Верно, правильно сделали.

- Cтрого по чумному Кодексу. Наши писцы по заданию графа сто раз его переписали, монахи выучили наизусть. Дай Бог, поможет.

- Я буду жить в начале коридора, что ведет в палату больных. Заходить пока к ним не буду, с вашим лекарем криком будем общаться. Вот эти два мешка с травами, мазями, маслами эфирными нужно через окно им поднять. И ещё, отче. Кормить больных нужно особой пищей, я напишу. Будьте добры, распорядитесь.

- Всё сделаем, как скажете, господин графский лекарь. Может, всё же отобедаете?

- Позднее, дорога каждая минута.

Довольно светлый коридор перегорожен в самом начале двумя ширмами, за ними устроюсь. Нужно под окно подойти. Во дворе мне попался на глаза молодой монах, согнувшийся под тяжестью мешка муки, он шел из амбара

.- Дорогой брат, муку отнесёшь, помоги устроить мне тюфяк возле загородки к больным, я лекарь Микаэль, из Салерно. Да где их окно? Мне расспросить надо о больных/

- Сделаю, не беспокойтесь. Там на снегу видите следы от вёдер? Кричите громче, окно отворят.Так никакого горла не хватит. В снежки поиграем. Р-раз! Два! Есть результат

.- Salvete, collega! Приветствую, коллега!

- Et non male! И тебе не хворать!

- Я сейчас подойду к вашей двери, там поговорим.

- Veni, accipies casu! Приходи. Давай, рискни!

Оптимистичный собрат по ремеслу. В отличие от остальных, окружающих. Наверно терять кроме жизни нечего. Не только тюфяк, топчан принесли, мой саквояж, столик и стул, кувшин с тёплым питьём, кубок, очень кстати, наорался как ишак. Заботливая братия. Профессионалы Средневекового гостиничного бизнеса. За означенную ширмами границу не зашли. Ёлки-палки, красная зона. Дверь с небольшим окошком

.- Брат мой, я здесь! У тебя самого как самочувствие?

- Вижу тебя. Я не монах, просто лекарь, Клаус. Пока нормально, лихорадки нет.- Сейчас буду задавать важные вопросы. По диагностике. Отвечай. Ты сутки почти наблюдаешь, но если что не заметил, у больных спрашивай. Буду говорить, что у них проверить. Понятно? Ты в маске?

- Я - то в маске, а ты в чём?

- Тоже маска, новая, усовершенствованная. Вам подняли мои лекарства? Сделай себе в несколько слоёв из чистой тряпицы небольшой тампон, накапай из флакончика масло чайного дерева и в клюв свой положи. Больным в один слой тряпичку с этим маслом прямо на нос, пусть дышат. Прямо сейчас давай. Сделаешь, поговорим.

Посижу минутку, лучше полежу. Отвару надо выпить. Да что ты такой шустрый, коллега! Ну, начнём.

Лихорадка, то бишь, температура, у старика сильная, у остальных слабее. Бубоны среднего размера, там то, там то… Есть открывшиеся язвы. Лицо, как лицо. Выражение? Сонное, спать старик постоянно хочет. В какой позе лежит, спокойно ли спит? Как пришлось, так лежит, а спать спокойно мы с вопросами не даём. Глюков нет? А это кто? А -а! Нету. Рвоты ни у кого нет, поноса тоже? Нет. Чихают, кашляют. Без крови кашляют. Газы пускают. Где по пути ночевали? Сейчас спрошу. В шести деревнях по тракту и в одном постоялом дворе. Вот после него и заболели. А до этого, что все здоровы были? Нет, старик говорит болел. Когда бубоны у себя заметил? Как в ноябре??? Точно? Ты их на плотность, подвижность проверял, когда обтирал? И? Ага!

Глава шестая.

На всех башнях крепостных стен города грозно реют чёрные полотна. Над закрытыми круглосуточно воротами их два, по одному над каждой надвратной. Цокают копыта по булыжной мостовой, звук отражается от стен узких, безлюдных улиц неожиданно звонко для слуха. Солнечным морозным днём едет патруль по пустому городу,зорко высматривая нарушителей карантинного режима. Патрулей несколько, меняются сменами и кружат, кружат по маршруту. Пятый день никто не смеет нос высунуть из дома. Странная, даже жуткая картина, словно все уже умерли

Жители слышат: - Черная смерть! Сидеть по домам! Чёрная смерть!

Стражники перекликаются страшными словами, внимательно смотрят на двери и окна: не висит ли где чёрная тряпка? Слава Богу, пока нет. Вот копыта застучали глуше, закончились мощёные дороги, значит, выехали на улицы, где живёт городская беднота. В Ольденбурге нет трущоб, где живёт сброд, но есть бедные кварталы, тут селятся низкоквалифицированные работники, не имеющие определенного ремесла, не входящие ни в какую гильдию.

Вдруг слышится тоненький девичий голос:

- Господин страж, господин страж!!!

Порядком промёрзший усатый стражник оглядывается, но никого не видит, он в недоумении крутит коня.

- Я здесь, вернитесь, я в оконце! Здесь, здесь!

Девушка стучит изнутри по двери, стражник понял, где источник звуков. Немного приближается, видит: в дверном окошечке блестят глаза.

- Чего тебе? Кто болен, помер? Тряпку надо вешать, а не орать.

- Мы скоро все помрём, господин. От холода. Уже табуретками топим. Голодаем.

- Приказ запастись топливом и провизией, почему не выполнили? Почему приказ графа и бургомистра нарушен, спрашиваю? Ты не реви, ты отвечай!

- Господин страж, вы на нашей улице разве впервые? Ведь это улица Подёнщиков. Мы за работу в день самую малую плату получаем, только на день два на еду, или на дрова. Сразу всё проедаем. За дом отдаём аренду. С чего запас? Мука кончилась, в доме холод. Братики замерзают. Добрый господин, помогите!

- Помогите! Замерзаем! Есть нечего! Умираем! Замерзнем до следующего утра!

Соседи смелой девушки слушали разговор у своих дверей, тоже решили подать умоляющие голоса.

- Доложу начальнику стражи. А вы сидите не высовывайтесь! Чёрная смерть! Сидеть дома! Черная смерть!

- Молодец, Агнес. Что совсем худо? Я сейчас за дверь два полена положу, сухариков, выбегай, возьми. Быстро поскакал, да пока они там раскачаются, мы три раза сдохнуть успеем.

На счастье жителей, стражник на дежурстве каждый день проезжал мимо дома родителей своей жены, спрашивал через оконце, всё ли в порядке в семье, обменивался новостями и забирал выставленный на подоконник узелок с выпечкой. Тёщу его звали госпожа Генриетта, супруга главы гильдии пекарей, председатель женсовета города Ольденбурга.

Не выходя из дома, без сотовых телефонов и курьеров, без согласований с вышестоящим начальством, письменных распоряжений и подписей, она организовала сбор и доставку бесплатных продуктов, топлива на оставшиеся дни для жителей девятнадцати домов улицы Подёнщиков. В течение трех часов.

За следующие пять дней страшные черные тряпки на домах так и не появились, хотя покойники были, как не быть, город то большой, почитай без малого девять тысяч душ. Бургомистр объявил начальнику стражи об окончании карантина ровно через десять дней. Поскакали по улицам и улочкам стражи, с доброй вестью.

- Черная смерть отступила! Можно выходить!

- Черная смерть отступила! Рынок открыт!

- Сегодня в кирхе отпевание покойных, завтра благодарственный молебен!

Открывались двери, накидывая сюрко и шали, горожане, горожанки выходили на белый свет, щурились, глубоко вдыхали свежий воздух, перекликались с соседями:

- У нас все живы, а у вас, тётушка?

- Слава Богу! Мои в порядке.

- Я постоянно у окна сидела, кроме стражей никого не видела. Ни одной похоронной процессии.

- Говорят, цирюльник через две улицы от нас умер.

- От старости, ему почитай шесть десятков исполнилось. Детей много у подёнщиков простудилось, тоже наверно скоро помрут.

- А была чума то? Кричали, надрывались: Чёрная смерть, чёрная смерть!

- Точно была, госпитальеры в монастыре сегодня чёрный флаг опустили, они в болезнях разбираются.

- Получается, если как мыши сидеть по домам, то и чуму пересидеть можно?

- Можно сосед, но лучше как в чумном Кодексе – без мышей!

Первый раз за десять дней поднялся мост, открылись ворота Ольденбурга, пропуская длинный кортеж воинов свиты Элимара Третьего и карету графини. Граф в рыцарском облачении крепко сжимал поводья крупного, вороного декстриера фризской породы. Ингрид делила карету с лекарем из Салерно Микаэлем Тургезе, лекарем Клаусом из монастыря госпитальеров. Обсудили и оценили действия всех городских служб во время карантина.

Они не сразу проследовали в ратушу, а делали большой круг, останавливались, разговаривали с населением, по пути наблюдая за жизнью оживавшего города. На рыночной площади суетились торговцы, укрепляя палатки, раскладывали товар. Уже спешили бедно одетые женщины с корзинами, слуги с пустыми мешками в сторону рынка. Открывались ставни и двери лавок. Люди спешно освобождали проезд, низко кланялись, были даже отдельные приветственные выкрики. Весть о прибытии правящей четы с быстротой молнии облетела город.

Должностные лица - городской патрициат, потянулись в ратушу, не дожидаясь приглашения. Пожилой главный судья - бургграф с помощником в небольшой карете, господин бургомистр пешком от соседнего дома и начальник стражи, верхом. Подъезжали главы купеческих гильдий – торговые старшины, старшины цехов, прочие члены магистрата. Важно, не спеша, обмениваясь по пути в здание друг с другом накопившимися новостями, следовали в зал собраний.

Там было пока не протоплено, но для солидных задов на богато украшенных резьбой дубовых скамьях, были разложены бархатные сидушки с кистями. Потомки старинных городских обывателей, рассаживались на свои столетиями насиженные предками места. Огромные капиталы и обширная торговля упрочили их положение. Им хотелось расширить компетенции городского совета. Появилось жгучее желание превратить его из органа власти местного суверена в орган общинной, то есть собственной власти.

Глава седьмая.

Наконец то! Дождались! Ввечеру распахнулись ворота, въехал вернувшийся из Берга обоз. Естественно с попутным грузом. Десять карантинных дней минули. Пансионерки как раз вышли на прогулку. Во дворе началось подлинное столпотворение. Как доехали, какие новости? Все ли здоровы? Срочно, прямо сейчас нужно девицам всё знать, словно потом всем заткнут рты и уши. Я смотрела из центрального окна второго этажа. Высокой, плечистой фигуры не было видно. Сумерки, народ туда - сюда снуёт. Проглядела, в конюшню или в дом успел зайти?

Первым делом, пока не разгружая обоза, всех пригласили в трапезную – раздеться, греться, пить горячий медовый взвар, в кухне готовят дополнительный ужин. Девушек отправили к их вящему неудовольствию наверх. Эмма скромно уселась на своё новое место, с удовольствием наблюдала, как мечется молодая хозяйка с кухни в зал, раздавая распоряжения и хватаясь сама за кувшины и подносы. Чего ей по рангу не положено. Кёрстин шпыняет неизвестную мне девицу и та идёт помогать Идалии. Я прошлась по залу, мельком заглянула на кухню, прихватила тазик с завтрашними пирожками, отнесла к столу. Гордея нигде не было. Десятка дружно налегает на ужин, ржет каптёр Глушила, а его всё нет.

Идалия заметила, как я нарезаю круги.

- Где же ваш десятник, воины? Почему его нет? С ним всё в порядке?

Спасибо, Идусик, спасибо!

- Чё с ним сделается, отстал немного, лису увидел, подранил стрелой. Сказал добрать нужно. Вам госпожа фон Дрез пару лихих вязких гончих подарила. Живо по зрячему возьмут.

Так. У нас есть госпожа уже фон Дрез, и, где то в темнеющем поле, на морозе одинокий охотник. С борзыми, тьфу ты, с гончими. Там ветер, разбойники, ямы, волки! Намекнуть надо.

- Лису значит увидел. А волков не встречали?

Переглядываются. Воислав с Ратибором поднимаются. Со двора слышен звонкий заливистый лай. Ему вторят тонким тявканьем свадебные подарки - щенки, путающиеся у всех под ногами. Пустующая прежде псарня пополняется.

Распахнулась дверь - вот и я, полюбуйтесь на меня! Удачливого охотника, красивого мужчину, десятника и просто младшего боярского сына! Заснеженный, большой, на вытянутых руках несёт тушку со стрелой в боку. Мне???

- Прими, боярышня, трофей охотничий на воротник к шубе!

Трофей хорош, очень хорош, великолепный прямо скажем трофей. Это в будущем их в клетках разводят. Сейчас лисы с такой окраской встречаются редко. Мутация. Серебристая чернобурка, весьма крупного размера. Пучеглазка быстро протянула лапку, жадно схватила лису, почему то за хвост. Ляпнула комментарий уже я лично:

- Ишь ты, яйца какие крупные! Здоровущий лисовин! Благодарствую, Гордеюшка, сын боярский. По сердцу подарок! Только шкурку снять бы надо.

- Сниму, давай его. Значит по сердцу? Может, отдаришься чем?

- Нет ничего подходящего, знала бы…

- Да вон, платочек в зарукавье, сойдёт.

Взял платочек, слегка сопливый, и ушёл. Шкурку снимать. Пока тепленькая. А я что? Если стол накрыт, можно ещё раз покушать. Убавление нормы питания пошло на пользу моей красивой фигуре, она на глазах становилась ещё красивее. Обмен веществ Большой Босс обещал наладить, вот и результат. Аппетит прекрасный всегда, глаза только и смотрят, где бы, да что ухватить.

Пирожки с рубленой дичиной, румяные, ароматные, с хрустящей корочкой, смазанной яйцом, на завтрашний завтрак кухня их пекла. Нет, нет, постой! Куда ты меня волочишь? Я с силой перетянула брата и все - таки смогла ухватить пирожок. Андреас настойчиво взял меня под локоток, быстро затолкал в комнатушку Августы. Морду лица сделал грозную.

- Ты что творишь! Ты в своём уме? У всех на глазах…Что делать теперь, ума не приложу, что делать?

- Объяснить, с чего ты тут причитаешь. Я пока поем.

- Ты! У всех на виду, у всех на слуху дала согласие Гордею официально ухаживать за тобой, быть его ... нет, не невестой, пока девушкой. Ты заранее одобрила его сватовство, если ему вздумается, а ему вздумается! Я видел, как этот кот сразу как появился, тебя пометил!

- С чего бы? Какое согласие? Когда, не припомню.

- Обычай принятия подарка на людях, особенно трофей охотничий, да ответила «по сердцу», да с отдарком! Тем более платком! В Средние века и гораздо позднее такое событие равноценно предложению и согласию девушки.

- Итить - колотить! Задрали меня уже эти свычаи – обычаи! То заслуженных людей нормально повесить нельзя, то из – за дохлой лисы замуж иди! Не кольцо же он подарил. Я скажу ему, что не знала, от жадности взяла.

- Ты средневековая девица на выданье, априори не можешь этого не знать! Ты оскорбишь его! Зачем лапы тянула? Можно было скромнее себя вести? Учит тебя Эмма, учит. Вот прикажу, розог получишь!

- Ты говори, да не заговаривайся, не зли меня!

Брат тут же пошёл на попятную:

- Ладно, ладно. Спокойнее. Думай пока. Время тяни. Скромнее!!! Господи, кому я это говорю?

Расстроенный Андреас ушёл. В задумчивости села на кровать Августы. А что тут у неё на столе под тряпицей? О-о! Спустя пять минут я отряхнула крошки в тряпочку, не выходя в общий зал, прошла в левую башню, и к себе, на второй этаж.

У меня тут гостья оказывается сидит, дожидается. Замужняя дама Кёрстин фон Дрез. Общее впечатление – немного похорошела, глаза изменились: блестящие, спокойные. Раньше как у забитой больной собаки выражение глаз было. Поболтать пришла, поделиться.

Смену власти в баронстве приняли спокойно, после выплаты долгов за службу – даже с радостью. Начальник стражи получил расчёт, уволился, уехал в город. Один из наёмников просто исчез, тот самый наглец, что Веренку чуть не увёз. Приближенные слуги и охрана в Ольденбурге, вместе с хозяевами сидят в тюрьме. Так что бунтовать против новой власти никто и не думал.

Дети почти здоровы, уже поправились. Их секли розгами, якобы за непослушание. Баронесса всегда находила, за что наказать детей. Няня и кормилица старались, чтобы они не попадались ей на глаза. Не получалось. Ели за одним столом. Им нарочно давали крошечные порции. Ребятишки тянулись за пищей в общем большом блюде, а получали по рукам розгой. Тощие заднюшки и спинки были все в багровых полосах.

Глава восьмая.

О, воин, службою живущий,

Читай Устав на сон грядущий!

И утром, ото сна восстав,

Усиленно читай Устав.

Северин.

Жажда перемещений овладела жителями поместья Мюнн. Насиделись на карантине, хватит! Казарма отремонтирована, подготовлена к проживанию десятки. Под радостное ржание молодых коней, то бишь воинов: Ратибора, Горазда, Богдана, Воислава, Услада, Стояна, Сумарока, Одинца, ну и не совсем молодого Хорса, вкупе с каптёром Глушилой и десятником Гордеем происходит заселение.

Я тоже манатки свои соберу, перееду. От казармы ещё не отвык, год как дембельнулся. Места с запасом, их одиннадцать, плюс я и Витёк. Ещё два топчана свободны останутся, думаю, пустовать долго не будут.

Невозможно во флигеле жить, видеть каждый день их счастливые лица. Свадебный портрет дописал, хватит с меня. Начну между делом «парсуны» девчачьи писать. Позирование, то да сё, подбородочек повыше, глазки на меня. Может, наклюнется что с какой, по полной программе. Клин клином. Не, нельзя по полной, знатные они, им нераспечатанными замуж полагается. Что тут парень двадцати с плюсом лет тем же страдает, никому нет дела. Моя проблема. К Линде обратиться? Видел, ходят к ней наши. И не наши тоже. Вообще офигел от своей характеристики тогда. Я сам себя так не знаю, как она. Точно, схожу. Ни разу не слышал, чтобы она о ком лишнее сболтнула.

Сарочку позову позировать завтра, она не баронесса, из ремесленников. Может что немного позволит, аппетитная деваха. На Мишку запала, проходу парню не даёт. Не только она, многие. Он тормоз, счастья своего не понимает, бегает от них, смех и грех. А я завидую. Молча. «Герцог» Витя круги вокруг Линды нарезает, замучил девчонку своими философскими беседами. Подсказать надо: не с того боку заходит. У неё вторая молодость. Организм совсем о другом думает. Не, не буду подсказывать.

Я за Гордея болею, вот он на верном пути. Психологиня наша залипла. Мужик что надо! Как он меня тогда на ярмарке отмутузил! Пока я сложную комбинацию приёмов разворачивал он по - простому мне дал кулаком в харю. И всего делов! Народный спорт, кулачный бой. Буду учиться. Мечный бой возобновить надо. Андрис только два месяца нас вёл. Это мизер, тут с детства, годами учатся. Гордею и команде тоже интересны приёмчики рукопашки: защита и нападение, ударная техника руками, ногами, головой, борцовская техника, болевые приёмы – всё покажу, научу. Благо физподготовка не требуется, парни из одних жил и мышц свиты. Тело их оружие и орудие труда. Здесь война контактный вид мужского спорта. Медаль – жизнь.

- Север, а ты куда собираешься? Надолго?

- В казарму перееду. Виктор тоже, как с работы придёт, мы съезжаем из вашего гнёздышка, Идочка.

- Вы нам не мешаете.

- А вы нам мешаете, во флигеле звукоизоляция не очень хорошая, не то, что в замке.

- Понимаешь, неудобно, мы вдвоём целый дом занимать будем. Линда с Эммой тоже решили в замке остаться. Обжились, говорят, привыкли. Комнаты там больше, им нравится.

- Ида, ты хозяйка всего этого, тебе по штату положено. Дорасти уже мозгом. Второй этаж весь ваш. Первый – гостевые комнаты, мы каждый вечер попаданские кухонные советы проводим. Не переживай, используются помещения.

- Портрет чудесный. Ещё раз спасибо! Как посмотрю, сразу представляю…

- Не надо, Ида. Ты представляй себе что хочешь. Мне знать не надо.

- Извини. Не хотела тебя обидеть, сделать больно. Я чувствую – тебе больно. Но я не виновата.

- А виноват он в том, что хочется мне кушать! АММ!!!

- Дурак! Иди уже, я сейчас заплачу!

Фух! Поговорили называется. Почуяла. Хотя я ни разу не прокололся. Просто - почуяла. В казарму, блин, в казарму, подальше от бабья!

Всегда радостный каптёр распределяет тряпки: постель, тельники средневековые – камизы, труселя – брэ. Народ меряет, довольны. Я в цех отдам свои треники и семейники на растерзание, пусть скроят с образцов и пошьют, из полотна, со льна. Отлично работают и зарабатывают на заказах девахи. Ходить в кожаных портках, как предки славяне, не хочу. Симпотно, но потно. До обеда сегодня воинская учёба.

Обедаем будем здесь. Стол общий, лавки. Печь большая с плитой примыкает к стене в середине казармы. Закуток кухонный. Жена Куно, хлопочет, кашеварит. Понятно, почему её Глушила нанял - страшна как смертный грех. Хотя…Глянем художественным глазом. Черты лица, пропорции, нормально. Не старуха. В чём дело то? Фигуру не определишь, вся в каких то тряпках. Ладонь мосластая, как лапа у птицы. Высокая, для местных. Чёрт, чёрт, чёрт! Фото заключенных концлагеря и анорексичек тупых. Голод, настоящий долгий хронический голод, наложил отпечаток на внешность женщины. Я не видел раньше её близко. Мейд зовут. Видимо ей пришлось хуже многих деревенских. Сделаю, всё, что в моих силах, через силу сделаю, чтобы народ простой не голодал. Это моя святая обязанность. Я – мейстер продовольственной безопасности.

Родным духом запахло, деревней, подтягиваются парни из Мюнна. Двадцать восемь краснофлотцев. Ученики наёмников. От четырнадцати до двадцати пяти лет. Тут рано взрослеют. Мужчины. Петеру двадцать как и мне. У него жена и три спиногрыза. Есть, кого защищать. Мотив для учёбы у бойцов имеется. Невысокие, худые, но жилистые. У тех кто старше руки до колен, лопатами. Сутулятся, стесняются. Всех знаю, их семьи, проблемы. Даже чего и сколько у них в закромах.

Я люблю эту деревню, её жителей, с такой же силой, как ненавижу ту, в которой провёл детство. Гори она, та Чесноковка синим сивушным огнём, вместе со своими жителями – потомственными алконавтами! Моя Ба спасла меня не только от смерти, она меня от той жизни спасла. Земля ей, родной, пухом. Возвращаться мне не к кому, и незачем. Здесь моя деревня, здесь мой дом родной!

В обиду ребят не дам. Надо подойти к Гордею, пусть с ними строго, без поблажек, но никаких унижений человеческого достоинства. В армии матом не ругаются. На нём разговаривают. Это унижением не считается. Шутки допускаются, чтоб почаще бегали и порезче приседали.