Я никогда не думала, что моя безмятежная жизнь закончится так быстро. Ещё вчера в зале пировали гости, а сегодня стены замка дрожали от ударов тарана. Сквозь витражные стёкла пробивался не свет заката, а багровое зарево пожаров. Отец ворвался в мои покои без стука — для короля это было немыслимо, но сейчас правила этикета рассыпались вместе с каменной кладкой башен.
— Мирабель, — его голос звучал хрипло. — Замок падёт до рассвета.
Я вскочила с кресла, опрокинув иконку с ликом святой. В дверях, за спиной отца, стоял он — Гаррок, его личный телохранитель, огромный орк с кожей цвета тёмного мха. Его жёлтые глаза, как у ночного хищника, неотрывно следили за мной.
— Я не убегу, как трусливая служанка! — я вцепилась в подол платья, чувствуя, как дрожат пальцы. — Я принцесса, я…
— Ты — последняя, кто остался у меня, — король схватил моё лицо в ладони. Его пальцы пахли дымом и железом. — Гаррок проведёт тебя через подземный ход. Он знает дорогу.
— Нет! — я попыталась отстраниться, но орк уже шагнул вперёд. Его ладонь, широкая, горячая и шершавая, легла мне на плечо.
— Прости, принцесса, — прохрипел он.
А потом меня просто взвали на плечо, как мешок с зерном. Я завизжала, забилась, ударила его кулаком по спине, но он даже не дрогнул.
— Как ты смеешь! Я прикажу отрубить тебе руки! Я…
— Заткнись, — рявкнул отец на меня. Впервые в жизни. Я обмякла от шока.
Гаррок нёс меня по узким лестницам, вниз, в сырость и тьму. Я вырывалась, царапала его кожу, но его хватка лишь усиливалась. Когда мы достигли подземного хода — узкой щели в каменной кладке, затянутой паутиной, — он наконец поставил меня на ноги.
— Я не полезу туда! — я отпрянула, ударившись спиной о стену. — Ты слышишь? Я не…
Он резко шагнул ко мне, и вдруг я оказалась прижатой к холодному камню. Его ладонь закрыла мой рот, а тело нависло надо мной, такое огромное, что перекрыло даже слабый свет факелов.
— Если ты не заткнёшься, — его дыхание обожгло мою щёку, — мы оба умрём. Они уже в замке.
Я замерла. Его пальцы пахли кожей и чем-то дымным, а его ладонь было грубая и шершавая. Сердце колотилось так, что, казалось, он слышит его.
— Кивни, если поняла.
Я кивнула.
Он отпустил меня, но не отошёл. В темноте его глаза светились, как у волка.
— Ползи за мной. Если отстанешь — я вернусь за тобой. Но тебе это не понравится.
И я поползла за ним, обиженно пыхча.
Когда мы выбрались наружу, солнце уже клонилось к горизонту. За спиной догорал мой дом. Я стояла, дрожа, в грязи и с липкими от слёз щеками. Перед нами была река, широкая, с быстрым течением.
— Переплывём, — сказал Гаррок, сбрасывая плащ.
— Что? Нет! — я отпрянула. — На мне дорогое платье, это шёлк! Парча! Ты с ума сошёл…
Он повернулся ко мне, и вдруг его руки схватили мой корсет.
— Ты права. В этом утонешь.
Один рывок и шнуровка лопнула с неприличным звуком. Я ахнула, пытаясь прикрыть грудь, но он уже стаскивал с меня пышные юбки. Ткань соскользнула вниз, оставив меня в одном тонком нижнем платье — полупрозрачном от пота, облегающем каждую округлость.
— Ты… ты… — я задыхалась от ярости и стыда, пытаясь прикрыть одновременно и пышную грудь и полные бёдра и круглый живот.
— Плывём, — он даже не смотрел на моё тело. Просто развернулся и вошёл в воду.
Я осталась на берегу, обнимая себя за плечи. Платье отца, корона, честь — всё осталось там, в замке. Сейчас я была просто толстой девушкой в потном белье.
— Мирабель, — его голос прозвучал тихо. — Или ты хочешь, чтобы я тащил тебя и тут?
Этого мне не хотелось и я вошла в воду. Холод обжёг кожу, но через мгновение его руки подхватили меня. Он плыл мощно, быстро, крепко прижимая меня к груди. Я чувствовала каждый мускул под его кожей, каждое движение бёдер. Моё тело прилипло к нему, и я стыдилась того… что мне это нравится.
На другом берегу он развёл огонь одним ударом камней. Я сидела, обхватив колени, стараясь не смотреть, как вода делает моё бельё ещё более прозрачным.
— Ешь, — он протянул мне рыбу, только что пойманную и зажаренную на палочке.
— Я не голодна, — я отвернулась.
Мой живот предательски заурчал.
Гаррок хмыкнул.
— Принцессы тоже врут?
Я выхватила рыбу из его рук и впилась зубами в плоть. Это было отвратительно — никаких специй, соли, никакого соуса… но через мгновение я уже обгладывала каждую косточку, как голодная собака.
Он наблюдал за мной, потом медленно ухмыльнулся.
— Завтра поймаю две.
Я хотела швырнуть в него рыбный хребет , но вдруг поняла, что впервые за сегодня… не боюсь, мне даже немного уютно и безопасно в обществе этого огромного, хмурого орка.
А потом увидела, как его взгляд скользнул по моей мокрой груди, и снова затрепетала, но машинально прикрылась.
Но спустя несколько минут я зевнула так сильно, что челюсть хрустнула. Ночь опустилась на лес густой, почти осязаемой пеленой, костёр уже догорал, оставляя лишь тлеющие угли. Ветер шевелил листья, и каждый его порыв заставлял меня вздрагивать — тонкое, мокрое нижнее платье, теперь казалось ледяной плёнкой на коже. Я стиснула зубы, но они уже предательски стучали.
Гаррок сидел напротив, его огромная тень колыхалась на стволах деревьев. Он что-то делал со своим ножом, будто нас окружали не дикие земли, а уютная гостиная.
— Ты дрожишь, — сказал он, даже не поднимая глаз.
— Нет, — я резко выпрямилась, но тут же снова сжалась в комок.
Он отложил нож, встал и, не спрашивая, опустился рядом. Его бедро прижалось к моему, горячее, как раскалённый камень.
— Отойди! — я попыталась отодвинуться, но его рука обхватила мою талию и притянула обратно.
— Так будет теплее, — его голос звучал глухо, словно доносился из глубины груди.
Я хотела вырваться, но… его тепло было таким соблазнительным. Всё моё тело, ещё минуту назад коченевшее от холода, теперь оттаивало, как весенний ручей. Я замерла, боясь пошевелиться, боясь, что он почувствует, как учащённо бьётся моё сердце.
Я проснулась от тепла.
Где-то за спиной уже всходило солнце, его первые лучи пробивались сквозь листву. Но главное тепло исходило от него. Гаррок всё ещё держал меня в объятиях, его мощная рука лежала на моем животе, а горячее дыхание обжигало шею.
Я хотела пошевелиться, но вдруг замерла.
Что-то твердое и горячее упиралось мне в ягодицы.
Сердце тут же заколотилось так, что, казалось, ещё немного и оно выпрыгнет из груди. Я прикрыла глаза, притворяясь спящей, но внутри всё сжалось от странного, сладкого возбуждения.
Это… из-за меня он так…?
Мысли путались, но тело решило жить отдельной от меня жизнью. Я слегка пошевелилась, как будто я делаю это во сне, и почувствовала, как его… твёрдость стала ещё отчетливее.
Ох…
Не думая, я прижалась бёдрами чуть сильнее, едва заметно потеревшись о него.
В ответ раздалось тихое рычание — низкое, животное. Его рука сжала меня крепче, пальцы впились в бедро, и он притянул меня к себе так плотно, что между нами не осталось и просвета.
Я затаила дыхание.
Его возбуждение жгло меня даже сквозь одежду. Я медленно потянулась, выгибая спину, будто невзначай прижимаясь к нему ещё плотнее. Кажется дыхание орка стало тяжелее, горячее.
Я невольно закусила губу, ощущая, как внутри разливается тепло.
Но тут он резко отпустил меня и сел.
Я притворилась, что проснулась от резкого движения, зевнула и потянулась, стараясь не смотреть на него. Но краешком глаза всё равно заметила, что его кожаные штаны натянуты в районе паха, а жёлтые глаза горят слишком ярко.
— Вставай, — прохрипел он. — Нужно идти.
Я кивнула, стараясь сохранить безразличное выражение лица, хотя щёки горели огнём, а между бедер пульсировало странное, навязчивое тепло.
Мы шли молча.
Я старалась не отставать, но ноги уже дрожали от усталости. Каждый шаг давался с трудом, а мысли всё возвращались… к тому, как его тело реагировало на меня утром.
Внезапно он остановился, развернулся и, не говоря ни слова, подхватил меня на руки.
— Эй! — я вскрикнула, но он уже молча нёс меня на руках.
Моё сердце замерло.
Его руки были такими большими, что почти полностью обхватывали мою талию. Я чувствовала каждый его шаг, каждое движение мышц под кожей.
Я невольно прижалась к нему, и он хрипло хмыкнул.
— Устала, принцесса?
— Нет, — я надула губы, но не стала вырываться.
Его запах — дым, лес, что-то дикое — кружил голову.
К полудню мы остановились на привал.
Гаррок молча исчез в кустах, а через несколько минут вернулся с кроликом в руках.
Я наблюдала, как он ловко освежевал добычу, как его пальцы, такие грубые на вид, двигались с удивительной точностью.
— Ты… кажется, хорошо умеешь это делать, — неожиданно для себя сказала я.
Он поднял взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то горячее.
— Я много чего умею.
От его слов, и то как он их сказал, по спине пробежали мурашки.
Мы ели молча, но я постоянно чувствовала его взгляд на себе — тяжёлый, изучающий. Будто он видел меня насквозь… знал, что я помню утро.
После короткого привала, когда мои ноги вновь заныли от усталости, а в боку закололо от быстрой ходьбы, я почувствовала, как последние капли терпения вытекают из меня, словно песок сквозь пальцы. Остановившись посреди лесной тропы, я скрестила руки на груди, чувствуя, как гнев и отчаяние поднимаются комом в горле. Нижнее платье теперь представляло собой жалкое зрелище, испачканное в грязи, порванное о колючие ветки, оно болталось на мне, как тряпка.
— Я больше не могу идти, — мой голос дрожал от изнеможения и капризного раздражения. — Мои ноги покрыты волдырями, платье превратилось в лохмотья, а ты гонишь меня через весь лес, словно я какая-то крестьянка, а не королевская дочь!
Гаррок медленно обернулся, и в его жёлтых глазах, обычно таких непроницаемых, я заметил искру раздражения. Его мощная грудь поднялась и опустилась в глубоком вздохе, а большие ладони непроизвольно сжались в кулаки.
— Ты хочешь, чтобы нас настигли? — его голос прозвучал низко и опасно. — Чтобы тебя схватили те самые люди, которые сейчас, наверное, уже празднуют победу в твоем замке?
Я топнула ногой в отчаянии, но этот жест лишь заставил мой изящный башмак глубже увязнуть в лесной грязи. От этого маленького поражения глаза неожиданно наполнились слезами, которые я яростно смахнула рукой.
Орк наблюдал за моей истерикой с каменным лицом, но вдруг неожиданно опустился на корточки, повернув ко мне свою широкую спину.
— Забирайся, — коротко бросил он.
Я отпрянула, широко раскрыв глаза.
— Ч-что? Ты предлагаешь мне...
— Садись на шею, — уточнил он, не оборачиваясь. — Или ты предпочитаешь продолжать истерику и идти пешком?
Я закусила губу, чувствуя, как щёки пылают от смеси стыда и возмущения. Мысль о том, чтобы оседлать этого грубого воина, как какую-то походную лошадь, казалась унизительной до глубины души. Но ноги горели огнём, а спина ныла от усталости.
— Ну и ладно! — фыркнула я, сдаваясь, и неуклюже взобралась на него, цепляясь за его массивные плечи.
Его кожа под моими пальцами оказалась удивительно горячей и шершавой от множества старых шрамов. Когда он легко поднялся с моим весом, будто я была не взрослой, пышнотелой девушкой, а легким котёнком, я невольно вскрикнула от неожиданности и инстинктивно вцепилась в его густые черные волосы.
— Ты... ты даже не напрягся! — прошептала я пораженно, чувствуя, как его мощные мышцы играют под моими бёдрами.
На что орк лишь хмыкнул, и его огромные ладони крепко обхватили мои бёдра, прижимая их к своим плечам.
И мы двинулись в путь.
С каждой минутой я невольно расслаблялась, чувствуя, как усталость постепенно покидает моё тело. Его походка, несмотря на внушительные размеры, оказалась удивительно плавной и ритмичной. Он держал меня уверенно, и это странным образом успокаивало, его пальцы то слегка сжимались, когда мы переходили через особенно трудные участки, то нежно поглаживали мои бёдра, будто успокаивая испуганного зверька. От этих неслучайных прикосновений по моей спине бежали мурашки, а в животе зарождалось странное, тревожное тепло.
Тишина опустилась на лес, мягкая и бархатистая, как тёплое покрывало. Мы устроили ночлег под раскидистым дубом, его ветви скрывали нас от луны, оставляя лишь редкие серебристые блики на земле. Гаррок развёл небольшой костёр, и я наблюдала, как огонь играет в его жёлтых глазах, подчёркивая резкие черты лица. Он сидел напротив меня, его огромная фигура казалась ещё массивнее в дрожащем свете пламени.
Я старалась не смотреть на него, но каждый раз, когда он поворачивал голову, моё сердце делало странный скачок в груди. Воспоминание о том, как его руки обнимали меня у реки, заставляло кожу гореть. Я притворилась, что поправляю своё всё ещё влажное платье, лишь бы скрыть дрожь в пальцах.
— Ложись спать, — его голос прозвучал тише, чем обычно. — Я посторожу.
Я кивнула, но вместо того чтобы устроиться поодаль, как делала раньше, неожиданно для себя придвинулась ближе. Он не отстранился. И вот спустя мгновение, мы уже лежали рядом, и я чувствовала, как его тепло смешивается с моим, как его дыхание становится глубже.
Я не знаю, как это произошло.
Может быть, это был порыв ветра, заставивший меня невольно прижаться к нему сильнее. Может, луна, выглянувшая из-за туч и осветившая его лицо. Но вдруг я подняла глаза и увидела, что он смотрит на меня. Взгляд его был тяжёлым, тёмным, полным чего-то такого, от чего у меня перехватило дыхание.
А потом… наши губы встретились.
Сначала это было просто прикосновение — робкое, неуверенное. Но когда он ответил, его губы оказались горячими, мягкими, и что-то внутри меня вспыхнуло. Я не помню, как оказалась сверху, как мои пальцы вцепились в его волосы, а его руки схватили меня за бёдра, прижимая к себе так сильно, что я почувствовала его — твёрдого, горячего, пульсирующего сквозь ткань штанов.
Я даже не думала останавливаться.
Его губы скользнули по моей шее, а я, задыхаясь, дёрнула бёдрами, чтобы лучше почувствовать его под собой. Он рычал, тихо, по-звериному, и этот звук заставлял меня сжиматься внутри. Я уже представляла, как его большие руки срывают с меня последние лоскуты одежды, как он…
Но тут вдалеке завыл волк.
Гаррок замер.
Потом ещё один, ближе.
Он резко поднялся, посадив меня на землю, и в его глазах снова появилась привычная жёсткость.
— Спи, — сказал он хрипло. — Я не буду спать.
Я хотела возразить, но он уже отвернулся, уставившись в темноту. Я осталась сидеть, чувствуя, как сердце бешено колотится, а между ног всё ещё пульсирует странное, навязчивое тепло.
Я была… разочарована.
Но в то же время где-то в глубине души — благодарна. Потому что я не была уверена, готова ли. Потому что всё это казалось слишком быстрым, слишком настоящим.
Я свернулась калачиком, закрыла глаза и под шум леса и его ровное дыхание, наконец, провалилась в сон.
Утро застало меня в странном состоянии — тело было лёгким, а мысли путались. Я ещё не открыла глаза, когда почувствовала прикосновение.
Что-то тёплое, шершавое, осторожное провело по моей щеке. Затем пальцы убрали прядь волос с моего лица, задержались на секунду…
Я приоткрыла веки.
Гаррок сидел рядом, его обычно суровое выражение лица было неожиданно мягким. Но как только он заметил, что я проснулась, рука дёрнулась назад, будто обожжённая. Он быстро отодвинулся, встал, сделал вид, что поправляет нож на поясе.
— Вставай, — пробормотал он. — Нужно идти.
Но я видела, как его уши покраснели.
И мне вдруг стало смешно, и радостно, и… страшно.
Потому что этот огромный, сильный орк только что стеснялся.
Из-за меня.
Сев, я обнаружила рядом небольшой кулёк, аккуратно свёрнутый из широкого листа. Внутри лежали спелые лесные ягоды, тёмно-синие, почти чёрные, с капельками утренней росы на кожице и горсть орехов. Гаррок уже сидел у потухшего костра, начищая свой нож, но я заметила, как его взгляд скользнул в мою сторону, когда я взяла угощение.
— Спасибо, — пробормотала я, чувствуя, как щёки розовеют.
Он лишь хмыкнул в ответ, но уголок его рта дёрнулся в полуулыбке.
Поев угощение от орка, я отправилась к ручью, чтобы умыться. Вода была ледяной, и заставляла кожу покрываться мурашками, но я терпела, стараясь смыть с себя следы дорожной пыли. Наклонившись, я увидела своё отражение — бледное, с тёмными кругами под глазами, с растрёпанными рыжими волосами, которые больше походили на птичье гнездо. Нижнее платье, некогда белоснежное, теперь было серым от грязи, с дырами по подолу. Я выглядела как нищенка, а не как королевская дочь.
С горечью я попыталась привести себя в порядок — расплела волосы пальцами, смахнула самые заметные пятна с ткани, завязала ленту повыше, чтобы скрыть самый рваный участок на плече. Но всё это было жалкой попыткой сохранить хоть каплю достоинства.
Когда я вернулась, Гаррок уже стоял, готовый к пути.
— Забирайся, — сказал он, поворачиваясь ко мне спиной.
На этот раз я не спорила. Мои ноги всё ещё ныли, а ступни были покрыты волдырями. Я взгромоздилась на него, обхватив его голову руками, а он легко поднялся, будто я и правда весила не больше перьевой подушки. Его ладони снова плотно обхватили мои бёдра, пальцы слегка впились в кожу, и от этого прикосновения по спине пробежали мурашки.
— Куда мы вообще идём? — спросила я после долгого молчания.
— В безопасные земли, — его голос звучал глухо. — Туда, откуда я родом.
— И где это?
— За горами. К завтрашнему вечеру выйдем на тракт. Там можно будет заночевать в приличном месте, сменить одежду. Потом возьмём повозку, лошадей. Через пару недель будем на месте.
Я взвыла от досады.
— Пару недель?
— можем пойти пешком, и наш путь займёт месяц, а то и больше, — в его голосе послышалась насмешка.
Я надула губы, но промолчала. В конце концов, сейчас я не шла, а сидела верхом на самом крепком «скакуне», какой только мог быть. И мои ноги были ему за это благодарны.
Лес вокруг внезапно замер, будто и сам воздух сжался от ужаса. Я застыла рядом с бесчувственным Гарроком, его голова лежала у меня на коленях, а тёплая кровь сочилась сквозь мои пальцы, окрашивая кожу в липкий багровый цвет. Из кустов, с хрустом ломая ветки, вышли трое. Не люди — карикатуры на них: кривые зубы, глаза, мутные от самогона, руки в грязи и шрамах. Самый тощий, с лицом, будто вытянутым тисками, присвистнул:
— Ну и тушка! — Он облизнул губы, будто перед ним была не женщина, а жареный окорок. — Глянь, Малой, у неё ж сиськи, как у дойной коровы! Может, напоит нас молочком, а?
Грубый хохот разорвал тишину. Я сжала кулаки, чувствуя, как по щекам растекается жгучий стыд. Моё тело — моё проклятие, моя нескладная полнота, эти бёдра, что едва влезали в платья, эта грудь, которую фрейлины шепотом называли «простонародной» — теперь стало поводом для похабных шуток этих отморозков.
— Да нормальный мужик на такую и не посмотрел бы, — фыркнул второй, толстогубый, с носом, сломаным в трёх местах. — Вот и пришлось к орку прижиматься. Хотя… — Он оглядел меня с ног до головы, и его взгляд, скользкий, как у слизня, заставил кожу покрыться мурашками. — Для развлечений и такая сойдёт. А потом на рынке продадим — толстухи в борделях тоже пользуются спросом, иногда.
Что-то внутри меня сломалось. И меня накрыл не страх, а яростная, бешеная злость, от которой застучало в висках. Я схватила первую попавшуюся под руку ветку, тяжёлую, узловатую, и вскочила, заслонив Гаррока.
— Подойдёте — выбью вам последние зубы! — мой голос дрожал, от ненависти.
Они расхохотались. Тощий плюнул под ноги и сделал шаг вперёд.
— Ой, испугались! — Он дёрнулся вперёд, как паук, и я замахнулась веткой.
Удар пришёлся в пустоту. Кто-то сзади схватил меня за волосы, дёрнул так, что в глазах потемнело, а ветку вырвали с такой силой, что ладони загорелись от содранной кожи.
— Ну и что, коровка? — Тощий заломил мою руку за спину, а его дыхание, пропитанное луком и гнилью, обожгло шею. — Развлечёмся?
Я плюнула ему в лицо.
Ответом стал удар в живот. Воздух вырвался из лёгких со стоном, я рухнула на землю, свернувшись калачиком. Но они не остановились. Чьи-то пальцы впились в мои бёдра, пытаясь перевернуть, кто-то тянул за рукав — ткань лопнула с неприличным звуком.
— Чёрт, да она как мешок с камнями, не поднять! — заорал толстогубый. — Тащи её волоком!
Они дёрнули. Я вцепилась в корни, в траву, в что угодно, лишь бы не дать им утащить себя в чащу. Меня тащили по земле, как тушу, камни впивались в бока, ветки хлестали по ногам. А потом — резкая боль в бедре. Тот, что молчал до этого, пнул меня сапогом.
— А-а-а! — вскрик я вырвался сам по себе, и тут же новая волна ярости накрыла с головой. Я извивалась, кусалась, царапалась, но их руки, грубые и жилистые, сжимали всё крепче.
И вдруг — рык.
Не человеческий. Не звериный. Что-то древнее, рвущееся из самой глубины глотки.
Тощий отпустил меня так резко, что я снова шлёпнулась на землю.
Гаррок стоял на ногах. Кровь стекала по его виску, но глаза горели жёлтым огнём. Он шагнул вперёд и первый удар отправил толстогубого в кусты с хрустом ломающихся рёбер. Второй — молнией в челюсть молчаливому. Тощий завопил, выхватывая нож, но орк схватил его за горло и поднял в воздух, как щенка.
— Гаррок, нет! — я встала на колени, протягивая руку. — Не убивай!
Его пальцы сжались сильнее. Тощий забился, лицо стало сизым.
— Они… они этого не стоят, — прошептала я.
Орк взглянул на меня. И бросил бандита на землю, как тряпку.
— Беги. Пока живой.
Троица исчезла в кустах быстрее, чем я успела моргнуть.
Тишина. Только моё прерывистое дыхание и треск веток под ногами Гаррока. Он подошёл, опустился передо мной на колени, его ладони, огромные и тёплые, охватили мои плечи.
— Ты… цела? — его голос был хриплым.
Я не ответила. Слёзы, горячие и солёные, текли сами, капали на его пальцы, на мои порванные рукава, на землю. Всё тело болело, но больнее всего было внутри. От их слов. От их взглядов.
— Неужели я… такая толстая и некрасивая? — я выдохнула это, не ожидая ответа. — Что они вот так…
Гаррок вдруг притянул меня к себе так крепко, что рёбра затрещали. Его губы прижались к моему виску, а потом он прошептал то, чего я не ожидала услышать никогда:
— Пять лет назад...
Его голос прозвучал тихо, словно он боялся, что воспоминания рассыпятся от громких слов. Руки, всё ещё державшие меня, слегка дрогнули.
— ...я впервые увидел тебя на площади.
Он говорил медленно, будто перебирал в уме каждый миг, каждую деталь. Его жёлтые глаза, обычно такие твёрдые, стали мягкими, почти прозрачными от нахлынувших чувств.
— Ты вышла раздавать хлеб голодным. В простом платье, без украшений, с волосами, собранными наспех...
Губы Гаррока дрогнули в полуулыбке, но в ней не было насмешки, только нежность.
— Я стоял в толпе, и ты... случайно коснулась моей руки, когда протягивала буханку старику.
Его пальцы сжали мои чуть сильнее, будто он и сейчас чувствовал то прикосновение.
— Твои пальцы были тёплыми. Мягкими. Как лепестки тех роз, что росли в королевском саду.
Он замолчал, и в этой паузе я услышала всё, что он не решался сказать.
— В ту ночь я не мог уснуть. Перед глазами всё стоял твой образ — как ты наклонилась к ребёнку, поправила ему волосы... как улыбнулась, когда он рассмеялся. Я...
Он резко выдохнул, и его голос стал глубже, интимнее.
— Я никогда не верил в богов. Но тогда... я молился, чтобы увидеть тебя ещё раз. Хоть краем глаза. Хоть на мгновение.
Моё сердце бешено колотилось, и я боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть этот момент.
— Поэтому я пришёл в королевскую стражу.
Его слова падали, как камни в тихую воду, оставляя круги на поверхности моей души.
— Два года я тренировался по восемнадцать часов в сутки. Ломал кости, стирал кожу в кровь... Всё ради того, чтобы стать лучшим. Чтобы меня допустили во дворец. Чтобы...
Его губы были мягкими и горячими, а руки такими большими, что я чувствовала себя такой маленькой и хрупкой в его объятиях. Я вцепилась в его плечи, чувствуя, как под пальцами перекатываются мышцы, напряжённые, как тетива лука. Его язык коснулся моих губ, и я открыла рот, позволив ему войти глубже. Моё тело прижалось к нему само по себе, бёдрами к бёдрам, животом к животу, и я почувствовала его — твёрдого, пульсирующего… такой огромный, что даже сквозь одежду он казался почти пугающим.
— Гаррок… — я прошептала его имя, когда его губы спустились к моей шее, оставляя мокрые, жгучие следы.
Он ответил глухим рычанием, и его зубы слегка сжали кожу у ключицы. Я вскрикнула, от странного, сладкого возбуждения, которое тут же разлилось по всему телу, сконцентрировавшись где-то внизу живота. Его ладонь скользнула под моё рваное платье, обхватив бедро, и я застонала, выгибаясь навстречу.
И вдруг… он остановился.
— Нет, — его голос звучал хрипло, но твёрдо.
— Что… нет? — я попыталась поймать его губы снова, но он отстранился.
— Ты — принцесса, и просто прекрасная девушка, — он провёл большим пальцем по моей щеке, смахивая слезу, которую я сама не заметила. — И я не возьму тебя тут, на земле, как какую-то…
Он не договорил, но я и так поняла. Как какую-то гулящую девку. Как ту, кем меня только что назвали те бандиты.
Я фыркнула, разочарованно откинувшись назад, но где-то в глубине души… восхитилась его благородством. Этот огромный, грозный орк оказался куда более галантным, чем любой из придворных кавалеров, что когда-то пресмыкались передо мной в надежде на милость моего отца.
— Ладно, — я притворно надула губы, но тут же зевнула во весь рот.
Усталость накрыла меня, как тёплое одеяло. Всё — и побег, и нападение, и эти безумные, пьянящие поцелуи — вытянуло последние силы. Мои веки стали тяжёлыми, а тело вялым, как тряпичная кукла.
Гаррок, кажется, понял это без слов. Он усадил меня к себе на колени, прижал к груди, и я уткнулась носом в его шею, вдыхая знакомый запах кожи, пота, и чего-то древесного.
— Спи, — он провёл рукой по моим волосам, и его пальцы, такие грубые на вид, оказались удивительно нежными.
Я закрыла глаза, и перед тем как провалиться в сон, в голове промелькнуло странное воспоминание…
Лето. Дворцовый сад. Я прячусь за колонной, наблюдая, как Гаррок тренируется во внутреннем дворе. Он без рубахи, его зелёная кожа блестит на солнце, а мышцы играют при каждом движении. Он поднимает меч, который никто из стражников даже от земли оторвать не может, и я задерживаю дыхание, глядя, как его бицепсы напрягаются, как капли пота скатываются по груди…
А потом он внезапно поворачивается, и прежде чем наши взгляды встретятся, я краснею до корней волос и убегаю, но весь день хожу с глупой улыбкой…
Так вот оно что.
Он мне всегда нравился.
И не просто нравился — я тайно вздыхала по нему, даже не осознавая этого.
С этой мыслью я и уснула.
Утро встретило нас золотым светом и пением птиц. Я проснулась от того, что Гаррок осторожно погладил меня по плечу.
— Вставай, принцесса. Нужно идти.
Я потянулась, чувствуя, как каждую мышцу ломит от вчерашних приключений, но на душе было… странно легко. Особенно когда Гаррок протянул мне кулёк из большого листа с ягодами и орехами.
Мы шли не спеша, и теперь между нами не было той напряжённости, что раньше. Он то и дело касался моей руки, поправлял прядь волос, а я… я просто позволяла себе наслаждаться этим.
Лес постепенно редел, уступая место полям, усыпанным цветами. Гаррок вдруг остановился, наклонился и сорвал несколько синих колокольчиков, затем добавил к ним белые ромашки и нежно-розовые гвоздики.
— На, — он протянул мне этот пёстрый букет, и его уши покраснели.
— Спасибо, — я прижала цветы к груди, чувствуя, как щёки горят.
Он хмыкнул в ответ и вдруг резко наклонился, схватив меня за талию. Я вскрикнула, когда он поднял меня в воздух и перекинул через плечо, как мешок.
— Гаррок!
— Ты слишком медленно идёшь, — он шлёпнул меня по заднице, от чего я завизжала. — А нам нужно успеть дойти до трактира до заката.
Я протестовала, конечно, но… не слишком активно. Особенно когда он начал нести меня через поле, а вокруг летали бабочки, и ветер играл в моих растрёпанных волосах.
На привал остановились в тени старой яблони, и мы сели, прижавшись друг к другу. А потом… потом он поцеловал меня. И это был нежный, сладкий, но глубокий поцелуй, полный обожания. Он уложил меня на спину, и мы целовались, пока вокруг нас не образовался ковёр из помятых цветов, а мои волосы не покрылись лепестками.
— Мы выглядим, как два дурачка, — я рассмеялась, снимая с его чёрных локонов белый цветок.
— Зато счастливых, — он ухмыльнулся и поцеловал меня ещё раз.
***
Тракт показался к вечеру — узкая, утоптанная дорога, по которой изредка проезжали повозки. А за ним, на пригорке, виднелось небольшое поселение: десяток домиков, кузница и… трактир. Двухэтажный, с вывеской в виде деревянного кабана.
Гаррок внезапно остановился и осмотрел меня с ног до головы.
— Нет, — он покачал головой. — В таком виде тебя никто не увидит.
Моё платье представляло собой жалкое зрелище — грязное, рваное, с дырами в самых неприличных местах. Волосы спутались, лицо покрыто слоем пыли… Да, я выглядела как нищенка.
— Подожди тут, — он усадил меня под огромным дубом на окраине деревни. — Я быстро.
Я хотела возразить, но он уже зашагал к трактиру, его мощная спина скрылась в тени старых построек.
Он вернулся минут через пятнадцать, с тёмно-зелёным плащом в руках — простым, но добротным.
— На, — он накинул его мне на плечи, застегнул под шеей, затем отступил на шаг и оглядел свою работу. — Теперь сойдёшь за путницу.
Плащ был великоват, но скрывал все повреждения моего наряда. Гаррок даже принёс гребень и теперь у меня была возможность хоть как-то привести в порядок волосы.