Орлята

– Проходите, кто там следующий!

Ника просунула голову в приоткрытую дверь кабинета. В свете люминесцентной лампы блеснули очки докторши, сидевшей за монитором компьютера. Пухлые ручки с аккуратно подстриженными ногтями непривычно лежали на клавиатуре, хотя рукописные медкарты давно заменили электронными. Неуверенные движения правой руки, державшей мышь, делали докторшу больше похожей на новенькую кладовщицу, чем на гинеколога.

– Вы у нас кто?

– Кравцова Вероника Игоревна, - с готовностью продиктовала Ника.

– Полных лет вам?..

– Тридцать четыре.

– Что же вы, Вероника Игоревна, так поздно на диспансеризацию приходите? Мы уже всех молодых девчонок отсмотрели.

– Простите. Сами понимаете: работа, то-се…

– То-се… – эхом повторила врач, и Веронике на секунду показалось, что она записывает в электронную карту ее неуклюжий ответ. Тусклый свет догорающего декабрьского дня едва проникал в кабинет через матовое оконное стекло, скрытое за тканевой ширмой.

– Проходите на кресло, брюки снимайте, – врач кивнула головой в сторону ширмы.

Замечание о брюках было сказано ровным тоном, но Вероника почувствовала легкое неодобрение во взгляде врача на ее старомодную одежду.

На стене за ширмой возле стула для переодевания висело овальное зеркало. Ника увидела свое бледное лицо, практически полностью состоявшее из огромных серых глаз. Она скользнула взглядом по своему отражению: по ту сторону стекла раздевалась еще молодая женщина, которую портили разве что легкая сутулость и небольшая рыхлость стройного, но не очень подтянутого тела. Бледные до синевы ноги в прохладном кабинете сразу покрылись гусиной кожей. Темные волосы были кое-как закручены в пучок, из которого выбивались отдельные пряди. Она даже не пыталась маскировать краской для волос серебряные ниточки, которых за минувший год стало неприлично много. Аккуратно сложив на стуле джинсы и запихав трусики в карман, Ника натянула на ноги принесенные с собой свежевыстиранные белые носки.

Ника забралась на кресло, покрытое одноразовой пеленкой. Закинув голени на холодные металлические подпорки для ног, она закрыла глаза и постаралась сделать вид, что ей вполне комфортно сидеть в такой беззащитной позе. Докторша появилась из-за ширмы, на ходу натягивая синие нитриловые перчатки.

– Детей нет, – без всякой вопросительной интонации констатировала врач, подбирая зеркало по размеру.

– Нет, – со вздохом согласилась Вероника.

– И такими темпами уже вряд ли будут.

– Извините?.. – начала было Вероника, но ее перебил хорошо поставленный баритон:

– Надежда Семеновна, дальше я сам, ваше дело – осмотр закончить.

За ширму зашел солидный мужчина лет сорока пяти, в сером костюме без галстука с папкой в руках. Ника вздрогнула и машинально приподнялась в кресле, вывела вперед левое плечо, безуспешно пытаясь заслониться от вошедшего человека. Носок ее левой ноги смотрел на мужчину, целясь в его ладно скроенный серый пиджак. Чуть тронутые сединой темные волосы незнакомца были аккуратно подстрижены. Серые глаза излучали дежурное участие. Врачиха подобострастно посмотрела на него и, поджав губы, вернулась к своему делу.

– Детей нет, семейное положение – шаткое. Муж за границей бегает от долга Родине, - продолжил незнакомец. – Сам уехал, а вас бросил, не дав выполнить свое материнское предназначение. А ведь вам в августе будет тридцать пять лет. – Мужчина выдержал паузу и спросил, - Что делать думаете, Вероника Игоревна?

Ника почувствовала, как от ужаса у нее холодеет спина. Она слышала болтовню о том, что все эти диспансеризации молодых бездетных женщин – неспроста. Но россказни о государственной программе по оплодотворению казались ей бреднями сумасшедших.

– А вам не кажется, что это мое дело? – постаралась придать своему голосу твердость Вероника. Спрашивая про «свое дело», Ника имела в виду сразу все: и детей, и его нахождение в кабинете во время осмотра. Мужчина, тем временем, пристально смотрел ей в глаза, как если бы его нисколько не смущала ни поза Вероники, ни врач, продолжавшая деловито копаться в ее гениталиях.

– Вероника Игоревна, дети – это дело общенациональное. Или вы не согласны с постановлением правительства по поводу нового национального проекта?

– Вы, значит, один из них?

– Совершенно верно. Простите, не представился: Подольский Вадим Николаевич, руководитель проекта «Орлята» в столичном регионе.

Ситуация была настолько абсурдной, что вместо испуга Ника ощутила раздражение. Раздражала прилипшая к ягодицам пеленка. Раздражали холодные инструменты и вкрадчивый тон серого костюма, который прилип со своими национальными проектами, пока она сидит в позе умирающего осьминога на этом треклятом кресле. «Я свободный человек. Взрослая женщина. Что он мне сделает, в конце концов?» – подумала Ника. Набрав побольше воздуха, она отчеканила как можно строже:

– Я не позволю государству лезть ко мне в трусы.

– Тише-тише! Успокойтесь. Если вам угодно говорить в таких терминах, то «лезть вам в трусы» без вашего ведома никто и не собирался. Но вы сами пришли на диспансеризацию в рамках нацпроекта «Орленок». Простите, но через нижнее белье пока никто не научился проводить осмотры, – усмехнулся мужчина.

Нике стало нестерпимо душно, несмотря на морозный воздух, сквозивший от окна. Она пришла не потому, что ее так интересуют все эти «орлята» или «котята», а потому, что на работе велели. Угрожали лишить премии, если все женщины не дадут стопроцентную явку. Вероника оставалась последней и самой взрослой из контингента, обязанного пройти диспансеризацию: в августе, как правильно сказал этот государственный хлыщ, ей исполнялось тридцать пять.

– Вы ведь хотите стать мамой, Вероника Игоревна? – прервал ее мысли голос мужчины в костюме.

– Может, и хочу, – вскинулась Ника, – но вы мне в этом вряд ли поможете!

– Напрасно вы сомневаетесь. Более того, мы с вами друг другу поможем. Мы – вам, вы – нам.