Ошибка

Часть 1, Глава 1. Студент-суицидент познаёт истину

Nothing is numbing my pain
The fragments of my faith
Became the blade in my hand.
Just darkness my eyes see
Pushed me to the end of all dead-end-streets.

Heaven Shall Burn “Numbing the pain”

Your mortality is the highest prize;
Your mind's intricate in a labyrinth turned inside out.

Epica “Dancing in a Hurricane”

«Ну что ж, утречко доброе...» — сказал он сам себе; сказало это не имеющее формы сознание своей постоянной вот уже на протяжении 20-и с лишним лет тюрьме.

Сегодня даже вгрызающееся в личное пространство и благоразумие солнце не сводило с ума, как обычно, хотя палило в самое окно. Проснувшись, он чувствовал лёгкую тошноту и какое-то смутное волнение — кажется, вчера он принял какое-то решение, и кажется, оно одновременно угнетало и воодушевляло, спасая и от солнечного монстра, и от обычно наваливавшейся с самого утра давящей безнадёжности бессмысленных обязательств непонятно перед кем.

Он проснулся, но чувство было, как во сне. Такое уже бывало несколько раз в жизни, и каждый раз во время таких моментов казалось, что после этого всё кардинально изменится; но ничего, конечно же, не менялось. Но всегда было это чувство свободы и безнаказанности, чувство, будто с тебя разом всё сбросили, или что у тебя вообще нет тела — ты просто дух, привидение, наблюдатель, и только при желании — активный участник; никто тебя не заставляет, да и что тебе до этих смертных?

Он сел на кровати. Он не очень понимал, почему так хочет спать. Будильник прозвенел ещё раз... Будильник? Вчера он по привычке снова его поставил. А, что это?.. Внезапное помутнение, молниеносное опустошение. Быстрее! Автоматизм.

Очнулся он, стоя в душном вагоне метро, прислонившись к стене, настоятельно призывающей «не прислоняться».

«Чёрт, я опять... Это всё проклятый будильник! Он запустил этот чёртов ежедневный сценарий... Так, впредь нужно быть сознательнее. Сосредоточься!»

Один малейший проступок, одно мизерное отклонение от установленного порядка запускало процесс, который было не остановить — он брал своё до конца, чем дальше, тем интенсивнее, пока не выжимал всё и не подходил к той точке, с которой уже нельзя продолжать. Только тогда всё заканчивалось. А можно ли определить эту точку в глобальном смысле? Он часто думал над этим, и в силу того, что всё продолжалось даже тогда, когда казалось, что дальше некуда, пришел к выводу, что нет. Максимализм пришлось оставить повседневности. Машинально он полез в карман, достал наушники. Оп, вылет!

Осознанность потихоньку вернулась, когда он подошёл ко входу в университет. Глупо было бы, наверное, топтаться на месте или тупо повернуть назад. Всегда боясь выглядеть глупо, он вошёл. «В конце концов, почему бы и нет... Времени ещё куча, а впереди у меня целая вечность».

Усаживаясь за парту, он спохватился. Нужно было совершить ежедневный ритуал — вспомнить своё имя, на случай, если вдруг обратятся. Спать хотелось жутко, и он чуть было не отключился снова. Почему-то обычно всегда помогало смотреть на свои руки. Видишь руки, затем примерно представляешь тело, а потом вспоминается имя и статус. Но в этот раз он просто порылся в рюкзаке — о, корочка — пожалуйста: имя, факультет, даже фотография. Он вздохнул с облегчением.

— Итак, Вы помните какие-нибудь цели и принципы из устава ООН?

Вопрос был явно обращён к нему.

— М-м-м...

— Только некоторые из них. Помните, мы в прошлый раз обсуждали их перевод.

Спокойный, вкрадчивый голос. Приветливая улыбка. Он бы ответил, конечно же, да вот только он снова рассеялся. Тут бы себя заново вспомнить, боже мой, где там эта карточка... Витал где-то под потолком, а кругом туман... Какой-то голос издалека...

— Ладно, давайте я Вам немного подскажу? Например, «…вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и…»

На последнем слове его сознание как будто немного прояснилось.

— Подождите! Мне кажется, я вспомнил что-то, что-то важное, дайте мне несколько секунд…

— Хорошо.

Нет, ничего особенного: на ум всего лишь пришло слово Dignitas[1], заслуженно величающее швейцарскую некоммерческую организацию, предоставляющую людям в невыносимом состоянии здоровья возможность закончить жизнь ассистируемым самоубийством.

— А… извините. Я вспомнил не то. Просто… не спрашивайте меня, пожалуйста. Я не знаю ответа.

— С Вами всё хорошо? Может, Вы плохо себя чувствуете?

— Ах да, да, но, знаете, ничего серьёзного – просто погода сегодня такая.

Это стоило огромных усилий. Но он смог, он собрался, он сказал, и, когда от него отстали, развеялся снова. Как обычно, в голове звучали какие-то диалоги, совершенно не к месту...

И зачем он только вошёл сюда? Пора собраться. Срочно. Неужели и без того не хватало этого ежедневного спектакля; какой смысл напоследок позориться?..

...проклятый будильник.

С твёрдой решимостью уйти сейчас же, он оказался сидящим на следующей паре.

Ох, эта монотонность всегда заставляла его закатывать глаза. Тянется, как сыр в макаронах... оп, кажется, появилась какая-то новая интонация. Так, собраться. Есть контакт. Что у нас тут?..

Ясно. Взгляд направлен на него. Ему снова задали вопрос.

— Не могли бы Вы, пожалуйста, повторить вопрос? Я хотел просто уточнить некоторые детали, чтобы ответить правильно.

— Кхм… Уточнять там, собственно, нечего – я спросила, что такое i-мутация.

— А, хорошо. I-мутация. I-мутация это-о…

Внезапно он устал. Ему даже не захотелось передвигать язык.

— А вообще, если честно, мне абсолютно похер.

Он поднялся и покинул университет.

Выйдя на воздух, он вздохнул с облегчением. Осознанность на время вернулась; и это утреннее ощущение безнаказанности — будильника будто и не было.

Солнце то выходило, то заходило за облака; порывами дул весенний ветер, и прошлогодние листья порхали в воздухе. Необъяснимая лёгкость несла его по улице, словно медленное течение по реке. С лица не сходила блаженная улыбка; тела не ощущалось - только самый верх головы. Он еле сдерживался, чтобы не начать смеяться.

Глава 2. Огонь цвета циан больше не разгуливает свободно

When I'm free,
When my sun has set,
Release myself forever -
I have no regret
To be free;
I'll exist again,
No more lost endeavors,
Nothing to contend,
When I'm free.

Epica “Unleashed”

The challenge to be free is a lost enterprise.

Epica “Dancing in a Hurricane”

Жалкий, трясущийся комок страха сидел, свернувшись, на земле, смотря широко раскрытыми глазами, казалось, в пустоту. Он почти не моргал. Изредка, на фоне общей дрожи, он дёргался чуть сильнее. Эйи в нём можно было узнать исключительно по внешним чертам.

Она терпеливо ждала.

Комок, похоже, не собирался двигаться. «Помочь ему немного, что ли...»

Она осторожно приблизилась и хотела сесть рядом, но не успела — комок стремительно развернулся, будто его хлестнули чем-то, и схватился за Её ногу. Казалось, он стал трястись ещё сильнее, ещё и зубы застучали. Видимо, он хочет что-то сказать...

Да, действительно. После нескольких неудачных попыток начать комок быстро протараторил:

- Убейте меня пожалуйста!!!

«О, Вечность... Плохо, совсем плохо».

Человек часто дышал; казалось, в любой момент он может закричать. Тут на какую-то секунду его глаза будто бы прояснились; он использовал её, чтобы выдавить (слова будто вылетали из него с огромным усилием, сопровождаясь придыханием):

— Вы спрашивали, ошибка природы я или идиот. Так вот: я и то, и другое. Закончите это, пожалуйста, поскорее.

— А что ещё сделать... — Она думала.

Его глаза расширились, и в этот раз Она была почти уверена, что он закричит; но он не закричал.

— В... В... Вы же говорили, что я могу выбрать смерть; я же сказал «пожалуйста»!!!

Его глаза наполнились диким отчаянием; он отпустил ногу и распростёрся по земле, повторяя «пожалуйста», «что Вам стоит», «что я должен сделать».

Она поняла, что говорить что-либо бесполезно; лёгкий жест остановил извивания на земле.

- Побудь пока без сознания, — пробормотала Она; затем, повинуясь непонятному порыву, подняла на руки это безвольно повисшее тело.

Они дошли до священных пещер. Там она посадила его у стены. Придерживая голову, положила на холодный камень свою полупрозрачную накидку, свёрнутую в несколько раз.

Ближе к вечеру он очнулся.

— Тебе получше?

— Нет...

Он приподнялся, вышел, шатаясь, из пещеры. Движимая любопытством, Она потихоньку последовала за ним.

Ничего интересного. Дойдя до ближайшей поляны, он повалился на землю, раскинув руки, и лежал.

«Ладно, пусть полежит пока, поприходит в себя...»

Когда Она пришла на то же место спустя пару дней, он валялся там же.

«Нет... Сам, похоже, не справится».

Последующие недели он пребывал в храме для восстановления. Она лично заботилась об этом несчастном создании, которое почти не говорило, молча принимая всё, что дадут, скажут или сделают.

В один прекрасный день он спросил:

- А кто в итоге стал следующим жрецом?

Она улыбнулась и слегка тряхнула головой; в глазах появилось что-то, похожее на облегчение.

— Смотри-ка, начинаешь поправляться. Следующего жреца ты вряд ли помнишь; но он человек спокойный и надёжный, так что не переживай — жаловаться не на что. Уж не думал ли ты, что я сделаю жрецом Арка... — Она прищурилась.

— Как раз это я и думал. Он всегда целился на это место.

— Ну нет! Он ещё хуже тебя будет. Да что там — гораздо. Хотя сейчас вроде ничего, стих, - Она посмотрела на него с лёгким укором.

— Я бы тоже, с радостью... исчез...

— Ну, опять ты за своё?

— Это теперь моё постоянное желание.

— Ты ещё просто не отвык от того мира.

— Вряд ли... Я чувствую, что нет больше смысла. Это всё... слишком ужасно, — он посмотрел на Неё усталыми, ищущими понимания глазами.

Она положила свою руку на его.

— Эйи (услышав прежнее имя, он слегка вздрогнул; глаза смотрели куда-то перед собой, отсутствующе), я всё это понимаю, и зря ты считаешь, что я напрасно тебя мучаю...

Она не успела договорить. Сильно сжав Её руку, он уронил голову Ей на колени и затрясся, лежа в позе креветки; сначала он сдавленно хватал воздух, затем к этим вдохам добавились звуки, и вскоре он рыдал в полный голос, а потом к этому ещё добавились завывания, время от времени срывающиеся на сдавливающий гортань крик.

Она сидела тихо, задумчиво смотря перед собой; изредка, во время особенно отчаянных вскриков, по Её глазам пробегала дымка боли.

Она аккуратно положила руку на его голову и, убедившись в правомерности жеста, начала тихонько поглаживать лёгкие как пух волосы. Казалось, это произвело положительный эффект — спустя время он стал чуть потише, потом медленно успокоился в том же порядке, в котором и начал, и после, не без Её помощи, погрузился в спасительный сон.

Она осторожно перенесла его в одно из небольших помещений внутри храма и положила на подобие плаща, который надевался во время торжественных церемоний. Затем Она покинула храм.

***

Он видел сон. Стеклянная лампа с разноцветными стёклами, преобразующими в разные цвета горящий внутри огонь цвета циан. Вокруг лампы — прекрасный сад с самыми разнообразными деревьями и растениями самых причудливых, где-то пугающих форм. Среди этого всего ненавязчиво угадывалась тропинка, если её вообще можно было так назвать — она терялась в зарослях и была к тому же усыпана острыми булыжниками. Изредка лёгкий ветерок продувал сад, и с растений, непонятно откуда взявшийся, слетал пепел, ложась на тропу.

Тут налетел резкий порыв ветра; лампа опрокинулась и разбилась вдребезги. Огонь начал стремительно распространяться вокруг, обращая растения в кучи того самого пепла, который тут же разлетался, порывами носясь в урагане.

Казалось, через какие-то несколько минут весь сад будет развеян по воздуху. Но тут с безучастного до этого неба грянул оглушительный гром; затем хлынул ливень, и потоки воды затушили огонь. Молнии добили остальные растения, оставив на их месте чёрные горелые силуэты.