Осколки моря и богов

Часть I. Чужая могила. Глава 1. Гость

Кровь и соль. От запаха дурно. Ледяное лезвие ножа прижато к шее. Острый кончик впился в кожу, но боли нет. Её заглушил страх. Мерзкий, холодный, липкий.

— Назад пути не будет…

Шёпот, от которого вдоль позвоночника пробежали мурашки. Сердце бешено заколотилось.

Короткий смешок, горячее дыхание. На душе противно, но не пошевелиться.

— Не бойся.

Голос хриплый, чуть шелестит — словно мелкие волны накатывают на берег. Тело онемело. Страх затопил полностью. Сейчас, сейчас, последнее мгновение и…

Вспышка боли. Хриплый выдох:

— Нет…

Я резко распахнула глаза и сделала глубокий вдох. Солнце медленно катилось по небосклону, окрашивая воды Днепра золотом и акварельно-красным. Двое ребятишек лет пяти с радостными криками пробежали мимо.

— Дети! Дети! Не убегайте так далеко! — послышался звонкий оклик молодой матери.

Ветер едва заметно шевелил волосы, ласкал лицо вечерней прохладой.

Я с трудом разжала пальцы и уставилась на спрятанный в ладони серебряный кулон в виде ромба. Снятый уже после смерти его владелицы.

— Ну как? — спросил Олег, вытащив из кармана пиджака пачку сигарет. — Всё то же самое?

Я рассеянно кивнула, провела указательным пальцем по кулону, замыкая энергетический контур. Читать чужие эмоции — здорово, но если они возникли за несколько минут до смерти, то приятного мало.

Олег вздохнул и взъерошил короткие светлые пряди. Вид получился изрядно странный: идеально выглаженный костюм, белая накрахмаленная сорочка, галстук — и ни намёка на подходящую образу причёску.

Хотя, чего скрывать, всегда оставалось загадкой, каким образом Олег Грабар, юрист и по совместительству мой секретарь, сохранял представительный вид на протяжении всего рабочего дня. Исключая моменты, когда он находился рядом со мной.

— Он перебрался в город. Мне это не нравится, — произнёс Олег, уставившись на кончик тлеющей сигареты.

В горле запершило. Что за дрянь он курит? Что-то оригинальное, со странным ароматом.

— Много соли, рыболовная сеть и нож, — вздохнула я, прикрыв глаза и пытаясь прогнать наваждение. — Парень работает хаотично. Убивает людей разного возраста, пола и достатка.

— Яна, это да, — хмыкнул Олег. — Но тогда Городовой не стал бы приходить ко мне и отдавать распоряжение разобраться с этим делом.

Я поморщилась. Городовой. Вот с кем с кем, а с ним уж совсем нет никакого желания работать. Но хозяин города. Хочешь или не хочешь, а надо. Лучше по собственному желанию спрыгнуть с крыши, чем разозлить Городового. Спрятав кулон в карман джинсовой юбки, я поднялась со скамейки.

— Платить он, конечно, не собирается?

Олег пожал плечами, в серых глазах мелькнула насмешка. Впрочем, вопрос был чисто риторический. Городовой и деньги — вещи несовместимые. Значит, опять заниматься благотворительностью.

— Есть идеи? — поинтересовался он.

Я пожала плечами:

— Домой. Отоспаться как следует, потом всё обдумать.

Олег тоже встал, длинной затяжкой уничтожил сигарету и бросил в урну. Потом подхватил портфель. Чёрный, дорогой, с золотой застёжкой.

— Годится. Как надумаешь — звони.

Я кивнула:

— Договорились.

Через несколько секунд я осталась одна — Читающий Сны всегда уходит очень быстро.

Некоторое время так и стояла, не двигаясь. Потом развернулась и пошла прочь, оставляя за спиной набережную и памятник-каравеллу. С Олегом поговорю позже, сейчас нужно сообразить что и как.

С заходом солнца стало заметно прохладнее. Настолько, что я невольно обхватила себя руками: тонкая туника из бледно-зелёного шёлка не спасала. Странное лето в этот раз выдалось. То холод, то жара — ничего не разобрать. Хорошо бы домой добраться до ночи. Ночь — время Городового. Не хочется встретиться лицом к лицу с ним и его ручным львом.

Итак, что мы имеем?

Четыре смерти в области. Пожилая женщина, мальчишка четырнадцати лет, древний старик и девочка, совсем ребёнок. Серебряный кулон в моём кармане принадлежал ей. Эти люди никак не связаны между собой. Единственная ниточка — все жили на побережье Азовского моря. Стрелковое, Счастливцево, Приозёрное. Всё рядом, однако требуется время, чтобы добраться из одного посёлка в другой.

Я остановилась, уставившись на красный глаз светофора. Машины с ревом проносились мимо.

Всех убили ударом ножа в сердце. При этом изуродовали параллельными и перпендикулярными надрезами, словно убийца сидел и специально выводил ножом клеточки на телах и лицах убитых. Зачем? Бред какой-то.

Вместе с собравшимися людьми я перешла дорогу, едва не налетев на спину резко остановившейся бабули.

— Осторожнее, девушка, — свысока бросила она, поджав сухие губы.

— Извините, — пробормотала я, не сбавляя скорости и обходя её.

Девушка, да уж. Молоденькая. Моложе не придумаешь. Хотя выгляжу весьма недурственно. Так, но об этом сейчас думать не стоит.

Пробегая мимо бюста Суворова, я склонилась ниже, чем требовалось, чтобы разглядеть камни под своими ногами. Вечера доброго, Александр Васильевич, ты уж прости, что давно не забегала — всё времени не хватает. Думаете, памятник — это просто так? Что там никто не живёт и не наблюдает за вами? Ха!

На тонких губах из тёмного камня мельком появилась улыбка. Прощает — не злится. Это хорошо. Не стоит ссориться с хранителем центральной улицы города. Особенно если сама живёшь неподалёку от его дома. Бывшего. Пускай уже более двух веков дом смотрит на памятник своему хозяину пустыми окнами глаз, рановато списывать Александра Васильевича со счетов. Духи не стремятся покидать мест, в которых провели много времени.

Но задуманное так и не свершилось. Вместо того чтобы сразу отправиться домой, я бродила по улице, пытаясь сопоставить кусочки мозаики. Порой бывает, что не хочется отгораживаться от человеческих голосов и лиц, хоть никакой особой пользы это и не приносит. Вернуться до наступления темноты так и не получилось. Впрочем, вряд ли Городовой следит за каждым моим шагом.

Глава 2. Солнце и шаг

Дорога в назначенное место займёт не меньше трёх часов. Стрелковое — село, где убили маленькую хозяйку серебряного кулона, находилось на приличном расстоянии от Геническа, в который я сейчас ехала. Заняв место у окна, бездумно уставилась на мелькающий пейзаж. Не люблю разговоры в дороге, потому и попутчиков тоже не люблю. Сейчас, пусть даже через тонкую преграду стекла, можно почувствовать себя свободной. Хоть на какое-то время откинуть в сторону все мысли, которые не покидают при ходьбе по грешной земле.

Старенький микроавтобус вёз к южнейшей точке Херсонской области. Обычно туда приезжают, чтобы подгореть, просолиться и залюбоваться. Стрелковое находится на границе с Крымом. Конечно, нет той зелёной роскоши гор и плещущих синих волн, но есть другая — не столь броская, но пышущая жаром, золотая, под коркой соли.

Я покрутила головой: слева и справа земля, засеянная солнцами. Чёрные круги, обрамлённые жёлтыми лепестками, поворачивались к солнцу; простирались аж до горизонта.

Сухая, зелёная, золотая скифская степь сливалась с небом.

Небо было июльского цвета — синее-синее, замершее над горячим воздухом.

Ещё немного — и будет Сиваш по правую руку. Наше Гнилое море. Маленькое, но отчаянно солёное. Впрочем, тут и так будет соль: на губах, языке, ладонях.

Даже сквозь стекло ощущалось, как солнце горит — радостно целует землю. И сама вышла бы из бренного тела — стала горячей, сухой, с пылью и солью. И не ушло это чувство даже тогда, когда я ступила на вытоптанную дорожку возле неприметной коричневой остановки, чтобы перескочить на другой автобус и добраться до Стрелкового.

Уже выехав за окраину Геническа, я кое-как сумела сбросить степные чары. Место в этот раз досталось в самом конце автобуса, где изрядно попахивало бензином и было немыслимо жарко. Чтобы хоть как-то отвлечься, бездумно вынула и кармана мобильник и не менее бездумно принялась клацать игру с перепрыгивающим шариком.

— Ой, ну просто невозможно. — Рыжеволосая соседка в открытом белом платье обернулась назад, жалуясь кому-то: — Жара, такая жара. Только поедешь отдохнуть, как на тебе!

— А ты хотела, чтобы был дождь? — резонно возразил женский хрипловатый голос.

— Нет, но сама подумай, какие фотки получатся? Я же так быстро обгораю, — пожаловалась рыжая.

«Нефиг по морям тогда разъезжать», — про себя хмыкнула я.

Пальцы ткнули в раздел галереи, автоматически пролистывая фотографии. В основном — виды города и природа. Несколько штук — Олег в образе бесшабашного гуляки с Тышо-тышо феста, ибо нельзя было не щелкнуть ради шантажа. Олег исчез, появилось новое фото: парень в тёмной одежде, стоящий на берегу Днепра. Стройный, можно даже сказать, худой. Вглядывается куда-то вдаль, в закатную речную гладь. Ветер развивает длинные каштановые пряди, которые он безуспешно пытается придержать правой рукой. В левой — ивовый прутик. На губах улыбка — добрая, почти детская. Он стоит в профиль, но я прекрасно знаю, что в тёмно-карих глазах спрятана та же доброта, что и в улыбке. Весь он угловатый, тонкий и чуть нескладный. Как оленёнок. И в тоже время как-то по-особенному очаровательный.

Сердце заныло. Нахмурившись, я резко пролистнула фото, заблокировала мобильник и уставилась в окно. Ошибки надо исправлять. И неважно, прошлое это или будущее. Я вздохнула и прикрыла глаза, упорно делая вид, что не замечаю заинтересованный взгляд рыжей. Нет, дамочки на выезде, не хочу ни с кем болтать. Грабар… тот, пожалуй, подошёл бы вам. Он бы сумел крутить любовь и делать одновременно работу. Я же в этом смысле занудна и нерасторопна.

Мы въехали в Стрелковое. Кулон в моём кармане неожиданно нагрелся. Угу, значит, следую верно: энергетический контур так и подпекает.

Когда автобус наконец-то остановился, я была готова молиться всем богам, что прибыла на место. Первым делом закинула вещи в гостиничный дом. Такой, без опознавательных знаков, с минимумом мебели и абсолютным отсутствием какой-либо кухни. Впрочем, я сюда приехала не на морском бережочке нежиться, поэтому жилище сочла удовлетворительным. Оплатив хозяйке, полногрудой красавице (весьма немолодой) три дня, тут же направилась в село. К дому, к которому так тянул горячий кулон.

Его владелицу звали Кристина Далева. Шесть лет. Воспитывалась матерью-одиночкой Екатериной Андреевной, работающей в местной школе. Жили бедно, но довольно сносно. Ничем не выделялись, обычные люди. Серебряный кулон — подарок дедушки покойного отца, первого и единственного мужа Екатерины.

Узкие пыльные улочки петляли меж домов. На траве возле покосившихся заборчиков невозмутимо паслись куры и гуси. Воинственно настроенная индюшка покосилась на меня, но после деловито отошла в сторону. Ветер шумел листвой деревьев.

Стрелковое жило своей жизнью, далёкой от смерти, Городового и Слышащей Землю, уныло бредущей вперёд.

Сильно приближаться к дому Далевой я не стала. Видно, что мужских рук не хватает, ремонта давно не было. Но при этом двор, виднеющийся через невысокий забор, чистенький. На окнах аккуратные шторки в горошек, подоконники покрашены в ультрамариново-синий. А вот с крышей беда… Ну да ладно, не моё дело.

Сразу, конечно, хотелось подойти как можно ближе. Даже если выйдет, завязать разговор с Екатериной, но…

Я замерла, стоя в густой тени лип и глядя на синие подоконники. Серебряный кулон, сжатый в руке, обжигал кожу. Только сейчас поняла, что никакого разговора я завязывать не буду. Ложь выйдет слишком неубедительной, а маньяк вряд ли не заметит, что им заинтересовались. Почему-то я была абсолютно уверена, что он здесь, в Стрелковом.

Деревянная дверь скрипнула, и на пороге появилась молодая светловолосая женщина. Миловидная. Только горе перечеркнуло лоб глубокой морщиной и болезненно изогнуло уголки губ; присыпало серебром русые пряди. Она посмотрела на меня — молча, безразлично. Кажется, и вовсе не заметила. Стало не по себе. Женщина медленно спустилась, свернула к невзрачному сарайчику.