Лёгкие горели огнем. Дышать было больно, не дышать — невозможно. Тело, свернувшись в клубок, цеплялось за жизнь и отчаянно пыталось добраться до живительного воздуха. С каждым хриплым вдохом боль, раскалёнными иглами, пронзала кровавые ошмётки моих несчастных лёгких. В голове расцветал ярко-красный, обжигающе-огненный цветок усиливающегося приступа мигрени, и внешний мир давно перестал существовать, сузившись до бьющегося в агонии тела.
— Идиот!
Словно через громадную толщу воды донеслось откуда-то издалека. Злой возглас сопровождался глухим звуком удара.
— Если она сдохнет раньше времени, сам будешь отвечать перед шессом…
Внезапный ледяной поток, окативший пылающую кожу, выбил дух и вырвал из груди резкий полувсхлип-полувздох. Вода немного помогла, и раскалённые иглы в груди не спеша прятали свои ядовитые жала. Сознание медленно возвращалось, выбираясь из глубин агонии. Прижавшись пылающим лбом к ледяному камню, я пыталась успокоить пульсирующую боль в висках.
Больно… Как же больно…
Я не понимала, что происходит, а тело колотило в ознобе. Мокрая одежда, прилипнув к горячей коже, добавляла мучений. Холодный металл браслетов, казалось, прожигал до костей. Удушающе-горячо пахло раскалённым железом и горелым мясом. Звуки неспешно обретали чёткость, возвращаясь гулким эхом от высоких каменных стен и потолка.
Рядом оглушительно звякнуло железо, заставив молот в голове ударить сильнее. Кто-то безжалостно дёрнул за руки. Запястья ожгло огнём, вызвав слёзы и хрип из измученного горла.
Справа недовольно цыкнули.
— Полегче, кретин…
— Да, начальник…
Глухой ответ с раздражением и досадой. И снова резкий, болезненный рывок за руки:
— Эй, ты живая?
Хрипло застонав, я попыталась сжаться в комок. Очень хотелось забыться, уплыть в темноту, но боль не давала этого сделать, возвращая в жуткую и жестокую реальность.
— Живучая…
Мучитель усмехнулся и прихватив за волосы на затылке, заставил приподняться. Приказал:
— Глаза открой!
В надежде, что со мной станут обращаться чуть мягче, я честно пыталась разлепить слипающиеся глаза. Казалось, в них насыпали песка. Но ждать меня не желали. Отвесили звонкую пощёчину, нетерпеливо рявкнув:
— Ну?
Протерев глаза, насколько позволяли браслеты на руках, оказавшиеся кандалами, я наконец смогла открыть их, часто-часто моргая. Всё размывалось от слёз и ярких огней, дёргающихся в бордово-алой тьме.
Палач вдруг зафиксировал пальцами веко, вгляделся и, отпуская меня, закричал:
— Начальник, зовите шесса! Начальник!
— Какого Рогатого, ты орёшь?! — недовольно рыкнул начальник. — Она ж ещё ничего не сказала. Или всё-таки сдохла?
— Зовите шесса, — хмуро повторил мучитель и отошёл в сторону, — допрос отменяется. У неё глаза нари.
Темная тень того, кого он звал начальником подскочила, нависла надо мной, тоже пригляделась и заорала, заставляя вздрогнуть:
— Крах! Эй, кто там есть! Рогатый забери! Позовите господина Хэссара. Быстро!
Из приоткрытой двери крикнули в ответ что-то непонятное, грохотнули железом и, громко топая, убежали.
Сидя на каменной ледяной лежанке, я без сил прислонилась к такой же холодной стене. Закрыла глаза и подтянула ноги к груди, чтобы хоть немного согреться.Всё так же бил озноб, запястья почти не чувствовались, а в голове, стуча в виски кувалдой, злорадно плясала боль. Но я была благодарна уже за то, что сейчас меня не трогали, давая небольшую передышку.
Через какое-то время, показавшееся невероятно коротким и бесконечно долгим одновременно, за дверью послышались громкие шаги и суетливый топот. Камера начала заполняться шумом.
— Как поссссмели!
Разъярённое и громкое шипение ввинтилось в уши. Оно противно свербело, эхом отдавалось в голове и заставляло морщиться от новых спазмов мигрени.
— Пошшшему допросссс!
— Так вы же, шесс, приказали. Приходил… — уверенный в себе прежде, голос начальника стал растерянным.
— Хххаяшшшш? — перебило его шипение.
— Нет, но…
— Долошшшишшшь посссже…
Раздражающее шипение исчезало, превращаясь в нормальную человеческую речь. И вместе с ним затихало нестерпимо-тягостное эхо.
— Лекаря! Быстро! Огня…
— Посмотри на меня, — уже тише и мягче.
Наверное, это мне, потому что в это же мгновение кто-то осторожно тронул за плечо. Я послушно подняла голову и в очередной раз попыталась выполнить требуемое. Глаза слезились, держать их открытыми было сложно; яркий огонь факела, казалось, был прямо у лица.
— Открой глаза, пожалуйста, — обжигающе-горячая, почти пылающая ладонь осторожно тронула щеку, подбородок, аккуратно поддержала голову. Смотреть на него смогла лишь пару мгновений, но, похоже, этого хватило.
— Великий! Нари…
Под ошеломлённый шёпот в моих глазах заплясали чёрные мушки. Набат в голове забил громче и быстрее, виски прострелило острой болью, и сознание, наконец-то не выдержав, померкло, унося в спасительную темноту.
Сознание медленно возвращалось и снова гасло. Я, то приходила в себя, то снова проваливалась в забытьё.
Вдох...
Убаюкивают, неспешно покачиваясь в полутьме, тяжёлые кисти широкого балдахина. Как и тихое позвякивание склянок, и травяной терпкий запах.
Выдох...
Склоняясь надо мной что-то неслышно шепчет сосредоточенное мужское лицо. Мое бессильное тело вытирают влажной тёплой тканью, смазывают запястья, переворачивают на живот и разминают безвольно повисшие ноги и руки.
День...
Сочувствующий взгляд молодой девушки с мягкими прохладными руками. Её негромкое пение очень похоже на колыбельную.
Ночь...
Резные столбики и балки, держащие узорчатый балдахин над кроватью, переплетаясь между собой, рисуют причудливые узоры в подрагивающем свете свечей.
Почти полная пустота внутри. Кто я?.. Где я?.. Зачем я?..
Вокруг меня тихие, приглушённые разговоры. Часто недовольный бубнёж и неразборчивое ворчание. И лишь однажды громко.
— Почему нари еще не пришла в себя? Прошёл уже месяц! — вопрошал кто-то, чьи слова сочились недовольством и капали ядом. — Вы уверены в своих средствах и методах лечения? Я начинаю сомневаться в вашей компетенции, господин лекарь.
— Простите, шесс, но нари уже здорова, — спокойное и невозмутимое возражение. — Дело, видимо, не в повреждениях тела. Возможно, пострадала голова, а я не менталист, уважаемый. Но я уже договорился с господином Шарисом. Он начнет работать завтра.
Завтра… Да, завтра… Потом… Сейчас я снова хочу тишины и покоя.
— Тише, тише, дорогой. Не надо так шуметь, нари спит… — незнакомый женский голос попытался успокоить того первого и недовольного. — Господин лекарь и так уже многое сделал. Давай подождем до завтра… Пойдем же… Тебя ждут…
— Завтра до полуночи я жду от вас полный отчет и прогнозы. И хорошо бы, чтобы нари как можно быстрее пришла в себя. Это в ваших же собственных интересах…
В послушно приглушенном голосе нервно звенела сталь. Её плавно усмирял тихий спокойный ответ:
— Да, шесс, я понял…
С негромким щелчком закрылась дверь, подарив желанное спокойствие и безвременье. Я снова уснула. И впервые увидела сон. Множество развевающихся полупрозрачных занавесей неспешно и плавно колыхались передо мной. Я путалась в них, искала среди них дорогу и выглядывала золотистую бабочку, которую безуспешно пыталась поймать. Та ловко уворачивалась от моих рук, проскальзывала между пальцами, улетала вперёд, снова возвращалась ко мне. И дразнила, дразнила, дразнила, летая совсем близко, но упорно не даваясь в руки. Вдруг её тонкие сверкающие крылышки затрепетали часто-часто, зазвенели высоким нарастающим дрожанием, которое и разбудило меня.
Тонко и обиженно дребезжала посуда.
Я открыла глаза. В полумраке комнаты виднелся всё тот же балдахин, всё те же резные столбики и тяжёлые кисти подвязов. Я моргнула, а пальцы чуть шевельнувшись, смяли прохладную, шелковистую ткань, на которой лежали мои руки.
— Нари?
Передо мной появилась миловидная молодая девушка, обладательница тех самых прохладно-приятных ладоней, нежного голоса и беспокойного взгляда.
— Нари, вы очнулись? Вы меня слышите, нари?
Кивок вышел неуверенным и слабым. Она пропала, я услышала, как открылась дверь и её взволнованный и радостный крик:
— Карен, позови господина лекаря, нари очнулась…
И совсем скоро, словно лекарь, ждал этого момента за дверью, он заглядывал в мои глаза, светил маленьким шариком, возникшим на кончике пальца. Через длинную трубку слушал сердце. Долго держал в своих руках мою ладонь и наконец облегчённо улыбнулся.
— Где-то болит, нари? — участливо спросил он.
Я помотала головой и попыталась приподняться. Лекарь помог мне сесть в кровати, а девушка ловко подложила под спину подушки. И на это нехитрое действие ушли все мои силы. Ужасно хотелось пить.
— Воды… — прошептала я.
Мой голос звучал непривычно, хрипло, тихо и совершенно незнакомо. Словно озвучивая мысли за меня говорил кто-то другой.
А в следующее мгновение стакан с водой уже у моих губ. Лекарь быстро придержал ладонью руки девушки:
— Погоди… Сейчас…
Он покопался в чемоданчике, позвенел склянками, выудил одну из них и вылил в мой стакан.
— Теперь можно.
Лекарство мягким теплом обволокло горло. Хорошо чувствовалось как оно просачивалось дальше и дарило почти мгновенную лёгкость, забирая слабость из тела. В голове была та же удивительная лёгкость и пустота, которая казалась звенящей. В этой пустоте путались и прятались мысли.
— Я…
— Я уже пригласил шесса, нари, он ответит на все ваши вопросы…- поспешил перебить меня лекарь.
Отрешённо я смотрела на него, медленно начиная осознавать, что совсем ничего не понимаю. И ничего не помню. Взгляд неспешно скользнул по незнакомой комнате и сразу же зацепился за большое зеркало, стоявшее напротив. Замер. В нём отражалась… я?
Наверное, это я. Эта бледная женщина, сидевшая на кровати в подушках и смотревшая прямо на меня. Совершенно незнакомая мне.
Желая прогнать странное наваждение, я закрыла глаза. Немного выждав, снова посмотрела в зеркальное отражение… Оно всё так же было чужим.
Судорожные попытки вспомнить себя и то, как я выгляжу на самом деле, ничего не давали. Не помню! Я не помню… Лихорадочно я напрягала память, пытаясь воскресить в ней хоть что-нибудь о себе. Но там была тишина и пустота. Почти ничего. Всё моё прошлое укладывалась в малую пригоршню: немного воспоминаний о боли в камере, туман выздоровления и несколько минут сейчас. Кровь по венам резко прилила к голове, обдав жаром. В висках застучало. Страшно. Это страшно не помнить себя. И тревожно: от неизвестности и совершенного непонимания того, что происходит.
Я пристально разглядывала себя — ту женщину в зеркале. Молодая, но не юная, тонкие черты, чёрные волосы чуть ниже плеч. Прозрачно-бледная и ужасно худая болезненной измождённой худобой. От этого её глаза казались очень большими. Я посмотрела на свои руки — маленькие, с синими венами и тонкими запястьями. Они нервно, до белых костяшек, сжимали одеяло. Ощущение невозможности, нереальности происходящего увеличивало страх, уже забравшийся под кожу.
Мне снился кошмар. Бесконечно долго я убегала и пыталась спрятаться от громадного страшного змея, но он всё равно меня находил и гнал дальше, не давая остановиться и перевести дух. Зло звал к себе и смеялся противно и насмешливо. Грохотал, что я не пожалею, что мне понравится. Тягучий, густой воздух мешал, сковывал ноги, отнимая всякую надежду на спасение. А когда уже совсем не осталось сил, и страх лишил возможности двигаться показалась золотистая бабочка. Взмахнув крыльями, она закрыла меня от преследователя и жуткий, изматывающий сон наконец-то закончился.
Высокое солнце уже заглядывало в окно, когда меня разбудил лекарь. Он, проделав те же манипуляции, что и вчера — с огоньком, трубочкой и держанием ладони в руках –удовлетворённо кивнул. Потом сочувствующе кивал и хмурился, слушая ответы на свои вопросы о моих воспоминаниях. Подумал, что-то написал на листах бумаги. Попросил звать его, если в этом будет необходимость. Снова отговорился тем, что на все мои вопросы ответит некий шесс. И ушёл.
Вялое тело слушалось плохо: ноги отказывались держать, руки дрожали, а слабость звала снова закутаться в одеяло и погрузиться в сон. Мешала скопившаяся в груди тревога — она скручивалась под сердцем, нервно отдавая в затылке и требуя каких-нибудь немедленных действий. Она, как и я, хотела, как можно скорее, получить ответы на все вопросы. Поэтому я стояла перед зеркалом и снова знакомилась со своим отражением. Это было странно: смотреть и не узнавать себя. Ведь каких-либо новых воспоминаний кроме сегодняшних не прибавилось.
Почему? Почему я ничего не помню? Но ведь я прекрасно знаю, как называются окружающие меня предметы, знаю их предназначение, их свойства. Закрыв глаза могу представить их на ощупь и по весу. Тронула ткань сорочки — похоже на шёлк. В голове сразу появилось предполагаемое название. Только вот женщину в отражении я не узнавала — она всё так же была мне не знакома. Я закрыла лицо руками. Тревога глухо ворочалась в груди, зовя в гости мигрень и слёзы.
— Нари, ванна готова.
Легко дотронувшись до руки, девушка вырвала меня из моих невесёлых мыслей. Я кивнула ей и своему отражению, оно кивнуло вместе со мной.
— Да, хорошо… — тяжело вздохнув, я послушно пошла следом.
— Как тебя зовут?
— Вы меня не помните? Совсем?
Карие глаза смотрели с огорчением. Похоже, она действительно расстроилась.
-Я — Тесса, ваша служанка.
— Тесса… — протянула я, пробуя имя на вкус, — не помню… прости.
Я была ужасно медленной, неловкой, неповоротливой в отличие от неё, уже давно проворно снявшей с меня ночную сорочку. Поддерживая под руку, она помогла мне забраться в приятно-тёплую воду.
— Вам не нужно извиняться, — улыбнулась девушка, устраивая меня удобнее. — Наверное, это неудивительно после такого-то…
Я быстро вскинула на неё взгляд, а она ойкнула и испуганно зажала рот руками. Потом почти выбежала из комнаты, пробормотав напоследок:
— Я буду рядом, нари…
Мне осталось только проводить её взглядом, сетуя на то, что она так не вовремя спохватилась и так мало успела сказать.
После такого-то… Это она про пыточную…
Мне даже думать было страшно — не то что вспоминать о ней и о том, что я тогда чувствовала, о том, как тогда было больно. Воспоминания о произошедшем ужасе прятались где-то в самой глубине, и вытаскивать их наружу я совершенно не собиралась. Хотелось позабыть о них совсем, несмотря на то, что сейчас я дорожила каждой крупицей своей памяти.
И всё же: почему? Почему я там оказалась? И почему не закончили начатое? Что должна была рассказать из того, что забыла? И почему я забыла? И где я? И кто я?
Вопросов было больше чем ответов, они все роились в моей голове, мешая друг другу: то наваливались толпой, то разбегались, оставляя после себя гулкую пустоту.
Сидя в огромной белоснежно-мраморной ванне, я долго разглядывала свое тело, пытаясь вызвать в памяти хоть что-нибудь. И снова ничего. Телу было приятно, оно нежилось и расслаблялось. Закрыла глаза и откинула голову на лежащее на краю мягкое полотенце.
Я пошевелилась, меняя позу, руки сами поднялись, ища привычную опору на бортиках ванной, и не найдя её, с плеском упали в воду. Тело что-то помнит. Но помнит на уровне привычек, а значит есть надежда на то, что вспомню и я.
Услышав плеск ко мне заглянула Тесса.
— Нари, вам помочь?
— Да, Тесса, ты начинала говорить, скажи, что тогда со мной случилось?
Напрасная попытка вернуться к прежнему разговору.
— Простите, нари, я нечаянно проговорилась. Не рассказывайте шессу, пожалуйста. Он сам вам всё расскажет. Нам запрещено отвечать на ваши вопросы.
Она неловко улыбнулась и, спрятав взгляд, занялась мной:
— Я помогу одеться, вода уже остыла…
Я разочарованно молчала пока Тесса помогала мне вымыть волосы и выбраться из ванны. Пока обтирала меня мягким пушистым полотенцем. Это было странно — хотелось забрать полотенце и вытереться самой. Наверное, если бы было больше сил, я бы так и сделала. Это натолкнуло меня на мысли о том, что, если я чувствовала неловкость, значит раньше мне так не помогали. И на новые вопросы о Тессе.
— Скажи, ты давно со мной? — спросила я, суетящуюся вокруг меня, девушку.
Она молча покачала головой и снова отказалась отвечать, помогая надеть закрытое платье. Оно было из мягкой, уютной ткани, очень приятной на ощупь. Легкое и очень удобное. Очень привычное. Я носила такие раньше?
Скрывая копившееся в груди раздражение, сделала я новую попытку разговорить Тессу:
— А кто такой шесс? Хоть это ты можешь мне сказать?
Мне нужно было узнать хоть что-то. Ну хоть что-нибудь. Хотя бы кто меня окружает. Видимо это не было секретом от меня, и я задала удачный вопрос, потому что она ответила. Скупо, неловко, но ответила.
— Нари, шесс — сын ашеса. Он заходил вчера, помните?
Она замолчала, словно смутившись своего же вопроса и быстро вышла в спальню.
--- Осколок чужой памяти ---
Хаяш
Я шёл к нари, которая вчера наконец очнулась. Мне было интересно посмотреть на последнюю женщину отца — ту, к которой он так стремился в ночь своей смерти, как обычно отказывая мне в своем общении.
Хэссар знал о моём интересе и просил передать ей, что вечером он придёт на ужин вместе с менталистом, оправдывая этой просьбой причину моего появления.
Нари поселили в самом конце дальнего крыла замка. Путь был не близкий и я успел передумать о многом, пока шёл к ней.
В нари я не верил. Их уже давно не видели и считали всего лишь сказкой, которую рассказывают на ночь детям. Скорее всего, это очередная интрига Хэссара. После смерти отца, верхний круг гнезда возбуждённо шептался и увлеченно строил козни друг другу. Хотя, чем Рогатый не шутит, если это действительно нари, то Хэссар займет место ашеса, упрочив свое положение не только через доказательство своей силы, но и через неё.
Если, конечно, она его выберет …
Количество охраны у её дверей поразило. Если бы не мой статус и занимаемая должность, к нари я бы не попал. Начальник караула внимательно оглядел меня и хмуро кивнул.
— Не выпускайте эйдос, — напомнил он, делая шаг в сторону и пропуская, — проходите, господин секретарь.
Пока шёл к дверям, каждый из шестерых нагов охраны, смерил меня таким же цепким взглядом. Куда их столько? У отца и то было меньше.
На мой стук никто не ответил. Я немного выждал, постучал громче, и так и не дождавшись ответа, вошёл в комнату.
Не сразу увидел тонкую женскую фигурку, которая почти потерялась на фоне окна. Я подошёл ближе и ещё подождал, ожидая пока она обернётся сама, но она меня не замечала — смотрела на море.
— Доброго дня, нари.
Она резко обернулась. Я поймал её взгляд и захлебнулся в яркой зелени глаз.
Упал в них, как в топкий зелёный омут, и уже не смог выбраться. Сердце взволнованно забилось. Я падал в бесконечности, забыв, кто я и что я… Душу обволакивала мягкая нежность и спокойствие — будто бы я дома: там, где ждут и там, где тепло и безопасно. Купался в теплых волнах тихой радости и безбрежной гармонии. В душе появилась уверенность в моей возможности раскрасить мир новыми красками и поделиться со всем миром этой великой гармонией, зарождающейся сейчас во мне. И вместе с этим чувствовал, как через меня текла великая сила, наполняющая грудь и кончики пальцев. Я знал, что с ней смогу много больше. Почти всё. Силу, которую я чувствовал сейчас в себе не хотелось отпускать. И сила эта была доступна мне только рядом с ней… С нари.
Я потерялся в молчании и во времени. Бесконечно долго.
Потом она моргнула и потушила зелень глаз до серебристо-серого. Лишь по ободку радужки и в самой глубине остались яркие зелёные всполохи.
__________________
Эйдос — (греч. εἶδος, лат. forma), термин древнегреческой философии. Образ, сущность, форма.
Тесса суетилась у стола, накрывая его к ужину. Блюда приносили с кухни служащие, но в комнату их не пускала охрана, поэтому девушке приходилось всё делать одной.
— Хэссар, — представился знакомый мне мужчина с коротким величественным поклоном. Чёрные глаза изучающе смотрели на меня, а я в ответ разглядывала его. Да, я его помнила — он тот, кто приходил вчера в сопровождении змея.
— Как вы сегодня себя чувствуете, нари? — спросил он и, не дожидаясь моего ответа, предупредил, — вам придется привыкать к эйдосу. Многие наги предпочитают эту форму. Охрана тем более, и ваша в том числе.
Моего ответа не требовалось, и я промолчала. Панику, охватившую меня накануне, помнила плохо, смутными урывками. Откуда она вчера взялась, я не знала, но сегодня этого страха перед нагами уже не чувствовала.
Сегодня шесс Хэссар снова пожаловал ко мне не один. Он был в сопровождении высокого, статного, улыбающегося мужчины. Того самого, о котором предупреждал меня днём секретарь Хаяш.
— Познакомьтесь, нари, это господин Шарис. Он менталист. Меня очень беспокоит ваше здоровье и отсутствие памяти. Господин Шарис поможет вам вспомнить некоторые важные для меня моменты, о которых, к сожалению, знаете только вы.
Господин менталист улыбнулся ещё шире и слегка склонил голову. Его испытующий, цепкий взгляд выдавал в нём учёного, а улыбка, надо признаться, немного пугала. И странно притягивала взгляд. Настолько, что самого Шариса я почти не разглядывала, в отличии от его растягивающихся губ. Мне показалось, что улыбался он предвкушающее, словно видел во мне скорее подопытного, а не пациента.
По спине побежали мурашки, очень хотелось поёжиться. А ещё я подумала о том, что если есть менталисты, которые умеют читать то, что человек помнит, то зачем тогда меня пытали. Ведь я же могла с лёгкостью солгать, а моя память нет.
Понятнее не становилось, поэтому я перестала разглядывать сияющего улыбкой господина и перевела взгляд на шесса:
— Мне сказали вы ответите на все мои вопросы…
— Позже, нари, после ужина.
Жестом радушного хозяина он пригласил за стол, не оставляя мне возможности возразить. Я не стала настаивать и молча подчинилась, решив, что могу ещё немного подождать.
За ужином шесс и менталист вели беседу на темы работы мозга, научного обоснования ментальных воздействий на психику и обсуждали случаи из обширной практики господина Шариса. Я молчала и внимательно слушала. Было занимательно, кроме того, меня тоже интересовал мой собственный случай потери всех воспоминаний.
Шесс выбрал место напротив меня. Он был красив истинно мужской грубой красотой. Высокий, широкоплечий, с большими ладонями, которые, однако, не смотрелись грубо, а гармонировали со всем его телом. Двигался плавно, с животной грацией, словно бы перетекая из одного положения в другое. И распространял вокруг себя ауру уверенного в себе и держащего всё под контролем человека. В нём действительно чувствовался правитель: сильный, уверенный, умный, и, наверное, даже жёсткий.
Длинные чёрные волосы были заплетены в причудливую косу, состоящую из множества мелких косичек. Я даже позавидовала этой роскошной красоте. Ещё у него были тонкие губы, прямой нос и непроглядно чёрные глаза.
Господин Шарис сидевший справа, совершенно от него отличался. Он тоже был высоким, но худощавым, немного смуглым и имел длинные тонкие пальцы, унизанные перстнями разнообразных оттенков синего. Тёплые медовые глаза и острые черты лица придавали ему странную притягательность. Особенно, когда менталист улыбался. Улыбок он имел в арсенале громадное количество. Они сменяли одна другую, почти не покидая ярко-розовых губ, снова и снова захватывая моё внимание. Это было похоже на то, как приковывает к себе взгляд что-то жутко-опасное и оттого завораживающе-красивое.
И если шесс Хэссар покорял своей явной мужественностью и внутренней силой, то господин менталист проницательностью и умом. И своими улыбками.
Они оба привлекали к себе взгляды, но каждый по-своему.
— Господин Хэссар, — обратилась я к шессу, с трудом отрываясь от очередной улыбки Шариса, когда Тэсса наконец начала убирать со стола. — Или мне называть вас шесс?
— Нари, я бы предпочел просто Хэссар.
И обворожительно улыбнулся, обнажив в показавшейся мне хищной улыбке зубы. Легко потянулся через стол и поймал мои пальцы. Кожа его ладони была грубой и горячей. Это его прикосновение для меня было слишком интимным, и я аккуратно вытянула свою руку и спрятала её, положив себе на колени.
— Хэссар, — согласилась я. — Так, когда вы ответите на мои вопросы?
Он слегка поморщился, вопрос явно был ему неприятен, а улыбка стала немного натянутой.
— Сначала мы попробуем вернуть вам память, возможно тогда ответы станут ненужными, — он откинулся на спинку своего стула.
— А если у меня не получится? Не получится вспомнить, — неуверенно предположила я.
— Тогда я отвечу на ваши вопросы. Но господин Шарис один из лучших специалистов своего дела, — возразил Хэссар и повернулся к менталисту, — когда вы будете готовы начать?
— Хорошо бы сейчас, — отозвался тот и вопросительно взглянул на меня, — если, уважаемая нари, будет не против.
--- Осколок чужой памяти ---
Хэссар
Сегодня нари была спокойной. От вчерашнего испуга не осталось и следа.
Кшас, напугавший её в эйдосе, был потрясён и больше пойти к ней со мной не решился. Он так долго ждал, когда Лис очнется, а сейчас не мог найти в себе решимости её увидеть. Правда, теперь, когда в ней проснулась нари и она ничего не помнит, останется ли она прежней Лис?
За ужином нари сидела напротив меня, водила тонким пальчиком по краю бокала, внимательно слушала и разглядывала. Сначала меня — я старался в это время полностью сосредоточиться на собеседнике. Потом — менталиста. По его поведению было видно, что он также избегал смотреть на нари, позволяя ей разглядеть себя.
Её серые глаза часто меняли свой оттенок — от льдисто-светлого до тёмно-грозового, в зависимости от выражения лица. Она была поистине очаровательна. Глаза ли придавали ей очаровательности или она сама была такой — я не знал: не был знаком с ней раньше. Но отец всегда выбирал себе красивых женщин, а значит уже тогда она его чем-то зацепила. К сожалению, я не успел разглядеть её там, у его мёртвого тела. Советник быстро отдал приказ увести, а потом уже в ней проснулась нари.
Я отчётливо помню её зелёные глаза, затянувшие меня в свою глубину, когда я заглянул в них впервые. Выбираться из них в реальность не хотелось — хотелось остаться в этой сказке навсегда. Цвет глаз, давно ставший легендой, манил и затягивал, обещая невероятное блаженство, необыкновенную мощь и великое могущество.
Там, в подземелье, куда меня вызвали, когда нари проснулась, было мучительно больно смотреть на её изломанное, бьющееся в ознобе тело. Из камеры вынес её сам. Держал аккуратно, боясь навредить ещё больше, ненароком поранить пришедшую ко мне живую легенду. Никогда ещё я не двигался так плавно и так быстро, стремясь скорее донести свою бесценную ношу к лекарю.
Безумно злило, что я до сих пор не нашёл того, кто принёс от меня приказ начать допрос. А от мысли о том, что нари могла тогда умереть стыла кровь и где-то в груди сворачивался тугой клубок первобытного ужаса. И я снова и снова возносил хвалу Великому, оставившему нари жизнь, а мне её.
Сейчас я понимаю, почему так любили нари мои предки и почему их ждали. Это первое чувство, которое она подарила мне, заставляло хотеть спрятать её от всего мира, закрыть под замками и никому не показывать, свирепым драконом охраняя сокровище, дающее абсолютную силу.
Через несколько часов это наваждение прошло. Прошли трепет и жажда обладания. Теперь нари стала для меня просто ещё одной возможностью, правда невероятно сказочной возможностью, не только занять своё место ашеса, но и остаться в памяти потомков. Хотя признаю, что некой привлекательности она для меня не потеряла, сменив мою одержимость на заинтересованность. Мне не хотелось бы стать соперником друга, но и отпускать её я был не намерен.
Неожиданный вопрос, заданный ею менталисту, поставил меня в тупик…
Она совсем ничего не помнит…
Господин Шарис приходил каждый день и проводил сеанс возвращения памяти, который, впрочем, ничего не давал. Я садилась в кресло, он вставал позади и прижимал тонкие пальцы к моим вискам. От его пальцев разливалось приятное тепло, мир погружался в темноту. Учёный просил расслабиться и позволить памяти раскрываться самой, а мне лишь сосредоточиться на одном: детстве. Но в голову ничего не приходило. Он ласково улыбался, успокаивал и повторял, что всё обязательно получится. Просил замечать реакции тела, потому что, говорил он, мышечная память и привычки порой бывают честнее разума. Я кивала и соглашалась. А что ещё мне оставалось делать?
— Что вы чувствуете, господин Шарис, когда работаете со мной? — спросила я в первый же день.
— Ничего не чувствую. Только если эмоция была слишком сильной, могу почувствовать её, нари. Но я могу увидеть, то что вы видели и услышать то, что вы слышали.
— Всё? — я ошарашенно оглянулась на него. — Вы всё это видите?
Сердце ушло в пятки. Неужели он может узнать совершенно все мои мысли и воспоминания? Пусть их мало, но они мои.
Менталист опустил руки, из которых я немногим ранее вывернула голову.
— Всё. Но, нари, я никогда не читаю память без разрешения. Это профессиональная этика, — сдержанно ответил он.
— А сейчас…
— Сейчас мы работаем с той памятью, которая скрыта, — терпеливо пояснял учёный.
— Но как вы…
— Как различаю? Нари, что вы знаете про работу менталистов?
Шарис приподнял бровь и улыбнулся.
— Ничего… — растерянно пробормотала я.
— Хорошо, я попробую объяснить проще, — сказал он мягко. — Просто представьте, что я вижу вашу память как книги.
Менталист подошёл к книжному шкафу, который принесли лишь сегодня утром, за несколько минут до прихода учёного. Читать книги вчера мне посоветовал сам господин Шарис, и Хэссар снабдил меня ими.
-Смотрите, чтобы прочесть одну из этих книг мне не обязательно пролистывать остальные.
Он медленно вёл длинным тонким пальцем, на котором красовался сине-фиолетовый перстень, по разноцветным корешкам.
— Я просто беру нужную.
Палец дошёл до самого первого томика на полке.
— У вас она без названия, нари и не открывается. Поэтому я беру сразу её.
И менталист вытянул томик из плотного ряда остальных книг. Скользнув быстрым взглядом по обложке, протянул книгу мне.
— Это сказки, нари. Очень интересные, советую почитать…
— Сказки всех времён, — послушно прочла я.
***
Хэссар составлял мне компанию за ужином каждый вечер вот уже две недели подряд. И каждый вечер он отвечал мне лишь на пару моих вопросов, правда подробно. Почему так мало? Потому что, пояснил он, я не смогу принять всю правду сразу. Такая вот странная и нелепая отговорка. Неужели ему хочется каждый день приходить сюда? Впрочем, ответ на этот вопрос я вскоре узнала, когда Хэссар рассказал мне о том, кто такие нари и о том, что они значат для нагов.
— Нари — это частичка души Великого. И появляется нари только тогда, когда Он решает, что пора вмешаться в дела своих детей. Помочь нам, направить нас, подарить нам новое будущее… Но нари не Великий, это его помощник. И огромный, неисчерпаемый источник силы для нага.
Шесс замолчал, погружаясь в свои мысли. А может и в свою душу, прикасаясь к чему-то неизмеримо большему. Я ждала.
— Вы заметили, нари, что только у вас отличается цвет глаз? — спросил он. — У всех глаза имеют разнообразные оттенки карего, от жёлтого до почти чёрного. Давно не рождались представители любой расы с цветом глаз отличающегося от коричневого. И только у нари цвет другой — их глаза серые и могут менять свой оттенок от светло-серебристого до лилового. И становятся зелёными, когда их впервые видит наг. В этот момент он начинает чувствовать свой потенциал. Нари дарит будущее нагу, потому что, поверив в себя и собственные силы он может достичь грандиозных высот и стать Великим, вписанным в историю. Вы дарите силу, нари, и чем дольше я остаюсь рядом с вами, тем сильнее себя чувствую. Любой наг, желающий многого и готовый к действиям, будет всеми силами пытаться оставить вас рядом с собой…
Он правильно понял мой вопросительный взгляд и кивнул.
— И я. Я сделаю всё, чтобы вы остались рядом, нари. У меня слишком много желаний.
Его взгляд был тяжёлым и страшным. Таким, что по моей спине побежали холодные мурашки, и я поняла, что меня заперли. Заперли в клетку, из которой выбраться будет очень сложно. Практически невозможно. Как диковинной редкой птице за изящными золотыми прутьями. О ней заботятся, её берегут, холят и лелеют, но не считаются с её желаниями. Она лишь драгоценный питомец. Почти вещь. Нари…
На некоторые мои вопросы Хэссар не отвечал вовсе. Его «не знаю», заставляло в животе скручиваться противный клубок странного и непонятного чувства неестественности, пока я не поняла, что так я отзываюсь на его ложь. Он знает, но говорить не хочет. А правда, которую постепенно открывал мне Хэссар, пока не была ужасной и ещё не смогла разрушить мое скромное мировоззрение. Поэтому я совершенно не понимала его нежелания отвечать, но и поделать с этим ничего не могла.
--- Осколок чужой памяти –
Кшас
Каждый день я ходил по галерее, ведущей к комнате Лис. И каждый раз поворачивал обратно, не доходя до последнего поворота. Так и не набрался смелости дойти до конца, до её комнаты. Хотел увидеть и боялся, что она узнает меня, но ещё больше, что не узнает. Кто бы мог подумать: начальник тайной службы, бешеный пес шесса отчаянно трусил идти к простой женщине. Глупо? Возможно…
Только она была первой, кто смог пробудить во мне искренний интерес к себе и оттого я так страшился разочарования.
— Ты идиот, — сказал мне Хэссар, когда я в очередной раз отказался идти с ним. — Она тебя не узнает.
— Может этого я и боюсь, — огрызнулся я.
— Значит познакомишься заново, — он пожал плечами и задумчиво добавил, — она мне нравится, Кшас. Если нари и раньше была такой, я начинаю понимать тебя. И отца… Да, и подбери ей охрану из своих, я собираюсь выпустить её. Или ты сам?
Он ехидно смотрел на меня, приподнимая бровь и ожидая ответа.
— Сам, — решился я, игнорируя насмешливый взгляд друга.
Я не смогу избегать Лис постоянно. Эта встреча всё равно когда-нибудь состоится.
— Тогда собирайся, сегодня я хочу навестить её пораньше, — бросил Хэссар и не дожидаясь меня вышел из кабинета.
Войдя в комнату, я заметил изменения, произошедшие в её облике. Она стала тоньше, изящнее, а движения стали более плавными. Пока Хэссар разговаривал с ней, внимательно следил за выражением её лица, за тёмно-серебристыми глазами. И не узнавал. У моей Лис глаза были янтарными, с озорными смешинками в их тёплой глубине. Сказались обстоятельства — и она необратимо изменилась.
Конечно же меня она не узнала, как и при прошлой встрече, когда я напугал её в эйдосе. Прав был Хэссар: с Лис придётся знакомиться заново. Облегчение и разочарование от этого понимания пришли вместе и разом.
Я пропал в её взгляде, в её, вдруг ставшими зелёными глазах, когда она посмотрела на меня, следуя за кивком Хэссара. Тело налилось такой необъятной силой, что пришлось собрать в кулак всю силу воли, чтобы остановить себя от выхода в эйдос. Мощь, что сейчас разворачивалась во мне, позволяла сравнять с землей город одним движением руки. Она пела, звенела в мускулах и требовала немедленных действий. Хотелось выпустить её и упиваться ею. Я мог бы с лёгкостью удержать на своих руках весь мир и ещё немного больше.
— Кшас… — очнулся я от голоса Хэссара.
На следующий день Хэссар неожиданно пришёл ко мне сразу после обеда, вопреки устоявшимся за эти дни вечерним традициям. И так же неожиданно пригласил меня на прогулку.
— Нари… — расплылся он, в давно ставшей мне привычной, широкой и довольной улыбке.
И снова не назвал меня по имени. Я заметила, что меня никто не называл по имени. Для всех я стала нари и перестала быть собой, Лис. И пусть это имя мне было незнакомо и непривычно. И пусть я постоянно повторяла его про себя или вслух, когда оставалась одна, привыкая к нему и пытаясь себя вспомнить. Но мне очень хотелось, чтобы меня называли по имени, и этим возвращали мне меня.
— Нари, прошу… — подал мне руку шесс выводя за дверь моей комнаты
Впервые я покидала её. И мне стало страшно. Почему я не знала. Этот страх был таким же непонятным, как и тот, что возник в первый день, когда, очнувшись, я увидела нага. Наверное, потому что там, за дверью, не было ничего знакомого. Потому что там я неосознанно ждала только ужаса и боли. А комната была мне привычна. Здесь был небольшой островок безопасности. Клетка? Пусть и она. Внешний мир мне успешно заменяло море. И моря мне было пока достаточно. А что меня ждало там, снаружи? Тревога скребла по сердцу корявым, когтисто-острым пальцем. И мне пришлось собрать все силы, чтобы остаться спокойной и в панике не вцепиться в руку Хэссара.
Страх оказался напрасным. Мир за дверью ничем не отличался, только что был больше и многолюднее, оставаясь всё той же клеткой. С дополнением из внушительных нагов охраны, почти неслышно следовавших позади.
Чуть позже к нам присоединился капитан Кшас. Он бегло поздоровался, избегая моего взгляда и больше не разговаривал. Поначалу я чего-то от него ждала, чувствовала его напряжение всей кожей. Мне казалось, что он хотел что-то сказать или сделать. Но он был молчалив и безучастен, и я решила не обращать на него внимания и разобраться со своими ожиданиями позже.
Шесс тем временем рассказывал историю постройки замка. Он вёл меня неспешным прогулочным шагом, не торопя, но и не позволяя задерживаться.
— Замок построен в давние времена, правлений двадцать назад. Его строили люди ещё тогда, когда побережье принадлежало им. А потом страшная эпидемия выкосила местное население, и замок опустел. Долгое время он был необитаем, но в прошлый приход нари ашес Рагнис основал здесь гнездо, галереями и переходами соединив его с замком. У замка очень удачное расположение: здесь горы и много пещер, пригодных для жилья, удобный выход к морю. Порт и верфи находятся чуть в стороне. Сам замок практически неприступен. Когда-то здесь жил нари Эрхард, а сейчас останавливаются гости и делегации из других стран.
— Гнездо? Пещеры?
Хэссар накрыл ладонью мою руку, лежащую на сгибе его локтя.
— Мы наги, нари. Змеи. А они издревле жили в норах и пещерах.
— А я? Человек?
— Да. Вы человек. Нари появляются только среди людей. Так Великий охраняет эту расу, чтобы её не уничтожили наги. И защищали. Ведь нари может появится в любом месте, проснуться в любом человеке, среди любого сословия. Если уничтожить людей, не сможет появиться нари и постепенно выродимся и мы. Не сразу, конечно, но всё же. Мы измельчаем, живя в своих страхах и в желании угодить только себе. Нагам необходимы самоотверженность и бескорыстие, которые, кроме неиссякаемого источника силы, дают им нари. А вот самомнения у нас и так достаточно.
— Каждый нари теряет память? — после недолгого молчания спросила я. Стоило пользоваться сегодняшней разговорчивостью Хэссара.
— Нет, о таких случаях я не читал. В легендах о них не говорилось. Вы уникальны.
При этих словах он обольстительно улыбнулся и остановившись, поцеловал кончики моих пальцев. И снова пошёл вперёд, возвращая руку на место и увлекая за собой. От его улыбки и пронзающего взгляда в груди появилось странное щекочущее чувство. Словно стаи лёгких бабочек полетели в голову задевая мягкими крылышками сердце и душу. И одновременно мне стало не по себе: предвкушение, предчувствие, предупреждение. И непонятно, к добру это или к худу…
Я смутилась и, наверное, покраснела. Позади кашлянул капитан Кшас.
— А нари… — мой голос запнулся, — обязательно должны кого-нибудь убить?
-Нет. Я же говорю, что вы уникальны, — шепнул Хэссар на ухо, щёкотно обдавая его тёплым дыханием. — Единственная такая…
Я вздрогнула и прибавила шаг, стремясь уйти вперёд и скрыть своё смятение. Но шесс не позволил мне этого сделать, не отпуская моей руки и вынуждая идти, как и он, неспешно. Удерживая рядом с собой. Капитан позади шумно втянул воздух и закашлялся.
— Береги здоровье, Кшас, — не оборачиваясь сказал ему Хэссар, — ты же теперь отвечаешь за нари…
Я услышала, как капитан вполне отчетливо скрипнул зубами. Между ними что-то происходило. Ведь это мне не показалось, что Хэссар выводил капитана из себя. А я так глупо повелась.
Мы шли неспешно. В широких переходах замка раздавалось эхо наших шагов и голоса Хэссара. Плясала пыль в лучах солнца, пробивающихся в редких прозрачных вставках без искажений цвета. Хоть и населенный, замок казался одиноким и заброшенным.
Через яркие витражи огромных окон в пол солнце окрашивало галереи во все цвета радуги, создавая причудливые рисунки на полу и стенах. Придавая им сказочности и волшебства. Высокие арочные потолки, выложенные мозаикой, в картинках рассказывали о подвигах великих людей. Там летали драконы, бушевало море, бились герои с полчищами врагов.
--- Осколок чужой памяти ---
Хэссар
Хаяш и Кшас единственные на кого я мог положиться так же, как на себя — полностью и безоговорочно. И кому мог доверить безопасность нари.
Решение выпустить её и дать ей возможность вспомнить прошлое, все больше и больше казалось каким-то неправильным. Даже если хотел заслужить доверие нари. Даже если я хотел узнать что-то о смерти отца. Но я упорно прятал это чувство поглубже, стараясь больше верить доводам рассудка, чем собственническим змеиным ощущениям.
Появлялась зависть к Кшасу, который сегодня останется с ней. Поэтому я вдоволь поиздевался над ним, позволяя себе в поведении с нари больше, чем было необходимо. Он злился, но ничего не мог сделать. А я получил удовлетворение.
Нари отпускать из кабинета, от себя отчаянно не хотелось. Хотелось получить её ответ. Ещё мне нравилось её присутствие. Нравилось то, что она давала, просто стоя рядом со мной. Силу, власть, могущество. Я забывал о проблемах. Усталость растворялась в потоке энергии, которая текла от нари. В голове всё становилось ясным и понятным. Находились верные решения старых, давно неразрешённых вопросов.
Когда она вышла в сопровождении хмурого и разозленного мной Кшаса, я с сожалением повернулся к Хаяшу, провожавшему её взглядом, и приступил к делам.
Обратная дорога заняла намного меньше времени, потому что до новой комнаты идти было короче и потому что капитан шёл очень быстро. Я еле поспевала за ним.
— Капитан Кшас, я не успеваю, — окликнула я его.
Он чуть замедлил шаг, но вскоре вернулся к прежнему темпу, вынуждая почти бежать за ним.
Новые покои, где меня поселили, были гораздо больше. На еще одно огромное окно и несколько дополнительных комнат: гостиную, и три дополнительных спальни. Одну из них, самую маленькую, в которую вела дверь сразу из моей, заняла Тесса. Во второй, выходящей в гостиную рядом с главным входом, поселился капитан Кшас. Третья осталась ждать секретаря Хаяша.
— Какое-то время жить нам придётся рядом, — холодно бросил капитан.
Он бегло, но внимательно осмотрел комнаты. Потом долго вглядывался в меня. Так долго, что стало неуютно и я спряталась за дверью своей спальни. Он вышел, подзывая к себе одного из стоявших у дверей стражей.
Советом Хэссара расспросить Кшаса пользоваться не хотелось. Капитан был суров, немногословен и явно не настроен на общение со мной. Был ли недоволен тем, что ему навязали меня? Или всегда был таким? Но меня почему-то огорчала его холодность. Отчего я ждала от него тепла, нежной улыбки и радости во взгляде? И отчего я так разочарована? И почему в его взгляде я чувствовала то же самое разочарование?
А море мне и правда оставили. Теперь у меня было целых два окна, одно из которых немного приоткрывалось, впуская солёный влажный воздух и шорох волн. Рядом со вторым стояло удобное кресло, в котором я с удовольствием провела остаток дня, слушая и любуясь безбрежным полотном воды. Там же читала книгу пока не стемнело, там же ужинала, забрав со стола тарелку и забравшись в кресло с ногами.
На новом месте приснились новые сны. Совершенно неожиданно мне приснился господин Шарис.
Снилось как я медленно шла по тропинке через цветущий сад. Ярко светило солнце. Тёплый ветерок легко касался плеч и гладил волосы. В воздухе разносился нежный аромат цветов самых разнообразных оттенков. Деревья дарили тень и прохладу. Потом узкая тропинка вывела меня на небольшую полянку, в центре которой стояла ажурная, увитая лозой беседка и журчащий маленький фонтанчик, в котором плескались и блестели золотой чешуёй весёлые рыбки. Беседка звала отдохнуть и манила мягкими креслами и яркими подушками.
— Лис! — услышала я и поспешила обернуться.
Яркое солнце мешало рассмотреть приближающегося ко мне человека. Я прикрыла рукой глаза от слепящих лучей и увидела господина Шариса.
— Господин Шарис.
Я обрадованно протянула ему руку. Так, словно знала его давно и близко. Он в ответ нежно обнял за талию и поцеловал в висок. Его губы были тёплыми и мягкими.
— Я же просил называть меня просто по имени, Лис, — укорил он с грустной улыбкой и повёл в беседку. Усадил на диванчик, сам устроился рядом.
— Смотри, что я покажу тебе.
Шарис щелкнул пальцами и в воздухе повисла водяная пыль. Показалась радуга, сначала несмело, но потом засияла всеми своими цветами, становясь то ярче, то чуть светлее. Я засмеялась. Во сне мне было тепло и уютно. Так хорошо и спокойно я не чувствовала себя ещё никогда. С удовольствием я разместилась в объятиях мужчины, устроив голову на его плече. Он кормил меня сладким виноградом и показывал сказки. На радуге скакали пушистые зайцы, вышагивали горделивые олени, плавали разноцветные рыбки и летал золотой дракон.
— Лис… — прошептал он мне в макушку, и я проснулась.
В окно светило яркое утреннее солнце, рассыпая по кровати блики от стеклянных подвесок балдахина, воздушной завесой закрывающих кровать. Тихонько напевая, суетилась Тесса, занятая утренней рутиной. Сон оставил светлое и приятное послевкусие, и я с наслаждением потянулась, нежась в его отголосках. Спокойствие и уют из сна приятно грели сердце. Улыбка не сходила с моих губ пока Тесса помогала мне привести себя в порядок.
— Нари, вам приснилось что-то приятное… — догадалась она и в её глазах блеснули смешинки.
— Да… — довольно зажмурилась я.
Наш безмятежный мирок нарушил господин Шарис, уже не из сна. Он пожаловал сегодня очень рано, как раз к завтраку. Улыбаясь одной из своих многочисленных и загадочных улыбок, менталист заглянул мне в глаза.
— Я хочу изменить время наших встреч. Перенести сеансы лечения на утренние часы. Думаю, в вашем случае так будет лучше. И надеюсь составить вам приятную компанию за чашечкой кофе, Лис.
Я замерла, когда он назвал меня по имени. Произнес его тем же нежным тоном, что и во сне. Словно мы давно и близко были знакомы. И завороженно смотрела на него, зачарованная всего одним сказанным словом. Очнулась только когда Шарис позвал снова:
— Нари?
Сегодняшний сеанс ничем не отличался от предыдущих. Память не возвращалась. Никаких изменений: привычная пустота, очередные обещания, что все непременно получится, стоит лишь продолжать лечение. Только в самом конце, убирая свои руки с висков, менталист, словно ненароком, огладил пальцами мою щеку. Я удивлённо посмотрела на него, а он тепло улыбнулся в ответ.
Капитан Кшас, сидевший всё это время неподвижно в одном из кресел гостиной, резко поменял позу. А я поспешила попрощаться с учёным
--- Осколок чужой памяти ---
Хаяш
Идти в спальню отца не хотелось. Не хотелось и вести туда нари. Но идея Хэссара вернуть её воспоминания меня увлекала. Как и желание поскорее разобраться во всей этой истории. Кто же ещё решил избавиться от папочки?
Но и огорчать нари не хотелось. Мы с Кшасом знали больше, чем она сама о себе помнила. Как примет она это знание о себе?
А её улыбка вдохновляла. Хотелось уйти в свою комнату и начать рисовать. Такого вдохновения я не чувствовал давно и уже начинал задумываться о том, что моя жажда рисования была простым, ничего не значащим увлечением. А сейчас в руках мне не хватало кисти. Девственно чистый холст ждал и манил меня в комнате, где оказалось идеальное освещение. Я уже знал, что буду писать: нари. Её образ, который я увидел впервые, отпечатался в моей памяти и просился наружу. Хотелось поделиться им со всем миром и рассказать о том, какая она на самом деле. Хотелось подарить миру легенду, которая снова пришла, чтобы появился великий наг и изменил историю: Великий ученый, Великий художник, Великий правитель, Великий воин…
Кшас, друг моего старшего брата, странно настороженно относился к ней. И я совсем не понимал его поведения, хотя знал, что и он уже получил приветственный подарок, заглянув в её зелёные глаза.
Утром я слышал, как он угрожал менталисту, работающему с нари. Кшас требовал рассказывать ему всё что было в её голове. Менталист твердо отказывал, ссылаясь на профессиональную этику.
— Ты всё равно читаешь её мысли, — напирал Кшас. — Всё равно докладываешь. Мне нужно знать больше. Всё, о чём она думает.
Ученому, наконец, надоело спорить, и он, резко развернувшись, ушёл. А я смотрел на злого Кшаса и не мог понять, чего он всё же от нари хочет.
Коридор-тоннель, ведущий к крылу ашеса был оцеплен, стояла стража. Но нас сразу пропустили. Стоило подойти ближе как воины одновременно склоняли перед Хаяшем головы и вытягивались перед Кшасом в струнку. И привычно на несколько мгновений замирали передо мной.
В длинный и пустынный тоннель выходило несколько дверей.
— Ашес умер в спальне, — сказал Хаяш, и сразу уточнил, — вернее, это там его нашли мертвым.
Он открыл одну из дверей, пропуская вперед Кшаса. Мы вошли в тёмную спальню. Капитан лёгким, почти неуловимым движением руки зажёг светильники, огляделся, и мне показалось, что он даже принюхался.
— Никого не было, — бросил он Хаяшу.
Я ожидала увидеть что-то, что смогло бы пробудить во мне забытые воспоминания, но к моему разочарованию, комната оставляла только пустоту. Спальня ашеса не представляла собой ничего интересного или знакомого. Спальня как спальня. Тёмные тона. Лёгкий полумрак. Отличалась она только кроватью. Поистине огромной, наполовину заваленной подушками.
— Ашес Азхар предпочитал эйдос, — пояснил Хаяш.
Он внимательно следил за мной, за выражением моего лица, желая заметить первые признаки моих воспоминаний.
Я шагнула к кровати, теперь оправдывавшей свои внушительные размеры. Рядом с ней на ковре темнело пятно.
— Кровь, — кратко бросил Кшас.
— Как он умер? — спросила я.
— В сердце всадили кинжал. Лекари говорят ещё про яд и следы на шее. Если хотите спросите у них, вам расскажут подробнее. Я распоряжусь.
— И до сих пор не известно кто это сделал?
— Всему свое время… — Хаяш неслышно встал за спиной, — вы что-нибудь вспомнили, нари?
— Нет. Эта комната мне ни о чём не говорит — разочарованно вздохнула я, ещё раз оглядев её.
Подошла к креслу у кровати, провела ладонью по его спинке.
— А почему я была тут? Что я здесь делала?
Мне не ответили. Я оглянулась на мужчин. Казалось мой вопрос поставил их в замешательство. Кшас отвел взгляд и напряг скулы, отвернулся. Немного помолчав, заминаясь и почёсывая переносицу, мне ответил Хаяш:
— Как бы это сказать… Занимались укреплением дипломатических отношений…
Потом он посмотрел мне прямо в глаза:
— Вы ему приглянулись, нари.
Горячая волна внезапного понимания и стыда поднялась и ударила в голову, заставляя отвернуться. Открытие ошеломило.
— Приглянулась? Я? Как?..
Молчание, повисшее в спальне, было красноречивее слов.
— Я была не против?
Мой голос дрогнул. Я вдруг вспомнила как не хотел отвечать мне Хэссар. И, с замиранием сердца, ждала ответа Хаяша.
— Насколько я знаю, нари, вы сопротивлялись.
— Но почему тогда…
Я не знала, как сказать дальше. Глаза бегали с места на место, с Хаяша на Кшаса и обратно, руки нервно сжимали подол платья. Когда Хаяш ответил, мне даже почудилось сочувствие в его голосе.
— Ашес не особо замечал такие вещи. Обычно все соглашались. Возможно, он думал, что это такая игра. Кроме того, он получил согласие вашего отца.
Ещё одна неприятная правда заставила растеряться в недоумении.
— Как отца? Он был… согласен?
Тишина была мне ответом. Мужчины молчали, а я тихо, больше, наверное, себе самой пробормотала:
— Так радел за интересы государства? Или настолько не любил меня? И где он сейчас? А зачем я вообще приехала?
Отца я не помнила, как и всю свою прошлую жизнь. Странно, что упоминание этого странного человека, оставившего дочь в змеином логове, не разбудило к нему никаких эмоций. Ни хороших, ни плохих. Ни злости, ни ненависти. Я же должна была к нему что-то чувствовать?
Проклятая память…
Проклятая поездка. Зачем же я сюда приехала? Что меня так гнало из дома?
— Он уехал, а вас ашес заставил остаться, — Хаяш проигнорировал остальные вопросы. — Он выкупил вас… Простите, нари…
Выкупил… Выкупил… Одно единственное слово билось в голове, выгоняя остальные мысли. На глаза начали наворачиваться слезы. Я подняла голову, не давая им скатиться. Хаяш молча стоял рядом. Я была благодарна за молчание, мне нужно было время, чтобы принять это странное, несправедливое, невозможное положение вещей.
— И теперь я… — правильные слова не подбирались, а в горле стоял комок горечи, не давая ничего сказать вслух.
— Теперь вы нари, — быстро ответил Хаяш. — Со смертью ашеса эта… сделка… прекратила свое существование.
Я отвернулась, пытаясь собраться с мыслями, которые от эмоций, что меня сейчас переполняли, разлетелись испуганной стайкой птиц. Обида, злость, бессилие, отчаяние, страх. Узнавать о себе такие подробности было неприятно. И чтобы не смотреть ни на кого и немного успокоится я пошла вдоль стен изучая обстановку. И снова ничего интересного или знакомого. А возможно просто всё проходило мимо меня и моего сознания.
--- Осколок чужой памяти ---
Кшас
— Это была не первая ваша ночь вместе. Он не выпускал вас из своих покоев, — неожиданно зло ответил Хаяш.
Я снова представил её с ашесом и когти, удлинившись против моей воли, с хрустом вспороли обивку подлокотника. В крови запылал, утихший огонь, яростной волной ударив в голову. Я закрыл глаза и медленно выровнял дыхание. Спокойно, Кшас, спокойно. Хорошо, что она, погрузившись в себя, ничего не заметила.
Зря… Зря мы привели ее сюда. Не стоило… Но я видел, как она хотела всё вспомнить и поэтому не стал спорить с Хаяшем. Только, Великий, как же я хотел уберечь её от таких воспоминаний. Лучше бы ей не знать.
Позволив прийти в себя, Хаяш неспешно прогуливаясь, вёл меня обратно. Капитан неслышно шёл позади. Чтобы немного отвлечься от прошлого разговора о себе я расспрашивала об ашесе:
— У ашеса было много женщин?
— Да, одновременно он мог иметь одну постоянную любовницу и несколько других, временных, — поморщился Хаяш, осуждая то ли самого ашеса, то ли его поведение, то ли мой вопрос.
— Любвеобилен… — я горько усмехнулась, это уже сыграло со мной злую шутку.
— После смерти ашеса кому достанется всё его имущество? Ведь он же был богат? — спросила я из простого любопытства.
— Невероятно, — усмехнулся секретарь, — основная часть отойдёт тому, кто станет следующим, часть останется на содержание жены и дочерей, если такие есть.
— А есть?
— Жена и сын.
— Понятно. А что получают любовницы?
— Как и везде ничего, нари. Только то, что им дарит сам ашес. Но обычно он ничего никому не дарил, считал, что и так уже одаривает нагайн своим вниманием.
— Настолько был самодоволен?
— И похотлив, — с тихим смешком Хаяш, подтвердил мои недавние слова. — Многие искали его внимания, жаждали оказывать влияние на него через постель. Но просчитывались. Ашес не терпел, когда им манипулируют. Брал своё и быстро менял любовницу на следующую.
-Вы говорили он был женат?
— Леди Криста была его женой. Теперь, как вы понимаете, вдова. Хэссар — его единственный законный сын. Его и леди Кристы. Вы непременно с ней встретитесь, нари. Она уже проявляла любопытство, но шесс просил её пока не приходить к вам.
При упоминании леди Кристы Хаяш тепло улыбнулся. В отличие от того, каким тоном он говорил об ашесе, сейчас в его голосе слышались теплота и нежность. Видимо, с ней он был в хороших отношениях.
— А почему он просил не приходить? Они не ладят друг с другом?
Хаяш удивленно посмотрел на меня и возразил:
— Нет, что вы, леди Криста без ума от сына. Просто Хэссар бережёт вас. Я удивлён, что он вообще вас выпустил. Я бы так не сделал. Спрятал бы ото всех и оставил себе, — он усмехнулся и оценивающе оглядел меня сверху вниз.
— Вы? Не выпустили бы?
Я была удивлена его словами и его взглядом, который заставил поёжится. И в свою очередь внимательно оглядела Хаяша. У меня сложилось о нём совершенно иное впечатление: он показался мне мягким и обходительным. Но сейчас его всегда лёгкая улыбка стала звериной и хищной. Совсем такой же как у Хэссара.
— А что? — спросил он насмешливо, — я кажусь вам слабым и добрым? Ах, нари, вы совсем не знаете меня… И нагов… Будьте осторожны, когда выходите из своих покоев. Сейчас вы будете встречать и знакомиться со многими, прошу, не делайте поспешных выводов о нагах при первой встрече. Змеи хитры и коварны. Лучше спрашивайте о новых знакомых меня или Хэссара или Кшаса.
Хаяш предложил мне локоть. Не дождавшись моего ответа, он сам взял меня за руку, вынуждая опереться на него. Я, занятая своими мыслями, не успела ответить на его предложения, но отказываться и забирать руку не стала, послушно пошла рядом. Он довольно улыбнулся.
Когда он перестали попадаться его знакомые, с которыми он постоянно здоровался, я стала расспрашивать дальше. Хаяш подробно отвечал на все мои вопросы.
— Как узнали о том, что ашес умер?
— Хэссар пришёл к отцу по делу и застал его уже мёртвого и вас рядом. Больше в покоях никого не было. В его спальню вообще могли входить лишь личный слуга и члены семьи, да и то лишь в его присутствии…
— И любовницы, — продолжила я.
— И любовницы, — согласился Хаяш и вдруг остановился. — Кстати о них, госпожа Хариса…
Он повернулся к красивой девушке, легко идущей нам навстречу. Я с любопытством разглядывала её, стараясь спрятать излишний интерес. Это была первая нагайна, с которой меня познакомят. НЕ считая Тессы.
Госпожа Хариса была ослепительно красива. Чёрные длинные волосы, часть которых была уложена в высокую замысловатую прическу, а оставшиеся густой волной рассыпались по спине. Тёмно-карие глаза опушены длиннющими ресницами. Чувственный рот с пухлой верхней губкой. Тонкий изящный носик. Она была красива, знала о своей красоте и умело её преподносила. Двигалась плавно и грациозно, показывая достоинства в виде тонкой талии и пышной груди. Уверенная в себе красавица. По сравнению с ней я была бледной невзрачной молью.
— Здравствуйте, секретарь Хаяш, капитан Кшас. Как ваши дела?
Улыбалась она тоже ослепительно. Но смотрела только на Кшаса, казалось, что и её вопрос, и яркая улыбка предназначалась ему одному.
— Благодарю, госпожа Хариса. Позвольте познакомить вас с нари.
Нагайна посмотрела на меня тем взглядом, которым женщины оценивают соперниц, мило улыбаясь при этом.
— Хариса, — она протянула мне руку, вынуждая приветствовать её и оставить Хаяша.
— Элисара.
Хариса мою руку не отпустила, укладывая на сгибе своего локтя и ведя за собой. Я молчала и ждала, что она будет делать дальше.