Когда-то мир был гибким. Его можно было переписать.
Не в метафорическом смысле — буквально. Первые Авторы, те, кого позже назовут богами, правили не законами, а строчками. Они вписывали горы между морей, стирали целые эпохи, меняли правила физики на ходу.
Но потом что-то пошло не так.
Возможно, они перестали понимать собственное творение. Возможно, сама реальность восстала против их правок. Или, как гласят запретные тексты Архива, новые авторы нашли старую книгу и решили, что прежние хозяева мира допустили ошибку.
Так или иначе — богов стёрли, как ненужный абзац. Но даже после этого остались осколки. Кости, не превратившиеся в прах. Глаза, не утратившие взгляд. Голоса, не забывшие слова.
Их назвали реликтами.
Одни из них просто артефакты с необъяснимыми свойствами. Другие нечто большее: обломки сознания тех, кто когда-то правил этим миром. Они не мертвы. Они ждут. Потому что знают: если собрать осколки воедино, текст снова можно будет изменить.
Я — сборщик. Инструмент в руках Архива. Я умею искать реликты, извлекать и доставлять в целости и сохранности. Это моя работа. Призвание, если верить Архивариусам...
Хотя теперь я готов поверить во что угодно. Потому что видел, как реликты шепчут. Как они меняют тех, кто к ним прикасается. Как смотрят на меня — будто узнают.
Класс угрозы: 2 (нестабильный, потенциально опасный при прямом контакте)
Внешний вид:
Карманные часы из чернёного серебра, циферблат лишен часовой и минутной стрелок. Единственная стрелка — секундная, способная менять направление, скорость и ритм движения. На внутренней стороне крышки выгравирована надпись: «Время видит тех, кто не смотрит».
Свойства:
Аномальное течение времени: В радиусе пяти с половиной метров вокруг часов возможны локальные временные парадоксы: замедление, ускорение или «откат» событий на 5–10 секунд. Эффект усиливается при физическом контакте.
Происхождение:
Первоначальный владелец — астроном-любитель Леонид Дорофеев, который, судя по всему, был поглощён другим реликтом.
Текущий статус:
Похищены бывшим служителем Архива (инициалы С. В.).
Последнее известное местоположение: камера хранения на центральном вокзале (зафиксирована аномалия).
Рекомендации:
Извлечение — только в свинцовом контейнере.
Запрещено использование оптических приборов для наблюдения (увеличивает риск временного разрыва).
Контакт с объектом разрешён исключительно для Сборщиков 3-го уровня и выше (утверждено Архивариусом №4).
Примечание:
С.В. оставил на рабочем компьютере открытый текстовый файл: «Они показывают не время — они показывают дыры».
Извлечение объекта поручено сборщику с позывным «Ключник».
Конец отчёта.
***
6:47 утра.
Я открыл глаза за несколько минут до назначенного времени — тело давно превратилось в живой хронометр и теперь отмеряло часы точнее любых механизмов. А будильник... Он не звонил уже почти два года.
Первым делом кофе — обжигающий, как дыхание пустыни и горький, словно воспоминания, от которых не спасает даже время.
Пока вода закипала, я проверил снаряжение. Свинцовый контейнер — небольшая круглая шкатулка с завинчивающейся крышкой, и мудрёным замком. Перчатки с напылением, уверяют, что в них можно прикасаться к реликтам без опасений, но верится с трудом. Браслет-логгер заряжен на 87%, но для простого извлечения хватит и половины.
За чашкой кофе я бросил взгляд на стену, покрытую глубокими трещинами. Мелкие, аккуратные, будто шрамы. Одна за каждое выполненное задание. Подарок от моей первой «находки» — сколько ни замазывал, они вновь проступают, словно стремятся быть замеченными.
10:03 утра.
Дождь настырно стучит по козырьку над входом в здание вокзала, смешиваясь с гулом динамиков, объявляющих отправление поездов. Я прошел мимо касс, мимо зала ожидания, мимо усталых лиц. Моя цель была в подвале. Старые камеры хранения, те что уже не значились даже на схемах.
Дверь в подвал скрипнула, будто протестуя против вторжения. Воздух внутри был спертым, пропитанным запахом ржавого металла и сырости. Свет от одинокой лампы мерцал, отбрасывая дрожащие тени на ряды железных ящиков.
Ячейка №47.
Замок поддался после третьей попытки. Я тут же отвёл взгляд в сторону — крышка часов была распахнута, секундная стрелка билась в конвульсиях.
Они, казалось, были живыми. Серебряный корпус слегка пульсировал, словно дышал. Единственная стрелка дергалась, замирала, потом резко перескакивала на несколько делений вперед, иногда назад.
Смотреть на них напрямую настрого запрещалось. Прямой взгляд — это контакт. Контакт — это риск. С такими штуками вообще лучше трижды перестраховаться.
Перчатка отозвалась странной вибрацией, кожа под ней заныла — не боль, а что-то глубже. Ощущение, будто кто-то провел пальцем по моим воспоминаниям, перелистывая их как страницы.
Я положил часы в контейнер. Замок щелкнул.
10:37
Дождь резко усилился, и мне пришлось забежать в привокзальное кафе. Что ж, раз так, можно выпить чашку кофе — отпраздновать удачное извлечение, которое сулит не плохую прибыль. Черный. Без сахара. Пока ждал, провёл пальцем по контейнеру. Стрелка билась в яростном протесте, и это ощущалось даже сквозь свинец.
Внезапно запах кофейной гущи сменился резким запахом больничного антисептика. Перед глазами поплыли белые стены, мерцающие лампы дневного света, капельница у изголовья койки...
— Илюх, не делай такое лицо, — раздался знакомый голос.
Я тут же обернулся. Аня.
Она лежала на больничной кровати, бледная, но улыбающаяся. На тумбочке — та самая книжка, которую она читала перед операцией. "Большое сжатие".
— Все будет хорошо, — сказала она, протягивая руку.
Я автоматически потянулся в ответ, но в этот момент мир снова перекосило.
10:21
Я стоял в подвале, обхватив голову руками. Часы жгли ладонь.
Я скинул перчатку и сжал их в кулаке, чувствуя, как металл впивается в кожу. Из дальних уголков памяти начал всплывать новый образ – скамейка в парке.
Там, где мы сидели перед тем, как её положили в больницу. Где она смеялась, говоря, что после операции, наконец, уговорит меня правильно улыбаться, позируя для её картины. Где я в последний раз видел ее настолько живой.
Часы снова дернулись в моей руке.
Я понял — они не просто показывают время. Они показывают мое время. Самые важные моменты. Самые болезненные.И теперь они хотят, чтобы я прошел через них снова.
Я стоял на краю парка. Осенние листья шуршали под ногами, знакомый до боли звук. Впереди виднелась наша скамейка. Аня сидела там, закутавшись в мой старый свитер. Я столько раз порывался его выкинуть, но она объявила его своим собственным достоянием, и мне пришлось сдаться.
"Илюх, идёшь или как?" - её голос донёсся сквозь шелест листвы.
Ноги сами понесли меня вперёд. Каждый шаг давался с трудом, будто я шёл по дну океана. Но я должен был дойти и ещё хотя бы раз прикоснуться к ней.
Солнце пробивалось сквозь рыжие кроны деревьев, играя бликами на её лице. Она улыбалась, прищуриваясь от света, и в этот момент я забыл, что это всего лишь воспоминание. Забыл про часы в кармане. Забыл про Архив.
— Опять опоздал, — Аня протянула мне термос с чаем. - Как обычно.