Глава 1

- Детка, ты готова? – слышу голос Андрея, а сама не могу перестать массировать кожу головы.

Боль… невыносимая, распирающая. Она оказалась такой внезапной и сильной, что я не в состоянии ему ответить сразу, просто молчу, слыша его шаги за дверью.

Муж заходит в ванную, где я до этого наносила макияж и вижу в зеркало, чуть приоткрыв глаза, даже чувствую его недовольство.

- Серьезно, Ви? – смотрит на запястье, где красуются его любимые часы, которые я подарила ему четыре года назад.

- Прости, родной, - даже говорить тяжело, язык словно распух у меня во рту. - Я сейчас. Просто…

- Просто это важный для меня вечер, а тебе плевать.

Срывается, как бывает часто в последнее время.

- Да нет же, голова внезапно стала болеть. Прямо бьет в затылок и… - пытаюсь объяснить, но все, что его сейчас волнует – это вечер в книжном издательстве.

- Виорика, наше такси приедет через три минуты.

Превозмогая боль опускаю руки и тянусь к аптечке. Запиваю обезболивающее водой и улыбаюсь ему.

- Я же говорила, что это просто внезапный болевой импульс и он пройдет.

Мои ладони потеют.

- Напугала, - обхватывает меня за талию и целует, а я ощущаю, что долго так не протяну, если таблетка не подействует в скором времени.

- Поехали?

- Ага.

Сплетаем пальцы рук и выходим из квартиры.

По дороге на вечер, Андрей, не умолкая, рассказывает, насколько важно ему сегодня насытиться атмосферой. Чтобы новая книга, которую он мечтает, начать в скором времени стала его вторым триумфом в мире печатных изданий, как четыре года назад первая.

Я помню, как сейчас, когда он попал в бестселлеры, безызвестный автор. Он просто ворвался и заявил о себе на всю страну. Такое удавалось мало кому, но он смог. Проходя сквозь жесткую критику и чеканя себя, закаляя, мой любимый выстоял и по праву заслужил свою славу.

А я уж и словами не могу выразить своего восхищения и гордости за мужа.

Правда потом, слава стала угасать, а те, кто полюбил своего автора, стали требовать новую книгу. Это разумно.

Издатели начали намекать на время, что в скором времени публика воздвигнет на пьедестал другого писателя и про него вовсе вспоминать не будут.

Время шло, а белые вордовские листы оставались чистыми.

Я пыталась поддерживать Андрея как могла, по-своему, по-женски. Но зачастую становилась лишь раздражительным элементом. Это обижало, но я хотела быть терпеливой. Показать, как сильно я его люблю, и что всегда буду рядом.

Он понимал, что перегибает палку. Извинялся.

Между нами, то воцарялась совершенная идиллия, то абсолютно красноречивое молчание.

Он часто повторял: «Я чувствую… Скоро меня пронзит идеей. Вот увидишь, милая».

«Не сомневаюсь родной», - отвечала я и верила, что так произойдет. Если не сегодня, то завтра обязательно.

Это действительно ощущалось в каждом дыхании. Словно еще один вздох до идеи. Миллиметр и она ворвется, пронзая собой его насквозь.

Но затишье оказалось длительным. И я видела, как он порой сдается. Его сильно ранили новые имена, которые выходили из тьмы безызвестности как когда-то он. И я боялась, что он однажды уйдет в эту тень самостоятельно.

Приехали к семи на место празднования. Сегодня юбилей крупного и весомого издательства. Вылезли из машины и тут же попали в обзор его менеджера.

- Андрей, Виорика, рада вас видеть. Отлично выглядите.

- Добрый вечер, Анна.

Женщина она приветливая, но очень требовательная. Иногда я ее ненавижу, хотя знаю, что она пытается помочь моему мужу написать книгу, и все же… ненавижу слегка за ее напор.

- Проходите. Скоро будем начинать.

- Благодарим.

Вошли внутрь здания и попали в историю. Сегодня их банкетный зал, который я помнила смутно, стал настоящим музеем.

- Осмотрись тут, я сейчас, - шепнул муж и отправился к какому-то мужчине.

Несмотря на то что я всегда была далека от мира издательств, я любила сами книги. А уж историю тем более.

Этот вечер идеальный для поиска вдохновения, милых и приятных бесед в не менее приятной компании людей.

Писателей считают слегка сумасшедшими людьми, которые порой живут в своем мире. Правда ли это? Да.

Но это сумасшествие определенно сексуальное и соблазнительное.

Когда я впервые познакомилась с Андреем, я пришла в восторг после первого же слова, которое он мне сказал.

Это было семь лет назад и до сих пор, я восторгаюсь своим мужем.

Головная боль, которая уже почти прошла, все еще пульсировала где-то там и приносила дискомфорт. Помогали разговоры с некоторыми знакомыми людьми, поедание закусок и шампанское.

- Вика, - слышу свое сокращенное имя и оборачиваюсь.

Глава 2

Когда мы возвращаемся домой, я еле держусь на ногах. Боль одолевала весь вечер волнами. То полностью исчезала, то появлялась на пару секунд и растворялась, словно и не было.

- Ты в порядке? – Андрей подходит ко мне, когда я уже полностью обнаженная решаю принять быстрый душ.

- Да, - отвечаю, накрывая его ладони своими, когда он меня обнимает со спины.

- Спасибо, что была со мной на этом вечере.

Его голос становится более томным и сексуальным, но я на сегодня просто неспособна на что-то.

- Родной… прости, я не могу даже пошевелиться, - останавливаю его руки, которые уже ласкают кожу живота.

- Снова разболелась голова?

- Да. Я хочу принять душ, таблетку и лечь спать.

- Конечно, - губы мужа опускаются на плечо и дарят нежный поцелуй. – Тебе что-нибудь нужно?

- Сделай, пожалуйста, чай.

- Хорошо.

Я остаюсь одна возле душа и тру слабой рукой лоб, на котором выступила испарина.

Когда я выхожу из ванной, у кровати на моей тумбе уже стоит маленький поднос, где стоит чашка чая, а муж раздевается.

- Полегче?

- Немного. Спасибо за твою заботу, - улыбаюсь и заползаю под одеяло с ногами, облокотившись спиной на мягкое изголовье для удобства.

Андрей подходит ко мне и поцеловав в губы, говорит, что любит, затем скрывается за дверью ванной.

Чай выпиваю быстро. И пока моя голова не болит, я не хочу вставать и идти за таблеткой. Поэтому ложусь и неожиданно для себя быстро засыпаю.

Утром я уже совершенно новый человек.

Сегодня суббота и потому я проснулась не по будильнику. Однако всегда любящий понежиться в кровати муж, уже где-то в квартире, а не рядом со мной.

Натянув халат, я бреду по небольшому коридору и останавливаюсь у дверей кабинета. Затем стучу и вхожу внутрь.

Картина маслом.

Он спит в кресле. Ноутбук открыт и уже выключился. Блокнот для записи идей и «прорисовки» персонажей лежит на животе, ручка у ног валяется.

Я точно помню его рядом ночью. Значит, он приходил просто полежать рядом, а потом снова исчезал.

Я подхожу ближе и, собрав весь его писательский инвентарь, смотрю на мужа, лежащего с запрокинутой головой, отчего его шея будет болеть весь день, а я сделаю не один массаж.

Он такой красивый. С щетиной, покрывающей его красивые, чуть впалые щеки.

Я давно уже признала тот самый, неоспоримый факт – у меня не было ни единого шанса устоять против его настоящего шарма и красоты.

Не только физической. Я вообще думала, что мне нравятся парни - блондины. Первый мальчик, в которого я была влюблена, был белее первого снега.

А потом, появился он… И в свои двадцать я не видела никого мужественней и ярче, чем он. Именно так. Он был ярким, иным с этими почти черными глазами, самого темного и горького кофе. Он был совершенством. Но тогда это было все, что я видела.

Затем я поняла, как ошиблась в своих суждениях. Потому что стоило мне узнать мужчину ближе, я раскрыла все его стороны. И тогда, оказалась в плену. Самом коварном и нужном мне.

Я не думала, что вообще способна на такие чувства. Даже сейчас, спустя семь лет я познаю их глубину. Я двигаюсь дальше, раскрывая свою любовь к мужу.

Моя улыбка становится шире, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать Андрея, прежде чем разбудить, но он резко открывает глаза и хватает меня за талию, опуская на свои колени боком.

- Попалась? – смеется и я визжу что есть мочи.

- Боже… - бью его по плечу, утыкаясь в шею носом, обнимая. – Напугал, сумасшедший.

- Признайся, ты наблюдала за тем, как я сплю, чтобы наброситься с поцелуями или задушить?

- Сейчас я уже сомневаюсь в том, что это было ради поцелуев.

- Я так и знал, - чувствую, как дрожит его грудная клетка, и расслабляюсь, почти полностью распластавшись на муже.

Приоткрываю глаза и смотрю в окно, которое пропускает солнечный свет этого прекрасного майского утра.

- Давай сегодня позавтракаем где-нибудь вне дома? – спрашивает Андрей, поглаживая мою спину.

- Согласна, - лениво отвечаю и снова приподнимаюсь по его телу вверх, цепляя губами шею. - Во сколько ты упал на стол лицом? – трусь носом по его щеке и морщусь от того, как она колется.

- Без понятия, - его тело напрягается, но я вынуждена спрашивать это, чтобы показать ему, как сильно я поддерживаю его, но забочусь. Он мужчина, но он ребенок. - Исписал половину блокнота, но все это не то.

Я упираюсь подбородком в его грудь и рассматриваю его открытую обзору шею и яремную впадинку, прежде чем задать свой вопрос.

- Ты позволишь мне прочесть твои тексты?

- Нет. Ты ведь знаешь… - тут же отнекивается, но прекрасно понимает, что лучше сделать, как я говорю.

- Знаю, - обхватываю его лицо ладонями и смотрю прямо в черные глаза, самые любимые омуты моей души. – Но я не только твоя фанатка. Я твоя жена, я твой друг и твой напарник. Твой зритель и слушатель, а еще твой строгий судья.

Глава 3

Когда мне вручили баночку для анализов и тест я даже посмеялась.

- Видишь? – показываю маме, уходя из кабинета в процедурную. - Всегда начинается с теста на беременность. Почему в таком случае говорят, что беременность не болезнь?

- Иди уже юмористка, - мама улыбнулась и взяла мою сумочку.

Конечно, анализов потом было еще очень много. И нет, мой тест гордо красовался с единственной малиновой линией. Почему-то даже стало грустно. Но все по плану.

Не то чтобы я не была готова прямо сейчас, просто… я не чувствую, что пришло мое время стать мамой.

Может, это у меня от родной матери передалось?

Я задумалась всерьез об этом впервые именно сейчас, когда мы с моей приемной мамой ехали домой.

Ведь не просто так родная оставила меня в роддоме?

- О чем думаешь, Виорика?

- Да так. Размышляю о детях. Как думаешь, я не готова к детям, потому что сама из детдома и мне как болезнь передалось это от нее на генном уровне?

- Твой рот давно нуждается в тщательной обработке мылом и хлоркой прополоскать, - строго отвечает.

- Я серьезно, ма.

- Я тоже. Откуда такой бред в твоей голове?

- Я не знаю. Та полоска меня расстроила неожиданно. Ты знала, что я впервые сделала тест на беременность?

- Конечно, я знала. У тебя был один мужчина всю твою половую жизнь. Я знаю о тебе все.

- Ты права. Ладно, ждем результаты. Но мне не понравилось, как на меня смотрел врач, - рассказываю ей о своих ощущениях.

- Что это значит?

- Не знаю. Он будто что-то хотел сказать, но не решился. Тебе это не показалось таковым?

- Не надумывай.

- Ты права. Ладно, моя остановка. Люблю тебя, - обнимаю ее и быстро выскакиваю в раскрытые двери, услышав в ответ, что она меня тоже.

Когда я вхожу в квартиру, я сразу понимаю, что муж в творческом процессе.

Тишина абсолютная. А в его кабинете до сих пор закрыта дверь.

Он так делает, когда на него находит какая-то реалистичная мысль, которая может выгореть во что-то совершенное.

Поэтому не пытаясь его прервать, я переодеваюсь. Отправляю одежду после улицы в стирку и бреду на кухню.

Убираюсь там, мою плиту и складываю грязную посуду в посудомойку. Цикл запускается, а я готовлю нам с мужем пасту с креветками, которые купила, пока шла домой через супермаркет.

Два дня ожидания результатов не длились вечность. Андрей пребывал в состоянии какой-то саморефлексии и пропадал в своем кабинете, к чему я привыкла. Изредка он выходил поесть, вспоминая об этом только от невыносимого чувства голода, и уходил снова.

К тому же у меня самой было достаточно работы.

Ехать за результатами я решила одна в свой обеденный перерыв.

Мужчина, долго тянул и рассматривал бумажки. Может, из-за возраста он так долго соображал.

Полагаю ему, как и мне не более тридцати.

- Там что-то не так? – с улыбкой спросила, но в ответ получила взгляд, далекий от веселья.

Ладно.

Наконец, он опускает бумаги и сложа руки перед собой смотрит на меня.

Это ожидание убило во мне любые эмоции. Потому что… витало что-то такое в воздухе. С приторным запахом боли, жгучего горя.

Я вдруг задумалась, как много всего повидали эти стены, обычного на вид кабинета?

Присоединюсь ли я к этой истории об отчаянии и горечи?

- Виорика, кое-что в ваших анализах и симптомах поставило под сомнения ранее предполагаемые заключения.

- Ладно. И что это значит?

И тут, по его вздоху и тому, как он отвел глаза, я поняла, почему он никогда не отвечает сразу. Он ищет слова.

А их ищут только в том случае, если ты просто не в состоянии сказать напрямую.

Для счастья слов не ищут. Его просто испытывают.

Для боли… этих слов вообще не существует.

Даже слово "боль" не опишет это самое чувство.

- Говорите как есть, прошу вас.

- Что ж… Я не смогу поставить диагноз без полного обследования.

- Мне казалось, что вы его уже провели. Разве нет?

- Мы провели лишь малую часть проб, чтобы понимать, в какую сторону нам двигаться. Этот путь на данный момент выявлен. Но даже он имеет несколько ответвлений.

Внутри засосало под ложечкой. Голова, разболевшаяся с утра, стала снова давать о себе знать. К тому же сегодня было сложно с солнечным светом. Он приносил слишком сильную боль и дискомфорт, что хотелось укрыться в квартире и не выходить никуда.

- Хорошо, я вас слушаю.

- Я настаиваю на МРТ головного мозга.

- Что? Головного… Стойте, что… я не понимаю.

Глава 4

Провалявшись до самого вечера на диване, я не смотрела ни одного кадра фильмов, что шли один за другим.

Зато память бурлила, словно лава. Точечно, словами, передавая всю суть этого дня.

Мне ведь еще даже двадцати восьми нет. Как такое возможно? И ладно бы шанс на операцию, шанс хоть на что-то… А у меня нет ни того ни другого.

Отсюда я вспоминаю редкие помутнения в глазах. Светобоязнь. Боли, которые вспышками накрывают.

И что делать? Что вообще делают люди, которым отводят на жизнь не больше года?

Лезть на форумы было страшно. Сейчас, пока я не проговорила ничего вслух, это казалось далеким. Но как только скажу… как только… Все сразу превратится в реальность.

В дверь стучали и звонили, а я не хотела шевелиться. Только тот факт, что это, скорее всего, мама, и она поднимает этот шум, который помешает мужу, я вскочила и побежала на выход.

- Наконец-то. Виорика, ты не можешь так со мной поступать.

Она дышала так, будто из своего района шла сюда пешком или бежала.

- Ну чего ты панику навела, мам?

- Панику? Ты пошла в больницу…

- Ш-ш, мам, пожалуйста, - тут же хватаю куртку и открываю дверь, чтобы мы вышли.

- Ты не сказала Андрею?

- Нет. Пошли.

Когда мы оказываемся на улице, я веду маму к детской площадке, потому что там сейчас пусто, а лавочки у дома заняты.

Мама садится, а я не нахожу себе места.

- В чем дело, Вика?

Господи, вот как ей сказать обо всем? Она забрала меня из детдома двадцать лет назад, когда мне едва исполнилось семь.

Это был патронаж. Затем… она дала мне фамилию, отчество.

Они с папой дали мне семью, и я ни разу за эти годы не почувствовала себя чужой, неродной.

А теперь я должна сказать, что ее дочь умирает.

Мама смотрит на меня с напряжением, и когда я останавливаюсь, из ее глаз уже вытекают слезы.

- Говори же…

- Мам, - пытаюсь предать голосу твердости, но это сделать сложно, когда в горле камень давит. – Мне МРТ сделали, у меня опухоль головного мозга. Неоперабельная и злокачественная.

Сую руки в карманы и пожимаю плечами, не зная, что еще добавить. В грудной клетке все взрывается и горит, еще чуть-чуть — тресну пополам.

Мама смотрит на меня еще несколько секунд, затем встает и, подойдя, хватает за плечи тряся.

- Ты что такое говоришь, Виорика? Ты… Нет… Какая еще опухоль? Дочка… С ума сошла?

- Мам…

- Нет, - кричит мне в лицо, словно злится. – Я им устрою там всем… Нет, сказала.

Становится больно за ее печаль, да за все подряд больно… Обнимаю ее и подвожу к скамье, затем сажусь рядом и жду… Когда слезы прекратятся у нее и у меня… Когда наступит новая минута, которая не будет причинять столько же боли.

Мама плачет, задавая вопросы в пустоту. Потому что я не смогу ответить ей: «Почему же все так?» или «Откуда это на нашу голову».

Парадоксально звучит – на нашу голову.

Когда запал сходит, мама сидит и смотрит прямо.

- Мне жаль, - говорю ей, рассматривая, нуждающиеся в коррекции ногти.

Почему-то именно эти слова сейчас хотелось произнести. Но на самом деле, за что мне жаль? Что я получилась с дефектом? Что ей не повезло удочерить такого ребенка?

Маме такое сказать не могу. Слишком жестоко, но подумать… подумала.

Наверное, поэтому – мне жаль.

- Жаль? – переспрашивает, слегка опешив.

- Ага.

- А мне? Думаешь, матери не жаль? Думаешь, она бы не хотела поменяться местами со своим ребенком?

- Не думаю, мам. Вот честно, не думаю об этом. А все потому, что в этом смысла нет. Ну, подумаю я, и что?

- Ты что, не понимаешь, о чем мы говорим?

- Да все я понимаю. Может, пока что не до конца напугана. Не до конца осознала, что о смерти это все.

Я не договариваю свою мысль, потому что она набрасывается на меня с объятиями и начинает снова плакать.

Особого разговора у нас в итоге так и не вышло. Подходящие слова все равно выходили какими-то неподходящими. Каким-то неправильными.

Лишь в конце, когда я попросила ее пока не говорить ничего папе, мама вспомнила.

- А Андрей, ты ему что, не сказала тоже?

С этим было сложнее. Донести и объяснить тяжело, что решение не только принято, но еще и осознанно.

- Мам, я мужа люблю.

- Я знаю, - не понимая, ответила, следя за моей мыслью.

- Я ждала, когда у него снова пойдет в нужное русло авторская мысль и она пошла. Сегодня.

- И что?

- Мам, он книгу пишет полгода в основном. При таком запале за месяца три справится. Я не буду ему говорить ничего, пока…

Загрузка...