«Котики — самые милые существа на свете», — с самодовольством подумал рыжий, наглый котяра, разглядывая себя в старинном, потускневшем зеркале, висевшем на стене «Магического зверинца» — магазина в самом сердце Диагон-аллеи.
Он смотрел на своё отражение с тем видом, каким древний король мог бы окидывать взглядом верноподданного. Усы подрагивали от удовольствия. Хвост, пушистый, как метёлка из пера феникса, покачивался из стороны в сторону.
Живоглот жил в магазине с рождения. Его мать, породистая книизла, купленная хозяином за весьма солидные галеоны, неожиданно оказалась беременной. К весне она принесла четверых прелестных котят, которых с сюсюканьем расхватали почтенные домохозяйки в течение одной недели.
Кроме одного.
С последним котёнком возникла проблема. Его возвращали. С криками, руганью и в сопровождении нелестных эпитетов. Одна дама даже потребовала вернуть деньги и послала в адрес хозяина проклятие головной боли.
— Эта тварь гадит мне в сапоги и смотрит в глаза, пока делает это! — вскидывалась очередная разгневанная покупательница. — И потом улыбается! Улыбается, понимаете?!
Кот и вправду был… нестандартный. В отличие от других полукниззлов, где магическая составляющая обычно едва угадывалась за кошачьими повадками, в нём магия бурлила как в котле.
Он был ближе к боевой химере, чем домашнему питомцу. В пышном рыжем хвосте скрывалось острое, как игла, жало, наполненное ядом. Зубы — два ряда, слишком длинные, чтобы спрятать их даже в закрытой пасти. Габариты — как у небольшого пса, а голос, если мяукал, напоминал рёв больной мантикоры.
И он был умен. Чертовски умен.
Об этом хозяин магазина жаловался чаще всего, особенно по пятницам, за кружкой доброго эля в пабе.
— Он всё понимает! — твердил он каждому, кто был готов слушать. — Притворяется глупым, пока не решит, что пора устроить диверсию. Портреты в лавке ему кланяются, а совы с почты улетают, завидев его. Говорю вам, это не просто кот.
И Живоглот, довольный собой и своей популярностью, продолжал жить в лавке. Сидел на прилавке, выглядывал в окно, шипел на мышей, но не трогал их. Он знал, что ждёт чего-то большего.
Всё вышеперечисленное имело одно-единственное, но поразительное объяснение: Живоглот совершенно точно знал, что в прошлой жизни был человеком.
Имени своего он не помнил, но был абсолютно уверен в двух вещах: пол у него был мужской, а характер — мерзкий до невозможности. В воспоминаниях иногда всплывали мутные картинки: витрина магазина «Пиво-воды», ругань с людьми в синей форме, стойкий запах перегара и вечное недовольство жизнью. Эти воспоминания появились не случайно.
Однажды, по своему обыкновению, Живоглот решил продегустировать великолепный свежий окорок, который хозяин «Дырявого котла» привёз с фермы. Однако Том, возмущённый столь наглым покушением на провизию, швырнул в рыжего вора чугунной сковородой. Он уже было решил, что прикончил наглеца — но кот очнулся, еле-еле поднялся и побрёл в сторону «Магического зверинца».
Там, отлежавшись на родной подстилке и вылизывая ушибы, Живоглот вдруг начал видеть странные сны. Слишком яркие, слишком осмысленные, чтобы быть просто сновидениями. С тех пор воспоминания, которых, казалось бы, не могло быть у обычного кота, прочно поселились у него в голове.
Однако теперь всё было иначе. Теперь у него была новая жизнь — пушистая, гибкая, ловкая. Пиво и виски — мерзости прошлого — больше не интересовали, как, впрочем, и его бывшая. Зато в наследство от прежнего «я» достались скверный характер и удивительная, почти неприличная сообразительность.
Конечно, он теперь был полукниизлом. Полноценным котом. С усами, когтями, ядовитым жалом и — пусть совсем немного — магией.
Нет, палочку он не носил. Но кое-что умел: пробираться сквозь магические барьеры, становиться почти невидимым, заставлять магловские камеры зависать и в целом творить всякие «мелочи», на которые иной студент Хогвартса тратил бы целый семестр.
Жизнь в «Магическом зверинце» его вполне устраивала: еды — вдоволь, спать можно где угодно, а в свободное время — шастать по улочкам, от Диагон-аллеи до самых задворок Ноктюрн-переулка, охотясь на жирных, самодовольных крыс.
Но, как и всё хорошее, эта лафа подходила к концу.
Да, он был котёнком от редкой, высокородной книизлы. Но хозяин лавки начинал терять терпение. Покупатели по-прежнему приносили жалобы: кто-то утверждал, что «этот рыжий монстр загипнотизировал моего попугая!», кто-то — что у ребёнка развилась аллергия на цинизм и плохие сны после одного взгляда на кота.
Живоглот понял: пора действовать.
Он начал последовательную кампанию по созданию милого, пушистого образа. Котик он или нет? Он перестал шипеть на детей. Начал мурлыкать в присутствии одиноких волшебниц. Пару раз даже аккуратно умывался на витрине — на глазах у потенциальных покупателей. И — главное — перестал устраивать свои регулярные «демонстрации силы» в Лютном, где жили самые отмороженные представители семейства собачьих. Теперь — только милота, шелковая шерсть и полупрезрительное молчание. Только высший класс и никакого трэша.
Удача улыбнулась ему в августе.
— Наконец-то август! — сообщил однажды утром владелец зверинца, выглядывая в окно. — Пошли семейные покупки для учеников Хогвартса! Нас ждут барыши!
И действительно, Диагон-аллею наводнили ученики — шумные, восторженные, со школьными списками, перьями наперевес и матерями на грани нервного срыва. Появились семьи, одиночки, первокурсники с широко раскрытыми глазами и старшекурсники, скучающе плетущиеся за родителями.
Живоглот потянулся, пригладил лапой усы и прыгнул на подоконник.
Шоу начинается.
В один солнечный день в «Магический зверинец» ввалился долговязый, лохматый мальчишка с рыжими вихрами, в мятой мантии и с... очень странной крысой в руках.