Отец моего жениха

Пролог

Двадцать лет назад

Он сидел в кожаном кресле в своем кабинете, крепко сжимая в руке бокал виски. Даже глоток этого жгучего напитка не смывал горечи, боли и бешеной ненависти, что сегодня поселились в его душе.

Голос доктора, полный неискреннего сочувствия, звучал где-то рядом, будто фоновый шум. Его слова, советы, заверения — все это больше ничего не значило. В душе царила пустота, потому что последняя иллюзия счастья только что разбилась вдребезги. И разбила её вовсе не судьба, а его законная жена — женщина, которой он когда-то доверил дом, фамилию и будущее семьи.

— Господин Новицкий, я понимаю, как вам тяжело. Это серьёзное потрясение… Но ваша жена жива, и у вас растёт здоровый сын.

Владислав Новицкий, владелец международного холдинга, лишь скривился и сделал ещё один глоток.

Сын.

Эта сука вложила ему в руки не сына, а чужого птенца — как кукушка, подкинувшая незаконного ребёнка в чужое гнездо.

Пять лет он жил с этой ложью, уверенный, что растит собственного наследника. Прощал этой дряни все, ведь она мать его ребенка. Пять лет гордился мальчиком, давал ему лучшее. А потом… всё рухнуло.

Пару месяцев назад он случайно увидел, как его «жена» трахалась с охранником в туалете на первом этаже — дешёвая сцена, достойная топ-3 на сайте порнографии.

Чёрт возьми, ему было плевать, кто оказался между её ног. Он сам давно не ложился с ней в постель. Но во время их кутежа он услышал необычный разговор… И именно он уничтожил весь смысл жизни Владислава.

— Представляешь, Максим? Наш «сын» станет наследником империи Новицких. Сын охранника — будущий миллиардер, — она рассмеялась презрительно, но смех утонул в её сладострастных стонах, просачивающихся сквозь тонкие стены уборной.

Оля стонала дерзко, развратно, громко — так, будто хотела, чтобы весь мир услышал, кто драл ее тело.

— Единственное, за что можно поблагодарить твоего мужа, так это за его фамилию. Только она позволяет мне не блевануть от мысли, что ты спишь с ним.

— Уже давно не сплю. И тогда это было нужно, — выдохнула Оля уверенно, почти оправдываясь перед самой собой. — Он должен был поверить, что ребёнок — его. К счастью, в ту ночь он был настолько пьян, что ничего не заметил. И даже если бы заподозрил… кровь на простыне стала бы отличным доказательством моей «невинности». Иначе он мог потребовать ДНК-тест.

Её вздохи сливались с тяжёлым, грубым дыханием Максима, не оставляя сомнений в момент чего происходит этот разговор. А слова, произнесённые между поцелуями, хрипами и толчками, звучали слишком цинично, грязно, искажённо. Как плевок в его доверие. В воздухе висел липкий, тягучий, отвратительный аромат, а Владислав стоял перед дверьми, провалившись словно в ад, обречённый слушать, как его жена стонет в чужих руках, как последняя дешевая проститутка.

— Я ревную, Оля, — тяжело выдохнул Максим. Его голос стал мягким и прерывистым от физического напряжения. — И мне это адски больно.

— Не надо. Я только твоя. Я люблю тебя до безумия. Мне нужен только ты… и наш сын.

— И его деньги, — бросил мужчина сухо.

— Конечно, — подтвердило это ничтожество холодно, без малейшего колебания. — Когда наш сын вырастет и вступит в права наследника, мы позаботимся о Владиславе. Он исчезнет навсегда.

Снаружи Владислав выглядел абсолютно спокойным, но внутри его разрывал сокрушительный ураган ненависти. Пальцы сведены в кулаки до боли — он едва удерживал себя от того, чтобы ворваться внутрь и разорвать предателей на месте. Но холодный разум всё же взял верх. План их уничтожения уже созревал в голове.

Он беззвучно отступил от дверей уборной, вернулся в дом, собрал всю прислугу в гостиной и спокойно, без эмоций, отдал чёткие приказы на счет того, как отныне нужно вести себя с «хозяйкой».

И только после этого поднялся в её спальню… и сел ждать её возвращения.

Когда Ольга вошла в свою комнату, её шаги мгновенно оборвались, потому что она заметила мужа. Он сидел в глубоком кресле у окна, погружённый в полумрак, словно хищник, затаившийся перед прыжком. Медленно поднял голову и встретил её настороженный взгляд. С напускным спокойствие, под поверхностью которого сквозила тёмная, кипящая угроза.

Она застыла, ощутив холодок страха. Горло неожиданно сжала невидимая рука. Муж почти никогда не заходил в её комнаты — у них с самого начала были отдельные спальни. Так было проще. Удобнее. Его появление здесь выглядело как вторжение на запретную территорию. И это было не к добру.

— Что… что ты здесь делаешь?.. — прошептала она. Голос дрогнул, будто внутри уже все предупреждало об опасности.

Он поднялся. Один медленный шаг. Второй. И внезапно — пощечина. Её тело отбросило назад. Щека вспыхнула огненной болью. Она пошатнулась, вцепилась дрожащей ладонью в пылающую кожу. Глаза широко раскрылись, от скользящих в них паники и шока.

— Шлюха, — произнёс он тихо, но в его голосе звенел чистый яд. — Думала, я никогда не узнаю? Что сможешь подсунуть мне своего ублюдка и выдать за наследника?

— Владислав… это неправда! Тебя обманули! Это… клевета… — Она пыталась собраться, но каждое слово звучало слабее прежнего.

— От тебя все еще разит сексом. Ты даже не удосужилась принять душ, прежде чем вернуться домой. — Он шагнул ближе, наклонился к её уху. — Ты трахалась с ним, как настоящая сука в течке.

Пролог. Продолжение.

Ольга сидела у окна своей комнаты, которая теперь больше напоминала тюрьму, чем спальню жены миллиардера. Она находилась под замок, в четырех стенах. Её больше не выпускали без разрешения Владислава даже в гостиную.

Слуги, которые приносили еду, отводили глаза. Охрана менялась каждые несколько часов, молча, словно её больше не существовало. Ни один из них не смел нарушить приказы Владислава Новицкого.

Она больше не была хозяйкой этого дома.

Она была просто женщиной, попавшей в немилость.

Хуже всего — ей запретили видеться с Олегом.

Её мальчик. Её сынок. Как он там без нее? Его даже к двери не приводили, сколько бы она не умоляла об этом.

Она не знала, где он сейчас. Как он. Ест ли. Спит ли. Обнимает ли его кто-нибудь по ночам. С ним ли его няни?

Каждый день её взгляд скользил к двери — в надежде услышать хоть одно слово, хоть намёк. Но никто не отвечал ей.

Владислав не появлялся почти две недели. Но Ольга знала - он выжидал. Холодно, методично, как охотник в засаде. Он не торопился. Вчера закончились её месячные, и страх накрыл новой, удушающей волной. Она была уверена — слуги уже передали ему эту деталь. Ее тело напряглось, как перед ударом. Напряжение в груди сжимало сердце. Предчувствие было настолько четким, что казалось физической болью.

Она понимала: если сдастся, если позволит ему приблизиться, взять ее, то ее сын погибнет. Владислав сотрет Олега с лица земли. Она даже не надеялась, что он просто отправит его подальше. Нет, она не ждала такого милосердия со стороны Новицкого. Ни в какой реальности он не позволит мальчику носить его фамилию.

Но то что он придет к ней, она чувствовала всем существом, каждой клеточкой тела. И это в итоге случилось.

Дверь в смежную комнату распахнулась без единого стука.

В проёме появился его силуэт — спокойный, непринуждённо уверенный. На нём был лишь дорогой тёмный халат, запахнутый не до конца. А на лице — та самая жестокая, холодная улыбка, которую она увидела в тот день, когда он узнал об измене.

Ольга резко вскочила, обхватив себя руками, будто щитом, инстинктивно закрывая самое уязвимое. Владислав остановился, оценивая её взглядом — медленно, придирчиво, безжалостно. Так смотрят не на человека.

Так смотрят на собственность.

— Влад… прошу тебя, давай поговорим… — её голос дрожал, но она всё же смогла выговорить слова. — Мы же так долго в браке.

— Наконец-то вспомнила, что ты моя жена? — его голос был спокойным, почти лениво-насмешливым. — Пора исполнять свой долг.

— Я… я плохо себя чувствую… дай мне несколько дней… я слаба…

— А с этим вонючим охранником ты себя прекрасно чувствовала, верно? — его глаза сузились. — Хотя… ему уже больше нечего чувствовать.

— Что?.. — её голос сорвался на высокой ноте. Тело сковал ледяной ужас.

— Тебе не сказали? — он сделал шаг вперёд, голос стал мягким, почти издевательски заботливым. — Два дня назад он попытался сбежать с украденными деньгами. Погиб при задержании.

Максим мёртв. Его больше нет.

Ольга замерла — и не поверила. Не смогла.

Нет.

Нет.

НЕТ!

Крик сорвался с её губ. Она бросилась на Владислава, как раненный зверь. Била его кулаками в грудь, кричала, срывая голос:

— Это ты его убил! Ты! Ублюдок! ТЫ ЕГО УБИЛ!

Её дрожащее тело корчилось от рыданий и бешенства, а он… он просто стоял и смотрел на неё всё с той же хищной улыбкой.

— Ненавижу тебя! — закричала она, голос захрипел от крика. — Ты чудовище!

— Успокойся, шлюха, — его голос разрезал воздух, как удар кнута.

А затем оплеуха, которую Ольга не ожидала. Не удержав равновесие, она упала на кровать. Когда он наклонился над ней, придавливая своим телом, она отчаянно закричала, забилась, хотя силы были не равны.

— Отпусти меня! Не смей!.. — её голос был криком отчаяния, но для него он звучал всего лишь как фон.

Он не слушал.

В его глазах не осталось ни жалости, ни сомнений — только хищная, ледяная жажда подчинить, уничтожить, наказать. Ее ночная рубашка сползла с плеч под его грубыми руками. Унижение обжигало сильнее, чем прикосновения.

Он молчал. Его взгляд скользил по ней без страсти, без спешки — холодно, отстранённо, как по вещи, которую можно сломать и забрать себе.

Пролог. Окончание

Она боролась из ненависти к нему, потому что она всегда его ненавидела. За деньги и власть. За холодный расчет. За то, что он никогда не воспринимал ее всерьез. Не любил ее. Не так как Максим. Владислав крепко держал ее запястья, почти безразлично. Даже ее укус на него не сработал.

— Ты не имеешь права… — прошептала она сквозь слёзы, в последней, отчаянной попытке остановить своего противника хотя бы словом.

Но в ответ раздался тихий, выверенный, ядовитый шёпот:

— Как раз я имею все официальные права в отличие от того охранника. Но сейчас ты для меня не жена. Только сосуд для моего ребёнка.

Он взял то, что хотел. Выполнил свою месть, даже не причинив ей боли. Несмотря на все ее сопротивление и то, что она отвернула от него лицо, ее тело приняло его, как полагается.

Ярость сжигала Олю изнутри. Она мысленно считала его толчки, в надежде, что он не продлиться долго, но мерзавец был неутолим. Она не считала это супружеским долгом, а всего лишь актом. Актом порабощения, от которого мутнело в глазах.

Владислав больше не был тем мужем, которого она знала в первые годы брака. Когда-то он был холодным, сдержанным, держал расстояние. Даже в близости он оставался молчаливым, отстранённым — но не жестоким.

Теперь перед ней стоял другой мужчина.

Дикий. Грубый. Непоколебимый. Он двигался внутри нее, не слыша ее, не видя в ней человека - лишь инструмент, средство мести. Его руки сжимали ее запястья, тело двигалось ритмично и безжалостно, и с каждым новым движением она чувствовала, как что-то глубоко в ней ломается окончательно.

А затем всё внезапно оборвалось.

Он замер, глухо выдохнул, и её тело пронзило жгучее, унизительное тепло, которое она ненавидела каждой клеточкой.

— Вот так все и должно быть, — прошептал он ей в ухо, и на его губах мелькнула хищная, звериная ухмылка. — Ты на своём месте.

После той ночи были другие. Подобные. Они слились в сплошную череду, где терялось ощущение времени.

Владислав держал её запертой почти месяц. Появлялся без предупреждения — в любое время, когда вздумается. Брал её, но уже без сопротивления. Ольга сдалась. Она больше не была человеком для него. Просто тело. Сосуд. Цель.

Он вёл войну, в которой собирался выиграть. Стремился уничтожить её изнутри — морально, физически, полностью. Хотел оставить в ней след.

И в прямом смысле — сделать её беременной.

И когда месячные не наступили, он оставил ее в покое. По крайней мере физически. Только приказал привести врача.

Когда беременность подтвердилась, он впервые за долгое время улыбнулся. Его глаза сияли удовольствием. Настоящим триумфом. Он считал себя победителем.

А вот Ольга не чувствовала ничего. Только страх. Страх за то, что этот ребенок станет смертным приговором для ее настоящего ребенка. Для Олега. Владислав мог бы простить измену, но не предательство и ложь про сына. Он не допустит существования другого наследника. Он выжмет из нее все, а потом уничтожит все, что еще имеет для нее ценность.

Она должна была действовать. Предотвратить это.

Никто так и не смог точно сказать, что произошло дальше. Одни уверяли, что всё выглядело как нелепый несчастный случай. Другие шептались, что Ольга не выдержала и у неё случился нервный срыв. Но истинная причина была куда страшнее и глубже, чем любые слухи. Она сделала это специально.

Одна из прислуг ошиблась и поверила ей, а Ольга воспользовалась ситуацией и выскочила за дверь. Все случилось так быстро, что никто не успел среагировать, когда она уже вырвалась на улицу. Холодный воздух обжег кожу, но это ее не волновало. Рубашка липла к телу, волосы хлестали по лицу, а сердце стучало так громко, что, казалось, вырвется из груди.

В этот момент ворота начали медленно разъезжаться в стороны — на территорию въезжал внедорожник. Врач, которого вызвали для осмотра. Свет фар прорезал темноту, выхватывая из мрака каменную дорожку, кусты, её силуэт.

И тогда она сделала свой выбор.

Она не остановилась. Она бросилась прямо под машину — молча, без малейшего сомнения. Все произошло за доли секунды: металлическое тело внедорожника врезалось в нее на полном ходу, лобовое стекло разлетелось трещинами. Ее тело взлетело в воздух, перевернулось через капот и глухо ударилось об асфальт, свернувшись в неестественной, жуткой позе.

Водитель нажал на тормоза слишком поздно. Только после того, как все произошло.

Крики. Паника. Слуги выбегали из дома. Врач сорвался с пассажирского сиденья и побежал к ней, уже зная: шанс был минимальный. Ольга почти не двигалась, ее белая рубашка быстро пропитывалась красным.

Позже, в больничной палате, наполненной запахом антисептиков и стерильного отчаяния, врач смотрел на Владислава тем взглядом «сочувствия», который тот воспринимал как дешевую попытку сыграть человеческую эмоцию.

— Мне очень жаль, — тихо произнёс врач. — Ваша жена потеряла ребёнка. И… она больше не сможет ходить. Сильное повреждение спинного мозга. Состояние тяжёлое, но стабильное. Ей потребуется долгая реабилитация и постоянный уход.

На несколько секунд в палате повисла гробовая тишина. Вселенная, казалось, вынесла приговор. Жестокий. Необратимый.

Глава 1.1

— Папа, познакомься… Это моя будущая жена. Эва Ершова.

Голос Олега прозвучал слишком уверенно — настолько, что эта уверенность выдавала напряжение. Он стоял на пороге отцовского кабинета вытянутый, как натянутая струна, с едва заметной дрожью в пальцах. Его ладонь крепко держала тонкую руку девушки, будто он искал в ней опору. И всё же в глазах — даже за смелостью и вызовом — горел тот самый страх. Страх быть отвергнутым. Страх, который Владислав научил его испытывать еще в детстве.

— Мы уже всё решили, — продолжил Олег, стараясь не пересохшими губами. — Подали заявление в ЗАГС. И скоро… поженимся.

Тишина накрыла кабинет, будто плотная пелена. Воздух стал вязким, натянутым, как перед грозой.

Владислав медленно поднял взгляд от документов. Его движения были привычно спокойными, почти ленивыми — человек, который привык, что мир слушается его тембра, а не наоборот. Но сейчас… его взгляд задержался.

Перед ним стояла девушка.

Невероятно красивая. Хрупкая и такая чистая с виду, невинная. Гладкие волосы цвета спелой пшеницы спадали на плечи. Большие, наивные глаза, слегка распахнуты от волнения. Такие доверчивые. Лицо — нежное, аккуратное, а кожа — светлая, ровная, будто фарфоровая.

Её красота не бросалась вызовом, не манила вульгарной сексуальностью. Она была иной — тихой, тонкой, почти наивной. Такой, от которой в глубине груди шевелилось что-то забытое, опасное.

Он видел её раньше — на фотографиях, которые приносили люди, следившие за каждым шагом Олега. Владислав всегда должен был знать всё: где его сын ночует, с кем встречается, что ест, что говорит, сколько выпивает. Наблюдение за его якобы сыном давно вошло в привычку.

Но фотографии не передали и десятой части её настоящего вида.

Эва была слишком живой. Слишком настоящей. И слишком… чистой.

Конечно, дочь того самого известного телевизионного проповедника Филиппа Ершова, чья семья десятилетиями строила образ святости. Выросшая в строгости. Идеальная биография, отсутствие скандалов, безупречный образ верующей девушки, которая никогда не оставалась с мужчиной наедине до брака. И тем более - не должна была бы выйти замуж за сына Владислава Новицкого.

Владислав поднялся из кресла и подошёл неторопливо, будто приближался не к человеку, а к объекту оценки. Девушка не отвела взгляда, хотя в её осанке чувствовалась сдержанная настороженность — она ощущала опасность, ещё не понимая, откуда именно исходит угроза.

Он молча рассматривал её, и с каждой секундой в его взгляде становилось всё больше сосредоточенности. Что-то внутри него выстраивало план. Холодный. Выверенный. И в своей сути — жестокий.

Олег всегда был слабаком. Всю жизнь. И Владислав не раз размышлял, как избавиться от него — не обязательно физически… хотя, если быть честным, мысленно он обходил и этот путь. Но куда безопаснее было отрезать сына стратегически: чисто, тихо, без единого следа на репутации. Годы он ждал подходящего момента.

И вот он — стоял прямо перед ним.

В лице этой девушки.

Она была не просто красива. Она была возможностью. Оружием. И неожиданным искушением, которое взбудоражило в нём что-то давнее, тёмное, почти забытое.

Владислав почувствовал, как в глубине груди просыпается хищник. Тот, что долго спал — усталый, циничный, равнодушный. Но сейчас, глядя на эту хрупкую, чистую девушку, он будто ожил. Не только как мужчина. Как стратег.

Месть не должна была ограничиться одним отказом от сына. Она могла стать сложнее. Глубже. Медленнее. И куда болезненнее.

Во всех смыслах.

Эта девушка не виновата в чужих грехах. Но она сама выбрала Олега.

А значит — сама вошла в игру.

Ева немного наклонилась вперёд, собирая всё своё мужество в один тугой комок.

— Добрый день, господин Новицкий, — произнесла она тихо. Голос дрогнул, едва уловимо, но всё же выдал волнение.

Глава 1.2

Ева едва не отшатнулась, когда мужчина перевел на нее взгляд — не просто взглянул, а словно изучил, как рассматривают не человека, а вещь, которую нужно оценить. Его глаза были слишком спокойными, почти ненормально спокойными, и в них жил какой-то холодный огонь, похожий на тлеющий пепел после пожара.

В нём было что-то… хищное. Утончённое и опасное одновременно.

Его внешность могла бы свести с ума многих женщин, и, как бы она ни старалась сохранить ровное выражение лица, Ева почувствовала, как внутри что-то вздрогнуло. Это был вовсе не восторг — чистый инстинкт, та самая естественная реакция, с которой тело дрожит перед опасностью, замаскированной под красоту.

Владислав на свои года действительно выглядел невероятно. Статный, высокий, собранный мужчина в самом расцвете мужской силы. Широкие плечи, узкая талия, подчёркнутый каждым движением контроль — спокойный, уверенный, присущий тем, кто давно привык управлять всем вокруг себя.

Его лицо можно было назвать классически красивым — сильные скулы, прямая линия челюсти, губы слегка сжаты, но уравновешены. Лёгкая седина на висках не старила, а наоборот — добавляла ему чего-то благородного, подчёркивала тёмные волосы, аккуратно уложенные назад. Ни одной лишней детали, никакой суеты.

Он выглядел на сорок с небольшим, но в его взгляде жила глубина человека, давно оставившего позади юношеские иллюзии. Там были и опыт, и разочарование, и что-то ещё более тёмное — ненасытность, скрытая под сдержанностью.

Костюм сидел на нём безупречно, словно был сшит по его телу: тёмный, дорогой, в меру сдержанный, но в каждом шве чувствовалась власть и статус. От него пахло дорогим парфюмом — сухие древесные ноты вплетались в горьковатую свежесть, как вздох виски на льду.

И именно в этом контрасте — безупречная внешность и холодная, почти жестокая аура — скрывалась его настоящая сила. Это не была красота, которая просила взгляда. Это была красота, которая приказывала смотреть. И подчиняться.

Холодная дрожь прокатилась вдоль её позвоночника.

Она совсем иначе представляла себе отца Олега. В её воображении Владислав был суровым, но благородным мужчиной — сильным, с твёрдыми принципами. Но сейчас… в нём было что-то гораздо мощнее. Угрожающее. Как тень, которая нависает над всем.

И в этот момент всплыл в памяти разговор с её собственным отцом.

Когда она впервые решилась рассказать ему об Олеге, о своих чувствах и о желании жить по-своему, за рамками жестких наставлений, он только нахмурился и сказал:

«Эта семья близка к дьяволу. А возможно, сам Владислав и есть дьявол в человеческом облике. Человек с таким состоянием не может быть чист душой. Забудь о нём. Забудь о парне. Я подберу тебе мужа из нашей общины — верующего, преданного, достойного. Ты не имеешь права портить свою душу из-за страстей».

Тогда она впервые почувствовала себя узницей.

Её жизнь была под контролем во всём — решения, шаги, отношения, даже мысли. И именно в этот момент, когда сердце кричало о любви, когда всё вокруг давило и ломало, она поддалась уговорам Олега сбежать.

Один раз в жизни позволила себе ослушаться отца — и выбрала мужчину, которого любила больше всего.

И теперь вот они стояли здесь. Перед Владиславом Новицким. Ждали приговора.

Как оказалось, без денег отца у Олега не было ничего — ни собственного жилья, ни стабильной работы, способной обеспечивать их обоих. Ева узнала об этом уже после побега, но тогда верила, что любовь может проиграть быту.

Олег привёл её к отцу, надеясь на поддержку.

Потому что только благословение Новицкого могло гарантировать, что их брак состоится. У Владислава было столько власти, что одним словом он мог разлучить их навсегда, стоило ему лишь не принять Еву как невестку.

Владислав слегка улыбнулся уголками губ — почти незаметно.

Затем снова посмотрел на сына.

— Разочаровал ты меня, Олег, — наконец произнёс он. Голос был тихим, но каждое слово ложилось тяжело, будто удар.

Олег будто стал меньше.

Плечи опустились, взгляд скользнул в пол, губы сжались в тонкую линию.

Было слишком очевидно: слова отца значили для него всё. Владислав мог уничтожить его одним предложением — и он это прекрасно понимал. Но на этот раз что-то было иначе.

Владислав уже выстраивал в голове свой план.

— Но… — он сделал короткую паузу, — ты мой единственный наследник. И я не собираюсь передавать всё состояние алкашу-племяннику. Поэтому, хоть и без особого восторга… я принимаю ваш брак.

Олег вздрогнул. Облегчение, мелькнувшее в его глазах, было таким чистым, таким искренним, что Еве стало больно. Будто маленький мальчик вдруг получил то самое одобрение, которого ждал всю жизнь. Плечи его сразу распрямились — он будто снова поверил, что имеет право быть частью этой семьи.

Но радость длилась недолго.

— Есть одно условие, — добавил Владислав, и интонация его резко изменилась.

Холод скользнул в слова, как тонкая трещина по стеклу.

Олег этого не заметил.

Он слишком обрадовался, слишком хотел услышать «да».