Отец моей подруги

Глава 1. Дарина

— Козел! Мудак! — вылетаю из дома своего уже бывшего парня даже не успев запрыгнуть в обувь. Несу туфли в руке, просто потому что не хочу ни секунды больше оставаться в его доме.

Да как он мог вообще! Говорил, что любит, замуж звал! А сам!

Я притащилась к нему, как идиотка, с утра пораньше, хотела сделать сюрприз — а он там с другой! Спит! Голый! И она тоже голая. Какая-то шалашовка с выкрашенными до состояния мочалки волосами. Спала на груди моего Стёпы, и эта же грудь вся в засосах и следах от ее помады. Тоже, кстати, жуткого цвета.

И так хотелось за волосы ее оттащить, по морде дать, но… Во мне всего-то полтора метра и от силы сорок пять килограмм, да и характера моего хватает только вот на выкрики в его сторону, когда уже несусь прочь по раскаленному от июльского солнца асфальту.

Нет, ну как он мог! Мы вместе уже два года… Два! Познакомились на первом курсе, подружились, и как-то закрутилось… Стёпа всегда мне казался хорошим парнем, идеальным для меня. Умный, начитанный, из хорошей семьи, перспективный. Он никогда на меня не давил и первый раз у нас случился уже через год после начала отношений. Он был осторожен, нежен… Такой, как мне и нужно! И я правда считала, что это точно судьба, готова была провести с ним всю свою жизнь, детей ему родить!

А он… А он с другой! С какой-то ощипанной курицей!

Я едва выдавила из себя пару слов, когда увидела все происходящее в его комнате. Разбросанные вещи по полу, к слову сказать, не добавляли настроению радости ни капли.

Я всхлипнула, он услышал, сразу вскочил, прикрываясь одеялом. И началось. Даша, ты все не так поняла. Даша, это не то, что ты думаешь. Даша, я просто устал от однообразия нашего секса и сорвался.

А я, во-первых, не Даша! Я Дарина, черт его дери, но ему всё равно все два года на мои просьбы не называть меня так.

А во-вторых, вообще-то, я не тупая. Секс у нас скучный был? Ну спасибо… Унизил еще сильнее, хотя, казалось бы, куда еще?

Он даже не пытался меня остановить, когда я выбегала из его дома. Я бы не остановилась, конечно, но обидно! Неужели все два года были для него ничем? Шуткой, развлечением…

— Марина-а-а, — вою подруге в трубку, как только та отвечает на звонок. В любой непонятной ситуации я звоню Марине, это уже закон, который не подлежит отмене. С Мариной мы познакомились на том же первом курсе и подружились сразу же. Ей, как раз, Стёпа никогда не нравился, она всегда говорила, что какой-то он мутный, но только я, конечно же, ослепленная влюбленностью, ее не слушала…

— Что случилось? Боже, Дара! — волнуется Марина.

— Он мне изменил! — продолжаю плакать, останавливаясь у какой-то скамейки. Сажусь, все-таки натягиваю туфли, потому что ногам уже больно от горячего асфальта и мелких камушков с пылью. — Я, идиотка такая, красивое платье надела, сюрприз хотела, а он…

— Ты приехала уже, что ли?

— Да, вот пару часов назад, — я была у родителей, гостила пару недель. Ну и хотела сделать приятное своему парню, наивно полагая, что он все две недели по мне скучал так же, как и я по нему. — Притащилась к нему, а он с мочалкой какой-то спит. Голые оба.

— Ты выцарапала ей глаза, я надеюсь? — спрашивает Марина. Она более бойкая, чем я, я только на словах, и то не всегда.

— Нет. Расплакалась и ушла. Крикнула в спину, что он мудак.

— Вызывай такси, приезжай ко мне! — говорит подруга. — Адрес скину. Буду тебя успокаивать.

Я не знаю ее адрес, потому что ни разу не была у нее дома. Так вышло, что мы обе жили в общаге, потом родители сняли мне квартиру, а сама Марина переехала к отцу. Они, вроде, не общались какое-то время, не знаю причины, она не рассказывала, а потом помирились и он забрал ее к себе.

Жду сообщение, вызываю такси и еду по указанному адресу. Как же всё достало!

До места доезжаю минут за пятнадцать, за это время слезы успевают высохнуть, а сердце окончательно расколоться на две половины. Обидно. Больно. Надо пережить и двигаться дальше, и я абсолютно точно так и сделаю — но сейчас больно.

Такси приезжает в коттеджный поселок. Я никогда не была в этой части города. Тут красиво. Кругом одни роскошные дома, и я даже теряюсь, в какой из них мне нужно попасть. Таксист уезжает, а я остаюсь стоять на улице и пытаться рассмотреть адреса хотя бы на одних воротах. Но, как назло, никаких указателей не находится.

Решаю набрать подругу, но тут же вскрикиваю от громкого и грубого голоса сбоку.

— Потерялась, заинька?

Поворачиваюсь. Мужчина. Высокий, широкоплечий, хмурый какой-то. Он заметно старше меня, но это ни капли его не портит. Таких мужчин печатают на обложках журналов, потому что на них только и любоваться.

И хоть меня немного бесит это дурацкое обращение “заинька”, смущает меня мужчина сильно больше, чем раздражает.

— Я… — пытаюсь собраться с мыслями. Он так пристально смотрит… И стоит неподвижно, точно он скала. С такими-то плечами точно скала! — Мне нужен восьмой дом, — перепроверяю адрес в сообщении и каваю в подтверждении, — да, точно, восьмой.

— Это тут, — он указывает рукой на тот дом, что справа.

— Вы уверены? — зачем-то уточняю, как будто у меня есть выбор доверить кому-то еще.

Мужчина смотрит на меня с легким раздражением, закатывает глаза, а потом делает шаг ближе, заставляя меня сжиматься от ужаса.

— Я никогда не говорю то, в чем могу быть не уверен, заинька, — говорит он грубым голосом, вгоняя меня то ли в краску смущения, то ли в мурашки ужаса. Мужчина пугает… Выглядит, конечно, привлекательно, но пугает. Стоит так близко, и на улице никого…

И я как дура не убегаю никуда, не прячусь, только стою рядом и слушаю все, что он говорит. Это у меня просто мозги расплавились на солнце, абсолютно точно.

Глава 2. Дарина

Подруга встречает меня через пару минут после моего звонка, мы долго обнимаемся, потому что не виделись целый месяц! Были на связи, конечно, но всё равно мне не хватало личных разговоров этих теплых объятий.

Вхожу во двор и на секунду оборачиваюсь, но того странного мужчины словно и не было. Может, это мне от жаркого солнца голову напекло и причудилось? Не удивлюсь, если так и было. Пусть вообще весь сегодняшний день будет сном или чем-то ненастоящим. Если бы так можно было.

— Рассказывай! — говорит подруга, заводя меня на кухню. Я никогда не была у нее, а тут, оказывается, просто огромный дом! Мне о таком только мечтать… Спасибо, что из общаги смогла переехать, и то благодаря родителям.

Я с трудом забираюсь на высокий барный стул, приходится даже подпрыгивать, чтобы нормально на нем устроиться, и подруга хихикает надо мной. — Вино будешь?

— С утра и вино? — хмурюсь. Не готова я, и так жара дикая, какое вино?

— Тогда коктейль, — кивает она сама себе, не спрашивая больше моего мнения. – И не смотри на меня так, скажи спасибо, что я тебя еще в клуб не потащила. Это вечером.

— Клуб?! — снова хмурюсь. Какой еще клуб? Я там сроду не была… Как-то все эти шумные вечеринки обычно мимо меня проходят, а я остаюсь в стороне. Ну, или оставалась. Марина часто меня утащить пыталась, но я каждый раз оставалась со Стёпой, а в итоге… А в итоге толку в этом было ровно ноль!

— Твоего мнения я не спрашивала, — хмыкает Марина, разливая напитки по красивым бокалам. — Рассказывай, что сделал этот недоразвитый. Вот никогда мне не нравился, вообще не понимаю, как ты могла на него запасть…

— Я любила его, — всхлипываю. Чувствую, как от обиды снова появляется ком в горле. Я же правда любила. Два года жизни ему отдала! А он… он… — А он изменил мне! И, что-то мне подсказывает, что то была не разовая акция. Слишком уж она себя спокойно в его кровати чувствовала. Вела себя так, как будто это я лишняя там, а не она.

— Мудак, — кивает Марина. — И вообще — все мужики мудаки!

— И прямо-таки все? — звучит сбоку грубым голосом и я от неожиданности чуть не падаю со стула, вовремя успеваю схватиться руками за стол.

Разворачиваюсь и вижу того самого мужчину, который на улице мне подсказывал номер нужного мне дома. Что он тут делает? У них всех настолько хорошие соседские отношения, что без вопросов может кто-угодно войти? Однако…

— А что, нет? — отвечает ему Марина. — Одни вон изменяют, другие в жизни детей до восемнадцати лет не появляются.

— Если бы твоя мать мне хотя бы намекнула о твоем существовании, то мы бы общались всегда, — в его голосе появляются стальные нотки. И до меня доходит. Он отец Марины?! Ого… Отец моей лучшей подруги пять минут назад называл меня заинькой… Ладно. Сделаю вид, что ничего не было.

— Ладно, сделаю вид, что ты прощен, — отвечает ему Марина. — Познакомься, кстати, это Дарина, моя подруга.

— Здравствуйте, — отчего-то краснею, когда смотрю на мужчину. Если он отец Марины, то ему сколько? Сорок точно есть, по идее… Ну, или около того.

— Давид, — говорит он, подходя ко мне и протягивая руку. Марина продолжает колдовать с коктейлями и прячется за дверью холодильника, а я протягиваю мужчине свою руку в ответ и краснею еще сильнее, когда он притягивает мои пальчики к губам и оставляет на них легкий поцелуй, покалывая кожу вокруг щетиной.

Он стреляет в меня глазами так, что мне становится еще жарче, и явно сейчас дело не в июльской жаре. От этого мужчины хочется спрятаться, и, наверное, ответить ему таким же взглядом тоже хочется. Я не понимаю, пугает он меня или привлекает, чувства внутри смешиваются в один яркий коктейль.

— И отчего заинька плачет? — спрашивает он, протягивая руку к моему лицу. Стирает со щеки мокрую дорожку большим пальцем, а я, если честно, от его присутствия почти и забыла, что плакала… Что со мной, черт возьми?! Этот мужчина совершенно точно обладает гипнозом, иначе почему я не могу оторваться от его глаз?

— Заиньку обидели, — отвечаю тихо, так просто соглашаясь с этим дурацким прозвищем.

Он что-то хочет мне ответить, я даже улавливаю движение его губ, но быстро отстраняется и отходит в другой угол кухни, нажимая пару кнопок на кофемашине.

— Малышка, держи, — выводит меня из ступора Марина, протягивая в руки бокал. Понимаю, что отстранился Давид чтобы Марина ничего не увидела. Точнее, чтобы не поняла как-то не так. Ну, мы ведь явно со стороны смотрелись странно… А на деле просто знакомились. Да ведь? — Предлагаю выпить за то, чтобы у Степы член отсох!

— Никогда не думал, что моя дочь такая жестокая, — посмеивается Давид, всё еще не глядя в мою сторону.

— Ей парень изменил, это меньшее, что я могу пожелать, — выдает Марина, как раз отвечая на его вопрос, отчего же заинька плачет.

А заинька пока не понимает своих чувств. Я не осознала толком, меня мотает из стороны в сторону, не понимаю, что хочу чувствовать и что должна.

— Восемнадцать-то подруге есть, чтобы алкоголь пить? — снова спрашивает, и снова как будто не у меня. Когда Марина вернулась в комнату, он словно не замечает моего присутствия тут, хотя еще минуту назад целовал мои пальчики и стирал со щеки слезу. От воспоминаний кожу в тех местах немного покалывает, словно он снова щетиной касается. Ох… Кажется, мне точно голову напекло.

Пока Марина говорит ему, что мне почти двадцать, и что, вообще-то, я девочка уже взрослая, я залпом выпиваю содержимое бокала, чтобы остудить горящее нутро. От кислоты лежащего на дне лимона глаза снова щиплет и слёзы новом потоком стекают по щекам. Я не бьюсь в истерике, не плачу навзрыд, но эти предательские дорожки… Обидно. Я же живой человек, ну неужели нельзя было по-нормальному?

Глава 3. Дарина

Она всё-таки затащила меня в клуб, хотя я до последнего отбивалась. Но это же Марина… я вообще, наверное, ни одного человека не знаю, кто мог бы ей отказать.

Мы целый день провели вместе, и весь этот день Марина уверяла меня в том, что Стёпа — редкостный козел и подонок и что нужно не жалеть о том, что он мне изменил, а радоваться, что мы наконец-то расстанемся. Говорит мне, что мне нужен уверенный, надежный и взрослый мужчина, а не этот сопляк, который даже защитить меня нормально не может.

И мне так хочется ей верить! Я топлю себя в негативных эмоциях к Степе, чтобы меньше плакать и страдать, потому что, если честно, мне совсем не хочется тратить свои нервы на него. Ни капли.

Весь день мы провели дома у Марины, болтали, смеялись и пили коктейли, и в конце концов приехали в клуб. Она одолжила мне свое платье, сказала, что мое было слишком скромным, а я на вечеринке должна почувствовать себя красивой и желанной, чтобы точно забыть о Степе и понять, сколько вокруг хороших парней.

Отец Марины больше не появлялся… Наверное, это и к лучшему. Он немного пугает меня. Или… Волнует? Я не знаю. Я никогда не общалась с такими мужчинами. С теми, кто сильно старше, кто ведет себя так, как он. Он за пару минут общения со мной умудрился вызвать мурашки и пылающие щеки, и едва ли он старался ради этого. Просто… наверное, он так со всеми общается и, скорее всего, даже не замечает, как реагирует на девушек.

Наверняка у него достаточно более опытных девушек, и конечно он ничего такого не имел в виду, когда касался моей щеки или стоял критически близко. Ох, о чем я думаю?

— Дара, где летаешь? — спрашивает Марина, щелкая пальцами перед моим лицом.

“Думаю о твоем отце”, — чуть не срывается с губ и я снова чувствую предательские мурашки. Да что это со мной!

Марина тащит меня к барной стойке через весь танцпол и сразу же заказывает два коктейля.

Мне не нравится тут. Пыльно, дымно, людно, очень громко. Очень! Голова начинает болеть сразу же, я не привыкла к таким местам, не моё всё это… Мы со Стёпой не ходили по клубам, в кино, театры, просто гуляли по городу. Мама говорит, что я домашний цветочек, а я и не отрицаю. Так и есть. Я действительно далека от всего этого и мне некомфортно.

Сюда меня смогла вытащить только Марина и собственная грусть на фоне расставания и предательства. Нужно забыться, чтобы отпустить, и, наверное, это место мне в этом поможет.

Делаю первый глоток коктейля и морщусь: крепко! Чересчур для меня, перебор.

— Пей-пей, — говорит подруга, замечая, как я морщусь от вкуса, — сегодня точно надо! Чтобы ты потом еще полгода не страдала.

— Как это поможет? — стараюсь перекричать музыку, а потом в ужасе вскакиваю со стула, когда на барной стойке откуда-то появляется полуголая девица на высоченных каблуках.

Боже!

В голову сразу влетает мысль, что вот таких вот девушек, наверное, предпочитает папа Марины. Раскованных, красивых, свободных и сексуальных. И, наверное, все мужчины… Да? Поэтому Степа выбрал не меня? Я скучная для него…

— Идем танцевать! — снова подруга, она тянет меня на танцпол и не дает зависать в своих грустных мыслях.

Я пытаюсь расслабиться, правда, но мне достаточно некомфортно для того, чтобы быть зажатой. Делаю еще пару глотков коктейля, стараюсь танцевать и ойкаю, когда кто-то наступает мне на ногу и идет мимо, словно меня тут даже и нет.

Смотрю на подругу: та уже танцует с каким-то парнем, который соблазнительно прижимается к ней сзади. Они красиво двигаются, точно попадая в ритм музыки, но я всё равно чувствую себя лишней тут. Это всё не мое. И я правда, наверное, скучная и никому неинтересная, раз ко мне даже никто не подходит, но… К чёрту! Хочу уйти!

Пробираюсь сквозь толпу к барной стойке, чтобы поставить бокал и уйти отсюда, но не дохожу буквально пару метров, и… врезаюсь в грудь Стёпы.

Да какого черта!

— Ты что, следишь за мной?! — срывается с губ быстрее, чем успеваю подумать.

— Пришел повеселиться, — отвечает он, с удивлением меня разглядывая. О да. Я сама на себя не похожа, спасибо Марине. На мне довольно короткое платье и макияж ярче, чем обычно. Я к такому не привыкла, Стёпа — тем более.

Меньше десяти часов прошло после того, как мы расстались, а он уже веселиться пришел! Вот же гад! Я-то не веселиться пришла, а раны залечивать!

— А ты что тут забыла, Даш? — спрашивает он меня, снова раздражая тем, что неправильно произносит имя. Он что, настолько тупой, и я правда не замечала этого все два года? — Ты же не любишь такие места. Это всё не твое. Тебе бы в театр…

— А вот и люблю! — отвечаю, задирая нос. Мне хочется казаться лучше него, и я стараюсь изо всех сил не показывать, как он сейчас прав. Не люблю, не мое, и мне правда в театр бы… — Ты просто плохо меня знаешь! Я люблю вечеринки, ясно? И вообще я шла… — думаю, что бы быстро ему соврать, как взгляд падает на девицу, танцующую на барной стойке. Язык действует быстрее, чем я успеваю подумать, — шла танцевать на барной стойке!

— Да ну? — он неуверенно осматривает меня с ног до головы. — Даш, была бы ты такой, как хочешь сейчас казаться, мне и не пришлось бы искать другую.

Вот сволочь! В носу щиплет от этих слов, но я сжимаю челюсти так сильно, как только могу, потому что я не собираюсь больше плакать из-за этого урода. Он только что сказал, что это я виновата в том, что он кобель! Восхитительно!

И мне так отчаянно, так по-девичьи хочется доказать ему, что я, вообще-то, не та, как он обо мне думает. И прощать, конечно, я его не собираюсь, но вот насолить немного очень-очень хочется.

Именно поэтому я допиваю одним глотком всё содержимое бокала и иду к барной стойке за пару секунд уговаривая бармена пустить меня потанцевать.

Глава 4. Давид

— Это не мои проблемы, — рычу в трубку. Достали. Ничего не могут сами сделать, даже самое банальное задание и то требует постоянного контроля. Как дети малые. Сказано было: информацию достать, а каким образом, меня касаться не должно. — То, что вы допросить нормально не можете, меня ебать не должно! Прострелите колено, он сразу во всем признается. Заебали.

Сбрасываю вызов и бросаю телефон на диван, закрываю рукой глаза. Мы недавно вышли на одного из конкурентов. Бизнес — тот еще криминал. В прошлом году один мудак сжег один из моих клубов. Пострадали люди, у меня ожог руки. Я такое не прощаю. Мы долго искали, вышли на след. Сам руки не буду марать об такую грязь, я теперь, вроде как, примерный папаша, дочь под удар подставлять не хочу, с трудом общение наладил. Как она появилась — все дела решаю через других людей, но сука, люди эти настолько тупые, что слов нет.

Надо выпить.

Открываю дверь своего кабинета и по ушам сразу же долбит музыка, доносящаяся из основного зала. По пятницам тут всегда толпа народу, поэтому к бару пробираюсь через подсобку, чтобы не идти через зал и толпы малолеток.

– Костян, виски, — говорю бармену, выходя из подсобки сразу за стойку. Тот кивает, принимается наливать напиток, а я залипаю на танцующую толпу, но перед глазами вдруг мелькают чьи-то ножки.

Хорошенькие ножки, надо сказать.

Но эти ножки я тут раньше не видел. А всех своих танцовщиц я знаю наизусть, и спереди, и сзади, и снизу и сверху.

— Костя, — зову бармена, — у нас кто-то новый что ли? — киваю на девчонку, что задницей вертит чуть неуклюже, но довольно неплохо. Их бывает админ приглашает на испытательный без моего ведома.

— Не, это девчонка из зала попросилась потанцевать, я пустил, — жмет он плечами. — Ваша дочь тут, кстати, танцует там, я слежу.

Он кивает головой в сторону Марины, нахожу ее глазами. Танцует с каким-то упырем, но вроде всё в пределах разумного. Кажется, он даже не распускает руки.

А где ее подруга? Наверняка она притащила и ее сюда, раны запивать после какого-то урода. Заинька не похожа на любительницу таких мест, но моя и мертвого достанет. Ищу глазами в толпе, пытаюсь увидеть, но не нахожу. Может, ускакала отсюда?

— Виски, — протягивает Костя стакан, делаю глоток, поднимаю голову, чтобы глянуть, что происходит на балконах, и застываю. Новая танцовщица поворачивается ко мне лицом и в ней я как раз узнаю подругу дочери.

Вот это заинька…

Задницей вертит, трусами перед всем клубом светит. Внизу собралась уже толпа народу, еще минуту и начнут ей деньги в трусы засовывать. А там и до какого-нибудь члена недалеко.

— Хэй, малышка, — тянет к ней руки какой-то урод, поглаживая по щиколотке и пробираясь по ножке выше. — Спускайся, поболтаем?

Я тебе, блядь, по челюсти поболтаю сейчас.

Обхожу стойку, пробираюсь через народ, расталкиваю зрителей, дергаю зайку на себя и та с громким вскриком летит мне прямо в руки. Ловлю, подхватываю под спину и колени и сразу же понимаю, что она не в себе.

— Мать твою, да ты в дрова… Блядь!

Разворачиваюсь, но на плечо опускается чья-то рука. Да сука, что ж за день-то такой!

— Слыш, мужик, отпусти малышку, я с ней зажечь хотел, — говорит сосунок, реально думая, что я зайку ему как трофей в руки вручу и дальше пойду.

— Зажигалка не выросла, — рычу ему и несу зайку к себе в кабине тем же путем, что пробирался сюда.

Бестолочь лежит на руках и не понимает, что происходит. Точно просто пяная? Никто ничего не подсыпал?

— Что пила? — рявкаю на нее, как только вхожу в свой кабинет и кидаю ее на диван. Она наконец-то очухивается, испуганно смотрит на меня. — Отвечай, говорю, ты вменяемая?

— Я… д-да… — отвечает, заикаясь, — один коктейль только…

— Нахера полезла трусами перед всем клубом светить? Если бы не я, тебя бы какой-то мудак в кабинку туалета затащил и трахнул.

— Я просто танцевала… — чуть ли не хнычет она, оттопыривая губку. Гашу в себе порыв впиться в эту губу зубами до громкого стона. Что со мной, бля?! — Там был мой бывший, он сказал, что я скучная, и…

— И ты решила подработать стриптизершей, чтобы доказать, что ты веселая?

— Почему вы на меня кричите? — она снова чуть не плачет. Как вообще смелости хватило на стойку залезть? Ну точно зайка невинная, морковки только во рту не хватает.

— Потому что…

А почему? Потому что испугался за тебя, дуру малолетнюю. Потому что понравилась ты мне, потому что тупой и непонятно откуда взявшейся ревностью накрыло, когда увидел кучу голодных взглядов этих мудаков малолетних на твоих ножках стройных.

— Потому что! — рявкаю, так и не ответив нормально на вопрос.

Она сжимается в комочек, обижается, злится. Складывает руки на груди и подтягивает под себя ноги, усаживаясь в самый угол дивана.

— Давай, самое время психануть на меня за то, что я не дал одному из тех уродов тобой воспользоваться. Можешь пойти назад, каждый из них всё еще ждет.

— Не пойду, — всхлипывает, и я замечаю, что она готовится плакать. Да ебамать.

— И в чем причина слез? — усаживаюсь на диван рядом. Выдыхаю. Накрыло психами меня внезапно, сам не понял, что случилось. — Если тебе нормально — проваливай, я не держу, — рычу снова, потому что реально боюсь, что уйдет.

Девчонка показалась мне правильной, сладенькой, невинной. А по факту обманчиво всё?

— Я… я наоборот думала, что если будут смотреть, то я пойму, что не скучная. Докажу этому козлу. Он там сказал, что изменил мне, потому что я скучная!

— А он что? — спрашиваю, как будто мне интересно. Если изменил такой зайке — значит у него просто не хватило мозгов или длины члена, чтобы раскрыть ее потенциал.

Глава 5. Дарина

Как же сильно болит голова… Никогда еще так сильно мне не было плохо, а сейчас просто какое-то сумасшествие.

Я не могу открыть глаза, не могу пошевелиться, и понять ничего тоже не могу.

Такое ощущение, что меня всю ночь пинали ногами и били по голове как минимум бейсбольной битой. А возможно чем-то и потяжелее. Я же не так много выпила, чтобы прям так… Просто я совсем не пью, и даже такое количество алкоголя оказалось для меня фатальным.

С трудом пытаюсь открыть глаза, но веки словно свинцовые, не выходит! Я пытаюсь около двух минут ожить, и когда у меня всё-таки получается, то я схожу с ума еще сильнее.

Я вообще где?!

Не помню…

Пытаюсь вспомнить, картинки перед глазами прыгают медленно и сумбурно. Помню, как пришли в клуб, как танцевали, потом Степу помню. Помню, как танцевала на барной стойке… О боже! Я танцевала на барной стойке?! Это точно была я?! Как же стыдно! Это совсем не я! Мамочки…

А что дальше-то было? Дальше меня утащили… Давид. Отец Марины. Что он делал в клубе? И куда унес?

Я точню помню, что он жутко приятно пах, а потом долго ругался. Куда-то ушел, я задремала. А потом как в тумане всё… Видимо, эта дремота меня и разморила. Толком ничего не помню, какими-то обрывками, причем не особо понятными.

Надо встать, как минимум хотя бы понять, где я вообще нахожусь. Вдруг меня похитили? Или что-нибудь похуже.. Хотя, куда уж?

Пока я собираюсь с мыслями и рассматриваю комнату — дверь открывается и внутрь входит… Марина! Боже! Если она здесь, значит всё точно сильно лучше.

— Очнулась? — хихикает она, — подходя ко мне. В ее руках стакан воды и таблетка, и она протягивает их мне. Пью не задумываясь сразу же, потому что голове срочно нужно помочь. — Ну ты и слабачка.

Она смеется, а мне не смешно! Да, я слабачка, ну и черт с ним. Нет у меня алкогольного стажа, поэтому я очень надеюсь, что не натворила ничего плохого… Ну, кроме танцев на барной стойке.

— Мы где вообще? — хриплю, отдавая ей пустой стакан. Вода этим утром восхитительно вкусная, никогда такой не была.

— Дома у меня, нас папа привез. Ну, меня привез, а тебя притащил, — она смеется, а я с ума схожу! В каком смысле — притащил?

— Чего?! — пищу, пытаюсь понять, шутит она или нет.

— Ну ты уснула в его кабинете, он за мной пошел, мы вернулись — ты спишь. Просыпаться не хотела толком, тебя как-то совсем развезло, ты выпила-то один бокал, Дара! Ну, папа и донес тебя до машины, оттуда до комнаты.

— Боже, как стыдно, — шепчу, прикрывая лицо руками. — Мне нужно срочно извиниться перед твоим отцом.

— Ой, переживет, — отмахивается Марина. — Ты ему столько комплиментов наговорила, что точно без извинений проживет.

— Я что сделала?

Господи! Пусть она молчит, прошу… С каждым словом всё хуже и хуже. Мне так стыдно, как никогда еще не было. Вот не хотела я ехать в этот клуб и не надо было…

— Ну, пока он к машине тебя нес, ты сказала ему, что он настоящий мужчина, не то что твой бывший. Сказала, что он выглядит моложе своего возраста и хорошо пахнет. Ты бы видела его лицо!

— Господи, молчи, молчи! — прячусь под одеяло, это невыносимо! Мне срочно надо сбежать отсюда, пока мы не встретились с отцом Марины и никогданикогданикогда тут не появляться больше.

Боже, я что, правда подкатывала к отцу своей подруги?! К мужчине, который мне в отцы годится? Нет, он, конечно, и правда выглядит восхитительно и пахнет так же, но как я могла всё высказать ему вслух… Мало того, что повела себя ужасно, так еще и болтала столько лишнего! Ох… я сгорю со стыда, правда.

Зато, это заботит меня больше, чем изменивший парень-мудак. Хоть что-то хорошее.

— Ванная прямо по коридору через одну дверь, вставай и идем завтракать, — говорит Марина так просто, словно ничего вообще не произошло. А я уверена, что произошло! Много чего! Как минимум: я совершенно точно сошла с ума.

Подруга выходит из комнаты и я всё-таки нахожу в себе силы встать и последовать ее совету. Потому что голова гудит, тело болит, а во рту всё жутко неприятно. Нужно хотя бы просто ожить под прохладным душем, а потом уже убегать. Иначе, если я в таком виде сяду в такси, водитель умрет от сердечного приступа и никуда меня не повезет.

Сбегаю в ванную, иду ровно туда, куда сказала Марина, и почему-то бегу очень быстро, словно не хочу попасться кому-то на глаза. Кому-то…

Принимаю душ. Так хорошо! Становится очень легко, и даже мысли, которые всё утро не давали покоя, уже не кажутся такими страшными. Может, я всё себе придумала и на самом деле не случилось ничего страшного?

Выхожу из душа и понимаю, что мое платье осталось в комнате у Марины еще вчера, потому что перед клубом она дала мне свои вещи. Я и спала в ее платье, и конечно натянуть его на себя после душа уже не могу… Блин.

Обматываюсь полотенцем. Комната Марины в конце коридора, быстро заскочу туда и надену свое платье, а потом уже спущусь завтракать. Отличный же план?! Да!

Запихиваю вещи Марины в стиралку, затягиваю узел полотенца потуже и выбегаю из ванной, продвигаясь по коридору.

Я была тут вчера впервые, но точно запомнила, какая из дверей ведет в комнату подруги! Вот эта. Да. Кажется, это она…

Тяну ручку двери на себя и вскрикиваю, потому что кто-то с той стороны толкает дверь на меня и я чуть не падаю! Секундная заминка и… и я в руках Давида. Боги…

Он держит меня крепко, обхватывая рукой за талию, и стоит так близко-близко, что у меня дыхание спирает от этой неожиданности.

— Привет, заинька, — говорит негромко, улыбаясь. Его лицо в опасной близости от моего, в слишком опасной. Настолько, что я чувствую его дыхание на своих щеках и тот самый восхитительный запах, который отметила вчера.

Глава 6. Дарина

О боже… Обожеобожеобоже!!!

Щеки пылают, нутро горит. Мне кажется, что и сердце просто пробьет грудную клетку и выскочит к черту из моего тела, так сильно стучит.

Я не могу совладать со своими эмоциями, уже пять минут сижу на кровати в комнате Марины и прижимаю ледяные ладони к горящим щекам в глупых попытках остудить их и прийти в себя.

Я не из тех девушек, которые считают, что в них влюблены все мужчины нашей планеты, но, черт возьми, он же правда со мной заигрывает! Или как это называется? В голове крутятся только какие-то нецензурные слова, никаких больше.

Мне… Я не могу сказать, что мне неприятно. Я напугана, наверное, но это не животный страх, сжирающий всё нутро. Это что-то другое. Волнующее. От чего все внутренности в тугой комок сворачиваются.

Моя кожа по-настоящему пылает, кажется, что поднимается температура. Его слова, касания, намеки… Это всё действительно очень волнительно.

У меня никогда не было таких мужчин. Да что там, у меня кроме Степы-то и отношений ни с кем не было. А из него самец, прямо скажем, так себе…

А Давид… Давид, как минимум, парой касаний смог вызвать во мне столько эмоций и мурашек, сколько я за всю жизнь не испытывала. Правда. И делает он это так просто и непринужденно, словно это его простой стиль общения, и про какой-то там флирт я себе на самом деле просто придумала.

Я так и не могу пошевелиться, воспроизводя в памяти всё произошедшее несколько минут назад. Я стояла при нем в одном полотенце… Он взрослый мужчина, вдвое старше меня, но какого чёрта меня этот факт волнует и возбуждает сильно больше, чем пугает?

— Елки палки, Дара, ты уснула? — залетает в комнату Марина, выводя меня из транса. — Что с тобой?

— Со мной… — со мной, кажется, флиртует твой отец. А я, кажется, очень сильно не против этого. Не говорю вслух, конечно, но мысли в голове летают именно эти. Сама себя не узнаю! Что со мной происходит? Он что, парой коротких диалогов что-то сломал внутри меня? Потому что я сама не своя. Все попытки даже простого знакомства меня раньше пугали, я сразу говорила что занята и убегала прочь. А тут… Да я позволила ему себя трогать! И, стоит отметить, осталась весьма довольна результатом этих касаний. Бо-о-о-ожечки, я вспоминаю, как он проводил носом по моей шее и снова кроюсь мурашками, это невозможно. Мне срочно нужно домой. Остыть, подумать обо всем, забыть и жить дальше. Пусть это будет такое мини-приключение, которое просто помогло мне не думать так много о бывшем парне-предателе. Вот.

— Дара, ау, — снова зовет меня Марина, и я от неожиданности даже подлетаю на ноги, придерживая то злосчастное полотенце. — У тебя всё хорошо? Что случилось за те пятнадцать минут, что мы не виделись?

Наверное, нормальный человек рассказал бы подруге, да? Но почему-то мне не хочется… Словно это тайна, о которой никто, кроме участников, знать не может. Да и сам Давид явно не хочет показывать это всё Марине, в целом, это адекватное решение.

Поэтому и я молчу. Буду придерживаться его политики. Тем более, что я и правда намерена не появляться больше в этом доме, поэтому зачем всё это тогда? Пусть останется тайной и воспоминанием.

Я наконец-то оживаю, переодеваюсь и таки спускаюсь с подругой на кухню, как и обещала. А там Давид… снова стоит у кофемашины. Он пьет кофе литрами? Я замираю на пару секунд, когда вижу его, но стараюсь быстро собраться с мыслями и сесть за стол.

— Позавтракаешь с нами? — спрашивает его Марина. — Я сделала омлет.

— Не откажусь, — говорит он, и меня снова током прошибает от его голоса. Да божечки мои, что это такое?!

Он подходит к столу и… и садится рядом со мной. Слишком близко, чересчур. Я почти касаюсь бедром его бедра, хотя места тут предостаточно для того, чтобы мы могли сидеть свободно. Он специально это, да? У меня снова кожа горит от его близости, я чувствую себя какой-то помешанной…

Мы завтракаем в тишине, и от этого уровень неловкости стремится просто в космос! Давид не делает абсолютно ничего, просто сидит рядом, но я, кажется, уже настолько с ума сошла, что даже в такой обстановке чувствую, как краснеют щеки.

— Спасибо за гостеприимство, — говорю я, когда наконец-то пытка завтраком заканчивается, — но, наверное, поеду…

— А куда ты спешишь? Лето же, никуда не надо, — посмеивается Марина, и я прикусываю себе язык, чтобы не сказать ничего лишнего.

— Хотела найти подработку до начала учебы, — вру безбожно, — надо уже начинать.

— Провожу тебя, — кивает подруга, и я уже встаю, вздохнув от облегчения, как вдруг…

— Дарина, тебе в город? — спрашивает Давид. Он впервые назвал меня по имени. Было бы странно при дочери называть меня заинькой, конечно. — Давай подброшу, я как раз должен встретиться с другом.

— Да я не… — не успеваю даже отказать, как меня уже подталкивают в поясницу к выходу из дома.

— Давай-давай, не отказывайся от комфорта, — посмеивается Давид, шагая позади меня.

— Тогда не провожаю, — Марина останавливается на пороге и целует меня в щеку. — Приезжай на днях, у нас бассейн на заднем дворе, поплаваем!

Ох, как я обожаю бассейны! С удовольствием бы хоть сейчас… Но как представлю что нужно будет вернуться в этот дом и надевать купальник, так сразу сердце останавливается и дышать становится тяжелее.

— Ищешь работу? — посмеивается Давид, когда мы идем от дома до ворот по узкой дорожке. — В моем клубе есть вакансия, хочешь?

— Это ваш клуб?! — спрашиваю, обернувшись. Вот, куда он меня там тащил… В свой кабинет, конечно.

— Мой. И мне как раз нужна танцовщица. Пойдешь? Ты отлично справилась в прошлый раз, — он надо мной издевается! Я подхожу к машине, но вдруг застываю, потому что мужчина прижимает меня к двери со спины, не давая сесть внутрь. — Так что, всё еще нужна работа? Будешь танцевать на барной стойке? Только есть одно “но”, зрителей, кроме меня, там не будет.

Глава 7. Давид

Угораздило же меня запасть на нее… Малолетка же, подруга моей дочери, черт ее дери! А из мыслей не выходит.

И ничего в ней вроде особенного нет. Ну красивая, но красивых много. Ножки? И ножки красивые тоже у многих. Но в ней что-то другое цепляет, не внешность. И я не понимаю пока, что.

Невинность? Совсем не невинно она задницей перед всем клубом крутила.

Нравится то, как дрожит от меня, хотя я ровным счетом ничего не делаю, чтобы эту дрожь вызывать. Заикается, когда со мной разговаривает, в глаза не смотрит, слова подбирает. Вот это нравится. Как напрягается, когда я рядом, как край своей одежды теребит и краснеет, когда я шепчу ей на ушко.

И это точно не страх. Боялась бы — я бы не трогал. Она с первой нашей встречи совсем иначе на меня реагирует. И не такой уж этот цветочек невинный, каким кажется. Просто в умелых руках она еще не была, не раскрыл никто ее настоящую.

Плакала, говорит, парень изменил. Парень — полный придурок, раз такую девочку променял непонятно на что. Где этих идиотов вообще делают? Чем они думают?

И в клубе, говорит, танцевала, чтобы он увидел. Психую от этого, хотя умом понимаю, что не имею никакого права на это. Хочу, чтобы для меня одного танцевала. И даже сказал ей это, не сдержался. А она опять покраснела, дрожала, но так ничего и не ответила. Могу воспринимать молчание, как знак согласия? Если да, то я прямо сейчас ее в клуб утащу. Там как раз никого…

Сажусь в машину, Дарина сидит на пассажирском и снова чего-то смущается. Чего-то? Или конкретно меня? Я же не слепой, вижу, как смотрит, что за детский сад тогда?

Предложил ее подвезти и не терпел бы отказа, потому что эти крохи секунд рядом с ней — слишком мало для того желания. что есть у меня в груди. Я не готов при дочери проявлять внимание к ее подруге, просто потому что наверняка им обоим будет неловко от этого. А у заиньки смущения и без этого достаточно, куда уж сильнее?

Потом. Когда мы перейдем на новый уровень, то расскажем всё Марине. Сейчас сильно слаще вот так прятаться и украдкой уделять друг другу по паре минут внимания. Хотя и правда мало. Но с другой стороны — к лучшему, что так. Я мог бы не сдержаться, и.. Не надо. Она всё еще очень смущается, рано.

— Адрес говори, — достаю телефон, чтобы забить адрес в навигатор. Она вздрагивает от моего голоса и поправляет подол летнего платья на бедрах, скрывая слишком много молочной кожи. Хочется открыть окно на полной скорости, чтобы платье поползло выше по бедрам от порыва ветра.

— Пушкина, дом шестнадцать, — пищит рядом на сиденье мелкая, заправляя волосы за ухо.

Пару минут едем в тишине, я краем глаза наблюдаю за заинькой, и сам молчу. Она пару раз кидает на меня заинтересованные взгляды, но молчит, и всё так же держит платье на бедрах. Я перегнул, да? Всё-таки побаивается? Черт.

— Боишься меня? — спрашиваю прямо, когда останавливаемся на светофоре. Она вздрагивает от этих слов, поворачивает голову ко мне и машет отрицательно:

— Н-нет…

— Правду говори, заинька, я не кусаюсь. Боишься? Отстану.

Не отстану, конечно, слишком сильно голову она мне вскружила, но полегче стану себя вести, напор убавлю. Цветы там. комплименты, что девчонки любят?

— Не боюсь, — говорит она чуть более храбро, даже плечи расправляет. Во-о-о-от, такая заинька мне еще больше по душе. — Вы… немного волнуете. Но мне не страшно.

— Волную? — усмехаюсь. Залипаю на ней и чуть не пропускаю зеленый свет на светофоре, еду дальше, пытаясь понять ее слова. — Волнует что именно, зайка? Выскажись, не бойся. Я правда не кусаюсь. А если и укушу — то тебе точно понравится.

Замечаю, что щеки ее снова алым вспыхивают, настолько не испорченная, что даже от малейшей пошлости смущается. Восхитительно. Лучшее, что могло бы просто быть. Наконец-то и на моей холостяцкой улице праздник?

— Да, — кивает. — Словами вот этими всякими, и… вы старше.

— Не нравится, что старше? Мне тридцать восемь. Староват для тебя?

— Мне всё равно на возраст, — хмурится. — И тридцать восемь… Вы так рано стали отцом? — меня бесит, что она мне выкает, нужно будет провести с ней беседу по этому поводу.

— Я не знал, что она забеременела, мы были подростки, которые любили трахаться. То пропадали, то появлялись в жизни друг друга. Она ничего не сказала, хотя я бы предпочел знать о том, что у меня растет дочь. Потом узнал от самой Марины, она меня нашла, когда ей было восемнадцать. Оказывается, ее мать ведет не лучший образ жизни с тех самых пор, как мы расстались. Предложил Марине переехать ко мне — она согласилась.

— Она… пьет? — осторожно спрашивает Дарина.

— Она проститутка.

— Нет, меня не пугает ваш возраст, — переводит она тему. Умная девчонка.

— Но волнует? — усмехаюсь. Снова светофор. Отличная возможность заставить ее краснеть еще раз.

Тяну руку к ней, провожу пальцем по щеке. Она вздрагивает, на губах мелькает тень улыбки. Не сдавайся мне быстро, правильно, но и не отталкивай. Не надо.

— Волнует, — кивает она, и улыбается уже шире. Палец против воли скользит на ее губы, пухлые, красивые… После силиконовых кукол в клубе Дарина кажется еще моложе своих лет из-за натуральности. На ее лице даже косметики нет сегодня, и это делает ее только привлекательнее.

— Я хочу увидеться с тобой, заинька, — говорю ей правду. Чувствую, что сама она к нам больше не сунется, но меня сильно прошибло, я не хочу останавливать ту химию, которая уже зародилась между нами.

— У-увидеться? — она снова заикается. Я заворачиваю в ее двор, останавливаюсь у подъезда, она отворачивается к окну и говорит негромко: — Вот черт…

— Так сильно не радует перспектива встречи со мной?

Глава 8. Дарина

Меня разорвет сейчас от эмоций. Это слишком. Чересчур, мне много!

Я не успела отойти от новых словечек, предложений и касаний Давида, как опешила от того, что заметила Стёпу около своего дома. Что он делает здесь? Какого черта вообще у него хватило наглости сюда притащиться? Мало сделал мне больно? Мало я страдала из-за него?

Да, времени чтобы убиваться долго у меня и не было, по причине одного наглого мужчины, который меня домой и привез и его дочери, которая меня спасала, но какая разница! Если я не плакала месяц без перерыва, это не значит, что мне не больно. Больно еще как. И обидно. И неприятно. А ему, видимо, мало, он решил приехать и меня добить? Так вчера в клубе добил уже, куда еще-то…

Давид говорит оставаться в машине, а я не понимаю, зачем. Он же не полезет с ним разбираться, правда? Этого мне только не хватало… Я не хочу, чтобы отец моей подруги ввязывался в разборки с малолеткой из-за меня. Достаточно было бы просто поводить меня до квартиры, чтобы Стёпа меня не трогал, и всё.

Но я покорно сижу, как он и сказал, и просто с замиранием сердца жду, что же будет происходить. Мне правда страшно, что он может затеять драку или что-то около того. Какая Стёпе драка? Он и одного удара этого огромного мужчины не выдержит. Стёпа сильно уступает Давиду в физических данных, это невооруженным взглядом видно.

Но, видимо, это мой всё еще слишком юношеский мозг воспроизводит картины, которые уже взрослый и, наверное, рассудительный Давид конечно делать не стал бы. Этот мужчина поступает сильно иначе, даже мудро, за что я ему и благодарна.

Он обходит машину, открывает мне дверь и подает руку, которую я охотно принимаю и, держась за его пальцы, выхожу из машины. Это представление чистой воды, но когда этот мужчина меня касается, я и думать ни о каком изменщике не могу.

Почему-то кажется, что Давид был бы верным мужчиной… Или только кажется? Он задурил мне все мысли!

— Заинька, — шепчет мне Давид, закрывая за мной дверь. Я даже пискнуть не успеваю, как оказываюсь прижата спиной к дверце его огромного джипа. Мужчина нависает надо мной, упираясь руками по обе стороны от моей головы и приближается критически близко. Настолько, что я задерживаю дыхание в предвкушении… чего? Не знаю. Но он ничего не делает. Остается в том же положении и продолжает шептать, пока я пытаюсь собрать себя по кусочкам. — Мне ему просто нос сломать, чтобы понял, что маленьких заек обижать не стоит? Или показать ему, насколько он мудак и был неправ в том, что выбрал не тебя?

— А каким образом? — спрашиваю, не понимая, как он собирается это показывать. Любопытство мое когда-нибудь меня сожрет, честное слово… Давид усмехается, подмигивает мне довольно и говорит:

— У меня свои методы. Так что?

— Второй вариант, — шепчу, и взвизгиваю, когда Давид поднимает меня и закидывает на плечо. Он шлепает меня по заднице, крепко обхватывая ладонью ее же, но я не возмущаюсь только потому, что это помогает моему платью оставаться на месте и не открыть всему двору вид на мои трусики.

Что он, черт возьми, творит?!

И почему у меня нет сил на него злиться?

Я немного паникую, но хохочу, вися у него на плече. Он держит крепко, даже немного нагло, но и это меня совсем не пугает.

— Я не понял, — звучит сзади меня, а, скорее всего, как раз в лицо Давиду. И в этот момент я вспоминаю, что тут вообще происходит и для чего меня повесили на плечо как мешок с картошкой. Точно. Стёпа. Я и забыла о нем, пока Давид мне на ухо у двери машины шептал… — Это что значит?

— Заинька, ты его знаешь? — спрашивает Давид, шлепая меня еще раз. Вскрикиваю, хохочу и тяну громкое “не-е-е-ет”, потому что не собираюсь уделять время своему бывшему, по какому бы поводу он сюда не притащился. — Не знает, так что дай пройти.

— Даш, я не понял, — говорит опять Стёпа, и моё хорошее настроение стремительно улетучивается. Вот олень, а…

— Слушай… — начинает Давид, но я его перебиваю. Я правда не хочу разборок и конфликта, но только потому что не хочу тратить время на это. Он не достоин и минуты больше нахождения с ним в одном обществе, после того, как унизил меня дважды и растоптал два года моей любви и верности.

— Котик, — говорю Давиду, надеясь, что не выхвачу за такое самовольство сейчас же. Мы же играем, да? Вот, я подыгрываю, — идем домой, молодой человек явно обознался, ему Даша нужна, а меня Дарина зовут.

— Вот ты олень, — посмеивается Давид и исполняет просьбу. Он проходит вперед к подъезду, и останавливается, шлепая меня еще раз. Снова вскрикиваю, потом только понимая, что он ждет от меня ключи. Пока роюсь в сумке в поисках — замечаю на себе взгляд Стёпы. Поднимаю глаза и без слов спрашиваю, что ему надо.

— Ты серьезно? — говорит он, поднимая брови в удивлении. А что не так? — Так быстро нашла себе другого мужика? Я был о тебе лучшего мнения.

— Лучше составь мнение о самом себе, — всё-таки отвечаю ему, потому что зла моего просто не хватает! Он сам изменил мне, а теперь в чем-то меня обвиняет. Очень удобно, конечно. Пытается сделать меня виноватой? Так он мало того, что изменил мне, так еще и гадостей наговорил, как наглости-то хватает вообще?

— Даш, он же старый, — пытается меня поддеть Стёпа, и я честно не знаю, что руководит мною в этот момент. Правда. Это, наверное, всё флюиды Давида с его постоянными пошлостями, потому что я не знаю иначе, откуда это во мне. Я протягиваю наконец-то найденные мужчине ключи и прежде чем он заносит меня в подъезд говорю Степе:

— Не старый, а опытный! И трахается лучше!

Как скоро я пожалею о своих словах?..

Слышу смешок Давида, замечаю шок на лице Стёпы и зажмуриваюсь, когда дверь подъезда закрывается и мы остаемся одни.

Глава 9. Дарина

Ему хватает двух секунд, чтобы поставить меня на ноги и прижать спиной к стене, нависая надо мной.

В темноте подъезда я не вижу ничего, кроме его сияющих серых глаз. И слышу только тяжелое дыхание и собственный стук сердца.

Я чувствовала, что наговорила лишнего, но мне так обидно было от слов Стёпы, что я даже не думала о последствиях. Просто несла всё, что вертелось на языке, чтобы сделать ему побольнее, попытаться уколоть хоть как-то, чтобы выйти из этой игры если не победителем, то хотя бы не проигравшей.

Я правда не знаю, получилось ли у меня разозлить Стёпу, но вот раззадорить давида получилось точно. И, если честно, это меня волнует куда сильнее…

— А заинька у нас острая на язычок, да? — шепчет он хрипло. Он так близко-близко ко мне, что я этот шепот больше чувствую, чем слышу.

Глаза Давида и правда горят, он и сам весь горит — как печка горячий. Я чувствую его тело своим, он прижимается грудью к моей и дышит так же тяжело, как и я.

Я не знаю, что ему ответить, почему-то все слова из головы вылетают. Да и что говорить? Просто киваю, молча отвечая на вопрос, и стараюсь держать себя в руках.

Близость мужчины будоражит, внизу живота растекается кипящая лава, мне неловко от этих чувств, но сделать я с ними ничего не в силах.

Мне кажется, что мужчина сейчас же меня поцелует, но дверь подъезда открывается, заставляя нам как подросткам отскочить друг от друга.

— Твою мать, — рычит Давид, явно не довольный таким положением дел. — Какой этаж?

— Шестой, — пищу я на автомате, и потом ахаю от неожиданности, когда снова оказываюсь на плече у Давида.

Он взлетает по ступенькам игнорируя лифт так быстро, словно не ему на плече со мной пришлось проскочить шесть этажей. У меня даже немного кружится голова от его скорости, а еще от жара ладони, лежащей на моих ягодицах.

Мне становится немного страшно: а что будет? Он явно не намерен прямо сейчас уехать. Сильно сомневаюсь, что он оставит меня у двери, поцелует в нос и уйдет, помахав потом в окошко мне рукой.

Давид явно не из тех мужчин, которые будут ходить вокруг да около. Вопрос в другом. А готова ли я?

Внизу живота всё так пылает, что я точно знаю, что да, и плевать на все условности и придуманные кем-то там моральные правила. А с другой стороны… Не слишком ли быстро?

В голове вертится около миллиона мыслей, пока Давид тащит меня наверх, и я едва не падаю от неожиданности, когда он ставит меня на ноги на моем этаже и выжидающе смотрит в глаза. Он явно ждет, пока я пойду открывать двери, и что-то мне подсказывает, что ему совершенно точно не нужно мое приглашение. Он и так войдет. В квартиру или…

Забираю из его ладони ключи, которыми он открывал подъезд и подхожу к своей квартире. Руки дрожат, я чувствую спиной взгляд мужчины и едва попадаю в замочную скважину с третьего раза.

А потом снова ахаю, когда он прижимается ко мне со спины и накрывает мою руку своей, проворачивая ключ два раза.

Он действует быстро, я едва успеваю понимать хоть что-то, но Давид явно не намерен медлить. Он руководит мною так, словно я кукла в его руках, умело дергает за ниточки, заставляя подчиняться. И что самое неожиданное — я совершенно не хочу ему сопротивляться.

Именно поэтому позволяю буквально затащить меня в мою же квартиру и прижать изнутри к двери точно так же, как минутой ранее он прижимал меня к стене подъезда.

— Знаешь, заинька, — рычит он, снова нависая надо мной. Давид упирается предплечьями в полотно двери прямо около моей головы, поэтому наши лица находятся в катастрофической близости друг от друга, — не стоит говорить никому о том, как я трахаюсь, до того, как сама не проверишь.

— П-почему? — спрашиваю дрожащим голосом. Какая-то я очень глупая заинька, раз задаю вот такие вопросы. Просто все слова и мысли из головы давно вылетели, я не способна думать сейчас, только чувствовать…

— Потому что мне катастрофически захотелось ускорить этот процесс.

Его грубый голос прорезает каждую клеточку моего тела, а наглые губы атакуют мои. Он не спрашивает ничего, просто берет то, что считает нужным, и это тоже как ни странно меня подкупает. Таким мужчинам и перечить не хочется, только подчиняться и позволять им делать всё, что захочется…

Его наглый язык врывается в мой рот, раздвигая губы, и я плюю на все глупые мысли и отвечаю на этот сумасшедший поцелуй.

Он намного старше меня, он отец моей подруги, но мне так на это всё плевать сейчас! Мы оба свободные люди, а значит, никаких “но” просто быть не может, когда от желания кожа плавится и под веками сияют искры.

Таких поцелуев у меня еще никогда не было… Давид даже здесь настойчивый, отбирающий инициативу, жадный. Он кусает мои губы, обхватывает пальцами челюсть и полностью себе подчиняет, и я подчиняюсь, черт возьми, даже ни капли не сомневаясь в том, что поступаю правильно!

Щетина покалывает кожу на лице, но даже это новое ощущение вызывает во мне море чувств и эмоций.

Мы отрываемся друг от друга, прислоняемся лбами и дышим тяжело, глядя глаза в глаза. Это что-то совсем новое, до ужаса интимное, отчего колени подгибаются. Я едва стою, и Давид замечает это. Нагло усмехается, но подхватывает меня за талию, удерживая в положении стоя.

— Мне нужно умыться, — пищу, едва складывая буквы в слова. На самом деле мне нужно просто немного остыть, иначе я просто сгорю, честное слово… Это настолько слишком, что мне даже немного больно. Я чувствую, насколько мокрое мое белье всего лишь от одного поцелуя с ним и от этого ощущения кровь приливает к щекам, заставляя смущаться.

Давид отпускает меня и я на дрожащих ногах бегу в ванную, позорно хватаясь за стену, чтобы банально не рухнуть.

Глава 10. Дарина

Я сейчас сгорю. Моя кожа плавится от одного только взгляда. Кончики пальцев покалывает от предвкушения, а все внутренности скручивает в один тугой ком, от которого и дышать и даже просто связно думать сложно.

Давид стоит в дверях моей ванной комнаты, и я думаю, что зря не закрылась на замок. Или не зря?..

Его взгляд мечет в меня горячими искрами, прожигающими мою кожу, я распадаюсь на атомы, хотя даже не смотрю в его сторону. Чувствую. До кончиков волос остро чувствую все его эмоции и желание, направленное на меня.

Это поднимает мою самооценку примерно до небес, хотя пару дней назад мой бывший парень опустил ее ниже плинтуса. Просто когда такой мужчина как Давид так смотрит… Невольно думаешь о том, что ты особенная, хотя я понимаю, что это совершенно не так.

Хотя он не где-то с кем-то более опытным, красивым и ярким. Он тут, со мной, и от этого мое желание и понимание правильности происходящего растет только сильнее.

Давид не торопит, хотя я уверена, что он не против ускорить процесс. Он просто стоит и смотрит, а я даже пошевелиться под его взглядом не могу. Что я хотела? Умыться? Да толку от этого нет никакого, тут даже ледяной душ не поможет уже…

Я остаюсь в одиночестве еще всего пару секунд, потому что Давид всё-таки не выдерживает и подходит ко мне, всем телом прижимаясь ко мне со спины.

Я чувствую, как пылает его кожа даже через слои одежды, он горит ничуть не меньше меня.

Что будет дальше? От предвкушения сердце колотится в сумасшедшем ритме. Мне немного страшно, но еще больше волнующе интересно, к чему всё это ведет и чем закончится в итоге.

Я поднимаю глаза и попадаю в плен серых глаз Давида, смотрю на него через зеркало и покрываюсь мурашками. Он выше меня, сильно шире в плечах, рядом с ним на контрасте я и сама себе кажусь какой-то на самом деле маленькой зайкой. От этого понимания с губ срывается нервный смешок.

— Смешно тебе? — рычит он над моей головой хриплым голосом. Очень хриплым… А потом прижимается ко мне еще ближе и я остро чувствую поясницей его возбуждение и твердость. — А мне вот не весело.

— Это нервное, — шепчу в ответ, не отводя взгляда от зеркала.

— Нервничаешь?

— Немного, — говорю правду, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться хоть немного, хотя вряд ли мне поможет сейчас хоть что-нибудь.

— Твое твердое “нет” и я ухожу в ту же секунду, — говорит Давид, намекая, что я на самом деле решаю сильно больше, чем мне может казаться.

Но я не хочу говорить “нет”. В том и дело, что я совсем не хочу, чтобы он уходил… Я не чувствую себя принужденной или использованной, я чувствую себя самой желанной и такой красивой, какой никогда не была.

Поэтому я качаю головой, вызывая этим действием у Давида хриплый смешок.

— Не такая уж зайка и невинная, м? — он наклоняется и кусает меня за шею, заставляя шипеть и выгибаться в его руках. Возбуждение простреливает по позвоночнику, с губ срывается тихий стон, а кровь в венах превращается в настоящую лаву.

Давид не останавливается.

Его губы целуют и покусывают кожу на моей шее, заставляя меня плавиться в сильных руках, а пальцы скользят по моим плечам, спускаясь аккуратными касаниями до самых кистей. Эта нежная ласка совершенно не вяжется с образом Давида, но он дает мне ее, чем подкупает еще сильнее.

В секунду я словно просыпаюсь ото сна, когда на руки льется ледяная вода. Давид соединяет наши пальцы, капая туда мыло для рук… Мы словно танцуем пальцами, сначала размазывая, а затем смывая с них пену. Это, казалось бы, простое действие, возбуждает еще сильнее. Я уже плохо соображаю от того, насколько внутри меня сильный жар.

— Маленькая, — шепчет он на ухо, касаясь ледяными от воды пальцами моего бедра. Он трогает едва ощутимо, продвигается вверх, задирая ткань моего легкого платья и продолжает шептать мне на ухо, расслабляя только сильнее. — Испуганная, точно зайка. Вся такая правильная, — пальцы касаются края моих трусиков на бедре, а вторая рука поднимается и обхватывает меня под грудью. Это помогает мне устоять на месте, потому что я была уже в шаге от падения. Это невыносимо. Мне еще никогда не было настолько остро и хорошо, а ведь он еще даже ничего не делал…

— Давид…

Шепчу его имя в полубреду, чувствуя, как он стягивает мое белье по бедрам, не снимая до конца. Оставляет их болтаться на уровне колен, а сам продолжает сводить меня с ума пальцами.

Закрываю глаза, не в силах вынести всё это, и только лишь кожей чувствую, как он поглаживает меня по низу живота, переходит на лобок, а потом еще ниже…

Довольно хмыкает, когда касается половых губ, чувствуя, настолько сильно я возбуждена. Я даже не успеваю смутиться, как с губ срывается первый стон, когда пальцы Давида надавливают на слишком чувствительный клитор.

Это слишком. Все чувства слишком острые, я не успеваю даже бороться со своими эмоциями: одариваю мужчину стонами сполна, потому что они без остановки срываются с губ.

— Отзывчивая, — продолжает шептать, переводя руку назад. Оглаживает кожу на бедрах и ягодицах, снова касается влажных складок и проникает пальцем внутрь, заставляя меня задыхаться. — Такая чувственная. Посмотри на меня, — негромко просит, а я не могу! Зажмуриваюсь только сильнее и качаю головой в разные стороны.

А потом вскрикиваю. Потому что Давид добавляет еще один палец и сводит меня с ума окончательно.

Ое меняется тут же. Берет все в свои руки и плюет на нежность. Двигает пальцами резче, наказывая меня за то, что ослушалась и не открыла глаза. Но я не могу… Для меня и так всё происходящее слишком!

— Открой глаза, заинька, — в голосе появляются нотки стали, от этого мурашки бегут даже по сердцу. Я снова качаю головой, отказываясь, и… и он тут же всё прекращает.

Глава 11. Давид

Как отпустить? Как уехать и оставить ее тут одну? У меня нет столько выдержки, черт возьми, ее просто нет!

Зайка сама не соображает, как сильно сводит с ума. Я стискиваю челюсти так сильно, что мне становится больно, только бы не нагнуть ее над этой раковиной, и не…

Рано. Я и так поспешил и перешел все грани, но крышу сорвало еще на улице, когда эта маленькая засранка решила позлить своего бывшего и сказать ему о том, что мы с ней трахались.

В голове сразу картинки нарисовались и вся выдержка полетела к чертям, стоило нам только оказаться наедине в темном подъезде.

Я нихера не джентльмен, конечно, но она была не против, а значит в топку всё. Сама с радостью отвечала и на все поцелуи, и на все касания. Извивалась, стонала, а я, бля, тоже не железный. Я взрослый мужик, когда молодая красивая девчонка не против — я сопротивляться уж точно не буду.

Тем более когда это зайка, которая у меня в башке поселилась и выкинуть ее оттуда ничем не получается. Быстро и резко, как вирус какой-то. Тот самый запретный плод, который не просто сладок, который хочется сожрать целиком и полностью, чтобы никто никогда не попробовал, каким он может быть вкусным.

А заинька вкусная. Потому что чувствительная настолько, что башню сносит. Реагирует на каждое касание так, словно ее вообще никто никогда не касался. Ее мудак и не трахал-то ее нормально, судя по всему, раз она даже от банального шепота на ухо уже улетала.

И опирается теперь на меня, довольная, получившая разрядку, раскрасневшаяся… Мне катастрофически мало, но надо срочно валить отсюда, пока я не схватил ее и не сделал кое-что сильно приятнее, чем просто трах пальцами.

С такими, как заинька, спешить нельзя, а я и так пру вперед паровоза. Ей загнаться и начать меня сторониться и избегать — дело получаса. Уверен, что в своем доме я не увижу ее еще долго, поэтому придется немного побыть охотником и ловить зайку по городу самостоятельно.

Но жертва всегда будет довольна, обещаю.

— Ты опять закрыла глаза, — говорю ей, когда приходит в себя. Засранка не хотела смотреть на меня, пришлось действовать чуть грубее, чем планировал, но, судя по всему, ее так даже заводит сильнее. Говорю же, не в тех руках малышка была все это время, не в тех… В ней разврата столько, что она еще и меня удивит, я уверен. Хочу, чтобы удивила, очень хочу.

Член в штанах больно сдавливает ширинкой, но Дарина явно не готова к чему-то большему, поэтому придется просто это пережить. Потом оторвемся с ней.

— Я не знаю, как теперь вам в глаза смотреть, — шепчет она, и громко вздыхает, когда я присаживаюсь на корточки позади нее и натягиваю ее трусики, напоследок целуя в попку. — Боже!

— Можно просто Давид, — посмеиваюсь, замечая через зеркало, как снова она краснеет. Как можно быть одновременно настолько сексуальной и стеснительной? — И почему ты ко мне на “вы”?

— А как надо? — искренне удивляется, и даже открывает глаза. Наконец-то ловлю ее взгляд в зеркале, она и правда смущена до предела.

— После оргазма только на “ты”, заинька. Ты же кончила?

— Угу…

Она краснеет. Мать моя, как чертовски сексуально она краснеет. Ничего восхитительнее этой невинной порочности я еще не встречал. Почему моя дочь прятала от меня это сокровище? Я даже не знал никогда, что можно так голову от такой скромности терять. Меня никогда не привлекали зажатые девушки, люблю горячих, раскрепощенных, но тут… Тут другая история. Совсем другая. И эту историю мне хочется прочитать, чтобы дойти до всех самых интересных глав, узнать обо всех сокровищах, спрятанных внутри.

— Мне надо ехать, — шепчу ей на ушко, улыбаясь от того, как она вздрагивает. Всё еще слишком чувствительная после оргазма, слишком остро реагирует даже на минимальные касания. Восхитительно. — Обещай, что это была наша не последняя встреча.

— Уехать? — спрашивает расстроенно. Киваю. — К женщине?

— Что творится в твоей голове, заинька? Неужели я плохо выбил из тебя все дурные мысли? Мне надо уехать, чтобы не трахнуть тебя прямо тут. Уверен, ты пока не готова к этому, а сдерживаться мне с каждой секундой только труднее. Устраивает ответ?

Кивает. Краснеет, губы кусает, скрывая улыбку и кивает. Откуда только взялась на мою голову…

— Вполне, — опускает голову и едва заметно улыбается.

— Ты не пообещала мне, – напоминаю ей. Обхватываю рукой подбородок и поднимаю голову, чтобы снова встретиться с ней взглядами в зеркале. Мне до чертиков нравится ее смущать.

— Я не могу обещать, — шепчет, раззадоривает снова, — не от одной меня же это зависит.

— Просто обещай открыть мне, когда я приду, — я знаю, что приду, потому что она в мыслях уже плотно сидит, просто так не выкинуть.

Она сомневается, но я не даю ей думать о плохом: снова кусаю за шею, просек уже, что ей понравилось. Она всхлипывает, возбуждая этими невинно-порочными звуками, и кивает много раз подряд, соглашаясь со всем, что я ей сейчас предложу.

— Вот и умница, заинька, — улыбаюсь довольно, оставляя на шее еще один поцелуй. — Не провожай.

Отпускаю, хотя меньше всего мне хочется это делать, и ухожу оттуда, по не натворил еще больших глупостей.

Что ж меня на ней так повернуло-то, а…

Глава 12. Дарина

Что я натворила… Это всё так неправильно! Неправильно же?

Марина написала смс и спросила, довез ли ее отец меня домой и всё ли в порядке, а я с трудом написала, что я уже дома и всё хорошо, потому что ни черта не хорошо! Я стонала как… как не знаю кто в его руках, пока он пальцами доводил меня до оргазма. Мы знакомы два дня, он мне в отцы годится, но в моменте меня не смущал ни один из этих факторов!

Я дрожала и хотела еще, и я правда хотела… И я даже не могу жалеть о том, что было, потому что было-то хорошо… Если бы меня сейчас спросили, повторила бы я, если бы можно было отмотать время назад, я обязательно бы покраснела, но кивнула. Потому что повторила бы…

Давид одними только пальцами и хриплым шепотом довел меня до такого уровня возбуждения, который я раньше при полноценном сексе не чувствовала.

И в голове сразу мысли: а каково это, заниматься с ним любовью?

Внизу живота все снова крутит спазмами от одних только мыслей и воспоминаний из моей ванной. Я совершенно точно не смогу больше заходить в эту комнату и не краснеть. Потому что даже принять душ сразу после оказалось той еще пыткой. Смотрю в зеркало, а вижу там нашу близость… Как он касался, как смотрел на меня, как шептал на ухо и целовал.

Ох!

Никогда не чувствовала себя такой развратной, как сегодня, но и… Но и желанной настолько тоже никогда.

Пытаюсь собраться по кусочкам, брожу по квартире из угла в угол, не могу найти себе место. Надо что-то делать, наверное, хотя бы перекусить, но у меня такой раздрай в душе, что я и правда не могу найти себе места.

Только когда в дверь стучат — подскакиваю на месте.

Он вернулся так быстро? После того, как он уехал, прошло всего пару часов…

Мне кажется, что это он. Я чувствую… Или мне просто хочется, чтобы это был Давид? Он и правда за эти пару дней раскрыл во мне столько нового, что я была бы рада увидеть его сейчас.

Поправляю прическу перед зеркалом, чувствую волнение внутри. Мы только разошлись, а я уже волнуюсь перед встречей.. Ох! Куда я влипла… Но я обещала ему открыть, когда он приедет, и конечно речи, что могу поступить иначе, и быть не может.

Иду к двери. Пальцы немного подрагивают от предвкушения, потому что я понимаю, что если Давид и правда приедет, то явно не просто чай зайдет пить, но…

Но я открываю дверь и спешу закрыть ее снова, но Степа успевает поставить ногу и схватиться рукой, чтобы я не смогла закрыться.

Какого черта?!

— Даш, отпусти дверь, нам нужно поговорить, — говорит он мне, а у меня желание только хлопнуть этой дверью посильнее, чтобы руку ему сломать и всё.

— Зачем ты приперся? Мы, кажется, все обсудили!

— Мы вообще ничего не обсудили!

— А потому что нечего обсуждать! У тебя другая, я тебя не устраиваю, всё, о чем говорить?

— Да блин, Даша! — психует он и толкает дверь так сильно, что я даже отлетаю к стене, больно ударившись плечом.

Степа входит в квартиру, а у меня все тело сковывает страхом. Вряд ли он что-то мне сделает, но даже этого толчка хватило, чтобы я испугалась. Меня воспитывали в тепличных условиях, я росла как аленький цветочек, и такое обращение для меня слишком…

— Я хочу поговорить, — наступает он на меня.

— А я не хочу, — делаю пару шагов назад и убегаю на кухню, чтобы не остаться зажатой им у стены. — Я искренне не понимаю, чего ты от меня хочешь.

— Даш, а тебе правда так сильно плевать на меня, или ты этого старика притащила, чтобы меня позлить? — спрашивает Степа и меня резко прорывает истерическим смехом. Да он шутит! Задела его самолюбие? Конечно, это же только он может своими поступками унижать…

— Во-первых, он не старый, — сразу спешу защитить Давида и сама же себя подлавливаю на этом. — Во-вторых, на тебе свет клином не сошелся. Я и понятия не имела, что ты сюда притащишься, когда возвращалась домой. Ну и в-третьих, ты расстроился, что я не сижу и не плачу сутками и не скучаю по тебе? Я хотела, правда, но мне вовремя вправили мозги. Страдать надо за нормальными мужчинами.

— Мы два года встречались, — напоминает он, и я в удивлении поднимаю брови. Он и правда пытается выставить меня виноватой, восхитительно.

— Ага, — киваю ему. Мне хочется, чтобы он ушел, а еще чтобы дверь стучал не он, а совсем другой мужчина, рядом с которым я чувствую себя не какой-то чушкой, а желанной и красивой девушкой… Давид делает миллион комплиментов даже не задумываясь. Этот же унижает меня специально.

Куда смотрели мои глаза все это время?

“Просто раньше ты не встретила Давида”, — отвечаю мысленно сама себе и тихонько хихикаю от этих мыслей. Ох, кажется, он так сильно расплавил меня и проник внутрь, что достать его оттуда будет ой как непросто.

— И ты так просто свалила к другому мужику?

— Спешу напомнить, что ты свалил к другой еще во время наших отношений. Ну так, вдруг ты забыл, — горжусь сама собой за то, что не дрожу перед ним, а нахожу силы отвечать. Дрожать я готова в руках другого мужчины, и быть зайкой тоже только рядом с ним. Сейчас пасовать я не хочу. И пусть я буду плакать потом весь вечер от того, что эмоций слишком много, но при нем я слабину не покажу.

— Мне просто не хватало страсти! — его оправдание звучит слишком убого. Качаю головой и слышу, как звонит телефон. Иду искать, куда его положила, пока Степа идет следом и продолжает нести какую-то чушь. — Я правда думал, что у тебя будет другая реакция. Что ты захочешь все вернуть, станешь более раскрепощенной и мы снова будем встречаться…

— Ты бредишь, Степ, — отвечаю ему то, что думаю, потому что я и правда считаю, что он не в себе с такими мыслями. На экране номер мамы и я беру трубку, показывая Степе помолчать. — Да, мам? Что-то случилось?

Глава 13. Дарина

Я врезаюсь во что-то твердое и громко ойкаю, когда сильные и горячие руки ложатся на мою талию. Он всегда горячий. Мне хватает трех секунд, чтобы понять, что это вернулся Давид. Я ждала его немного раньше и была уверена, что полчаса назад пришел он, а не Степа. А сейчас даже не надеялась, что он появится, но… Но вот он здесь. И мне становится в сто раз спокойнее, чем секунду назад.

Потому что наедине со Степой было некомфортно и страшно, а Давид удивительно вселяет в меня спокойствие, хотя, казалось бы… Но я чувствую, что он меня не обидит и никому другому в обиду не даст. Я не знаю, откуда во мне эта уверенность появилась так быстро, но она почему-то есть, и избавляться от нее совсем не хочу.

Прижимаюсь к мужчине ближе и так хорошо становится сразу… Вижу выражение лица бывшего и хитро усмехаюсь, потому что не слишком он доволен появлением другого мужчины в отличие от меня. Я на самом деле не просто довольна, я предельно счастлива! Потому что лучшего исхода событий и представить нельзя было. Я очень боялась, что Степа начнет приставать. А сейчас… Возможно, когда он уйдет, приставать начнет Давид, но, к слову сказать, это развитие событий меня не пугает уж совсем.

Как быстро все меняется в моей уже не такой уж и скучной жизни… Боюсь парня, с которым встречалась два года, а того, кого знаю два дня — не боюсь.

— Это что, шутка? — вдруг отмирает Степа, глядя на нас. А мы выглядим, наверное, очень интересно. Потому что я стою, прижавшись к Давиду, а его руки на моей талии… Ох. Хочу взглянуть в зеркало, но для этого нужно сделать пару шагов назад.

— У меня тот же вопрос, — рычит на ухо Давид. — Это что, шутка? Или ты не понял, что тебе тут не рады?

— Я ее парень, — говорит бывший, словно он не изменял мне и у нас до сих пор всё хорошо.

— А я ее папочка, — Давид усмехается и явно шутит, а мне вот резко не до смеха становится и от этого голоса на ухо и от этого слова…

Папочка. Это звучит слишком порочно, или я успела испортиться так быстро?

— Степа, уходи, — говорю ему, оставаясь в объятиях Давида. Не хочу конфликта и глупых разборок, это всё ни к чему. Я в целом не понимаю, что он тут делает и почему не оставит меня в покое, если предал сам.

— Просишь уйти меня? — он искренне удивляется и я чувствую, как руки на моей талии сжимаются крепче. Я совершенно не знаю Давида, но что-то мне подсказывает, что он далеко не самый терпеливый человек и спустить Степу с лестницы или что похуже ему не составит никакого труда. Ну не выглядит он человеком сдержанным и любящим мирные переговоры от слова совсем. — Меня, а не его?

— С чего бы мне просить уйти его? — теперь удивляюсь уже я. — Он мне не изменял.

— Это пока, — этот козел усмехается, — пока он не понял, что ты никакая. — Степа злится, и я понимаю, что все мои желания обойтись без конфликта быстро стекают в топку. — Зачем ты взрослому мужику, Даша? Ты даже в сосалки нормальные не годишься, потому что не умеешь.

Я закрываю глаза, потому что Давид от меня отходит. Закрываю, потому что не хочу видеть… Я только слышу глухой удар, громкий стон, потом еще удар, щелчок замка двери, еще стон, глухой стук и хлопок двери.

А потом три шага и все те же теплые руки, но уже на моем подбородке.

— Что он тут делал? — спрашивает Давид обманчиво спокойно. Молчу. Потому что внутри такой обидой все внутренности колотит, что я с трудом держусь, чтобы не расплакаться. Выставил меня непонятно кем! Наговорил гадостей… — Дарина, я задал вопрос.

— Не знаю, — говорю ему сквозь ком в горле. — Приходил меня оскорбить, видимо, и унизить.

— Расстроил тебя? — спрашивает, поглаживая меня по шее. Я всё еще не открываю глаза и от этого все касания мужчины чувствуются еще острее. Киваю. — И чего ты расстроилась? Что сказал, что сосать не умеешь? Так если тебе от этого так грустно, мы можем попрактиковаться… Уверен, ты способная ученица.

Мои щеки вспыхивают. Это слишком откровенный намек! Слишком! Но моя слишком яркая фантазия сразу же рисует картинки в голове. Как я на коленях перед Давидом… Держу его член, достаю язык, и.. Ох!

От того, как все это слишком, я резко открываю глаза но натыкаюсь на еще более откровенный взгляд. И либо он думает о том же, о чем и я, либо просто понял, о чем были мои мысли. В любом случае от каждого из вариантов мне становится нестерпимо жарко. Я снова возбуждена, я не привыкла к таким темпам! Пару часов назад он довел меня до оргазма пальцами, а я чувствую, что снова хочу…

Нужно отдышаться, иначе я просто прямо тут умру от смущения, стеснения, возбуждения и еще сотни эмоций, которые бегают по моему телу.

Я делаю пару шагов в сторону от Давида, но он не дает уйти. Хватает за руку, тянет в свои объятия и смотрит прямо в глаза, в миллионный уже раз смущая этими откровенными взглядами.

— Куда побежала, заинька? — улыбается он. Выглядит таким… другим! Не знаю. Все это время он был либо серьезным, либо нагловатым, а тут настоящая улыбка! Я даже теряюсь немного от этого и зависаю в его руках. — Давай уясним две вещи? Ты больше не называешь меня на “вы”. И больше от меня не бегаешь. Уяснили?

Киваю. Уяснила ли я? Вряд ли. Тыкать ему как-то неловко, а по поводу бегать… Это вообще какой-то инстинкт. Самосохранения, наверное, ну или его крохотные остатки.

— А если не получится не бегать? — спрашиваю шепотом, потому что понимаю, что всё-таки буду бегать, пусть и не в испуге, но буду.

— Тогда догоню, — он пожимает плечами, а потом наклоняется ко мне близко, касается губами шеи и говорит тихо-тихо и хрипло: — Догоню и съем.

Глава 14. Дарина

Я не сплю всю ночь. Потому что как только начинаю дремать, мозг сразу выдает картинки, как Давид догоняет меня и съедает, как и обещал… Обещал, но не сделал. Потому что ему кто-то позвонил и пришлось срочно уехать. Подарил мне на память крошечный поцелуй и свалил куда-то, оставляя меня наедине с этими мыслями.

“Догоню и съем”... Это как наваждение какое-то теперь. Я только закрываю глаза — и он догоняет. А я не то чтобы сильно убегаю… И съедает. Раз за разом.

Под утро мне настолько жарко, что просто невыносимо. Кондиционер не спасает, выхожу на балкон в одной тоненькой пижаме, но толку от этого тоже особо нет. Это жар не от высокой температуры в комнате, этот жар идет изнутри, от мужчины, который умудряется прожигать меня даже на расстоянии.

Я так и не сплю толком нормально, вливаю в себя утром пару кружек кофе и начинаю думать, что делать с жильем. Найти работу быстро я могу, но денег за неделю у меня не появится на то, чтобы оплатить следующий месяц… Можно было бы занять — но влезать в долги вообще не лучшее решение, потому что кто его знает, смогу ли я всё таки найти работу с нормальным доходом или нет.

В общежитие смогу заехать только в начале учебного года, а сейчас лето в самом разгаре, меня там никто не ждет. А к друзьям… Нет у меня кроме Марины никого толком, но у нее жить я точно не буду.

В любой другой раз я бы без проблем переехала к Степе, а сейчас я хочу чтобы его переехал грузовик.

Короче, вариантов совсем немного… Точнее, их практически нет. Либо возвращаться на лето к родителям и жить до начала учебного года у них, а потом перебираться в общагу, либо всё-таки звонить Марине и попроситься к ней на какое-то время. В идеале конечно найти бы быстро работу и снять себе квартиру снова, пусть попроще и поменьше той, в которой я живу сейчас, неважно!

На самом деле вариант с Мариной в конечном итоге остается практически единственным. Потому что я безумно люблю своих родителей, но больше, чем две недели в гостях мы друг друга не выдерживаем. После того, как я уехала в другой город учиться и мы стали жить раздельно — совместное проживание стало чем-то вроде пытки. Я просто понимаю, что если вернусь сейчас к ним, все время до начала учёбы будет наполнено издевательством и только ужасными эмоциями. Никому из нас это не надо.

Именно поэтому я звоню подруге, сто раз проклиная себя за то, что я не слишком общительная и у меня нет друзей без таких горячих отцов, как Давид, дома у которых я могла бы чувствовать себя чуть спокойнее, чем там.

Подруга берет трубку почти сразу же, и я описываю ей проблему в двух словах. Что финансов нет, что ищу работу, что нужно где пожить какое-то время, максимум — до конца лета, а она мой единственный выход.

— Конечно, Дара, о чем речь! Тут миллион пустых комнат, ты видела размеры этого дома? — она посмеивается и я хихикаю тоже. Камень с души падает. — Приезжай.

— А… — не знаю, как спросить. Точнее, как только думаю о нем — щеки вспыхивают сразу же. — А твой отец не будет против, что в его доме будет кто-то еще?

— А я его со вчера не видела, он домой не пришел, — говорит она так легко, что я даже сначала не сразу понимаю смысл фразы. — Да и не будет конечно, тем более что ты моя подруга. Не волнуйся о нем, это он только с виду такой грозный, на самом деле почти милый.

Ага… милый. Твой милый папа, Марин, довел меня пальцами до оргазма вчера в моей ванной, а потом отлупил моего бывшего. Достаточно мило?

Чувствую, что злюсь. Хотя никакого морального права на это не имею. Просто… Слова о том, что он не вернулся домой вчера, заставляют скрипеть зубами.

Он говорил мне выкинуть чушь о других женщинах из головы, но почему я должна ему верить? С чего бы? С бывшим мы два года вместе были и ему не составило труда переспать с другой девушкой, тогда что держит Давида? Взрослый красивый мужчина, с которым у нас даже кроме парочки восхитительных поцелуев и одного, даже не общего, а только моего оргазма ничего не было. Он не предлагал отношений, мы даже не знакомы толком! И я умом понимаю, что он имел полное право поехать ночью к другой женщине и по этой причине не явиться домой, но обиженная другим козлом женщина внутри меня захлебывается в панической ревности к мужчине, на которого у меня нет никаких прав…

— Дара? Ты тут? — зовет меня Марина и я вздрагиваю, понимая, что всё это время сидела и молчала в трубку.

— А? Да, тут… Связь пропадала, — вру безбожно, но теперь совершенно не хочу ехать к Марине, хотя вариантов и правда других нет. Но не хочу! Если увижу на нем следы другой женщины, или просто пойму, или буду думать, что он после меня… сразу же… Да плевать мне будет на то, что я ему никто и он мне ничего не обещал. Мне уже плохо от всего этого.

— Короче, приезжай, — резюмирует подруга, — выделю тебе комнату рядом с моей, будем ночами болтать, да? Жду тебя!

Она бросает трубку, а я закрываю глаза руками. Блин… Вот надо было всё-таки родителям звонить. Я запуталась!

Собираю вещи и уговариваю себя дышать и не принимать всё близко к сердцу. В конце концов я обещала себе, что если Давида больше никогда не будет в моей жизни, просто вспоминать его с улыбкой. Что в итоге? Я ревную, черт возьми, хотя не должна этого делать.

Пытаюсь себя успокоить, потому что я ведь даже не знаю, что на самом деле случилось! Сама придумала про какую-то другую женщину, сама себя накрутила… Он же был с каким-то другом, и потом, кажется, в трубке был не женский голос.

Или я уже пытаюсь его оправдывать, чтобы не разочаровываться?

Боже! Как сложно…

К вечеру я наконец-то собираю свои не слишком уж многочисленные вещи и еду к подруге, решая не откладывать переезд на оставшуюся неделю. На днях встречусь с хозяйкой, отдам ей ключи и дело будет сделано. Грустно прощаться с квартирой, конечно… Но делать нечего. Еду.

Глава 15. Давид

— Так, блядь, копыта мне не откинь тут в тачке, я на ней потом ездить не смогу, — говорит Рустам, поворачивая голову.

Я валяюсь на заднем сиденьи. Не то чтобы я собирался откидывать копыта, конечно, но херово просто сил нет. Мы подозревали, конечно, что перестрелка начнется, но не думали, что она начнется как только мы войдем в клуб.

В нашем городе есть двое владельцев бизнеса. Мы с Рустом и еще один мудак, который когда-то был нашим другом и третьим совладельцем, а потом решил нас кинуть и от нас отколоться. Пытается делить территорию. Несмотря на то что он гнида мы поделили все по-честному, но ему всё мало. Он пытается ставить палки в колеса и занимается всякой херней, чтобы нам насолить.

Последний раз он перешел все границы. Его люди завалили в одном из наших клубов охранника, разборки были пиздец просто, нас закрыли на целый месяц. Нас заебало. Мы поехали разбираться. А хороших людей в этом бизнесе нет, поэтому поехали сразу с оружием. Но как только вошли — в нас начали стрелять. Я не увернулся в один из разов, прострелило бочину. Пуля на вылет, но приятного мало. А вот кровищи много.

Руст меня в тачку закинул и домой. Мы к этим “переговорам” всю ночь готовились, а в итоге хер пойми что произошло. Но зато у нас есть теперь рычаг давления на Марка. Так дела не делаются, он это знает. Если кто-то из наших его завалит, на нас даже не заявит никто, потому что будем правы.

Осталось до дома копыта не откинуть, и тогда точно все будет зашибись.

— Слыш, ты там хоть говори что-нибудь, — суетится Руст. Боится, что откинусь. Не хотелось бы, конечно. Бочина кровью сочится, прижимаю полотенце, но не особо спасает. Боль острая, но и онемение понемногу наступает. Херово. — Я нашему зубному набрал уже, едет. Терпи, слыш?

— Да угомонись ты, живой я, — говорю сквозь зубы. Зубной — это наш старый товарищ. Он нам с подросткового возраста все порезы и огнестрелы латал. Мы никогда законопослушными гражданами не были, поэтому свой человек был нужен. Не попрусь же я в приемное отделение с огнестрелом и своим стволом за поясом. Повяжут. — На дорогу смотри.

— Салон мне не залей только, — говорит Руст.

— Помоешь, руки не отвалятся.

— Почти приехали, — слышу голос как сквозь толщу воды, отъезжаю немного, больно, да и крови дохера потерял.

Очухиваюсь, когда Руст меня лупит по щекам. Поднимает, вытаскивает из машины и помогает зайти в дом. Повисаю на нем, опираясь на плечо и плетусь, прижимая к боку уже насквозь кровавое полотенце.

Надеюсь, что Марина гуляет, спит или просто сидит в своей комнате и не увидит меня таким. Она уже пару раз видела меня не в лучшем виде, но на огнестрелы не попадала, несмотря на то что их было парочку.

Руст открывает дверь в дом, мы заходим всё в том же положении в гостиную, и сука-а-а-а, что за несправедливость. Моя дочь сидит ровно на том диване, куда я очень хочу приземлится. Мало того, сидит она там не одна, а со своей подружкой… Заинька моя. Не хотел бы я, чтобы она видела меня в таком виде.

— Господи! — вскакивает та с дивана, закрывая руками рот. Следом подскакивает дочь. В голове и так шумит пиздец просто, еще эти две сирены орут.

— Не орать, — говорит Руст строго, приземляя меня на диван. Ну, вроде доехал, как планировал.

— Ч-что случилось? — слышу дрожащий голос дочери, а сам смотрю на Дарину. Она стоит в таком ужасе, как будто я уже труп. Теперь она наверняка будет меня бояться, ну пиздец. — Что произошло?!

— Огнестрел произошел, не кричи, пожалуйста, у меня башка лопается, — хриплю, прижимая полотенце посильнее. Сука, белый диван… Кожаный, конечно, но всё равно проще будет выкинуть, походу. Ебучий Марк!

— Чем помочь? — голос заиньки хриплый, испуганная, но всё равно пытается помочь, храбрится, хотя вот-вот расплачется.

— Поцелуй, — усмехаюсь, замечая, как округляются ее глаза. — Вдруг у тебя поцелуи лечебные?

— Лечебные поцелуи уже приехали, — говорит Руст, — идет. Дамы, прошу на выход, зрелище будет не из приятных.

Дамы, блять… Идиота кусок.

— Давид? — шепчет заинька. Переживает.

— Идите. Заштопают и буду как новенький. Но потом всё равно поцелуешь.

Кивает, даже не сопротивляется, надо было что-то посущественнее просить. Вот я олень, а. Ладно. Посущественнее она потом мне и без уговоров даст. Потому что сама захочет.

Зубной заходит как обычно уже при параде — в белом халате, — и со своим тревожным чемоданчиком. У него там всё есть на все случаи жизни. Бутылка для храбрости, тряпка в рот, чтобы не орал, обезбол всевозможный, ну и лекарства, конечно.

На самом деле я думал, будет хуже, а в целом всё терпимо. Особенно когда уколы действуют. Док штопает меня с двух сторон, осматривает рану. Повезло, пуля не задела ничего, кроме мышечной ткани, но это херня. Неприятно, но не смертельно.

— Заживай, — говорит, когда заканчивает. — Перевязки сам сможешь?

— Найду помощника, — говорю ему и уже думаю, что принцесса неплохо бы смотрелась в халатике медсестрички. — Спасибо, док, буду должен.

— Аккуратнее в следующий раз, — кивает он, зная, что я обязательно обращусь к нему снова.

— Дочь, — зову Марину. Через секунду в комнате появляются обе девушки, явно стояли под дверью все это время, вот же… — Проводи гостей, пожалуйста, — прошу ее вывести Рустама и Зубного. Она как в прострации, кивает как робот и молча идет к выходу.

А мы остаемся с принцессой вдвоем.

— Кто-то обещал поцелуи, — напоминаю ей. Она стоит в паре метров, тушуется, руки к груди прижимает. — Я жду.

— Я испугалась, — говорит шепотом то, чего я больше всего боялся. Как уговорить зайку не бояться взрослого серого волка, если она его и раньше побаивалась, а теперь узнала, что он связан с криминалом? Зайка не глупая, два плюс два быстро сложила, я уверен. Огнестрелы просто так не получают, да и мой ствол лежит рядом со мной на полу…

Глава 16. Дарина

О Боже. Обожеобожеобожеобоже…

Что происходит-то вообще?

Я сидела, пыталась злиться на Давида, при этом уверяя себя же, что ревновать его нет никакого смысла и это просто даже неразумно, а он… А его затащили в гостиную всего в крови! Синяки под глазами, порвана одежда, всюду кровь, от вида которой у меня останавливалось сердце…

Что, черт возьми, произошло?

Да, Давид не производит впечатление классического бизнесмена, который носит костюмы, умеет вязать галстуки на семь разных узлов и руководит компанией как банальный босс. Конечно, я понимала, что он человек непростой, но… Боги. Оружие? К этому меня жизнь не готовила!

Мне казалось, что я разучилась дышать, когда увидела его. Ноги стали ватными, кровь отлила от лица, затошнило. Как Марина выдержала — вообще не понимаю. Она словно выпала в какую-то прострацию, и даже когда нас попросили выйти и мы стояли в коридоре ожидая черт знает чего, она просто тупо смотрела в стену и не говорила ни слова.

Это, конечно, сыграло на руку, потому что когда Давид говорил о поцелуях никого не стесняясь, видимо, потому что мало что соображал из-за большой потери крови, Марина нас не слышала, потому что она вообще ничего вокруг не слышала. В ином случае… Я бы не отделалась от сотни вопросов, а в итоге вряд ли бы осталась тут, как планировала. Что-то мне подсказывает, что Марина не будет рада, если узнает, что между ее отцом и подругой что-то есть… Что? Самой бы понять. что между нами. Но что-то ведь точно есть, да?

А потом… Он уже словно выздоровел, хотя вид у него всё еще болезненный, да и кровью испачкан он весь. Синяки под глазами, конечно, никуда не исчезли, но он уже снова умудрялся командовать и выпрашивать поцелуи. Хотя, не сказала бы, что он выпрашивает. Этот мужчина точно не из тех, кто просит. Он… мягко приказывает. Но так, что ослушаться его совсем не хочется.

Для меня в этом чувствуется стержень, я таких мужчин никогда не видела. Даже папа мой не такой. Вот… Они со Стёпой больше похожи. Нерешительность в каких-то вопросах, мягкость. И хотя Степа для меня открылся с новой для меня мерзкой стороны, это наоборот показало мне, как мало в нем по-настоящему мужского.

Давид другой. Абсолютно. То ли возраст его так влияет, то ли он всегда таким был — не знаю. Но ему и правда хочется подчиняться, потому что каждое такое подчинение дарит удовольствие в конечном итоге не только ему.

Я поцеловала его, как он и требовал, но быстро, буквально чмокнула и отскочила от него, потому что услышала, как хлопнула входная дверь.

Ума не приложу, что со всем этим делать теперь, если честно… Мне, кажется, было даже чуть проще думать, что он был с другой женщиной всё это время. Я бы злилась на него и легко скрыла всё, что между нами было. Делала бы вид, что он просто отец моей подруги и не более того.

А в итоге? Мне и пожалеть его хочется, хотя он не просит и, кажется, даже не нуждается совсем. И поухаживать, и поцеловать, черт возьми… Не знаю, не представляю как теперь всё это будет. Наверное, лучше и правда уехать к родителям. Тем более, когда он тут будет лежать раненый — я буду только мешать.

— О чем задумалась, заинька? — вырывает Давид меня из мыслей. Марина как раз заходит в комнату, на ней всё еще нет лица, она очень испугана. Мне становится неловко, что я всё это вижу…

— Пап, — хрипит она, присаживаясь рядом с ним на диван. — Мы, конечно, не были с тобой друзьями не разлей вода, но… Но я не хочу тебя потерять, когда только обрела.

Это слишком… Сцена слишком для меня слезливая.

А еще, почему-то мне кажется, что это еще одно доказательство того, что Марина была бы сильно против, если бы между нами с Давидом что-то было. Потому что, ну.. я словно заберу у нее отца, нет? А она только-только его нашла.

Ухожу. Не слушаю, что говорят они друг другу, меня правда пробивает на слезу от этого. Нужно забрать чемоданы, которые, слава богу я еще не успела разобрать, и уехать к родителям. Сейчас же закажу билет, так для всех будет лучше.

— Дара, — кричит подруга с первого этажа, хотя я еще даже до конца лестницы дойти не успела. Возвращаюсь. На ее лице уже улыбка: неу удивлена, что Давид будучи даже в таком состоянии умудрился разрядить обстановку. — Ты переживала, не будет ли против папа, чтобы ты осталась. Он не против.

— Как я могу? — подтверждает ее слова Давид и смотрит на меня, ухмыляясь.

В его глазах черти пляшут! Как это возможно? Он всё еще в крови, его зашили полчаса назад, а он думает черт знает о чем… Боже. Самое неожиданное в этой ситуации то, что я тоже начинаю обо всем этом думать, зарядившись его настроением. И чувствую, как краснею от одних только мыслей.

— На самом деле я думаю, что сейчас не лучшее время, — говорю негромко, но Давид меня тут же перебивает.

— Дочь, — говорит он Марине, снова меня игнорируя. Ну спасибо! — Там док оставил список лекарств и всего, чего надо для перевязки. Я не то чтобы сторонник лечения, конечно, но тебя бросать я не намерен, так что придется.

— Я схожу, — кивает она сразу же. Куда? В аптеку? И оставит нас? Он, конечно, не в состоянии мне сделать хоть что-то сейчас, но почему-то всё равно очень волнительно.

— А подружка твоя за мной пока присмотрит, чтобы я коньки не отбросил. Да, зайка?

— Да… — говорю негромко и киваю.

И почему-то становится немного не по себе. Что он задумал?

Глава 17. Дарина

Мы остаемся вдвоем, а у меня сердце ускоряется в ритме раз в шесть сразу же, как только за Мариной закрывается дверь.

Я с одной стороны понимаю, что Давид с ранением, ему плохо и больно и он физически просто не способен мне ничего сделать, но с другой стороны… Это же Давид. Мне кажется, для него даже всё происходящее не станет никакой преградой. Не знаю только, на пути к чему. Он даже в этом положении умудряется шутить и смущать меня, вообще не понимаю, как это ему удается.

— Заинька, ты чего застыла? Иди ко мне, — говорит Давид, похлопывая ладонью по дивану возле себя.

А я не могу там сидеть! Потому что… потому что он лежит там весь голый, я точно умру от смущения, совершенно точно!

У него очень красивое тело, я такие тела только на красивых видео видела. Крепкие мускулы изрисованы татуировками… И вот ровно до этой минуты я была категорически против тату, считала, что это не украшает, а наоборот портит и всё в этом духе. Но… вот прямо сейчас передумала. Потому что на этом мужчине все рисунки смотрятся просто восхитительно.

— Сейчас, — говорю ему, а сама ухожу в ванную. На самом деле я бы очень хотела спрятаться тут и не выходить до прихода Марины, но это точно не выход.

Я пришла сюда за полотенцем. Снимаю его с крючка, мочу теплой водой под краном, брызгаю каплями на лицо, чтобы прийти в себя и возвращаюсь к Давиду.

Сердце стучит в горле от понимания, что я буду сейчас к нему прикасаться. Это так неловко! Просто ужас! Но я очень хочу ему помочь, правда… Хотя бы немного, как могу.

Поэтому сажусь ровно там, куда меня приглашал сам мужчина, и тут же вспыхиваю, когда его ладонь оказывается у меня на бедре.

А юбка, как назло, слишком короткая, поэтому Давид не стесняясь кладет ладонь повыше, вызывая этим действием огромные мурашки.

— Я хотела стереть следы крови, — говорю ему дрожащим голосом. Его руки на моих бедрах — это яркий взрыв чувств. Потому что его руки — это в целом моя погибель. Этот мужчина умудряется сводить меня с ума просто своим присутствием, не то что касаниями.

— Стирай. Руку не уберу, — ухмыляется нагло, как только умудряется наглеть в таком состоянии!

Меня совершенно точно удивляет этот мужчина. И вообще вызывает во мне миллион самых разных эмоций, которые я до встречи с ним еще не испытывала.

Протягиваю руку и прикасаюсь влажным полотенцем к груди Давида. С губ срывается вдох. С моих губ… И мужчина это замечает, конечно, ухмыляется и сжимает мое бедро чуть крепче.

— Нравится? — спрашивает. Специально смущает, ну видит же, что да, зачем он…

— Татуировки красивые, — обхожу тему его мускулатуры, как мальчишка, ну честное слово… Провожу полотенцем по мышцам, стирая разводы крови, по груди, ребрам и не скрытой повязкой коже живота. Стараюсь не надавливать сильно, чтобы не натянуть кожу около раны и не сделать больнее, в отличие от Давида…

Он старается надавить сильнее, чем стоило бы. Настолько, что у меня перехватывает дыхание.

Его наглые руки и пальцы шарят по внутренней стороне бедра и касаются края трусиков, которые уже постыдно мокрые от одних только наглых взглядов. Мне жарко, мне плохо от этих касаний, но, черт возьми, я ни за что не возьмусь его остановить…

Ему словно и правда всё равно на ранение, на то, что ему стоило бы отдыхать, спать, набираться сил и всё остальное. Этот мужчина сделан из стали, не меньше, ну либо у него как у супергероя — ускоренная регенерация, потому что ему хватает и сил, и наглости, и даже энергии, чтобы забраться пальцем мне в трусики и коснуться слишком чувствительного от возбуждения клитора.

— Не думал, что и второй раз нам придется ограничиться только пальцами, — говорит, обводя клитор по кругу. Развожу ножки в стороны, наплевав на все приличия, если хоть капля из них осталось во мне и моем мире. Плевать уже. Его пальцы и он сам снова сводят меня с ума и я совершенно точно снова готова с него сойти. Потому что я помню, как хорошо было, и так нагло хочу это повторить…

Вцепляюсь ногтями в его запястье, запрокидываю голову, стон срывается с губ. Задыхаюсь. Давид не жалеет меня, не входит пальцем внутрь, заставляя задыхаться от еще более сильного желания. Уделяет внимание только клитору, даже этими движениями возводя меня на вершину наслаждения.

Стону, не могу сдержаться, чувствую приближение оргазма и закрываю глаза, потому что наслаждение слишком остро бьет током по всем нервным окончаниям.

Всхлипываю, когда волна оргазма подкатывает к низу живота и открываю рот в немом крике, когда наконец-то кончаю… Из глаз брызгают слезы, это всё слишком, чересчур остро, всё чересчур!

— Чёрт… Ты снова сделал это… — шепчу ему, и сама сначала не замечаю, как говорю с ним на “ты”. Как там было? После оргазма только так…

— А ты снова не была против, — ухмыляется снова довольно, а потом еще раз сводит с ума.

Потому что протягивает руку ко рту и с наслаждением облизывает палец, которым только что свел меня с ума… Чёрт.

— Что ты… Боже.

— Вкусная заинька, — подмигивает мне. Я вся пылаю, кажется, цвет лица рядом с ним вообще не становится нормальным. Я натурально горю, как изнутри, так и снаружи. Это вообще нормально? Творить всё это в доме подруги с ее отцом. Вряд ли. Вряд ли во мне вообще осталась хоть капля нормальности…

Но так хорошо, что я не могу сопротивляться этому! Настолько, что мысли о неправильности всё равно проигрывают в борьбе с желанием. И предложи Давид сейчас повторить — я не раздумывая согласилась бы.

— Ты закончила? — спрашивает, добивая меня.

— Ты же видел, что да… — шепчу, краснея. Зачем он издевается?

— Я имел в виду с кровью, — теперь он веселится еще сильнее, а я краснею еще пуще прежнего. — Но твои мысли мне нравятся куда больше. В тебе кипятка сильно больше, чем кажется, да?

Глава 18. Давид

— А мне насрать, что ему мешали, — рычу в трубку. — Он задержал крупную партию для хороших людей, и каждому из них тоже плевать, колеса ему пробили или голову, ясно?!

Психую. Сбрасываю звонок и отбрасываю телефон в сторону, потому что от тупости этой уже болит голова.

Я не торгую оружием, просто помогаю доставить и найти клиентов за приличный процент, но если кто-то из сторон сливается — проблемы бьют по мне. Уже лет пятнадцать у нас налажена эта схема, но всё равно находятся клоуны, которые умудряются косячить.

Три часа ночи, я всё еще валяюсь на чертовом диване, потому что ранение пока не дает жить полноценной жизнью, а отсюда мне и до кухни и до ванной близко, не надо спускаться по лестнице.

Моих нервов уже не хватает на все это дерьмо. Во-первых, меня раздражает ситуация с клиентом. Во-вторых, я заебался валяться как немощный. В-третьих… зайка меня избегает.

Всеми, блядь, способами!

После того, как я расслабил ее, пока дочь была в аптеке, она ко мне не подходит больше. Вообще. Даже мимо старается не бегать, потому что знает, что утащу к себе.

Но все равно смотрит на меня постоянно и краснеет, явно вспоминая приятные моменты. Какого черта тогда?!

Я никогда не бегал за девчонками, но и от меня так явно никто не убегал никогда. Говорили “нет”, я отваливал. А эта и “нет” не говорит, но и “да” подо мной не кричит пока что. В этой женщине не то что загадка, в ней целый ребус, который пока хер пойми как разгадывать.

Слышу тихие шаги по лестнице, поворачиваю голову и вижу сонную заиньку в смешной почти детской пижаме. Она трет глаза и щурится от яркого света в гостиной. Попалась?

— Не спится? — спрашиваю, заставляя ее от неожиданности остановиться на последней ступеньке.

— Не могу спать, когда ты кричишь, — говорит хриплым ото сна голосом.

Бля, я разбудил, пока говорил по телефону? Не рассчитал с громкостью, походу.

— Я бы тоже с удовольствием не спал от того, что ты кричишь.

Она снова уже привычно краснеет, а потом наконец-то продолжает идти. И снова мимо. У меня уже глаз дёргается от того, что она ходит мимо меня, не подходя ни на метр.

Заходит на кухню, слышу, как пьет воду и возвращается. Шортики ее пижамки восхитительно короткие, и даже нарисованные на них динозавры не уменьшают сексуальности длинных ножек.

— Стоять, — рычу на нее, и она замирает и тут же тормозит. Поворачивает голову ко мне, смотрит испуганно. Трусишка. Я всё ещё не могу прижать ее к стене и вытряхать все сомнения из ее дурных мыслей. Меня совершенно не вовремя подстрелили, я не успел совратить девчонку так, чтобы она не от меня скакала, а на мне. — Сюда. Подошла. Быстро.

— З-зачем?

— Зайка… без лишних вопросов. Сюда.

Она мнется пару секунд, но в итоге делает три шага в мою сторону. Мнется, сомневается, но идет. Именно поэтому я всё ещё не отстал от нее. Манит этим, как чертов магнит.

— Сядь, — подсказываю ей, потому что опять тормозит, не сокращая дистанцию.

— У тебя все в порядке? — спрашивает Дарина, и хер знает, что она имеет в виду. То ли ранение, то ли мой скандал по телефону. Честности ради, и то, и другое, интересуют меня сейчас меньше всего.

— У меня определённо не все в порядке, потому что ты бегаешь от меня уже третий ебаный день, — говорю ей. Не сдерживаюсь, психую. Хватаю за руку и тяну на себя.

Заинька падает на меня, упираясь ледяными пальчиками мне в грудь, и испуганно смотрит вниз, боясь задеть рану. Но пулевое с другой стороны, да и клинит меня сейчас так, что не больно совсем.

— Я не бегаю, — шепчет хрипло.

Ее рот слишком близко к моему, а губы двигаются слишком призывно.

Обхватываю ладонью ее затылок и припечатываю к своему рту, стирая все крохи сомнений.

Горячие губки двигаются в такт моим, заинька впускает язычок в мой рот, даже не думая сопротивляться. Это тот самый кипяток в ней, который срывает крышу, на который я так сильно запал.

— Так лучше, — отрываюсь от нее и кусаю за нижнюю губку, срывая тихий всхлип. — Что не так, заинька? Почему я третий день не наблюдаю тебя рядом и не пробую на вкус? Пугаю — скажи.

— И ты отстанешь? — спрашивает она, но страха в голосе сильно больше, чем надежды.

— Нет. Отлижу так хорошо, что ты перестанешь бояться.

— Ох… Давид!

Меня сводит с ума ее смущение. Как она соединяет всё это в себе? Только что вылизывала мой рот со знанием дела, а теперь краснеет, как будто ей никогда не делали куни.

Или…

Бля. Я в раю?

— Я готов хоть сейчас.

— Не надо! Прекрати, боже… я боюсь, что Марина проснётся, услышит, узнает… Я боюсь ее реакции. Она не хочет терять отца, а я не хочу терять подругу, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Она не перестанет быть моей дочерью в любом случае.

— Я не могу… — хмурится она. — Правда не могу.

— Или не хочешь, — подсказываю ей. Она все ещё лежит на мне, я чувствую, как колотится ее сердце и напрягаются соски. Она хочет. Я, блядь, нутром чувствую, что хочет, только в голове мусора всякого столько, что он мешает адекватно воспринимать ситуацию.

— Я… я не могу так сказать, — качает головой. Хочет. Я же говорил. — Я просто боюсь потерять подругу ради…

— Ради чего? Договаривай, заинька.

— Ради пары ночей. Ты мне очень нравишься, Давид, но я не готова терять подругу ради секса. Прости.

Интересное кино…

Она встает, уходит, а я не держу. Потому что пусть проспится.

Это был намек на то, что я несерьёзен? Или всё-таки слишком давлю? Так она сама не сопротивляется и кончает с удовольствием, кому надо что-то там растягивать, когда оба человека всего хотят?

Глава 19. Дарина

Мне так грустно… Я сказала Давиду всё, что терзало меня и мою душу, а в итоге уже второй день не могу справиться с эмоциями.

Марина постоянно спрашивает, что со мной, а я не могу ей ответить. Потому что, а что я скажу? Я отказалась переспать с твоим отцом, чтобы не потерять тебя, а он сразу же от меня отказался? Бред же! Хоть и правда…

Давид действительно перестал обращать на меня внимание. Вчера я просто ушла спать, а утром он делал вид, что меня не существует. Ну, он поздоровался, конечно, но этим всё наше общение закончилось.

Наверное, он услышал меня и понял, поэтому решил отпустить. Выходит, что мои слова о паре ночей были правдой…

Конечно, я как любая другая потерявшая голову девчонка надеялась на что-то! Он так много уделял мне внимания, ударил моего бывшего, стащил со стойки тогда в клубе… Зачем тогда всё это было? Неужели и правда ради секса? Тогда странно. Наверняка он легко мог бы найти себе кого-то более сговорчивого и сексуального. Не понимаю я…

Весь день даже не подходил ко мне, хотя были моменты, когда я оставалась недалеко от него одна. Он очень быстро идет на поправку, весь день сегодня спокойно передвигается, всё-таки ранение оказалось сильно проще, чем казалось изначально.

Но ни разу не подошел. Конечно, я ждала! Любая бы ждала на моем месте! После всего, что он со мной творил… Никогда и никто не вызывал во мне столько эмоций, сколько Давид. Он открыл во мне столько чувств, о которых я и знать раньше не знала!

Но… видимо, этой короткой сказке было суждено закончиться так быстро. Главное теперь не жалеть очень сильно, что таки попалась на его обаяние. Было классно, буду вспоминать с улыбкой.

И всё-таки съеду к родителям, видимо… Потому что просто не вынесу быть рядом с ним, таким холодным, еще немного!

Потому что смотрю на него, на руки эти, губы, и пылаю вся, вспоминая все его поцелуи и касания. И так грустно становится… Что только рядом с ним я себя красивой и желанной чувствовала, а в итоге всё закончилось так стремительно.

Не могу уснуть. Хотя уже два часа ночи — сна ни в одном глазу.

Я лежу в наушниках, тихонько напевая песни и смотрю в потолок: в комнате, что мне выделили, он усыпан мелким сиянием, словно звездами. Красиво… Расслабляет немного, хотя спать все еще не хочется.

В наушниках играет песня о любви и расставании, и так грустно становится. Закрываю глаза, и чувствую под веками слезы. И ловлю себя на мысли, что грущу я далеко не из-за отношений, которые длились два года и закончились предательством. Грущу я совсем по другому поводу…

Я странная? Наверняка. Но вот так чувствую, так у меня внутри, ничего сделать с этим не могу.

Вспоминаю все яркие моменты с ним, пусть их было мало, но они были очень насыщенные! Внизу живота теплеет, становится жарко… Свожу бедра вместе, ощущая возбуждение. Острое желание избавиться от одежды пробирается под кожу. Очень жарко. Откидываю одеяло, оставаясь в одной футболке и трусиках: так чуть легче. Немного, но всё же.

Я представляю, что Давид сейчас недалеко отсюда… Наверное, уже крепко спит, и даже не подозревает, что я тут с ума по нему схожу. Он словно подсадил меня на свом прикосновения, без них сложно!

Веду руками по бедрам, перехожу на талию, представляя, что это его руки… Зажмуриваюсь, словно это поможет воссоздать образ Давида, поднимаю футболку до талии, касаюсь пальчиками живота… Внутри вспыхивает пламя из эмоций, мне кажется, что он рядом, словно и правда он меня касается, а не я пытаюсь вспомнить его руки…

Футболка ползет еще выше, сжимаю руками грудь, кусаю губы, чтобы не издавать стонов, и тут же вскрикиваю, потому что чувствую тяжелое тело на себе и горячие губы, накрывающие мой сосок.

— Что ты… господи… ты что…

Это Давид. Я чувствую его одурманивающий запах, который ни с кем невозможно перепутать. Темно жутко, не видно ничего, но это точно он.

Я уснула и оживила во снах картинки? Или это и правда он?

Я сгораю от его ласк, губы горячие сводят с ума, двигаясь по груди. Руками он сжимает бедра, заставляя задыхаться, я в секунду просто улетаю куда-то за облака…

Вынимаю из ушей наушники, бросаю куда-то, даже не понимая, куда. Глаза немного привыкают к темноте и я вижу очертания крепкого тела с белой и очень яркой для такого мрака повязкой на боку.

— Давид, что ты творишь…

— Хочу выбить все дурацкие мысли из твоей головы, — шепчет он хрипло, целуя ниже. Сжимаюсь от щекотки, когда он проходит щетиной по ребрам, потом шумно втягиваю воздух, когда обводит пупок языком. Он спускается ниже и ниже, а я сгораю и не понимаю, что происходит…

Он подцепляет руками трусики, стягивает их по ногам. Я не могу сопротивляться! Не могу, и… и не хочу.

Громко стону, когда он тянет меня за щиколотки к краю кровати и опускается на колени на пол рядом…

— Потише, заинька, — слышу в голосе усмешку, а потом понимаю, что комната Марины за стенкой! Господи! Я же могла ее разбудить…

Это какое-то сумасшествие.

Выгибаюсь, когда губы Давида накрывают мой клитор, прикусываю кожу на руке, стараясь не закричать.

Никто и никогда не делал этого со мной и я просто готова умереть от смущения, неловкости, возбуждения и остроты ощущений.

Он делает слишком приятно, я едва ли успеваю делать спасительные вдохи. Не понимаю ничего, где касается, как ласкает, ничего не понимаю… Только чувствую крепкие руки, слышу пошлые звуки его поцелуев и тону в этом океане глубже и глубже, задыхаясь…

Это невыносимо!

— Давид… Давид… — шепчу в полубреду, и хнычу, когда он останавливается!

— Да, заинька? — он снова усмехается. Смеется надо мной, пока я распадаюсь тут на атомы!

Глава 20. Дарина

И что всё это значит? Как понимать? Хотя, о каком понимании вообще идет речь, когда у меня в голове желе и мука…

Меня всё еще потряхивает от оргазма и эмоций, пока Давид целует мою грудь и шею.

Никогда… Никогда и никто мне такого не делал, и мне так смущенно и хорошо одновременно!

Щеки пылают, внизу живота пылает, да все внутренности пылают! Мне хочется свернуться клубочком на груди этого невероятного мужчины и кошкой ласковой мурлыкать до самого утра, благодаря за все эмоции, которые он дарит.

Но…

Еще больше мне хочется дать ему хоть что-то взамен. Он удовлетворил меня уже несколько раз, сейчас он сделал это, будучи раненным! А я…

А я всё смущалась, но сейчас, кажется, точно не время смущаться и чего-то бояться. Произошло и так уже слишком многое!

Я не знаю, что значит этот выпад Давида. Он сказал “выбить все глупые мысли из твоей головы”, а единственные мысли, о которых я с ним делилась — это те, что я не готова ссориться с подругой из-за пары ночей.

То есть… Это намек на то, что он со мной не на пару ночей? Или что? Почему так сложно просто сказать! Боже!

Но пока он ласкает меня, к полноценному диалогу я не готова… Я и вправду растекаюсь удовлетворенной желешкой по кровати, пытаясь не заурчать вслух от удовольствия.

Я безумно хочу этого мужчины. До дрожи в пальцах.

Но я понимаю, что пока он не до конца оправился от ранения, ни о каком полноценном сексе с проникновением речи не идет.

Да и… Не время сейчас. Марина за стенкой, а что-то мне подсказывает, что я не смогу быть тихой, если он возьмет меня по-настоящему. Я от одного только языка с трудом не кричала на весь дом… Всю руку искусала, стараясь сдерживаться. И то, кажется, была чересчур громкой.

Я хочу сделать ему приятно… Хотя, я не особо умею. Степа никогда не просил минет, а в те редкие дни, когда я проявляла инициативу — либо быстро всё прерывал, либо и вовсе отказывался. Я, наверное, очень плоха в этом…

— Давид, — выдыхаю громко, собравшись с мыслями. Он все еще ласкает теплыми губами мою грудь, заставляя и дальше плавиться меня, как на жарком солнце. — Давид, я…

— Что, заинька? — спрашивает он, нависая надо мной на вытянутых руках.

— Я хочу сделать тебе приятно… — шепчу, зажмурившись, словно он может в этой темноте разглядеть мое лицо. Но так проще! Это словно придает немного уверенности, которая мне точно не помешает. Весь Давид в целом мне придает уверенности, еще месяц назад я бы в жизни не рискнула даже подумать о таком, не то чтобы исполнять это в жизнь…

— Как именно? — в его голосе куча озорства, он явно понимает, о чем я, но издевается специально! Зачем? Хочет услышать от меня именно те слова? Окончательно меня в краску вгоняет…

— Ты понял, как, — фыркаю на него, уже злюсь и ничего не хочу! Чёрт, кому я вру… Очень хочу.

— Не-а, — он снова издевается. Наклоняется ко мне, проводит носом по моей щеке, разбрасывая мурашки. — Не понял, заинька. Скажи.

— Я не могу сказать…

— Ну, давай. Будь дерзкой зайкой, скажи, что хочешь отсосать мне, — шепчет прямо в губы, на секунду впиваясь с рычанием грубым поцелуем.

Я задыхаюсь! От контраста смущения и этой сладкой грубости. Меня окатывает кипятком с головы до ног от этих слов… Это так неправильно! Так пошло, божемой…

— Давид…

— Говори!

— Я хочу тебе… у тебя… — не могу я! Язык не двигается, я никогда не говорила такими словами… Но Давид не намерен ждать, и я решаю подыграть ему, но только по своим правилам. Опускаю руку вниз, сжимая его твердый член через ткань домашних штанов. Меня окатывает еще одной волной жара от ощущения его в моей руке. Большой… Боже. — Я хочу его в рот… — шепчу прямо в губы, сжимая руку чуть сильнее.

Давида устраивает, и он перестает надо мной издеваться. Только перекатывается на спину, позволяя мне, видимо, взять все в свои руки.

— Ну, давай, — хмыкает.

— Только… — я теряюсь сразу же. И правда зайка! Как до дела дошло — сразу заднюю давать… — Я не умею. Если тебе не понравится…

— Клянусь, заинька, мне понравится всё, если ты не решишь его откусить, — он смеется хрипло, в его голосе столько возбуждения, что оно передается и мне! Несмотря на то, что я только-только получила оргазм от его языка, внутри снова разгорается ураган. Боже… Я никогда не чувствовала себя такой развратной, как сейчас.

Тут очень высокая кровать и стоять на полу, как стоял Давид, мне не будет удобно. Поэтому я сажусь рядом с ним на покрывало, находя для себя удобную позу.

Пальцы дрожат от предвкушения, когда я провожу по крепким мышцам груди и пресса, а потом натыкаюсь на тугую ткань повязки. Боже… что мы творим?! Он, черт возьми, подстрелен!

Но ему уже точно всё равно, да и мне, если честно… Сглатываю слюну и радуюсь, что в комнате очень темно, иначе Давид точно смеялся бы над моими пылающими щеками. А они пылают! Потому что я касаюсь пальцами снова его твердости… Всё еще через штаны, но уже так волнительно…

— Ну же, заинька, смелей, — подбадривает меня Давид, протягивая руку и касаясь моей головы. Ох… даже этот жест какой-то ну очень уж интимный. Я чувствую, как ему хочется и от этого сама хочу не меньше. И пусть я буду дурой, но я думаю о том, что хочет он именно меня! Именно со мной, а не просто получить разрядку…

И я решаюсь, на ощупь стягивая резинку его станов вместе с боксерами до колена…

В горле пересыхает, Давид не давит на меня, за что я ему очень благодарна!

Я касаюсь его горячей плоти руками, обхватываю член пальцами и чувствую, как хочу его только сильнее, когда Давид издает негромкий и сдавленный стон.

Глава 21. Дарина

— Ты сегодня выглядишь как-то иначе, — говорит Марина, когда мы завтракаем на кухне. Я немного давлюсь чаем, проливаю пару капель себе на майку и громко кашляю, стараясь не задохнуться. Конспиратор из меня никакой! Минус три из десяти, блин…

— Иначе? — говорю, наконец-то откашлявшись. Что она имеет в виду?

— Ага. Как будто вся светишься изнутри. После того, как ты рассталась со Степой я тебя такой сияющей еще не видела. В чем секрет? — она смотрит на меня с любопытством, а у меня все слова застряют в горле.

Ну… потому что секрет у меня такой, о котором я поведать Марине не могу.

Потому что вчера ночью, когда между нами с Давидом произошло то, что произошло… Мы поговорили, короче, и решили, что ничего не расскажем Марине пока. А еще решили, что будем встречаться в тайне.

И.. да! Встречаться!

Давид так и сказал. “Если глупая зайка не понимает намеков без слов, придется говорить словами. Ты — моя, и делить я тебя ни с кем не собираюсь”.

Я растаяла в ту же секунду… Потом он еще долго меня целовал и только под утро я уснула на его плече. Проснулась в гордом, но дико счастливом одиночестве. Но так как о счастье нашем договорено было молчать — молчу. Хотя подруге так по-девичьи хочется рассказать и поделиться с ней всем! Но не могу… Я очень боюсь ее реакции, поэтому и было решено, что мы будем прятаться.

При Марине у нас нет никаких отношений, а там, за закрытой дверью, может происходить что угодно…

От предвкушения всего, что меня ждет, немного подбрасывает. Волнение растекается по венам патокой, и скрыть эмоции я не могу. Не умею попросту… Всегда все наружу, меня считать легко, как открытую книгу. Даже Марина вот сразу сказала, что со мной что-то не так.

— Просто поняла, что наконец-то окончательно отпустила Стёпу, — вру безбожно, потому что я на самом деле ни дня не жалела о нашем расставании. Ну, может только один день. Потом жалеть мне было уже некогда…

— Это правильно! Он козел редкостный, не понимаю, почему ты вообще по нему столько дней убивалась.

Я сдерживаю смешок, пряча его за глотком чая, потому что моё плохое настроение было ни на миллиметр не связано со Стёпой… Но к лучшему ей думать иначе! К лучшему!

— А мне плевать, я еще раз повторил! — звучит неожиданно громко голос Давида.

Он залетает на кухню злой и разъяренный, на кого-то орет в трубку и не обращает на нас внимание

На нем снова нет футболки! Ну что это такое! Как можно быть таким бессовестным…

Он продолжает на кого-то орать по телефону, а я залипаю на его торс… Сегодня у него нет огромной повязки, только большой пластырь на месте раны, и я могу бессовестно рассмотреть косые мышцы его пресса и жесткую дорожку волос, уходящую от пупка прямо…

Ох!

Меня мигом обваривает кипятком, стоит только на секундочку вспомнить, что мы с ним творили… Что я творила! Да я никогда не занималась таким, а тут так откровенно, так пошло… И мне понравилось…

Боже, да я же сейчас сгорю!

Он продолжает кричать на кого-то и говорить, что это не его проблемы, а я отворачиваюсь и снова прячусь за чашкой с чаем. Марина смотрит на меня, наверняка замечая мои пунцовые щеки, а я срочно стараюсь подумать о чем-то кроме Давида, потому что, мне кажется, что всё, что мы с ним творили, уже можно просто как фильм посмотреть в моих глазах.

— Значит оторвите голову самому Марку, — рычит он в конце и бросает трубку, шумно выдыхая. — Заебали. Доброе утро, девчонки.

— Привет, па.

— Доброе, — пищу в ответ. Мне и неловко от всего этого и даже чуть страшно от его слов. Оторвать голову… Это же фигурально, да? Просто странная постановка предложения. Он же не будет… Не будет же? Я стараюсь не думать о том, что он сам с огнестрельным ранением, и что у него тоже есть оружие, я видела в тот день! Но… он не станет ведь никому отрывать голову, да? Или с кем я вообще связалась?

— Пап, всё в порядке? — насторожено спрашивает Марина, видимо, тоже впечатленная словами про отрывание головы.

— Ага, — он кивает, но на его лице столько злости, что “порядком” там и не пахнет. — Просто кто-то не умеет принимать поражение. Разрулим, все ок.

— Точно? — мне не нравится настороженность в ее голосе, волнение передается и мне. Она-то Давида гораздо дольше и лучше знает, может, происходит что-то плохое?

— Ага, — кивает он еще раз, а потом подходит ближе к нам. Смотрит на мой чай и спрашивает: — Можно?

Конечно можно, господи, тебе вообще всё можно…

Я киваю, а он берет чашку и в два больших глотка допивает весь чай, на секунду прикрывая глаза. Мне хочется верить, что от наслаждения… Я пью сладкий чай, почти сироп. Просто нравится такой, ничего не могу с собой поделать.

— Сладенько, — он ставит чашку на место и облизывает губы. А он этими губами вчера…! Боже. Как тут скрываться-то, а? Когда вокруг все эти его руки, губы, пальцы, пах, чтоб его… И облизывается он так пошло, что мне кажется это “Сладенько” уже совсем не к чаю относится! Я схожу с ума, да? — Спасибо, заинька, — он подмигивает мне, как самый настоящий наглец и уходит так же быстро и резко, как появился пару минут назад.

А я сижу в шоке! Потому что не понимаю, как смотреть подруге в глаза, когда в моих ну точно всё давно написано.

— Папа красавчик, да? — неожиданно спрашивает она, и я округляю глаза. Они решили меня всем семейством добить?

— Он… Отлично выглядит, — приходится подбирать приличные слова из всего того потока, что вертится на языке. И когда я только стала такой? Так быстро, кошмар.

— Если что прости его за наглость, он просто не умеет иначе. Не смущает?

— А? Нет, нисколько, не волнуйся. Всё хорошо.

Глава 22. Давид

— А я еще раз повторяю, что мне плевать, — говорю в трубку, стоя во дворе. Не отрываюсь от телефона весь день, потому что идиоты ничего без меня сделать не могут. Марк решил избежать ответственности за то, что его люди или он сам меня подстрелили, разруливать никак не хочет, ныкается, как крыса. Мы проблемы обычно иначе решаем, стараемся культурно или разговорами, но тут уже языком трепать банально не хочется. Его люди весь день выносят мне мозг о том, что это была случайность и никаких разборок они не хотят.

А я хочу.

Крыса мне в окружении не нужна. А он крыса. Поэтому все, что нас связывает и когда-то связывало надо разорвать.

А еще в идеале оторвать ему башку, чтобы под ногами не мешался и меня и моих людей не трогал.

Скидываю вызов, потому что не готов я больше слушать всё это дерьмо, подкуриваю десятую уже за час сигарету. Бесят. Оклемаюсь немножко еще, сам ему башку прострелю и заживу спокойно.

Время давно за полночь, с заинькой мы и не виделись толком, потому что она весь день с дочерью, а я с придурками на телефоне. Руст разруливать без меня пытается, в итоге укатился в травму сегодня со сломанной рукой: люди Марка втроем кинулись, снова в крысу.

Давно разборок не было, но, видимо, скучно без этого кому-то живется. Заебали, ей богу…

Тушу сигарету, надо вырубить телефон и сваливать спать, только перед этим обязательно загляну к заиньке в спальню. Она такими глазищами на меня смотрит весь день, что хочется все дела бросить и утащить ее в уголок куда-нибудь, но, к сожалению, пока не вариант.

Делаю два шага к дому и застываю: слышу всплеск воды в бассейне.

Торможу. Кого там носит в два часа ночи?

Надеюсь, это не люди мудака Марка пробрались, чтобы придушить меня во сне. Эти могут, в лёгкую.

Надо бы зайти и взять ствол, но иду с голыми руками, надеясь хер знает на что.

Территория бассейна у нас за домом, иду медленно, не видно ни черта, фонари тоже почему-то не горят. Специально не включили?

Понимаю, что волнуюсь не о себе, внезапно доходит, что волнуюсь о девочках. Обеих, мать его. Потому что и одна, и теперь уже другая, мне дороги. И если с ними что-то сделают, да хоть пальцем тронут — я убью не задумываясь.

Врубаю свет и слышу женский вскрик, замечаю, что от резкой яркости зайка жмурится и выключаю его обратно, выдыхая.

Чтоб меня!

Я ждал кого угодно, но не ее.

Хотя… Это даже лучше.

— Ты меня напугал! — шипит она. Подхожу к бассейну, расслабляюсь моментально, и глаза привыкают к полумраку: луна сегодня ярко светит.

Разглядываю зайку точно как и она беззастенчиво разглядывает меня. На ней слишком крошечный купальник, но даже он мне кажется слишком уж мешающим на ее совершенном теле.

— Решила поплавать ночью и даже не позвала меня? — спрашиваю, присаживаясь на корточки у самой воды. Дарина подплывает ко мне, складывает руки рядом со мной и шипит недовольно, как маленькая, но не ядовитая змея:

— Ты весь день занят, тебе не до меня. Марина уснула и я захотела в бассейн.

— Опять кусаешься, заинька? — усмехаюсь. Малышка претендует на мое свободное время? Да пожалуйста, я весь твой.

Она фыркает на мои слова и тут же ныряет, уплывая, напоследок виляя из-под воды задницей в стрингах. Бля… Вот и как я должен держаться, когда такой лакомый кусочек перед носом хвостом вертит?

Пока зайка делает вид, что я ей совсем не интересен, скидываю штаны и прыгаю в воду, сразу перехватывая Дарину к себе.

— Эй! — она возмущается, но так наигранно, что я не верю ни на секунду. — Отпускай меня, я, вообще-то, обиделась.

— Я пришел вытрахать все обиды из твоей головы, — шепчу ей, усмехаюсь от того, как краснеют ее щеки и сразу впиваюсь губами в маняще приоткрытый рот.

Бля… она всегда горячая и до чертиков вкусная, сладкая, как тягучий мед, который я готов ложками жрать.

В ней ни капли блядства нет, как в других однотипных телках, но раскрывать ее дьявольские стороны оказывается куда более интересно, чем трахать опытных шлюх.

Прижимаю зайку к бортику, она вздрагивает от касания спиной к холодному кафелю, но не отпускает меня, целует рвано, чуть слышно всхлипывая мне в рот. Меня кроет от нее, в башке сразу пусто, а член за секунду каменный. Она все говорила о какимх-то “паре ночей”, но я, бля, готов вечность ее из своих рук не выпускать, парой тут точно все не закончится.

Сжимаю задницу Дарины, прижимая к себе ближе, вжимаюсь пахом в нее и слышу тихий-тихий стон. Мне хочется ее утащить куда-нибудь далеко, чтобы она покричала от души и не боялась, что кто-то услышит! Надо организовать, очень надо.

Заинька меня не отталкивает, сопротивления никакого, поэтому действую быстро, пока от возбуждения совсем не отключились мозги. Верх купальника сдираю вниз, сразу нападаю губами на грудь, прикусываю и облизываю соски, втягиваю в рот, наслаждаясь шипением зайки.

Сжимаю задницу, пальцами впиваясь в кожу, трусики отодвигаю в сторону и схожу сразу двумя пальцами, таки срывая с пухлых губ громкий короткий вскрик. Да! Моя девочка, не сдерживайся…

— Давид, что ты… Бо-о-о-оже… — она жмурится и кусает губы, пока я терзаю ее пальцами и языком, пытается сдерживаться, но сама двигает бедра навстречу, насаживаясь на мои пальцы.

Но мне мало пальцев. Всё это время было катастрофически мало и сегодня я твердо намерен оттрахать ее как следует…

Сдираю трусы, освобождая член, подхватываю Дарину под бедра, заставляя обхватить меня ногами и тут же толкаюсь головкой в тесный и влажный жар, съедая с губ Дарины надрывные стоны.

— Не больно? — спрашиваю, потому что она оказывается неожиданно тесной. Я, конечно, хочу ее оттрахать, но от этого секса у нас двоих должны остаться положительные воспоминания.

Глава 23. Дарина

Нормальный сон с этим мужчиной, видимо, мне вообще не светит… То он врывается в мои мысли, то в мою комнату, то… В меня.

Боги!

Я с трудом дошла до своей комнаты, упала на кровать и даже не нашла в себе сил пойти в душ. Вымотанной кошкой улеглась сверху на одеало и мурлыкала, вспоминая всё, что происходило в бассейне.

И мне так хорошо!

И не пугает уже ничего… Вообще ничего. Ни то, что у нас разница в возрасте большая, ни то, что он папа моей лучшей подруги. Что у него есть оружие… Ничего не пугает. И не потому что секс отличный, нет! Потому что сам Давид вселяет в меня столько спокойствия и удовлетворения, что ни о чем плохом думать больше не получается.

А еще рядом с ним я начинаю верить в себя. Чувствую себя красивой, желанной, нежной… Не бревном, каким меня называл Степа и заставлял и правда чувствовать себя такой. Всё по-другому! Всё с этим мужчиной иначе! Я никогда в жизни не была такой раскрепощенной, как с ним… До сих пор колени дрожат.

Поэтому засыпаю очень быстро, и просыпаюсь на удивление очень бодрой! Только… с тянущим ощущением внизу живота и болью мышц в бедрах. Ох… Как вообще спокойно существовать с ним на одной территории? Как представлю, что увижу его сегодня после всего, что было — все внутренности переворачиваются.

Встаю. Нужно встать и привести себя в порядок, я как взъерошенный птенец, выпавший из гнезда. Нельзя так ходить! Нужно вернуть свой приличный вид, потому что неприличной я согласна быть только с Давидом.

Укутываюсь в халат и быстро бегу в душ, радуясь, что никого не встретила по пути.

Раздеваюсь, встаю у зеркала, и… О Боже мой! Что он…

Вся моя грудь и шея усыпана засосами и укусами. Что за вампир был со мной вчера? Господи… У меня очень светлая кожа, и на контрасте с ней это выглядит еще ярче! Как будто меня пытали, а не…

Мамочки, дайте сил не умереть от смущения и возбуждения в одном флаконе, я не выдерживаю.

Быстро принимаю душ, привожу в порядок спутанные волосы и так же быстро бегу обратно в выделенную мне комнату. Понимаю, что открытые вещи мне теперь благодаря одному несносному мужчине надеть не светит, поэтому прячусь в футболке под горло и иду на кухню. Мне срочно нужно поесть, готова хоть на целого слона! Энергии на этого мужчину уходит столько, что я даже немного сбросила в весе… Хотя мне не надо было.

На кухне только Марина, и меня это одновременно и радует, и нет. С одной стороны делить территорию на троих просто немыслимо. Мне сильно проще, когда рядом кто-то один из семейства, потому что когда они оба, я теряюсь и точно становлюсь сумасшедшей зайкой, которую трясет от прикосновений и взглядов людей.

С другой стороны… Мне хотелось бы больше времени проводить с Давидом. Жаль, что это невозможно в нашей ситуации. Пока я живу у них, мы не можем быть рядом двадцать четыре на семь, как бы парадоксально это ни звучало. Таковы реалии…

— Доброе утро! — говорит Марина, когда я вхожу. — А ты не упаришься? Жара такая, а у тебя одежда под горло…

Уже. Уже упарилась, хочется мне ответить. А еще рассказать, что не могу надеть ничего более открытого, потому что это всё ее отец, который не смог сдержать свои наглые губы и острые зубы, и…

— Морозит немного, — говорю я вместо этого, в очередной раз недоговаривая правду своей самой лучшей и единственной подруге. От этого очень стыдно, но черт… Как признаться-то? Я не представляю, правда! Просто очень боюсь ее реакции. Если она будет против и мы поссоримся, я себе этого никогда не прощу.

— Заболела?

— Кажется, перегрелась вчера на солнце, — пожимаю плечами, подходя к кофемашине. — Пройдет. Будешь кофе?

— Я буду.

Ой мамочки…

Этот голос пробирает до костей. Мурашки размером с кулак бегут по позвоночнику, когда я слышу его голос сзади и чувствую присутствие. Я и правда его чувствую… Потому что сердце сразу заходится в бешеном ритме даже если он ничего не говорит. Очень легко почувствовать, что он рядом, когда предательский орган шкалит под двести ударов в минуту.

— Доброе утро, — бормочу негромко, не решаясь поворачиваться. Потому что щеки мои уже краснеют, а улыбка так и тянется на губах, не могу ее удержать никаким из способов. Даже грустные мысли вообще не помогают мне скрыть радость от встречи с ним. Словно мы не виделись не несколько часов, а несколько недель как минимум. Хочется как дурочке из любовных романов развернуться, запрыгнуть к нему на шею и целоватьцеловатьцеловать… Но. Нет. — Крепкий?

— И горячий, — внезапно его голос очень близко, я вздрагиваю, а потом замечаю его рядом с собой. Он достает чашки и касается плечом моего, а я… А я всё. Растекаюсь лужей прямо тут даже от такого простого контакта.

— Па-а-а-ап, а что за кошка на тебя напала? — со смешком спрашивает Марина, и я замираю отчего-то от этих слов. Какая еще кошка?

— Кошка? — шепчу тихо-тихо, чтобы услышал только Давид.

— Зайка, — говорит он точно так же, заставляя третий раз за минуту сходить с ума. — Я взрослый человек, дочь, имею право расслабиться, — говорит он уже громче, и Марина только фыркает. Вот. Вот то, о чем я говорила. Ей не нравится сама идея того, что у него может быть женщина. Хотя… это странно? Он ведь заслуживает счастья. правда?

Делаю кофе, отдаю одну чашку Давиду, а с другими иду за стол, присаживаясь рядом с подругой. Она сидит недовольная, и когда я шепотом спрашиваю, что случилось, она только кивает на Давида.

Поднимаю глаза, и… боже мой! Точно кошка…

Потому что на его красивой мускулистой спине просто куча царапин от… моих ногтей.

Вот же! Я тут футболку надела, чтобы Марина ничего не заметила, а он разгуливает с голым торсом ничего не стесняясь. Как я себя чувствовать-то должна, а?!

Глава 24. Давид

Заинька сидит рядом со мной в тачке и не говорит ни слова, вся смущается и жмется отчего-то. Мне казалось, после всего смущаться уже не вариант, но она всё равно умудряется меня удивлять.

Раскрепостить ее не так просто, как казалось, а с другой стороны: надо ли? Она достаточно быстро раскрепощается в постели, ну, точнее, в сексе, потому что до постели дело-то всего один раз дошло. В сексе она смелая и яркая зайка, в жизни — испуганный зайчишка. И меня от этого еще сильнее клинит. Пусть такой и остается, это ее изюминка, от которой я тащусь.

— Заинька, не молчи, — говорю ей и кладу руку на ее бедро. Платье надела. Под горло, и я понимаю, почему: не особо я себя вчера контролировал. У меня вообще контроль рядом с ней отсутствует напрочь, честно признаться. Сорок лет все в порядке с этим зверем было, а сейчас напрочь слетает крыша, хоть ты убей.

Поглаживаю по стройной ножке, чувствую мурашки от своих касаний, усмехаюсь. Радует меня малышка такими эмоциями. Мурашки — это показатель лучше любых слов, потому что тело не может обманывать.

— А что говорить? — спрашивает тихо и поворачивает голову ко мне.

— Да что угодно. А то я так и буду думать, что ты меня боишься. Боишься?

— Неа, — говорит чуть более смело и качает головой. А потом прикусывает губу и я от этого жеста чуть не проезжаю на красный и не въезжаю в жопу какой-то тачки, успеваю нажать на тормоза. — Ой…

— Опасная ты девушка, заинька. Чуть в аварию из-за тебя не попали.

— Из-за меня?

— Конечно. Губы кусаешь… Я бы тоже укусил.

— Ты вчера покусал уже! — вспыхивают ее щеки. — С трудом платье нашла, чтобы всё закрыто было, но я не умерла от жары.

— Крышу сносишь мне, — говорю ей правду, она снова смущается. — И платье отличное. Нравится мне.

Мне и правда нравится: оно отлично короткое. При случае можно даже не снимать, чуть совсем задрать и готово.

Блять, надо переставать думать о ней в разных позах, пока за рулем, иначе и правда влетим куда-нибудь.

— Мне будет удобно в нем работать? — вдруг спохватывается она. — Или есть какая-то униформа?

Ага, униформа. Быть голой, подходит?

Наивная дурочка. Как будто я впущу ее за стойку, чтобы на нее глазели всякие идиоты, как тогда, когда она там жопой крутила.

Сегодня бар закрыт. Но она об этом не знает. Бар закрыт, персонал дома, а ключи есть только у меня. И я правда собираюсь научить свою заиньку многому… Ну, или просто оторваться по полной, потому что рядом не будет дочери, которую так смущается Дарина каждый раз.

И я понимаю ее, не вариант нам как школьникам по подсобкам прятаться, чтобы подрочить. С одной стороны кайфово, что она у меня дома, но с другой мы так времени вместе почти не проводим, как могли бы проводить где-то в другом месте.

Поэтому, надо малышке снять квартиру, если она не будет против. Объясню свою позицию. А потом, когда она наконец-то перестанет бояться мою дочь — пусть возвращается обратно. Короче, надо обсудить…

Мы приезжаем в бар, открываю и снова запираю замок изнутри. Тут очень темно — первый этаж бара сделан в подвальном помещении. От этого звукоизоляция божественная и даже днем легко сделать сумрачную атмосферу, которую так любят посетители.

— Еще никого нет? — интересуется заинька. Киваю. Никого. До завтрашнего вечера и не будет никого…

На самом деле бармен и правда заболел, но я не готов пускать девчонку туда, правда. Это кажется легкой работой, но всю ночь на ногах — сложно. А еще посетители любят распускать руки, если девчонка за баром. А Дарина не из тех, кто сможет отбтиваться по-взрослому, поэтому точно нет.

— Проходи, — обхватываю ее талию и веду к барной стойке, отчасти исполняя своё обещание. Я же говорил о работе за барной стойкой… Просто чуть соврал о фронте работ.

Оставляю тусклый красный свет, создавая атмосферу. Девчонка смотрит по сторонам, не понимая, что происходит. Это театр, малышка. Только для нас двоих.

Мы подходим к барной стойке, но я не даю опомниться: подхватываю за талию и усаживаю на стойку, удерживая за бедра.

— Ты чего? — улыбается, стесняется, уверен — краснеет, просто освещение не дает рассмотреть.

— Станцуй мне.

— А? — смотрит на меня с удивлением. — В смысле, Давид?

— Ты восхитительно крутила задницей перед всем клубом. Хочу, чтобы сделала так же, только… для меня.

— Я не умею, — шепчет еле слышно вмиг охрипшим голосом. Волнуется. — Ты что, нет…

— Я видел, что ты умеешь. Станцуй. Зрителем буду только я, — отхожу от нее, но не разворачиваюсь спиной, иду задом. Подхватываю один из стульев в зале, ставлю в центр танцпола прямо напротив Дарины, сидящей на барной стойке, и сажусь, принимая расслабленную позу. — Я готов смотреть.

— Я не готова, — качает головой. — Я не умею, ты что! Я тогда… Не трезвая была.

— Надо выпить? Весь бар в твоем распоряжении.

— Не люблю пить, если честно.

— Ты стесняешься меня, зайка?

— Я стесняюсь себя. Я неуклюжая, не пластичная, я не…

— Ты охуительная, Дарина, — говорю чуть строже и громче обычного и показательно поправляю уже давно вставший член в штанах. Встает от одного взгляда на нее, и я уже ее хочу, хотя она еще ничего не делала.

— Ох Боже… — выдыхает шумно, смущается, обмахивает руками лицо. — С ума с тобой сойду.

— Почувствуй себя в моей шкуре, — усмехаюсь и достаю телефон, чтобы подключить музыку. Какой-то танцевальный трек разливается из колонок по всему залу, я вижу в глазах Дарины сомнение, но с каждой секундой оно пропадает. Сдается. Да, детка, покажи, на что ты способна…

Глава 25. Дарина

Я, когда-нибудь, обязательно сойду с ума с этим мужчиной. Я чувствую, что другого финала тут и быть не может, потому что он вообще меня не жалеет! Словно… не знаю. Словно ему нравится, что я сумасшедшая.

Голова кругом, губы сохнут, кровь точно закипает, а тело покрывается стаей мурашек от того, как Давид смотрит на меня.

Жадно, страстно, так жарко, что я обмахиваюсь руками, стараясь унять этот кипяток.

— Что? — переспрашиваю. Вдруг мне послышалось? Могло ведь, музыка громко, да и…

— Сними. Это. Платье, — чеканит он, сжимая зубы и играя желваками, а я… Черт, я так сильно возбуждаюсь от этого, что даже не нахожу в себе ни единой крошечной силы для спора или несогласия.

Сегодня, клянусь, я согласна на всё.

Поэтому тяну ткань платья вверх по бёдрам, глядя прямо в глаза Давиду. Двигаюсь, стараюсь быть ещё красивее для него, хотя его взгляд и так одаривает меня комплиментами с головы до ног.

Я как чувствовала, надела красивое белье… комплект чёрного тонкого кружева, почти прозрачный, не скрывающий ровным счётом ничего вообще…

Решаю быть смелой. Первый раз не тушеваться, а самой сделать ему приятно. Надеюсь, ему понравится.

Поворачиваюсь на стойке задом, надеясь, что не упаду от головокружения. Двигаю бёдрами, хочу быть красивой для этого восхитительного мужчины!

Тяну ткань выше, медленно, дразняще, представляю себя настоящей танцовщицей. Танцую стриптиз, не умею, но стараюсь. Для моего единственного вип-клиента…

Стягиваю ткань платья и наугад бросаю за себя, в глубине своей развратной души надеясь, что попала в Давида.

Танцую задом к мужчине, решаюсь зайти дальше, потому что… а смысл тормозить? И так понятно, что просто так меня Давид уже не отпустит, да и я не то чтобы горю желанием останавливать это безумие.

И правда ведь безумие. И я безумна рядом с ним, потому что все стеснение и какие-то принципы к черту улетают.

Я завожу руки за спину, щелкаю застежкой лифчика, и, кажется, слышу нетерпеливый вздох, смешанный с рычанием.

Стягиваю ткань, отбрасываю в сторону и решаюсь таки повернуться.

Мне немного страшно… совсем чуть-чуть. Хотя, это просто волнение, а не страх как таковой.

Я не боюсь Давида.

Прикрываю грудь рукой, разворачиваюсь обратно и вскрикиваю, когда мужчина неожиданно отказывается рядом и снова, точно как тогда, роняет меня с барной стойки и подхватывает на руки, заставляя сердце биться в разы быстрее нормального ритма.

— Боже! — вздыхаю дрожащим голосом, когда оказываюсь на руках. — Ты напугал меня…

— А ты меня с ума свела, — выдыхает Давид, и тут же впивается в мои губы.

Не протестую, расслабляюсь, позволяя ему все, что только вздумается. Хочу! Хочу и согласна на все…

Вздрагиваю, когда он усаживает меня обратно на стойку, не переставая целовать. Отдаюсь ему вся, отвечаю на поцелуи, обнимаю, касаюсь, втягиваю его язык в рот и стону от вкуса.

Мы боремся в этом поцелуе, но я сдаюсь на первых минутах боя, потому что не хочу сопротивляться, не хочу и не могу.

Он целует страстно, кусая губы и сжимая руками бедра, рычит в поцелуй и что-то неразборчиво шепчет.

Спускается губами на шею, ключицы, грудь, зацеловывая свои же метки.

— Красиво… — говорит негромко, проводя языком по засосам. — И ты красивая.

И… я ему верю! Верю ему!

Улыбка цветёт на губах от этих слов, внутри разливается счастье. В такого мужчину очень легко влюбиться… И я, кажется, уже на грани.

Подцепляет ткань трусиков, стягивает по ногам и засовывает себе в карман, смущая меня окончательно.

— Это мой трофей, — говорит с усмешкой.

Он полностью одет, на мне только туфли… воздух в помещении раскален до предела, по спине стекает капелька пота, а Давид…

Он тянет меня за ноги к краю стойки, склоняется надо мной и заставляет захлебнуться стоном, когда снова и снова доводит до сумасшествия пальцами и языком.

Он, кажется, везде. Внутри и снаружи, так близко-близко, и я так близко…

— Давид… ещё... Боже!

Царапаю его шею, кричу, не контролируя себя. Стоны один за одним срываются с губ, задыхаюсь, не могу собрать себя по кусочкам. Умираю, кажется…

Давид втягивает в рот клитор, сгибает внутри меня пальцы, задевая какие-то особенные точки, и я взрываюсь, кончая так сильно, что едва ли не отключаюсь.

— Да-а-а… — из глаз текут слезы от сильного оргазма, меня потряхивает как от разряда током, в мыслях пустота, ничего нет вообще!

Только сияющие в полумраке глаза Давида.

— А у тебя все бармены так работают? — не могу удержаться от укола, все ещё задыхаясь от удовольствия.

— Только красивые и молодые девушки, — улыбается. Хмыкаю. Очень милый ответ… — А что, ревнуешь?

— Даже не думала, — вру.

— У меня работают только парни, заинька. Ты — первый и последний бармен, которого я трахаю. Так лучше?

— Определённо, — киваю довольно, и снова втягиваю мужчину в поцелуй. Мягкий, тягучий, повторно сводящий с ума.

Я не собираюсь останавливаться, мне было мало, я так сильно хочу его всего…

Поэтому сама расправляясь с ширинкой, стягиваю штаны вместе с боксерами и обхватываю ладошкой колом стоящий член.

— Ох бля… заинька…

— Зайка хочет трахаться, — шепчу ему доверчиво, точно зная, что он поймет мои желания. Поймёт и обязательно исполнит.

— Как? М? Как хочет зайка?

— Хочу кричать, — шепчу ему в губы.

— Ну давай… покричим.

Его ухмылка обещает мне многое.