Отерёбушка-Коробок

-Деда, расскажи нам сказку. Мы нонче, себя хорошо вели! Мамка нас даже не журила за проказы наши.

-Вот оно, значит как! Так и быть. Расскажу вам старинную, быль былинную. Вы слушать слушайте, да дурну траву не кушайте. Кто ту сказку поймёт, у того по усам мёд. Ну, а у которого до ума не дошло, тому дым в дышло. Пущай дохает, от дури своей охает! Ну, так слушайте, ребятишки.

Давно это было. Так давно, что птицы, называемые ныне курицами, ещё сидели в яйцах. Яйцы те лежали в гнезде. Гнездо свито на высоком кедре. И только жаркий ветер лизал им бока. Это всё присказка, а сказка впереди.

В одной лощине, на слиянии рек. Жило древнее племя, прозываемое Деями. Это было добродушное племя, не знавшее войны. Может потому, духи Природы и хранили их от напастей. Люди этого племени растили детей и скот. Кормились собирательством, находясь в полном согласии с матушкой Природой.

Так вот. На краю селения, именуемого в народе Деявка. Рядом с болотом, была кузница. И был у той кузницы хозяин. Жил он тут же, рядом. В шалаше, с тремя своими жёнами. Жил не тужил, с хлеба на квас перебивался. Все у него было хорошо. Да только вот детей ему боги не дали. Нрав у него был больно крутенек. Чуть что заголосит, замашет ручищами. Вот и остерегался его местный народ. За то и прозвал его Колотухою. Со временем смирился он со своей горестной долей. Ничто не вызывало у него волнения, не тревожило душу.

Да только случилась однажды сильная гроза. Дождь лил три дня и три ночи. Реки вышли из берегов. Разлилось болото, затопив все вокруг. Благо, шалаш стоял на высоком месте. Да только вода и до него вот-вот доберётся. Жёны Колотухи скулили тихонечко, а он сам молил богов не губить его и селение. Сулил жертвы им послать богатые, да видно все было понапрасну. На исходе третьей ночи в огромный кедр, стоявший неподалеку от шалаша, ударила молния. Да так крепко, что разломила его пополам. Грохот был такой, что кузнецу показалось, будь то, земля разверзлась. Выскочил он на волю посмотреть, что «приключилось» и видит странную картину. Стоит на старом пне кудесник-волхв. Посох у него светится, в глазах зарево, а сам сух стоит. Дождь его словно не трогает. Упал кузнец перед ним ниц, прямо в грязь и молвит: “Чем обязан тебе? О, великий кудесник! За что почтил ты меня своим присутствием?”.

- Наслали на вас боги порчу неминучую. Хотят Вас изгубить за неправедность. Почто живете замкнуто? Другой жизни совсем не видите. Да только есть у Вас другой исход. Готов ли ты, кузнец, отдать жертву богам?

- Готов ли я? Чем же участь моя оправдана. Что мне в жертву дать? Научи меня, все выполню в точности!

- Одна из жён твоих ныне зачала. Которая именно, узнаешь в скорости. От бед твоих родится мальчик. Наречёшь его Отерёбок. Твоя, ныне в жизни цель, ему служение. Не жалея живота своего веди его к славе. Хотя проклят будешь народом своим, не вини его за это. Ибо нет пророка в своём отечестве, как нет второй луны. Сказал так и исчез с глаз долой.

Вернулся кузнец в шалаш и не поймет, явь это была или привиделось ему. Смотрит, жёны спят давно, безмятежным сном. Пора и ему прилечь на боковую. К утру дождь кончился. Тучи расползлись. Выглянуло светило, окончательно стряхивая с листа деревьев остатки дождя. Кругом запарило, запели птицы, зажужукали твари земные. Кузнец спал дольше обычного, а когда проснулся, никак не мог понять, было ночное наваждение или нет. Всё было, как обычно. Жизнь пошла своим чередом. Но к осени занемогла его младшая жена Лелеюшка. Повивальная бабка Ворожея утвердила: “На сносях”.

На год другой жена его понесла. Тяжёлые это были роды. Не было в них радости, одна печаль. Родился мальчик. Да боги жестокие, взяли дань свою, душою матери. Погоревали все, да делать нечего. Взяла на себя заботы кормилицы вторая жена Постоюшка. Так и жили до пяти годин. Лаптем щи хлебали, да ягодой кислицею кору заедали.

Как начал мальчонка ходить, так всё, кругом пропасть. За что не возьмётся, всё ему не так. Измаял семью совсем. Стал уж всём не в радость, да делать нечего. Как подрос, стали за ним замечать одну странность. Не любил он всяких округлостей, да выпуклостей. Все норовил их уровнять, да пригладить. Для родителев прямо напасть, да терпят до поры. А как пятерище малому подошёл, стал его кузнец, Колотуха уму-разуму учить, к делу приспосабливать. Да только всё не впрок. Одно слово - не в раз ремесло. Есть в нем, Отерёбушке, какая-то чужая сила. Никак с ней предкам не совладать. Одна у него была страсть. Сидьмя сидючи на берегу реки, из глины безделушки лепить. Слепит блин какой, враз все края выровняет. Рыбьей костию пообрежет всё. Одним слово, сделает, не пойми что, да разложит сушить на солнышке. А постарше стал, вообще зачудил. Каменья, что сам натворил, стал к отцу в кузнечный горн подкладывать вместо лемехов железных да бронзовых. Обожжет их, вытащит, сложит их в кучу и ну вокруг их прыгать, гикать, да радоваться. Порешил народ честной, что умом паренёк тронутый, грешили на роды тяжёлые. Тятюшка в расстройстве весь, а то и слезу пустит. Да делать нечего - обвык. Так и прожили они два раза по пол десятин. Разменял Отерёбушка свои пяти алтын. Да только чудить стал больше прежнего.

Случилось как-то Колотухе в лесу заночевать. Ходил он в ту пору торфу набрать для поддержания огня в горне, да зашел слишком далеко и не успел вернуться засветло. А ночи уже захолонели. Прозяб кузнец. Мысли его все об огне. Как бы он не затух без торфа, да и обогреться бы не мешало. Поутру, чем свет, заторопился кузнец ближе к жилью и прямым ходом к кузнице. Глянул на нее и обомлел. Горн, что из булыги был выложен, разворочен напрочь, огня в помине нет. Одни шесты с навесом остались. Он в крик. Давай ручищами махать. Проклятия на ворогов посылать, а потом и вовсе упал на землю матушку и зарыдал.