Откровения Ходячего Недоразумения

Предисловие

Шум волн. Только лишь успокоение дарует он нам? Освобождение от треволнений суетного мира, которые отсюда, с песчаного берега Лазуритового моря, кажутся бесполезной мышиной вознёй, — без сомнения, высочайший дар. Но это не всё, что получаем мы от безмятежного пребывания в тихом уединении с великой стихией воды. Вслушайтесь в трепетное биение волн. Не сердце ли это звучит? Не поёт ли душа прекрасной Даны, водной богини?  А, может, этот её шёпот — бесхитростное признание в любви дорогому мужу Дунаю?

Вслушайтесь внимательней. Волны говорят. Их нежный шелест не что иное, как обращение к нам, смертным телом и бессмертным душой. Так рождаются ответы на наши бесчисленные вопросы. Почти всегда неуслышанные, они с завидным упорством снова и снова вторят нашим мыслям.

Вы заметили? Порой волна, вопреки здравому смыслу и в противовес своим более смиренным сёстрам, забегает далеко вперёд, норовит окатить вас с головы до ног. Вы отскакиваете, радостно смеётесь, а, может, гневно кривите рот в неприличном ругательстве. В любом случае вы одинаково не замечаете желание воды обратить на себя внимание. Ваше внимание. И она, вспенившаяся, раздосадованная и разочарованная, откатывает назад. Она хотела предупредить вас о чём-то важном, но вы проигнорировали её старания, не вняли, не учуяли. Что для вас волна? Неодушевлённый предмет, то же самое, что и почва под вашими ногами, и камни, ездящие под подошвами ваших дорогих туфель.

Когда-то я тоже была такой — глухой и слепой. Но теперь я другая. Каждое утро я посещаю пляж, чтобы посоветоваться с морем, поздороваться с солнцем и согрешить с ненасытным развратником шаловливым ветром.  Он взметает мои юбки, оголяя ноги, а я ничего не предпринимаю, чтобы остановить его. Мне приятны касания ветра.

Сегодня я пришла к Дане с единственным вопросом. Когда? Мои руки лежат на противоестественно раздутом и беспокойно ворочающемся животе.

- Потерпи немного, - прошу сына. – Уже скоро ты познаешь свет и поймёшь, что есть жизнь, что нет большего счастья, чем дышать, ощущать, видеть, осязать, слышать и, самое главное,  любить.   

Люблю ли я? О! Моё чувство безгранично! Оно как восторг, не имеющий предела. Моему сердцу давно бы сгореть в пламени неземной страсти. Но нет! Оно бьётся. Пережитые страдания укрепили его. И теперь оно полно уверенности: тому, что было, не повториться. Вовек. Потому что я стою на страже своего счастья. Я никому и никогда не позволю вмешаться в идиллию моего безмятежного бытия. Только попробуйте, и это море, что шепчет мне о любви, выйдет из берегов, чтобы поглотить вас; солнце, что улыбается мне с небес, протянет лучи, чтобы опалить вас; мой тайный любовник — ветер, что нетерпеливо треплет рюши на моей кофточке, обрушится с высоты и унесёт вас в дальние дали. Мне нечего бояться! Я не одна в этом мире.    

Я напряжённо жду отклика. А волны дразнят меня. Я слышу их смех. Они намеренно тянут с ответом. И я знаю почему. Услышав ожидаемое, я сразу вскочу и побегу в дом рассказать родным о неслыханном счастье: миге рождения Давида.

- Ну же, Давид, совсем немного осталось. – Я глажу живот, но от этих лёгких касаний Давид волнуется ещё больше. – По всему видно, темпераментом ты пошёл в отца. Что ж, это именно то, чего я хотела.

В мою спину вперился требовательный взгляд. Мама. Ну что ей не спится в такую-то рань? Сделаю вид, что не ощущаю её сверл, норовящих пробурить мои рёбра. Хотя, кого я хочу обмануть? Она же знает меня как облупленную. Те тридцать метров, что нас разделяют, для меня ничто. Её мысли обо мне я почувствую, даже если окажусь в другой галактике. А было время — мы абсолютно не понимали друг друга.

Мама стоит на террасе нашего загородного дома — самого уютного и счастливого на земле семейного очага. Родители всё ещё надеются, что и я совью в нём гнёздышко. Не хочу их расстраивать, но мы с любимым уже присмотрели миленький особнячок в двух кварталах отсюда. Конечно, не такой помпезный, как моё родовое обиталище, но тоже ничего себе строение — смесь модерна с современными веяниями. Архитектор, говорят, был влюблён, вот и сотворил гнездовище для таких чокнутых, как он сам. Заказчики не оценили творчество потерявшего голову гения и выставил шедевр на продажу. Мы явились к продавцу договариваться о покупке ещё до появления объявления в газетах. Откуда узнали? О! Не отвлекайтесь при чтении на ерунду. Это же очевидно! Волны. Они мне подсказали.

Так и не дождавшись реакции с моей стороны, мама покинула террасу. А перед моим мысленным взором возник её образ, навеянный волнами: вот она всплёскивает руками и изящным движением раздвигает невесомые занавеси с модной драпировкой. Мама возвращается в дом, спускается по ступеням на первый этаж и жалуется отцу: «она проигнорировала меня».

Мой отец, бравый капитан, ещё молодой мужчина, попыхивает трубкой, похожей на бутафорскую, и хитро улыбается. В отличие от матери, он всегда понимал меня. Жаль, большую часть времени папа проводит не с нами. Его стихия — океан. Сильвестр Фёдорович Макаров, так зовут моего отца, управляет огромной командой самого большого в мире пассажирского лайнера. Я должна бы гордиться сим фактом, однако… Всё детство мне катастрофически не хватало отцовского внимания. А если учесть, что с мамой мы постоянно находились в состоянии войны, можете себе представить, в какой обстановке я выросла.

До недавнего времени я считала себя бестолковым уродищем, и никто на свете не мог убедить меня в обратном. Мама же, её, кстати, зовут Тамара Игнатьевна Макарова, ещё больше усугубляла и без того развившиеся комплексы. Именно она, ввиду моей непохожести на прочих членов нашего важного семейства, придумала мне кличку «ходячее недоразумение».  

Ах, я поняла бы и приняла это прозвище, будь оно произнесено в шутку. Но сколько раз я замечала материнский взгляд, брошенный украдкой. В нём таилось столько невысказанного удивления и разочарования. Ну с какой стати у первой красавицы города такое вот квазимодо народилось?

Глава I Предсказание цыганки

Я была двадцатиоднолетней студенткой четвёртого курса Литературного института, училась на недавно открывшемся факультете этимологии и уже подрабатывала, крапая в многочисленные дамские журналы слёзные истории о любви и неверности. Платят за это не абы как, но мне хватало на то, чтобы не клянчить деньги у родителей.

Я принципиально не хотела зависеть от предков. Но всё-таки зависела — жила в их доме, питалась за их счёт и денно и нощно думала о том, как бы освободиться от родительской опеки, снять квартиру в городе и завести собственный холодильник, где будут только те продукты, которые я купила за свои кровно заработанные.

Уже месяц, как я трудилась над собственным романом, который должен был стать бестселлером  двадцать первого века и принести мне миллионы долларов или евро.

А какая разница!

Главное — я получу много-много денег и смогу жить самостоятельно.

Было лето, но я не ходила на пляж, я отказывала себе даже в радости посещения моего любимого кинотеатра «Родина», где крутили лучшие фильмы мирового кинематографа в качестве 3D.

Не представляете себе, какая это для меня жертва. Кино — моя страсть. И в этом я схожа с моим тогда четырнадцатилетним братишкой Тристаном. Ах, кстати, я забыла назвать вам своё имя. Ну-ка, догадайтесь, как могли наречь меня родители, помешанные на французской средневековой литературе?

Вот вам подсказка — они фанаты романов о рыцарях.

Ну что?

Нет?

Странно…

Тогда, ещё одна подсказка: мои мама и папа познакомились на премьере фильма, снятого по одноимённому роману с названием,  нашумевшем в веках.

Так как?

Ладно, — моего брата зовут Тристан. Чего не хватает?

Наконец-то!

Правильно!

Моё имя — Изольда. Дурацкое, не так ли? Особенно, если учесть, что я была полным лузером. И в институте, как и в школе, никто кроме Маринки, поступившей на тот же факультет (подозреваю, что выбор факультета она сделала из-за меня, так как пределом её желания всегда было доскональное изучение итальянского языка), не водился со мною. Правда, здесь ситуация несколько улучшилась — мои преподаватели, люди с многочисленными научными степенями, просто не имели времени на стереотипы и условности и потому видели в студентах только их способности. Меня на кафедре этимологии считали интересным и многообещающим экземпляром. Правда, я никак не использовала сей факт для поднятия своей самооценки.

Маринка к тому времени уже выскочила замуж за парня всего на год старше её, симпатичного блондина по имени Стив Ричмон. Английская фамилия с трудом сочеталась со славянской внешностью и хохлятским характером Маринкиного избранника.

Родители Стива — русская переводчица и английский бизнесмен, поженились, когда ему был двадцать один. Отец долгое время и не догадывался о существовании отпрыска за кордоном. Правда, никак не мог выбросить из головы симпатичную переводчицу новоиспечённого партнёра по бизнесу.

Новая встреча влюблённых состоялась по чистой случайности и более чем через два десятилетия разлуки. Остывшее было чувство вспыхнуло с прежней силой.  Стиву, названному в честь отца, пришлось по настоянию матери принять и его фамилию. Тут я его понимаю. Трошкин (материнская фамилия) звучит как-то непрезентабельно и даже смешно. А вот Ричмон… это уже что-то. Но не буду останавливаться на превратностях чужой судьбы. Когда-нибудь, возможно, напишу роман или повесть на эту тему. Право же, история достойна внимания писательского пера.   

Молодожёны жили через два дома от нас, потому в институт я ездила с Маринкой на её ужасном жуке. Она-то обожает свою игрушечную розовую машинку и втихую посмеивается над мужниным Хаммером, говорит, что он похож на раздавленную лягушку. Я же благодарила судьбу за то, что мне не приходилось каждый день тащиться на автобусную остановку, а потом полтора часа трястись до центра.  

В нашем районе у всех, даже у обслуживающего персонала, есть машины. Я оставалась единственным исключением из правил и дополнительной причиной для маминого стыда и папиных недвусмысленных усмешек.

Два года назад родители подарили мне  Пежо. Я их сердечно поблагодарила, но подарок не приняла.

Ещё чего!

Я же стремилась к независимости. А разве может считать себя независимым человек, которому надо ежедневно выпрашивать деньги на бензин? А мама на это ой как рассчитывала. Но просчиталась. А вот Маринкин подарок — ноутбук я приняла с радостью. Марина учла все мои запросы и даже больше. Новейшая версия моего HP приспособлена для абсолютно любых потребностей пользователя, ну, в компьютерном плане, конечно.  При желании я могла бы играть в самые современные игры с высокими требованиями. Но моим единственным стремлением было писать, писать и ещё раз писать.

***

В тот день я не спустилась завтракать.  Собственный роман так увлёк меня, что я боялась отвлекаться на что бы то ни было. Я сидела за ноутбуком у раскрытого окна и лишь изредка поглядывала на море, окатывающее песок пенными брызгами.

Сюжет развивался слишком стремительно и буквально ускользал из-под моего контроля. Будто писала не я, а кто-то невидимый. Мои пальцы не поспевали за мыслями. От напряжения лицо покраснело, я изрядно вспотела и надеялась, что успею принять душ до того, как моё влажное тело начнёт источать зловоние.

Приближался момент кульминации сюжета. Теперь даже море не манило мой взор, я вся жила в книге, властвовала чужим телом, переживала сразу десяток эмоций нескольких героев. Клавиатура взмокла от касаний моих вспотевших пальцев, хэпэшка перегрелся и потому шипел на меня недовольным змеем, но я упорно шла к цели.

Кто не писал, тому не понять трепетного волнения, охватившего мою душу, жаркого возбуждения, зажавшего в тиски тело, температура которого явно превышала положенную норму. Да, я горела, мой мозг пульсировал в унисон Вселенной. Вот оно! Сейчас… 

- Зольди… - по своему обыкновению мама и не думала стучаться. Что ж, так ей и надо. Лишь глянув на меня, она расширила уже подведённые косметическим карандашом глаза. В первое мгновение мама явно испугалась, — не заболела ли я. Всё-таки, я какой-никакой, но её ребёнок. Но уже через миг, я в этом уверенна на все сто, мамочка думала о том, как мило смотрятся со стороны её испуг и удивление.

- Что? – Я сняла руки с клавиатуры, посмотрела на родительницу как можно суровее.

Скорей бы она оставила меня в покое. Сейчас каждая минута, проведённая вне книги, может стать убийцей нахлынувшего на меня вдохновения. Связь с космосом слишком хрупка. Жаль, маме этого не понять.

- Надо сходить за хлебом. – Ресницы, отягощённые тонной дорогущей туши, с требовательной капризностью взметнулись к бровям. Красиво получилось. Даже я оценила. – И никаких возражений.

- Но Анастасия Павловна… - я понимала, что любые протесты бессмысленны, однако, стоило попробовать, тем более, пополнением запасов в доме занималась наша спесивая в отношениях со мной и весьма покладистая в отношениях с остальными жителями особняка домработница, по совместительству мамина ярая фанатка.

Наверное, вы подумали, моя мама — звезда голубого экрана?

О, нет. Она обыкновенная бухгалтерша. Правда, вам, если вы спросите, она скажет, что занимает пост главного бухгалтера в аквапарке, втором в Европе по величине и первом в мире по разнообразию горок и аттракционов.

Что ж, это правда, но суть дела не меняет: моя сногсшибательная  мамочка не потрудилась обзавестись даже среднетехническим образованием. С её красотой этого и не нужно. А уж высшее образование, по мнению моей мудрой родительницы, — это удел страхолюдин, которых замуж даже из жалости никто не возьмёт (намёк на меня).

Мамины заблуждения, в которых она ежедневно плутала, никто, даже папа, не смел оспаривать. А вот Анастасия Павловна была такого же мнения и не упускала случая заявлять об этом во всеуслышание, что делалось уверенно и громогласно, при этом домработница  глядела на маму преданным взглядом, полным ожиданий заслуженного одобрения.      

Когда я напомнила о домработнице, мама театрально хмыкнула:

- Но она же не работает по понедельникам…

- Могла купить хлеб вчера вечером. – Ох, и разгильдяйка же эта  Анастасия Павловна, а ещё вдобавок и сплетница. Хлеба в доме нет по той простой причине, что она не менее двух часов в день тратит на пересуды с соседскими кухарками и садовниками.

Мама на это вопиющее нарушение должностных обязанностей смотрела сквозь пальцы, ведь таким нехитрым образом она всегда была в курсе дел, творящихся в домах её милых подруг, привыкших хвастаться успехами и новыми приобретениями и забывающих поделиться тем, что, несомненно, опустило бы их в глазах окружающих — своими проблемами. Маме как-то не приходило в голову, что взамен на полезную информацию Анастасии Павловне приходится делиться тем же, а именно — нашими домашними секретами.  

- Она была…м…занята, - мамины щёки слегка порозовели. Это означало лишь одно — сейчас на её лице станут заметны морщинки гнева. А она ой как не любит морщинки и из-за этого злится ещё больше.

Я с сожалением посмотрела на монитор своего хэпэшки. Вдохновение испарилось. Придётся тащиться за хлебом, а потом готовить обед и мыть посуду. У мамы же ногти, а для них нет места страшнее кухни. Жаль, папа в рейсе. Он с радостью решал любые домашние заморочки, если Анастасии Павловне становилось не до них. 

- Хорошо, мама, я куплю хлеба. Как всегда? Четвертинку того комками и половинку белого пушистого? – Забыла упомянуть, что история с хлебом повторяется еженедельно, не пропуская ни одного понедельника.

- Да, мне отрубной, а вам белый. – Мама согласно качнула головой и покинула мою комнату.

Я потянулась в шкаф за кошельком. «Ну почему в моей жизни всё так предсказуемо?» - Думала я. Эта мысль терзала мой разум уже  не один день. А ещё, я тогда могла со стопроцентной уверенностью предсказать, что с книгой у меня ничего не получится, и с хорошей работой тоже, и замуж я не выйду, потому что как идиотка втюрилась в звезду экрана.

Вы сейчас, наверное, усмехаетесь?

Да, да, такое случается с маленькими девочками, а ещё с дурами и неудачницами вроде меня.

Только у маленьких девочек всё понарошку, несерьёзно, а у нас, неадекватных элементов постарше, как раз наоборот — я сгорала от невысказанного чувства к Филиппо  Андреасу, знаменитому голливудскому актёру, англичанину с индийскими корнями.

О, у меня хватало ума, чтобы понять, как безнадёжно я влипла в ядовитую паутину неизлечимого чувства. Я была и всегда буду однолюбкой. Годам к семнадцати моё девичье сердечко начало поиск второй половинки. В нём, то есть в сердце, уже теплилась любовь, и я остро нуждалась в объекте для этой любви. На принца я, конечно, не рассчитывала. Всех принцев разберут девушки типа моей Маринки, а вот неплохого парня можно найти. Да и зачем мне принц? Я же не принцесса.

***

Прихватило меня в восемнадцать. Был июль. Мы с Тристаном давно ждали премьеры обещанного рекламным роликом фильма о космических пиратах с громким названием «Звёздные пилигримы».

Фильмец был под завязку напичкан всевозможными спецэффектами, офигительными соундтреками, и, судя по именам звёзд, названным возбуждённым голосом диктора, обещал потрясающую актёрскую игру.

Как только вышел на экраны трейлер «Звёздных пилигримов», мы с Тристаном «заболели». Целый месяц мы только и говорили о том, как пойдём в «Родину», сядем на свои любимые места и, затаив дыхание, погрузимся в фантастический мир кинематографа.

Мы настолько влюблены в хорошее кино, что никогда не покупаем попкорн, только воду, чтобы утолять жажду, вызванную восторженными ощущениями.

Наступило 17 июля — день премьеры. Папа довёз меня, Тристана и его друга Дениса, который время от времени составлял нам компанию, до «Родины». Всю дорогу мы его торопили, а, выскакивая из машины, забыли даже поблагодарить, так не терпелось нам  попасть в зал.

Получив билеты по брони, мы зашли в кафешку, я взяла газировку, Тристан — колу.

В зале играла музыка. На экране мелькала реклама модной радиоволны. Привычный запах жаренной кукурузы ласкал ноздри. Мы были не первыми.

- Хорошо, что успели, - шепнул мне Тристан, оглядывая парня и девушку, усердно хрустящих попкорном, явно не кинофанатов, да и не влюблённых вовсе. Тристан скривился и вынес вердикт: – Убийцы времени.  

Я согласно закивала.

Несмотря на дороговизну билетов, на премьере, как правило, свободных мест не остаётся. Уже через десять минут после нашего появления зал гудел, как растревоженный улей. В такие минуты у меня создаётся впечатление, что мы не в кино, а на пикнике, — все что-то жуют, чавкают, передают друг другу бутылки. Слава Богу, что этот балаган длится только до момента, когда гаснет свет.

Тьма накрыла зал. Пять рекламных роликов помогли зрителям настроиться на фильм. И вот на экране бренд знаменитой кинокомпании, звучат знакомые позывные, и мы погружаемся в сказку.

Наверное, ещё минут пять я была прежней семнадцатилетней девочкой, не отягощённой высокими чувствами и полной надежд о счастливом будущем. Но вот на экране появляется один из главных героев — высокий, черноволосый мужчина с крупными чертами лица: слегка расширенным к ноздрям носом, высоким лбом и большими чёрными глазами.

Смуглая коричневая кожа и средний рост — это не мой тип. Я больше засматривалась на высоких блондинов скандинавского типа внешности. Наверное, глупо, но мне нравились не слишком мускулистые. Мне казалось, что накачанные мужчины похожи на представителей дикого леса.

Предложенный кинематографом экземпляр был полной противоположностью моему идеалу. Я не сразу поняла, что горю, что руки мои немеют, а глаза слезятся. Космические приключения пролетели мимо моего восприятия, я не уловила суть сюжета, а видела только Его, внимала лишь Его голосу.

Странно, но до того злополучного дня имя Филиппо Андреаса было у меня лишь на слуху. Я не видела ни одного фильма с его участием. Он — драматический актёр, а я больше по части фентези и фантастики. Ну, умно скроенный боевичок тоже не пропущу. А драма — это в последнюю очередь. Наверное, будь я поклонницей названного жанра, любовь к Филиппо поразила бы меня ещё в лет тринадцать.   

Не помню, как вспыхнул свет. Я пришла в себя от тряски, устроенной Тристаном.

- Изольда, - звал брат перепуганным голосом и уже оглядывался в сторону персонала кинотеатра, надеясь на их помощь в случае чего.   

- Что? – Мои слова прозвучали так, будто их источником служил рот, долгие годы не имевший возможности говорить или принадлежавший тяжело больному человеку.

- С тобой всё в порядке? – Тристан теперь шарил в кармане в поисках мобилки. Ну да, мы же договорились позвонить отцу по окончании сеанса. – Папа, приезжай, тут Зольди что-то нехорошо.

Мне показалось? Или мой братишка и правда подвывает?   

- Я в порядке. – Уже увереннее призналась я, улыбаясь другу Тристана Денису. Его отец недавно пережил инфаркт, потому моё нездоровое поведение мальчик принял близко к сердцу и выглядел не лучше Тристана.  – Что-то нахлынуло, но вот отпускает…

Как я тогда ошибалась…

Чёрные, вьющиеся вокруг смуглого овального лица, волосы с тех пор преследовали меня повсюду. Я ловила их блеск и в мерцании ночи и в перемигивании звёзд. Первый солнечный луч просыпающегося дня напоминал мне о них. Я смотрела на окружающих меня мужчин и искала в них знакомую осанку, величественный поворот головы, мужественную походку. Но никто даже отдалённо не напоминал искомого. Я слушала тысячи голосов, тщетно пытаясь уловить в них тихий бархатистый напев, ранивший моё нежное девичье сердце. Но самое главное — это глаза. Их плен был одновременно и великим счастьем и жестокой мукой. Теперь я денно и нощно разыскивала эти глаза. За их обладателем я пошла бы на любую авантюру, даже на смерть, но такового не находилось.    

Теперь вы знаете, какая я дура. Так что, можете захлопнуть книгу и не травить мозги бреднями неудачницы.

Впрочем, есть и другой путь. Это в прошлом я была неудачницей. Сейчас дела обстоят иначе — даже моя мама зауважала меня и приняла такой, какая я есть, ну, может быть, слегка изменённой. Но, всё-таки, сущность моя осталась прежней, изменилось лишь отношение к себе и окружающему миру.

Так что, вам решать остановиться, или идти дальше вместе со мной. Обещаю, скучно не будет, а уж полезного опыта… Но я не настаиваю. Выбирайте сами.

***

Ну, кто остался? Двигаем дальше.

Итак, я пошла в магазин за хлебом. Это недалеко — минут пять-десять ходу, в зависимости от набранной скорости. А я никуда не спешила. Как вы помните, меня занимали мысли о скучной предсказуемости моей жизни. Так что, я топала не слишком резво, иногда спотыкалась, после чего отвлекалась от размышлений, чтобы оглядеться по сторонам, не видел ли кто моего конфуза. Но улица была безлюдной.

Вот и магазин. Кроме хлеба я положила в корзинку три пакетика по пол-литра молока и пакет со сдобными булочками. Захотелось.

Уже на выходе я задержалась у книжного киоска, хотела подобрать какую-нибудь газету с кроссвордами. Я всегда так делаю, хотя знаю, что хватит меня на одну, ну от силы, две головоломки. Зато, нашей домработнице Анастасии Павловне будет, чем заняться, у неё единственной в нашем доме на всё времени хватает: и с соседями посудачить, и телик посмотреть, и подрыхнуть часика два после обеда, и удачно решить несколько сложных задачек из моей газеты.

Ярко красный заголовок горячим пламенем обжёг мои глаза. Что?

«Безукоризненный безупречный Филиппо Андреас в центре грязного скандала!».

Не контролируя себя, я рванула газету с прилавка. Кажется, мой, временно осиротевший, рот бормотал что-то вроде: «Не может быть, не может быть. Он не такой…».

Из сотен газет и журналов, купленных мною за три года сумасшедшей влюблённости (как вы понимаете, во всех имелась информация о Филиппо Андреасе), я знала, что предмет моей любви — идеальный муж и отец. Именно поэтому его не очень любили журналисты, и именно по этой самой причине счастливчик, написавший вышеназванную статью, смаковал подробности с особым, каким-то извращённо-страстным интересом.

Филиппо Андреас был уличён в измене. Его пассией оказалась дочь известного итальянского мафиози Орацио Кантарини Морена Кантарини.

Пристроившись на бордюре, я читала у выхода из магазина и плакала. Какая-то тётка орала над моей головой:

- Это неслыханно! Что вы себе позволяете?! Да я сейчас милицию вызову!

Машинально я вынула из кармана какие-то деньги и протянула на крик.

- Вот это другое дело. Сейчас принесу сдачу…

Но я не стала дожидаться сдачи. Ноги понесли моё отяжелевшее тело…не домой… — к Маринке. Ведь только она знала о моей от всех скрываемой страсти, только ей я не стеснялась признаться в самых сокровенных тайнах своей души.

***

Маринка встретила меня у ворот. Стив как раз уезжал на работу, и она, как примерная жена, вышла проводить его.

- Ну что ещё случилось? – Подруга приняла меня в объятья и небрежно махнула мужу,  его голова как раз высунулась из хаммера, мол, уезжай, не видишь, тут женское сокровенное начинается, не до тебя теперь.

Стив недовольно фыркнул, но жену послушал. Я с благодарностью заглянула в Маринкины голубые глаза. Стив никогда не упускал случая поддеть меня какой-нибудь, на его взгляд, удачной шуткой, сегодня она не дала ему такой возможности.

- Пойдём в дом, - позвала подруга. Я посеменила за нею по выложенной плиткой под старину дорожке, окружённой пышными растениями. У Ричмонов служит лучший в нашем городе садовник. Никогда не перестану удивляться его гению. – Снова мать тебя достала?

- Нет, - я позволила ввести себя в столовую и посадить за круглый, рассчитанный человек на двадцать, стол.

- Чай, кофе, коньяк? – Поинтересовалась Марина, подходя к барной стойке.

- Водки, и желательно смертельную дозу.

- Всё так серьёзно? – Марина убрала с моего лица каштановую прядь, заглянула мне в глаза.

- Вот, - я протянула ей газету и стала ждать.

- Ну и ну! – Воскликнула Марина уже через минуту и снова обратила ко мне взор. – Я догадываюсь, как тебе трудно. Но теперь ты понимаешь, что он не идеал. Может, эта статья — спасение для тебя. Она поможет тебе разлюбить его.

- Ты совсем-совсем не понимаешь меня, - заскулила я, размазывая влажные лужицы по щекам. – Как я смогу забыть его глаза, его руки, его серебристый голос?

- Зольди, - Марина выпрямилась и стала похожа на тренершу по лёгкой атлетике. – Мне надоело тебе повторять, что голос не его, а переводчика.

- Но я смотрела в интернете фильм с ним на английском языке и слышала тот самый голос. – Глупо было возражать, но я часто поступала и поступаю по-глупому.

- Значит, переводчика подобрали с таким же тембром, - по Маринкиному взгляду я поняла, что она попытается увильнуть в сторону от темы, отвлечь меня.

- Теперь это не имеет никакого значения, - снова заскулила я, тыча пальцем в статью.

- И что мы будем с этим делать? – Марина взяла газету. Вид у неё был крайне растерянный. Сейчас я думаю, как ей удавалось так серьёзно относиться к моему тогдашнему параноидальному бреду.

- Не знаю, - я развела руками.

- Значит, ты не собираешься его разлюблять? – Марина вскинула свои пышные ресницы.

- Что? Тебе ничего не послышалось в последнем слове? – Да, на факультете этимологии я научилась слышать в словах то, что раньше оставалось за гранью понимания.

- Ты о чём?

- Ну, раз-лю-…

- Ах, ты мерзавка! – Завопила Маринка. – Хочешь обвинить меня в применении ненормативной лексики? Не выйдет!

- Ничего я не хочу, - я опять посмотрела на статью, и уж было заглянувшее ко мне веселье, снова покинуло меня.

- Знаешь, а мне иногда хочется поговорить с тобой по-мужски. Ну, скажи на милость, неужели нет в нашей среде нормальных ребят?

- Были, пока я не увидела его. Теперь нет.

- И в нём ничего нет. Ничего особенного.

- Это для тебя нет,…а для меня…

- Знаешь что, давай сделаем так: мы просто не поверим журналисту, настрочившему эту статью. Ты же в курсе, как эти папарацци любят в грязи капаться и видеть её там, где на самом деле всё чисто. – Марина решила приготовить нам кофе, я достала булочки из пакета.

- О, булки спрячь, - замахала руками подруга и торжественно объявила: - я на диете, а для тебя у меня есть пирог. Испекла по новому рецепту. Зацени. – Бряцнула дверь холодильника и на стол было выставлено странное сооружение, вероятно, сотворённое из муки и сопутствующих элементов.

- Да ты что! – Завопила я, стараясь, чтобы мой восторг выглядел как можно натуральнее. - Неужели сама расстаралась?

- А то!

- С удовольствием попробую. – Ох, Маринкина кухня — это один из способов наложить на себя руки, самый безжалостный и жестокий. Слава Богу, что за стряпню она берётся раз в тысячелетие. В противном случае, населению земли гарантированно бы грозило полное вымирание. Но у меня за долгие годы общения с нею выработался иммунитет. Судя по тому, что пирог был в целости, Стив таким качеством не обладал. – А что ты мужа не угостила?

- О, - Марина опустила глаза. – У него с утра желудок побаливал…

- А, понятно. Жаль. – Я мужественно откусила от предложенного куска, и…нет, мне не пришлось удивляться – всё, как обычно: привкус горечи, скрипит на зубах и явно будет перевариваться до завтрашнего утра. – Какая прелесть! – Я демонстративно облизала губы. – Ты делаешь успехи, подруга.

- Стараюсь, - Марина покраснела, и я вместе с нею — неудобно врать, но иначе я не могла. Марина так переживает по поводу полной своей бездарности в отношении ведения хозяйства, старается исправиться, наверстать, и всё безрезультатно.

- Ты знаешь, у меня как-то сразу настроение поднялось. – Призналась я, не кривя душой. – И даже если папарацци прав… Кто не ошибается? Человека надо любить таким, какой он есть. Ну, оступился, не казнить же его за это.

- Агнесс считает иначе, - Марина тыкнула пальцем в нужный абзац. – Тут пишут, что она уходит от него и забирает маленького Риккардо. Бедняжка будет расти без отца.

Агнесс — жена Филиппо, Риккардо - его пятилетний сын. Со свойственной мне глупостью я любила на расстоянии и Агнесс и её малыша, мечтала понянчиться с ним, удивительно похожим на отца.

- Как это печально. – Мне на самом деле было жаль. – Дай Бог, чтобы она передумала и простила его.

- Дай Бог, - согласилась Маринка.

Мы ещё немного поболтали, и я пошла домой, где ждала меня мама.

***

Приближаясь к дому, я замедляла шаг. Мама, конечно же, заждалась, потеряла терпение и «приобрела новую морщинку над губой». Если бы она получила хотя бы сотую долю тех морщин, которые, по её словам, есть результат моего разгильдяйства и неорганизованности, на них не хватило бы не то что её лица, но и всего тела. Пришлось бы делиться с папой, Тристаном, со мной и Анастасией Павловной в придачу.

Следует ли говорить, что на подходе к нашим воротам походка моя несколько скособочилась, а плечи поникли. В то же время мой разум запротестовал: мне же двадцать один год, а я всё матери боюсь. Да что она может мне сделать? То-то и оно, что может, и самое страшное — она унизит меня.

Так, размышляя и воюя сама с собой, я не заметила препятствия, возникшего на пути, и врезалась в него. Сумка упала, её содержимое рассыпалось, один из пакетов с молоком разорвался и залил остальные покупки.

- Извините, - брякнула я машинально и только потом подняла глаза. О чудо! На меня смотрела цыганка Рада, не только смотрела, но и видела. Да-да, видела меня во всех неутешительных подробностях и улыбалась.

Я со страху принялась заталкивать в сумку всё, что высыпалось из неё: мамин хлеб, промоченный молоком и обвалянный в пыли, булочки, примерно в таком же состоянии и совершено не пострадавший по причине хорошей упаковки общий хлеб.

- Ну? – Спросила цыганка, ставая в стойку руки в бока.

- Что ну? – Я бросила бесполезное занятия и робко выровнялась.

- Трепещешь?

- Я…

- Боишься мамочки?  Предчувствуешь, что заругает она тебя, в помойку макнёт, опустит ниже плинтуса?

- Так и будет. – Мои руки, в отличие от цыганских, безвольно болтались вдоль тела.

- Книгу пишешь?

- Пишу.

- Успех тебя ждёт…

- Нет…

Рада усмехнулась.

- Значит, не хочешь успеха?

- Хочу…

- Тогда почему не веришь в него?

- Потому что я неудачница. – Выпалил мой рот, не дав мозгу поразмышлять над ответом.

- И ты считаешь неудачей рождение в таком великолепном доме? – Рада обвела руками контур особняка, скрывающегося за воротами. – На берегу самого чистого в мире Лазуритового моря, в такой хорошей, не испорченной богатством семье.

- Вы про мою маму? – Я искренне удивилась, - это она-то не испорченная?! —Да одна оправа от её очков стоит дороже месячного бюджета среднестатистической семьи. Но вслух я ничего не сказала.

- Мама твоя очень успешная женщина с некоторыми слабостями, но это не значит, что она плохой человек.

С этим нельзя не согласиться. Да и Боже упаси меня гнать напраслину на мать. Она никого не ограбила, не убила и живёт по средствам.   

- Что ж, вы правы.

- В чём? – Рада хитро скосила взор.

- Насчёт мамы.

- А насчёт остального?

- Тоже. Похоже, я везунчик… - как-то язвительно получилось, но цыганка сделала вид, что не заметила сарказма в моих интонациях.

- Даже не представляешь какой. Мало того, что успешным писателем станешь, так ещё и принца отхватишь. Чуть ли не лучшего в мире мужчину. Да о нём миллионы мечтают, а ты, хитрюга…

- Вот тут вы ошибаетесь, - глаза мои наполнились слезами и уткнулись в мокрую газету, валяющуюся под ногами Рады.

- Хм, Филиппо Андреас, красиво звучит. А Изольда Андреас ещё лучше.

- Он женат, - выпалила я, дрожа всем телом. Теперь я не верила ни одному слову, вылетающему из лживых цыганских уст.

- Тут написано, что они разводятся, - Рада подняла испорченную газету.

- Они помирятся. И я от души желаю им счастья.

Газета выпала из смуглых пальцев. Чёрные глаза намертво впились в меня.

- Это потому, что ты очень-очень-очень хорошая девушка. Но не в твоей власти подарить им это счастье, не в твоей… - голос Рады погрустнел, она наклонилась, чтобы собрать обронённое мною. Я сделала то же. Мы вместе подбирали с асфальта пакеты с молоком. Мне было стыдно оттого, что из-за меня Рада испачкала свои ухоженные руки.

- Ты не робей и не вини себя ни в чём. Ты обречена на счастье, и не спорь, - она подняла руку, будто бы хотела защититься от меня, от моих глупых лузерских возражений. – Верь и иди навстречу судьбе. Очень скоро всё в твоей жизни изменится.

Я выпрямилась уже с наполненной сумкой в руках. На миг меня посетило странное ощущение, будто бы за моей спиной расправились крылья.   

Цыганка улыбнулась моему растерянному лицу.

- Принимай мать такой, какая она есть, и не позволяй ей гнобить тебя. Пусть тоже воспринимает тебя по факту, а не по своим несбывшимся ожиданиям.

- Но как мне отблагодарить вас?

- Отблагодарить меня? – Рада задумалась.

- Все же так делают. Дарят вам деньги или что-то немыслимо дорогое.

- Но у тебя нет ни того ни другого.

- Нет, - согласилась я охотно.

- И поэтому, ты подаришь мне самое ценное.

- Что именно? – Я не на шутку испугалась. А вдруг Рада состоит в сговоре с самим дьяволом и сейчас потребует в качестве расплаты мою душу.

- Жизнь, - грустно улыбнулась цыганка, а я отпрянула. Мои самые страшные ожидания сбывались, но Рада уточнила: – Мою жизнь.

- Что это значит? – Как это я могу подарить ей её собственную жизнь?

- Придёт время — узнаешь. А пока иди. Мама заждалась тебя. И не позволяй ей насмехаться над тобой. Хватит плыть по течению. Бери вожжи судьбы в свои руки и вперёд! 

Глава II Я становлюсь другой. Но такой ли, как мне хотелось?

Легко сказать: «бери вожжи судьбы в свои руки, не позволяй насмехаться над собой…». Труднее всего бороться с укоренившимися привычками, а я привыкла уповать на случай и терпеть унижения. Разве можно вот так сразу измениться и всё вокруг себя перевернуть с ног на голову?

Мне очень хотелось поверить в свои силы. После разговора с Радой я чувствовала в себе что-то новое, ещё неопознанное. Будто кто-то сменил во мне батарейку.

Переступив порог дома, я прямиком направилась на кухню, очень надеясь, что не застану там маму.

Зря надеялась. Моя дорогая родительница сидела у окна и прекрасно видела момент моего запоздалого возвращения. Судя по выражению лица, мама хорошо подготовилась к «горячей» встрече.

- Привет, ма, - брякнула я с осторожной небрежностью, избегая смотреть ей в глаза.

- Что?

Кажется, их светлость оторопели, они-то привыкли слышать сдержанное: «Здравствуй, мама».

- Привет, ма! – повторила я громче, всё так же стараясь не сталкиваться с нею взглядом. Ну как заставить себя не робеть и не пасовать перед обидчиками?

- Ты это мне? – Она явно растерялась и не знала, как себя вести. А мне каково было! Впервые в жизни я готовилась дать отпор.

- А здесь есть ещё кто-то? – Я неуверенно глянула в ближайший угол, потом в другой. Мои действия со стороны выглядели не лишёнными доли нахальства. Но лишь доли, а надо было раскрутиться на полную катушку. И поскорее, пока мама не пришла в себя.

- На кого ты похожа?

Ага, завела любимую пластинку с главным намёком на то, что я похожа на кого угодно только не на неё, красавицу и аккуратницу.

- Как на кого? – Мой робкий взгляд лишь на миг коснулся её лица. Страшно. – На твою дочь — ходячее недоразумение. Пора бы смириться с тем, что я не ты и не папа, и не Тристан.

Мой братик как раз мелькнул в коридоре. Прибежал на шум, но войти не решился. В Тристане я почувствовала поддержку, пусть и скрытую. Она была именно тем, чего мне не хватало.

- Мама, я такая, какая есть, и мне это нравится. Очень нравится. Сожалею, что тебе этого не понять…

- Но ты же грязная… - Замечание прозвучало жалобно. Утопающий хватается за соломинку.

Собирая содержимое пакета, я изрядно извозилась в молоке, на которое тут же налипла грязь. Что ж, не будем отрицать очевидное. Вот тебе, мама, последний удар под дых, сейчас ты упадёшь, а я впервые останусь на ногах:

- Как тебе известно, я, в отличие от тебя, уродилась неуклюжей. Случился конфуз… - я шмякнула на стол грязный пакет, извлекла из него перепачканный хлеб. – Похоже, сегодня тебе придётся приостановить диету, или сходить в магазин, а можешь съесть вот это, или это. – На столешницу лёг пакет с неиспорченным хлебом. - Тебе решать. Я больше в магазин не пойду. Хочу, наконец, сесть в тишине и покое и писать роман. Это самое главное для меня. Так что на обед не ждите и на ужин тоже.

Уже на выходе из кухни я задержалась.

- Ах да, ты, наверное, хочешь узнать, почему я так долго? К Маринке забежала. Надо было кое-что обсудить. – Обычно в этом месте мама начинала язвить по поводу моих женихов-невидимок и несуществующих друзей, потому я добавила: - Кое-что, что тебя не касается.

В коридоре у лестницы меня остановил Тристан.

- Ну ты, Изольда, показала мастер-класс! Не ожидал. Дай пять.

Я дала ему пять и поспешила вверх, по дороге попросила:

- Ты присмотри за матерью, она к такому отношению не привыкла.

- Ничего с нею не случится, - заверил Тристан и развернулся в направлении кухни.

***

Я не выходила из комнаты аж до следующего утра. Писать не получалось, сердце колотилось от переполнявших разум эмоций и банального заячьего страха. Переживания выжали из меня последние силы. Уснуть удалось только к полуночи.

Утром я почувствовала себя больной и морально истощённой. Господи, как сложно давать отпор, когда за многие годы привык служить в качестве мальчика для битья. Великая сила привычка.

В животе заурчало. Что же делать? Как пробраться на кухню незамеченной?

Как бы я ни старалась, мне не удастся избежать встречи с мамой, рано или поздно она состоится. Что тогда? Да мама меня попросту размажет, после чего всё станет на свои места: мама снова будет на коне, а я…как бы не оказаться тем самым конём.      

В дверь постучали. Я скукожилась под одеялом, не собираясь отвечать.

- Изольда, ты жива? - спросил Тристан.

Фу. Он единственный, кого я готова воспринимать сейчас.

- Да. Заходи.

Тристан пришёл не с пустыми руками. В руках брата я обнаружила внушительных размеров бутерброд.

- Чаю принести? – Поинтересовался мой заботливый мальчик.

- Не отказалась бы, - призналась я растроганно.

- Ты плохо себя чувствуешь?

- Есть немного.

- Немного? Ну, слава Богу, а то мама капец какая больная. Анастасия Павловна врача вызвала и позвонила в аквапарк, уведомить, что мамы сегодня не будет. А с тобой что?

- Не выспалась. – Я не на шутку разволновалась. Уж не из-за меня ли мама слегла? – Всю ночь писала.

Неприятно врать, но ещё неприятней признаваться, что почти сутки тряслась в ожидании расплаты за смелость.

- Сейчас сбегаю за чаем, - Тристан направился к выходу, но я его остановила.

- Не стоит, я сама. Хочу навестить маму. Она уже завтракала?

- Нет. Отказалась. – По голосу брата я поняла, что он растерян. Его чувства были сродни моим — наша мама никогда не болела. По крайней мере, на нашей памяти.

- Доброе утро, Анастасия Павловна, - приветствовала я домработницу, заглянув в кухню.

- Явилась, - Анастасия Павловна бросила резать мясо и вытаращилась на меня, как на преступницу. – Довела мать.

Первое, что мне захотелось сделать, это опустить плечи, извиниться и с позором покинуть кухню. Но я вспомнила слова Рады и, закусив губу, осталась.

- С чего это вы сделали такие выводы? – Только я знала, с каким трудом даётся мне эта зыбкая уверенность.

- Ну, - домработница вылупилась на меня испуганно. – Тамара Игнатьевна в общих чертах поделилась со мною вашим вчерашним разговором.

- Я кричала на неё? – Медленно и верно я захватывала позиции, которые сдавала Анастасия Павловна.

 - Нет.

- Оскорбляла?

- О, нет. – В тоне женщины появились извиняющиеся нотки.

- Тогда с какой стати вы решили, что причина маминого недомогания во мне?

- Простите. – Анастасия Павловна, женщина в два раза старше меня, смотрела теперь виновато исподлобья, а её осанка приобрела какую-то рабскую сутулость.

- Не извиняйтесь. – Мне стало стыдно, но также я понимала, что не должна уступать. Но как повести себя? – Возможно, вы правы…

Я глянула на домработницу, в лице той вспыхнуло удивление, что ж, стоит продолжить в том же духе.

- Никто в этом доме не понимает маму больше вас. Даже папа не столь проницателен в отношениях с ней.

Теперь Анастасия Павловна согласно кивала головой и с благодарностью заглядывала в мои глаза. Мне было очень неудобно, но я знала, что именно сейчас выхожу на новый уровень общения с домочадцами. Я не собиралась доминировать над ними, мне нужно было лишь равенство и взаимное уважение.

- Как вы думаете, мама согласится поговорить со мной? Я бы хотела извиниться.

Анастасия Павловна с радостным изумлением закивала.

- Я помогу тебе. Сейчас соорудим ей завтрак на подносе. Ты его отнесёшь. – Домработница взялась за голову. – Она же ничего не ела. Переживает бедняжка. Не ожидала от тебя…

Упрёки прекратились, так и не начавшись. Я наблюдала за ловкими действиями Анастасии Павловны и думала, что она крепкая женщина, не в пример маме. Этой хитрой и в то же время честной личности не грозит слечь по причине нервного срыва, выросшего на почве недолгого разговора, где одна из сторон добивалась самого малого — уважения к себе.

- Готово. – Я получила поднос и одобрение. – Будь с нею ласкова.

- Хорошо. И большое спасибо. Не знаю, что бы делала без вас. -  Я развернулась и пошла к выходу.

Я слышала, как скрипнул стул — Анастасия Павловна присела. Сейчас она будет думать, вырабатывать новую поведенческую тактику в отношении меня. Я не переживала по этому поводу, потому что знала, что одержала победу раз и навсегда. С мамой будет сложнее. Именно она тот человек, из-за которого у меня нет друзей среди ровесников, именно из-за неё старшее поколение воспринимает меня тем самым ходячим недоразумением, придуманным ею.

Сколько раз я слышала, как она говорила подругам: «Ой, девочки, не знаю, в кого она такая уродилась. Слава Богу, хоть Тристан удался на славу». Конечно, потом ей вдруг становилось немного стыдно, ведь речь шла о родном чаде, и она, взмахнув ладошкой, продолжала: «но это же моя дочь, я люблю её такой, какая она есть».

Этого мне было достаточно. Мама любит меня «такой, какая я есть». А какая я есть? Ходячее недоразумение — вот что я такое. Но это в прошлом. Я не выйду из этого дома, пока личина ходячего недоразумения, сотворённая мамой, не спадёт с меня. Она надела на меня эту маску, ей её и снимать.

- Доброе утро, мамочка. – Я влетела в тёмную и прохладную родительскую спальню на одной из самых позитивных из доступных для меня в данную минуту волн. – Тристан сказал, что ты приболела.

Ответа не последовало, только шорох в районе кровати свидетельствовал о том, что я не одна в комнате. Определив очертания столика, я водрузила на него поднос и направилась к окнам.     

- Не открывай!

***

Кстати, о Тристане. Я, как вы поняли, души в нём не чаю. Он забавный, он добрый, он меня любит и понимает. Но перечисленные качества не относятся к достоинствам, благодаря которым мама возносит брата на пьедестал. Для неё главное порода и красота. А этого в Тристане есть с избытком. «Слишком хорош собой для мужика», - нередко жаловался папа.

Чтобы сын набрался мужественности и не походил на девчонку, отец, вопреки маминым протестам, договорился со своим старинным приятелем — тренером по кикбоксингу, что тот будет гонять его сына до посинения и сделает похожим на мужика.

Первое время Тристан после тренировок едва не ползал, но сносил напасть в виде спорта, молча и без нытья. Тренер не мог нарадоваться на нового воспитанника.

Скоро Тристан стал побеждать в соревнованиях, обзаводиться грамотами и титулами. А звонки из школы участились. Учителя позванивали нам не реже раза в неделю. Мой братишка к учёбе относился с вопиющей небрежностью, а от учительских придирок ловко отбивался, я бы не сказала грубо. То-то и оно, что на язык он был чрезвычайно остёр, мог задеть за живое, и регулярно задевал. Однако делал это так изящно, что очередная жертва, как правило, не сразу понимала, что нужно не радоваться, а оскорбляться. 

 На кикбоксинге Тристан научился защищаться не только языком, но и кулаками. И теперь к учительским жалобам добавились и родительские.

У Тристана, в отличие от меня, была своя компания, из которой он особенно выделял Дениса, живущего по соседству. Однако большинство мальчиков в классе недолюбливали Тристана. Причина понятна — девочки. Годам к десяти вся дамская половина школы поглядывала на моего брата с откровенным интересом, даже некоторые учительницы помоложе оказались не в состоянии устоять перед его обаянием, что, несомненно, бесило мужскую половину.

Тристана нередко колотили, о чём он дома умалчивал. На вопросы, откуда синяки, небрежно отмахивался и заявлял, что часто падает на физкультуре. Кикбоксинг, и, правда, прибавил Тристану мужественности. Это не слишком было заметно внешне, но внутренне он изменился. Теперь не его били, а он бил.

Знаете, как в школе: стукнул ровесника, а тот через минуту старшего брата тащит — громилу. Со старшими братьями у Тристана первое время были проблемы, но скоро он стал справляться и с ними. Пришёл день, когда мой братишка разобрался не только со старшим братом, но и с его здоровенным другом. А когда через урок в школу явился отец-милиционер, досталось и тому.

Потом было долгое судебное разбирательство. Тристан очаровал и адвоката и судью. Несовершеннолетнего Тристана сделали героем, а собственно подавшего заявление в суд милиционера порицали. Его: «мальчик на меня с входа кинулся, я вынужден был защищаться» во внимание не бралось. И вообще, как гражданин милиционер будет защищать правопорядок в стране, если не способен отбиться даже от четырнадцатилетнего мальчишки?

Тот случай стал предметом папиной гордости и постоянной темой застольных бесед, когда к нам приходили гости. Количество побитых милиционеров со временем менялось. В последний раз их было три и все ростом под два метра и накачанные, как Арнольд Шварценеггер.

Гости поглядывали на Тристана с интересом, но не верили ни единому папиному слову. Ну как, скажите на милость, такой милашка может кого-то побить? Тристан вежливо улыбался гостям, и только я видела хитрый блеск в его глазах. При желании братишка отдубасит всех сидящих за столом и не по одному, а  разом. Такого высокого мастерства он достиг на тренировках.

***

Я пила чай и глядела на Тристана, то и дело поправляющего чёлку своих густых тёмно-каштановых волос. Папа не раз говаривал, что в ярко-зелёных очах его отпрыска прячется по меньшей мере пять бесов.

Я с ним не соглашалась — не менее десяти, а то и пятнадцать. Для того ему и нужна чёлка. А куда, скажите на милость, он спрячет всё это демоническое хозяйство? Достаточно того, что всегда открыты алые губы экзотической формы и, словно выточенный по заказу гениального скульптора, идеальной формы нос. Смуглая летом кожа, зимой поражает своей белизной. Красота Тристана сражает девушек наповал, а если какая устояла, её добивают две симпатичные ямочки на щеках, доступные взору лишь когда Тристан улыбается.

Его улыбка — это отдельная песня. Я её называю «незапланированный инфаркт». Если он что-то попросит у вас, а вы чувствуете в себе силы отказать ему, не празднуйте победу преждевременно. На помощь Тристану придёт его умопомрачительная улыбка.

Итак, что вы собирались ему ответить? «Нет»? Тогда почему ваши губы складываются в «да»? А из охрипшей гортани, схваченной неожиданным спазмом, вырывается томный вздох? Осторожней, сейчас заговорит ваше сердце, и случится тот самый «незапланированный инфаркт».

А Тристан безобразник улыбается непрерывно. О существовании слова «нет» он знает только благодаря мне. Если меня спросят, кто сотворил твоего брата, Бог или дьявол, я, не задумываясь, отвечу — дьявол. Бог не может быть столь коварным.   Мне жаль вас, девочки, и я очень рада, что не вхожу в коллекцию дурочек, влюблённых в моего четырнадцатилетнего брата. И не только потому что он мой брат. Просто он не в моём вкусе. Я же говорила, что люблю блондинов скандинавского типа. Ох, это было ещё до того случая, когда я увидела Филиппо Андреаса.

- Зольди, как ты смотришь на то, чтобы ездить в институт на Пежо? Ты не представляешь себе, как обрадуется твой отец, когда узнает, что ты, наконец, приняла наш подарок. – Бесцеремонно ворвалась мама в мои размышления о брате. Похоже, она решила доконать меня. Ну что ей ответить?

Мой взгляд встретился со взглядом Тристана. Хм, насмехается, стервец. Мои психологические игры меня же завели в тупик. Я переживаю, а он…

- Ну, не знаю, - со стороны я выглядела полнейшей идиоткой. Нелепую картину дополняло моё жеманное ковыряние пальцем гладкой столешницы. – Кажется, я забыла, где газ, где тормоз, где сцепление.

- Я могу позаниматься с тобой пару дней. – Оживился Тристан. Ах, он коварный! Или ищет случая лишний раз покрутить баранку? Мама всегда была категорически против такого нарушения законов. Мальчику всего четырнадцать. А вот отец, когда бывал дома, допускал Тристана к своей холёной Бэнтли Континенталь.

- Мама не позволит… - начала было я.

- Позволю, - с уверенной бесцеремонностью перебила мама. – Для такого случая позволю Тристану поездить немного по нашей улице.

- Тогда завтра начнём! – Обрадовался братишка.

Я скривила улыбку.

- Спасибо, брат. И что бы я без тебя делала?

Ну и попала же я! Вы не представляете, каково мне было в ту минуту. Казалось, что на мои плечи свалился с неба метеорит и намертво прирос. И вот сижу я, дура, посреди гостиной с чашкой в руках и метеоритом на плечах и слушаю комплименты окружающих, мол мне идёт. Была так себе, а теперь, с метеоритным горбом за плечами стала такой милашкой.

Мама аж светилась от самодовольства. Если через минуту не смоюсь, предложит мне ещё один повод для самоубийства. Я решила, что хватит на сегодня потрясений. Надо срочно под любым предлогом со всех ног лететь в свою комнату. Там я обдумаю, как умудриться, не поссорившись с мамой, спастись и от Пежо и от многочисленных подаренных сегодня  шмоток, ни одна из которых не соответствовала моим представлениям о нормальной одежде.   

- Ой, - я приложила руку тыльной стороной ладони ко лбу (мамин жест, когда она отмазку ищет), - что-то мне нехорошо стало.

Мама заволновалась, Тристан лукаво опустил глаза.

- Устала, наверное, - подала голос Анастасия Павловна. -  Поспишь, и к утру всё образуется.

- Да-да, иди спать, милая, - согласилась мама, - хочешь, я тебе массаж сделаю?

- Нет. – Думаю, получилось слишком резко. Но мама не обиделась. Я поспешила удалиться. Позади себя я слышала, как заёрзал Тристан и сообщил, что тоже устал. Чмокнув маму, братишка обогнал меня на лестнице и ворвался в мою комнату, будто в свою собственную.

Когда я прикрыла дверь, Тристан уже сидел посреди моего ложа.

- Ну что, доигралась? – Похоже, все свои насмешки он оставил в гостиной.

- С твоей помощью, между прочим, - я примостилась на краешек кровати рядом с братом. – Я ненавижу эту проклятую машину.

- Потому что не сама её купила? Да брось, им приятно делать нам подарки. – Тристан с нетерпением ждал восемнадцатилетия, тогда у него тоже будет своя машина.

- А тебе не приходило в голову, что я просто боюсь вести автомобиль в многолюдном городе? Ты видел, что творится возле моего института?

- Давай, прекращай понты выбрасывать. Если ты залезла в те жуткие босоножки, тебе уж точно больше бояться нечего. – Тристан укоризненно покачал головой. – И не ищи виноватых. За что боролась, на то и напоролась (любимая папина фраза по окончании выборов президента).

- А кто утром ввалился ко мне весь такой перепуганный? «Мама капец какая больная». Не ты сказал? – Мне, и правда, хотелось найти виноватого. Нет, вину я с себя не снимала, но было бы неплохо разделить её ещё с кем-то.

- Ну, затупил. – Тристан сделал такое лицо, что любая другая обомлела бы, но я его сестра, мне его чары по барабану.

- Причём, первый. И меня сбил с толку. Сечёшь, с чего всё началось?

Вместо того, чтобы оправдываться, Тристан принялся разбирать пакеты с новой одеждой. Эта его несанкционированная мною деятельность сопровождалась фырканьем и комментариями, не слишком приятными для меня: «это для нимфеток», «это для извращенок», «такое носят в школе проституток», «ну мама даёт, она что на панель тебя собралась отправить?», «фу, гламурная гадость, у нашей математички точно такая же есть», «на это ни одна муха в здравом уме не сядет, удобная вещь, дашь поносить?».

***

За окном сияло солнце, но в душе моей было темно, как в самом глубоком погребе. Единственным, что хоть как-то спасало от мрачных мыслей, были воспоминания о Раде.  Надо потерпеть, всё образуется.

Я надела туфельки на каблуках, коротенькую юбчонку и топик с блёстками, именно они прикрывали моё тело во сне, и поспешила к лестнице.

- Зольди! – Воскликнула мама, она как раз входила в парадную дверь с улицы. – Ты выглядишь великолепно!

Как давно я мечтала услышать от неё нечто подобное. А, может, стоит потерпеть? Привыкну. Ко всему люди привыкают. Плохое настроение как рукой сняло. Мама раскрыла мне свои объятья, и я ринулась в них, как взалкавший бежит к роднику.

Что было дальше, я не помню. После Тристан рассказывал, что выбежав из своей комнаты на жуткий грохот и мамин крик, обнаружил страшную картину: я противоестественно выгнутая валяюсь у подножия лестницы, надо мной, скрутившись в три погибели, причитает мама. А Анастасия Павловна с телефонной трубкой бегает по кругу и, перекрикивая маму, орёт, что если скорая через минуту не въедет в наши ворота, на станции скорой помощи уже в ближайшие дни случится самая крупная за всю историю города кадровая перестановка.   

Медики вняли угрозам домработницы, она ещё не успела бросить трубку на рычаг, а реанимационная машина уже сигналила под нашим забором.

Реанимация мне не понадобилась. Оказалось, что всё не так трагично, как показалось моим домочадцам. Несколько ссадин и ушибы медсестра обработала по всем правилам. Врач вколол маме какое-то успокоительное и заверил, что с девочкой всё будет в порядке, потому что она в рубашке родилась — из всех возможных последствий страшного падения на мою долю выпали самые незначительные. Меня, конечно, отвезли в больницу, чтобы обследовать, но к вечеру следующего дня я вернулась домой.

Мы снова пили чай в гостиной. Я не менее раза в минуту с мученической озабоченностью поправляла бинты, охватывающие всю голову (уговорила сестричку в процедурной забинтовать ссадину, которая вовсе не нуждалась в этом) и с интересом поглядывала на маму. Моя дорогая мама вздрагивала при каждом моём жесте, заглядывала мне в глаза и так тяжко вздыхала, что я вынуждена была бороться с совестью, которая требовала от меня немедленной смены тактики. Но я держалась, зная, что война не закончена. Сейчас я поддамся эмоциям и снова окажусь в маминых сетях.

- Зольдочка, хочешь ещё пирожное? – Спросила мама. Я к тому моменту уже умяла три штуки. Это сильно противоречило моим правилам, но, если честно, в тот вечер я забыла обо всех правилах. Почему? Потому что вернулась с того света, потому что целый день меня мучили в больнице, а, главное, из-за мамы. Впервые она была так внимательна ко мне. Более того, весь её облик кричал о безграничной материнской любви, чувстве вины и страхе потери.

- Нет, спасибо. Молочка бы ещё…

Мама взглянула на опустевший кувшин. Анастасия Павловна тут же бросилась на кухню, мама поспешила за нею. Когда они вышли, заговорил Тристан, доселе помалкивающий.

- Перестань мать мучить, не представляешь себе, что мы пережили.

- Я боюсь, что как только дам слабинку, она накинется на меня с новыми идеями. Тристан, я и так пошла на уступки. И одежда и машина…

- Насчёт одежды не переживай, мама выбросила почти всё, что вы тогда купили. Оставила только те три вещи, что мы с тобой отобрали. Помнишь.

- Конечно. Но почему?

- А ты не догадываешься? Это же из-за босоножек и узкой юбки ты попала в больницу. Ты зацепилась каблуком за ступеньку и упала. – Тристан выглядел уставшим.

- Я об этом не думала. – Слова брата стали для меня настоящим открытием.

- Так что, если не хочешь ездить на Пежо, только скажи…

- Я буду ездить на Пежо. Родители правы, в нашем районе невозможно обойтись без машины. Мне иногда позарез надо в город, а ехать не на чём. Маринке, наверное, надоело быть моим личным шофёром. – Не знаю почему, но желание протестовать и спорить отпало само собой. – Ты, надеюсь, не передумал поучить меня вождению? Я, правда, всё забыла.

- Спрашиваешь. – Тристан улыбнулся своей шикарной улыбкой, мои губы растянулись в ответ.    

Глава III Подарок

С того дня моя жизнь резко изменилась. Утром я бежала к маме, чтобы обнять и поцеловать её, после помогала Анастасии Павловне с завтраком, и мы вчетвером выходили в беседку, где пили чай, сок или молоко, ели свежие булочки и много смеялись.

Вскоре за мамой приезжала машина, и она отправлялась на работу в аквапарк. Мы с Тристаном помогали Анастасии Павловне занести чашки и тарелки в дом, а потом, закинув на плечи полотенца, шли на море.

Два часа перед обедом Тристан освежал мои знания по вождению. После обеда он отправлялся на встречу с друзьями, а я садилась за свой роман. Писалось мне тогда особенно легко. Теперь я жаждала не только наживы, мне хотелось рассказать человечеству об очень важных вещах.

Нет-нет, не подумайте, я не собиралась выступать в роли учителя. Боже упаси. Двадцать один год — это не тот возраст, в котором можно позволить себе вразумлять окружающих. Я просто делилась с предполагаемыми читателями уже пережитым опытом и мыслями, обуревавшими меня тогда.

По вечерам я забегала к Маринке. Мою подружку поначалу настораживали перемены, случившиеся со мною, но вскоре она приняла меня такой, какая я есть, и ещё больше полюбила.

Как-то она призналась, что давно ожидала чего-то подобного. Марина видела мой потенциал, те силы, что таились в глубине моей души, и не понимала, почему всё это богатство не востребовано хозяйкой, томится взаперти в то время, когда может служить во благо, — любить, творить, созидать.

Примерно через две недели после моего падения с лестницы мы с Маринкой сидели на террасе её дома и молча любовались багровым горизонтом. В тот день мы обе устали от эмоций, вызванных радостной новостью – Стив купил туристический лайнер.

О чудесном приобретении я узнала, лишь переступив порог дома. Потом мы с Маринкой долго прыгали и визжали. Во время этого странного безрассудного действа она выкрикивала многочисленные достоинства «лодочки»: водоизмещение девяносто пять тысяч тонн, вместимость три тысячи человек, четырнадцать палуб, двенадцать лифтов.

Я ничегошеньки не понимала, но после каждого замечания пищала и махала руками, как делают фаны на концертах любимых звёзд.

Наше сумасшествие длилось около часа и распугало всех людей, работающих в Маринкином хозяйстве. Растерявшиеся от такого бурного проявления радости домочадцы разбежались кто куда. Бедняги, хозяйка дома вела себя нетипично, не так, как они привыкли. Я думаю, они решили, что мы нанюхались запретного порошка и потому в спешном порядке удалились в укромные места, подальше от подозрительно возбуждённых  совершенно неадекватных хозяйки и её подружки.

Особенно на меня подействовала Маринкина выкрикнутая с заиканием весть, что лайнер, новенький, только сошедший со стапеля, назван в её честь — «Марианна Ричмон».  

- Вот это да!!! Теперь весь мир узнает мою дорогую подругу! – Вопила я отрешённо.

На террасу  мы едва не вползали. Я так разволновалась. Ведь Маринкино счастье для меня чуть ли не самая важная вещь во вселенной. Только она из не родных мне людей всегда понимала и принимала меня, выпадающую за рамки принятых в обществе стереотипов.

Она, красавица и умница, призрела порядки, заведённые в школе, где учились одни разодетые так, что сама Мадонна позавидовала бы, богатенькие Буратины, и дружила с девушкой, по всем параметрам выбивающейся за границы приличия.  

Насмешки и обзывания в мою сторону она воспринимала как личную обиду и всегда-всегда защищала меня и перед школьниками и перед учителями. Моя Маринка, чистосердечная и неиспорченная обстоятельством рождения в высшем свете конца двадцатого века, как никто, заслужила быть счастливой. И была таковой.

- Одиннадцать баров? Двенадцать ресторанов? – Это я переспрашивала Маринку, думая, что ослышалась (мы же горланили, как недорезанные). Дело в том, что моя тётушка по папе живёт в городке, где нет и половины из перечисленного.   

- Самой не верится, - Маринка всё ещё боролась с дыханием.

- Да-а-а, - протянула я мурлыкающим тоном. – Целый город на воде. И не самый маленький.

- Мне иногда страшно. – Сказала вдруг Маринка.

- Ты о чём? – Я даже приподнялась на подлокотниках кресла.

- В моей жизни всё слишком хорошо, даже чересчур. Как бы не пришлось платить за всё это. Кругом столько несчастных, лишённых самого необходимого людей, а я…

- Марина, не гневи Бога. – Я тоже испугалась. На мой взгляд, если человек позволяет себе говорить такое, то есть, не доверяет своей счастливой звезде, или ангелу хранителю, или Богу, обязательно должно что-то случиться. – Принимай всё как есть, с благодарностью, конечно, но без этих: «так не честно, почему мне всё, а другим ничего». Если хочешь, займись благотворительностью. Давай сходим в больницу, поищем кого-нибудь, кто нуждается в помощи.

- Ты серьёзно? – Маринка снова повеселела. – Мы со Стивом уже обсуждали этот вопрос.

- Ну, слава Богу, - я позволила себе расслабиться и перевести дух.

- Зольди, - позвала подруга.

- Что ещё? – Теперь мне решительно не хотелось отвечать на её вопросы. Мне нравилось смотреть на закат и чувствовать, как по всему моему телу разливается счастливая безмятежность.

- У тебя же скоро день рождения.

- Ага. – Я заволновалась.

Маринка любила и продолжает любить оригинальность в выборе подарков (случай с ноутбуком не в счёт). Однажды она подарила мне удивительную янтарную шкатулочку, исполненную в виде сочного яблока с серебряными веточкой и листьями, а в другой раз преподнесла зеркальце, заливающееся задорным смехом, как только я подносила его к лицу. Есть в моём арсенале и часы с обратным ходом, и туалетная бумага с анекдотами, и рукава-татуировки.

- Я всё думаю, что бы этакое тебе подарить…

- Ну, я всему буду рада, если, конечно, оно не взорвётся у меня в руках, не будет издавать подозрительные звуки (пуканье, чавканье, плевки), и не забрызгает меня какой-нибудь гадостью.

Глава IV Дорожка, усыпанная розовыми лепестками

Три дня.

Три дня.

Три дня.

Я не жила. Я не дышала. Я не ела. Я не спала. Безответная любовь убивала моё тело, и я ничего не могла с этим поделать. Сложно было притворяться бодрой, смотреть в мамины глаза, игнорируя тревогу, поселившуюся в них.

Я так хотела когда-то, чтобы мама хоть чуточку за меня переживала. Но сейчас, когда её волнение относительно моей персоны раскручивалось на полную катушку, я искала способы безобидного обмана.

Наступил вечер накануне дня премьеры. Анастасия Павловна накрыла стол на террасе. Мы сидели под широким зонтом и любовались ленивым прибоем умиротворённого моря. Солнце неспешно уходило к горизонту, напоследок роняя в волны ставший ненужным пурпурный плащ, завтра волны вернут его солнцу, но уже расшитым золотыми нитями.   

- Зольди, ты ничего не ешь. – Мама всматривалась в мои черты, а я в это время призывала на своё осунувшееся лицо беззаботную улыбку.

Боже, я разучилась улыбаться. Говорят, что любовь благословение. Для меня она стала пыткой. Я болталась на дыбе судьбы и медленно угасала. Мой палач был далеко от меня, но я знала — нет в мире мастера более изощрённого в искусстве пытки, чем Филиппо Андреас. Что ж, даже смерть, принятая от него, для меня — великий дар. Смерть — вот моё благословение. Потому что я не могла больше жить без него, без моего Филиппо.

- Мама, мне не хватает твоих упрёков. – Выпалила я неожиданно для самой себя и с мольбой продолжила: – Назови меня, пожалуйста, ходячим недоразумением. Хотя бы разочек.

Она вздрогнула.

- Это я во всём виновата. Я была плохой матерью. Изольда, позволь мне исправиться.

- Мама, ты неправильно поняла. Я не упрекаю тебя. Я просто хочу на мгновение вернуться в прошлое. – Я с усилием сдержала слёзы.

Моё прошлое. Там, за дымкой памяти, я испытывала много обид, наслаждалась ими, смаковала их утром и перед сном, за обедом и во время лекций. Как глупо, как приятно…

- Тристан? – Мама растерянно посмотрела на брата.

- Я не знаю. – Тристан испуганно пожал плечами.

- Ей бы за руль не садиться. – Вставила свои пять копеек Анастасия Павловна, она как раз наливала чай в мою чашку. – К психологу бы надо девку сводить. Сейчас это модно.

- Да, к психологу меня. – Я схватилась за идею домработницы, словно утопающий за соломинку.

- Завтра же созвонюсь со знакомым доктором… - растерянно протянула мама. – Правда, он известный оригинал приверженец каких-то нетрадиционных методик, не всегда научных. Однако, его хвалят.

- Небось, эскулап твой ещё тот шарлатан. Ты не модного доктора ищи, а толкового, - Тристан возмущённо смотрел на мать.

- Он и есть самый толковый. Думаешь, я ради какой-то моды смогу навредить собственному ребёнку? – Ответив Тристану, мама повернулась ко мне. - На какое время договариваться?

- На послезавтра, - предложил Тристан, перебив меня, уж было открывшую рот, и напомнил: - завтрашний день у нас занят премьерой.

- Но это вечером. – Возразила мама.

- День на подготовку, мама, - Тристан развёл руками и, сделав мажорную гримасу, покачал головой. – Там же будут мировые звёзды! Господи, как удачно оскандалился этот Андреас, благодаря ему, я увижу самого Смарта Холлидея. Надо же! (Смарт Холлидей – это режиссер презентуемого фильма, очень прославленный старикашка с кучей сумасшедших идей за пазухой. Тристан, который мечтал о работе в кинематографе, буквально бредил им).

- Да, да, понимаю. Все вместе поедем в салон, а потом в Галерею, подберём смокинг для тебя и вечернее платье для Изольды. Согласны?

- А у нас есть выбор? Хм, я в смокинге. Ты добилась своего, мамочка! – Тристан подскочил к матери и чмокнул её в щёчку. Она напыжилась от удовольствия. Последние пять лет ей никак не удавалось выдернуть сына из одежды спортивного покроя. Тристан даже на школьную линейку являлся в джинсах по фасону напоминающих общепринятую форму нашего учебного заведения.

- Ты себе не представляешь, как хорошо будешь смотреться в костюме. – Мама хлопнула в ладоши и изящно наклонила голову, рассматривая засмущавшегося Тристана. Но скоро взгляд её живых глаз перенёсся ко мне. – Изольду я тоже не видела в вечернем наряде.

- А выпускной? – Напомнила я.

- Ты про ту тряпку, что вопреки моему желанию приволокла с базара? О, Изольдочка, не позорь мои седины.

Не поверите, но на какое-то мгновение мне стало легче, на душе потеплело. Мама снова в своём репертуаре, как в старые добрые времена.

- Ох, прости… - с запозданием испугалась мамуля. – Я должна была отнестись с уважением к твоему выбору, оценить твою индивидуальность.

- Не извиняйся, - махнула я рукой, стараясь удержать в себе внутреннее чувство беззаботности, на миг посетившее меня. – Никто не оценил. Даже Маринка не смогла притвориться восхищённой. Я на неё тогда обиделась. Но потом простила, когда увидела, как шарахаются от меня прочие личности, которых я одиннадцать лет считала одноклассниками.

- А мне как стыдно было. – Вставила мама, осторожно улыбаясь.

- Кстати, мама, о каких сединах идёт речь? Ты же выглядишь моложе меня и даже Тристана.

- Вас с Тристаном вместе взятых. – Пошутила мама, и я услышала в её голосе лёгкую грусть. – Время неумолимо.

- Только не для тебя. – Я придвинулась к маме, обняла её и мысленно поклялась себе, что постараюсь, не изменяя себе и своим принципам, научиться не расстраивать её. Всё-таки, она хороший человек, очень хороший. Немного высокомерна (в нашем окружении почти все страдают снобизмом). Так что с того? У каждого свои причуды.

***

Первая половина следующего дня была настоль утомительна для нас с Тристаном, что на какое-то время мы позабыли, по какому, собственно, поводу позволили втянуть себя в суету и сумятицу магазинно-салонных мучений.

В 15-00 я ошарашено таращилась на робеющего под моим взглядом Тристана.

Неужели этот потрясающий юноша мой брат?

- Изольда, не будь ты моей сестрой, я бы валялся у твоих ног и молил, чтобы ты позволила мне стать твоей тенью, слетать ради тебя в космос за звездой…

- Прекрати, Тристан, ты — гроза всех девушек вселенной. Жаль, нет зеркала, чтобы ты это понял. – Мы стояли в узком коридорчике, куда затолкала нас мама, и не понимали, чего она ещё хочет от нас.

Мамуля лично занималась последними штрихами нашего нового имиджа и намеренно делала это при полном отсутствии зеркал. Вероятно, хотела устроить нам сюрприз.  

- Тук-тук, - в камеру нашего заключения вошла сияющая мама. В левой руке она держала две  коробочки: одну изысканную побольше, другую — маленькую более строгую (похожие я видела у папы). На запястье её правой руки болтался фотоаппарат. – А вот и я. Как давно я ждала этого дня! Я звонила вашему отцу, он согласен, что пора. Вот. – В ладонях Тристана оказалась мужская коробочка, в моих — женская.

- Что там? – Недоверчиво спросил мой брат.

- А ты открой. – Мама сгорала от нетерпения.

Прежде чем потянуть крышку футляра Тристан прочёл: «Барака». С интересом посмотрел на мать.

- Ты дом не заложила? Это же очень дорого.

- Нам вполне по карману. Открывай же.

Тристан выполнил просьбу матери, и все мы застыли от удивления. На атласном дне переливались бриллианты, вставленные в запонки из белого золота.

- Ну как? – Нам казалось, что мама светится не меньше бриллиантов.

- А со смокингом это носят? – Тристан был в восторге от подарка.

- Дурашка, - улыбнулась мама. – Это же элементарно. Именно белое золото  идёт к смокингу. Обычное золото и серебро уже не то. Тебе многое предстоит узнать.

- Да, например, зачем ты нацепила на меня этот пояс, когда все нормальные мужики носят ремень. – Тристан стукнул себя по бокам.

- Камербранд, солнышко. Это называется камербранд. – Она нетерпеливо обернулась ко мне. - Ну, Изольда, твоя очередь.

Подобно Тристану, я прочла: «Ферро». Прочтенное слово ни о чём мне не сказало, но состроив удивлённую гримасу (ещё не хватало, чтобы мама обиделась), я потянула крышку, и…

- О, Боже! – Ни капли фальши, всё искренне. На дне футляра лежало обалденное колье и серьги к нему. Всё голубое, под цвет моего нового платья. – Мама!

- Наконец гадкий утёнок превратится в лебедя. – Мама смахнула слезу и,  не замечая моей обиды, всхлипнула: – Я так горжусь тобой, доченька.

Мы снова обнялись. Я смущённо тёрла мамину спину и совершенно не понимала, чем она так гордится, я же не совершила пока ничего выдающегося. Но, видимо, у нас с нею абсолютно разные подходы к данному вопросу. Потом мама учила меня и Тристана, как надеваются и носятся украшения. Мы, вопреки обыкновению, были внимательны и сосредоточенны, и виной тому стало наше потрясение — родители раскошелились по полной программе.

- Что ж, теперь, когда я закончила, прошу вас подойти к зеркалу. – Заявила мама торжественным тоном.

И мы проследовали за нею в гостиную. Причём, Тристан забежал вперёд, открыл перед нами с мамой дверь и, застыв в полупоклоне, пригласил выйти из коридора. Смокинг обязывал моего брата быть галантным.

Я затаённо улыбнулась, вспоминая, как видела однажды его месящим кулаками тушу здоровенного одноклассника, моего одноклассника, оскорбившего меня. Неужели тем отчаянным Джеки Чаном был мой братишка? Вы, наверное, сейчас подумали, что Джеки Чан не кикбоксер, как мой Тристан, а мастер кун-фу. Согласна с вами. Но я в некотором роде фанатка Джеки Чана и потому всех борцов, достойных моего внимания, сравниваю именно с ним.

Итак, мы стоим у зеркала. Первое мгновение я не в состоянии была понять, почему в гостиной находится две мамы: совсем юная и чуть повзрослевшая. До меня не сразу дошло, что молодая мама — это я. Господи, как же я похожа на неё! Даже она сама в шоке. Тристан улыбается своей убийственной улыбкой и приглашает меня взять его под руку. Я соглашаюсь.

- Что за пара. – Мама сложила ладошки у лица будто бы для молитвы. Я, потрясённая, промолчала. – Ты у меня такая красавица. Даже не верится. Так, ну-ка застыньте, я сделаю пару кадров.

- Мне всегда казалось, что я чуть краше Квазимодо. – Призналась я, когда мама прекратила нас фотографировать.

- Пойдём, Квазимодо. – Позвал Тристан. – Нам ещё ехать, а с тобой за рулём — это дело долгое и опасное.

- За каким рулём? – возмущённо воскликнула мама. - Это ты на Пежо намекаешь, Тристан. Машина, конечно, хорошая. Но ты представляешь себе, на чём приедут другие приглашённые?

- Ну, давай мы возьмём папину машину. – Обрадовался Тристан и недоверчиво посмотрел на меня. – Только не могу ручаться, что мы вернём её в гараж в том же состоянии, что взяли.

- Об этом я тоже подумала, - согласилась мама. – Потому заказала лимузин. Надеюсь, вы не против?

Я чуть не задохнулась от возмущения. Ну почему мама не возьмёт себе в привычку хоть иногда советоваться с нами, прежде чем принять решение относительно нас? Но, с другой стороны, мне не придётся рулить по многолюдным улицам. Я и так водитель никудышный, а сейчас, находясь в состоянии полной психической дестабилизированности, буду представлять на дорогах реальную угрозу для жизни пешеходов и водителей.

***

Лимузин прибыл точно в назначенное время. Я, осторожно подбирая юбки и великодушно позволяя Тристану и симпатичному водителю ухаживать за собой, разместилась в салоне роскошного автомобиля. Тристан, смакуя всю прелесть нашего положения, вальяжно плюхнулся напротив.

Сердце моё ухало и замирало, для меня оно звучало громче непрерывно тараторящего брата. Двигатель автомобиля работал бесшумно, мой двигатель грохотал как отбойный молоток. Я не слышала Тристана, но, чтобы не обидеть его, активно кивала головой в такт его словам и улыбалась.

Иногда я замечала в зеркальце заинтересованный взгляд молоденького водителя и отчего-то жалела незнакомого юношу. Если бы меня угораздило влюбиться в него, мама пошла бы на всё, лишь бы излечить дочь от ненужной любви против правил.

Увы, моя любовь к Филиппо примерно то же самое. Он звезда, он женат, о нём мечтают тысячи девушек побогаче и покрасивее меня. Подумав так, я улыбнулась мальчишке, сидящему за рулём. Как же быстро я изменилась. Я люблю маму, но упаси меня Бог превратиться в неё. Я — это я, но уже не та я, что была ещё несколько дней назад.

Мысли буравили мой мозг, сменяя одна другую, я с трудом заставляла себя поверить в реальность происходящего и убеждала, что той серой мыши, которой я прежде хотела казаться, больше не существует. Она умерла, и это хорошо. Но где-то внутри меня чертыхался голос протеста, он не желал соглашаться, он требовал одуматься, потому что все бедные и страшные — это хорошие люди, а вот богатые и красивые таковыми быть не могут. По статусу не положено.

Уж не знаю, что так  подействовало на моё мнение, возможно, любимое в детстве стихотворение «мистер Твистер бывший министр, мистер Твистер миллионер, владелец заводов, газет, пароходов приехал в гостиницу Англетер». Мне очень не хотелось быть похожей на заграничного богача. А мистер Твистер стал для меня воплощением всех толстосумов.

Со временем я поняла, что, как не прискорбно, мои родители тоже относятся к ненавистному классу людей, живущих в полном достатке, вернее, в переизбытке всего. И вот, я еду в машине, которая символизирует роскошь в чистом виде, и я сама теперь не ходячее недоразумение, как называла меня мама, а брэнд своей избалованной среды, её кричащая марка.

Другой голос внутри меня просил смириться и принять всё как есть. Ведь, в конце-то концов, миллионы людей мечтают о том, что у меня есть и всегда было. А о чём мечтаю я…

Увы, Филиппо Андреас так же недосягаем для меня, как звёзды в ночном небе. Скоро я воочию увижу его. И что с того? Звёзды я тоже могу видеть. Но в состоянии ли я дотронуться до них?