Они познакомились в сети. Совершенно случайно. Хотя что в жизни можно считать случайностью? Августа забрела на страницу мангаков — сообщества любителей манги и аниме. Там размещали проекты начинающих мультипликаторов и просто художников, балдеющих от этого японского искусства. Своё путешествие по комментариям и предлагавшимся ссылкам на портфолио художников она объяснила себе просто: отдых и, если повезёт, поиск вдохновения. А оно было необходимо!
Её строительная компания теряла клиентов с такой скоростью, что впору было выть. В чём была причина провалов и разорения — никто не понимал, а реклама, все маркетинговые ходы, смена менеджеров и экономистов не приносили никаких результатов. Неумолимо приближался срок объявления о неизбежном закрытии и ликвидации компании. Суд, выплаты и несмываемый позор, бедность и поиск новой работы. Ава искренне мечтала не дожить до этого дня.
Разговорившись на странице сообщества с девушкой под аватаркой мечтательной кошки, Ава впервые задумалась над вещами, которые раньше её никогда не волновали и вообще казались чем-то ненормальным.
Девушка по имени Диди предложила «дружить», и теперь они уже как неделю болтали приватно.
— Ты всё ещё сомневаешься в том, что неудачи случаются сами по себе? — спрашивала новая знакомая. — Говорю же, тебе нужно обратиться к астрологии — там бездна знаний.
— Угу, — саркастично хмыкнула в ответ Ава, — хочешь сказать, что какая-то планета намеренно разваливает мой бизнес и ставит палки в колёса?
— Зря ты так скептически относишься к этой теме. Ты же, например, не будешь отрицать, что магнитные аномалии и возмущения в среде, когда метеозависимым людям реально становится плохо, происходят во время солнечной активности? Солнце — это звезда, космический объект, как раз влияющий на здоровье людей, на электромагнитное поле всей планеты. То, что не видно невооружённым глазом, то, что находится вне поля нашего зрения и порой понимания — вполне способно влиять на нашу реальность. И оно всегда влияет. Поверь мне. Посмотри, сколько сейчас природных катаклизмов, сколько наводнений, разломов и пожаров! Думаешь, это случайность, совпадения? А вот если посмотреть на астрологические расчёты, то любые сомнения мгновенно улетучиваются.
— Школьная лекция и околонаучная фантастика! Пока я сегодня лазила в инете, столько всего увидела! И что солнце — вовсе не звезда, и что Земля вовсе не круглая, и что люди — вовсе не люди, а биороботы, созданные рептилоидами. Бред всё это. Я признаю только проверенные настоящими учёными теории, а не профанацию.
Лишь спустя день пришёл ответ от Диди:
— Как теория может быть окончательно проверена? Если такое случится, то она перестанет быть теорией и превратится в аксиому, которая, в свою очередь, имеет полное право также являться ошибочной точкой отсчёта. Люди во многом заблуждаются.
Ава, крайне редко общавшаяся в сети по причине катастрофической нехватки времени и из принципа не принимавшая никого «в друзья», трудно пережила этот день молчания со стороны Диди. Ей казалось, что она обидела человека — отчего Диди и замолчала так резко и надолго. Потом она возмутилась, мол, как можно, не простившись, просто выйти из сети, фактически повернуться задницей, бросив собеседника на полуслове?!
«То есть как? Значит, я тут болтаю сама с собой, у меня тут проблема, а она — этот новый «друг» — просто берёт и уходит? — кипела Ава весь следующий день, пока сидела в своём кабинете и гневно подписывала заявление об увольнении очередного сотрудника. — Ну ладно, я простила ей то, как она, не здороваясь, начинает разговоры, но чтоб вот так... Мы же беседовали, а она просто взяла и слилась во время разговора. Ни «пока» тебе, ни «откланиваюсь», ни «до свидания»... Это чересчур. Сейчас освобожусь и немедленно удалю её из этих липовых друзей!»
Подобную бестактность Ава встречала и среди своих подчинённых и даже приятелей, но ни разу не связывала вопиющую невоспитанность с нормами поведения в сети. Она объясняла себе поведение людей, терявших нить разговора, сосредоточенность и интерес к беседе или же просто неожиданно перескакивающих с темы на тему, — низким интеллектом и отсутствием должного воспитания, однако теперь сделала иной вывод. Якобы частое общение в сети короткими и быстро набранными фразами, без пунктуации и соблюдения грамматических основ, ответы «на скорость», замена слов убогими смайликами — всё это по мнению Августы и привило людям новые нормы и правила поведения. Виртуальный мир незаметно вылился в реальность, превратив ещё вчерашних воспитанных и образованных людей в безграмотных и бестактных деревенщин.
— Петь, — обратилась она за обедом к своему заму, — а ты в сети часто общаешься?
— Да, — напрягся Петя, так и застыв с ложкой супа у рта, — я там фактически живу. У меня полно друзей и подписчиков. А что?
— Я заметила. Но как у тебя времени хватает?
— Нормально. Вон, смотри, сейчас обедаю и одновременно переписываюсь, ставлю лайки и листаю ленту новостей. Я привык всё делать быстро. Цезарь я, Цезарь!
— Я отвлекаю, наверное?
— Не, норм, — снова скосив глаза на экран своего айпада, прожевал слова Петя.
— Но как же? — решила докопаться до правды Ава. — Там люди ждут твоего ответа, а ты тут со мной общаешься.
— Ну и что, отвечу позже.
— Кому?
— Ну... — смутился Петя, — им, конечно. Не тебе же. Ты — мой начальник, — подмигнул он. — Ты важнее и главнее остальных. Forever!
— Ты предложи ей, зачем спорить? Предложи и посмотрим, что она ответит, — гнул свою линию гендиректор, пока Овидий тыкал в телефон, отвечая на чьи-то очередные сообщения. — Ты слушаешь меня?
— Да-да, слушаю, однако не могу согласиться. У них поставки срываются, сроки из-за этого не соблюдаются, клиенты недовольны и уходят со скандалами, постоянно кто-то увольняется, набирают новеньких, а их ещё учить и учить... Да и сама рабочая сила оставляет желать лучшего. Не то что у нас! Зачем нам такой ненадёжный партнёр в этом деле? Сергей, честно, я совершенно не понимаю ваше желание во что бы то ни стало помочь умирающей мелкой компании, которая и без того едва концы с концами сводила, а сейчас вообще на последнем издыхании. У нас крупный бизнес, а там какая-то мелочёвка, лишь номинально названная «компанией».
— Я хочу купить её бизнес, и добро из нашего головного офиса уже получил.
Брови Овидия поползли вверх, когда он недоумённо уставился на Сергея.
— Ты же не думаешь, что постоянные срывы поставок материала, воровство рабочих и прочие мелкие преступления на её фирме — простые совпадения? — засмеялся босс, после чего на кабинет упала тишина, за время которой Овидий мысленно перебрал все известные ему неурядицы обсуждаемой компании и был вынужден признать: действительно, всё это не могло считаться простым совпадением.
— Вы подкупили её работников?
— И не только их. Обширная кампания по антирекламе и порче репутации — тоже часть нашей игры, включая проверки всевозможными органами. Но Августа никак не может выяснить, кто за этим стоит. Хотя, возможно, и догадывается. Она девка умная. В конце концов, это всего лишь бизнес. «Августин» набирал обороты, эту компанию следовало приструнить. Слишком крут был взлёт, теперь пусть узнает, как больно падать. Это не первая, как ты наверняка знаешь, компания, которую поглотила наша. Не имеет смысл терять уже наработанную базу клиентов, когда можно произвести слияние, с определёнными условиями, разумеется. Подготовь документы, обговори всё с юридическим отделом и отвези ей. А лучше пригласи даму на обед. Ты у нас парень видный, деликатный, утончённый и холостой — бабам такие нравятся. Короче, сделай так, чтобы она согласилась на сделку, не доводя свою компанию до полного банкротства и ликвидации. Намекни, что дальше будет только хуже, и вообще, прояви красноречие, как ты умеешь. У нас впереди серьёзный госзаказ... А Якутия летом незабываема...
***
— Так значит, ты переспала с парнем прямо на улице? — удивилась Диди в их очередную с Августой беседу.
— А ты никогда такого не делала? — ехидно переспросила Ава, уже сожалея о своей избыточной и совершенно лишней откровенности.
— На улице, да ещё и с незнакомцем? Ну не-е-е-ет... это чересчур... — и посыпались смайлики-тошниловки.
— Я чувствую себя последней шалавой.
Повисло недолгое молчание, но вскоре Диди напечатала:
— Ты это серьёзно?
— Да. Знаешь, никому об этом не говорила, никогда. Но единственное оправдание, которое я смогла себе придумать за все прошедшие годы — алкогольное опьянение. Молодой и глупой никак не получается себя признать, так как на тот момент мне было уже хорошо за двадцать, я окончила институт и устроилась на работу, считала себя вполне здравомыслящей и самостоятельной, но была бесспорно наивной в сексуальном плане, неопытной. Плюс давление приятелей — это тоже сыграло немалую роль, мол, что я девственница-переросток и это позорно. Сначала в школе, потом в колледже и в институте — мне всё было как-то не до тех парней, что ошивались рядом, а на других юношей у меня не хватало времени, я училась и кайфовала от учёбы. Да, была заучкой, да, участвовала во всевозможных олимпиадах и выходила из них абсолютной победительницей, а вот парней такие девчонки не интересуют, заучек почему-то обходят стороной. Я не беру в расчёт таких же четырёхглазых заучек и зануд. Я говорю о ярких и интересных парнях, как внешне, так и в общении, а не о серых библиотечных крысах, у которых красный диплом и синяя морда. Всегда считала, что для мужика пусть лучше будет синий диплом и красная морда, чем наоборот.
— Прям красная))?
— Имею в виду здоровую физиономию, а не с синяками под глазами от бесконечной учёбы. Вот... Так что нравилась я исключительно тем, кто мне не нравился. К тому же одевалась я без особого лоска, не было у моих родителей средств на красивые шмотки. Я смогла купить себе что-то более-менее приличное, лишь когда сама устроилась на работу. Ту самую джинсовую мини-юбку, шёлковую блузку, нежный кружевной бюстгальтер... Всё это и облапал мой уличный персонаж... А ещё я тогда купила себе кожаную куртку и сапоги. Боже мой, наконец-то у меня появились обалденные, облегающие ноги сапоги аж до колен! Это были мои первые модные сапоги на высоком и тонком каблуке. Ты себе не представляешь, я чувствовала себя королевной! Отчего и самоуверенность в тот день возросла. Глупо всё это, ой как же глупо, но в тот момент это казалось таким естественным.
— Он что, был твоим первым парнем?!
— Ага)).
Вытаращенные глаза ответного смайлика сказали о многом.
— И... где же это произошло? Что, прямо на траве?
— Нет, на детских качелях во дворе многоквартирного дома. Представляешь?
— Это... очень даже романтично, — спустя минуту набрала Диди, отчего фраза показалось уж слишком вежливой и деликатной.
«И как он себе это представляет? Сергей полагает, будто такая стерва, как Августа, поведётся на мои сладкие речи, на приглашение в ресторан, а потом мирно-тихо передаст всю свою компанию, весь свой бизнес нам просто потому, что ей понравится проводить со мной время?.. Эх, как же он заблуждается!» — мучился дилеммой Овидий.
Он спускался после вечерних тренажёров к бассейну и невольно засмотрелся на соблазнительную девушку в чёрном купальнике — она крутилась у огромного зеркала, придирчиво оценивая результат солярного загара. В их элитном ЖК было не так уж и мало тех, кто посещал спа, тренажёры и бассейн, расположенные на первом этаже основного корпуса, но постояльцев Овидий знал в лицо. Один из них — его сосед по лестничной клетке — уже отдыхал в бассейне. Он расслабленно висел на бортике и увлечённо вникал в отсутствующий сюжет очередной пустой передачи, показываемой по гигантскому телевизору.
«Дома, что ли, телика мало? — в раздражении подумал Овидий, вспомнив, как громко орёт телевизор у этого Мишки, особенно когда его дети включают одни и те же мультики по сто пятому разу. — На лоджию вообще выйти невозможно, всё слышно, что у них в телевизоре! Ненавижу мультики, уже все наизусть знаю. Когда у меня будут свои дети, я ни за что не разрешу им смотреть мультики, пусть что хотят делают, хоть на головах стоят и по ушам мне ездят, но только не это барахло впитывают! Долбаная зомбёжка...»
Его раздражение моментально сменилось эстетическим удовольствием, стоило той сексапильной и загорелой девушке, которая крутила попой в стрингах перед зеркалом, красиво нырнуть с бортика в бассейн. Подплыв к Мише, девица отдала ему какой-то тюбик, снова вылезла из бассейна, встала на четвереньки — попой к Мише — и жестом показала, где её следует мазать.
«Везёт же...» — как на табло, завистливо проплыла мысль перед внутренним взором Овидия, но тут он вспомнил, что Мишка — женатый, и как-то сразу всё обернулось чем-то сюрреалистичным.
То, что Овидий застыл с пляжным полотенцем в руках посреди бассейного зала, он понял не сразу, а лишь тогда, когда на него налетели сыновья того самого Мишки, который, ничуть не стесняясь возможных свидетелей, принялся усердно мазать полученным кремом попу в стрингах и... всё остальное, что было рядом с этим местом.
Сглотнув, Овидий осмотрелся в поисках супруги Миши. Женщина она была нервная, но красивая, мало чем уступавшая в привлекательности той, которая теперь млела под руками услужливого Мишки и томно прикрывала глаза от нескрываемого удовольствия. Девице было не больше двадцати пяти — длинноволосая, длинноногая, идеально стройная и вся блестящая, как с обложки журнала, в то время как жена Миши распечатала пятый десяток и, несмотря на ежедневные тренировки в спортзале, неумолимо теряла упругость тела и свежесть кожи. Да и трое детей с родами не прошли незамеченными, оставив очевидный отпечаток на теле и в выражении лица.
Овидий искренне считал, что у матерей выражения лиц всегда отличаются от лиц бездетных дам. По его мнению, редко какая женщина обладала способностью сохранить тот самый девичий блеск в глазах, ту самую беззаботную и романтичную улыбку юности, особенно в условиях, когда супруг больше не заводил по-настоящему, не дарил новых и нужных впечатлений, превратив супружеское ложе в обыденную обязанность и почти безэмоциональную привычку, служащую всего лишь для разрядки тел.
Так было и в случае с Мишкиной женой. Марго не производила впечатления ни лёгкой, ни восхитительно притягательной женщины, о которой стали бы грезить знакомые и незнакомые мужчины, потому что женщина, живущая прошлым и сожалеющая о пройденных годах, плачущая над своими старыми фотографиями, фигурой и лицом, малопривлекательна. «И это особенно заметно у русских женщин!» — никогда не забывал добавить Овидий. С ним многие спорили, приводя в пример ещё более мрачных и злобных, отчаянно сожалеющих о прошедшей молодости кавказских и арабских женщин, у которых вообще самое яркое и публичное событие в жизни, а порой и единственное — это свадьба, где они недолго, но всё же становились центром, солнцем крошечного и убогого мира, вокруг которого и крутились планеты-гости, а потом всё — закрытие, рождение детей, вторая жена и смирение с нелёгкой женской долей. «Так живут миллионы женщин. Чему тут радоваться?» — резонно спрашивали оппоненты, но Овидий был непреклонен. Он утверждал, что только исконно русская женщина обладает грандиозным духовным потенциалом и изначально самыми яркими и привлекательными на всей планете чертами лица и характера. Но если при этом она не будет получать возможность ежедневно проявлять себя во всей красе и талантах, двигаться вперёд, духовно развиваться, творить вселенные, вращать вокруг себя галактики и созидать миры, то зачахнет и увянет гораздо быстрее остальных смирившихся дам. «Русские женщины — это единственные женщины в мире, не способные жить в условиях жёстких ограничений, с отобранной волей, закрытым ртом и красотой, да ещё и в клетках. Они в них быстро умирают, даже в золотых», — добивал он аргументом, и с этим уже мало кто спорил, так как Овидий, в силу своего первого высшего исторического образования, моментально приводил многочисленные исторические примеры и документальные источники работорговцев всех стран.
Тем не менее Марго всегда мило улыбалась, здороваясь с Овидием, однако никогда не вызывала желания оглянуться, чтобы «посмотреть, не оглянулась ли она». Но когда он увидел, как Марго обречённо смотрит на эту вопиющую сцену, ему стало неимоверно жаль живущую в золотой клетке женщину.
Марго, пройдя мимо Овидия и сухо с ним поздоровавшись, жестом приказала детям вылезти из бассейна и... закатила скандал. Да такой, что все жильцы, мечтавшие поплавать после рабочего дня, моментально удалились. Так следовало бы поступить и Овидию, но бармен уже принёс его заказ, и как-то неудобно стало убегать. Да и вообще глупо бросать вожделенный коктейль. Единственное, как догадался поступить в тот момент Овидий — это отвернуться, сесть у барной стойки вполоборота к бассейну, спрятаться за пышной пальмой и посвятить всё своё внимание коктейлю, сделав вид, что не замечает ссоры.
В развесёлых глазах Пети плясали откровенная издёвка и двуликость.
— В следующий раз применю силу и уведу тебя на обед. Понимаю, что высокому начальству, парящему в недоступных для простых смертных небесах, не пристало обедать с рабами, но всё же... ты должна была поесть, нам нужен сильный и здоровый руководитель, а не летающее привидение...
— Стоп! — подняла руку Августа. Изменившись в лице, она мгновенно из обычной женщины превратилась во властного, не терпящего возражений полководца — одно неосторожное слово, и наглец будет убит. В такие моменты в ней просыпалась какая-то странная, невероятная внутренняя сила и никто не решался перечить, более того, окружающие неосознанно склоняли головы и отступали на шаг назад. Что в очередной раз и сделал Пётр, страшно ненавидя себя за неспособность поставить нахалку на место. — Ты знаешь, я презираю в людях три вещи: глупость, лесть и трусость. И сейчас ты демонстрируешь все три в одном флаконе. Не будь трусливым льстецом, воображающим, что его глупость и корысть, завуалированные под заботу и язвительную вежливость, никто не видит. Не стоит прикрывать свои дурные качества благопристойными масками, они лишь обнажают суть. Это лишнее. Я ценю тебя, Петя, исключительно за профессиональные навыки, за твои менеджерские способности: продавать, продвигать и уговаривать, но не за человеческие качества. Говори, что произошло, не юли.
Пётр перекатил желваки на скулах и сдержанно оповестил:
— Звонили от Сергея.
— Какого Сергея? — похолодела Ава.
— Того самого, которого ты всеми правдами и неправдами избегаешь весь последний месяц и просишь секретариат врать, будто тебя нет на месте, а личный номер телефона ты не разрешаешь никому давать.
— Ну и что ему надо?
— В пятницу, то бишь уже завтра, тебя приглашают на ужин, на переговоры в неформальной обстановке. Пришлют машину с водителем, чтобы ты не утруждалась и не гоняла свою тачку через всю Москву. Какой ресторан — я не знаю, но велено передать, чтобы ты согласилась. Это касается глобального вопроса о будущем «Августина».
Опешив, Августа даже выронила ручку. Та покатилась по столу, грохнулась на пол и загремела в ушах резким металлическим звоном, не предвещающим ничего хорошего.
— В смысле — «велено передать, чтобы я согласилась»? — переспросила она, ощутив, как подскочившее давление стянуло голову тисками, а сердце забилось в тревожном ритме. — Кто так на переговоры приглашает? Что за дурацкие выходки, по какому праву они так ведут себя, кем себя возомнили?!
— За что купил, за то продал, — пожал плечами Пётр, жадно ловя реакцию работодателя и явно наслаждаясь произведённым эффектом. — Я не думал, что они дозвонятся до меня. Но они это сделали. Так что завтра в семь вечера машина будет ждать у твоего подъезда.
— А... — растерялась Августа, покрываясь ледяными каплями пота, — а откуда у них мой домашний адрес?
— Я не давал, если ты на это намекаешь, — вытаращился на неё Пётр. — Мне казалось, что это ты сама и дала.
— Что?! — нервно воскликнула она, а про себя подумала: «Не следует ли мне прямо сейчас сбегать в прокуратуру и написать заявление об угрозе жизни и здоровью? Бандюги... Я как-то уже психологически подготовилась к судебному разбирательству, а не к такому варианту...» — Ладно, пойдёшь со мной на ужин. И Кира пусть тоже собирается, при таком раскладе юрист не помешает на переговорах. Приедете ко мне домой к половине седьмого... Что? Что ты так ехидно улыбаешься?
— Нет, не прокатит, — упивался Петя, — сказано, что столик только на двоих. — И он многозначительно дёрнул бровями.
«Вот тварь!» — мысленно выругалась Ава, прекрасно понимая, от кого исходит инициатива приватного ужина.
— Хорошо, — постаралась взять себя в руки Августа, — я буду готова к семи завтра вечером. Если будут звонить тебе, то, будь добр, передай им, что... так на ужин приглашают только из Cosa Nostra.
— Верно, — подмигнул Петя, — тебе сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Я же говорил, что срок, так милосердно выставленный ими на досудебное урегулирование спора и ликвидацию проблем, возникших с последним крупным заказом, где соинвесторами выступают как раз наши благодетели, пройдёт быстро, не успеем и оглянуться. Срок прошёл, дела наши по-прежнему плохи, возможности исправить ситуацию не имеем, так что неустойку нам всё-таки придётся выплатить... и не только её...
— Я знаю, знаю, — схватившись за голову и поставив локти на стол, зажмурилась Августа, — это катастрофа. А ведь заказ должен был стать успешным взлётом и самой прибыльной сделкой из всех возможных, да вот только обернулся он страшным падением. Воистину, тише едешь — дальше будешь... Не надо было соглашаться, не надо было искать выгоду там, куда лучше вообще не соваться! Работы на космодроме в качестве подрядчика — это изначально было рискованно и слишком круто для нас. И крайне сладко всё получилось. Удивительно, как мы вообще вошли в тройку подрядчиков... Это всё ты виноват! — вскинулась Ава. — Ты мутил с конкурсами, акциями и тендерами, но теперь мне придётся...
— Или не придётся, — прервал её Петя. — Всё будет зависеть от завтрашних переговоров тет-а-тет, — добил он, отчего Августа просто уронила голову на скрещенные руки и, махнув заму, чтобы тот убирался прочь, впервые за многие годы заплакала от бессилия, отчаяния, нервного напряжения и... страха, самого настоящего страха за свою жизнь и будущее.
— Кто был моим первым парнем? — уточнила Диди.
— Да, каким он был?
— Никаким.
— Совсем пресным, что ли? Или тоже пьяным и ты его совсем не запомнила?
— Нет, «никаким» — это в другом смысле. Я вообще с мужчинами не сплю.
Августа аж крякнула от неожиданности, подумав про себя: «Вот, ещё одна лесби... Сколько же их развелось!», и уточнила:
— Ты предпочитаешь женщин?
— Да.
— И давно?
— Не помню уже, но точно с юности.
— Ничего себе... — не смогла сдержаться Августа.
«И это она мне ещё говорила, что шокирована тем, как я девственность на качелях потеряла. Уж чья бы корова мычала!»
— Диди, а как твои родители на это среагировали? Или они не знали?
— О чём?
— Ну, что ты по девочкам.
— Они знали и тогда, и сейчас знают.
Опешив, Августа расширенными глазами смотрела на мигающий курсор и взвешивала в уме, что написать в ответ, потому что ей было даже сложно представить себе подобную ситуацию, как если бы ей дочь заявила о своих сексуальных предпочтениях и о том, что традиционной семьи не намечается.
Перед глазами моментально встала красочная картина, как дочь приходит домой с подружкой, держась с ней за руки. Они садятся на диван в гостиной, напротив ошарашенной Августы, и начинают строить планы на будущее: как обустроить совместную жизнь, сколько стоит искусственное оплодотворение, и кто из них будет вынашивать ребёнка от донора; кому придётся играть роль мамы, а кому — примерять на себя роль папы; после чего девушки страстно целуются.
К горлу Августы подкатила тошнота, особенно после того, как нарисовался следующий сюжет: внук или внучка забегает в комнату к родительницам и застукивает своих двух мам за сексом с фаллоимитаторами и спрашивает у них:
— Что это за штука, мама?
А та ей в ответ:
— Это такая игра для взрослых. Подрастёшь и узнаешь...
Но ребёнок не успокаивается, он хочет знать всё и сразу и, конечно же, тоже поиграть во все взрослые игры, особенно в те, что под запретом. Тогда две мамы начинают объяснять, для чего нужен этот искусственный половой орган и почему по природе он отсутствует у мам...
— Но если по природе он отсутствует, тогда зачем он вам? — не унимается воображаемый Августой ребёнок. — И почему он чёрный, вы же белые, от кого его отрезали?
Наивный вопрос ребёнка ставит мам в тупик и заставляет злиться:
— Нам так сегодня нравится. Иди, не мешай нам целоваться!
И ребёнок, интуитивно чувствуя, что тут что-то не сходится; что самые близкие и родные люди, которыми хочется гордиться и восхищаться, почему-то занимаются чем-то неправильным и постыдным, чем-то странным и далёким от природной задумки — какими-то нечистыми, извращёнными вещами. Он уходит к себе в комнату и сидит там один в глубокой задумчивости, пассивно наблюдая, как словленные в родительской спальне эмоции вползают в него ядовитым змеем, разрушая психику, ломая природные, «заводские» установки и понятие о правильном. И даже успокоительные фразы мам: «Главное, чтобы люди любили друг друга, а то, в каких они телах: мужских или женских — не столь важно» — не спасают от катастрофы в душе ребёнка, его мир терпит крах и строится заново из совсем иных материй...
— Как в кривом, разбитом зеркале... — прошептала в ужасе Августа. — В этом мире детям внушают, будто кривое, изуродованное изображение мира — это и есть норма. Им многое внушают с рождения... Мы все живём в оковах заблуждений и извращённых стереотипов...
Поплевав через плечо и постучав себя по голове, Августа перекрестилась, сказала привычное: «Чур меня!» и искренне поблагодарила судьбу за то, что у неё нет детей и объяснять внучке, на кой хрен её мамам нужен чей-то пенис чёрного цвета и почему у женщин он не вырастает, если люди именно так привыкли проводить время в супружеской постели, ей никогда не придётся. Как и не придётся объяснять, почему внучка или внук зачаты в пробирке от донора, от неизвестного мужика, у которого всё-таки есть природный половой орган в отличие от родительницы номер два... Но, к сожалению, этот незнакомец с совершенно неизвестными родовыми корнями, линиями и судьбой, характером и наклонностями, а главное — мыслями по поводу материала, сданного в спермобанк, не захотел узнать о своём потомстве. Как не хотят узнавать и насильники.
«Однако насильников осуждают, и часто после изнасилования женщины делают аборты, не желая рожать непонятно от кого. А тут нет, тут почему-то восторженно пищат, прыгая от радости... думая, что всё дело в волеизъявлении», — размышляла Августа. Хотя что касается последнего пункта — здесь-то ей было всё более-менее понятно: мысли у незнакомца были корыстными, мужик просто хотел денег получить. Если сперматозоиды вообще не от какого-нибудь умирающего в больнице взяты, чтобы потом впаривать за бешеные деньги вот таким, как эта Диди. О врачебной этике, якобы не позволяющей докторам самим становиться донорами при продаже подобных услуг искусственного оплодотворения, Августа даже не хотела думать, как и об идиотах-друзьях, способных просто отдать свой генетический код двум лесбиянкам-подружкам.
Уже далеко за полночь, когда во дворах перестали шуметь собачники со своими питомцами, когда в большинстве окон погасли светильники, а улицы погрузились в магическую и холодную тишину, обласканную неровным светом редких фонарей, Августа слезла с качелей на четверых, где лавочки располагались друг напротив друга. Пошатнувшись, она вовремя схватилась за мокрые от моросящего дождя поручни.
Поправив юбку, влажные волосы и кое-как застегнув блузку со сползшим на талию бюстгальтером, Августа недовольно посмотрела на парня, что задумчиво развалился на том месте, где она только что полусидела-полулежала. Он словно оценивал её.
— Что, не понравилось? — дерзко спросил он, застёгивая штаны. — Слова доброго не вымолвила за всё это время.
— Сойдёт, — соврала она, чувствуя, как у неё всё саднит. Но в первую очередь — сердце, будто она предала саму себя или кого-то ещё, кого ждала четверть жизни, но так и не дождалась. — А слов добрых ты не заслужил. Вот так.
— Для первого раза точно сойдёт, хоть и натёрло жутко, — ухмыльнулся он, проигнорировав фразу о добрых словах.
Ему безумно хотелось ломануться домой и проверить при нормальном освещении, что произошло и почему всё дерёт, словно там наждачной бумагой прошлись.
«До чего же неприятно! Наверняка кровит... — мрачно подумал он о своём некомфортном состоянии. — Но придётся потерпеть, не то моё бегство будет выглядеть настолько позорно и подозрительно, что... да и кореша мои стопроцентно поднимут на смех, потом на улицу не выйти... А может, лучше сразу домой и без объяснений? — мучился он. — Лучше обмыть чем-нибудь от греха подальше, а то мало ли что...»
Одновременно с этим его мучил и другой вопрос. Ведь недовольство девушки указывало на то, будто это он виноват, он всё неправильно сделал. Комплекс отличника не давал нормально существовать и в обычной жизни, а уж что касалось интимных вещей... Мысленно пробежав по «пунктам» процесса, он просто не мог найти огрехи в собственных действиях и признать за собой вину: старался как мог, был и аккуратным, и нежным, и пытался поговорить хотя бы по дороге, но девушка не желала поддерживать даже минимальную беседу, точно следуя намеченной деловой цели.
«Такой и шептать ничего не захочется... ещё и дуется! — возмутился он, исподлобья смотря на то, как красотка поправляет свою одежду. — Между прочим, я — сама галантность. Насколько это вообще было возможно в подобной ситуации — на узких качельных лавочках, с неразговорчивой и недовольной незнакомкой!»
То, как после секса смотрела на него эта девушка, не просто возмущало. Её ничем не оправданное высокомерие, безмолвное обвинение во всех грехах и крайне недовольный вид взбесили бы даже святого! А парень святым не был.
«Что она о себе возомнила, дура шалавистая?! — гадал он, разглядывая её необыкновенно привлекательное лицо. — Она сама заигрывала ещё там, когда мы в компании сидели, на тренажёрах. Спросить у неё или молча разойтись?»
Ни место, ни время не располагали к сексуальным утехам, равно как и к приятному знакомству с доверительными разговорами, и парень это прекрасно понимал. Порывы ледяного ветра то и дело пробирали до костей, а лёгкая верхняя одежда совершенно не защищала от ночного холода.
— Знаешь, я как-то не рассчитывал, что ты всё ещё девственная девушка, ты не предупредила, и я думал, что... — не успел закончить фразу он, как Августа закашлялась, да так сильно, что это показалось... искусственным.
«Странная... — отметил он про себя. — Красивая, а такая злая... Выглядит-то явно старше меня, да и вела себя по-взрослому надменно, а когда выпила чуть больше — так вообще развязно, фактически сама и спровоцировала на предложение секса. Стоило шепнуть ей, как она сразу зацепилась. Даже не думал, что согласится; едва ли мог рассчитывать и на телефон. А она не только согласилась, но и потребовала секс прямо здесь и сейчас. Ну и где я, скажите на милость, этот секс ей организую, кроме как посреди двора?! Не к друзьям же вести её, и не к своим же родителям посреди ночи. Они и так не обрадуются возвращению блудного сына в полупьяном состоянии, а тут, если я с ней заявился бы... у-у-у... такой скандал был бы!»
— Проехали, — быстро ответила Августа, приказным жестом как бы заткнув ему рот.
«Охренела, баба?» — уже откровенно взбесился он, напомнив:
— Ты сама спросила, мол, где мы это можем сделать. Я ради прикола показал на эту детскую площадку и качели. Кто бы мог подумать, что ты вскочишь как полоумная, схватишь меня за руку и потащишь сюда.
— Ты мне больно делал.
— Ну, прости, я не хотел этого. Могла бы и сказать. А то молчала как рыба об лёд...
Ей хотелось возразить, но что тут скажешь: действительно, как бы он ни целовал, как бы ни ласкал, она не расслаблялась, а напротив, с каждым его прикосновением превращалась в туго натянутую тетиву, только и ждущую выстрела, чтобы вскочить и убежать.
— Э-э-э... миледи... у меня сложилось впечатление, что вам это просто позарез надо было сделать.
— Вам? — оскорбилась на «миледи» и «вы» Августа.
— Тебе... — исправился он. — Ты терпела нашу близость, если её так можно назвать, не испытывая при этом никакого возбуждения. Я, если ты помнишь, остановился. Так что какие теперь ко мне претензии?
И это было сущей правдой. Он отстранился, однако Августа сама схватила его за волосы и притянула к себе с таким решительным выражением лица, что уже не оставалось никаких сомнений: для неё это всего лишь пытка, через которую она сама же и вздумала пройти.
Марго безраздельно завладела кухней Овидия, впрочем, как и гостиной, холлом и лоджией, через которую пыталась подслушать то, чем занимались в её отсутствие Миша с Виолеттой. Пару раз ей это удавалась, после чего Овидию приходилось всю ночь сидеть рядом на диване в гостиной, мерить Марго давление через каждые десять минут, подавать носовые платки и капать пустырник или валокордин, хотя никаких особенно страшных симптомов Марго не выказывала, но желание пациента — закон.
«Хочет себя залечить, пусть залечивает, — подумал Овидий, когда очередные разумные доводы прошли мимо ушей Марго, и принялся послушно капать пятнадцать капель. — Надо же так доводить себя! Было бы из-за чего. Точнее из-за кого. Мишка точно этого не заслуживает. Что у женщин с мозгами и глазами?.. Вот схватят мужика и давай фантазировать, давай придумывать ему несуществующие положительные качества, лепить из него чудо-юдо, а когда не получается или эксперимент выходит из-под контроля; когда выясняется, что он вовсе не соответствует вымышленному образу, то приходит время заламывания рук, стенаний и попыток сохранить семью. И ведь мало кто задумывается, что такое на самом деле семья. Почему-то многим кажется, что это деловой союз двух бизнес-партнёров, двух разных людей, где у каждого должно быть своё личное и неприкосновенное пространство. Отдыхают по отдельности, работают по отдельности, даже спят иногда отдельно и мыслят тоже; принимают разные решения, имеют разные увлечения и хобби, взгляды на основные жизненные ценности... Как так можно? Ведь семья — это «семь Я»... И не только в смысле, что по древним поверьям должно быть минимум семеро детей, а изначально это объединение с целью разрастания... Как зародыш, клетки которого начинают делиться, дабы сформировать здоровое и красивое ЕДИНОЕ тело. Неужели кому-то будет приятно, если его нога, к примеру, окажется в одной стране, рука — в другой, жопа под водой будет плавать, а голова по другим галактикам путешествовать, в то время как душа усядется на диване и начнёт мерно пережёвывать остатки разрезанного на части существа? Так, конечно, никаких «семь меня» не будет, никакого слияния душ и тел, никакой «одной сатаны». Что удивляться, если люди, не понимающие главного смысла соития, потом начинают изменять, гулять, бросать обидные фразы, множить непонимание и недосказанность, разочарование, обман и предательство. В конечном счёте всё приходит к неприязни и разводу, как к единственному выходу, позволяющему завершить обоюдное мучение. Но, увы, расставание ещё никому не позволило развестись в голове — своих бывших помнят все без исключения! Особенно те, которые ненавидят или страстно пытаются их забыть. И не только помнят, но и чувствуют, потому что из клеток своего тела уже не вытащить полученную информацию и всю кровь не слить. Это уже на всё время существования организма... И Марго думает, что, разведись она с Мишей, сумеет избавиться от него? И это после стольких лет совместной жизни и троих детей?! Хм... До какой же степени нужно быть чужими друг другу, чтобы не поговорить и не выяснить предпочтения, в том числе сексуальные? И не раз или два в пьяном угаре, дабы снять напряжение и стеснение, а на трезвую голову — по-взрослому, серьёзно и обстоятельно, с завидным постоянством, так как желания меняются, возникают новые фантазии, люди переходят на иные уровни и витки развития. Так почему бы не двигаться синхронно, вовремя корректируя совместный путь, подстраховывая друг друга на опасных поворотах и крутых склонах? Я прихожу в дикий восторг, когда мне начинают заливать, мол, постель — это постель, она не связана с уважением к человеку, с любовью к нему. Только почему-то при разводах всё и упирается в постель, да в непонимание, и в «разошлись пути-дорожки». А чего бы им не расходиться, этим путям-дорожкам, когда никто опознавательные и предупреждающие знаки не выставляет, совместный маршрут не разрабатывает и карту не сверяет?»
Марго выпила залпом поданную ей рюмку и прервала размышления Овидия:
— Ты считаешь меня некрасивой, Дий?
Овидий смущённо отвёл глаза и отвернулся, якобы отставляя пузырёк.
— Нет, не считаю.
— То есть я — красивая?
— Все женщины по-своему красивы.
Ответ явно не понравился, и Марго уточнила:
— А ты считаешь меня сексуальной?
«Ну, началось... — уныло подумал он. — Хотя чего ты ожидал? Стоит начать тесно общаться с женским полом, как это вопрос времени, когда бабы примутся применять на тебе все свои женские чары с целью зажечь очередную свечу, даже если она совершенно им не нужна и будет служить всего лишь запасным вариантом».
— Нормальной, — выбрав самое нейтральное, пробурчал Овидий, копаясь с тонометром.
Послышались всхлипывания. Вскинув голову, Овидий встретился с обречённым взглядом раздавленной женщины. Марго смотрела на него с такой надеждой, с такой мольбой, что он не выдержал:
— Ну... в смысле... нормально ты выглядишь, ухоженная, всегда стильно одета, таких многие считают привлекательными и сексуальными, — исправился он.
— Ты так говоришь, чтобы меня успокоить, — всё равно расстроилась Марго. — Я ведь знаю, что проигрываю этой Виолетте. Или нет? Чем я хуже её? Подумаешь, она худенькая и молоденькая! Пф! — фыркнула она, махнув рукой в сторону Мишиной квартиры. — Ей бы мой опыт, мой рабочий стаж, мои знания, мою диссертацию, моих троих детей... вот тогда — да, можно было бы посостязаться со мной. А так, что она умеет? Ничего, только жопу отклячивать.
Овидий поднял брови и участливо закивал головой, искренне надеясь, что на этом допрос и закончится, но не тут-то было:
Путешествие выдалось на славу. За месяц он успел побывать в трёх местах: в Гватемале, в Рио-де-Жанейро и навестить бабушку в Лацио, в пригороде Рима.
Как раз в Тиволи всё и началось... В дом бабушки пришёл некий синьор Пикари, представился племянником фермера, у которого старушка часто покупала свежие продукты и с которым водила крепкую дружбу.
Моложавый, спортивного телосложения, темноволосый, но уже седеющий мужчина лет сорока восьми, вежливо передал извинения своего дяди и сам занёс тяжёлые бумажные пакеты с продуктами на кухню.
— Милый, а что же случилось с Валентино? — обеспокоилась хозяйка дома.
— Он в больнице, — выкладывая на стол овощи и молочные продукты, пояснил синьор Пикари, — но очень беспокоится о своих постоянных покупателях. Вот и вызвал меня в срочном порядке на помощь.
— Ох, я надеюсь, с ним ничего серьёзного не произошло! Но странно, что я не могу до него дозвониться... А вы сами откуда?
Он улыбнулся, избегая смотреть на любопытную женщину, и всё так же вежливо ответил:
— Я из Веллетри.
— И вы знакомы с фермерским хозяйством? — уже влез в разговор Овидий.
Скрестив руки на груди, он прислонился к кухонному буфету и с каким-то напряжением наблюдал за гостем. Интуиция била тревогу и по всем каналам посылала сигналы SOS.
— Не совсем. Мои родители потомственные банкиры.
— Вот и я удивился, когда увидел вашу машину. На таких марках фермерские продукты не возят, — без единой улыбки выдал умозаключения Овидий.
Гость оторвал взгляд от пакетов с продуктами, передал хозяйке дома самый сочный помидор со словами:
— Этот плод немного помялся, его бы сразу съесть. Очень сочный. М-м-м... а как пахнет!.. — кивнул Овидию в сторону террасы.
Оставив женщину одну на кухне разбираться с продуктами, мужчины вышли на террасу, почти полностью увитую виноградом.
Сквозь листву пробивались лучи заходящего солнца. Ложась длинными и узкими лентами на каменный пол, на белую отштукатуренную стену дома и заползая, подобно изворотливым змеям, на керамические кашпо с цветами, они довольно живо раскрашивали полутьму террасы. Всё вокруг дышало успокоением и гармонией, когда любая паника могла бы сойти на нет буквально за несколько минут. Только почему-то этого не происходило. В воздухе витало не просто ожидание некоего чуда, а неизбежности наступления рокового часа.
Когда-то Овидий уже испытывал подобное, лет пять назад, там, при встрече с Августой... Прекрасно помня, чем закончилось то «ожидание чуда», Овидий мрачнел с каждой секундой. Когда-то он, ещё вися на перекладине футбольных ворот, точно так же поддался солнечному обману, пока с восторгом рассматривал пламенеющий осенний закат и вдыхал полной грудью предвкушение чего-то необычного, судьбоносного и определённо восхитительного, чего и требовала его чувствительная и романтическая натура.
Ощущая, как таинственный монстр вновь вползает внутрь него, Овидий враждебно уставился на синьора Пикари:
— Кто вы и что вам надо?
— Овидий, — вдруг на чистейшем русском заговорил притворщик, — я пришёл к вам, а не к пожилой женщине. У вас достаточно ума, чтобы понять это и без дополнительных объяснений. У нас к вам деловое предложение. Мы долго ждали, когда вы покинете Россию, выйдете из-под опеки российских спецслужб и отправитесь хоть в какое-нибудь одиночное путешествие, чтобы под ногами не путались ваши родители.
— Нам? — удивился Овидий, почувствовав, как по спине полился ледяной пот.
— Да.
— Уточните, я не совсем хорошо понимаю вас.
— Вам известно, что ваша кровь происходит из древнего рода эквитов?
— Да.
— А вам известно, что это не просто сословие?
— В смысле?
— Мне бы хотелось, чтобы вы проехались со мной на машине. Нас там ждут.
— Я отказываюсь, — решительно отступил назад Овидий. — Немедленно покиньте дом! Я сейчас же вызову полицию.
— Боюсь, у вас нет выбора... — И холодные глаза гостя остановились на недоумённом и — чего уж там! — перепуганном лице молодого Овидия.
Тут в доме что-то грохнулось на пол.
— Бабушка? — кинулся на кухню Овидий.
Он застал её лежащей на полу посреди кухни, изо рта шла белая пена. Перевернув бабушку на бок и подложив под голову полотенце, он попытался привести её в чувство, но поняв, что это совершенно бесполезно, бросился за телефоном. В суматохе он даже не заметил, как синьор Пикари достал пистолет с глушителем.
— В этом нет нужды. Ей достаточно дать антидот, и старушка придёт в себя, — направив пистолет в сторону опешившего Овидия, тихо заявил гость. — Времени не особенно много, однако, принимая во внимание замедленный обмен веществ пожилого человека, яд будет циркулировать в организме около пяти часов, прежде чем начнутся необратимые изменения. Вы получите антидот ровно через три часа. Так вы поедете со мной?
— Здесь какая-то ошибка... — мотал головой Овидий, — не понимаю, зачем я нужен вам... Почему именно я?
— Я отвечу на ваш вопрос позднее. А сейчас не будем терять время.