ОТ НЕЁ
Мой путь лежал в сторону раздевалок городского плавательного бассейна.
Я кралась по коридору, оглядываясь и прячась за выступы. А их на здешних стенах было много. Как и ниш. Такое впечатление, что строили одно, вышло другое.
Тьфу ты.
Что в голову лезет-то?!
До бедер мою худую мелкую тушку укутывало пушистое полотенце. А непослушные кудрявые волосы я с трудом затолкала под купальную шапочку. Больше никакой одежды на мне имелось. Ну, так надежнее. Иду из душа в сторону раздевалки. Отличная конспирация. Правда, в этой стороне – мужские раздевалки. Но всегда можно сделать «ой!», похлопать ресничками, подтянуть полотенце и…
Я знаю, что делаю. Опыт! Четвёртый год учусь по специальности «Строительство железных дорог, мостов и тоннелей». У меня в группе тридцать парней и двое нас, девушек-красавиц – я и Майя. Вернее, красавица у нас Майя. А я… Меня называют оторвой. Наверное, неспроста.
Ведь это я, Светка Маресюк, двадцати одного года от роду, с видом ниндзя из аниме передвигалась сейчас по полутёмному коридору крупнейшего в областной столице бассейна.
А всё потому…
В общем, за годы учёбы в Университете путей сообщения, где основной контингент – мужчины, притом самого что ни на есть вкусного возраста, романы случались у меня часто и густо, но самый долгий продержался неделю. Обидно? Не то слово!
Я была безутешной. И чтобы утешиться – Майя предложила сходить в бассейн. Типа, вода снимает негативные эмоции и бла-бла-бла.
Я небольшой любитель закрытых водоёмов. То ли дело речка в моей родной Смирновке. Но тогда я была так расстроена, что… короче, согласилась.
И сразу, как переступила порог, поняла – попала куда надо: вокруг сновали плечистые парни в одних плавках. И тела у многих были – воу-воу-воу…
Ровно до тех пор, пока мой взгляд не упёрся в широкую мускулистую грудь. Моя макушка как раз касалась её.
Я посмотрела ниже, пересчитала кубики пресса. Ещё ниже… омг! Так, туда лучше не смотреть. Вскинула, наконец, голову и встретилась с его глазами.
Наверное, в тот миг земля всё же разверзлась, и я полетела в бездну. Или нырнула в омут – глаза у него как раз оказались омутными, прозрачно-зелёными, в пушистых длинных ресницах. Чуть растрёпанные – до шеи – волосы придавали ему милый и почти невинный вид. Но лёгкая щетина добавляла облику альфачности и сексапила…
Короче, я зависла, как глючная десятая винда. Даже не слышала, что он говорил. Просто стояла и смотрела, как движутся его красивые губы. И думала о том, что он, наверное, классно целуется. Такими-то губами.
Если бы Майя тогда не толкнула меня в бок, я бы так и не вернулась в реальность.
– … ваше, – это всё, что я уловила из его речи. Однако и короткого слова хватило, чтобы оценить тембр – мой любимый – хрипловато-бархатисто-низкий.
Ррр… Парень, ты попал! Поймаю – изнасявкаю!
Он протягивал мне заколку. Должно быть, она отщёлкнулась, когда мы столкнулись, а он успел поймать.
– Вот это фигура! – прокомментировала свой домысел и, сообразив, что ляпнула это вслух, тут же заткнула себе рот руками: – Ой!
Майя беззвучно угорала рядом. Предательница! А ещё подруга называется!
– Благодарю, – незнакомец открыто и очаровательно улыбнулся мне. – Это всё теннис. Отличная прокачка всех групп мышц.
Ещё и теннис!
Я снова пошарила взглядом по его телу, наткнулась на каплю, которая скользила по гладкой смуглой коже, судорожно сглотнула. Слишком уж захотелось слизать её.
– Так вы заберёте? – незнакомец кивнул на заколку в своей ладони. Ой, зря он это сделал. Потому что теперь я залипла на его пальцах – длинных, изящных для мужчины.
– Да, конечно, – пробормотала на автомате.
Протянула руку, чтобы забрать, соприкоснулась с его кожей и будто обожглась…
Ого-го! Да ты горяч!
– Я пойду с вашего позволения, девушки, – сказочный красавчик отсалютовал нам на прощание и ушёл.
И уволок, гад, с собой моё сердце. Превратил меня в сталкершу.
Теперь я полюбила бассейн по пятницам. Под видом уборщицы пробралась в мужскую раздевалку, приметила его шкафчик…
И план созрел моментально.
Эту пятницу – четвёртую – с момента нашего знакомства и, как назло, выпавшую на тринадцатое число, я ждала особо. Ведь сегодня я должна осуществить свой план…
Цель близка.
Дверь открывалась бесшумно.
Я тенью проскользнула в помещение и сразу же метнулась к заветному шкафчику. Замочек простой, как в камерах хранения супермаркета. Его просто открыть – лайфхаков в сети полно.
Моя отмычка, как водится, позаедала. Пряди, как обычно, выбились из-под шапочки и лезли в глаза. Я бесилась, материлась полушёпотом, но всё-таки справилась.
Металлическая дверца поддалась.
Сердце заколотилось так сильно, что я едва ли не глохла.
Несколько мгновений попялилась на аккуратно сложенную стопочку вещей, нырнула между ними и вытащила то, ради чего сюда явилась – айфон моего красавчика…
Неужели удалось? Господи, не верю! Теперь осталось понять, как разблокировать.
– Да всё просто – нарисуйте пальчиком на экране английскую букву «Z», – раздался над ухом участливый хрипловатый голос.
– Угу, спасибо, – машинально поблагодарила за подсказку, уже занесла палец, чтобы выполнить нужную операцию, когда дошло – голос, который подсказал, явно пришёл не с неба. Уж больно знакомый.
Похолодев, медленно обернулась.
Он стоял аккурат за моим плечом.
Я выронила гаджет, замахала руками, полотенце соскользнуло вниз, являя меня в наряде Евы…
Тогда я заорала и…
…проснулась, натолкнувшись на насмешливый взгляд таких знакомых прозрачно-зелёных глаз.
И было это не в раздевалке бассейна, а в кабинете профессора, у которого я собираюсь писать диплом… Надо же было так во время «задремать»?!
Значит, он и есть?!... О нет!..
ОТ НЕГО
— Елисеюшка, — донеслись тётины завывания, едва я взялся за ручку двери, — не ходи!
СВЕТЛАНА
— Ты, правда, собралась писать диплом у Дольского?
Майя бухнула передо мной миску сырных чипсов и стаканчик с фантой. Ради этого я даже попыталась проснуться и принять относительно горизонтальное положение. Потому что верхняя часть туловка поднялась, а конечности закрутились едва ли не в позу «лотоса». Ну что поделать, если диван у Майки сверхудобный — вставать полностью не хочется.
Цапнула чипс, вскинула брови:
— А то ты имеешь против Никиты Сергеевича? — кинула лакомство в рот, закатила глаза: ммм, блаженство! — Он же милый старичок. Вспомни его лекции — даже шапку на швабре за Климова принял! И так и не просёк подставу.
Прыснула в кулак, вспомнив, как ребята подшутили над стареньким профессором. Никита Сергеевич хороший, добрый, только загоняется немного. Например, считает, что контрольные и курсовые студент должен писать сам! От руки! Кто так делает в наше время? Но приходилось! Сашка Ловчий набирал мне работы на компьютере, а я, пыхтя и злясь, переписывала вручную. Та ещё морока.
Майя, видимо, проследив за полётом моей мысли, скривилась:
— Вот тебе и ответ! Ты ведь наверняка вспомнила, как в прошлом году пальцы себе стёрла, когда писала ему курсовик. А это — диплом!
— Ну, — остудила подругин пыл, — здесь как раз проще. Диплом же только на компе должен быть. И переплёте. Иначе не примут же.
— Так и есть, — кивнула Майя, — но на консультациях он тебя загоняет!
Вздохнула: а что делать?
— Не всем же так везёт, как тебе с твоим Ларёвым.
Константин Ларёв — наш преподаватель английского. Ему тридцать два, и он секси. И… запал на Майю. Впрочем, ничего мудрёного в этом нет — будь я мужиком, тоже бы западала. Подруга выглядит… как сладенькая конфетка: невысокая, миниатюрная, точеная, как статуэтка. При тоненькой талии у неё и грудь и попка на месте. Причём форма и у того, и у другого… Ммм… Добавить к этом тёмно-русые с золотистым отливом волосы, чуть раскосые миндалевидные зелёные глаза, тонкий чуть вздёрнутый носик и пухлые губки… Отпад, девчонка! С такой внешностью Майя могла бы не учиться вовсе — за неё бы всё делали. Но она честно тянет свою твёрдую четвёрку. Её отец богат — депутатствует в Госдуме. Предлагал ей ехать на учёбу за границу. Но Майя отказалась. Она на стороне матери. Когда отец ушёл в Москву «на повышение» — обещал, что скоро перевезёт и семью. Мама не могла тогда бросить свой центр помощи женщинам, попавшим… под горячую руку своего муда… мужика, в общем. У неё только-только всё налаживалось. Сам же отец им новое помещение и выбил. В общем, не смогла мать уехать сразу. А позже… позже у депутата Сенцова обнаружилась… новая молодая жена. Как он оформил брак при живой и неразведённой Майеной маме — тайна за семью печатями. Хотя версии есть: деньги, связи и депутатский мандант. Эта троица творит чудеса. Одним словом, чуя свою вину, отец их с матерью деньгами и всяческой поддержкой не обижал. Обижал тем, что стоит так дёшево, но ценится так дорого — вниманием. Поэтому Майя не стала слушать родителя, и поступила в универ в родном ***ске. А тут я на её голову свалилась. Из Смирновки!
Майе скучно одной в комфортабельной двушке — подарке отца на совершеннолетие — вот и приютила меня. Мы с ней в некотором роде уникумы — обе окончили школу в шестнадцать. Я, потому что упросила маму отдать меня в неполные шесть. Ну не могла сидеть дома. Семья у нас большая, шумная. А когда старшие уходили на уроки — в доме воцарялась такая тишина, что оглохнуть можно. А в школе… Мне казалось, там сплошное веселье. В общем, так и пришла я, пигалица, туда за развлечениями и так и провела последующие одиннадцать лет. А Майя — она просто из-за слабого здоровья — была на домашнем обучении. Шла с опережением. Вот и окончила раньше.
Есть у моей подруги один секрет: она до сих пор ещё невинна! В моём мозгу это не укладывается. Я с невинностью простилась давно, легко и без сожалений. Ведь эта хрупкая преграда закрывала путь в мир таких кайфовых ощущений… Сколько я говорила Майке, но она — кремень! Ждёт своего единственного. Возможно, им как раз таки и станет тот самый Костя Ларёв!
При упоминании о нём Майя покраснела до корней волос:
— Костя не такой. У нас другие отношения!
— Оу, — прокомментировала я, — он уже Костя!
Майя запустила в меня подушкой, я ловко увернулась.
— Собирайся лучше, — сказала она, — Дольский не любит ждать.
Зевнула, прикрыв рот рукой.
— Блин, ну кто ж назначает встречу в такую рань, — пробурчала недовольно.
— Рань? — Майя округлила глаза. — Вообще-то уже почти девять!
— Ну, сегодня же выходной, — проканючила, переворачиваясь на спину и глядя в потолок. — Хочется поваляться, сериальчик посмотреть, в Инсте пошариться…
Майя закатила глаза:
— Ты не исправима, Светка. Сегодня не выходной, а метод день. Он даётся, чтобы мы вообще-то сидели в библиотеке и корпели над учебниками.
— Фу! — поморщилась. — Даже звучит скучно.
— Как бы не звучало, открывай свою красоту от дивана и шуруй собираться!
— И это подруга называется?! — слабо огрызнулась, вставая.
Через пять минут я уже, чертыхаясь, неслась по лестнице вниз. Лифт вновь не работал. И это — элитный дом в элитном микрорайоне!
А дальше… Дальше — прям по класснике! — сломался трамвай! Да чтоб его! До универа — ещё три квартала… А ждать маршрутку, чтобы подъехать ближе, — значит, опоздать. Сейчас час пик и пробки. Поэтому трамвай в это время самый удобный транспорт.
Злясь, выбралась на улицу и направила стопы в сторону учебного заведения. Университет наш — старейший в России, расположен в здании — памятнике архитектуры. Да и вокруг дома — величественные, красивые, дореволюционные. Шла, глазела на них. Обычно было не до того — до самой своей остановки всегда ездила, уставив глаза в смартфон. А тут… как заново с городом знакомлюсь.
Шла, значит, почти напевала, пока моё внимание не привлёк… кот. Огромный рыжий котяра вальяжно переходил улицу. Притом — на зелёный сигнал светофора. С парочкой торопливых прохожих, которые не обращали на своего пушистого попутчика никакого внимания.
СВЕТА
Рррр, зла не хватает! С кем попало, значит!
И ведь даже не извинился за тот раз! Стоял тогда, пялился, глазами ел. Ууу, извращуга! А ухмылочка на губах какая довольная была!
Я орала — он наслаждался!
Дура! Все мужики — рогатые парнокопытные. Ни стыда, ни совести!
Нет, он, конечно, подал мне полотенце, даже завернуться помог… Но что говорил при этом — лучше не вспоминать. Горю сразу. Это я-то — смутилась? Скажи ведь кому — засмеют! Но смутилась… Яжедевочка…
А вообще, этот гад зеленоглазый виноват в том, что у меня уже давно не было сладенького! Вот и рвёт крышу. Особенно, в его присутствии…
Не могу… Быть с ним в замкнутом пространстве и не… не могу… Аж потряхивает всю.
Ох, зря я не поверила коту. Ведь недаром пушистый провидец на меня так смотрел. Он-то мохнатым задом чуял, что дело тут нечисто. А глазища у того кота — зелёные. Как кое у кого.
В голову лезла всякая мистическая хрень на тему: а что если кот и есть наш Еля? Потрясла головой, отгоняя…
— Маресюк, стоять! — прилетело мне в спину, и я резко затормозила, ошарашенная таким хамством. Но невольно подумала: надо же, а он, оказывается, умеет быть властным. И, блин-блинский, меня это завело.
Подошёл, схватил за плечи, развернул, как куклу, глянул строго и недовольно. Ой-ой, какой грозный! Но — рррр! — какой вкусный! Ишь, как молнии мечет зелёные! Умереть не встать!
— Что за демонстрация? — сам проговорил, и сам же бровки так сурово нахмурил, что прям страшно стало! — Почему я за вами должен бегать?
Ох, зачем ты так, искушение моё: что не фраза — то провокация.
— Ну, хоть потренируйтесь, — выдала, прежде чем успела сообразить, что несу. — А то когда ещё случай выпадет? Так и умрёте, за женщиной не побегав…
Как любит говорить моя мама: Остапа несло. Вот так и меня, притом несло знатно, судя потому, как глаза мужчины сузились, и в них промелькнуло что-то опасное. Кажется, я всё-таки путала кота с кем-то покрупнее и зря дёргала за усы. Но остановиться уже не могла.
— Когда я решу увидеть в вас женщину, за которой стоит бегать, — и взгляд такой — с высоты его роста на пигалицу-меня, — сообщу. А пока что речь о недостойном поведении и неблагодарности. Вы своей выходкой подставляете Никиту Сергеевича. А он этого точно не заслуживает. Наверняка, сами же получали от него всяческие преференции…
Боже, да я даже не знаю, что это такое? Как я могла это получать?
— Я понятно выражаюсь? — ещё и издевается!
Именно что, хотела заорать, и половины не понимаю из того, что ты говоришь. Но вместо этого кивнула. Общую суть-то уловила: Дольский и впрямь хороший, хоть и зануда знатный… А Екатерина Мироновна? О нет, как меня только угораздило ляпнуть, что к ней пойду? Это же монстр! Вот кто все соки выпьет! Посему из двух зол следует выбирать меньшее…
— Хорошо, — кивнула, смирившись, — остаюсь у Никиты Сергеевича. И даже вас потерплю, так уж и быть.
Он скривил губы, явно показывая, что думает по поводу таких заявлений.
— Просто сама снисходительность, — хмыкнул. — Польщён и тронут. И если у вас всё — то бегом назад. А то скоро лекция закончится, и сюда явится множество студентов… Не хочу, чтобы меня видели вот таким… — кивнул на свою рубашку.
Я тоже не хотела бы, чтобы его видели таким, потому что эта заразная рубашка, намокнув, льнёт к его телу так, что можно все кубики пресса пересчитать… А это можно только мне!
Поэтому откинула сумку чуть назад, дунула на чёлку и решительно заявила:
— Идёмте.
Он довольно усмехнулся, развернулся и пошёл вперёд. А я — поплелась следом, уперев глаза в пол. Иначе бы всю дорогу пялилась на его упругую задницу и капала слюной.
Дольский встретил нас едва ли не с распростёртыми объятиями.
— Вернулись, касатики! Уважили старика!
Манипулятора, плясало на языке, но я зыркнула на сопровождающего и прикусила свой не в меру болтливый орган.
Дольский внимательно осмотрел нас и покачал головой:
— Елисеюшка, в таком виде… тебе трудно будет заниматься!
Смотря чем, хихикнул мой внутренний голос. Мне вот будет куда сложнее сосредоточиться на всяких умностях, когда он такой… рядом… ом…
— Я с вами абсолютно согласен, Никита Сергеевич, но, увы, запасной вариант мой предусмотрен не был.
Старый профессор покачал головой:
— Эх, молодежь-молодежь! — и снова направился к шкафу, откуда недавно извлекал чайные принадлежности. — Хорошо, что я — воробей стрелянный. Чего только не случалось на этой кафедре. Поэтому, всегда нужно быть во всеоружии. Прошу, — распахнул дверцу, а там — целый арсенал мужских сорочек, притом новеньких, ещё в пленочных чехлах. Ну, надо же! — У нас примерно один размер, — ага, хмыкнула мысленно, только кое-кто жирноват, — думаю, тебе подойдёт вот эта.
Профессор снял с плечиков новенькую рубашку, бледно-зелёную, чуть блестящую…
Под глаза, мелькнуло в уме. Но потом стало не до чего, мысли потеряли связность, я сама — способность их выражать с помощью слов. Только и могла, что стоять и глотать слюнки…
… потому что, искреннее поблагодарив профессора и в упор уставившись на меня, притом — с ехидной улыбочкой — зеленоглазый гад начал медленно раздеваться…
ЕЛИСЕЙ
Обожаю, когда её глазёнки вот так распахиваются. Когда она хлопает ресничками и ловит ротиком воздух, словно выброшенная на берег рыбёшка. Эта кудрявая бестия не представляет, как сладко и соблазнительно она выглядит в такие моменты. Аппетитнее, чем тот зефир в шоколаде, который недавно касался её манящих губ. Вот только я от подобного зрелища и сам готов растаять.
Но мне нельзя – я кремень. Я – краеугольный камень этого моста взаимодействия. И поэтому, нацепив на лицо одну из своих наглючих ухмылок, (а у меня есть несколько в арсенале), посмотрел упор на мелкую заразу и приступил к медленному расстёгиванию пуговиц.
Вспомнилась наша первая встреча в бассейне. Кажется, мы тогда оба произвели друг на друга неизгладимое впечатление. Впрочем, рыжая заноза легко заборола меня, когда с невинным видом «уронила» полотенце в раздевалке. Ох и прибавилось же у меня жарких бессонных ночей!
СВЕТА
Я сидела в кафе, грызла овсяное печение и злилась. Ну вот что за блинство? Зачем меня втянули в эту игру? Ни черта ж не смыслю. А ещё – кое у кого наглого добавится поводов глумиться надо мной. А то, что он их не упустит – уверена на все сто.
Ещё и Бобриха сегодня выбесила! Вот надо было ей припереться в такой момент! Я уже приготовилась слюнки пускать!
В общем, цвет настроения у меня сейчас был – Халкубивать: то есть, злой и зелёной.
Зыркнула на часы в смартфоне – Майка опаздывала, и это бесило тоже. Я знала, что она сейчас со своим Ларёвым, но всё равно готова была рычать. Мне сейчас очень нужен кто-то, с кем бы я могла поговорить.
Вот, наконец, нежно дзвенькнула «музыка ветра» и на пороге кафешки нарисовалась Майя. Улыбающаяся и счастливая до неприличия. Она прямо-таки подлетела ко мне, чмокнула в щёку и только после этого плюхнулась на небольшой диванчик напротив.
– Ну? – сложила руки на груди и посмотрела на неё грозно (во всяком случае, постаралась вложить всю свою грозность в этот взгляд). – И где тебя носит, когда ты так нужна?
– Не дуйся, Светик, я же с Костей была, – она наклонилась ко мне через столик и проговорила таинственным шёпотом: – Он позвал меня в гости за город на эти выходные. Поедем знакомиться с его родителями.
– Оу! – протянула я, почувствовав лёгкий укол зависти. – Всё так серьёзно?
– Серьёзнее не бывает, – улыбнулась Майя и покраснела. Ей всегда очень шло краснеть и смущаться. – Думаю, нет, почти уверена, – добавила совсем тихо: – там случится мой первый раз!
– Давно пора, – заявила с видом эксперта. – Пора, как говорит моя маман, начать притираться друг к другу.
Она легко ударила меня по руке и фыркнула:
– Тьфу на тебя, бесстыдница.
– Ой-ёй, – скривилась я, – было бы за что переживать, подруга. Но – искренне и от души – благословляю и желаю, чтобы всё случилось чики-пуки…
– На чики согласна, – рассмеялась Майя, – а вот без пуки как-нибудь обойдёмся, – и, смахнув слезу, переключилась на меня: – Ну а ты, таинственная моя, не желаешь ли чего мне поведать? А то сообщение, значит, написала, заинтриговала бомбезной новостью... И? Где? Давай, выкладывай, – подбодрила меня ласковым похлопыванием по руке.
Я решила зайти изаделка:
– Помнишь того красавчика в бассейне. Ну, который мне заколку подал?
– О да, – Майя показательно закатила глаза, – такое забудешь! Я думала, ты сожрёшь его прямо там и не подавишься.
Так, про охоту на Елисея и раздевалку подруге знать не стоит – она у меня девочка правильная, целомудренная. Поэтому эту часть своей биографии я благоразумно опустила и перешла к насущному:
– А теперь угадай кого Дольский сделал куратором моего диплома? Раз, два, три… – прикрыла глаза, подняла вверх руки, считая в такт цифрам…
– Да ладно! – прифигела Майка. – Не может быть…
– Бинго! – крикнула я, нацелив в неё пальцы, как пистолеты. – Просто джек-пот!
– Но как так вышло? – Майя сложила ладошки под подбородком, устроилась на них и приготовилась слушать.
– Он оказывается аспирант на кафедре у Дольского. Будет у него же кандидатскую писать. И вообще – он весь такой зануда, краснодипломник, бе... – сделала вид, что меня вывернуло.
Но Майя лишь многозначительно хмыкнула:
– Ничего ты не понимаешь, Светос, у мужчин самый возбуждающий орган – это мозг.
Я картинно закатила глаза и схватила себя за шею:
– Избавь! Не выношу заучек – ни баб, ни мужиков… – фыркнула, показывая всю степень своего пренебрежения и продолжила: – Это ещё не всё! Всё, можно сказать, только началось. Твой Ларёв тебе ничего не говорил?
Майя зримо напряглась:
– Нет, и причём тут Костя?
– А при том, что я буду играть в этот… как его… квинс…
– Квиз, – подсказала подруга.
– Да-да, в него. Короче, я буду в одной команде с этим занудой и твоим Костей.
– Вот так дела! – протянула Майка. – И как тебя угораздило-то?
– А всё Бобриха! Ты же знаешь, если это чудовище вышло на тропу войны, то есть, поиска жертв для какого-нибудь замута, – закавычила пальцами слово, показывая, что оно – цитата, – то спасайся, кто может. Я вот не успела и была поймана. Думаю вот, как теперь соскочить.
– Зачем соскакивать? Сходи, поучаствуй. У меня подруга в Москве. Они прям со своим парнем вдвоём ходят. Это весело.
– Весело, – хмыкнула я. – Что-то я сильно в этом сомневаюсь.
– Всё будет в порядке. Просто доверься Косте. Он обязательно вытащит.
– Да ладно Ларёв, его бы я ещё пережила, но там будет ещё и этот зануда. И Одинцова. И Пал Эдуардович.
– Ого-го! – посерьёзнела и погрустнела Майя. – Ты попала, подруга. Держись. Они задавят тебя интеллектом.
– Обещай, что напишешь эти слова на моём надгробье? – перегнулась через стол, обняла её за шею и фальшиво зарыдала над своей мнимой смертью.
Но есть люди, для которых не существует ничего святого, и которые даже в такой душещипательный момент начинают трезвонить тебе по WhatsApp`у.
Рыкнула, оторвалась от Майки, схватила гаджет. Ну конечно же – любимый братишка Савелий, принесла его рыжую морду нелёгкая.
Брат прорывался ко мне по видеосвязи. Нажала значок камеры и аж зажмурилась… У нас в семье каждому достался свой оттенок рыжего. Савке вон – самый огненный из всех существующих. Да ещё кудрявая – фамильная же – шевелюра, курносый нос и россыпь веснушек.
Выглядел Савка не очень – всклоченный (впрочем, это почти обычное его состояние), испуганный, озирался по сторонам. Я оценила обстановку вокруг – какая-то полутёмная подворотня. И глаза у Савелия – по пять рублей.
– Светка, выручай! Спасай, сеструха! – прохрипел и снова выглянул из-за угла, словно за ним кто-то гнался.
Так, как говорит папа, суду всё ясно: любимый брательник снова влип по самые не балуй. Впрочем, с его тощей программистской задницей это случалось с завидной регулярностью.
СВЕТА
В графе «Приключения на пятую точку» Савелий с полным правом мог писать: «Люблю. Умею. Практикую» Притом – с детства. Мы с Савкой погодки, но росли как близнецы. Везде и всегда вместе. В любой кипиш – мы первые, и по самые уши. И влетало обоим одинаково – у нас в семье царят демократия, справедливость и мама. И это единение – через беды, радости и выпоротые задницы – было у нас абсолютным. Савкина горе – моё горе. Моё, правда, чаще…
В общем, мы с Майкой мчались на братский зов, как Чёрный Плащ – на крыльях ночи. Правда, мы на Майкином бежевом миникупере, но мчались. Подруга у меня тот ещё Шумахер. А небольшие габариты машины позволяли юлить и петлять на трассе.
Майя рулила, но не забывала и болтать со мной:
– Какие варианты? Куда Савелий мог вляпаться?
Хмыкнула?
– Из стапицот моих вариантов он обязательно выберет стопицотаодин. Брательник у меня огонь.
Говорила на самом деле без энтузиазма. Как в детстве приходилось спасать и отмазывать, так и до сих пор – как чуть что, Светка, сеструха выручай. У нас же с тобой имена на одну букву. Это было железным аргументом, ага.
– Плохо, – сказала Майя, сворачивая на ту улицу, где, если верить навигатору, шарился по подворотням Савка.
– Это ты мелочишься, подруга, – фыркнула я. – Это – полный пушистый северный зверёк семейства лисьих.
Майя грустно вздохнула, филигранно припарковала машину на ближайшей стоянке, и мы выбрались на свет, готовые к бою, труду, обороне и подвигам. Путь наш лежал в «колодец» из четырёх старинных пятиэтажек.
– Исторический центр, – прокомментировала подруга наше местонахождение. – Уже интересно.
Из-за угла мелькнула огненная шевелюра моего братца, высунулась наглая лапа и помахала нам.
Мы подбежали к нему, нырнули в арку, между домами.
– Там никого? – спросил Савка, поёживаясь.
– Да вроде никого, – ответила, глядя на это недоразумение – грязный, одежда нестиранная, голову забыл когда мыл. Ох, женская рука нужна оболтусу. И крепкая такая, как у нашей мамы. – А от кого ты бегаешь?
– Да от бывшей.
– Ты охренел! – не выдержала я. – У меня сегодня, между прочим, выходной день. – Потом вспомнила Майины утренние слова и добавила важно: – Методический, чтоб грызть гранит наук! А ты тут меня по пустякам отвлекаешь.
– Это не пустяк! – взвился Савка. – А, как я уже сказал, вопрос жизни и смерти. Я уже третий день в бегах. Бичиками питаюсь, сплю где придётся.
Теперь понятен его вид. А то я уже собиралась спрашивать, что за бывшая такая, если он с ней выглядит, как бомжара.
– Это что же ты с ней сделал, что она на тебя охоту объявила?
Майя стояла, привалившись плечом к стене, слушала наш разговор, не перебивая, и то фейспалмила, то закатывала глаза.
Савелий вздохнул и почесал затылок:
– Ну, ты понимаешь – всё было хорошо, – ну да, судя по тому, что братец не вспоминал о моём существовании почти с нового года, то всё было просто зашибись. – А потом мы пошли в гости. Ну, выпили. И начался базар. Как обычно, блин, про эти телефоны дурацкие. Тут кто-то возьми и ляпни: а давайте звонить друг другу, что услышать у кого на кого какая мелодия стоит… А я, понимаешь, игрался вечером, поставил на Вику другой рингтон, а поменять забыл. – Он начинает злиться и торопиться. – Кто ж мог подумать, что кому-то такая дичь в голову взбредёт? Ну, короче, Вика такая: да, давайте, и первая мне позвонила.
– Боже, Сава, не томи, что у тебя там было такое? – брат начинал нереально бесить. И вопрос его жизни и смерти с минуты на минуту мог перейти в мою компетенцию.
– Кто ты, чудовище? – сказал он.
– Ты чего, башкой поехал? Сестра твоя, единоутробная, малохольный!
– Да я не тебе! – заорал он. – Звонок у меня такой стоял на Вику. Такой противный голос, будто с будуна, спрашивает: «Кто ты, чудовище?» – Брат ощутимо вздрогнул, видимо, вспоминая тот самый миг. – Ну, в общем, Вика трубку опустила, посмотрела на меня так пристально и сказала: «А теперь беги, Савелий, беги! Не останавливайся! Потому что я покажу тебе чудовище» Спасибо, что фору дала. Может, не ожидала, что я реально подорвусь и свалю оттуда. А может просто не сориентировалась. Короче, я выскочил, но потом понял – за мной гонятся. А Вика она такая, слов на ветер не бросает, как наша мама. И комплекцией такая же. Говорят же, что мужчины выбирают женщин, похожих на матерей, вот я и выбрал на свою голову…
Савка горько вздохнул, вцепился себе в волосы и сполз по стене. И я его понимала – мама у нас женщина в теле. Вернее, очень в теле. И рука у неё тяжёлая. Если эта Вика такая же – то, ой-ёй, братик! Не сдобровать тебе.
– И она это, три дня за тобой бегает? Без сна, еды и воды?
– Да нет, она как загонщик, мне и себе роздых даёт. А потом снова гонится.
– Интересно, и как же она тебя находит?
Брат взвыл:
– Да я сам ей в телефон программу поставил, чтобы она всегда могла отследить меня по геолокации. И я её мог. Я её Бусик, а она мой Кусик. Мы ж – вместе и до гроба. – Савелий схватил планшет, ткнул в него. – Вот, гляди. Эта красная точка – это она. Скоро будет здесь. Снова выжидала, стерва. Чтобы у меня появилась надежда…
– А почему ты сказал, что Вика твоя бывшая? Если вы вместе по гостям ходите?
– Ну, так я ещё в первый день, набегавшись от неё, отправил ей голосовое, где сказал, что между нами всё кончено. Теперь она ещё и за это мне мстит. – Он схватил меня за руку и ощутимо встряхнул: – Не уезжай, сеструха. При тебе она может и будет бить меня, но несильно.
– А вот я – поеду, – подала, наконец, голос Майя. – У вас тут почти семейные поседелки намечаются, у меня на выходных тоже. Надо по магазинам прошвырнуться.
Мы отпустили её с миром, и я плюхнулась рядом с братом и ткнула его локтем в бок:
– Ты, конечно, учудил, но это ещё ничего, – решила ободрить, – у нас у одной девчонки на звонке стоит: «Спасите! Помогите! Насилуют!», – завопила, как гаджет нашей Оленьки Смирновой.
СВЕТА
Сидела на подоконнике и таращилась на пейзаж за окном. Он плыл. Из-за слёз. Был бы дождь – ещё ладно. А то нет же, солнце выпятилось на полнеба, птички чирикали. Всем хоть бы хны. У них там лето на подходе, а у меня внутри – минусовая температура… Мне так херново, что жить не хочется…
Ну, почему-почему-почему?
Уткнулась в сложенные на коленях ладони и заревела – горько-горько.
– К маме хочу! – зло высказала пространству.
Я вообще сегодня была зла на всё – на хорошую погоду, на Майку, которая уехала на пары и не поддержала мой бойкот, на этот мимимишный подоконник с подушечками, сделанный по спецзаказу.
Всё плохо. Жизнь – дерьмо. Солнце – дурацкий фонарь… Аааа…
Савку ещё вчера кинула в чёрный список. Это он, гад, сломал мне жизнь. Я его, можно сказать, от смерти спасла, с Викой помирила, а сама…
Боже, я до сих пор помню Его крепкие руки на своей талии… Губы ещё горят от Его жаркого поцелуя. Никогда бы не предположила, что он так целуется – требовательно, властно, подчиняя… Он чуть не сожрал меня вчера. А я, дура, и не возражала. Меня много раз целовали, и я много раз целовала, но чтобы так, прям со всеми этими девичьим приколами – ватными коленями, бабочками в животе, крыльями за спиной – никогда. С ним случилось. И сердечко ёкнуло и зашлось: мой-мой-мой…
Только он оттолкнул и отповедь свою дурацкую прочёл про волков. Ушёл, сволочь, даже не оглянулся. Слышал же, что я плачу. Как можно быть таким сухарём?
Боже, за какие грехи ты послал мне втюрится в подобного зануду? Я же таких всегда на дух не переносила и гнобила нипадецки ещё с детсада. Но надо же, поплыла! Видать карма настигла за Вовку Анисимова, нашего отличника и старосту класса. Уж как я его обглумила, когда на выпуском в девятом он мне – краснея и заикаясь – в любви признался! Вовка хлюпиком оказался! Разревелся, убежал, а потом и вовсе из нашей школы перевёлся. И вот поди ж ты!
Елисей, правда, совсем не Вовка – с его-то ростом, комплекцией и кубиками пресса (ага, я запонила!) и кое-чем ещё весьма солидных размеров (это тоже, врезалось в память, увы), но ботан же! Меня от того, как он просто говорит, коробит. Умняки кидает! Метафоры всякие…
Ррр… Ненавижу…
Снова звонили из универа. Уже и Бобриха побывала, и Дольский, и даже Майю, предательницу, подослали. Сегодня ж репетиция этого квиза идиотского. Ага, щаз, бегу волосы назад! Пусть хоть отчислят!
Хотелось в родную Смирновку! На мостик наш через речушку! Кидать камешку в воду и нюхать ароматы цветов. Или уткнуться в мамину мягкую грудь и порыдать, пока она будет перебирать мои волосы и приговаривать: «Так, Светка, хорош мокроту разводить!» На родину и к маме хочется так сильно, что посещает подлая мыслишка послать всё на… небо за звёздочкой и свалить в туман. Всё равно по специальности работать никогда не буду.
Но... нет уж! Если дошла почти до финала – надо урвать свой куш. И ни один зеленоглазый гад не заставит меня свернуть с намеченного пути. Решено, в Смирновку возвращаюсь только с оконченным высшим!
Это придало сил, окрылило. Спрыгнула с подоконника и начала собираться… Нужно пойти развеяться, привести в порядок мысли окончательно, успокоиться, в конце концов. Завтра в универе как-нибудь отмажусь, не впервой. А сейчас – идём гулять.
Быстро оделась, прошлась лёгким макияжем, причёску делать не стала – хочу, чтобы ветер трепал мои волосы. Обулась поудобнее – в лёгкие балетки, ходить намереваюсь много. Затолкала в рюкзак зонтик (на всякий случай! – как обычно говорит мама), оглядела себя ещё раз в зеркало в прихожей и отправилась гулять…
Я, вообще-то, небольшой фанат пешкаруса, но сегодня это был «лучший вид транспорта» для меня. Шла, слушала музыку, подпевала, не обращая внимания на косые взгляды прохожих. А что, даже психологи советуют выкричаться, если у вас хреново на душе. Вот и кричусь!
Не заметила, как ноги принесли меня на тот самый перекрёсток в историческом центре города. К всё тем же старинным домам, они напоминали, как это говорят, породистых стариков, уже хорошенько потрёпанных, но ещё бодрящихся и носящих дорогие одежды, пожратые молью.
Здесь, на пешеходном переходе, я тогда увидела рыжего кота. Он и сейчас сидел тут – у входа во внутренний дворик – и будто ждал.
– Меня что ли? – хихикнула.
Кот поднялся, недовольно муркнул: мол, что так долго? и пошёл вглубь двора. Мне не оставалось ничего другого, как двинуться за ним.
– Зверь, ты куда меня ведешь? – шутила я, а сама старалась поспевать за пушистым провожатым.
Дворик оказался очень уютным – здесь была древняя беседка, завитая виноградом, скамейки, между которыми пристроился столик – за ним сейчас несколько стариков благообразного вида резались в лото – огромные деревья, больше здешних домов. Кто-то играл на гармошке. Носилась детвора возле стареньких покосившись горок-каруселей… Уют такой, будто я не в центре мегаполиса, а домой в Смирновку вернулась.
Кот вдруг тормознул у громадной двустворчатой двери, покрытой облупившейся во многих местах зелёной краской, с узорной кованой ручкой. Начал мяукать и тереться о вход.
– Что, Венечка, домой хочешь? – спросила миловидная старушка, которая устроилась на низенькой лавочке под абрикосой и что-то вязала.
Ага, меня, значит, нет! Потому что я-то не Венечка!
Котяра муркнул, видимо, подтверждая её слова. Бабулька встала, подошла к домофону, набрала нужный номер – видимо, этого Веньку здесь все знали.
– Кто там? – спросил звонкий женский голос.
– Зиночка, – отозвалась старушка, – открой, тут Венюша домой пришёл. – Раздалось пиликанье, и бабушка приоткрыла дверь, которая изнутри оказалась добротной, металлической, и после того, как кот скользнул в подъезд, обернулась ко мне: – А вы, милочка, чего стоите? Вы ж к Серафиме Тимофеевне? Гадать?
Я понятия не имела, кто это такая и гадать не очень хотела, но не знаю почему выпалила:
СВЕТА
Вот уже неделю я числюсь подружкой Коли Швеца. Ага, в пику кой-кому. Никогда не забуду тот разнос, который он устроил мне после того, как я ушла из его квартиры. Догнал, затащил в машину, как маньяк какой-нибудь, и принялся отчитывать.
Сначала я слушала и кивала, ни черта не соображая – всё-таки наливка, которой меня угостила Зинаида, оказалась забористой, и сейчас у меня всё плыло, кружилось, вертелось и хотелось улыбаться.
А ещё – подвигов.
Поэтому я сказала:
– Еля, будь другом, заткнись, а. И давай-ка лучше поедем в клуб? Ну, позязя… – состроила жалобные глазки, выпятила губку…
– Адрес! – рявкнул он.
– Клуба? – захлопала ресницами.
– Дома, где ты живёшь… – сегодня мы были на «ты» и без формальностей.
– Оу, – протянула я, – неприлично девушку спрашивать о таком…
– Девушке неприлично так нажираться! – рыкнул он.
– Подумаешь, – фыркнула я и громко икнула, – мы выпили с Зиночкой по рюмашке за знакомство. Она дала мне много дельных советов.
– Про Колю, моего друга? – и глазами сверк-сверк. Батюшки, какой грозный.
– А ты дога… догададли… тьфу ты… в общем, понял? – не люблю я все эти длинные слова, особенно спьяну.
– Понял и вот что тебе скажу – если ты хоть на шаг приблизишься к Коле, очень сильно пожалеешь!
– Ой, Елька, – расхохоталась я, – какой ты смешной, когда ревнуешь! – потянулась, чмокнула в щёку – идеально выбритую и пахнущую приятным лосьоном. Открыла дверь и вывалилась на улицу: – Бывай, Еля. Меня ждут приключения…
Он бы наверное не отпустил, даже ухватил меня за руку и держал, хотя я вырывала ладошку изо всех сил, даже упиралась ногами в колесо…
Но тут ему позвонили. И именно в этот момент он меня отпустил, а я плюхнулась пятой точкой прямо на асфальт…
– Ну и парнокопытное же ты, Еля… – бросила вслед его машине, которая картинно развернулась и умчалась прочь…
До клуба я всё-таки добралась, оттуда и позвонила Коле. Его телефон раздобыла для меня Зиночка. Эта золотая женщина вызвалась помочь мне наладить отношения с племянником своей квартиросдатчицы, который, по совместительству, оказался тем самым Елисеем и… моей судьбой, если верить картам.
– А если судьба сопротивляется – нужно брать её за рога! – заявила Зина, доставая из шкафа вишнёвую наливку по бабушкиному рецепту. – А если нет рогов – наставим! Ничего лучше не действует на мужика, – проповедовала она во время нашего балования наливочкой, – чем ревность к лучшему другому.
На том и порешили!
Не подходить, значит, да, Еля. Замётано! Тогда гора сама… ик… но в общем, ты понял…
Я позвонила – он удивился.
Я пригласила – он согласился.
Тут же, без ломоты и лекций о правильном поведении.
Всё сам. Насильно не тащила.
Ух, как мы с ним оторвались. Колька оказался весёлым и шебутным, хотя и толстячком, конечно. Ну, ничего, мне ж с ним детей не крестить.
Не помню, как мы добрались до его дома, но заснули точно вповалку на его диване, даже не раздеваясь.
Утром быстро собирались каждый по своим делам, стараясь не смотреть друг на друга и жалуясь попеременно на адскую головную боль…
А дома меня ждала ещё одна порция моралей – в этот раз от Майи. За совранную репетицию и прочее…
Не стала слушать, упала на кровать, накрылась подушкой и уснула тут же. На пары сегодня снова забила. А смысл – конец года уже. Щаз госы отбарабаним, диплом защитим и… здравствуй, Смирновка?!
Не сказала бы, чтобы меня очень рвало на родину, но будем брать то, что есть, за неимением лучшего…
Коля позвонил в обед и пригласил на кофе. В этот раз он. А я согласилась… И как-то оно само завертелось. Он оказался неплохим парнем – весёлым, милым, воспитанным… С кучей историй наготове. Водил в парк и кино. В общем, делал всё, чтобы покорить меня. Кроме одного – вырасти, похудеть и вставить себе зелёные линзы… Потому что у меня, как я не пыталась, не получалось выкинуть из головы одного зеленоглазого гада. И Коля очень-очень сильно проигрывал в сравнении с ним.
Говорят, не поминай лихо… Или там было не буди? Не суть… Главное, что Меркурий опять, наверное, стал ретроградным. И, торопясь на очередную встречу с Колей в парке, я со всего разгону чуть не врезалась в…
Он стоял, оперевшись о свою машину, и явно целенаправленно поджидал меня…
– Светлана, какой сюрприз! – ехидно заявил он, будто действительно оказался тут случайно.
– И вам не хворать, Елисей Петрович, – показушно расшаркалась. – Какими судьбами из ваших высот, – кивнула куда-то вверх, – на грешную землю?
– Да вот, – он включился в игру, – шалят смертные, не слушаются. Решил ещё раз вразумить, прежде чем переходить к активным действиям.
– А это вы совершенно напрасно, – сказала я, чувствуя, как злюсь и закипаю. – Действия они как-то доходчивее, чем это ваше бла-бла-бла…
– Ну коль вы сами просите, не имею права отказать столь прелестной особе… – и прежде, чем я успела хоть как-то сориентироваться, кинулся, будто коршун, схватил попрёк талии и затолкал на заднее сидение авто. И пока я брыкалась и принимала более-менее вертикальное положение, он рванул с места и повёз меня куда-то…
Я орала, возмущалась, требовала остановить машину, но мои слова отлетали, словно горох от бетонной стены.
Мы оказались на какой-то заброшенной стройке, и это мне уже не нравилось. В кино в таких местах ничего хорошего не случается, а вот плохого – хоть отбавляй.
Меня снова грубо схватили за руку и поволокли куда-то вглубь строения.
– Ай, пусти! – вопила я. – Синяки же останутся! У тебя хватка, как у бульдога.
– Пусть останутся. Сегодня у тебя синяки будут не только там. Сейчас будем учить, если по-хорошему не понимаешь.
– Не понимаю чего? – орала я, всё ещё пытаясь выдернуть руку.
– Я ведь тебе сказал – не приближаться к Коле! Он тебе, заразе, не игрушка. Зачем ты ему мозги делаешь? Он же влюбится сейчас по уши, а дальше что… Бросишь? Растопчешь?..
СВЕТА
Не могла взять в толк, за что Одинцова окрысилась на меня. Ну, подумаешь, заснула на лекции. Ничего не могу поделать – все эти термины усыпляют меня. А потом – я первая и я последняя, что ли? Да пфф… Ну, подумаешь, проснулась внезапно и заорала. С кем не бывает, со сна-то? Дело житейское. Нет же, давай стебать меня перед всей группой. А те и рады ржать – даром, что мужики. Никакого снисхождения к хрупкой девушке, утомлённой латынью и именами учёных мужей…Ничего-ничего, на моей улице ещё перевернётся грузовик с печеньками, а вот на вашей…
– Все свободны, – сказала Тигра, и аудитория наполнилась гомоном, грохотом, а потом топотом. Мы с Майей выходили последними. Сегодня мы сидели в разных концах, потому что я опоздала, и Майка не успела меня разбудить. Сейчас подруга выглядела виноватой и ласково пожимала мне руку. Мы были уже у двери, когда Одинцова рявкнула:
– А вы, Маресюк, останьтесь. Разговор есть.
Майя посмотрела на меня выразительным взглядом – так, наверно, смотрят на укротителя, когда он входит в клетку к хищникам – чмокнула в щёку, бросила:
– Держись! – и оставила меня один на один с монстром.
– Прошу, – Екатерина Мироновна указала мне на стол прямо перед своей кафедрой. В жизни я не сидела так близко к преподавателю.
Сейчас рассматривала её и думала: а ведь она ещё молодая. Сколько ей? Чуть за тридцать? Одинцова – вундеркинд. Когда она впервые пришла читать лекцию студентам, как рассказывают, то была младше своих учеников. Школу в четырнадцать закончила. Вуз – в семнадцать.
У неё стильная короткая стрижка, такой же стильный брючной костюм в тонкую синию полоску и очки. Алая помада, как ни странно, не делает её вульгарной, а наоборот – яркой, подчёркивает индивидуальность. Не будь Тигра такой стервой, я бы назвала её красивой. Хотя… Красивая стерва – это ж, наверное, ещё лучше. Особенно, для преподавателя по праву.
– Маресюк, что прикажете с вами делать? – Екатерина Мироновна посмотрела на меня с явным сожалением. Стоп! Одинцова – жалеет? Меня? Кто где умер?
Захлопала ресницами:
– В смысле? – пробормотала растерянно.
– В коромысле, Маресюк, в коромысле… – ехидно передразнила она. – Как вы собираетесь сдавать право и чем изволите перекрывать неуды?
Шифером, хотелось съехидничать мне. У меня отец – кровельщик. Он всегда говорит: все люди кроют матом, а кровельщики – шифером.
Но Одинцова смотрела слишком пристально, буквально сверлила меня взглядом, и всё ехидство как-то таяло на языке.
– Ну, я жду…
– Понимаете, Екатерина Мироновна… – начала я сильно издалека, но она вернула меня в текущее русло:
– Не понимаю, Маресюк. Вот честно. Госэкзамены на носу, а у вас хвосты не закрыты. Неудов полна ведомость.
Так кто ж их ставил, едва не воскликнула я, но вовремя сдержалась.
– Екатерина Мироновна, – проканючила я, – ну, серьёзно. Не даётся мне вся эта ваша казуистика… – во, даже слово запомнила, могу гордиться собой! – да и право мне никогда не пригодится. Я ж намерена после универа прямиком замуж…
Ой-ой, кажется, я ступила. Очень сильно ступила на опасную территорию. Забыла, идиотка, что у неё студентка мужа увела. И теперь в каждой девушке она видела конкурентку, хотя других мужей у неё не было.
Ну, что ж, Тигра Мироновна, держать мужика надо крепче и кормить послаще, а не только байками из жизни Цицерона…
Но волна была поднята и обрушилась на меня настоящим цунами.
– Замуж, значит… Хорошо. Тогда поставлю-ка я вам ещё один неуд за то, что спите на лекциях. И подам в деканат о недопуске вас к госам, пока вы у меня все хвосты не подтяните…
Вот же стерва!
– Мужика вам надо, Екатерина Мироновна, – злясь, выпалила я, подхватила сумку и направилась к выходу.
– Я без ваших советов разберусь с личной жизнью, Маресюк.
Да разбирайся, сучка! Только меня в свои разборки не впутывай!
Было обидно. Дико обидно от всего происходящего. Я в жизни не рыдала из-за учёбы. Плохая оценка – не смертельно. Но Одинцова явно хотела моей смерти под гранитом науки.
Проигнорировав Майку, которая бросилась ко мне с сочувствием и расспросами, вылетела прочь из универа и помчалась, куда глаза глядят. Неподалёку был городской парк. Там есть речка. Вот, щаз возьму и утоплюсь. Что ж всё плохо так! Вместо Елисея – назойливый Коля. Вместо желанной свободы – унылая перспектива вечных пересдач.
Жизнь точно дерьмо. Солнце – фонарь… Ну и так далее…
Забралась на перила моста, уселась, глянула вниз… Ой-ёй, высоко. Как бы действительно не грохнуться. Ухватилась покрепче и зарыдала. От жалости к себе.
Его негромкое:
– Привет, – услышала не сразу, продолжая рыдать.
А когда таки дошло и поняла, кто рядом – чуть не сверзилась вниз. Я уже так долго его не видела. И, блин-блинский, он такой красивый. Особенно, когда так близко. И прохлада зелёных глаз смывает горечь неудач. Он так смотрел на меня. По-доброму, что ли... Я даже запнулась и почему-то смутилась.
– П-привет…
– Чего ревём? Солнце на улице! Красота!
Мысленно хмыкнула: да уж, парень, подбадриватель из тебя никакой.
Вслух же сказала:
– Ага, кому – красота, а кому – Одинцова.
Последнее, кажется, произнесла с жалобным подвыванием. И его вроде проняло.
– Университетская Тигра тебя покусала? – я могла поклясться, что он сейчас смотрел на меня с сочувствием. Распахнутый до самого трепещущего сердца. Мол, бери, пользуйся. Твоё. Мне даже стало страшно.
– Если бы! – горько вздохнула я. – Она меня сожрала, вернее, сожрёт на экзамене. Я ей сегодня лекцию сорвала…
– Оу, а что так?
А то так, ботан ты хренов, что снился ты мне. Ой, как снился! Ты, блин, в кожу мне впитался, на веках, гад, отпечатался, в крови пульсируешь! Ненавижу! И дышать без тебя не могу, потому что ты – воздух. Но тебе об этом знать необязательно.
Поэтому ответила нейтрально:
– А вот так, – и пожала плечами.