Отверженная жена дракона

Глава 1

Зверя на цепь посадили

Силой в гроб уложили

Гроб закопали в чужбине

И придавили крестом

Рядом алтарь сотворили

Храмом его укрепили

И город построить решили

Над зверем, что выл под крестом

Сердце зверя украли

Силу его отобрали

И думали глупые люди

Быть зверю вечным рабом

Громко те люди кричали

Весело кости трещали

Когда их заживо рвали

Клыки зверя, ставшего злом

(Песня Зверя. Народное творчество Аштарии)

***Клоинфарн

Адель уходит в дамскую комнату, а я остаюсь в сверкающем зале Аштарии. Колонны подпирают золотой свод, свет режет глаза, вокруг мельтешат танцующие пары. От ярких платьев рябит в глазах.

В груди ворочается мой зверь — рычит, раздувая ноздри и скаля острые драконьи зубы. Ни ему, ни мне не нравится здесь находиться.

Этот дворец… эта страна… этот мир! Всё вызывает тошнотворную ненависть.

Горло саднит, будто его снова стягивает цепь заклинания. Мерещится, что этот бал — моя собственная бездарная иллюзия. И если подниму руки, то упрусь ладонями в каменную крышку гроба.

Одна лишь мысль об этом заставляет сжать кулаки.

Я сам виноват в том, что случилось.

Я был молод и глуп.

Попался в ловушку, кинувшись следом за Эйдой.

Сколько мне было? Чуть больше сорока… По меркам Эльвитариона — сопливая молодость.

Меня заковали в цепи и засунули в каменный гроб. Гроб пронзили крестом и закопали глубоко под землёй. Сверху придавили магическим алтарём. Вокруг алтаря построили храм. Вокруг храма — дворец. Вокруг дворца разросся город, а вокруг города — появилась страна под названием Аштария.

Вот она — кругом! Ширастова Аштария! Кролики и волки, хорьки и змеи. А ведь я собирался сжечь их дотла… но всё изменила Адель.

Я не смог отказаться от шанса заполучить наречённую. И Николь идеально подошла, чтобы подарить её мне.

— Желаете что-нибудь? — вежливо спрашивает слуга, отвлекая меня от мыслей. Очередной оборотень со слабым зверем, неужели инстинкт не подсказывает ему держаться подальше? Не удостоив слугу ответом, я перехватываю с подноса бокал. Ядов я не боюсь, магии в напитке нет, но по привычке взвешиваю риски.

Впрочем, находиться здесь — уже изрядный риск.

Для аштарийцев, конечно, не для меня.

“Пахнет бруснично-сладким”, — отвлечённо думаю я, поднося бокал к губам и отпивая глоток… И не чувствую вкуса. Словно вода…

Это привычно. За тысячу лет заточения я разучился различать оттенки еды. Мне всё равно, что жевать — утиную ножку или могильную землю.

Но в последние дни оттенки вкуса стали проклёвываться в моменты, когда Адель была рядом. Она странно действовала на меня… Удивляла, раздражала, притягивала.

И стоило ей уйти, я снова соскальзывал в ватную духоту.

Музыка кажется мне разрозненным набором скрипа и визга. Танцующие пары — безликими тенями. Все они — не важны. Они — ничего не стоят.

Смысл их существования лишь в том, чтобы она улыбалась. Но и этого они не смогли. Боль в её взгляде, когда она увидела мать, резанула кинжалом. Её отчуждённость ощущалась так, будто мне на голову надели пыльный мешок и крепко затянули на шее тесёмки. Только что она была со мной, моя… и вдруг ускользнула из рук. Стала чужой.

Она хотела остаться здесь. Оставить меня.

Страх когтями вцепился в душу.

Воздух застрял в горле.

Я едва не сграбастал Адель в охапку, чтобы забрать прямо сейчас. Испугался, что она попросит оставить её здесь… попросит так, что я не смогу отказать. И соглашусь с чем угодно, лишь бы она не смотрела на меня этим стеклянным взглядом.

Оказалось, я ревную её не только к другим мужчинам.

Но и к другому миру. К её семье.

Хочу, чтобы она была только моей.

Только для меня.

Я понимаю, что это ненормально. Может быть, позже я с этим справлюсь. Главное, чтобы она не заметила моей жажды. Не поняла, что я бесповоротно и глубоко безумен. И что внутри меня идёт кровавая война, между ненавистью к ней и голодом по её теплу, между тем, что хочется и тем, что можно.

Адель…

— Адель, — я произношу её имя вслух, катая на языке. Оно горчит, отравляет, туманит разум. Я ощущаю его горечь куда лучше, чем сладость этого вина.

Нельзя было сближать с ней.

Но я сблизился.

Нельзя было привозить её сюда.

Но я привёз.

Нельзя было отпускать её.

Но я отпустил.

Несмотря на все мои щиты, она нашла лазейку. Пробралась под кожу. Взяла мою измученную душу в свои нежные руки и теперь держит так крепко, что я позабыл, зачем вообще начинал всё это. Зачем украл, зачем пугал, зачем запер. Теперь моя месть кажется бессмысленной.

К чему это, если я потеряю её?

Всё по кругу… Но в этот раз иначе. Она не Эйда. Она другая, потому что…

Мысль спотыкается, будто запутавшись в ногах. В груди тяжело толкается ледышка, что заменяет мне сердце. Хочется выскрести и её… всё равно ни на что не годится. Лишь тревожит понапрасну.

Мотнув головой, пытаюсь отделаться от мыслей.

“Что можно так долго делать в дамских комнатах?” — раздражённо думаю я, оглядываясь кругом. Праздник в самом разгаре… вот только пока я пребывал в мыслях — атмосфера в бальном зале сильно изменилась. Вокруг меня образовалась пустое пространство, словно гости специально отошли подальше. Танцующих пар стало куда меньше, и они кружат в противоположной части, зато стражи прибавилось.

Николь куда-то ушла, как и её дети. Словно… словно их увели подальше.

Ощущение опасности дёргает за нервы.

“Раскусили! Собираются напасть!” — понимаю я, незаметно призывая тени. Бокал трескается в моих пальцах, осыпаясь осколками. Вино стекает по ладони, блестящими алыми каплями капает на мрамор пола.

Глава 2

Белое пространство зазеркалья вздрагивает.

— Началось, — говорит бабушка, на её бледном лице застывает улыбка, полная торжества.

— Что “началось”? — шепчу онемевшими губами. Но на самом деле я знаю “что”. Просто не могу принять, не могу поверить!

Мрак наползает на мою душу зловещей тучей.

Если “началось” — это значит, в бальном зале вот-вот завяжется бой! Или он уже начался! Мои родители будут пытаться заковать Клоинфарна в цепи. Если у них получится… то дракона запрут навсегда! А если нет… его гнев уничтожит этот мир!

— Наконец-то! Великий день, великий час, — шепчет Илона, подняв лицо и прикрыв бумажные веки. Её бесцветные ресницы трепещут. Платиновые волосы начинают развиваться, будто на ветру. — Да-а… Это будет прекрасно. В этом монстре живёт демонический дракон, сильное существо на грани возможного. Когда вновь обуздаем его, Аштария станет самым могущественным королевством! Уж я за этим прослежу. Уж я направлю эти силы в верное русло!

Великий день?! Могущественная страна?! Как она может говорить такое?!

Я мотаю головой. Я не хочу это слышать!

У меня дрожат руки, озноб сотрясает мышцы. Корсет алого платья вдруг становится невыносимо тесным.

— Это надо остановить! — мой голос срывается, сипит.

— Остановить? — смеётся бабушка. Открыв глаза, она ласково смотрит на меня. — Это было бы величайшей глупостью!

— Выпусти меня! — я вновь лихорадочно оглядываюсь в поисках выхода, но ни дверей, ни окон, ни зеркал — тут нет ничего! В груди болезненно натягивается струна, звенит на одной ноте. Метка на запястье пылает, будто в огне. — Выпусти! — Мой голос становится умоляющим: — Пожалуйста, бабушка. Это ошибка!

— Морковка, это всё ради тебя.

— Я о таком не просила!

— Но разве ты не хочешь подарить мне свободу? — Илона наклоняет голову, глядя на меня, как кошка на несмышлёного котёнка. — Ты совсем не знаешь жизни, Адель. Ты ещё неразумный ребёнок. Просто доверься опыту старших. Всё будет хорошо, а пара жертв — ничтожная цена за большое могущество.

Я хочу ей возразить, но у меня кончается воздух. Вина ощущается удавкой, она затягивается на шее, болью ввинчивается в сердце. Я закрываю лицо ладонями.

Божественный зверь! Что же я натворила!

Я сама привела Клоинфарна на бал! Я пошла к этой проклятой двери! Я так разозлилась на грубые слова! Так расстроилась из-за мамы! Я ведь всего лишь хотела, передать весточку! Сказать, что со мной всё хорошо!

Конечно, я желаю остаться в Аштарии!

Но не такой ценой! Не такими жертвами!

Это я… я во всём виновата! Я подвергла всех опасности!

А если родителей ранят?! А если Клоинфарн навсегда застрянет в ловушке! Сбудется его худший кошмар! Это сведёт его с ума!

Он меня возненавидит!

Нет. Уже возненавидел…

И от этого понимания я начинаю задыхаться. Лёгкие стискивает вина и ужас. Я дышу со свистом, хватая ртом воздух. Мне приходится схватиться за стул, чтобы не упасть.

“Я должна всё исправить! — я цепляюсь за эту мысль как за спасательный канат. Он вытягивает меня из мглы, в которую я едва не провалилась. — Для этого мне надо выйти отсюда! И я выйду!”

Вдох-выдох, и я беру эмоции под контроль.

— Бабушка! — Я опускаю руки, глядя прямо на неё. Мой голос скрежещет от напряжения. — Если не выпустишь меня, то я сама проломлю себе выход!

— Ну-ну. Магию собралась использовать? Ты в ней не сильна.

— Была, — выдавливаю я, а потом ныряю вглубь своих чувств. Мне нужно выбраться! Нужно к Клоинфарну! К родителям! Пока ещё не стало поздно! Пока ещё всё можно исправить!

И я чувствую — сил хватит! Энергия просачивается горячими слезами, колет кончики пальцев. Зачерпнув из своей души алой жгучей болезненной злости, я изо всех сил швыряю её в пустое пространство перед собой. Кричу:

— Выпусти!

— Ничего не… — начинает было бабушка, но затем тонко вскрикивает. По белой комнате с ужасающим треском расползается трещина. — Нет! Что ты творишь! Прекрати! — в её сиплом голосе паника, а улыбка превращается в уродливый оскал.

— Я выйду наружу! — рявкаю с силой, которой во мне никогда не было. Эхо моего голоса прокатывается по зазеркалью, заставляя его дрожать.

— Ты не понимаешь, о чём просишь! Монстр вырвется и уничтожит всех! Пока ты здесь, цепи сильны! Но если выйдешь, заклинание потеряет связь с драконьим сердцем!

— Не знаю, о каком сердце ты говоришь, но нельзя использовать его так!

— ...что я слышу?! — неприятно усмехается Илона. — Неужели ты волнуешься о судьбе монстра? Хах, да он запудрил тебе голову! А ты повелась как простодушная дурочка!

Я стискиваю зубы. Я не собираюсь отвечать!

Она не хочет по-хорошему?!

Ну ладно! Встряхнув головой, я сжимаю зубы и снова ныряю вглубь своих чувств.

— С-с-стой! — шипит бабушка. — Будь по твоему! — сделав жест рукой, она материализует передо мной старинное зеркало. По отражающей глади тянется трещина, такая же как та, что пересекает пространство белой комнаты.

— Ты пожалеешь, если выйдешь! — Илона хватает меня за локоть.

— Нет! Я пожалею, если останусь! — вырвав руку, я шагаю в отражающую гладь.

Миг, и меня выбрасывает из белоснежного тихого зазеркалья в серый воющий мир. Я обнаруживаю себя в квадратной комнате с зеркалом. Цветочная дверь, ведущая наружу, покосилась, один край обломан. Сквозь щель я вижу бальный зал… точнее то, что от него осталось.

Помещение раскурочено, разрушено! Всюду вздыбленный мрамор, обломки колонн и потолка топорщатся острыми камнями. В проломах стен виднеется тёмно-синее небо, к которому поднимается столб дыма… Воздух дрожит от рёва.

В зале то и дело мелькают силуэты оборотней и вспышки заклинаний.

Бой в самом разгаре!

Хоть бы ещё не было поздно!

“Божественный зверь, дай мне сил”, — молюсь я, хватаясь за обломанный край двери. Щепки царапают ладони, но я не чувствую боли. Напрягая мышцы, наклоняю дверь так, чтобы увеличить прореху. И едва она становится достаточной, протискиваюсь наружу.

Глава 3

Миг черноты и нас переносит во внутренний двор мрачного замка. Мы уходили отсюда, когда ласково светило солнце, а сейчас здесь царит угрюмая ночь. Острый полумесяц выглядывает из-за туч. Зловеще светится начертанная на земле пентаграмма.

Обернувшись, я с тоской смотрю в мерцающий портал. В нём виднеется разрушенный зал дворца и мелькают бледные лица аштарийцев…

Но вот дракон щёлкает пальцами, и магия портала развеивается. Налетевший ветер кусает холодом мои плечи и шею.

“Это конец”, — отстранённо думаю я, обнимая себя руками.

Дорога домой закрыта.

Я снова в Эльвитарионе.

И, похоже, навсегда.

— Эль-Тиар! Приветствую! Как вы… — к нам бежит Тис, но, приглядевшись, он спотыкается на полуслове. — Бездна смилуйся! Что случилось?! — глаза фамильяра испуганно расширяются.

Ещё бы! Мы с Клоинфарном выглядим так, будто побывали в кровавой мясорубке. Одежда изорвана, вся в пятнах крови… Но внутри нам ещё хуже, наши души — истерзаны, измучены… И то и другое проще выбросить, чем починить.

— Приготовь ванну, — приказывает дракон.

Обхватив за талию, он бесцеремонно забрасывает меня на своё плечо. Пока я пытаюсь решить — возмутиться или стерпеть, Клоинфарн проносит меня через двор и заходит в замок. Магические лампы вспыхивают, стоит ему перешагнуть порог.

— Клоин… — начинаю я.

— Молчи! — рычит он.

Сделав три широких шага, дракон сбрасывает меня на диван, будто куль с песком. И замирает, впиваясь взглядом.

Он рассматривает меня так напряжённо и тяжело, будто сам удивлён, что принёс предательницу в дом. Удивлён, что я всё ещё жива и здорова! Не кричу и не плачу, после того, что сделала.

Воздух делается густым, он едва протискивается в лёгкие. Неизвестность будущего давит, но я стараюсь не сжиматься от страха.

“Перед дикими животными страх показывать нельзя”, — проносится в мыслях.

Дракон мрачно дёргает уголком рта.

— Приведи себя в порядок и жди в спальне, — тихо приказывает он. Но лучше бы кричал. Лучше бы требовал объяснений! А так… он будто уже всё для себя решил.

Развернувшись, Клоинфарн взбегает по лестнице, оставляя меня одну.

Прикрыв глаза, я откидываю голову на спинку.

Тело ломит. Я чувствую себя, как выжатая тряпка.

Клоинфарн сказал, ждать его в спальне. Неужели он хочет… продолжить тот поцелуй?

Или причина в другом?

Надеюсь, что в другом.

Мне бы не хотелось… чтобы мой первый раз случился так. Из злости. Из мести. Через боль и унижение. Просто, чтобы показать, где моё место.

Дракон уверен — я предала его! Уверен — я знала о ловушке! И как убедить его в обратном?!

Я судорожно вздыхаю, закрыв лицо руками.

Во рту солоно, на сердце — горько.

— Главное — мои родные спасены! — шепчу, будто мантру. — Аштария в безопасности.

Но сердце колет совсем другая правда. Замок разрушен. Солдаты погибли. Всё из-за меня… Я могла бы догадаться о ловушке! Могла бы… но эмоции сделали меня глупой и слепой. А прежде всего не стоило верить бабушке.

Она ведь не просто так заперта в зеркале! Это её тюрьма за былые грехи, о которых я мало что знаю. Очевидно, для неё важнее было даже не спасти меня — а самой выбраться наружу. Она собиралась использовать силу запертого Клоинфарна в своих корыстных целях! И возможно, именно она настроила отца так категорично.

Впредь я должна быть умнее…

Никто больше не пострадает из-за моей глупости!

С этой секунды я буду действовать, полагаясь только на себя. Не стану втягивать семью! Не буду лгать Клоинфарну! Постараюсь объяснить ему, что хоть я и совершила ошибку, но понятия не имела о ловушке! А моё прошлое поведение не было притворством! О своих чувствах я ему не лгала.

И если ему нужна помощь с чем угодно — я помогу! Что там за план, в котором он собирается меня использовать? Пусть скажет! Разве не лучше, если помогу добровольно?!

А ещё бабушка упоминала, будто бы я принесла с собой сердце дракона... Непонятно, что значили её слова, но наверняка — это важно! Стоит рассказать об этом Клоинфарну.

Решив так, я поднимаюсь с дивана и иду в свои покои.

Тис уже набрал воды, оставил закуски, подготовил одежду. Быстро перекусив, я принимаю ванну, привожу в порядок волосы. Накидываю сорочку, а сверху надеваю лёгкое голубое платье. Подумав, застёгиваю его на все пуговицы до самого горла. На всякий случай…

Ну всё, я готова к разговору!

Готова, даже если дракон придёт взвинченный до небес.

Кивнув сама себе, я выхожу из ванной в сумрачную спальню. И несмотря на свою внутреннюю готовность, всё равно вздрагиваю, увидев Клоинфарна.

Прикрыв глаза, тот сидит на краю моей постели. Он скрыл рога, серебристые волосы убраны в хвост, свежая тёмно-синяя рубашка тесно обхватывает широкую спину, рукава подвёрнуты до локтя. Мой взгляд невольно цепляется за мерцающую золотую метку на запястье мужчины.

О недавней битве напоминают только посиневшие следы на шее и несколько порезов на лице, в остальном, Клоинфарн будто прежний. Но тут дракон открывает глаза… и я понимаю — нет, ошиблась. Оболочка та же, но внутри всё сожжено дотла.

Свет луны падает из окна и отражается в глазах мужчины, будто в чёрных озёрах, на дне которых живут чудовища.

И сейчас они очень голодны и злы, а я — та добыча, что они мечтают растерзать.

— Клоинфарн… — я ёжусь под пристальным взглядом, но продолжаю говорить, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Мне жаль, что в Аштарии на тебя напали… Но я правда не знала о ловушке! А если бы знала, никогда бы не привела тебя в неё!

— Не привела бы… — с мрачной усмешкой повторяет дракон поднимаясь. — И почему же? Это ведь был удачный шанс, чтобы избавиться от меня. И стране принесла бы пользу. Разве роль принцессы не в том, чтобы заботиться о подданных?

Тень от его фигуры падает на стену позади. Мне мерещится, что тень эта становится больше и больше, заполняя комнату густым мраком.

Глава 4

***Клоинфарн

Дверь хлопает за спиной, коридоры вьются, и вот я уже в правом крыле. Взбегаю на третий этаж. И сгибаюсь пополам, хватаюсь за перила, чтобы не упасть, не покатиться вниз по ступеням, будто жалкий смертный, не устоявший на ногах.

Прикладываю руку к груди туда, где пустоте гудит и захлёбывается болью ледяное, расколотое… ничто.

В памяти мечется образ… Хрупкие ключицы, тонкие запястья. Адель лежит в лунном свете — беззащитная, доступная, желанная. Ненавистная. Та, с кем связана моя душа. Искусанные губы — алые как кровь, их хочется смять поцелуем, чтобы не слышать их сладкую ложь. Её пушистые ресницы дрожат, они мокрые от слёз, широко раскрытые глаза смотрят с ужасом.

“Зачем ты врёшь?” — кричит Адель.

Эхо её слов множится в осколках моего сознания.

“Зачем-Зачем-Зачем?!”

Дум-дум-дум — колотится в груди, и каждый удар ржавым гвоздём вонзается под рёбра. Внутренний зверь очнулся ото сна и мечется в цепях воли, желая уничтожить ту, что предала его. Тени облепили лицо и руки, проникая в разум, кромсая то, что от меня осталось.

Если отключусь — то…

Нет, есть способ прийти в себя.

Мотнув головой, иду по коридору, хотя всю мою суть тянет обратно — туда, где на простынях лежит девушка с искусанными губами, с глазами цвета молодой листвы, с нежной кожей, чей жар я до сих пор ощущаю на кончиках пальцев.

Шепнув заклинание, отпираю замок, толкаю дверь в спальню и шагаю в её сумрачные объятия. Затхлый запах заполняет лёгкие. Лунный свет проникает между тяжёлых бархатных штор, отражаясь в полированных изгибах мебели.

— Клоин, — раздаётся от кровати мелодичный голос.

Эйда, она уже здесь. Ожившее прошлое в его ледяной неотвратимости. Сминая коленями шёлковую ночнушку, Эйда выбирается из кровати, её светлые волосы разметались по плечам, ласковая улыбка сулит наслаждение.

Я иду к ней — будто зверь, которого тянут за цепь. Каждый мой шаг преображает комнату. Исчезает пыль, потрёпанная мебель обретает свой первозданный вид.

Опустив на пол голые ступни, Эйда тянет ко мне руки.

Как и всегда.

Подходит, ласково обнимая.

Как и всегда.

Переплетает наши пальцы, шепчет:

— Ты нужен мне… по-настоящему нужен.

Каждый раз одни и те же слова, одни и те же жесты. Прошлое неизменно.

Я пытаюсь отыграть роль, ответить, как отвечал тогда, но скулы сводит, мышцы скручивает, моё лицо меня не слушается. Внутри меня ледяная пустыня, а что я чувствовал тогда — уже не вспомнить.

— Клоин, я люблю тебя, ты же знаешь?

Сердце стучит оглушая. Убивая изнутри. Кажется, будто я слышу треск собственных рёбер.

— Знаю, — отвечаю я и не узнаю свой голос. Он пустой, измученный… Я слишком хорошо помню, что будет дальше. Но это единственный способ успокоиться. Выдрать себя из липких иллюзий.

Горький яд, который меня спасёт.

Подняв тяжёлые руки, я обнимаю тонкую фигуру девушки — родную, желанную. Ненавистную. Поддаюсь, когда Эйда тянет меня на кровать, укладывает на мягкую перину.

Она целует — легко, свободно, будто утешая, её нежные пальцы скользят по моему лицу.

— Посмотри на меня.

И я смотрю. Я опьянён, влюблён, я не могу пошевелиться. Голова делается каменной — неподъёмной, зрение — мутным, будто на глаза упала вуаль. Эйда седлает мои бёдра, снова и снова шепча о любви, но по её бледному лицу катятся слёзы.

Почему она плачет?

От облегчения? От жалости? Или страха расплаты?

И почему улыбается?

От радости? От волнения? Или предвкушения свободы?

Она улыбается, когда гладит мои плечи, улыбается, расстёгивая на мне рубашку. Она делает это ласково, трепетно, только пальцы у неё дрожат. Пальцы выдают. И вот, наконец, улыбка Эйды ломается, трескается…

Из-за ненависти?

Из-за боли?

Она тянется к прикроватной тумбе — она заранее положила туда кинжал. Крепко обхватив рукоять, заносит его над головой.

“Дум-дум-дум”, — в груди надрывно стучит моё идиотское сердце, больное от любви.

Будь на её месте любой другой — сталь бы отскочила, не в состоянии пробить кожу дракона. Но кинжал держит Эйда. Поэтому лезвие входит в мою грудь так легко, будто нет ничего проще — чем пронзить сильнейшее существо мира обычной железякой.

Вспышка боли — яркая, страшная. Нужная.

Зверь мечется, воет, заставляя меня содрогаться от его надрывного рёва.

Дум-дум-дм-думдумдумдууу

Дум.

И наступает тишина.

Втянув воздух сквозь сжатые зубы, я расслабляюсь.

Наконец-то проклятое сердце заткнулось.

А вместе с этим исчез и призрак прошлого.

Глава 5

***Адель

Ты и есть Эйда…

ТЫ-И-ЕСТЬ-ЭЙДА!

Навек и навсегда… моя желанная и ненавистная жена.

Слова, сказанные Клоинфарном, не дают мне уснуть. Я то кручусь на смятых простынях, то встаю и меряю шагами сумрачную комнату. Выглядываю в окно, прижимаясь носом к холодному стеклу… Оно запотевает от моего рваного беспокойного дыхания.

Я Эйда?!

Нет! Не может быть!

Я снова возвращаюсь в кровать. Накрываюсь одеялом с головой, будто темнота спасёт от сомнений-репейников.

И всё-таки… я Эйда?!

Всё моё существо восстаёт против этой мысли!

Как я могу быть первой женой Клоинфарна?! Той, что предала его! Той, что заперла в тюрьме во мраке алтаря?! Разве может что-то связывать меня и эту безжалостную бесстыжую женщину?! Почему дракон так уверен, что я — это она?! Какие у него доказательства?!

От волнения я дёргаю себя за волосы — привычка, которая тянется из детства. Тогда мне часто заплетали сложные причёски, и кожа головы чесалась от шпилек. А сейчас эти шпильки будто не снаружи — а внутри, впиваются в череп, заставляя его гудеть.

Могу ли я, правда, быть Эйдой?!

Если на секунду представить, что это правда… то я её реинкарнация?

Мой учитель говорил, что праведные души после смерти проводят вечность на волшебных лугах Божественного зверя! И только злые души возвращаются в мир смертных. Они рождаются в нищете, в горе и лишениях, чтобы расплатиться за грехи прошлого. Но я-то принцесса при любящих родителях!

Не складывается что-то…

А если я всё же реинкарнация, то эта тень в доме… кто она?

“Тень — не то же самое, что "призрак”, — напоминаю себе, садясь на кровати и снова дёргая свои золотые локоны. Ох, так и без волос можно остаться…

Усилием воли отпускаю руки, нервно сцепляю их перед собой.

Нет! Не согласна! Я не Эйда! Во мне ни единой её черты! Я никогда не обрекла бы другое существо на бесконечные страдания! Мне претит её низкий поступок! Подобное невозможно оправдать! …но получается, Клоинфарн уверен, что я — это она.

Значит, он думает — что во мне её душа? А притащил сюда и запер… зачем? Чтобы отомстить? Чтобы измучить? Но получается так, что мучается он сам!

Или его месть в том, чтобы влюбить меня, а потом с жутким злодейским смехом вырезать уже моё сердце?! Но тогда, почему дракон скривился, когда я почти призналась ему в чувствах?

Он твердит о мести! О ненависти! А сам не может скрыть нежность, с которой смотрит на меня всякий раз, как думает, будто я не вижу.

Он говорил, что хочет вернуть украденное... Но тогда, почему все эти дни мы занимались чем угодно, но только не поисками?!

Не понимаю его! Не понимаю! Я, он, она… всё сплелось в запутанный клубок, где не найти ни начала, ни конца! Чем больше думаю, тем сильнее теряюсь в паутине домыслов. Кажется, ещё немного, и она спеленает меня, как глупую мушку, и я упаду в бездну совсем уж диких предположений.

Одно из них таких тревожит сильнее прочих…

Сегодня, вчера, и раньше… Клоинфарн так жарко целовал меня, как трепетно обнимал… Был ласковым, заботливым и страстным! Но получается, если всё это время он принимал меня за Эйду… То и целуя, он представлял свою первую жену?

И совсем не видел меня?

От одной этой мысли становится противно. И больно!

Что, если я нужна ему как её призрак?! И моя ценность лишь в том — что я продолжение его мёртвой жены? Что, если несмотря на предательство, он любит Эйду? И надеется, что есть объяснение её ужасному поступку! И поэтому не хочет слышать о моих чувствах… ведь я всё же не до конца она.

В груди делается больно, пустота скручивает живот.

В глубине души я понимаю, что это ночные навязчивые тревоги. Я устала, я эмоционально выжата, день был чудовищный! Но всё же… всё же… мне вопреки логике хочется, чтобы Клоинфарн желал только меня! Чтобы я была той, из-за кого он теряет контроль! Чтобы он улыбался именно мне! Танцевал со мной! Ругался и смеялся со мной! Ревновал меня! Видел меня! А не её! Не её!

Эти мысли бестолковые, жалкие, детские, но от них так горько, так обидно за себя, что я падаю лицом в подушку и давлюсь слезами. Будто глупая пастушка из детской сказки, которой разбил сердце дикий оборотень-волк…

В той сказке пастушка думала, что волк её любит… а он целовал девчушку лишь потому, что от неё так аппетитно пахло овечками, которых она каждый день пасла на полянке перед лесом. Волк обожал лакомиться овечками, и поэтому ему так нравилась пастушка… но однажды, он забылся, и желая поцеловать, откусил бедняжке голову.

Вспышкой приходит понимание: Однажды и Клоинфарн забудется. И тогда…

К утру я засыпаю беспокойным сном.

А просыпаюсь в ужаснейшем настроении, когда солнце стоит уже высоко. Лучи проникают в комнату. Они золотом подсвечивают балдахин, искорками отражаются на трёх лакированных стойках… но рассеиваются, когда касаются слеплённой из тьмы женской фигуры, сидящей на краю моей кровати.

Чёрные волосы женщины развивает ветер, которого на самом деле в комнате нет. В провалах глазниц мерцает алый огонь, рот уродливо изогнут.

Раньше я бы уже дрожала и плакала от ужаса! Но сейчас не испытываю ничего похожего на страх. Словно после вчерашнего путешествия в Аштарию что-то во мне переломилось… и изменилось навсегда.

— Он предаст тебя… — скрежещет тень.

— И тебе доброе утро, Эйда, — отвечаю я с ироничной улыбкой.

— Всё повторится… я же говорила… — шипит Эйда, наклонив чёрную голову.

— Это я уже слышала.

— Будущее не врёт. Оно неизменно… — по нарастающей продолжает тень.

— И эта песня тоже была. Оригинальность и красноречие — не твой конёк, да? — спокойно спрашиваю я, рассматривая колыхающуюся тёмную фигуру.

Нет, всё же мы с ней совершенно не похожи. Черты лица Эйды смазаны, но те, что проступают сквозь дымчатую маску — гораздо тоньше моих. Наши фигуры тоже разные, у меня тип “песочные часы, а у неё… хм, доска? Хотя может тень просто худая, вон, и ночнушка болтается свободно.

Глава 6

Поддерживая под спину и колени, Клоинфарн выносит меня из комнаты. Испуганно, вцепившись в мужчину, я прижимаюсь горячей щекой к его прохладной рубашке, которая пахнет лесом, дымом и немного яблокам. Волосы дракона собраны в гладкий хвост, глаза — тёмные колодцы с голубым огнём на дне.

— Ты в порядке? Не ранена?! — В его голосе и взгляде сквозит неприкрытое волнение.

— Н-нет, не ранена, — выдыхаю, чувствуя себя маленькой и хрупкой в его руках. Душу затапливает нежная радость, первый порыв — прижаться крепче к твёрдой груди, обнять мужчину за шею, вдохнуть глубже такой успокаивающий запах…

Но сердце болезненно вздрагивает. Заноза обиды засела глубоко.

Лёгкие охватывает ледяной холод, как если бы меня вдруг уронили в студёную воду.

Нет, я не должна забывать — Клоинфарн не мой спаситель. Наоборот, он тот, от кого мне следует спастись! Бежать, не жалея ног! Вся его доброта — лицемерное притворство! А раз так, то и он от меня не получит ни капли тепла!

— Я сама могу идти! Поэтому отпусти, — говорю я, упираясь ладонями в покатые плечи.

— Уверена? Как ты себя чувствуешь? — И снова этот тон… якобы он волнуется! Якобы ему не плевать!

— Всё в порядке! — я пытаюсь выкрутиться из излишне заботливых рук. Тапки соскальзывают с голых ступней. Я вспоминаю, что на мне одна лишь тонкая ночнушка. Смущаюсь… и тут же злюсь на себя за это! — Немедленно поставь меня на пол! — громче требую я.

— Откуда в комнате магический огонь? — Клоинфарн направляется в гостиную, явно не собираясь меня отпускать. Наоборот, прижимает теснее. — Что случилось?!

“Ты! Ты случился!” — хочется крикнуть мне.

Зачем он проявляет доброту, если ненавидит? Зачем так бережно держит, если желает мне зла?!

Мне нужно быть благодарной за то, что он спас меня из огня, но я испытываю одну лишь досаду и саднящий гнев. Мне хочется драться! Хочется кольнуть дракона побольнее! Это желание так велико, что я не сдерживаю себя:

— Да знаешь… Просто захотелось согреться! А заодно сменить обстановку! Нельзя?!

— Не время язвить, — рычит он. — Ты хоть понимаешь, какой опасности себя подвергла?!

— Зато ты смог меня героически спасти! Чтобы я в очередной раз была перед тобой в долгу!

— Адель… — в его ледяном голосе сквозит предупреждение.

Я сцепляю зубы. Собственное имя режет слух, будто граблями по стеклу провели.

— Адель… — натянуто усмехаюсь я, повторяя вслух собственное имя. — К чему это притворство, Клоин? Называй уж меня “Эйда”, чтобы я не забывала своё место. Ты ведь на самом деле именно за неё испугался, за Эйду? Испугался, что твоя бывшая жена сгинет, ещё до того как ты успел ей отомстить. А до “Адель” тебе и дела нет.

— Прекрати нести бред!

— Бред?! Да с момента, как я встретила тебя — вся моя жизнь стала нескончаемым бредом! Я уже ничего не понимаю! Отпусти! — выкрикиваю я, пытаясь выкрутиться, вырваться из стальных объятий, которые ощущаются как тиски, сжавшие не только тело, но и душу, и сердце! Мне невыносимо в них находиться! Не хочу быть здесь! Не хочу ничего чувствовать!

— Адель…

— Нет! Не называй моё имя! Вообще никак меня не называй! Знать тебя не желаю!

Но проще было бы стянуть железные кандалы, чем вырваться из рук дракона. Почему-то я уверена, даже если ударю магией — он не отпустит. Просто из упрямства!

В итоге, так ничего и не добившись, замираю, тяжело дыша. Вскидываю злой взгляд.

Клоинфарн смотрит остро, будто иглой прошивает, а я вдруг замечаю, насколько бледна его кожа. Глаза какие-то лихорадочные, а губы — сухие, покрытые вертикальными алыми трещинками, будто он долгое время был на морозе. Но при этом дракон выглядит спокойнее, чем обычно, и нет вчерашней надломленности, будто ему хватило одной ночи, чтобы навести в душе порядок.

Тогда как у меня всё получилось наоборот.

Пройдя вглубь гостиной, он молча опускает меня в глубокое мягкое кресло, которое стоит возле потухшего камина. Проникая сквозь щели между штор, солнце ложится на лицо дракона полосой тёплого света от виска к подбородку, как бы рассекая надвое — на светлую и тёмную половины. На личину добра и зла. На ту часть, что покорила моё сердце… и ту, что я ненавижу всей душой!

Почему-то в груди рождается дрожь, и приходится сжать пальцы на коленях, чтобы они не выдали моё состояние.

— То что случилось — не шутка, Адель, — говорит Клоинфарн, глядя мне в глаза. — Твоя магия вышла из-под контроля и едва не привела к серьёзному пожару. На что ты разозлилась?

— А у меня разве мало поводов? — я вздёргиваю подбородок.

— Тебя так сильно злит правда? То, что ты в прошлой жизни была Эйдой?

Он издевается?!

Я сжимаю губы в линию, обдумывая как бы поблагороднее выдать ответ из разряда: “А не пошёл бы ты в бездну!” Но неожиданно Клоинфарн делает нечто странное. Он вдруг опускается на пол возле моих босых ног, а затем, потянувшись, берёт в ладони мои напряжённые руки. Я пытаюсь их вырвать, но он успевает удержать — крепко, но мягко обхватив пальцами мои запястья.

— Что ты…

— Я ничего не сделаю, только поищу ожоги. Сиди смирно, — тихо откликается дракон, расположившись прямо на полу возле моих ног. Голос у него гипнотический, с повелительными нотками. Я подчиняюсь почти безотчётно, замираю, напряжённая как натянутая струна.

Клоинфарн сосредоточенно обводит подушечками пальцев голубые венки на моих запястьях, а затем переворачивает мои руки ладонями вверх. Оглядывает их. Следом осматривает предплечья, потом торчащие из-под белой ночнушки щиколотки и голые ступни. Не найдя ран, поднимает на меня внимательный взгляд.

Всё это время я не дышу.

Происходящее кажется нереальным! Он сидит передо мной на полу! Смотрит снизу вверх! И всё равно остаётся сильным, непоколебимым. В нём нет сомнений, тогда как меня предаёт собственное сердце, оно колотится так сильно, так мощно, будто желает вырваться из груди и упасть к ногам сидящего передо мной мужчины.

Глава 7

Тис отводит меня в свободные комнаты, где я, наконец, меняю ночнушку на приличное платье — бежевое с длинной драпированной юбкой, синяя лента выгодно подчёркивает талию.

Пока вожусь со шнуровкой на рукавах, неспешно перебирая завязки пальцами, в уме крутятся обрывки разговора с Клоинфарном.

Вопросы всплывают один за другим.

Что такое “драконья луна”? Что ещё за чужаки в тумане? Что за настойку должен приготовить мне Тис? И правда ли она поможет разговорить Эйду?

С каждой минутой в душе крепнет решимость отыскать тень и вытрясти из неё правду! Почему она-я так поступили в прошлом?! Где спрятано сердце дракона?! И если верну его… обрету ли свободу? Потому что оставаться с Клоинфарном на условиях “ты очень даже в моём вкусе” я точно не согласна! Если эта настойка, которую упомянул Клоинфарн, поможет — то я готова пить её днём и ночью, лишь бы сдёрнуть с шеи камень прошлого!

Теперь, когда я узнала правду о себе — она давит на меня булыжником, тянет к земле, заставляя сомневаться в том, кто я есть. Правда ли я не способна предать? Правда ли во мне нет тьмы?

Если подумать… я не раз поступала дурно. Однажды будучи ребёнком, я ударила девочку, лишь за её некрасивые слова.

Бывало, я ревновала сестру к маме с папой…

А ещё собиралась выйти замуж без любви, чтобы защитить себя, и вовсе не думала о чувствах Роберта. Чем это отличается, от того, что предлагает мне Клоинфарн?

А верхушкой дурных дел является то… что на балу я пошла к бабушке, хотя чуяла, что это закончится плохо!

Так может… и мой поступок в теле Эйды не столь невероятен? Может, зря я думаю, будто не способна на худшее?

— У вас всё хорошо, тиара? — спрашивает Тис, когда я выхожу из солнечной комнаты в тёмный коридор.

— Хорошо… — бормочу я, не в силах удержаться от сарказма, — день за днём всё лучше и лучше. Прямо уже не знаю, как остановить эту лошадь счастья!

— О, зачем же останавливать счастье! Я очень рад, что всё хорошо! — радостно улыбается Тис, и мне делается неловко, что он так искренне верит любому моему слову.

— Тис, то что я сказала… это был сарказм, — вздыхаю я.

— Ох, — лицо парня удивлённо вытягивается, а улыбка меркнет. Он вновь окидывает меня взглядом, а потом вдруг говорит. — Знайте… Вы совсем не такая, как она. Поэтому вам не надо переживать!

— Ты что, читаешь мысли? Или у меня на лице написано? — я пытаюсь улыбнуться, но губы не слушаются и получается фальшиво.

Слуга наклоняет голову, вглядываясь в меня серыми глазами из-под отросшей чёлки, ну точь-в-точь как дикий лесной зверь. Теперь, когда я знаю о прошлом фамильяра, то замечаю в его юном лице звериные черты. Уголки глаз выше привычного, ресницы пушистые и длинные, радужка необычно серая, но не как сталь, а как серая шерсть койота, с крошечными рыжими вкраплениями. А ещё у парня ненормально длинные руки… пальцы достают до колена — и как я раньше не замечала? Движения худощавого тела — неловкие, будто Тису неудобно в двуногой человеческой форме, а ещё он хромает… Интересно, почему?

— Я не читаю мысли. Я чую… — Тис шагает навстречу

— Что?

— Энергию ульгур. Вот здесь, — он тянется, чтобы коснуться моего солнечного сплетения, но останавливает движение и рука повисает в воздухе. — Раздёрганная вязь… сомнения, тревога, потеря себя. Можно стать сильнее преодолев. Или окончательно позабыть свой путь…

Я растерянно хмыкаю.

— Но я, конечно, не должен был… — спохватывается Тис, отступая и мотая головой, будто нашкодивший щенок, — простите, ради драконорожденных! Кто я такой, чтобы вас учить!

— Нет-нет, не извиняйся, — на этот раз улыбка получается хоть и печальной, но искренней. — Наоборот, я тебе благодарна. Мне стало легче от твоих слов. Если в будущем тебе захочется мне что-то посоветовать или сказать — говори смело.

— Не уверен, что имею право… Задача фамильяра не думать — а исполнять приказы.

— Но ещё защищать дом и хозяев. А для этого иногда нужно включить голову, Тис.

Он молчит несколько мгновений, я буквально вижу на его бледном лице напряжении мысли. Потом он очень серьёзно кивает:

— Я запомню, моя тиара.

— Вот и молодец, — я хлопаю парня по плечу, и он мгновенно заливается краской, будто я его поцеловала.

Это выглядит даже мило. Он неловко поправляет чёрную чёлку, откашливается в кулак и говорит, смущённо отводя глаза:

— Прошу, пойдёмте за мной. Знаю, что вы ещё не завтракали. Я уже накрыл на стол… После займёмся настойкой омута, если вы не передумаете.

— Почему я должна передумать? — спрашиваю, следуя за Тисом. — Это опасно?

— Нет. Тень не может серьёзно навредить вне тумана. Но…

— Но?

— Лучше бы всё шло своим чередом… — тише отвечает слуга. — Если тень заговорит уже сейчас, будете ли вы готовы к её словам? Будет ли готов хозяин? Теперь я вижу… доверие между вами слабее паутинки. Его порвёт и ветерок…

— Но Клоин упомянул о некой драконьей луне, и если не поторопиться, я потеряю шанс на развод.

Тис спотыкается. Обернувшись, он смотрит на меня с таким ужасом, будто я плюнула на святыню.

— Туман вас упаси! Развод?! Ради снежной Эльвы, скажите, что вы пошутили, тиара! И впредь, умоляю, не произносите столь ужасных слов!

— Почему сразу “ужасных”? — я скрещиваю руки. — Разве не “ужаснее” прожить жизнь с тем, кто меня никогда не полюбит?

У Тиса делаются глаза как блюдца.

— О чём вы! — восклицает он. — Для хозяина нет никого важнее вас!

— Именно поэтому он запер меня здесь?

— Запер? О нет! Вы думаете, эти стены, и этот замок — тюрьма? Но это крепость, что защищает вас! Гнездо, где вас оберегают! Мир гораздо опаснее, тиара! Каждый захочет обломать вам крылья, запутать во лжи!

— Кроме Клоинфарна? — я скептически приподнимаю бровь.

— Конечно! — горячо заверяет Тис. — Вам кажется, что на шею сгрудили камень, но на самом деле этих камней тысячи — и лишь один добрался до вас! Мир опасен! Лучше вам будет никогда не уходить отсюда. Так я всегда смогу заботиться о вас. И вы с хозяином всегда будете счастливы!

Глава 8

В ужасе отшатнувшись, я врезаюсь спиной в стальные прутья. Замираю, испуганным кроликом, глядя на то, как старик скребёт пол обломанными ногтями, будто хочет вцепиться гнилыми зубами в моё горло!

— Фу! Место! — командует Тис.

Вздрогнув, старик поднимает на слугу лихорадочный горящий взгляд.

— Ну, что ты здесь устроил? Как тебе не стыдно! — фамильяр без малейшего страха треплет старика по седой голове, также как недавно трепал пса между ушами. — Ну же Бран, зачем ты скалишься. Это ведь твоя правнучка, посмотри какая красавица!

“Нет-нет, не надо на меня смотреть!” — хочется крикнуть мне. Тем более, во взгляде жуткого старика ни капли сознания, одна лишь мутная звериная ярость.

— Кто это вообще такой?! — с лёгкой паникой спрашиваю я.

— Возможно, вы знаете его под именем Бранаур.

— Нет, не знаю! Никогда не слышала о таком своём родственнике! Может, ты ошибся, и он не имеет ко мне отношения?

— Никакой ошибки, — отрицательно мотает головой Тис. — Это ваш пра-пра много раз “пра” дедушка, в прошлом могущественный маг, основатель аштарийской династии. Хотя сейчас он выглядит безобидно, но раньше был опасным и злым человеком. Не знаю, верите ли вы мне, тиара…

— Верю! — киваю я, пытаясь понять, в каком месте этот старик “безобидный”! Даже сейчас он выглядит так, будто у него достаточно сил, чтобы накинуться на меня… и заразить гангреной!

— Он был одним из тех, кто помог заточить хозяина в магическую тюрьму, а после продлевал свою жизнь за счёт сил эль-тиара! И теперь расплачивается за свои чёрные деяния… Хотя, на мой скромный взгляд, хозяин с ним чрезвычайно милостив.

— Милостив?! Но этот старик живёт в теле пса!

— А мог бы стать муравьём, червяком или слизью! Или вечно страдающей сущностью, что день и ночь воет от боли. Ещё хозяин мог бы погрузить Брана в его худшие кошмары! Или запереть в темноте, под землёй. Или привязать к его ноге камень и сбросить в воду, чтобы старик умирал снова и снова, но оживал вновь и вновь. Или…

— Ладно-ладно! Поняла! — я поднимаю руки в примирительном жесте, — Клоинфарн милостивее всех богов вместе взятых! И сделать из своего врага — собаку — это вообще верх человечности.

— Я рад, что вы это поняли, тиара, — серьёзно соглашается Тис, как обычно, не уловив сарказма.

— Значит… — я вновь перевожу взгляд на пса… то есть на старика! Тот по-прежнему сидит на земле, будто для него нет ничего нормальнее.— ...этот Бранаур… он помог создать ловушку для Клоинфарна?

— Да.

— И он… лично знал Эйду?

— Да. И, предвидя ваши вопросы, хозяин ничего не смог узнать у Брана. Ведь на нём была выжжена скрытая печать тишины, это значит, стоило вашему дедушке начать говорить о тех временах… как магия разрушила его сознание, похоронив правду.

— Ох… Так вот почему он в таком состоянии. Я думала, это вы его замучили!

— Ну-у… — Тис опускает глаза, — не могу отрицать, что методы эль-тиара оказали дополнительный разрушающий эффект… Но в глубине души Бран всё ещё ваш добрый дедушка!

— Ты хотел сказать “злобный дедушка”?

Тис на миг задумывается, а потом смущённо кивает:

— Да, так будет вернее!

— Но зачем вы его здесь держите, если толку никакого?

— Ну это сейчас никакого. Но создатель печати мог бы подсказать порядок энерго-нитей для восстановления сознания Брана. И если заклятие наложила Эйда…

— То я смогу его узнать… — догадываюсь я.

— Верно! Но даже если нет, сознание имеет свойство восстанавливаться, особенно если этому восстановлению помогать… Пусть это и займёт лет двадцать, но я активно занимаюсь с Браном. Раньше он только рычал, а теперь и команды различает!

— Ну да, результат налицо, до “человека” рукой подать, — хмыкаю я. — Ну ладно, я уже ничему не удивляюсь! Но зачем ты изначально привёл его сюда?

— Вот почему!

Взяв со стола круглый ромбовидный флакон с острым дном, Тис укалывает им худое плечо старика. Ёмкость прямо на глазах начинает наполняться чем-то алым.

— Это кровь?

— Да, она нужна для настойки омута.

— Мне… надо будет пить его кровь?! А это обязательно?

— Можно использовать кровь любых родственников, но они далеко, а ваш дедушка совсем не против. Правда, Бран?

Старик уродливо растягивает сухие губы, ни то в улыбке, ни то в оскале. Меня аж передёргивает!

Тем временем Тис выливает содержимое флакона прямо на стол. Я вытягиваю шею, чтобы рассмотреть, что там происходит — но свет тускловат, а любопытство сильнее страха — поэтому я подхожу ближе.

Оказывается, что стол, над которым работает Тис — это на самом деле плоская каменная чаша, испещрённая круговыми бороздками. Слуга выливает в них содержимое собранных на полках баночек — и вот по бороздкам уже скользят красные, жёлтые и синие ручейки. Они соединяются на дне, превращаясь в общую грязно-бурую массу.

Меня подташнивает только от одной мысли, что мне придётся это выпить!

— Ну всё! Осталось лишь добавить вашу магию, тиара, — говорит Тис.

— Что именно мне надо сделать? — осторожно спрашиваю я.

— Коснуться чаши, и призвать свою магию.

— Хм… Хорошо.

Обойдя старика, я встаю возле слуги, кладу руки на закруглённый каменный край и призываю энергию, как меня учили в Аштарии. Пальцы начинает покалывать… но ничего не происходит. Тис смотрит на меня ожидающе. Похоже, тут нужен мой новый способ колдовать.

Словно я хищник.

Прикрыв глаза, я заглядываю вглубь себя. Туда, где в тёмной части моей души прячется злость — на себя, на Клоинфарна, на нелепую судьбу. Раньше это была лишь капля гнева, потом — лужа, но сейчас я ощущаю в себе целое озеро. Стоит коснуться его чёрной глади, как колючая энергия ярости вздымается дикой волной. Она накатывает, охватывая жаром грудь, плечи, руки. Ладони нагреваются, будто я сунула их в огонь, с тем лишь отличием, что я не чувствую боли.

Открыв глаза, я ахаю от удивления.

Воздух в алхимической комнате потрескивает от крохотных вспышек — как если бы её заполнила сотня светлячков. Энергия точками вытекает из моих пальцев, стремительно наполняя чашу чем-то густым и серебристым, похожим на ртуть.

Глава 9

Зажмурившись, я замираю, с тревогой ожидая того, о чём говорил Тис — потока чужих воспоминаний. Чужих эмоций! Мои мышцы каменеют, будто готовясь принять удар разъярённого зверя… и устоять! Устоять, чего бы мне это ни стоило! Но удара всё нет и нет, будто я выпила не волшебную настойку, а обыкновенную воду.

— Ну что? — доносится до ушей взволнованный голос фамильяра. — Что вы чувствуете, тиара?

— Кажется… ничего, — разочарование скребёт горло.

— Может, вспоминаете эту лабораторию? Вы ведь часто бывали здесь прежде.

— Да? — озадаченно бормочу я, открывая глаза и оглядываясь.

На баночках бликует свет ламп, старик сидит на полу и, будто помешанный, дёргает себя за длинную седую бороду. Нос чешется от запаха трав.

Я ищу взглядом хоть одну знакомую по прошлой жизни деталь… Но с таким же успехом могла бы вглядываться в ночное небо Эльвитариона, пытаясь вспомнить названия созвездий, которые вижу впервые.

— Нет, я ничего не помню, — сокрушённо качаю головой. — На жителей моего мира эта настойка точно работает?

— Должна, — хмурится Тис. Прихрамывая, он подходит к стеллажу с книгами. — Подождите, сейчас перепроверю записки алхимиков.

— Может, порция была слишком маленьк… — но я не заканчиваю фразу, потому что ушей вдруг достигает задушенный жалобный всхлип.

Я оборачиваюсь на звук и вижу, как возле стальной клетки формируется сотканная из тьмы фигура уже знакомой женщины — Эйды. Она стоит, скрючившись, как от желудочной боли, её дымчатое тело колышется, точно вот-вот растает. И то ли от настойки, то ли из-за яркого света, но сейчас я куда лучше могу разглядеть её исхудавшее лицо.

У Эйды высокая линия скул, острый дрожащий от обиды подбородок, заплаканные миндалевидные глаза… цвет не понять, но очевидно — женщина и правда похожа на меня! Мы, конечно, не близняшки, но словно одной крови.

“Он не мог… не мог меня бросить! Он бы никогда… — бормочет Эйда между всхлипами. Её голос хриплый и надломленный. Хватаясь за прутья клетки, за стены, шатаясь, тень бредёт к одной из полок, за ней по пятам шлейфом тянется тьма.

“Он не разлюбил бы меня... Он обещал… Это любовь благословлённая перворождёнными ! Я его наречённая! — Она лихорадочно касается баночек на полках, читая их названия. — … Я могу всё изменить! Я могу… Я докажу. Где же? Проклятье!” — она хватает одну из банок и со злостью швыряет об пол!

Но ни звука, ни осколков — ничего нет.

“Нет! Не допущу… Я всё исправлю! — всхлипывает Эйда, упираясь лбом в деревянную полку. — Иначе… я ведь не смогу без него!” — она дышит так часто, будто задыхается от нехватки воздуха. Угольно-чёрные слёзы текут по её чёрному лицу.

У меня же на затылке шевелятся волосы, а кровь отливает от щёк.

— Нет, тиара, дело точно не в порции, — тем временем спокойно говорит Тис, листая книгу и продолжая наш разговор, будто ничего необычного не происходит! — Возможно это из-за большего количества магии и…

— Стой! Ты её не видишь?! — перебиваю я. Мой голос срывается на испуганный шёпот. Я нервно указываю пальцем на Эйду, что стоит всего в трёх шагах от Тиса!

Слуга оглядывается… Смотрит на Эйду в упор! Но…

— Не вижу “кого”? — вновь обернувшись ко мне, он недоумённо поднимает тёмные брови.

— Эйду! Там тень Эйды! — громким шёпотом говорю я.

— Простите, моя тиара… но я правда никого не вижу. Если бы здесь была тень, я однозначно бы её разглядел. Может, так проявляются воспоминания? Что Эйда делает?

Я бросаю на женщину беспокойный взгляд:

— Она… плачет. И… что-то ищет на полках. Она говорит много и не как тень. А как... человек...

И в этот момент Эйда вскидывает голову, её глаза, словно два тлеющих угля, вспыхивают алым. Сощурившись, она обводит помещение взглядом, словно загнанный зверь.

“Кто здесь?! — высоким фальцетом выкрикивает она, поднимая ладонь для магической атаки. — Что за крыса прячется в тенях?! Выходи!”

Я обхватываю себя руками, пытаясь унять дрожь, которая сотрясает тело.

Сейчас Эйда не такая, как обычно! Она ведёт себя будто живая!

— Тис, — мой голос становится сиплым, я делаю шаг в сторону, чтобы быть ближе к двери и подальше от говорливой тени. — Она может меня слышать?!

Фамильяр что-то отвечает... Да или нет? Я не знаю, не различаю! Потому что тёмный взгляд Эйды вдруг останавливается на мне.

“Ты-ы, — выдыхает она с изумлением. Потом медленно, словно удивлённо опускает глаза на свои тёмные руки. Сжимает пальцы в кулаки и разжимает вновь. Поднимает взгляд на меня. Лицо её разглаживается.

— Это правда ты! — её голос звенит безумной надеждой, награни с благоговением. Она будто утопающий, который потерял надежду, и вдруг разглядел плывущую вдали лодку.

Но лучше бы она шипела как раньше!

— О, небесный туман! Ты поможешь мне?! Ты должна помочь! Обязана! Умоляю! Иначе я пропаду! Мы должны... должны всё исправить! Прошу!” — выпаливает она на одном дыхании, будто боится, что если остановится, то не успеет сказать всё-всё.

Она делает ко мне шаг.

— Ти-и-с! — испуганно зову я, — она просит помощи! Что я должна делать?!

— Не волнуйтесь, тиара! — отвечает фамильяр. — В книгах сказано, что в редких случаях эффект настойки может проявиться неожиданным образом. Должно быть ваше взаимодействие — это ключ к воспоминаниям!

Слова Тиса звучат логично, но мой инстинкт вопит, чтобы я убегала и как можно скорее! Эйда скорее похожа на одержимую! Она идёт ко мне, протягивая жадные руки со скрюченными пальцами.

“Вместе мы найдём его сердце! — говорит она. — Обещаю! Мы его найдём и принесём ему! И он простит нас! Давай же! Давай!”

— Она обещает найти сердце! — выкрикиваю я, отскакивая, в последний миг избегая прикосновения чёрной руки.

— Ох, похоже, это правда ключ… — неуверенно произносит Тис.

“Пожалуйста, — жалобно просит Эйда, — мы просто вернём ему сердце, вот и всё! Ты ведь тоже этого хочешь?! Прошу… Умоляю! Ради любви! Ради справедливости!“

Глава 10

— Адель!

Имя выдёргивает меня из ватной тишины. Я обнаруживаю, что торопливо иду через сумрачную гостиную навстречу к Клоинфарну. За время, проведённое в лаборатории, начался дождь — я слышу, как он барабанит по подоконникам и окнам.

Дракон явно перешагнул порог замка совсем недавно — к его сапогам прилипла земля, на плечах колышется плащ из густой тьмы, капли воды стекают по серебряным волосам и бледным скулам. Судя по виду он торопился, даже не переоделся, сразу пошёл меня искать.

Вот только меня больше нет.

Я не могу пошевелить даже пальцем! Мне мерещится, будто я кукла, которую дёргают за верёвочки, две из них привязаны к уголкам моих губ, и вместо гримасы ужаса, рот растягивается в широкой улыбке, такой счастливой… будто сегодня лучший день в моей жизни.

Или, точнее — в жизни Эйды, которую теперь я ненавижу до дрожи!

А между тем за закрытыми дверьми лаборатории на холодном полу лежат Тис и старик Бранаур… Но бывшую жену Клоинфарна это совершенно не беспокоит.

— Дорогой! — восклицает она. Прежде чем дракон успевает сказать ещё хоть слово, подлетает к нему и обнимает мужчину за шею. Шепчет восторженно и жарко: — Я так соскучилась!

Она вжимается в него грудью и дышит так часто, что я умираю со стыда!

Оторопев, дракон с опозданием обнимает в ответ. Эйда тянется за поцелуем, вжимается губами в твёрдые, холодные губы дракона, проводит по ним языком.

Дракона не приходится уговаривать.

Секунда… и он перехватывает инициативу, комкает в пальцах ткань платья на спине Эйды, прикусывает её губы. Поцелуй получается порочный и страстный, будто после долгой разлуки!

В Эйде ни грамма смущения она стонет, обвивает шею Клоинфарна нетерпеливыми руками, зарывается пальцами в его волосы. Страсть мужчины, его влажный язык, его руки жадно скользящие по телу — я чувствую всё! И так остро, что мне хочется кричать от боли, разрывающей душу!

Это безумие! Печаль, боль, стыд, ужас смешиваются в моей душе. Мне хочется плакать навзрыд, но даже на это я неспособна!

За окном сверкает молния, заливая гостиную резким белым светом. А следом приходит глухой гром, похожий на гортанный рык древнего зверя.

И неожиданно прохладные ладони ложатся на талию Эйды и отодвигают её. Она рвётся продолжить поцелуй, но дракон мягко удерживает её на месте.

— Что такое? — бормочет Эйда, а между тем что-то холодное и влажное скользит по её (моим) щекам... Оказывается, это слёзы. Клоинфарн ловит слезинку шершавым пальцем.

— Почему ты плачешь? — хрипло спрашивает он, вглядываясь своими невероятными тёмными глазами. И если в моём сердце это рождает надежду и трепет, то Эйду почему-то пугает до ледяного озноба.

— Плачу? — она подносит дрожащие пальцы к мокрым щекам, будто не верит. — Ох, это от радости, наверное. Я очень рада видеть тебя!

Она улыбается — как будто по-настоящему, но, видимо, что-то в её поведении настораживает дракона.

— Ты… уже пила настойку? — спрашивает он с тревогой в голосе.

— Нет, ты что! — вскидывается Эйда. — Я бы не стала без тебя! Да и теневик всё ещё готовит зелье.

— Теневик? — прищуривается дракон, его взгляд внимательно изучает моё лицо. — …ты про Тиса?

— Да-да, про него, — Эйда медленно облизывает губы, словно соблазняя, шепчет с придыханием: — На самом деле… я испугалась, Кло. Не уверена, что хочу её пить.

Не хочет пить настойку?! Конечно! Ведь она её вылакала чуть ли не до дна!

“Что ты задумала?!” — мысленно кричу я, дёргаясь в путах, будто мушка, что угодила в паутину.

Эйда не отвечает. Не хочет?! Не слышит? Я рвусь на свободу, но это всё равно что пытаться руками согнуть стальные прутья! На меня снова наваливается усталость, сознание мутнеет.

Похоже, каждый раз когда я поддаюсь эмоциям, меня утягивает во тьму. Усилием воли я успокаиваюсь. Мне не хочется очнуться через час и обнаружить, что Эйда уже в постели с Клоинфарном! Целует его моими губами, обнимает моими руками!

А может, он вовсе и не будет против? Может, он этого и желает?! Чтобы вернулась она, и исчезла я…

— Адель, конечно, можно обойтись и без настойки… Вероятно, так будет даже лучше, — Клоинфарн отпускает её-мою талию, его зрачки вытягиваются веретёнами. Он буквально прожигает меня взглядом. — Но разве не ты на нём настаивала?

— Ой, я была упрямой дурочкой! — Эйда так неискренне смеётся, что фальшь режет слух. — А теперь прозрела! Я поняла кое-что важное…

— И что же? — дракон хищно наклоняет голову. Вертикальные зрачки пульсируют, будто гипнотизируя жертву.

— Кое-что о нас! Я долго думала, и… Ты прав, мы должны быть вместе.

Лицо дракона леденеет.

— Интересно… и неожиданно. И почему же ты хочешь остаться, Адель? В чём причина? — его голос опасно хрустит, будто стеклянное крошево.

Лучше бы Эйда замолчала прямо сейчас! Но вместо этого она протягивает к Клоинфарну руки, будто ждёт, что он вот-вот заключит её в объятия.

— Потому что… потому что люблю тебя! — торжественно говорит она. — Люблю всем сердцем, Клоин!

Мне хочется провалиться под землю, чтобы не слышать этого кошмара! Если бы я могла — зажмурилась бы от ужаса! Но Эйда — не я, её глаза широко открыты, она смотрит прямо на Клоинфарна, с восторгом ожидая его реакции.

Но на мраморно-бледном лице дракона не дёргается ни один мускул. Качнув головой, он прикасается пальцами к своей груди. Его взгляд будто обращается в себя…

— Повтори, — тихо просит он. — Скажи ещё раз, что любишь.

У Эйды нервно вздрагивают уголки рта, будто держать маску становится всё сложнее. Она беспокойно облизывает губы.

— Я… люблю тебя, — лепечет она. — Люблю! Люблю! Люблю!

За окном сверкает молния, освещая гостиную и отражаясь в глазах дракона яркой вспышкой. И я вижу, что в глубине вертикальных чёрных зрачков закручивается ледяная зловещая буря — и она куда опаснее, той, что бушует снаружи замка.

— Странно, — говорит он, поднимая тёмный взгляд. — Я совсем ничего не чувствую. Будто не ты произносишь эти слова, Адель… а кто-то совсем другой. Но это невозможно, верно?

Глава 11

*** Клоинфарн

— Не засыпай! Борись за жизнь! Адель! — мой голос хриплый, в горло будто насыпали битого стекла.

Молнии раскалывают небеса, гром сотрясает землю. Косой ливень хлещет, будто желая утопить мир.

Впервые в жизни мне так больно… холодно… и страшно

Сидя посреди туманного леса, я укачиваю Адель в руках. Она такая лёгкая, будто ничего не весит. Хрупкая, как хрусталь и холодная как лёд. Её нежная кожа совсем побелела, на золотых ресницах блестят дождевые капли, по запястью стекают рубиновые бусины крови. Скатываясь с пальцев, они впитываются в чёрную землю.

В моей груди растёт, ширится дыра, она будто засасывает рёбра и плоть, пожирает изнутри как смертельная бубонная язва. Зверь рвётся, рычит, грызёт мои кости, я слышу, как они трещат в его мощных челюстях.

Сейчас, в момент когда Адель может исчезнуть, мне сложно вспомнить, зачем я всё это начал. Для чего вернул душу наречённой к жизни, зачем привёз сюда, зачем мучил.

Я что-то хотел…

Ах, да… мести.

Правды.

А ещё — вернуть своё сердце.

…или на самом деле, я желал другого?

Да, конечно, другого! Я жаждал привязать её к себе тяжёлой стальной цепью! Чтобы она без меня не могла жить и дышать, чтобы я стал всем её миром, её воздухом и водой, захватил её мысли и тело! Чтобы она просыпалась, думая лишь обо мне! И засыпала в моих объятиях. А ещё, как безумец я жаждал, чтобы она раскаялась в своём тёмном прошлом, и каждой клеточкой ощутила то же бездонное отчаяния, что вечность разъедает моё нутро. Я грезил, что разделив эту боль, Адель уже никогда меня не покинет.

Бездна! Каким же я был слепцом!

В итоге я сам всё портил.

Одержимый, сломанный, я метался, страшась чувств и желая их. Я совершал ошибку за ошибкой — и все они сложились в уродливую тропу, которая неизбежно привела нас в этот гниющий чёрный лес, в этот проклятый туман, где Адель умирает на моих руках. А мир взахлёб смеётся над моими иллюзиями.

Эти мысли проносятся в голове за одно мгновение. Собственная душа кажется невыносимо тяжёлым камнем, по которому расползается глубокая трещина.

“Адель-Адель-Адель…” — хрипло зову я, укачивая её на руках.

Но Адель не отвечает.

Адель не дышит.

Сердце Адель не бьётся.

Это конец…

Конец.

— Нет! — рычу я.

Не отпущу! Если понадобится, заведу её сердце собственными руками. Вдохну в её лёгкие воздух — даже если придётся отдать свой — до конца, без остатка.

Губами прижимаюсь к её холодным неподвижным губам, ладонями забираюсь под мокрое платье, касаясь кожи — вливая силу самым простым способом — через контакт тел.

Замираю прислушиваясь…

А в ответ неподвижная тишина.

Для меня эта тишина громче самого пронзительного крика.

Дракон прорывается сквозь мою кожу, за спиной распахиваются чёрные крылья, на пальцах прорастают длинные когти, рёв боли рождается в горле.

“Не получится её удержать! — беснуется внутри страх. — Она, должно быть, выпила слишком много настойки! И прошлая личность поглотила её. Иначе почему она напала? Откуда знала, чем и куда надо бить, чтобы обездвижить дракона? Даже если вернётся — это будет не Адель! Эйда оказалась сильнее!”

“Не обязательно так, — шепчет надежда. — Ведь ты ощутил, что в замке тебя встретила не Адель! Ей словно подменили не память, но душу!”

Но подобное невозможно!

Или всё же…

Всё же…

Нет, сейчас это не важно. Главное — чтобы она выжила. И тогда всё можно будет решить…

— Ну же! Адель… Ты же сильная! — с отчаянием шепчу я, отдавая ей так много, как могу — через ладони, через губы, сидя на коленях посреди дождя и наползающего сизого тумана.

Но она не приходит в себя. Не реагирует. Энергия просто уходит, будто я пытаюсь заполнить водой разбитую вазу.

Неужели нить жизни уже оборвалась?

Неужели…

Проклятье!

Щёлкнув заострившимися зубами, ударяю волной энергии, распыляя теневиков, что уже кружат в тумане. Затем накрываю нас с Адель коконом из тьмы и, прикрыв глаза, ныряю в духовное зрение.

Лес вспыхивает, а потом погружается в синеватую дымку, пронизанную вязью энергий. На первый взгляд здесь творится сплошной хаос, будто котёнку дали поиграться с клубками цветной пряжи.

Но я знаю, что искать.

Энергия Адель похожа на тёплое сверкающее золото.

Вот она! Я успеваю ухватить оборванную истончённую нить её жизни! Стиснув челюсти, рывком тяну к себе. По ощущениям это будто тащить из пропасти груду камней за стальную леску, что режет до костей.

Я чувствую, что раны отражаются на физическом теле — кожа на ладонях расходится до мяса. Ещё рывок, через вспышку жалящей боли. И ещё! А следующим рывком, я накрепко привязываю её ускользающую жизнь к своей. Тут же направляю энергию, чтобы напитать её.

Рёбра пронзает жар, жгучей лавой растекаясь по крови. Я распахиваю глаза и впиваюсь взглядом в бледное лицо Адель, обхватываю его ладонью.

Ну же! НУ ЖЕ! Давай!

И вдруг она дёргается в моих руках. С болезненным стоном выгибается так сильно, будто что-то ломает её изнутри, хрипло втягивает ртом воздух. И дышит! Дышит!

Слава туману! Облегчение похоже на лавину, если бы я стоял — оно сбило меня с ног.

— Ах! Ах, больно! Больно! — сипит Адель в полубреду, судорожно впиваясь пальцами в мои плечи.

— Сейчас станет легче, малышка, — шепчу, сцеловывая её слёзы, бережно растирая спину, чтобы согреть, окутывая магией, чтобы ни одна дождевая капля не коснулась её лица.

Адель затихает, уткнувшись носом мне в плечо и всё ещё не приходя в сознание.

Бам-бам-бам — натужно стучит в её груди.

Бам-бам-бам — эхом отражается во мне.

Получилось. Получилось…

Меня и самого трясёт.

Ледяные тиски ужаса ослабляют нажим, но не отпускают до конца. Ведь это временная мера — короткая отсрочка. Наречённая не сможет долго принимать мою энергию — слишком тяжёлая ноша для её тела. А значит, есть всего несколько часов, чтобы понять, что произошло…

Глава 12

Глава 11

***Кто-то

Передо мной зелёные поля — они тянутся, сколько хватает глаз, лицо обдувает игривый ветер. Смеясь, я бегу, догоняя семейство белых кроликов, а потом, распахнув руки как крылья — взлетаю под облака.

Ах, как хорошо!

Ах, как прекрасно!

Упав в зелёную траву, я пропускаю её сквозь пальцы…

Кто я? Где я?

Разве это важно?

Ничто меня не тревожит, я счастлива в своей безмятежной глупости, в своём звенящем незнании.

В душе царит покой. В груди — тишина.

И я чувствую — совсем скоро окончательно растворюсь в безмятежности. Для этого надо лишь закрыть глаза и…

Но тут до ушей доносится раскат грома, а следом крик, похожий на вой раненого зверя — такой бессмысленно отчаянный, что я вздрагиваю, приподнимаюсь и растерянно оглядываюсь кругом.

Никого…

Небо голубое и чистое, без единой тучки. Вот только в груди что-то несколько раз тихонько тюкает, будто клювом о скорлупу — тюк-тюк-тюк.

“Как странно”, — по-детски удивляюсь я, касаясь рёбер.

А потом, повинуясь внутреннему зову, поворачиваюсь и вглядываюсь в даль. Прямо на моих глазах сквозь белёсую дымку проступают величественные шпили города.

“Йорд”, — проносится в спящей памяти.

Да, откуда-то я знаю, этот город называется “Йорд”.

Он кажется неприступным и грозным, острые башни далёких крепостных стен направлены в небо, будто копья воинов, что бросают вызов самим богам. На остриях сверкают языки магического пламени…

“Это пламя Дракона-Властителя”, — проносится в уме.

Чем дольше я смотрю на город, тем отчётливее ощущаю, как меня тянет к Йорду, будто к сердцу привязана ниточка — и за неё дёргают, зовут, просят…

Любопытство пёрышком щекочет душу.

“Ну если просят, то почему бы и не пойти?” — беззаботно думаю я.

Легко вскочив на ноги, я хватаюсь за пролетающий мимо ветер и прокатываюсь на нём прямо до городской стены, возле которой дежурят хмурые стражники в синих мантиях.

“Синие — значит, они маги третьей ступени”, — подсказывает память.

Перепрыгнув на солнечные лучи, скольжу по ним, как по воде, мимо многолюдных городских улиц, мимо теневых слуг, мимо мраморной статуи снежной драконихи, прямо до белых башен, что до смешного похожи на гигантские тюльпаны на толстых ножках.

“Храм Наречения, — вновь всплывает в уме. — Тут воспитывают и обучают наррат и альт.

Нарраты — это богатые наследницы древних родов Йордара. Но не каждая богатая дочь может стать нарратой, а только та, что ещё в детстве показала наилучшую совместимость с драконьей кровью.

Альты — это будущие магини разных направлений.

Во время обучения альты служат нарратам — это их плата за обучение, но ещё — великая честь”.

Легко проскользнув мимо охраны, я забегаю во внутренний двор храма.

В открытой беседке сидят пять девочек в золотистых мантиях — нарраты — каждая из них аристократка с многовековой родословной. За их спинами неподвижно замерли девочки в лёгких серых мантиях — альты. Глаза альт опущены в пол, они не смеют и слова сказать без дозволения своих маленьких господ.

Высоко задрав носики, аристократки слушают наставницу в белой ниспадающей накидке:

— Чем сильнее вы разовьёте ваш дар, — важно говорит та, прохаживаясь перед ними, — тем вероятнее, что именно вас благословит Эльва и подарит контур метки наречённой. Ваш долг — сделать всё, чтобы помочь ему проявиться! Пламя империи светит ярко, но его сила уже не та, что раньше. Близок час — оно погаснет, туман начнёт подбираться к границам города, и придёт время новому дракону-хранителю разжечь великий огонь. Слава Эльве, боги даровали Властителю двух сыновей — и каждый достоин стать правителем, а значит, они будут искать себе невест. Все вы драгоценные цветы храма, но лишь от вас зависит, расцветёте вы или…

Откуда-то я знаю всё, что скажет наставница. И про великую честь и про ответственность и про то, что недобросовестных учениц (которые пренебрегают обучением, или того хуже — вздумают загулять!) вытолкают с позором, а их семьи лишат титула.

А ещё я знаю то, о чём наставницы молчат…

Отвернувшись, я направляюсь к одной из башен в форме белого тюльпана. И опять откуда-то всплывает знание — та башня, что выше всех — для девочек постарше.

Именно туда меня тянет невидимая нить.

Взлетев наверх, я проскальзываю через открытое окно в одну из пустых комнат. Это оказывается просторная спальня, залитая солнечным светом…

Оглядевшись, я пытаюсь понять, что именно меня сюда привело. На этот раз память молчит…

Обстановка здесь простая, хоть и не аскетическая. В воздухе витают ароматы вишни и карамели. В углу стоит костяной алхимический столик, рядом шкаф с учебными пособиями, несколько золотистых мантий аккуратно сложены на резном стуле. На кровати громоздятся книги разных жанров и назначения, среди которых: “Тайные предсказания кровавого тумана”, “Сердце стального дракона, лекарь поневоле”, “Антология драконьих меток”, “Алхимия для мастеров тени” и ещё несколько, чьи названия я не успеваю прочитать, потому что за дверью раздаются резкие приглушённые голоса, потом звонкий звук, будто стекло разбилось, ударившись об пол, а следом раздаётся издевательский женский смех.

Дверь распахивается, и в комнату чуть ли не вваливаются две юные светловолосые девушки — одна из них в струящейся золотой мантии, а вторая в серой — наррата и альта.

Эти ученицы храма необычайно похожи, будто сёстры. Обе светловолосые, зеленоглазые, но вот статус у них совершенно разный.

Одна — девятнадцатилетняя наследница богатого рода, надежда и гордость семьи — та, у кого в будущем может проявиться контур метки, что позволит ей стать женой дракона-правителя.

А вторая… Вторая — это сирота семнадцати лет, личная альта, приставленная в качестве помощницы к драгоценной наррате.

Вот только сейчас “драгоценная наррата” скорее похожа на разъярённую кошку.