Память глины

Память глины

Память глины.

Посадка «Арес-7» прошла три дня назад, мягко, почти невесомо, будто гигантский стальной цветок опустился на рыжую пыль в предгорьях кратера Джезеро. Марс встретил землян так, как и должен был: величественным, морозным безмолвием и оранжевой меланхолией бесконечного горизонта.

Командир экспедиции, Алексей Воронин и биогеолог Лина Чжоу, вышли на поверхность уже на следующий день. Первые шаги по чужой планете, мгновения, которые войдут в историю, но для них это была прежде всего работа. Развернуть модуль жизнеобеспечения, проверить системы, установить буровую платформу «Гео-Марс-3».

— Лина, доклад по O₂-циклическому блоку.

— Блок-3 в норме. Уровень регенерации 98,2%. CO₂ — 0,4%.

— Хорошо. Передаю в ЦУП.

Пауза. Двенадцать минут молчания, время, за которое сигнал доходит до Земли и обратно.

— ЦУП подтвержден. Просят уточнение статуса термостабилизации бурового модуля.

— Термостабилизация включена. Температура окружающей среды: минус 42. Внутри модуля: плюс 18. Коронка прогрета.

— Передаю.

(Ещё пауза.)

— ЦУП разрешает запуск «Гео-Марс-3» в 14:30 по бортовому. Ты готова?

— Готова. Только проверь анкерные захваты. Вчера при посадке один из них дал микросдвиг.

— Уже проверил. Компенсировано.

— Отлично. Тогда я иду на платформу.

— Держи канал открытый. И не отключай телеметрию, даже если «всё стабильно».

— Как будто я когда-то отключала.

Этот компактный автономный комплекс являлся вершиной инженерного достижения. Маленький, но упорный, с высокопрочной буровой головкой из карбида вольфрама, способной вгрызться на пять метров в марсианский реголит. Он стоял теперь в нескольких десятках метров от жилого модуля, вцепившись опорами в грунт, и тихо гудел, начиная свою медленную одиссею вглубь марсианской истории.

Скафандры нового поколения, «Орион-М», казались хрупкими, но были прочнее стали. Композитные суставы в плечах и коленях дарили почти земную свободу движений, а визор с антизапотевающим покрытием и ИК-фильтром превращал суровый пейзаж в чёткую, почти кинематографическую панораму. Воздух в шлеме пах стерильным пластиком.

Сегодня была очередь Лины работать у буровой. Алексей контролировал системы модуля и готовил ровер к первому длительному выезду. Лина, стоя у платформы, чувствовала под ногами лёгкую, едва ощутимую вибрацию. Она смотрела не на буровую мачту, а на экран планшета, закреплённого на предплечье. Цифры бежали ровными строчками, складываясь в геологическую летопись планеты.

— Как там наш «крот»? — раздался в наушниках спокойный голос Воронина. — Не жалуется?

— Работает как часы, — ответила женщина, не отрывая взгляда от данных. — Глубина, четыре и две десятых метра. Прошли слой окисленной пыли, вышли в плотную, слоистую глину. Плотность резко выросла.

— Глина — это хорошо?

В голосе Алексея не имелось праздного любопытства. Он знал ответ, но хотел услышать его от неё, просто желал разделить этот момент предвкушения.

— Это идеально, — выдохнула Лина. — Это значит, мы на дне. На дне древнего озера. Повышенное содержание гидратированных минералов, монтмориллонит, гекторит… Это не просто грунт, Алекс. Это архив. Миллиарды лет назад здесь находилась вода. Не ручей, не сезонная лужа, а настоящее озеро. Возможно, оно существовало столетиями.

— Лина, у тебя рост вибрации на третьем подшипнике, — перебил её Воронин.

— Вижу. Компенсирующая подача. Снижаю обороты на 7%.

— Подтверждаю. Температура мотора?

— 63 градуса. Внутри.

— Хорошо. ЦУП прислал уточнённую модель плотности грунта для этой зоны. Глубже 4,5, возможен слой кремнистого сланца или уплотнённой смектитовой глины. Будь готов к резкому сопротивлению.

— Принято. Уже вижу изменение импеданса.

— Если бур заклинит, не форсируй. Активируй режим обратного хода.

— Знаю, Алекс. Ты мне говорил трижды в симуляторе и каждый раз в полёте.

— Я скажу четвёртый, если понадобится.

Женщина молчала, на секунду представляя, как над этим самым местом когда-то плескались волны под другим, более плотным небом. Её воображение, подпитанное данными спектрометров и геологическими картами, на мгновение оживило прошлое и увидела не розовую, а бледно-голубую дымку, что нависала над водой. По дну, прямо под её ногами, стелились бархатистые маты цианобактерий, а в толще воды кружились мириады одноклеточных водорослей, основа целого мира. Тишина в эфире длилась несколько секунд.

— Продолжай, Лина. Я верю, ты найдёшь то, за чем мы прилетели.

Пальцы в перчатках пробежались по сенсорной панели. Бур продолжал медленно погружаться в историю. Три с половиной миллиарда лет тишины, слой за слоем. Каждый миллиметр керна, это тысячелетия. Что они скрывают? Остывшую геологию? Или нечто большее?

На глубине 4,7 метра сигнал вибрации на её планшете внезапно изменился. Ровное гудение сменилось прерывистым, более высоким звуком. На графике сейсмодатчиков появился резкий всплеск. Бур наткнулся на некую неоднородность. Лина замерла. Сердце пропустило удар и тут же забилось быстрее.

— Алекс, у меня что-то есть.

Голос женщины был тихим, сосредоточенным.

— Плотность изменилась. Наткнулись на прослойку. Даю команду на извлечение керна.

— Принято. Готовлю шлюз.

Двадцать минут ожидания показались целой вечностью. Лина смотрела, как подъёмный механизм медленно, миллиметр за миллиметром, извлекает из скважины драгоценный груз, тонкую цилиндрическую колонку глины, заключённую в стерильную капсулу.

— Почти всё.