Чем его привлек этот красивый, величественный и мрачный город? В первую очередь туманами и вонючим смогом, которым вечно затянуто небо, отчего лучи звезды, именуемой местными Солнцем, становились не такими безжалостными. Во вторую, что в нем так легко потеряться, и до тебя никому нет дела: кто ты, откуда, зачем. Ну, кроме полисменов, конечно. Но им не обязательно попадаться на глаза.
Однако, прежде чем идти на открытый контакт, Грир как следует изучил людей. Спасибо бортовому анализатору, что позволил быстро освоить местный язык, разобраться в кастах, системе денежных знаков и прочих бытовых мелочах. Не хватало спалиться. А-то были уже в его истории и костер инквизиции, и исследовательская лаборатория…
— Леди и джентльмены! Не проходите мимо. Самая большая в Лондоне коллекция древностей и диковинок ждет вас в “Паноптикуме мистера Мортимера!” Всего три шиллинга, леди и джентльмены! Лучше один раз увидеть, чем сто — услышать.
Завладев вниманием прохожих, Грир продемонстрировал особенности своего юного тела, как аванс, обещание, что деньги не будут потрачены зря.
В работники он не набивался, просто блуждал по улицам, наблюдая жизнь города. Приглядываясь, анализируя. Хозяин паноптикума сам предложил место, столкнувшись с молодым светловолосым “уродцем” в темном переулке и едва не лишившись чувств. Бесплатная кормежка, не пыльная работенка… только не в буквальном смысле — пыли в заставленных экспонатами помещениях хватало. Лишь попав в выставочные залы и ознакомившись с омерзительным, местами, содержимым загадочного "паноптикума", Грир понял, что взяли его из-за шестипалых конечностей, второго, внутреннего века и четырех удлиненных клыков. Из-за них же ему было запрещено улыбаться дамам, некоторые из которых от страха оседали на руки спутников.
Странные создания — люди. Зачем щекотать нервы, если они не выдерживают даже простого соприкосновения с раздражителем?..
— Урод! Урод! Урод!
Скандировали местные мальчишки, что не раз пытались проникнуть внутрь мрачного здания без билета, оказываясь в мертвой хватке его рук, которую обеспечивал противопоставленный остальным шестой палец. Однако Гриру было совершенно безразлично мнение потомков хомо сапиенс. И тем более их детенышей.
Чего не скажешь о девочке лет десяти, которая стала объектом насмешек в этот раз. Та прижималась сбоку к грязной оборванке, вероятно, матери. Слезы катились по перекошенному уродством лицу и ныряли в уголок губ, верхняя из которых была точно разрезана, как язык у змеи. И хотя девочка низко склоняла голову, редкие, похожие на сосульки засаленные волосы не могли скрыть изъянов.
— Грир. Проводи их в кабинет, — велел подручный хозяина, занимая место в кабинке, чтобы собрать плату с желающих ознакомиться с коллекцией древностей. — Мистер Мортимер ждет.
— Да, сэр.
Приказы в паноптикуме исполнялись беспрекословно и незамедлительно, если ты не хотел остаться без ужина или завтрака. Обедов же тут и вовсе не существовало. Так что виноватый оставался голодным на целый день. И у Грира складывалось впечатление, что иные случаи нарушения правил бывали банально подстроены. Для экономии.
— Сюда, — поторопил он гостью, что откровенно глазела по сторонам. Увлекая в темный коридор, прикасаться к ней все же побрезговал — последние шлюхи и те одевались опрятнее. Впрочем, чего не сделаешь, чтобы не растерять последних клиентов.
Девочка прильнула к женщине сильнее, инстинктивно ища защиты, и едва не упала, когда та вырвала руку, освобождаясь от обузы. Губы девочки искривились сильнее, но зарыдать она себе не позволила. А может, не успела, поскольку, постучав в дверь кабинета, Грир распахнул последнюю перед гостями.
В наполненной полумраком и вездесущей пылью комнате, что можно было счесть за один из залов паноптикума, благодаря обилию древних книг и редкому хламу, занимающему большую часть полок стеллажа и рабочего стола мистера Мортимера, витал аромат опиума. Грир не представлял, как можно вдыхать эту дрянь… Ему вот от одного только запаха становилось дурно. Но кого это интересовало?
Дверь закрылась за спинами гостей, и сразу легче выдохнулось. Во всех смыслах. Вот только возвращаться в зал пока было рано — следовало дождаться дальнейших указаний. А потому пришлось невольно подслушивать.
— … это хорошие деньги, мисс Роуз. С ними, вы сможете начать новую жизнь, — вкрадчиво, как умел, несмотря на то, что чаще кричал, заметил хозяин. — Поверьте, вам никто не предложит больше.
Ее продавали, а девочка молчала. Возможно, она страдала немотой, но скорее понимала бессмысленность усилий. Хорошее качество. Если не можешь бороться с волнами реки, позволь им нести тебя, главное — удержаться на плаву. Все течения однажды выдыхаются. Тебя вынесет в тихую, топкую заводь, и вот тогда начинай барахтаться, что хватает сил. Ползи, цепляясь за камни и редкие пучки травы, пока не почувствуешь твердь под ногами.
Звон монет ознаменовал свершение сделки, и оборванка поспешно покинула кабинет, не то сбегая от взгляда дочери, не то спеша навстречу обещанной новой жизни. Бог ей судья, как говорят люди. Только Бог простит. Всегда их прощает. Как еще объяснить засилье и безнаказанность грехов, в которых тонет город?
Проводив гостью до дверей, Грир усмехнулся холеному, прилизанному во всех смыслах мальчишке, что отстал от отца, целенаправленно спешащего мимо банок со спиртовым раствором, инкрустированных серебром книг и потертых каменных статуй к спящей в саркофаге мумии. Не иначе поверил легенде, что, прикоснувшись к заскорузлым древним бинтам, можно исцелиться от любых болезней. Сифилис в ранней стадии, сколь мог Грир судить по запаху, что шлейфом тянулся за джентльменом.