— Не хочешь есть? Ну и не надо, — насмешливо отрезал мой муж. — Потом поешь.
Слёзы смертельной обиды хлынули по моим щекам, горячие, неудержимые.
Я была так голодна, но беспощадная рука мужа убрала нетронутую тарелку со столика.
В голосе моего мужа, генерала Найтверта Моравиа, не было ни капли сочувствия, ни понимания. Он говорил со мной так, будто я — пустое место, лишь мешающее ему существо.
Когда он наклонился, чтобы забрать тарелку, я почувствовала запах духов. Нежный, едва уловимый запах жасмина витал в воздухе. У меня никогда не было духов с запахом жасмина. Я просто не люблю этот запах. Но сейчас я чувствовала запах чужих женских духов, идущий от мужа.
“Любовница!”, — пронеслось в моей голове. — “У моего мужа появилась любовница! Немудрено! Я, его законная жена, уже третий месяц лежу парализованная! Нашла чему удивляться!”.
Но это было так больно и так обидно.
— Ты что делаешь? — попыталась я дёрнуться, но моё парализованное тело не слушалось. — За что ты так со мной? Что я тебе сделала?! Я не могу понять, за что ты меня так ненавидишь! Я не виновата в том, что случилось! Я не виновата в том, что не могу пошевелиться!
Я задыхалась от бессилия, наблюдая, как его сильные руки несут поднос к двери.
Лицо мужа было безэмоциональным, как у статуи. Тёмные, гладко зачёсанные волосы, собранные в аккуратный хвост, подчёркивали ширину его плеч, обтянутых ярким алым мундиром. Он казался тёмным жестоким божеством — красивым, недоступным, словно воплощением древнего сурового идола. Его строгий подбородок, тёмные брови, как тени, и холодные, безжалостные глаза говорили о силе и равнодушии.
Генерал казался одновременно и недосягаемым, и притягательным, словно коварное чудовище, скрывающее за своим оскалом искру чувственности, когда его губы чуть приподнимались в холодной улыбке, а бледная кожа мерцала в тусклом свете.
Я не могла понять, как такое великолепие и такая бесчувственность могут сочетаться в одном человеке. Точнее, драконе!
Иногда казалось, что у камня больше доброты и милосердия, чем у моего мужа.
И сейчас, будучи полностью парализованной, я чувствовала себя такой беззащитной. И мне ничего не оставалось делать, как уповать на его милость.
— Прошу тебя! Не уноси! Я ужасно голодна! Я очень хочу есть! Ты не кормил меня уже неделю! Умоляю! — Я задыхалась, слёзы текли по щекам, как раскалённый металл.
Я надеялась, что мой отчаянный голос остановит его, но мой муж будто не слышал. Его взгляд оставался холодным, безразличным.
Он даже не обернулся.
И это только усиливало мою обиду.
Я чувствовала, как аромат моего завтрака — нежное пюре, тоненькие ломтики мяса, роскошный салат, который можно было спутать с десертом, — наполняет воздух, а я, прикованная к кровати, не могла даже его попробовать.
Я не могла взять в руки серебрянную ложечку и с наслаждением уплетать салат. Глядя на свои пальцы, навсегда застывшие поверх одеяла, я проклинала тот день, когда очутилась в этом теле.
Это была просто пытка. Мучение.
И я не знала, за что мой муж так надо мной измывается! Ну хоть воду дают без ограничений. Но водой сыт не будешь!
— Нет, не уноси! — прошептала я, задыхаясь, чувствуя, как внутри всё сжимается от безысходности.
Но Найтверт смотрел на меня так, словно никакие слова не могли разжалобить его. Его взгляд оставался холоден, словно он — мраморная статуя, лишённая всяких чувств. В руках он держал серебряный поднос, и даже издалека я ощущала сладкий аромат моего завтрака.
— Если ты думаешь, что я буду кормить тебя с ложечки, — сказал он ровным, безжизненным тоном, — ты ошибаешься. Захочешь есть — сама поешь.
— Если ты не хочешь, то пусть придет Эффи! Она накормит меня! Оставь еду! — с мольбой в голосе добавила я, надеясь хоть на капельку сострадания.
Секунду мне казалось, что он сомневается. Неужели в его черствой душе проснулось что-то похожее на милосердие?

И вдруг до меня дошло: мой муж сошел с ума. Точно, с ума. Что он делает? Не видит, что я прикована к постели? Что у меня ничего не двигается ниже шеи? Что несчастный случай забрал у меня возможность не то что ходить, но даже шевелиться.
— Ты сошел с ума, — прошептала я, чувствуя, как горечь и обида собираются в ком в горле. — Ты просто сошел с ума! Ты не видишь, что со мной случилось? Я даже пальцем пошевелить не могу, а ты ведешь себя как… как…
Мне не хватало слов, чтобы передать всю боль, разрывающую душу. Отчаяние пронзило сердце, как острый нож. Но самое мучительное — чувство бессилия. Неспособность что-либо изменить.
— Зачем?! — охрипшим голосом произнесла я. — Зачем ты носишь ее сюда, если хочешь, чтобы я умерла от голода? Зачем эта пытка?!
— Ты всегда можешь поесть. Никто тебе не запрещает. Но раз ты не ешь, значит, не хочешь. Всё просто, — произнес он холодно, словно отрезал, и в его голосе звучала ирония, словно острая игла. — Ну, раз не хочешь это, то я прикажу приготовить что-то другое. Более изысканное.
Горячие слезы обиды и унижения хлынули по щекам. Я не могла их даже утереть — они стекали, делая влажным и тяжелым воротничок ночной сорочки. Внутри всё сжималось, словно я — в оковах, и ничего не могла сделать. Мне казалось, что сейчас сама душа рвется из оков моего тела, словно пытается освободиться из своей неподвижной темницы.
— Ты издеваешься?! — закричала я. Голос мой дрожал от боли и ярости. — За что?! Хочешь, чтобы я побыстрее умерла?! Я неделю ничего не ела! Целую неделю!
Я пыталась пошевелиться, хотя бы чуть-чуть, — и ничего. Мои руки — словно чужие лежали поверх одеяла, неподвижные, безжизненные и на удивление тонкие и красивые, словно руки куклы.
— Ты — изверг! — вырвалось у меня сквозь сдавленный рыданиями голос. — Изверг! Я — ненавижу тебя!
Дверь тихо закрылась, оставив меня наедине с бескрайним миром боли, отчаяния и безысходности. Мне больше ничего не оставалось — только плакать. Горячие слезы текли по щекам, а я шептала, словно заклинание: «Я его ненавижу, проклинаю». Если бы была возможность, я бы уничтожила всё, что связывает меня с этим ужасом. Но я не могла.
Мои мышцы будто окаменели, и я не могла даже поднять руку. Тело — словно чужое, и я — заперта внутри него, в ловушке. И в такие моменты мне хотелось просто звать на помощь, кричать во весь голос от безысходности.
Я вспомнила, как было раньше: как легко было шевелить пальцами, как всё было просто. Захотела куда-то пойти, встала и пошла!
А теперь всё, что я вижу — это потолок, бархатные шторы, роскошный интерьер, картины на стенах и солнечный свет, льющийся из окна. День за днем — одно и то же.
А ведь так было не всегда.

Я вспомнила тот день, когда в последний раз шла по улице. Я возвращалась с работы, уставшая, словно на мне перепахали всю Луну. Квартальный отчет вымотал меня, отобрал последние силы, и я еле волочила ноги, с завистью думая о том, что в следующей жизни хочу непременно быть кошкой! Домашней! Целыми днями жрать и валяться, потом побегать и натрусить шерсти в кружки и на диваны, и периодически орать дурниной: «Мужика-а-а! Мужика-а-а-а!».
Помню лишь, как вышла из пригородного автобуса, с трудом вырвав сумку из толпы. Небо было таким звездным, ясным, а я еще тогда подумала: «Какая необычная сегодня ночь! Прямо сказочная!». И в душе все наполнилось каким-то предвкушением чего-то волшебного, необычного…
Автобус отъехал, оставив меня возле дороги в трех километрах от дома. Я помню, как пошла привычной дорогой, сожалея, что не купила печенек к чаю, как вдруг…
Всё случилось так быстро, что я даже испугаться не успела.
Только тогда, когда мое тело, гудящее от удара, рухнуло на землю, я словно проснулась. Почему-то не чувствовала боли. Это удивило меня. Я пыталась подняться, слыша крики: «Сбил пешехода! Скорую!» — и тут же потеряла сознание.
Когда я очнулась, меня куда-то несли. Я открыла глаза, увидев поразительной красоты мужчину, который бережно меня нес мимо девушек, одна из которых прятала лицо и плакала, пока остальные с тревогой вглядывались в мое лицо с таким сочувствием, что я не совсем поняла, что это значит.
Меня уложили на мягкую перину. Комната напоминала музей. Я увидела лицо мужчины — красивое, хмурое, встревоженное. Его теплая дрожащая рука коснулась моей щеки. На его пальцах я заметила кровь.
— Госпожу Люси нашли на дороге! Ее карета валялась в овраге. Кучер погиб. Видимо, лошадей понесло, — тихо сказал незнакомец, стоя в дверях.
Меня спрашивали, а я ничего не могла ответить.
Это было два месяца назад. Я помню, как мой муж сидел рядом, держал меня за руку, а тепло его руки передавалось мне. Он кормил меня с ложечки, купал, носил на руках в сад… Я понимала, что такого мужчину мечтает встретить любая! И с каждым днем я чувствовала, как благодарность внутри перерастает в любовь. В этот момент я думала о том, как мне повезло с мужем. И чувство любви, смешанное с чувством благодарности, переполняло меня, едва ли не заставляя светится изнутри. Я узнавала его шаги из тысячи. Радовалась, когда он открывал дверь.
Но в глубине души было чувство, от которого я не могла избавиться. Чувство, что я теперь зависима от него. От его настроения, от его милости и от его любви.
Мне было до боли жаль, что я не могла обнять его в ответ.
Я чувствовала себя неполноценной. И это чувство отравляло мой разум горькими мыслями.
«Моя куколка», — шептал генерал, бережно одевая меня или укрывая одеялом. Прикосновение его губ казалось глотком свежего воздуха в этом удушающем кошмаре.
Доктора знали наш адрес наизусть. Они сменялись, давали какие-то советы, которые не помогали. Каждый раз надежда то вспыхивала, то угасала, а я обещала себе не отчаиваться. Я проглотила горы зелий, пережила всевозможные ритуалы. Казалось, половина из них могла заставить танцевать даже покойного дедушку, но почему-то не работали на мне.
И вот неделю назад, когда ректор Магической Академии сказал, что случай безнадежный, отношение моего мужа ко мне изменилось.
Я проглотила комок горечи, вспоминая, как сначала не поверила, что этот человек способен так быстро измениться.
Теперь я чувствовала себя обузой, камнем на чужой шее, предметом для изощренных издевательств того, кого я так сильно любила. Он стал постоянно уезжать из дома, словно ему невыносимо было здесь находиться. Иногда он пропадал почти сутки. А мне оставалось догадываться, где он и с кем.
Говорят, не стоит мечтать. Возможно, они правы.
Я ведь просто мечтала об отдыхе после трудной недели. Просто поваляться в постели, ни о чем не думая. Теперь я навсегда прикована к ней. День за днем смотрю в потолок. Внутри пустота, тьма и безнадежность.
Я снова всхлипнула, уставившись в потолок. Он стал единственным свидетелем моего отчаяния. Голод превратил мои мысли в салаты и супы. Я могла думать только об одном — о еде.
Вдруг дверь тихо открылась. Неужели в нем проснулось сострадание? Неужели он одумался?
Я увидела на пороге старушку — горничную. Маленькую, полненькую, ворчливую, с темными волосами, уже поседевшими. Она осмотрела коридор, а потом ловко протиснулась в комнату и тут же закрыла дверь.
— Что ж он так над вами издевается, — ласковый голос Эффи всегда успокаивал меня, — ну тише, деточка, не надо плакать. Я тебе тут поесть принесла…
Я выдохнула, чувствуя, как внутри меня разгорается благодарность, которую словами не передать. Эффи — моя маленькая спасительница, та, кто умеет понять все без слов. Она аккуратно стала кормить меня кусочками мяса, извлеченными из кармана передника, и я ела с такой жадностью, что в голове — только одно: насытиться.
— Осторожней, девочка моя, — шептала Эффи, а в ее глазах стояли слезы, — не поперхнись. Только жуй хорошо…
Её глаза — добрые, черные, полные тепла и нежности. Лицо с тонкими усиками, которые она аккуратно выщипывала, казалось грубоватым, но в ней чувствовалась искренняя забота и любовь.
Я ела и плакала, осознавая, до какого унижения я дошла. Внутри всё сжималось, как в оковах, — я чувствовала себя запертой внутри самой себя, в ловушке, из которой нет выхода.
— За что тебе такое горе? — шептала Эффи, заботливо поправляя мою подушку. — За что всё это?
Эффи тихо вздыхала, доставая еще кусочки. Ее глаза говорили больше слов. В них — печаль, сострадание и безысходность. Она то и дело посматривала на дверь.
Генерал приказал не кормить тебя, — прошептала Эффи, а я зажмурилась, пытаясь проглотить кусочек. — Я просто не могу понять…
В ее глазах встали слезы.
Я была его няней, — тихо сказала Эффи, и я увидела боль в её глазах. — Но я не так его воспитывала. Мне так стыдно перед тобой, моя дорогая… Какая муха его укусила?
— Это всё потому, что ректор сказал, что всё безнадёжно, — прошептала я сквозь слезы. — Лучше бы он задушил меня подушкой! Я так не могу!
— Нельзя так говорить! — испуганно прошептала Эффи. — Однажды ты поправишься, моя дорогая…
— Ты сама-то в это веришь? — спросила я, чувствуя в своём голосе отчаяние.
Вдруг дверь открылась, и я чуть не подавилась очередным кусочком. В дверях стоял мой муж, генерал Найтверт Моравиа. Увидев, как я что-то пытаюсь проглотить, его лицо его было полным гнева.
— Что происходит?! — его голос прозвучал как гром, и Эффи поспешно встала. Гордая маленькая старушка смотрела на генерала без страха, гордо расправив узенькие плечи. — Я разве не запрещал тебе ее кормить? Или это распространяется не на всех слуг?
— Что ж ты так, Най, измываешься над бедняжечкой! — произнесла Эффи, вытирая слезы платочком. — Она от голода умирает. Посмотри на ее щеки! Совсем исхудала… Только тень от нее осталась!
— И что? Это повод нарушить мой приказ? — сверкнули глаза Ная.
— Хочешь голодом девоньку заморить? — с болью в голосе произнесла Эффи. — Она же так умрет! Что ж ты творишь!
— А кто ее голодом морит? — спросил Най, глядя на меня ледяным взглядом траурных глаз. — Завтрак, обед и ужин. Даже полдник и десерт. Я исправно ношу ей еду!
— Так ты что, оболдуй! Не видишь, что она есть не может! — почти выкрикнула Эффи. — Ну не нужна она тебе! Ну дай ей развод! Она — девочка не бедная. Родные будут за ней ухаживать!
— Развод, говоришь? — спросил Най, глядя на меня. Я поняла, что эти слова адресуются мне. — Я же сказал: если ты захочешь уйти — дверь открыта. В любой момент. Просто встала и ушла. Приданое я верну, документы подпишу.
— Да вы просто издеваетесь! — воскликнула я, слезы — неконтролируемые, горячие — катились по щекам.
— Она — парализована! Не может встать! Как она может выйти?! — закричала Эффи.
Он спокойно произнес:
— Не может? Значит, никакого развода.
И я поняла тогда: он сошел с ума. Игра, в которую я попала, — гораздо страшнее, чем могла представить.
- А теперь марш отсюда! — произнес генерал, сверкнув глазами. — Не вынуждай меня ставить замок на ее комнату.
- О, боги, нет! Только не замок! Страх, отчаяние и паника заполонили мою душу.
- А я ведь могу! — произнес Най, глядя на меня. — Мне пора уехать по делам… Не скучай.
- И куда же ты? — спросила я.
- Я не обязан перед тобой отчитываться, — произнес муж.
Он вышел, а я почувствовала, как от обиды у меня даже челюсть свело.
- Он ведь к любовнице поехал, — прошептала я, понимая, что эти длительные отлучки неспроста. Зачем ему парализованная жена, если вокруг столько красивых и здоровых женщин, которые сами вешаются ему на шею.

Карета остановилась возле двухэтажного дома, и я вышел, ощущая свежий летний воздух и тепло солнечного дня.
Передо мной раскинулся аккуратный сад, в центре которого возвышалась высокая черешня, склоняющая ветви под тяжестью спелых ягод.
Я улыбнулся, сорвав одну, и почувствовал сладость лета, которая словно наполняла сердце теплом и радостью.
Неподалеку от черешни стояла полупустая корзина, а возле дома маячила молодая красавица, которая, заметив меня, тут же заулыбалась.
Её лицо — словно нежная картина: светлые волосы, мягкие, волнистые, свободно спущены и чуть касаются плеч. Глаза — глубокие, словно два ясных озера, искрящиеся живым интересом и добротой. На щеках — легкий румянец, придающий ей особую свежесть и застенчивость. Ее фигура — грациозная, хрупкая, словно крошечная статуэтка, которая легко могла бы исчезнуть в объятиях ветра. Она аккуратно спустилась по ступенькам, и каждое ее движение — словно танец, легкий и изящный.
Я следил за каждым ее жестом, каждым движением, и улыбка не сходила с лица. Добрый день, Молли, — произнес я, и она покраснела, слегка поклонившись.
— Папа дома! Я сейчас позову его! — сказала она, словно бабочка вспорхнув с места и устремившись в дом.
Я наблюдал за ней, не в силах оторвать взгляд. “Она словно танцует!” — пронеслось в голове, когда я видел ее легкие шаги.
Этот дом просто дышит какой-то легкостью и счастьем, пока мое поместье казалось оплотом тоски и уныния.
В этот момент сквозь шелест сада прорвался голос мистера Джейдена:
— Добро пожаловать, господин генерал! — он улыбнулся, приглашая меня войти.
Мистер Джейден был уже немолод, но сохранил бодрость духа и силу. Он подтягивал ногу, стыдясь ходить с палочкой. Его коротко подстриженные седые волосы аккуратно лежали на голове, придавая ему некоторой солидности, но его темные глаза лучились дружелюбием.
Я вошел, ощущая уют и тепло этого дома.
Мистер Джейден быстро заметил мое усталое лицо и добавил с добрым смехом:
— Мы ждали вас с утра! — и, заметив, что Молли уже суетилась вокруг нас, наливая ароматный чай, тут же попросил принести свежую выпечку.
— Не получилось с утра, — вздохнул я, благодарно принимая чашку.
Я снова взглянул на Молли, не в силах оторвать глаз от каждого ее движения.
— Как ваша жена? — спросил мистер Джейден, обжигая пальцы о тонкий фарфор чашки. — Молли! Это генерал пьет кипяток! Старому папочке можно и разбавить!
Молли быстро влетела в комнату, ловко отливая чай и добавляя в него холодной воды, чтобы облегчить его вкус. Я видел, как она ловко несет чашку на кухоньку, и улыбнулся.
— Все так же, — ответил я, вздыхая.
Я видел в открытую дверь, как Молли улыбнулась, словно понимая мои мысли, и вновь погрузилась в заботу о нашем чае, делая все так аккуратно, словно сама была частью этой тихой гармонии.
— Ничего, — кивнул мистер Джейден. — Рано или поздно это случится…
Мистер Джейден помолчал, его лицо было выражением глубокой задумчивости и усталости. Он вздохнул, словно пытаясь прогнать тяжелые воспоминания.
— Я чувствую себя чудовищем, — прошептал я, снова стиснув зубы от боли. — Глядя на ее лицо, видя ее страдания, я чувствую себя последней тварью! Мне хочется сказать ей правду. Все, как есть! И про Молли тоже.
Я безотрывно смотрел на Молли. Каждый ее шаг давал мне надежду. Он словно отдавался в сердце, и я понимал, что шанс есть. Вот он! Шанс! Передо мной! Шанс на счастливую жизнь!

- Ни в коем случае! - произнес мистер Джейден. - Это только навредит вашей супруге! Мы же не хотим ей навредить? Не так ли, господин генерал! Но смею предупредить. У вас появится много недоброжелателей. Вас будут считать изгоем, как когда-то считали меня соседи.
Он помолчал, добавляя сахар в чай, а я не сводил глаз с того, как же плавно движется Молли Джейден. В каждом ее движении было особое очарование.
- Знаете, если болезнь нельзя вылечить любовью, то ее можно вылечить ненавистью! - произнес мистер Джейден. - Моя дочь однажды полезла на черешню. Хотела сварить варенье… Когда я выбежал из дома, она лежала на траве… Бедняжка не могла пошевелиться и только плакала. Она звала меня. Как же она была напугана. Честно, сначала я подумал, что ничего страшного. Просто сильно ушиблась. Я не медля ни секунды бросился за доктором, благо, мистер Перкинс живет по соседству и он был дома. Вы проезжаете его дом с серой крышей и желтыми рамами. Мистер Перкинс осмотрел мою Молли и сказал, что жить она будет. Только шевелиться больше не сможет… Ей тогда было четырнадцать!
- Пятнадцать, папа! - послышался с кухни голос Молли, а я она тут же вынесла отцу остывший чай.
Я снова посмотрел на красавицу, которая скользнула мимо меня.
- Ну хорошо, пятнадцать! И кто тебя учил перебивать старших! - почти сурово произнес отец.
Ты эту историю рассказываешь генералу уже третий раз! - с легким упреком в голосе заметила Молли.
- Ему уже надоело, наверное, ее слушать.
- Нет, почему же, - улыбнулся я, видя, как Молли легким шагом направилась на кухню. - Я готов ее слушать бесконечно. Она дает мне надежду тогда, когда ее уже нет внутри меня. Понимаете, я… Мне очень хочется с кем-то поговорить об этом. И когда я разговариваю с вами, мне становится легче. Вы прошли через это. Вы меня понимаете.
Мистер Джейден вздохнул и пожал мою руку.
- И вы пройдете. И будете вспоминать это как страшный сон. Так вот, Молли было почти пятнадцать… Вся жизнь впереди, - задумался мистер Джейден, а его рука сжала кружку. Он умолк, словно потеряв нить повествования. - И вот она лежит в кровати, а я не знаю, что делать. Я привез доктора из столицы! Мага! Я был уверен, что нет такой болезни, с которой не справится магия. Но маг сказал, что помочь ничем не может. Дал несколько зелий, на том и все. Прошел месяц, второй, третий… У меня тогда была лавка в столице. Я частенько ездил в Исмерию за магическими безделушками. И вот однажды разговорился я с одним исмерийцем. Хоть убей, имени его я не спросил. Он рассказал мне о том, как по соседству с ним жил дровосек с женой и детьми. И однажды его придавило деревом. С тех пор он лежал, прикованный к кровати. Его жена плакала днями и ночами. Мужик-то молодой! И она не выдержала, собрала вещи и детей и уехала к родственникам, поручив несчастного мужа старенькой соседке. Так вышло, что старушка сама занемогла. И неделю провалялась дома, а как поправилась, сразу пошла навестить своего соседа. Думала, помер от голода. А когда открыла дверь, то увидела, что он ползет к мешку яблок и таскает одно за другим. Чудо, не иначе. И тогда я решил…
Мистер Джейден сделал паузу, отхлебнул чай, его лицо было полно грусти и решимости. Я понимал, что воспоминания уносили его в те черные дни. И надеялся, что однажды в моем доме тоже будет так же легко, тепло и уютно.
- Я приехал к Молли, приготовил еду, поставил ее перед ней, мол, ешь. Она ревет, плачет, а я просто беру ее и убираю. Как она плакала! Как умоляла! А я себе сказал: «Если сейчас ты дашь слабину, ничего не получится!». Я сам плакал, унося нетронутую еду. Однажды я схватился за голову: «О, боги! Что я творю! Она же моя дочь! Разве можно так с доченькой!». А она так рыдала в комнате! В тот день я чуть не бросил все и не решился ее накормить. Не помню, что меня остановило тогда. Наверное, мысль о том, что если я не попробую, я не узнаю, получится или нет. Да, кажется, именно так я подумал. Но я решил, что буду идти до конца! Каждый день я повторял себе: «Давай, еще один день! Просто еще день!». И через неделю у моей Молли шевельнулся палец. Как сейчас помню, мизинчик. Я тогда понял, что я на верном пути. Как же она меня ненавидела. Как она плакала и просила ее покормить. У меня чуть сердце не разорвалось…
Я закрыл глаза, стараясь не показывать своих чувств. Вспомнил взгляд жены, её слезы, её страдания. Но тут же сжал кулаки, прогоняя воспоминания. Мистер Джейден утер слезы. Он снова и снова переживал этот момент. И всегда плакал.
- Через день она уже выла от голода, а я все равно приносил еду и уносил. И спустя два дня она дернула рукой. Но поднять ее так и не смогла. Она кричала, что матушка никогда меня не простит! А я останавливался возле портрета моей покойной жены и просил прощения, слыша за стенкой рыдания. Я сам ничего не ел и похудел на три размера. С меня штаны спадали! Еще через время Молли подняла руку и перевернула тарелку. Все одеяло было в супе. Прошло еще немного, и она уже держала в руках ложку. Я тогда плакал, как ребенок…
Я молчал, видя, как Молли пропорхнула мимо нас. На деревянной лестнице послышались ее шаги.
- Только по секрету, - заметил мистер Джейден. - Моя Молли, кажется, влюбилась… Видали, как порхает! Я, конечно, подозреваю… Я сразу ей сказал, что не стоит даже пытаться… Но кто остановит девичье сердце?

Мистер Джейден усмехнулся.
— Так, о чем это я? - прищурился он. - Ах да!
Он вспомнил, что хотел сказать.
— Только ни в коем случае не говорите вашей жене. Держите все в секрете, — заметил мистер Джейден, его голос был строг, но в нем чувствовалась забота. — Иначе ничего не выйдет. Ненависть — сильнее любви. Люди, движимые ненавистью, способны на всё. Вам нужно, чтобы она почувствовала себя брошенной, чтобы в её душе горела ненависть… Тогда всё получится. Молли ненавидела меня. Она сама в этом признавалась.
Я обернулся, слыша шаги на лестнице.
— И куда это ты такая нарядная собралась, Молли Джейден? - спросил строгим голосом отец.
Погулять с подружкой! Я все дела переделала! - заметила Молли, расправляя красивое голубое платье.
— А подружку, случайно, зовут не Фергюс? - спросил отец, нахмурив седые брови.
— Ферлис! - поправила Молли и тут же сделала такое жалобное лицо. - Лейтенант Ферлис! Но я иду гулять не с ним! А с подругой!
— Смотри у меня! - погрозил пальцем строгий мистер Джейден. - Когда с этой усатой подружкой будете обсуждать наряды, снимать их не обязательно! До свадьбы - ни-ни! А если твоя усатая подружка будет приставать, так и скажи, твой папа ей голову открутит! И генералу пожалуется! И кофту надень! Чтобы пока он тебя раздевал, у него комплименты кончились, а ты очнулась еще девственницей!
Молли усмехнулась, поправляя нарядную ленту в волосах. Она была так мила, так свежа, а я не мог налюбоваться ею. Совсем еще юная. Я все время думал о том, что еще пару лет назад она лежала так же, как и моя жена, не имея ни единого шанса прожить эту жизнь счастливо. А сейчас она собралась на свидание и бегает туда-сюда.
— А надушилась-то как! Что аж до столицы пахло! - проворчал мистер Джейден. Я сам чувствовал, что запах ее духов дошел аж до сюда. Запах цветов и ягод повис в гостиной, а где-то хлопнула дверь.
Запах был дорогой. Я вспомнил, что когда-то мистер Джейден был очень преуспевающим торговцем.
— Так что, господин генерал, - вздохнул мистер Джейден. - Вот такие дела…
Неделя прошла, - произнес я. - Я ломал голову, почему никакого результата. И только сегодня понял, что ее кормят. Тайно. Моя старая нянька. Из добрых побуждений!
— О, это хуже всего, когда люди из добрых побуждений начинают плясать вокруг такого больного! - произнес мистер Джейден. - Их сочувствие, желание помочь играют злую шутку! Прогоните всех! Пусть сочувствуют за дверью! В этом страшном деле главное - никакой помощи!
— У меня сердце разрывается, - прошептал я, опуская голову. - Она так плачет. Она так меня ненавидит! Сегодня я чуть не сдался. Я стоял возле двери, а она умоляла меня…
— Крепитесь, господин генерал! - вздохнул Джейден. - Не сдавайтесь. Вы не проиграли ни одной битвы. Так не проиграйте же и эту.
— Я постараюсь, - вздохнул я.
Я вздохнул, понимая, что пора возвращаться домой. Скоро ужин. Сегодня я принесу жене её любимый десерт, который я заказал приготовить утром. Надежда и желание продолжать бороться, которые почти угасли в моем сердце сегодня утром, вспыхнули с новой силой.
— Понимаете, - произнес мистер Джейден. - Ваша жена должна почувствовать, что она одна. Что ее все бросили. Что ей никто не поможет. Что она может надеяться только на себя.
— Она меня ненавидит, - произнес я, поднимая на него глаза. Заманчивая выпечка лежала перед нами, мистер Джейден спокойно ел, а я не мог. У меня словно ком в горле стоял. Как я могу есть, когда она умирает от голода?
— Мне кажется, это будет началом конца наших отношений, - я озвучил то, что причиняло мне мучительную боль. - Ваша дочь вас тоже не сразу простила! Но это же дочь! У нее, кроме вас, никого нет! Но простит ли меня жена?
— Господин генерал, а вам предстоит выбирать, - вздохнул мистер Джейден. - Любящая жена или здоровая… Знаю, что выбор непростой. Но выбирать придется.

Я открыла глаза. Сон, в котором я хожу, казался мне глотком счастья. Хоть там, в мире грез, я могла прикасаться к вещам, ходить, бегать. Даже сон, в котором я убегаю от чудовища, был прекрасен.
Я проснулась и почувствовала, как у меня по щекам текут слезы. Эти несколько секунд между сном и явью, когда я еще помнила, как вскакивала с кровати, казались мне самыми страшными. Только что я бежала во сне, а теперь снова лежу и смотрю в ненавистный мне потолок, задыхаясь от отчаяния и мучаясь от голода.
— Проснулась моя девочка, — ласковый голос Эффи вызывал внутри прилив теплоты. Я шмыгнула носом и зажмурилась, чтобы дать слезам возможность стечь.
— Вернулся? — спросила я охрипшим голосом и посмотрела на часы. Скоро ужин. Скоро новая пытка.
— Да, час назад, как вернулся, — вздохнула Эффи. — Счастливый такой… Глаза горят…
О, лучше бы она мне этого не говорила. Прямо как ножом по сердцу. Я вспомнила, как раньше Най сидел возле моей постели, как поднимал мою руку и целовал. Я чувствовала прикосновение его губ, а оно словно согревало меня. Зато теперь…
— Как только вернулся, он собрал всех слуг, — произнесла Эффи, присев на кровать рядом со мной. — Прямо всех, кто есть в доме. И сказал, что вся еда в доме строго учитывается. Все кладовки заперты на ключи, а ключи теперь только у генерала. И открывать их можно только с его разрешения!
— О, боже мой, — прошептала я.
— Слуги теперь едят в столовой. Под присмотром генерала, — произнесла Эффи полушепотом. — Я теперь не знаю, как тебя кормить, голубушка…
Ее рука коснулась моих волос.
— Не знаю, что происходит в этом доме! — в сердцах прошептала она. — Никогда еще я такого не видела. Чтобы генерал Моравиа так себя вел! Я, конечно, постараюсь с ним поговорить сегодня!
— Да, поговори, — прошептала я. — Он меня совсем не слышит!
— Ужин! — насторожилась я, услышав шаги за дверью. Я узнаю их из тысячи. И если раньше сердце замирало от счастья, то теперь я смотрела на дверь со страхом.
Эффи поправила одеяло. Дверь открылась, а я увидела на пороге Ная с подносом. Он поставил его на стол, приказывая Эффи выйти из комнаты. Старая нянька тут же поспешила вон, а я смотрела на роскошную еду и десерт в огромной вазе. Больше ни на что я смотреть не могла.
Столик тут же очутился на кровати, а Най выставил блюда перед самым моим носом. Ложечки и вилочки красиво легли на салфетку.
Я смотрела на еду, чувствуя, что еще немного и потеряю сознание от голода. Разве можно так?
— Ешь, — послышался холодный голос мужа, а я попыталась поднять руку, но не смогла. Слезы снова потекли по моим щекам. — Ты чего? Не хочешь? Дорогая, если ты не будешь есть, ты умрешь…
Я задыхалась, глядя на еду.
— Если что-то не так, ты так и скажи, — слышала я голос мужа. — Может, тебе не нравится, как оформили десерт? Я передам на кухню, чтобы в следующий раз они исправили ошибку.

— Какая же ты тварь, — прошептала я, чувствуя, как из глубины души поднимается ненависть, кипит и разъедает сердце. — Скажи мне… Неужели тебе доставляет удовольствие так издеваться надо мной?
— Кто над тобой издевается? — послышался голос Ная, мягкий, словно шёпот ветра, который не должен был бы быть так холоден. — Всё самое лучшее для моей любимой жены.
— Любимой, — с горечью в голосе прошептала я, передразнивая его и чувствуя, как внутри всё сжимается. — Ты сам-то в это веришь? И где ты пропадаешь всё это время? Что изменилось в наших отношениях? Что я не так сделала? Разве я в чём-то виновата? Или что? Сломалась жена, — я почти кричала, — несите новую! Ты же был другим… Заботливым, нежным… Ты сидел на кровати и держал меня за руку. Я чувствовала твоё прикосновение. Я чувствовала твою любовь… Мне её так не хватает…
— Ну-ну, — с усмешкой произнёс Най, его голос был холодным, как лёд. — Чего ты расплакалась? Ешь, пока не остыло. Придумала себе всякую ерунду. Ты же знаешь, что я делаю всё для тебя.
— Я хочу умереть, — шептала я, закрывая глаза, словно так можно было спрятаться от всей боли. — Если бы ты знал, как сильно я хочу умереть…
— Из-за чего? — спросил муж, его голос прозвучал безучастно, словно он говорит о чём-то абстрактном, а не о моей жизни.
— Не делай вид, что ты не видишь! — выкрикнула я, давясь собственным отчаянием, ощущая, как сердце разрывается на части. — Ты знаешь, что я умираю внутри, а ты лишь наблюдаешь, как я медленно угасаю!
Я знала, что ещё пять минут, и он всё унесёт — заберёт мою надежду, мою силу.
Но я верила, что добрая Эффи сможет раздобыть еду… На неё одна надежда!
— Знаешь, сейчас всё остынет, — заметил Най, его голос стал чуть мягче, как бы пытаясь скрыть свою холодную жестокость. — И будет невкусным. Сама знаешь…
Он промолчал, и в комнате воцарилась гнетущая тишина. Я представляла, как хватаю с тарелки всё, что вижу, и запихиваю себе в рот — хоть какую-то пищу, хоть какую-то надежду. Но моя рука даже не шевельнулась.
— Ладно, — наконец сказал Най, беря тарелку и аккуратно возвращая её на поднос. — Не хочешь — не надо… Никто не заставит тебя есть.
Когда он наклонился, я почувствовала едва уловимый запах — тонкий аромат женских духов, который ударил мне в нос, словно нож в сердце. Снова эти духи.
— У тебя что? — прошептала я, сжимая губы, чтобы не заплакать. — Появилась любовница?
Он не ответил мне, его взгляд оставался холодным и безэмоциональным, пока я ощущала нотки жасмина, которые витали в комнате, словно призраки.
Огромная ваза с десертом вернулась на поднос, и я смотрела на неё, чувствуя, как внутри всё сжимается — так сильно, что чуть не разорвалось сердце.
Най быстро вышел из комнаты, будто испугался своего же равнодушия, и я осталась одна с этим куском мира, с надоевшими стенами и моей безнадёгой.

- Выбросить! Всё до последней крошки! - произнес я, возвращая поднос на кухню. - Или ешьте сами, но при мне!
Кухарки переглянулись и тут же налетели на ужин. Они быстро выскребли десерт ложками.
- Посуду помыть! Чтобы ни единой крошки не осталось! Стол протереть! - приказал я, видя, как быстро опустела тарелка. Пока посудомойки мыли посуду, я стоял и смотрел. Только чистая посуда встала на место, я развернулся и вышел из кухни, слыша, как за спиной переговариваются служанки.
"Что ж он так над ней издевается!" - уловил я.
"Да понятное дело! Извести хочет! Кому нужна парализованная жена!"
Я дальше слушать не стал. Пусть думают, что хотят. Ничего рассказывать им не буду. Эти сплетницы быстро донесут всё до ушей Эффи, а та уже непременно поделится с моей супругой. И тогда все усилия пойдут насмарку.
Пройдя по коридору, я остановился возле дверей жены, слыша ее тихий плач. В этот момент я стиснул зубы, чувствуя, как каждый ее всхлип рвет сердце на части.
- Прости меня, - едва слышно прошептал я. - Прости… Так надо, любимая… Так надо…
Я почувствовал, как у меня на глаза навернулись слезы.
Вот что странно. Я был беспощаден в битве. На моих глазах погибали люди. Я отдавал приказ, понимая, что будут потери. И всегда был тверд. Я знал, что делаю. Но сейчас я чувствовал себя чудовищем. Мне стоило неимоверных усилий взять себя в руки и пройти мимо ее комнаты.
- Еще день, - произнес я. - Просто день. Если я не пройду этот путь до конца, то не узнаю, получится это или нет!
Быстрым шагом я дошел до своего кабинета, открыл дверь и тут же закрыл ее на замок.
Обессиленный, я упал в кресло.
Я опустил голову, взгляд устремился вниз. Я чувствовал, как меня одолевают тяжелые мысли, чувствовал внутреннюю борьбу.
Я чувствовал, как немного сжались мои плечи от тревоги и давления. Одна моя рука держала другую, словно я пытался держать самого себя в руках. Или, быть может, это был жест поддержки? Я чувствовал, как крепко сжимаю обе руки, пытаясь поддержать сам себя.
Тяжело выдохнув, я поднял глаза, словно не давая подступившим слезам течь по щекам.
Горечь наполнила меня изнутри, и я спрятал лицо в руках.
"Я хочу умереть!" - звенели в ушах ее слова, которые я хотел прогнать.
Я чувствовал, как у меня текут слезы. Я задыхался, понимая, что ничто не сравнится с этой болью.
Я сидел в темноте, ощущая, как слезы обжигают мои щеки. Каждая капля была глотком боли, которую я долго носил внутри, пряча за маской бесстрастия. Внутри меня бушевал ураган: желание кричать, бороться, вырваться из этого ужаса, что я сам создал.
Мое сердце разрывалось на части. Я хотел убежать, исчезнуть, раствориться в темноте. Почему я не мог просто… остановиться? Почему я не мог оставить всё и уйти, не мучая ни себя, ни её?
- Потому что я люблю тебя, - прошептал я, рисуя перед глазами образ жены. - Всё, что я делаю, я делаю во имя любви к тебе. Всё, что у меня есть, это моя любовь к тебе… И быть может, однажды ты поймешь это. Когда пройдет ненависть, ты осознаешь, что я сделал. Если она пройдет… когда-нибудь…

Я чувствовал, как боль сжигает каждую клетку тела.
- У меня нет никого дороже тебя. И это чудо, что ты осталась жива… - прошептал я, понимая, что сейчас должен выговориться. - Почему я не поехал с тобой? Я бы накрыл тебя своим телом, и ты бы не пострадала? Зачем же нужно было в тот день ехать к больной тетушке? А всё твое доброе сердечко. Ты так любила тетушку… И не могла ее бросить…
Слова иссякли, а я шумно вздохнул.
Я снова и снова проклинал себя за каждое слово, за каждое действие, за каждую ее слезинку. Как же мне хотелось прямо сейчас встать, броситься к ней, обнять ее, прошептать, как сильно я люблю ее, что все, что я делаю, я делаю ради нее, что я готов всё исправить, обнять её, сказать, что люблю, что я сожалею, если причинил ей боль.
Все мои мысли были только о Люси — о её страданиях, о моей жестокости. Ей сейчас так нужна моя любовь, а я должен вести себя как последняя тварь!
Я готов был отдать всё, что у меня, лишь бы она снова была здорова. Но даже родовая магия оказалась бессильна. Только старый ректор шепнул мне, что слышал о чуде. И сказал, где его искать. Он сказал мне об этом, когда мы вышли с ним в коридор.
«Я знаю, что иногда случаются чудеса. И магия тут ни при чем!» - слышался голос ректора. - «Господин генерал, сам человек — это уже само по себе чудо. Мы никак не можем полностью изучить его. Так что вам стоит съездить по этому адресу. Это всё, что я могу вам посоветовать!».
«У тебя появилась любовница?» - зазвучали в ушах ее слова.
«Ненависть сильнее любви! Иногда ненависть становится лекарством!» - слышал я голос мистера Джейдена.
«А что там? Господин ректор?» - спросил я.
«Ваша последняя надежда!» - услышал я голос старика. - "Если это не поможет, тогда все!"
«Она должна чувствовать, что она одна. Что никто ей не поможет! Что все ее бросили!» - слышался голос мистера Джейдена.
Мешанина из голосов в собственных мыслях заставила меня тряхнуть головой, словно в попытке их отгнать.
Если я скажу Люси, что у меня появилась любовница, то обратного пути не будет. Но что, если именно любовница, пусть и несуществующая, заставит ее почувствовать себя брошенной!
- Вам письмо, господин генерал, - послышался осторожный стук в дверь.
Я быстро прошел в ванную, умывая лицо холодной водой. Глядя себе в глаза, я чувствовал, что в них нет ничего, кроме боли.
Вытерев лицо, я открыл дверь, тут же отвернувшись к шкафу и делая вид, что изучаю книги.
- Вам письмо от барона Эдварда Кроссфилда, - послышался за моей спиной голос дворецкого.
Положи на стол. Потом почитаю, - произнес я, вытаскивая первую попавшуюся книгу.
Я дождался, когда дворецкий выйдет, поставил книгу на место и направился к столу. Письмо лежало на зеленом сукне, а я разрезал конверт и достал свернутую бумагу.
- Господин генерал, - прочитал я. - До меня дошли слухи…

— Ничего не принесла? — с надеждой прошептала я, слыша, как Эффи осторожно входит в комнату. Она тихонько прикрыла за собой дверь.
— Нет, — прошептала старушка, её глаза наполнились грустью и тревогой. — Я пыталась поговорить с кухаркой, но та сказала, что ключа от кладовых у нее нет. Всё плохо, моя девочка… — её голос задрожал, и я почувствовала, как сердце сжалось от безысходности.
Взгляд старушки был полон искренней вины и отчаяния, словно она сама чувствовала свою беспомощность.
Я вздохнула, пытаясь подавить внутренний крик, что поднимался у меня в груди. Нет, я не должна сдаваться. Я должна быть сильной. Внутри застонала моя воля, будто бы борясь с навалившейся тенью отчаяния. Я должна держаться, ради себя, ради тех, кто надеется на меня.
— Зато я написала письмо вашему двоюродному дядюшке, барону Кроссфилду! — вдруг произнесла Эффи, и в её голосе зазвучала нотка решимости и тревоги одновременно. — От вашего лица! И рассказала обо всем, что творится в поместье! — она говорила быстро, с присущей ей страстью.
И я почувствовала, как внутри меня вдруг вспыхнула искра надежды, словно солнечный луч прорезал темные тучи.
Хоть я и не знала барона Эдварда Кроссфилда лично, но он считался моим дядей по крови. И, насколько мне было известно, после смерти моего отца он оставался моим единственным родственником, той ниточкой, что могла связать меня с миром защиты и надежды. Эти мысли наполнили мою душу непоколебимой решимостью.
— Я всё так и написала! Как есть! Разумеется, порядочные слуги так не поступают. Они ни за что не распространяются о том, что происходит в доме хозяев, но ваша жизнь под угрозой! Пусть ваш двоюродный дядюшка предпримет меры. Может, хоть он вразумит вашего мужа! Или хотя бы настоит на том, чтобы забрать вас к себе!
— Спасибо, Эффи, — тихо поблагодарила я, чувствуя, как внутри меня разгорается тепло надежды. Вся моя душа наполнилась благодарностью за её смелость и заботу. Надеюсь, что этот шаг позволит прервать этот кошмарный сон.
— Будем надеяться, что он сможет как-то повлиять на ситуацию, — кивнула Эффи. — Вы уж простите, что от вашего лица. Но я просила его не выдавать, что ему сообщили об этом в письме.
— Кушать хочется, — прошептала я, осознавая, как быстро и безжалостно голод ломает любые устои. Каким бы возвышенным и гордым ни был человек, в моменты сильного голода он становится слабым, уязвимым. В этот миг я почувствовала, что даже сердце, наполненное гордостью, не выдержит, если не насытится хотя бы крошкой.
Мои мысли кружили в тревожном вихре — надежда, страх, усталость. Но в глубине души я знала: несмотря ни на что, я должна держаться. Ради себя, ради тех, кто верит в меня. Ради Эффи. И пусть даже вся эта тьма кажется непреодолимой, я не позволю ей погубить меня.

— Поэтому я прошу вас дать скорейший ответ, — я чуть задержал дыхание, читая самый конец письма, — а еще лучше, если вы позволите мне приехать и лично удостовериться, что с моей дорогой Люси всё в порядке, насколько это возможно в её положении. Барон Эдвард Кроссфилд.
Я посмотрел на письмо — аккуратный почерк, чуть торопливый, с тонкими линиями пера — и резко бросил его в камин. Пламя мгновенно охватило бумагу, превращая слова в пепел. Так я избавился от ненужных, жалостливых родственников, которые, как я чувствовал, только мешали мне своей бесполезной заботой.
Попрошу не вмешиваться в наши семейные дела, — написал я ответ, положив в конверт.
Я ждал другого письма. Письма от магов, которые должны были изучить остатки кареты. Я знал этих лошадей и часто сам брал эту карету. И прекрасно понимал, что эти лошади спокойно реагировали даже на взрыв заклинания рядом. Что должно было случиться, чтобы их понесло?
Эта мысль не давала мне покоя. Я вертел ее и так, и эдак.
— Господин, к вам можно? — послышался голос кухарки за дверью.
— Да, — ответил я, видя, как бумага почернела и рассыпалась в пламени.
— Только что приходила Эффи и просила ключи от кладовых, — прошептала кухарка, опуская глаза. — Вы сказали докладывать о таких вещах…
— Понятно. Спасибо, — произнес я.
Кухарка мялась на пороге, а я смотрел на нее, понимая, что она хочет что-то сказать.
— Конечно, это не мое дело… Мое дело маленькое, готовь да повкуснее. Но… Зачем вы так с бедной вашей супругой, госпожой Люси? — наконец произнесла кухарка. — Это же так жестоко…
— Дорогая миссис Митчелл, вы совершенно правы. Это не ваше дело, — произнес я, видя, как кухарка смутилась и вышла.
Я сел за стол, сжимая до боли лезвие ножа в руке. На зеленое сукно упали капли крови. Лезвие — холодное, острое — теперь было испачкано моей кровью. Я надеялся, что это облегчит мою душу, что раны в душе хоть ненадолго перестанут болеть. Но ничего не изменилось. Рана на ладони стала зарастать. Только кровь исчезла, а боль осталась.
Даже зелье с моей кровью не помогло Люси.
— Еще день! — произнес я самому себе. — Только день.
Я буду снова ждать рассвета, чтобы начать всё заново.
Сон не шел. Я сидел в кресле, уставший, словно старик, страдающий бессоницей, и смотрел на циферблат часов. Дом погрузился в тишину, словно засыпая. Я ждал заветные четыре утра — время, когда мне нужно было вставать и готовить завтрак.
Я встал и направился на кухню, доставая ключи от кладовых.
— Приготовьте завтрак для моей жены, — приказал я, видя, как кухарка достает из кладовой еду и выкладывает на стол. Одно яблоко укатилось под стол, а я тут же приказал его поднять и положить на место.
Кухарки готовили в моем присутствии. И я успокоился только тогда, когда последние крошки были сметены со стола.
— Вывернуть карманы передников! — приказал я резко, и лица женщин, испуганные и смущенные, потянулись к карманам.
Они стали выворачивать карманы, и тут я заметил кусочек булочки.
— Ой, простите, — прошептала посудомойка. — Это я не доела. Оставила на завтра…
— Ешь сейчас, — ледяным голосом приказал я, видя, как она сует в рот и жует булку.
Девушка прокашлялась и посмотрела на меня.
— Так-то лучше, — отрезал я, беря поднос и неся его в комнату жены.
В сердце у меня таилось тяжелое ощущение безысходности. Я понимал, что еще немного, и я сорвусь. Если сегодня ничего не случится, я брошу это гиблое дело! Я не могу ее мучить! Не могу каждый день видеть на ее лице слезы! Это выше моих сил.

— Ну не плачь, деточка, — слышала я голос Эффи, когда она расчесывала мои вымытые волосы. Её руки были нежными, как у доброй матери, а голос — мягким, словно ласковая волна.
— Да, твой муж теперь всё контролирует, но у меня есть кое-какие сбережения. Немного, правда… Когда он в очередной раз уедет, я схожу в город и куплю тебе еды… Я уверена, что твой дядюшка это так просто не оставит. Он честный и добрый человек. И скоро он заберет тебя. Я так просила тебя забрать…
— Можешь взять из шкатулки мои драгоценности, — прошептала я, глазами показывая на столик. — И купить на них еду…
Я понимала, что должна выжить. Несмотря ни на что. Чувство голода стало навязчивым настолько, что другие мысли просто путались в голове. Казалось, что я ничего так не хотела, как есть.
— От мужа пахло женскими духами, — прошептала я, стараясь хоть немного отвести мысли от болезненной темы еды. — У него появилась любовница.
— Да быть такого не может! — всплеснула руками Эффи, чуть не уронив расческу.
— Эффи, милая, ты всё прекрасно понимаешь. Посмотри на меня, — прошептала я. — Я обуза. А он — здоровый, красивый мужчина… И знаешь, любовница пахнет жасмином. Его мундир пах ее духами…
— Милая, — вздохнула Эффи. — Мне так стыдно перед тобой… Я не таким его воспитывала. И мне больно смотреть, как он измывается над тобой.
Эффи вздохнула, глаза её наполнились слезами.
— Возьми драгоценности, — настойчиво повторяла я. — Продай их, чтобы купить еды. Можешь отнести в ломбард… Только умоляю…
Маленькая старушка вздохнула, словно тяжесть в сердце стала слишком большой.
— Да, моя крошка, — прошептала Эффи, улыбаясь сквозь слезы. — Эх, была бы я сильным мужчиной, я бы уже вынесла бы тебя отсюда. Но лакеи получили приказ, поэтому не согласятся… Ничего, мы выкрутимся…
Я посмотрела на шкатулку с надеждой, как вдруг услышала шаги.
— Идет, — прошептала я, видя, как Эффи откладывает расческу и встает с кровати.
В комнату вошел генерал, строгий и невозмутимый, с холодным взглядом, но, заметив мою бледность и молчание, его лицо чуть смягчилось.
— Доброе утро. А вот и завтрак, — произнес мой муж, ставя на столик поднос.
Я была спокойна и молчалива. Я понимала, что если Эффи удастся продать драгоценности, то я доживу до приезда дяди. А там уже проще будет. Я уверена, что он заберет меня. И я смогу покинуть этот холодный, жестокий дом.
Я молча смотрела на еду, чувствуя, как у меня кружится голова. Вдруг вспомнила про гордость, глядя, как на столике появляются тарелки с такими изысканными лакомствами, что тут сложно было сдержаться. Я отвернулась, чтобы не смотреть.
— Опять что-то не так? — послышался голос Ная, а я молчала, предпочитая смотреть в стену. Пусть делает, что хочет.
Огонек надежды в моей груди ему вряд ли удастся погасить.

— Я не голодна, — произнесла я с упрямством в голосе. — Можешь сразу уносить. И не приносить больше.
Мой голос был уставшим, а я даже не повернулась в сторону еды. В этот момент произошло нечто странное.
— Точно не голодна? — послышался голос Ная.
— Точно, — прошептала я. — Я предпочту умереть от голода. Я ведь знаю, что я — твоя обуза. Что ты спишь и видишь, как избавиться от меня. Только родовая честь семьи не позволит тебе развестись со мной. Этого ты боишься? Не так ли? Боишься, что как только ты разведешься, все газеты будут трубить о том, что доблестный генерал Найтверт Моравиа бросил свою парализованную жену. И хоть на твоем месте так поступил бы каждый, но тебе это не простят. И ты этого боишься. Поэтому ты предпочел бы видеть в газете мой портрет с траурной лентой и заголовок о том, что я скончалась ночью после долгой болезни. И я решила упростить тебе задачу. Я скоро избавлю тебя от своего присутствия в твоей жизни.
Я сглотнула. Слова давались мне тяжело. Я словно умирала, говоря эти слова, но внутри чувствовала, как будто в груди вновь загорается огонек сопротивления плохим мыслям — слабый, но живой. Я решила упростить ему жизнь. Могу — не есть. Могу — уйти сама.
Перед глазами увидела мой будущий траурный портрет, словно наяву.
— Можешь больше не носить мне еду, - повторила я, глядя ему в глаза.
Я сглотнула, глаза наполнились слезами. Перед глазами встал образ, что никогда не исчезнет. Всплывали сцены прошлых дней, их тепло, его голос, его рука, утирающая слезы. И вдруг — ощущение, что всё ещё не потеряно. Что внутри всё ещё живет искра, которую нельзя погасить.
— Глупости говоришь, — заметил Най. Но что-то в его голосе изменилось. Мне показалось, что в нем проснулась прежняя мягкость, словно мои слова всколыхнули какие-то былые чувства. Словно не все угасло внутри него.
Я услышала, как ложечка поскребла о тарелку, а я увидела ее перед своим носом.
— Ешь, — прошептал Най. Я почувствовала, как у меня на глаза навернулись слезы. Я смотрела на ложку, думая, что он сейчас чувствует. Неужели совесть проснулась?
Я понимала, что как прежде уже не будет. Понимала, что та любовь, которая вспыхнула в моем сердце, тлеет угольками, пытаясь сжечь воспоминания о том, как его рука скользила по моей щеке, утирая слезы. Как его голос шептал: «Не плачь, моя куколка… Моя девочка… Мы что-нибудь придумаем… Доктора могут ошибаться. Знаешь, они уже столько раз ошибались…».
Не веря своим глазам, я вдруг почувствовала, словно на мгновение вернулось то, что я считала потерянным. Эти пару мгновений, когда ложка направлялась к моим губам, я снова почувствовала жаркий импульс любви. Такой сильной и такой неуместной. Словно не было этих дней издевательств!
— Господин генерал! — послышался стук в дверь, когда ложка едва не оказалась у меня во рту. — Вам письмо!

Я смотрел на жену. В ее глазах отражалась тоска и пустота. Искра, которую я раньше видел в ее взгляде, погасла.
Исчезла.
Глаза моей жены казались мне пустыми, безжизненными, словно она уже сдалась, смирилась с судьбой. В них не было ни боли, ни желания бороться — только безмолвное отчаяние.
И это меня испугало. Возможно, я где-то переступил черту? Перегнул палку? Может, я слишком торопился, пытаясь спасти её, забывая о том, что иногда лучше оставить всё как есть?
Сейчас я хотел плюнуть на всё и просто накормить её, обнять, укрыть своими руками и всё рассказать — рассказать, что делал это ради неё, ради любви, ради того, чтобы она снова танцевала и улыбалась, чтобы порхала по дому, как Молли.
Что-то внутри меня говорило: что-то не так. Уже должен был быть какой-то результат!
Я снова вспомнил про Молли.
Молли было четырнадцать.
«Пятнадцать!» — словно услышал я ее звонкий голос.
Ладно, пятнадцать. И она хотела жить, хотела любить, гулять с подругами, встретить того самого, единственного. Хотела красивую свадьбу и детей. И, быть может, именно ее жажда жизни подняла ее на ноги. Неуемная, жаркая, страстная жажда жить.
Но здесь я вижу потухший взгляд, словно Люси сама приняла решение.
Может, ну его? Может, все оставить как есть?
Я взял ложечку, понимая, что все напрасно. Столько дней мучений, испорченные отношения… Все напрасно, если любимая не хочет жить.
Набрав еду, я почувствовал, словно невидимая боль, до этого мгновенья державшая мою душу в железных тисках, вдруг стала проходить.
Я проиграл. Проиграл эту битву.
Я капитулирую… Сама судьба против того, чтобы я…
— Господин генерал! — послышался стук в дверь, когда ложка едва не оказалась у меня во рту. — Вам письмо!
Я никогда не верил в знаки судьбы. Но сейчас поверил в них так, как никогда. Ни минутой раньше. Ни минутой позже. Может, это просто совпадение? Или, правда, знак?
Нет, пусть это будет знаком! Нет, пусть это будет знаком. Судьба словно поймала меня в самый слабый момент, и я бросил ложку обратно в вазу, словно отгоняя опасные мысли о капитуляции.
Я подошел и взял письмо, видя на нем печать гильдии магов.
— Одну минутку, — произнес я. — Эффи. Марш из комнаты. Я вижу, как ты затаилась в углу и прикинулась подсвечником!
Я ждал это письмо, поэтому сорвал печать с него и тут же открыл.
— Господин генерал Моравиа, — пробежал я глазами строчки, читая про себя. — Мы тщательно проверили каждый обломок кареты, найденный на месте преступления… Никаких следов и никаких подозрительных следов не обнаружили. Ни следов магии, ни следов зелий. Только следы недавнего ремонта оси задних колес.
— Ремонта? — мысленно удивился я.
Карету не ремонтировали. Она была новой. Я бы не стал чинить карету, если это не в дороге. Мне проще заказать новую. Откуда там следы ремонта? Неужели они сломались по дороге, и кучер вынужден был чинить карету прямо на месте? Тогда вся вина на покойном кучере, раз он ненадежно закрепил ось. Они могли остановиться на каком-нибудь постоялом дворе. Наверняка там нашлись бы мастера. Но жена ничего не помнит, а кучер уже оплакан вдовой и родственниками.
Странная мысль вдруг заставила меня замереть. А сколько времени занимает дорога до тетушки?
Я взял со стола бумагу и написал один единственный вопрос, который меня сейчас волновал. И тут же положил его в конверт, требуя отправить его обратно в гильдию.
— О, боги! — послышался испуганный голос жены.

Ложка тут же исчезла, вернувшись обратно в тарелку. Вся эта роскошь стояла передо мной, а я не могла даже наклониться к ней.
Одну минутку, - отрезал Най, беря письмо в руки.
Дворецкий посмотрел на меня. Я знала, что все слуги мне сочувствуют. Старый дворецкий иногда сам не мог сдержать слез, когда видел меня. Иногда он пытался отвлечь меня пустой болтовней, в надежде, что светские сплетни развлекут меня. Но мне было все равно на этих людей, на их проблемы, переживания и разводы.
Запах еды — такой насыщенный, такой соблазнительный — сводил меня с ума. Казалось, что нет ничего прекраснее, чем просто взять и съесть все, что видят мои глаза. Этот вкус, это тепло, это жизнь… Всё остальное казалось пустым и чужим.
Мой муж читал письмо и хмурил брови. Он о чем-то задумался. Мне так захотелось, чтобы он забыл о еде, которую мне поставил. Чтобы что-то срочное заставило его выйти из комнаты.
Эффи затаилась в углу. Добрая старушка, словно читала мои мысли. Я взглядом показала ей на еду.
Она едва заметно кивнула. Если сейчас, пока мой муж занят, она подойдет к кровати и сунет мне в рот пару ложек, это будет здорово.
— Эффи. Марш из комнаты. Я вижу, как ты затаилась в углу и прикинулась подсвечником! - резко произнес Най, а Эффи даже крякнула от досады, под пристальным взглядом выходя из комнаты.
Мы остались в комнате одни. Мой муж был занят письмом. Он словно обдумывал каждую фразу, а я смотрела на еду и чувствовала, как внутри разгорается пламя ненависти. Вот бы случилось чудо, и я смогла бы ее взять.
Я зажмурилась, чувствуя, как стою на границе отчаяния. Один шаг отделял меня от бездны.
Стиснув зубы, я почувствовала такое дикое желание, что сильнее его я никогда ничего в жизни не испытывала. Я так злилась на себя, проклинала себя за то, что не могла поднять руку и просто взять ложку, как вдруг почувствовала, что напряжение достигло немыслимого предела.
И тут я почувствовала что-то странное. Словно мой безымянный палец, на котором сверкало роскошным бриллиантом обручальное кольцо, шевельнулся.
Нет, быть такого не может! Мне показалось. Я еще раз зажмурилась, в надежде, что это - не сон!
Я открыла глаза и посмотрела на руку, лежащую поверх одеяла. Рука была неподвижна, но я заметила, как безымянный палец чуть-чуть дернулся. Тихонько, едва заметно, — словно скребет одеяло или шевелится в ответ на внутренний зов.
Немыслимо! Я попыталась дернуть рукой, боясь спугнуть это наваждение. А вдруг это сон? Но рука не двигалась. Только один пальчик чуть-чуть подергивался.
Я выдохнула, не веря своим глазам.
Мой муж передал письмо дворецкому, а я снова пошевелила кончиком пальца, чувствуя, как надежда наполняет меня. Он двигается!
— С-с-смотри, - прошептала я, видя, как муж подходит ко мне. - Смотри… Он шевелится…
У меня из глаз потекли слезы счастья.
— Не хочешь есть? - спросил Най, беря тарелку за тарелкой и переставляя их на поднос. - Ну что ж. Очень жаль. Кухарки очень старались.
— Ты что? Не видишь, что он шевелится? - прошептала я, глядя в глаза мужу.
Я была уверена, что он обрадуется. Если палец шевельнулся, это значит, есть надежда. Но он воспринял новость с хладнокровным равнодушием. Словно ему было все равно.
Как только дверь за ним закрылась, я продолжала шевелить пальцем, не переставая. Всё внутри меня кричало, что я могу это делать. Что это — не просто случайность или галлюцинация, а настоящее чудо.
— Эффи! - прошептала я, видя, как старушка входит в комнату. - Эффи, милая, смотри!
В моем голосе было столько радости, что я просто захлебывалась ею. Эффи подбежала, а я с гордостью пошевелила безымянным пальцем.
— Батюшки, - прошептала Эффи. - Как такое вышло?
— Просто очень хотела есть, — начала я, наслаждаясь этим редким моментом силы. — Так сильно хотела, что чуть не сделала бы всё, чтобы получить хоть кусочек. Муж отвлекся, а я думала: было бы хорошо, если бы я украла немного еды… И тут я почувствовала, как он дернулся!
— А муж? - тут же прошептала Эффи, глядя, как я подергиваю пальцем. - Что он сказал? Что сказал генерал?
И тут настроение испортилось.
— Ничего, - ответила я, чувствуя, как с души вон воротит. - Точнее, он спросил, не хочу ли я есть? И все.
— Да быть такого не может! - изумилась Эффи. - Не может быть, чтобы он так…
— Все может, Эффи, - произнесла я, сглатывая боль обиды. - Просто в его сердце царит другая. И ему плевать на меня. Вот и все. Когда ты любишь одну женщину, другой нет места в сердце. Так что …
Мой голос дрогнул.
— Я опоздала с хорошей новостью, - выдохнула я, закусив губу.
— Так вы и не поели! Беда! Надо будет купить вам еды, - произнесла Эффи. - И придумать, где ее прятать от генерала!
— Возьми что-нибудь из шкатулки. Не трать свои деньги, - прошептала я, от счастья на время забыв о голоде. Но сейчас мысли возвращались к нему снова и снова. - И будь осторожна!

Я вошел в кабинет, сохраняя холодное выражение лица.
Но как только дверь закрылась, я беззвучно рассмеялся. Я словно задыхался этим смехом. Потом мне показалось, что я не то смеюсь, не то плачу. Пальчик. Ее драгоценный пальчик шевельнулся. Я видел это! Своими глазами. О, боги! Я не знаю, как вас благодарить за это чудо!
Нужно срочно сказать мистеру Джейдену.
- Карету мне! - приказал я, а дворецкий поклонился. - Пока меня не будет, никого не пускать. Понятно?
- Так точно, господин!
Я спустился вниз, остановившись у ее комнаты.
- Прямо не верю, - послышался голос Эффи. - Что он не обрадовался.
Обрадовался, милая. Конечно, обрадовался… Ты не представляешь себе, как я счастлив! Я уже потерял надежду, а тут такое счастье… Если бы не обстоятельства, я бы уже целовал этот пальчик, прижимая его к губам.
Я почувствовал, как на глаза навернулись слезы.
- Так что берем? - послышался голос Эффи и шуршание. - Серьги? Или кольцо?
- Можешь камень выковырять! - послышался шепот. - Только умоляю, купи еды…
Я замер, нахмурившись. Опять эти что-то придумали. Как удачно я зашел, однако.
Я открыл дверь, видя, как Эффи копается в шкатулке. При виде меня она едва успела ее закрыть.
- Знаешь, - произнес я, глядя на бледную перепуганную жену. - Я, наверное, заберу свои подарки.
- Как? - опешила она. Эффи побледнела.
- А вот так, - произнес я. «Давай, играй роль до конца! Давай, Найтверт, ты сможешь!» - Шкатулку мне сюда!
- Нет! - прошептала Люси, глядя на меня полными отчаяния глазами. - Не надо! Не забирай!
Я уже выхватил шкатулку из рук изумленной Эффи.
- Ну это уже слишком! - произнесла Эффи. - Чтобы подарки жены забирать обратно! Это просто… немыслимо! Найтверт Моравиа! Вы… Вы ведете себя, как самый низкий и самый подлый человек, которого я знаю! Вы просто позорите честь семьи Моравиа!
Открыв шкатулку, я стал пересматривать украшения, которые в ней лежали.
- И да, мадам, - произнес я, чувствуя, как меня давит внутри чувство, что я совершаю настоящее преступление. - С вашими сережками и обручальным кольцом вам тоже придется расстаться.
- Ну это уже перебор! - закричала Эффи. - Да как у вас рука поднимается грабить бедную девочку!
Я подошел к ней и вытащил из ее ушей сережки, потом снял с ее шеи красивый медальон и стянул с ее пальца обручальное кольцо. Ее палец дернулся, а я чувствовал, как вместе с ним дергается мое сердце.
- Вы ограбили свою жену! - закричала Эффи. - Как вы вообще посмели!
Я уносил шкатулку, слыша, как за спиной раздается громкий плач.
Не хватало мне тут кормилицы. Иначе все будет напрасно.
Я резко открыл дверь и вышел, неся шкатулку в свой кабинет и закрывая его на ключ. Потом решу, куда ее поставить, так, чтобы слуги ее не нашли.
Спустившись вниз, я сел в карету, и она повезла меня в сторону уютного дома Джейденов.

Я открыл калитку, сорвал пару черешенок, глядя на огромное дерево. Интересно, оно вряд ли чувствует свою вину за то, что едва не оставило девочку лежачей до конца ее дней.
- О, мистер Джейден, - улыбнулся я, видя, как мне открыли дверь. - У меня для вас новость!
- Какая? - оживился мистер Джейден. - Надеюсь, хорошая? Да?
- Самая лучшая на свете. Как только я отчаялся, случилось чудо, - прошептал я. - Она шевелит пальцем…
- О! Свершилось! Это надо отметить! - обрадовался мистер Джейден, доставая два стакана. Он полез в буфет и вытащил оттуда пыльную бутылку вина. Протерев этикетку с золотым тиснением, хозяин тут же улыбнулся.
- Исмерийское! - произнес он. - Большая редкость. Я купил четыре бутылки. Одну я распил, когда у Молли пошевелился палец, вторую я распил, когда она пошла, а третью, когда она впервые побежала! А это четвертая! Берег для особого случая! Вот попробуйте и скажете, чем магически выращенный виноград отличается от обычного!
Он суетился, открывая бутылку и наливая половинку стакана каждому.
- Ну что! - произнес мистер Джейден, протягивая мне стакан и поднимая свой. - За вашу жену! За ее пальчик!
И ловко осушил стакан. Я выпил немного, чувствуя, что вино совсем не крепкое. Но довольно приятное. Дешевое, как для герцога. Но такое прекрасное, потому что у меня был такой повод.
- Надеюсь, вы не бросились ее целовать и обнимать? - спросил мистер Джейден.
- Нет, - ответил я.
- Правильно! - кивнул хозяин. - Нельзя. Я, помнится, едва удержался, чтобы не расцеловать Молли. Но сдержался! Нельзя было!
Я сделал еще глоток, думая о том, что впервые чувствую надежду. Она зажглась во мне, когда я видел, как шевелится ее пальчик с обручальным кольцом, и теперь не угасает.
- А у вас что случилось? - спросил я. - Где Молли?
- Спит! - махнул рукой отец. - Вчера явилась поздно ночью. Вся такая счастливая… А мне вот что не нравится. Мутный тип этот Фергюс… Ферлюс… Короче, Ферлис этот. Мутный. Знаете, если бы мне нравилась девушка, и мы бы с ней гуляли, я бы непременно явился бы к ее отцу, мол, так и так. Люблю. Отношения серьезные. Готов жениться. Ну, чтобы успокоить ее родителей. Собственно, когда-то я так и сделал! А этот уже месяц как ходит вокруг да около, но сюда ни ногой. Вот прямо чувствую, как что-то дурное задумал. Если бы намерения были серьезные, мы бы уже с ним посидели, как с вами, поговорили, все обсудили. Но нет! И вот как объяснить дочке, что женишок у нее с душком?
- Давайте я займусь этим вопросом, - произнес я, прикидывая, что разузнать, кто такой лейтенант Ферлис, мне не составит труда. Так и быть, на обратном пути я заеду в гарнизон. - И поговорю с ним. Он служит в местном гарнизоне? Да?
- Да, - кивнул мистер Джейден. - Лейтенант Ферлис, кажется. Это все, что я о нем знаю. Буду премного благодарен. А то за дочку на сердце неспокойно. Как бы ничего дурного не вышло! А то, знаете ли, где остановились военные, там потом рождаемость сильно повышается!
— Как он мог, — цедила я, не веря своим ушам. А ведь надежда только-только появилась в душе. Если бы Эффи продала украшения, то хватило бы денег на еду! А теперь я снова буду голодать! Нет, ладно шкатулку! Но обручальное кольцо!
— Не узнаю его, — прошептала Эффи, глядя на меня. — Что с ним такое!
— Я же говорю! У него другая! — вздохнула я. — Только вот никогда бы не подумала, что генерал Моравиа будет отнимать драгоценности у женщины! Тем более те, которые он сам дарил!
Это казалось мне такой низостью, такой подлой подлостью, что даже воображение не могло представить. Или, может быть, благородство — лишь маска, за которой скрывается что-то гораздо более тёмное? Может, в душе он всегда был чудовищем, просто раньше умел это скрывать?
— Ну это уже такая низость, что даже представить невозможно! — произнесла Эффи. И тут же осмотрелась. — Не плачь, милая… Гляди, что бабушка Эффи сохранила!
Она показала мне кольцо.
— Сразу схватила, а потом в рукав себе засунула. Так что будет тебе еда, моя девочка. Наешься досыта, — прошептала она. И ее слова успокаивали меня.
— Ладно, пока его нет, схожу я в город, — прошептала Эффи, собираясь.
— Иди, — прошептала я, глядя в опостылевшую стену.
Низость поступка генерала не отпускала меня. Он действительно хочет моей голодной смерти, раз не позволяет купить еды даже на мои деньги. Я снова подняла пальчик, словно для меня это стало символом сопротивления — символом надежды. Но внутри уже не было той радости, что пылала ещё час назад. А если это всё, на что я способна? Если это — мой предел?
Время шло. Я ждала. Даже подремала. Я стала любить спать, ведь во сне я чувствовала себя полноценной.
— Девонька моя, — послышался голос Эффи. — Проснись… Я тут тебе поесть принесла…
Я тут же открыла глаза, видя, как Эффи достает козий сыр, хлеб и какие-то лакомства. Задыхаясь от волнения, я тут же открыла рот и стала жевать. Первый кусок я проглотила не жуя. Я почти не чувствовала вкуса. «Еще!» — кричал мой желудок, словно хищник, почуяв еду.
— Тише, не спеши, — шептала Эффи. — Я договорилась с бакалейщиком. Он будет давать мне еду…
От счастья мне хотелось плакать. Я ела быстро и жадно, боясь, что кто-то отберет еду у меня.
— Не надо плакать, — прошептала Эффи, вытирая мои слезы. — Кто бы мог подумать! Нищим и то что-то перепадает… А бедная герцогиня вынуждена умирать от голода…
Я не могла остановиться, пережевывая кусочки хлеба, которые Эффи отламывала и совала мне в рот, давая запить водой.
— Я надеюсь, что ваш дядюшка приедет и заберет вас, — шептала Эффи.
— Я тоже на это надеюсь, — прошептала я, понимая, что таких унижений никогда в жизни не испытывала. — А ты поедешь со мной?
— Поеду, — прошептала Эффи. — Я тебя не брошу, милая. Тем более, что после поступков генерала я знать его не хочу! Мне так стыдно за него. Надо будет написать его родным. Пусть они знают, какой позор вырастила фамилия Моравиа.
Желудок наполнялся, а я чувствовала неприятную тяжесть. Словно он отвык от еды, и сейчас ему вручили целый новогодний стол, хотя на самом деле я съела всего ничего.
— Ну вот и славно, — прошептала Эффи, давая мне запить. Я чувствовала усталость. Меня начало клонить ко сну.
Теперь, когда у меня появилась надежда и силы, я почувствовала, что выберусь из этого ада. Однажды я уйду отсюда на своих двоих ногах. И ни капельки не пожалею!
Ближайшая военная часть располагалась неподалеку, поэтому я решил заехать туда и узнать всё про этого лейтенанта. Я чувствовал себя обязанным семье Джейден. Поэтому взялся за этого лейтенанта.
Завидев, как я выхожу из кареты, в части началось шевеление. Мне навстречу спешил тучный полковник, тут же вытягиваясь по струнке и отдавая честь.
— Здравия желаю, господин генерал! — выдохнул он.
— Вольно, — махнул я рукой, видя, как полковник тут же выкатил живот обратно. Он был уже немолод, слегка косолапил и даже сохранил след от ранения на лбу.
— Меня интересует лейтенант Фер… — напрягся я, насилуя память. — Ферлис! Вот! Есть такой? — спросил я, направляясь вслед за полковником. Полковник успевал одновременно резко зыркать на попадавшихся на пути офицеров и рядовых, мол, скройся! Тут генерал приехал! А ты тут шляешься без дела! И рассказывать мне о том, как обстоят дела в части.
— Сейчас поищем! — кивнул полковник, усаживая меня в своем кабинете и наливая чай.
Он суетился, как домохозяйка, принимающая гостей. Впрочем, картина не удивительная.
— Может, что-то покрепче? — с надеждой, что у меня останутся хорошие впечатления от визита, поинтересовался полковник.
— Из покрепче я предпочитаю только словцо, — произнес я. — Я вам что сказал? Лейтенанта Ферлиса найти?
— Да, да, — кивнул полковник, выходя за дверь. В коридоре послышался громкий, как походная труба, голос. — Лейтенанта Ферлиса найти!
Он тут же зашел обратно в кабинет, пытаясь отдышаться.
— Сядь. Успокойся, — произнес я. — Не мельтеши.
— А он что? Опять вляпался? — спросил полковник, вспотев от напряжения.
Слово «опять» мне уже не нравилось.
— Жду подробностей! — произнес я.
Полковник полез в шкаф, который ломился от бумаг.
— Так, одну минутку, — суетился он, доставая папку и листая ее. Несколько листков выпало на пол, а один улетел мне под ноги. Я наклонился и поднял, глядя на выговор за явление на построение в нетрезвом виде. Я поднял второй. Тут была самоволка.
У меня уже начало складываться впечатление о женихе Молли.
— Ну вот… — выдохнул полковник. — Нарушает дисциплину. Периодически. А сейчас-то он что натворил?
Полковник приготовился стоически сносить удары судьбы.
— Пока ничего. Что там еще! — произнес я, хмурясь.
— Эм… Женат. На Дженни Ферлис. Семья живет близ Бургса. Двое детей. Мальчик и девочка, — продолжал полковник, а мои глаза расширялись.
Картинка стала вырисовываться. Женатый лейтенант положил глаз на Молли и поэтому не является к его отцу для разговора о свадьбе. Пока этот прохиндей рассказывает Молли о любви, где-то нашего бравого вояку ждет семья.
— Сюда его, — приказал я. — Разговор есть!
Полковник запихнул папку обратно и вышел из кабинета. Я уже примерно видел картину. Мало того, что нарушает дисциплину, так еще и девочку за нос водит! Ничего, сейчас я ему объясню про честь мундира. Навсегда запомнит.
— Разрешите войти? — послышался голос.
— Входи! — приказал я, готовясь к неприятному разговору с этим неуловимым любовником.
Дверь открылась, а на пороге стоял далеко не первой свежести, ушастый и унылый лейтенант. Вид у него был такой, что еще немного и он догонит по возрасту мистера Джейдена. Красотой он не блистал. Крупный нос, маленькие глаза, шрам на короткой светлой брови, немного сутулые плечи.
— Вызывали, господин генерал? — спросил он, чуть шепелявя, отдавая честь.
Я пока еще пытался понять причину, почему сердце Молли принадлежит ему. Я представлял его несколько другим. Молодым, бойким, резвым, с подвешенным языком.
Но никак не алкоголиком средних человеческих лет.
«В нем наверняка есть какое-то обаяние, раз он ухитрился завоевать сердце столь юной девушки!» — предположил я, пытаясь отыскать это обаяние. Но пока что кроме зажатости и тоски в глазах я не видел ничего.
— Итак, Молли Джейден тебе знакома? — спросил я.
— Никак нет! — произнес лейтенант.
— Когда в последний раз был в увольнительной? — спросил я, внимательно глядя на лейтенанта Ферлиса.
— Вчера, господин генерал! — тут же произнес лейтенант Ферлис. — Я был дома!
— Врешь? — спросил я.
— Никак нет! — тут же добавил лейтенант Ферлис.
— Лет сколько? — спросил я.
— С-сорок шесть! — произнес лейтенант Ферлис.
— В твоем возрасте пора уже полковником быть, — усмехнулся я.
— Никак не выходит, господин генерал! Три раза понижали в звании! — ответил лейтенант.
— Скажи мне честно, — произнес я, не отрывая от него взгляда. — Тебе не стыдно вешать на уши лапшу юной девушке? Тебе что? Жены мало? Или что? Жена далеко, можно и девчушку охмурить?
— Не знаю, о чем вы, господин генерал! — произнес лейтенант Ферлис.
— Еще раз услышу, что ты встречаешься с Молли Джейден, погоны с плечами оторву, — произнес я, глядя на часы. Пора домой. Готовить ужин.
— Вольно, — приказал я, а лейтенант Ферлис развернулся и вышел за дверь.

Я проснулась оттого, что мне показалось, что к дому подъехала карета. Стук ее колес был отчетливо слышен в моем сне. Я посмотрела на старинные часы. Почти полночь. «Задержался у любовницы!» — пронеслась горькая мысль.
Я понимала, что никому не хочется торопиться туда, где лежит парализованная молодая жена. Это тягостное ощущение, исходящее от картин, гобеленов и стен, просто сжимает душу.
«Муж жену любит здоровую, а брат сестру богатую!» — вспомнила старая поговорка.
Я вздохнула, пошевелив пальцем. Он до конца не сгибался, но я напомнила себе о маленькой победе.
— Пусть идет спать, — вздохнула я, понимая, что сейчас мне понадобятся все силы. Но теперь я чувствовала себя спокойней. Теперь хоть с голоду не умру. Какое чудо, что удалось спрятать кольцо!
Я слышала шаги генерала в коридоре. Слышала его голос. Скрип дверей и шаги.
— Ужин, — произнес Най, а я отвернулась к стене. — Немного запоздал, правда.
— Уноси, — произнесла я, стараясь не смотреть на еду. — Можешь сразу унести. Я не голодна.
Я и правда не чувствовала себя настолько голодной, как раньше, когда готова была убивать за еду. Да меня на вражеские позиции можно сбрасывать с саперной лопаткой, но перед этим не кормить неделю. Я быстро в одно лицо обеспечу победу нашей доблестной армии, если мне скажут, где у врага полевая кухня!
То, что во мне проснулось хоть какое-то чувство юмора, свидетельствовало о том, что мне стало легче.
— Может, попробуешь? — спросил Най, а я отвернулась к стене.
Я даже не отреагировала, думая о своем.
— Скажи мне честно, — повернулась я, глядя ему в глаза. — Обязательно дразнить меня? Зачем нужен этот театр с едой? Тебе недостаточно того, что я просто умру? Тебе нужно, чтобы я перед этим помучилась? Или тебе доставляет какое-то изощренное удовольствие смотреть, как я умоляю тебя о еде? Ответь честно?
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — произнес Най, выставляя на столик тарелки с изысканным ужином. — Ты сама не ешь. При чем здесь я?
— Смешно, прекрати, — произнесла я уставшим голосом. — Я парализована. Я не могу пошевелить рукой. Я не могу держать в ней ложку. Скажу больше — я даже не могу руку поднять! И ты это прекрасно знаешь.
Най ждал, а я смотрела на еду. Конечно, хлеб и козий сыр в подметки не годились этим изыскам, но я чувствовала себя спокойней и уверенней.
— Я смотрю, у тебя изменился тон, — произнес Най, пристально вглядываясь в меня.
— Давай честно, — вздохнула я. — Верни меня родственникам. И встречайся со своей любовницей сколько влезет. Я слова не скажу.
Он провел рукой по одеялу, глядя мне в глаза. Эффи не глупая. Она перетряхнула одеяло, чтобы ни единой крошечки не осталось. И даже подмела пол. Или что он думает? Мы не учимся на наших ошибках?
— Не вынуждайте меня перетряхивать матрас и проверять пол, — произнес Най, унося тарелку.
— Проверяй сколько влезет! — произнесла я.
Казалось, у горя есть край. Хотя многим оно кажется бескрайним. Но, кажется, я его нашла. И сейчас вместо слез и паники я чувствовала какую-то решимость. Может, меня поддерживала мысль о том, что теперь я не буду голодать. Или то, что у меня есть какие-то дальние родственники, которые могут быть встревожены моей судьбой. Я не знаю. Но я смотрела генералу в глаза, не отводя взгляд.
— Ладно, — произнес муж, унося тарелки.
Только он дошел до двери, как в дверь постучали.
— Господин генерал! К вам барон Эдвард Кроссфилд! — послышался голос дворецкого. — Приехал навестить свою племянницу!
Я почувствовала, что внутри меня что-то дернулось. Надежда засверкала, словно бриллиант, переливаясь всеми гранями. Ничего, скоро этот ужас закончится.
— Он желает немедленно видеть племянницу! — добавил дворецкий.
Мой муж посмотрел на меня, а потом направился к двери. Я лежала, затаив дыхание. Кажется, я чувствовала каждый удар своего взволнованного сердца. Если все будет хорошо, то все это закончится!
Мысль о том, что все мои мучения вот-вот закончатся, ободрила меня, словно кто-то похлопал меня по плечу, мол, держись! Помощь близко!
И я смотрела на дверь, прислушиваясь к голосам в коридоре.
Я вернулся слишком поздно для ужина. Мне пришлось лететь, а карета догнала меня уже потом, подъехав к дому, когда я уже был внутри.
Дома меня ждал ответ из гильдии магов, который я немедленно развернул.
- Господин генерал, вы интересуетесь, сколько времени может понадобиться на ремонт? Мы высчитали, что на ремонт оси может понадобится часа четыре. У особо неумелых мастеров или при сложной поломке может уйти полдня! Мы также выяснили, что ось была не закреплена должным образом, что могло послужить причиной несчастного случая. Поэтому смеем предположить, что ремонт был осуществлен в дороге, - прочитал я, бросаясь в свой кабинет.
Я точно знал, что карета здесь не ремонтировалась. Я бы не позволил ехать жене на сломанной карете, тем более выезжать из столицы.
Развернув карту, я поставил палец на точку, которая была подписана как Эвергрэнд. Именно там в живописном уголке располагалось поместье тетушки Люси.
- Может, вам чай? - спросил дворецкий, а я подозвал его к себе.
- Во сколько выехала моя супруга? - спросил я, тут же пояснив. - В тот день?
- Эм… Сразу после завтрака… Примерно в девять утра… Девять тридцать… - морщил лоб старик. - Не могу сказать точнее, я не обратил внимания.
- Не суть, - отмахнулся я. - Итак, девять утра. Обнаружили ее в шесть вечера. На обратном пути из поместья. До поместья четыре часа пути. Четыре часа туда, четыре обратно. Восемь часов. Девять плюс четыре часа? Час дня. И выехала она примерно в три. Это я высчитал по месту, где ее нашли.
- Я не понимаю ход ваших мыслей, - сознался дворецкий.
- Я говорю о том, что карету ремонтировали в поместье тетушки. Иначе бы она вернулась на следующий день.
- Вы могли бы спросить это у самой тетушки, - заметил дворецкий.
- Не смогу. Надеюсь, что еще несколько столетий лет, как не смогу. Ее тетушка скончалась вечером того же дня, - ответил я. - Оставив все имущество моей жене. По завещанию.
- То есть вы хотите предположить, что у тетушки были ужасные мастера? - спросил дворецкий.
- Я хочу предположить, что карету испортили нарочно. И замаскировали это все под неудачный ремонт, - заметил я. - Кто-то из родственников Люси, которым не досталось наследство тетушки. И это не лошадей понесло. Это карета начала разваливаться на ходу на скорости. А теперь я приказываю тебе молчать об этом разговоре. И да, еще один приказ. Я не часто бываю дома. Поэтому приказываю проследить за Эффи. О всех ее отлучках докладывать мне.
Дворецкий кивнул. Он никогда не задавал лишних вопросов.
Ужин под моим присмотром приготовили быстро.
Тон голоса жены сразу же меня насторожил. Она не плакала, не кричала, не проклинала меня. В ее глазах были лишь усталость и равнодушие. Но все равно я разглядел за пеленой показного безразличия отголоски боли.
“Да, девочка моя, злись! Злись! Ты не понимаешь, насколько сейчас нужна твоя злость! Ты ведь смогла пошевелить пальчиком…” - думал я. И чувствовал гордость за эту маленькую хрупкую красавицу.
Правильно говорил мистер Джейден. Человек начнет что-то делать только тогда, когда почувствует себя наедине с бедой. Чтобы он осознавал, что рассчитывать придется только на себя. На свои силы. Что нет рядом утешителей, помощников, сочувствующих. Когда все силы собраны ради того, чтобы спасти себя.
“Видимо, она поела!”, - задумался я, проверяя украдкой пол и простыни с одеялом. “Эффи все-таки удалось ее накормить!”.
Я не мог злится на старушку Эффи. Я безгранично любил свою старую добрую няню, ее доброе и заботливое сердце. Но сейчас она мне мешала так, что словами не передать. Появилось даже желание поделиться с ней тайной, но я остановил себя. Эффи была слишком доброй. И, глядя на слезы Люси, старушка вполне могла сказать ей лишнего. Нет, не ради того, чтобы все испортить, а чтобы утешить. Я мог бы взять с нее магическую клятву, но старушка могла проболтаться, опять-таки ведомая своей добротой. И тогда клятва убила бы ее. Так рисковать старой няней я не хотел.
- Господин генерал! К вам барон Эдвард Кроссфилд! - послышался голос дворецкого, когда я уносил тарелку. - Он желает немедленно видеть племянницу!
Я увидел, как лицо Люси прояснилось, как в ту же секунду засияли ее глаза.
Я вышел, видя, как в холле стоит гость. Он был не так молод, как хотел казаться. На вид ему было лет под сорок.
- Я приехал, как только смог, господин генерал. Прошу прощения за столь поздний визит, - произнес барон. - Могу ли я видеть свою племянницу?
- Она спит, - ответил я, глядя на гостя с подозрением.
- Я тут! - послышался пронзительный голос Люси. - Я тут! Помоги мне! Дядя!
Я обернулся на ее голос, видя, как барон направился в сторону комнаты.

Я лежала на кровати, вслушиваясь в голоса. Когда дом был не наполнен звуками, а слуги уже спали, голоса в холле можно было услышать, если хорошенько прислушаться. За время моего лежания слух у меня обострился. И я стала слышать то, чего не слышала раньше.
- Она спит, - услышала я голос мужа, понимая, что дядю просто разворачивают из дома.
Я понимала, что это мой последний шанс. Другого шанса у меня может и не быть, поэтому закричала так, как только могла.
- Я тут! - кричала я. - Я тут! Помоги мне! Дядя!
В этот момент дверь открылась, а на пороге появился незнакомый мужчина. Он был довольно симпатичен. Его лицо обладало выраженной харизмой: высокие скулы, чуть заостренный подбородок и глубокие глаза. Посеребренные сединой каштановые волосы были короткими, а сам он выглядел довольно неплохо. На вид ему было лет сорок. Он не был стар, хотя и молодым его назвать было сложно. Одет он был изысканно. Золотистый жилет придавал ему вид благородный и респектабельный. Темный плащ с бархатистым внутренним подкладом и кожаные рукава добавляли образу роскоши и строгости.
- Люси, милая! - произнес он, а я напряглась. - Что случилось? Почему ты такая бледная?
Я молчала, видя, как над дядей возвышается генерал, словно черная тень.
- Не могли бы вы оставить нас с племянницей наедине? - спросил дядя, обращаясь к Наю.
Тот не сводил взгляда с дяди, а потом покачал головой.
- Нет, - произнес он. И снова посмотрел на дядю.
- Ну, это нарушение всех правил этикета! - с укором произнес барон.
- Вы в моем доме, - произнес муж, глядя на дядю. - Правила здесь устанавливаю я. Прошу не забывать.
Я смотрела на дядю, понимая, что это - моя последняя надежда. Мой шанс выбраться отсюда.
- Дядя, - прошептала я, хотя не испытывала к нему никаких родственных чувств. - Забери меня, прошу тебя!
Барон взял меня за руку, легонько пожимая ее.
- О, конечно, дорогая, - тут же закивал дядя, глядя на Ная странным взглядом. - Он с тобой плохо обращается?
- Да, - прошептала я, сглотнув. - Он морит меня голодом…
- Да быть такого не может! - изумился дядя, глядя с укором на моего мужа. - Да, ты очень исхудала… Господин генерал! Вы… Вы казались порядочным человеком.
- Нет, я беспорядочный дракон, - усмехнулся муж.
- Так, я сейчас велю слугам подготовить карету, чтобы немедленно забрать отсюда мою племянницу! - дядя отпустил мою руку и встал во весь рост.
- Никуда вы ее не заберете! - послышался голос мужа, а он встал на пути у дяди. Тот попытался обойти Ная справа, но его остановила рука мужа. - Люси - моя жена. Я имею на нее все права. Вы всего лишь дальний родственник. Не отец, не мать…
- Ее родители мертвы, - произнес дядя, глядя на генерала снизу вверх. - И я, на правах главы семьи, хочу ее забрать.
- Остыньте, - произнес муж, глядя на него с каким-то высокомерием. - Моя жена останется здесь. Где ей и положено находиться.
- Но она говорит, что вы плохо обращаетесь с ней! - произнес дядя.
Я всем сердцем болела за дядю. Надо же! Услышав крик о помощи, он примчался посреди ночи! Значит, судьба бедной Люси была ему небезразлична. А это заслуживало хоть маленького, но доверия.
- Да, но… - возразил дядя, все еще не теряя надежды вызволить меня. - Я обеспечу ей достойный уход! Найму лучших сиделок! Девочка не будет ни в чем нуждаться!
- Напоминаю, - с усмешкой произнес мой муж. - Она уже не девочка. Она моя жена. И я ее никуда не отпускаю.
- Давайте выйдем и поговорим, как мужчины! - произнес дядя, направляясь к двери. Муж вышел следом.
Они отошли подальше от комнаты, даже не подозревая, что я слышу их разговор.
- Я всё понимаю. Я понимаю вас, как мужчина, - слышала я голос барона. Тон его изменился. Голос стал убедительным. - Вы женились на здоровой, красивой женщине, мечтали о наследнике... Но раз случилась такая ситуация, то не лучше ли будет, если ваша вернется домой? Потом она подаст на развод, и вы сможете жить в свое удовольствие и даже жениться повторно. Никто вас не осудит.
- Нет. Моя жена останется здесь. Развод я не даю, - послышался ответ Ная.
Я чуть не захныкала. Почему он так упрямится?! Я же слышу по тону его голоса, что я ему безразлична! Даже больше! Он мечтает от меня избавиться! У него есть другая! И тут такая возможность одним махом решить все проблемы. В чем дело?!
Я разозлилась не на шутку, слыша упрямство генерала.
- Вы что? Хотите, чтобы она умерла? - послышался голос дядюшки. - Она похудела настолько, что на нее страшно смотреть!
- Многоуважаемый барон, - послышался голос Ная, но в его интонации читалось снисхождение. - Давайте вы не будете вмешиваться в наши семейные дела. Я рад, что вы навестили мою супругу. Поддержали ее. А теперь вас, наверное, уже заждались дома. Это намек, если что.
- Я понял, - прокашлялся дядя. - Но учтите, я не позволю убить мою племянницу! Я подниму все газеты! Всех родственников! Я дойду до короля!
- Сначала поднимите вашу упавшую перчатку и дойдите до двери, а потом уже до всех остальных! Всего хорошего. Пока она моя жена, я имею на нее все права, - произнес Най. Его интонации намекали, что диалог закончен.
Я хотела дернуться, понимая, что дядя сейчас уедет, а я останусь.
- Дядя, не уезжай! - в отчаянии закричала я, как вдруг почувствовала, что вместе с безымянным дернулись еще мизинец и средний палец.
- Ого, - прошептала я, задыхаясь от волнения.
Но дядя меня не услышал или не захотел. Не прошло и десяти минут, как я услышала звук отъезжающей кареты. Всё. Надежды нет.
Может, он выполнил свой “дядий” долг, навестил, утешил, поругался. И большего от него требовать нельзя.
Я чувствовала, как мне снова хочется плакать. Но я подавила в себе это желание, глядя на три почти работающих пальца. Это гнетущее чувство беспомощности просто убивало меня. Я никак не могла смириться с тем, что происходит вокруг, но и сделать ничего не могла.
Дом Джейденов встретил меня, как всегда, с теплотой. Это было единственное место, где я мог поделиться радостью.
- Три пальца. У нее заработали три пальца на правой руке! - радостно прошептал я, хватая мистера Джейдена и обнимая его.
- О, господин генерал! - пустил слезу хозяин. Я чувствовал, как он радуется за меня. И эта радость была искренней. - Ваша жена потихоньку идет на поправку. Но вам важно не останавливаться. Скоро, я уверен, что очень скоро, она сможет есть сама!
Я ничего не ответил, но мой взгляд, полный слез, и выдох стали лучшим ответом для старика Джедена.
- Я все думаю, - произнес я. - И эта мысль не выходит у меня из головы. Я понимаю, что наши отношения сходят на нет. Я боюсь, что когда Люси меня никогда не простит за то, что я с ней творил!
- Понимаю, - ободряюще похлопал меня по плечу мистер Джейден. - Но я думаю, что как только она поймет, что вы для нее сделали, она осмыслит все. Ей просто понадобится время. Если она вас действительно любит, то…
Я не ответил. Мне слишком больно было думать на эту тему.
- Хорошо, если руки сейчас заработают, - произнес я. - Что дальше?
- Дальше самое страшное. Я скажу, что вам нужно делать. Но, боюсь, это будет слишком жестоко, - вздохнул мистер Джейден, отпивая из фляги. - Не сейчас. Сейчас еще не время. С руками разберитесь!
Я стиснул зубы, понимая, что это еще не конец. Это только начало борьбы за ее жизнь, за ее здоровье. Поймет ли она меня? Простит ли?
- Я узнал все, что касается нашего лейтенанта, - произнес я. - Лейтенанта Ферлиса.
- И что это за паренек такой? - спросил мистер Джейден.
- Я бы его пареньком не назвал. Он ненамного младше вас. Может, даже вы ровесники! - произнес я, видя, как мистер Джейден чуть не поперхнулся. - На вид ему сорок шесть. Пьет, нарушает дисциплину. Выглядит так себе. Обычный потертый жизнью мужик. Несколько раз был разжалован и понижен в звании.
- Да быть такого не может! - опешил мистер Джейден.
- Может, - кивнул я. - Я предупредил его, если он еще раз подойдет к Молли, я ему погоны с плечами выдеру. Кстати, он женат. У него двое детей. Мальчик и девочка.
- Ну это уже чересчур! - воинственно закашлялся мистер Джейден. - Чтобы моя дочь путалась с женатым! Никогда! Молли! Молли Джейден! Немедленно сюда!
Я услышал топот ножек на деревянной лестнице. Когда-нибудь и моя Люси будет так же сбегать по лестнице. Я так хочу в это верить!
- Да, пап? - послышался звонкий голосок. Молли свесилась с перил, перегнулась через них, заглядывая на кухню.
- Иди сюда, - позвал отец, а Молли тут же юркнула наверх, а потом спустилась к нам, кутаясь в шаль. - Присядь.
Молли присела на стул, вопросительно глядя то на меня, то на отца.
- Ты знаешь, что твой лейтенант Ферлис женат? - спросил отец, глядя на дочь.
- Же.. что? - прошептала она, глядя на отца.
- Да, женат! - произнес мистер Джейден. - У него двое детей и жена!
Он прямо выделил это слово. Глаза Молли расширились от удивления. Казалось, сейчас они занимали половину лица. Не меньше.
- Нет, что ты… Он сам говорил, что пока не может жениться. Пока не встанет на ноги! - замотала головой Молли. - Он еще слишком молод, чтобы жениться!
Я вспомнил потертого ушастого лейтенанта, понимая, что в сорок лет жизнь только начинается. А там старость рукой машет!
- Так знай, Молли Джейден, что твой лейтенант женат! - произнес сурово мистер Джейден. - А ты, получается, разбиваешь чужую семью! Оставляешь детей, считай, сиротами! Представь, как бы ты росла, если бы у тебя отца не было? Вот на что ты их обрекаешь!
- Папочка, но он сказал, - начала Молли, но взгляд отца прервал ее, заставив умолкнуть.
- Мало ли что говорят мужчины! - сурово произнес мистер Джейден. - Они скажут всё, что ты хочешь услышать! И еще комплиментов навешают! А ты уши развесишь и будешь сидеть и млеть.
- Да, но я не знала, - прошептала Молли, опустив глаза. - Если бы я знала, я бы никогда не…
- Ты не дослушала! - строго произнес отец. - С женатыми путаться не позволю! Ишь ты! Любовницей хочешь быть? Разлучницей? Влезть змеей в чужую семью? Чтобы потом на тебя пальцем показывали? Вон, любовница идет! Семью разрушила, а сама довольная! Не так начинают взрослую жизнь, Молли Джейден! Тебе что? Сверстников мало? Вон у Ристонов! Отличный парень! Рукастый! На два года тебя старше!
- Папа, он ухаживает за Лиззи Боннет, - прошептала Молли. Я видел, что она чуть не плачет.
- Ну хорошо! Тогда Сэм Шипперн! Отличная семья! Парень мозговитый. Деловой, - предложил отец. - Ты посмотри по сторонам, сколько парней вокруг, зачем же тебе этот… женатый старик, который в отцы годится!
Внезапно Молли нахмурилась и подняла глаза.
- Он не годится мне в отцы! - возразила она. - Он молодой!
- Молодой, как я? - спросил мистер Джейден, возмущенно нахмурив брови.
- Нет, пап! Ты чего! - заметила Молли. - Он чуть старше меня! Ему лет двадцать с хвостиком!
Мы с мистером Джейденом переглянулись.
- А где служит этот паренек двадцати лет и его хвостик? - с подозрением спросил мистер Джейден.
- Тут, в части, - беззаботно ответила Молли.
- Ладно, - махнул рукой мистер Джейден. - Иди…
Молли встала и пошла к себе наверх.
- Господин генерал, вам не кажется, что ситуация становится еще хуже? - негромко спросил мистер Джейден, осматриваясь по сторонам. - Какой-то проходимец выдает себя за лейтенанта Ферлиса! Вот чуяло мое сердце, что беда какая с этим женишком! А тут еще и обманщик! С явно нечистыми намерениями!
Мы услышали скрип лестницы и дружно повернули головы. Разодетая Молли кралась по лестнице.
- И куда это ты собралась? - строго спросил мистер Джейден и сощурил глаза на дочь.
На лице Молли было разочарование. Она хотела спуститься незаметно, но старая лестница своим скрипом сдала ее с потрохами. В руках у Молли были туфельки, а сама она ступала на ступеньки босыми ногами.
- Погулять, - ответила Молли самым невинным голосом.
- Нет! Будешь сидеть дома! Твой жених не тот, за кого он себя выдает! - строго произнес мистер Джейден, вставая с места и указывая Молли наверх. - Марш в свою комнату!
- Но у него мундир! Настоящий! - закричала Молли. - Он - военный!
- Ты остаешься дома! - строго произнес мистер Джейден тоном, который не терпел пререканий. - Марш к себе!
Молли поплелась обратно в комнату, вздыхая и хныча.
- Не для того я поднимал на ноги доченьку, чтобы она досталась какому-то проходимцу! - строго произнес мистер Джейден. И задумался. - Надо будет как-то его изловить…