Паранойя

***

— Всем вам, здесь присутствующим, — с улыбкой на лице говорил седовласый, не по годам подтянутый профессор Кондратьев, расхаживая возле кафедры, — должно быть, хорошо известно выражение «гуси Рим спасли». Не так ли?

В просторной аудитории, ярусами возвышающейся к противоположной от кафедры стене, раздалось глухое «да».

— И вот, в таком случае, вам вопрос: а с чего вдруг не залаяли собаки, когда галлы начали подниматься по крепостным стенам? Или почему охрана никак не среагировала на эту осаду? И только гуси, почуявшие что-то неладное, подняли в городе такой гвалт, что разбудили всех добропорядочных граждан. А?

В этот раз в зале повисла тишина. Видимо, никто не знал ответа на этот вопрос.

— Весьма вероятно, — профессор сделался наконец серьёзным, — мы в этом случае можем иметь дело с типичным приступом паранойи. Да. У гусей случился такой приступ. К счастью для римлян, наверное. Впрочем, в конечном итоге это их всё равно не спасло от галлов. Но случай с гусями стал легендой. И нам не важно, было ли это на самом деле или же является плодом поэтического воображения. Пусть это станет нашей отправной точкой в попытках ответить на вопрос — бывают ли у животных типичные для человека психические расстройства.

Игорь попал на лекцию к известному профессору после одного случая, который приключился с ним на работе. А работал он врачом в психиатрической клинике вот уже пятый год. Подобные ситуации нередко случаются с новичками, которым попадаются сложные пациенты, но Игорь новичком себя не считал — всё-таки вёл он до этого тридцать шесть пациентов с самыми разными диагнозами, от маниакально-депрессивного психоза (называемого нынче биполярным расстройством) до самой настоящей шизофрении. И никогда он не позволял собою манипулировать, никогда не скатывался до того, чтобы хоть на секунду поверить в то, что истории, рассказанные больными, имеют под собой реальную почву. Сопротивляться такого рода эмпатии их учили в академии целых восемь лет, и Игорь на отлично усвоил эти уроки. Но в этот раз всё сразу пошло как-то не так…

Его тридцать седьмым пациентом оказалась молодая девушка двадцати лет, впервые оказавшаяся в их отделении. Звали её Настя. Была она очень красива лицом, тонка, почти прозрачна и по-кошачьи грациозна в движениях. Болезнь, внезапно одолевшая её ум, делала эту красоту ещё более яркой, а эмоции, часто сменяющие друг друга от искренности до злобного отторжения, просто завораживающими. С первой же встречи Игорь понял, что влип не на шутку. Личность его сразу как бы разделилась на две враждующие половины — на доктора-профессионала, раскладывающего по полочкам каждую минуту их разговоров и вписывающего мелким почерком в историю болезни скрупулёзно выверенный диагноз, и на мужчину, попросту влюбившегося в несчастное юное создание неземной красоты и желающего, чтобы Настя оказалась здоровой, а больными в итоге все остальные, в том числе и он сам. Вот так… Если бы у него была семья или хотя бы подруга, то, возможно, он не чувствовал бы себя таким беззащитным перед Настей. Но до своих тридцати лет семьёй он так и не обзавёлся, а последнюю девушку, с которой были у него близкие отношения, он с трудом мог бы припомнить. Случилось это ещё на последних курсах в академии — бурный роман, закончившийся очень болезненной разлукой и чуть было не ставший причиной его ухода из учебного заведения. Как же её звали? Катя? Кажется, Катя, но даже и это он мог перепутать. После академии Игорь с головой ушёл в работу, не щадя ни себя, ни отношений с немногочисленными друзьями и с родителями, у которых бывал только на Новый год. Время полетело так, словно жизнь включили на быструю перемотку. И его встреча с Настей стала первой паузой, когда он смог наконец очнуться и осмотреться по сторонам. И обнаружил вокруг себя полнейшую пустоту. Даже квартиру свою он не узнал, когда в один из вечеров после беседы с Настей вернулся домой. У него было ощущение, будто жил здесь старый-престарый архивариус — повсюду были разбросаны книги в разноцветных закладках, исписанные горы тетрадей, DVD диски с лекциями известных профессоро́в и с научно-популярными фильмами по проблемам психиатрии. Неужели он столько лет жил одним только этим? И выходило, что так.

— Современная психиатрия, — тем временем продолжал профессор, — не может аргументированно ответить на этот вопрос. Да что там говорить о животных? Даже причины возникновения банальной паранойи у человека, как и других эндогенных психопатологических расстройств, неизвестны. Чаще всего в практике фигурируют заболевания, подобные синдрому гиперестезии кошек. Это когда милое в обычной ситуации существо начинает вдруг с криками носиться по всей квартире, шарахаться от невидимых препятствий и кусать само себя, причиняя увечья. Предполагается, что у кошки возникают галлюцинации и состояние, довольно близкое к шизофрении. Если, разумеется, нет других причин соматического происхождения. Но опять же, это только предположение. Болезнь купируется, как и почти всё в нашем деле, медикаментозно. Но мы не можем утверждать, что это — психическое расстройство в полном смысле этого определения. Возможно, оно имеет вирусную природу, как, к примеру, всем известное бешенство. Если в животном мире теоретически и возможны такие расстройства, то на практике ни один зверь не выживет в подобной ситуации, поскольку в природе нетипичное поведение непременно приводит к гибели.

Игорь слушал уже в пол-уха. Настоящей причиной того, почему он решил посетить эту лекцию, было вовсе не желание узнать о психических расстройствах в животном мире, — всё, о чём говорил профессор, Игорю, в целом, было известно. Эта дурацкая история о лошади, прозвучавшая из уст Насти, заставила его вспомнить о том, что с лекциями в академии будет выступать известный профессор. Лошадь… Да… Это была третья или четвёртая их беседа с девушкой. Она вдруг стала утверждать, что встретила в палате свою мать, которая умерла четыре года назад. В первый раз Игорь не придал этому особенного значения — мало ли что могло показаться человеку при обострении шизофрении. Но и поведение этой другой женщины, принятой Настей за её маму, стало меняться. Её вела Люба, ещё более опытная коллега. Она рассказывала, что женщина тоже заразилась этой идеей и действительно начала считать Настю своей дочерью. И что удивительно, истории их жизни до попадания в клинику имели кое-что общее. Когда Насте только исполнилось шестнадцать, они с мамой попали в аварию, когда ехали по оживлённому шоссе на дачу. Мать оказалась в глубокой коме, а Настя пролежала в больнице почти две недели с переломами рёбер, ключицы и ушибом мозга. Перед самой Настиной выпиской было принято решение отключить маму от аппарата искусственного поддержания жизни, все документы на это подписала старшая сестра, которая давно жила в другом городе и с Настей почти не общалась.

***

Все чувства Игоря смялись, а мысли разбежались по закоулкам, так что невозможно стало их собрать, чтобы рассмотреть ближе. Да пожалуй, лучше было бы и вовсе к ним не приглядываться, потому что ни одной приятной скорее всего и не нашлось бы. И не только приятной, но хотя бы более-менее вразумительной. Всё нутро его походило на промокашку, которой захотели осушить море. И только от одного образа, то и дело вспыхивающего у него в голове, сердце начинало то замирать, то биться неестественно быстро. И этим образом была Настя — неотступно всплывала прямо перед глазами, смотрела чёрными, пронзительными глазами, которые на бледном как мел лице выглядели чем-то инородным, совсем из другой вселенной. Что там говорил профессор? Что-то про уток. Анатидаефобия. С ним сейчас происходило что-то подобное, только вместо утки была Настя. Вглядываясь в толпы прохожих, Игорь непременно замечал её тоненькую фигуру. А стоило ему посмотреть в витрину какого-нибудь кафе или магазинчика, то тут же в ней начинали отражаться эти пронзительные глаза. Наверное, за такую болезненную красоту в средние века и сжигали на кострах ведьм. Ведьма! От этого слова Игорь весь содрогнулся. Ему сделалось жарко. Он потрогал ладонью лоб — тот был влажным от пота, хотя конец мая выдался довольно прохладным. По всему телу блуждал жар. Заболел? Или просто сдали нервишки? Домой! Нужно быстрее попасть домой. Зашторить окна, закрыть двери и спрятаться под одеяло, чтобы ничего больше не видеть.

Ускорив шаг, до дома он добрался за десять минут. И сразу стало спокойней. Особенно умиротворили его книги — толстые, с потрёпанными корешками, застывшие в каких-то истинах, которые уже никто не сможет переиначить. До встречи с Настей он и сам был похож на эти тома́ — Фрейд, Юнг, Адлер… Почти на все вопросы у них имелись ответы. И Игорь, спроси его хоть посреди ночи, наизусть знал каждый абзац этих текстов. И вполне мог ответить на то, что с ним происходило все последние дни. Но не мог ничего поделать со своими чувствами. Они-то развивались совсем по другим законам, для которых любая истина и любой диагноз — это пустой звук.

Игорь достал из бара бутылку коньяка, хранившуюся ещё с прошлого года — подарок брата, заскочившего на пару часов и оставившего после себя пустоту в душе Игоря, как это всегда случалось и раньше, когда они жили в одном городе. Брат был успешным адвокатом, семейным человеком, образцом социальной адаптации и профессионального роста. Он много рассказывал о себе и почти никогда не интересовался делами Игоря, а если и делал вид, что выслушивает его истории, то получалось это у него так, будто он вот-вот собирается встать из-за стола и сказать, что ему хочется в туалет.

Игорь налил целый бокал спиртного и медленно, по глоточку опустошил его, закусывая шоколадной конфетой. Тоже подарок брата. Какой-то из благодарных клиентов всё это вручил ему, а тот нашёл удобный случай и способ, чтобы избавиться от лишнего груза.

Уже через минуту голова закружилась и тревога будто ушла, сменившись томным любованием узорами на кухонных занавесках. Игорь снова наполнил бокал и выпил уже одним залпом. Да. Так намного лучше. И чего это он так разошёлся вдруг со своей дурацкой тревогой? Ничего же не случилось такого, чего он не видел раньше. Ну, допустим, красивая пациентка. Да пусть даже она и запала ему в сердце — что в этом необычного и уж тем более такого опасного? Он — мужчина, она — красивая девушка, пускай и с приступами шизофрении. Шизофреники могут заводить семьи и иметь вполне здоровых детей. Так показывает практика, особенно заграницей. При правильном лечении и контроле болезнь эта не так сильно выражена. В той или иной степени шизофрениками можно считать всех, кто так или иначе увлечён конспирологическими теориями — заговор мирового правительства, плоская земля, рептилоиды в правительственных структурах… Игоря опять понесло. Какая семья? Он что, серьёзно подумал о семье, имея в виду Настю?! Сладкий комок при этой мысли застрял в горле. Игорь сглотнул — и комок опустился ниже, разливаясь приятным теплом по всему телу.

— Извращенец, — вслух произнёс он, обращаясь к самому себе. — И бездарный доктор. Может, Люба права, и будет лучше, если Настю переведут в другое отделение?

В эту секунду в дверь позвонили.

Игорь вздрогнул. Такое нечасто случалось, чтобы кто-то заходил к нему в гости. С соседями он не общался, довольствуясь мимолётным «здрасьте», бывшие друзья давно забыли его адрес. Игорь встал и, пошатываясь, пошёл к двери.

За порогом оказалась женщина лет двадцати пяти или чуть старше. Она молча несколько секунд смотрела на Игоря, держа за руку девочку лет семи. Та с не меньшим любопытством разглядывала мужчину.

— Здравствуй, Игорь, — сказала наконец женщина. Голос её чуть дрогнул. Она слегка кашлянула. Девочка улыбнулась и посмотрела на неё, нетерпеливо дёрнув за кисть, словно подталкивая к двери.

— Здравствуйте, — ответил Игорь, напрягая память. — Мы с вами знакомы?

— Мам, — звонким голосом произнесла девочка и нахмурилась.

— Меня зовут Лена, — представилась женщина. — А это Даша, моя дочка. И твоя тоже, — тихо добавила она. — Может быть, это освежит твою память?

— Пошли, мам, — снова заговорила девочка. — Ты была права. Пошли.

Игорь ничего не мог понять. Он зажмурился и снова открыл глаза, надеясь, что странные гости исчезнут сами собой. Но они не исчезли.

— Интересный случай, — вполголоса произнёс Игорь привычную фразу, которую часто говорил у себя на работе. — Пожалуй, я готов выслушать вас. Проходите.

Гости замерли на секунду, потом переглянулись и переступили порог.