Патрициана

Пролог

Пленник повёл плечом, силясь размять затекшие мышцы. Звякнули звенья цепи, спиралью опутавшей тело от шеи до ног. Норен стоял на коленях, потому что цепь, закреплённая у стены, не позволяла подняться в полный рост.

Норен не знал, сколько дней прошло за стенами тюрьмы. Не считал, потому что не мог ни делать зарубки, ни наблюдать лучик света, ползущий под потолком, — в его темнице не было ничего, что позволило бы ощутить хотя бы тень власти над собой.

Он не знал, сколько времени прошло, но отчётливо ощущал, что удушающее, всеохватывающее безумие подползает всё ближе день за днём. Час за часом. За ночью ночь.

Редкие визиты тюремщиков закончились настолько давно, что иногда Норену казалось, что они ему снились.

Раз в неделю приходил безликий надзиратель. В молчании опускал на пол доску с едой — кусок мяса размером с ладонь, жира в половину его, краюху хлеба и чарку с водой. Всё из дерева — видимо, чтобы не расколол. Руки ему не освобождали. Норен ел, наклонившись, как пёс. Они и называли его псом. Он никогда не возражал. «Лучше быть псом, чем шакалом», — думал он.

Норен пробовал считать время по этим пайкам, но голод мешал запоминать, а если пленник думал о еде — голод становился только сильней.

Норен успел насчитать пайков четыре по четыре и ещё раз по четыре, когда понял, что уже не знает, сколько раз умножал. Норен умел считать, но с каждым пайком соображать становилось всё трудней. Он чувствовал, что стремительно тупеет в этой темноте.

— Хотел бы я знать, что будет раньше: Ветры заберут меня к себе или Песнь заглушит все звуки царства людей?

Норен иногда говорил сам с собой. Так он мог убедиться в том, что не забыл ни одного из языков, которые знал. Когда-то их было много, этих языков. Но Норен всё чаще ловил себя на том, что путает их между собой.

Когда-то давно — семь или восемь по семь пайков назад — он пытался заводить разговор с тем, кто приходил с едой. Тогда тот бил его плетью по лопаткам, впечатывая в кожу холодную тугую цепь.

Норен не любил жаловаться на голод, на темноту, на боль. Но он был не настолько глуп, чтобы бесконечно делать то, что приносит эту боль.

Боль была тем, что энтари умели делать лучше всего. Они, казалось, знали все оттенки этой многоцветной субстанции, так что Норен порой с завистью и восхищением думал об их мастерстве. Наставникам, поровшим юных катар-талах шипами агавы, чтобы приучить к сдержанности, было до них далеко.

Когда-то давно Норен пробовал задавать вопрос тому, кто заходил к нему:

— За что?

 Тот, чьего лица он не видел, смеялся в ответ.

— Потому что смешно, — отвечал он. Если бы в комнате не было так темно, Норен подумал бы, что тот наслаждается видом его рассечённой в клочья спины — такие долгие паузы тюремщик делал после каждого удара кнутом.

Норен знал, что тот на самом деле не решает ничего. Он был лишь фишкой в игре тех, кто стоял несравнимо выше. Такой же пешкой, какой был Норен. И так же легко мог оказаться по уши в дерьме.

Иногда Норен его даже жалел. Пленник знал, что если настоящему хозяину надоест и этот плечистый человек с маленькой душой окажется в такой же тюрьме, он не протянет здесь и десятка пайков.

Тюремщик делал то единственное, что умел. То единственное, что позволяло ему не умереть.

«Как и мы все», — думал Норен. И хотя когда-то давно мысли о собственном предназначении его утешали, с каждым новым десятком пайков горечь становилась сильней.

«Интересно, — думал он, — кто победил в войне?».

Норен как мог старался заставить себя сожалеть, мечтать о свободе и бояться за своих людей, но не чувствовал ничего.

 «Будь всегда полезен зиккурату своему». —Так говорил наставник много лет назад, когда Норен ещё знал, как выглядит солнечный свет. Но никто не говорил ему, как остаться верным зиккурату, когда забудешь, как выглядит свет и звучат голоса твоих братьев.

«Помни о смерти, — говорил наставник. — Катар-талах должен прежде всего помнить, что должен умереть. Вот его главное дело. Помня о смерти, наполняешь жизнь смыслом».

Норен помнил. Помнил ночью и помнил днём. Помнил, когда ели когда кнут врезался в спину. Но сколько бы ни помнил он о смерти, энтари не позволяли ему выполнить долг. Смерть оставалась так же далеко, как и два десятка пайков назад.

И ещё наставник говорил, стоя в лазурном одеянии из тончайшего шёлка спиной к бесконечности открытого неба и глядя в глаза семерым своим ученикам:

«Если катар-талах потеряет саркар, он должен броситься на врага с голыми руками и продолжать бой. Если катар-талах потеряет руки, он должен использовать ноги, чтобы уничтожить врага. Если катар-талах потеряет ноги, он должен ползти вперёд, чтобы зубами вцепиться в горло врагу».

«Хотел бы я знать, что он сказал бы сейчас?» — спрашивал Норен иногда и тут же отвешивал себе мысленный удар по лицу. Он знал, что любимая надсмотрщиком порка — слабое наказание за сомнения, которые его терзали, но поделать с собой ничего не мог.

«Я становлюсь слабым», — равнодушно думал он. Но желание порвать цепь давно уже прошло, и на смену ему пришло одно-единственное — встретить свою смерть.

Глава 1. Арена

— Могу ли я верить глазам? Прекрасная Лефендорф тоже тут. Не потому ли, что на арену зачастила патрициана Хейд?

Лемера прикрыла веером порозовевшие щёки. Встряхнула огненными кудрями и сверкнула глазами, демонстрируя чуть больше кокетства, чем требовали приличия.

— Я люблю красивых мужчин, владетель, разве это секрет? Вы знали, что многие гладиаторы красивы?

С этими словами Лефендорф повернулась к загону, где расположились два десятка ожидающих боя рабов. Некоторые из них — крепкие и загорелые, точили мечи. Эти были рыжеволосыми, как и она сама. Другие — смуглые и чернявые, имели раскосые глаза и куда больше внимания уделяли подготовке своего тела, чем оружия. Были здесь и уроженцы севера, наверняка сходившие с ума от жары под своими заплетёнными в косы бородами.

Лемера огляделась по сторонам и выцепила взглядом обитую бархатом скамью, стоявшую у самого края ложи — достаточно близко к арене, чтобы разглядеть всё, происходящее там, и при этом остаться в тени. Прошествовав к скамье, Лемера опустилась на неё и принялась устраиваться — вытянула ноги вдоль, подобрала складки длинной туники, закреплённой драгоценной фибулой на одном плече, поправила упавшие на белую грудь извилистые пряди волос.

С занятого ею места открывался достаточно хороший обзор, чтобы Лемера могла наблюдать и арену, пока ещё пустую в преддверии первых боёв, и разномастную толпу в многоцветных одеяниях, постепенно собиравшуюся на трибунах для простолюдинов, и загоны для рабов, и даже некоторые из соседних лож. Та, в которую пригласили её — обшитая деревом, покрытым золотой и алой краской — принадлежала третьей патрициане Вечного Рима, Велене Хейд. Лемеру пускали сюда всегда, а наряду с ней — ещё несколько человек, которых Велена знала в лицо. Ложа располагалась почти что напротив императорской и была едва ли не лучшей из всех имевшихся в амфитеатре лож.

Подав знак мальчику, стоявшему в углу с подносом в руках, Лемера подозвала его к себе и прямо с блюда отщипнула несколько крупных виноградин, а затем одну за другой принялась отправлять их в рот. Мальчик остался стоять подле её головы, готовый выполнить новые пожелания госпожи. Как и этот мальчик, Лемера не была одной из энтари — покорителей материка, шесть сотен лет назад пришедших по морю сквозь южный туман. К расе высших принадлежала только её мать, а отец был галлом, но таких как она в Риме оставалось большинство. Впрочем, мало кто из этого большинства залетал так высоко.

Лемера не слишком переживала на этот счёт. Она и без того выделялась среди себе подобных всем, чем могла.

Среди обитателей вечного города только женщины энтари обладали настоящей свободой. Большинство девушек других расс сегодня пряло в своих домах, ожидая, когда мужчины вернутся с игр, где не принято появляться им самим. У Лемеры не было ни мужа, ни жениха. Её роскошный особняк находился в квартале Красных Цветов, и ей некого было ждать. В свои двадцать семь человеческих лет она оставалась свободна, как ветер, независима и абсолютно одна.

— Не более, чем породистый конь, прелестная. Разве вне арены вам не хватает внимания?

Лемера поморщилась. Внимание некоторых людей — таких как Луцио — ей казалось абсолютно излишним, и она с радостью предпочла бы его избежать.

Распорядитель арены не только не принадлежал к числу энтари и не имел патрицианского титула, он к тому же был, мягко говоря, полноват. Живот его низко нависал над пахом, так что основные ценности было не разглядеть. Ножки же, видневшиеся из-под укороченной по последней моде тоги, оставались тонкими и немного дряблыми. Лицо украшал массивный второй подбородок. Руки, без сомнения, никогда не держали меча — зато не чурались отправлять в бой несчастных рабов. Если Лемере, в самом деле умевшей ценить мужскую красоту, какой-то мужчина и был отвратителен до скрежета в зубах, то это, без сомнения, был именно он. Впрочем, к её великому сожалению, такими как раз-таки и полнился Рим. Ради таких затевались войны. И игры тоже устраивались не столько для аристократов, имевших достаточно развлечений в своих дворцах, сколько для таких вот простых горожан.

— И там есть на что посмотреть, — уклончиво ответила Лемера, — однако, порой так насмотришься на свободных мужчин, что появляется желание полюбоваться на рабов. Взгляните, к примеру, на того, — Лемера цапнула с подноса ещё одну виноградину и ткнула пальцем в черноволосого южанина, чьи широкие плечи сейчас украшал короткий плащ.

— Помилуйте, прелестная, он же раб! Как можно предпочесть свободному мужчине — жалкую вещь?

Лемера, не скрывая презрения, посмотрела на собеседника.

— Боюсь, мы с вами по-разному понимаем это слово — «мужчина», — заметила она. — На мой взгляд, называется тот, кто не боится отдать свою жизнь во имя… — она запнулась, не решаясь сказать, во имя чего.

— Времена Катула давно прошли, — ответил Луцио, пристраиваясь к мальчишке, державшему поднос. Одной рукой он подхватил с подноса горсть виноградин, а другой хлопнул раба по заду, так что тот подпрыгнул на месте, едва не растеряв всё, что держал в руках. — Настоящего мужчину определяют деньги и власть. А для того, чтобы умирать, можно найти и более дешевый материал.

Лемера не стала спорить, она снова посмотрела на рабов и произнесла:

— А игрища вы устраиваете хорошо. Ни в одном другом театре не найдёшь столько знатных и богатых господ… и столько красивых и мужественных рабов. Каждый получает своё.

Глава 2. Сражение

Велена бессовестно врала. Лемера поняла это сразу. Когда оба бойца — человек и животное — появились по обе стороны арены, Хейд вытянулась так, будто хотела оказаться в первом ряду среди простолюдинов, а не в ложе семейства Хейд.

Животное было прекрасно. Мускулы под белой шерстью переливались, приковывая к себе взгляды всех троих наблюдательниц. Барс двигался медленно и уверенно, обходя арену по кругу. Это был не первый его бой. Барс знал вкус человечьей крови и знал её цену — он едва заметно прихрамывал на правую лапу. Битвы научили его осторожности и Лемера могла бы поклясться, что он умнее и хитрее многих из людей, что выходят на арену первый раз.

Барс был прекрасен, но Велена смотрела на него как на врага, оценивая опасность и рассчитывая успех. Если бы Лемера не присутствовала при всём разговоре, она подумала бы, что Велена поставила на другого бойца всё своё состояние — таков был её интерес к тому, что происходило на арене, и вслед за ним Лемера перевела взгляд на человека.

Худая фигура стояла там, куда её поставили стражи — у самого выхода с арены. Плечи человека были опущены и от взгляда Лемеры не укрылись алые полосы, которые покрывали всё его тело — должно быть, шрамы от плети. Седые волосы укрывали большую часть спины и падали на лицо, так что Лефендорф не удавалось разглядеть черты.

— Крылатый-боец?.. — в недоумении произнесла она. Все знали, что народ Короны Севера не умеет воевать.

Покорённые энтари семь лет назад северные горы таили в себе немало загадок, и одна из них состояла в том, как народ, лишённый армии, может выживать. Управляемый жрецами народ хрупких крылатых существ лишь в конце войны научился давать отпор. Из них всегда получались хорошие рабы — крылатые прелестно рисовали, играли на музыкальных инструментах, могли танцевать для забавы господ. Тела их были прекрасны и экзотичны — вид белоснежных крыльев, которые они обычно скрывали, пленял самые жестокие сердца, вызывая неумолимое желание сломать, причинить боль. Но о крылатых бойцах Лемера не слышала никогда.

Крылатый устало опирался на длинный деревянный посох. Барс его не волновал. Даже отсюда Лемера чувствовала безразличие, окутавшее его коконом. Он мог умереть прямо сейчас. Он ждал, когда когти животного ворвутся в его плоть и вырвут кишки, а значит — был обречен. Лемера увидела, как сквозь решетку ворот просунулось копьё стражника и ткнулось в спину гладиатору. Тот качнулся, споткнулся и проковылял несколько шагов к центру арены. Лемера оглянулась на Луцио. Тот смотрел на неё ухмыляясь, будто ожидал вопроса.

«Это и есть ваш Снежный Барс?» — повисло в воздухе. Но именно потому, что он ждал, Лемера промолчала. Для женщины она очень неплохо разбиралась в бойцах, хоть и не стремилась этого показывать. И она решила дать Барсу ещё один шанс.

— Я поставлю на него сотню, — бросила она через плечо и, не глядя, протянула распорядителю кошель золота.

— Принято, — кошель тут же исчез в глубине его карманов.

Прозвучал гонг. Барс, давно изучивший правила арены, зарычал и бросился вперёд. Крылатые всё ещё стоял не двигаясь. Только когда барс уже был в воздухе в полуметре от него, он присел, слегка перекатился вперёд и, выставив посох, провернул его под телом барса. Животное отлетело в сторону. В наступившей тишине было слышно, как кошка жалобно скулит.

Велена нахмурилась.

— Слишком быстро, — бросила она, не отрывая взгляда от арены.

— Вы правы и крылатый медлит.

Барс медленно поднялся на четыре лапы. Он пошатывался, кажется, удар пришёлся ему в живот и задел рёбра или органы. Зверь рыкнул и сделал шаг в сторону гладиатора. Он разинул пасть, демонстрируя белоснежные зубы. Боец продолжал смотреть мимо — то ли на песок под ногами, то ли на барельеф по краю ограждения. На секунду Лемере показалось, что он скучает.

Барс оттолкнулся от песка задними лапами и снова прыгнул, но дальше и левее. Он приземлился за спиной бойца и попытался схватить того зубами за бедро.

Крылатые переместился в сторону быстро и плавно, будто скользил по льду, а не переступал босыми ногами по песку. Посох оказался у него за спиной, а сам он — лицом к нападавшему. Легко и точно, без замаха, он ударил барса посохом по морде, и, не дожидаясь ответной атаки, тут же отпрыгнул, но не назад, как показалось Лефендорф сначала, а в сторону и вперёд. Раньше, чем барс успел обернуться, крылатый оказался у него на загривке. Он перекинул посох в другую руку и прижал им горло барса. Тщетно животное крутилось, пытаясь сбросить с себя врага, тот держался верхом как влитой. Лемера представляла, какой силой нужно обладать, чтобы сдавить горло барса — даже при помощи палки — и никогда бы не поверила, что такая сила есть в худых руках худощавого гладиатора. Наконец, барс захрипел и упал на колени. Он издыхал. Лемера бросила взгляд на императорскую ложу, ожидая, что последует приказ пощадить благородного бойца: пусть он и не принадлежал к человеческому роду, но все без исключения следили за движениями мужчины затаив дыхание и будто забыв о правилах боя.

Барс упал. Несколько секунд царила тишина, затем раздались аплодисменты.

Боец поднялся на ноги и снова встал в стороне, устало опершись о посох.

— Ну что, милейшая, всё ещё не хотите сделать ставку? — спросил Луцио и, обернувшись, Лемера увидела, как блестят глаза патрицианы. Велена покачала головой.

— А вы, Лефендорф, забираете выигрыш или же… удвоите?

Глава 3. Встреча

Сант хрустнул яблоком, а когда обнаружил, что Велена поворачивает голову к нему, сделал вид, что внимательно рассматривает надкушенный фрукт.

— Пошло, — заявила Тайра и, взяв в руки кубок с вином, покачала его, а затем посмотрела на просвет.

— Просто ты привыкла нюхать кровь связанных рабов, — ответила Велена. Она всё ещё тяжело дышала, но не желала показывать, что реакция компаньонов её задела. «Друзьями» Велена этих двоих никогда не называла, хотя и знала их очень, очень давно.

Она скинула с плеч перепачканную кровью тогу и промокнула краешком вспотевший лоб. Теперь, когда бой подошёл к концу, ей больше не хотелось находиться здесь, среди них.

Велена взяла с подноса раба кувшин с вином и сделала несколько крупных глотков прямо из него. Отставила в сторону и снова подошла к парапету, под которым недавно свершился бой.

Раба уносили на носилках. Глаза его были закрыты, а пепельные волосы разметались по соломенному тюфяку — абсолютно неуместному, если бы кто-то спросил её.

Велена не знала, чем так привлекло её это существо. Она ходила на арену, потому что сюда ходили все, не чувствуя вкуса чужих побед. Вместе со всеми пила вино и проигрывала деньги на закрытых патрицианских вечерах. Велене было душно здесь — сколько она себя помнила. И этот странный боец стал первым в её жизни существом, чьи когти прорвались сквозь марево нескончаемого римского дня, в котором она тлела на солнце и бесконечно умирала. Он стал наваждением, и, увидев его в первый раз, Велена поняла, что придёт и будет смотреть ещё. Теперь она ходила на Арену только ради него. Вот уже четырнадцать дней.

«Я хочу его себе», — подумала Велена. Мысль родилась внезапно, как и все мысли, которые она обычно воплощала в жизнь. В это мгновение Велене было абсолютно всё равно, что гладиатор ни жив, ни мёртв. Что денег у патрицианы давно уже едва хватает на то, чтобы раздавать долги, а поставщик фруктов третью неделю работает на неё в кредит. Велене было всё равно, что скажут благородные патриции, когда увидят рядом с ней мужчину-раба, крылатого — уже не мальчика, каких дозволялось заводить аристократкам, а взрослого воина со шрамами на плечах.

Велена увидела эти шрамы, и внизу живота завибрировала дрожь, при мысли о том, как она могла бы коснуться их. Провести кончиками пальцев, исследуя один за другим.

Обычно если Велена чего-то хотела, она мгновенно приводила это желание в жизнь, и потому, резко развернувшись на пятках, перебросила тогу через согнутый локоть и сообщила остальным гостям:

— Я хочу прогуляться. Ложа в вашем распоряжении, а меня можете не ждать.

Тайра и Дариус переглянулись между собой.

— Я, пожалуй, пройдусь с тобой, — сказал Дариус.

— И я, — поддержала Тайра.

— А я уж точно не останусь здесь одна, — Лемера в мгновение ока соскочила со своей скамьи.

Велена закатила глаза, но промолчала. Она всё равно не знала, куда собирается идти и что будет делать теперь.

Все вчетвером они вышли в коридор, серпантином оплетавший трибуны по окружности, и медленно стали спускаться вниз.

— На днях будем играть у меня, — сказал Дариус задумчиво, оглядываясь по сторонам, — Кто придёт?

— Я уезжаю, — равнодушно ответила Тайра.

— А я может быть, — ответила Велена, не глядя на него.

Горожане, разодетые в зелёные и алые тоги, раскланивались перед ними, встречая на пути, но Велена не замечала и их. Она думала о том, как мало изменился этот город за прошедшие шестьсот лет — и в то же время насколько он стал другим.

Энтари, приплывшие в Империю из неведомых на материке южных земель, могли бы превратить его в рай на земле. Но вместо этого лишь научили местных жителей курить табак, а сами переняли их привычки к кровавым играм и любовь к бесконечной войне.

Она попыталась представить, каким был этот колизей шесть сотен лет назад, и обнаружила, что видит его точно таким же, как сейчас.

«Но мой отец не был таким, как они», — подумала она в недоумении, — «Он верил в ту войну, которую вёл», — и тут же мысленно посмеялась над собой. Теперь, когда Империя простиралась от тёплых Средиземных берегов и Апеннинского полуострова до ледяных морей севера, когда покорила и хвойные леса, и заснеженные вершины, и огромные ледники, ей не с кем больше было воевать. Дальше на юг — только бескрайние песчаные пустыни и коралловые рифы. Да ещё таинственная земля за туманами, куда им, энтари, не вернуться уже никогда.

На нижнем этаже амфитеатра расположились торговцы выпечкой и вином. По большей части их услугами пользовались простолюдины, и Велена миновала их, не обращая внимания ни на кого. Зато Сант не преминул схватить пробегавшую мимо прислужницу за зад. Взвизгнув, та накренила кувшин с вином, так что Тайра мгновенно отшатнулась от неё, столкнулась плечом с горожанином, спешившим по своим делам, и принялась демонстративно отряхивать испачканную о него тунику.

— Простите, благородные господа! — досмерти перепуганная прислужница рухнула на колени на грязный пол. Велена поморщилась, потому что смотрела девушка прямиком на неё — видимо решила, что она единственная из трёх господ, кто ещё не обижен.

— Тайра, перестань, — обогнув девушку, Велена продолжала идти вперёд. Ни на кого из спутников она не обернулась, и продолжают ли они идти за ней проверять не стала.

Глава 4. Гетера

Лемера Лефендорф…

Рыжеволосая и необычно круглолицая для энтари, Лемера славилась не только при дворе, но и во всём Вечном Риме красотой, умом и нежностью.

Вряд ли нашёлся бы хоть один мужчина, посмевший отказаться от общества этой женщины. Врят ли, нашлась бы в Риме женщина, привлекавшая больше внимания мужчин. Кроме, разве что, Велены Хейд.

Лемера знала Велену больше десяти лет — они познакомились, когда последняя ещё была девчонкой и едва ступила на опасную почву римских атриумов в первый раз.

Лемера была частью этой жизни с тех самых пор, как родилась. Ещё маленькой мать демонстрировала её друзьям, оставляя иногда в компании с незнакомыми господами, чтобы затем расспросить, о чём те говорили наедине — даже в Риме ребёнка, как правило, не опасался никто.

Затем была школа Сафо, каждый месяц и день пребывания в которой стал частью одного большого турнира за право называться красивейшей и самой образованной из гетер. Мужчины могли смеяться над таким обучением сколько угодно — Лемера знала, что не одна ученица, вместо светского воспитания, получила там сломанную жизнь и изуродованное лицо.

Сколько Лемера знала Велену, та не любила свет, но по понятным причинам свет обожал её. Вначале александрийская дикарка вызывала у всех интерес уже тем, что оказалась в столице. По мере того, как становилось ясно, что Велена не впишется в их иерархизированную мещанскую жизнь никогда, гости её дома всё отчётливей делились на тех, кто, зачастую тайно, восхищался ей, кто боялся её и тех, кто ненавидел её и презирал.

Лемера определила свою позицию давным-давно – ещё тогда, когда увидела её спокойное и отстранённо-холодное лицо в первый раз. С тех пор Велена стала более закрытой и более искусной в политической борьбе, но Лемера всё ещё видела за завесой равнодушия те зелёные глаза, которые покорили её своей искренностью одиннадцать лет назад.

Велена молча прошла к своему креслу и, упав в него, протянула руку к кувшину с вином.

Не нужно было быть Лемерой Лефендорф, чтобы понять, что Велена Хейд не расположена к беседе. Гетера вспорхнула со своего места на оттоманке у окна и, устроившись за спинкой кресла патрицианы, принялась массировать её виски.

— Вот тут, — Велена подвинула её пальцы чуть в сторону, и Лемера послушно надавила на указанное место.

Выждав, пока Велена расслабится, Лемера убрала руки от её висков.

— Тяжёлый вечер? — спросила она мягко. И переместилась так, чтобы удобнее было смотреть подруге в лицо.

Велена промолчала. Были вещи, о которых она предпочитала не говорить. Никому — даже ей. Однако Лемера поняла всё без слов.

Она была у императора.

Император… Велена поморщилась, отгоняя воспоминания. Эти вечера не доставляли радости. Императрица знала обо всём, что происходит между этими двумя и боялась оставлять их наедине. Сидела в своём кресле у камина и смотрела, что они делают. Она сама приглашала Велену. Сама наливала ей вино. Разве что сама не помогала расстегнуть камзол Юстиниана.

Клавдия знала, что не сможет удержать супруга. Но иногда Велене казалось, что под ресницами императрицы прячется нечто большее, чем ревность. Клавдии нравилось наблюдать.

Велена поморщилась.

Юстиниан не блистал красотой, но и уродлив не был. Как любой мужчина, большую часть жизни проведший во дворце с кубков в руках, он давно уже не выглядел молодым. По-своему, император следил за собой. Велена же могла лишь осознавать, как ей повезло, почти теряя сознание от отвращения на шёлковых простынях.

Да. Эти вечера утомляли. Это была вторая, ночная часть её обязанностей перед Римом, с которой было нетрудно смириться, имея в душе достаточно цинизма, а цинизма Велене хватало. По крайней мере, она старательно себя в этом убеждала.

Велена коснулась пальцами запястья в том месте, где под кожей скрывалась руна одного из трёх могущественнейших богов. При мысли о том, что она, наследница Плутона, вынуждена служить постельной игрушкой, ей становилось тошно от себя самой. Но Рим, в котором она жила, отличался от того, в который шесть веков назад спустился с корабля Гений их семьи. Этот новый Рим имел собственные правила игры, и двуличный поцелуй зачастую значил здесь больше удара меча.

У Велены был собственный интерес к мужчине, что почивал на золотых императорских простынях. Она надеялась, император подарит ей вчерашнего раба — однако тот лишь рассмеялся, услышав, о какой она просит ерунде. Ему было всё равно, выживет крылатый или умрёт. И если бы это был другой крылатый, Велене, пожалуй, тоже было бы всё равно. А при мысли об этом, у неё начинался сумбур в голове. И Велене оставалось успокаивать себя тем, что её не в первый раз посещает подобный спонтанный каприз.

Просто, после этих визитов ей требовалось немного времени, чтобы побыть в одиночестве. Не видеть напудренных лиц. Не нюхать дорогих духов.

Лемера сжала зубы — эти мысли отчётливо читались на лице подруги, и патрициана даже не пыталась спрятать их от неё. Здесь Лемера была нежеланна. И всё же она никуда не ушла, лишь коснулась виска Велены ещё нежнее. Нет, не император вывел её из себя.

— Меня собираются убить, — сказала Велена и, подняв веки, в упор посмотрела на неё.

Глава 5. Раб

Оставшись наедине с рабом, Велена осторожно коснулась пальцами лба гладиатора. Проведя ладонью по впалым рёбрам крылатого, по предплечьям и локтям, она добралась до верёвок и стала неторопливо развязывать их. Потом замерла на секунду. Взгляд её упал на окровавленную тряпку, перетягивавшую торс пленника.

Крылатый не шевелился.

— Можешь встать, — приказала Хейд.

Крылатый напряг мышцы, но ни руки, ни ноги не слушались. У него получилось лишь слегка повернуть голову в сторону патрицианы. На губах гладиатора играла безумная улыбка.

— Энтари… если б я мог встать… ты бы там не стояла.

— Плохое начало для знакомства. Мне кажется, ты не очень общителен.

Улыбка стала шире. Велена увидела в трещинках на его губах капли крови.

Она снова подошла к пленнику и принялась развязывать верёвки на ногах.

— За что тебя так спеленали?

— Придумай сама.

— Видимо, пытался бежать?

Норен не отвечал. Он сконцентрировался на том, чтобы сесть.

— Ты — крылатый, я права? — задала Велена следующий вопрос.

Норен молча кивнул.

— Обычно крылатые не умеют драться. Крылатого-воина я вижу впервые.

— Рад, что удивил тебя, — сухо ответил Норен и, не вставая, изобразил полупоклон.

— Покажи мне крылья. Хочу рассмотреть своё имущество, — сказала Велена, слегка отодвигаясь, предоставляя рабу немного пространства. Она слегка кривила душой: за то недолгое время, что провела на войне, Велена видела крылатых-бойцов. В основном плохих. Но были и другие. Те, чьи крылья черны. Кто становился продолжением своих клинков.

Взгляд крылатого стал злым.

— Я не открываю их при чужих, — заявление слегка вывело Велену из себя.

Несколько секунд патрициана смотрела на своё приобретение, удивлённо приподняв брови. Рука сама легла на рукоять кнута, пристёгнутого к поясу.

Неизвестно, чем закончился бы разговор, если бы в этот миг не отворилась дверь — и на пороге не появился лекарь — полноватый лысеющий старичок в льняной тунике, подпоясанной простой бечевкой.

— Лечитель Вариус, — Велена слегка поклонилась, не более, чем того требовала учтивость.

— Третий час утра. Если б не ваш авторитет, патрициана… — голос у лекаря был скрипучий. Симпатии в нём тоже было ни граном больше, чем требовал хороший тон. — Кто болен?

Велена кивнула на пленника. Руки и ноги того уже были свободны, но он всё ещё оставался неподвижен. Лицо Вариуса скривилось, но это выражение тут же исчезло, когда он встретился взглядом с патрицианой. Лекарь подошёл к пленнику и поморщился.

— При всём уважении, патрициана, я не лечу дикарей. Неужели у вас нет лекаря для рабов?

— Я не желаю связываться с низкопробными костоправами. Они мне неприятны.

Вариус брезгливо коснулся кончиками пальцев повязки на плече гладиатора и тут же отдёрнул руку.

— Вы не могли хотя бы приказать… помыть его.

Велена почувствовала раздражение. Вариус позволял себе слишком много. Но раньше, чем она ответила, прозвучал абсолютно твёрдый голос с отчётливым северным акцентом.

— Я здоров, — сообщил Норен. Он снова попытался сесть, и на сей раз ему удалось оторвать плечи от деревянной доски.

Велена этого не заметила. Поведение лекаря оскорбило её лично. Уступить сейчас означало породить грязные слухи о собственной слабости. Вкупе с неудачей на арене, это приводило её в ярость.

— Вариус, — сказала она тихо, — я плачу чистым золотом. За работу и за молчание. Уверена, я не единственная ваша клиентка, желающая странного.

— Позвольте, — усмехнулся Вариус, — даже самые развращённые не предлагают мне ощупывать перепачканных в грязи рабов.

— Мне не нужен лекарь, — повторил пленник и ещё раз попытался встать. Сильная рука Велены припечатала его обратно к дыбе.

— Я сказала, лечитель Вариус, что мне требуются ваши услуги. Вы окажете мне их — так или иначе.

Немигающим взглядом она смотрела в глаза лекаря. Тот не был энтари. Разве что маленькая примесь древней крови. Вариус чувствовал, как от одного взгляда Велены по жилам разливается ледяная ртуть.

Он открыл рот, но ничего так и не произнёс. Только повернулся к крылатому и принялся распутывать повязку.

Велена отошла к столу и наполнила бокал вином. Затем переместилась к окну, за которым медленно колыхались на ветру верхушки кипарисов. Небо было почти чистым. Дым от очагов, обычно застилавший горизонт по ночам, отнесло ветром к востоку, и теперь дышалось необычайно легко.

— Дрянная рана, — прозвучал скрипучий голос из-за спины патрицианы, — можете делать со мной что хотите, госпожа Хейд, но здесь полно грязи, похоже, будет заражение.

— Что это значит? — спросила Велена, не оборачиваясь.

— Это значит, госпожа моя, что нужно или бережнее обращаться с имуществом, или не тревожить по ночам честных людей. Пару часов назад я мог бы просто промыть рану и наложить швы. Теперь же… надо удалять.

Глава 6. Договор

Норен пришёл в себя в маленькой комнатке, погружённой в полумрак. У одной стены стояла кровать, на которой лежал он сам. В изголовье постели — тумба, на ней — горящая лампадка, глиняный кувшин с водой, стакан и нож в кожаных ножнах. Особенно его заинтересовало последнее.

«Она сама даёт мне возможность себя убить? Какой в этом смысл?»

Оглушающее осознание свободы — от цепей, от плена, от необходимости стоять на коленях и терпеть прикосновения ненавистных рук нахлынули на него. Пусть всё только начиналось, и предсказать, что ждёт его в доме Велены Хейд пленник не мог, но он впервые за долгие годы имел достаточно свободы, чтобы по своему желанию шевельнуть рукой или ногой. Более того, он видел перед собой нож и мог воспользоваться им — чтобы убить проклятую энтари, как хотел того Хозяин. Или… — Норен затаил дыхание при этой мысли, — убить себя самого. Совершить, наконец, поступок достойный катар-талах, а не той жалкой твари, которой он стал.

Несколько долгих секунд Норен смотрел на нож и обдумывал эти два варианта — но принять решение так и не смог. Сквозь маленькое окошко в комнату проникал свет звёзд, и Норен хотел вдохнуть воздух свободы ещё раз. Ещё недавно он не мог представить, что когда-нибудь у него появится такой шанс. А теперь его оставили одного, без оков. Норен закрыл глаза и сделал глубокий вдох, успокаивая взбесившееся сердце.

Опыт, полученный за годы жизни в плену, говорил, что энтари нельзя доверять. Каждое слово патрицианы — двойная ложь.

Голос наставника, который он всё реже слышал в бреду, говорил, что нельзя принимать решения, которые не обратить, если ты полностью не уверен в них.

Норен не был уверен ни в чём.

Он попробовал пошевелиться. Определённо, он выздоравливал. Всё тело ныло, как после простуды, но это само по себе показалось ему прекрасным.

Он протянул здоровую руку и взял нож. Зажав ножны между бёдер, вынул его и осмотрел лезвие. Рукоять была очень простой, перетянутой бычьей кожей только затем, чтобы не скользить в руках. Но лезвие выглядело вполне надёжным.

Он спрятал нож обратно в ножны и, положив назад на тумбу, осторожно сел на постели. Голова слегка кружилась.

Норен протянул перед собой руки и осмотрел покрытые шрамами запястья. Следы от кандалов отпечатались на коже алыми знаками, но кто-то обработал раны. Тут же вспомнив про другую, куда более страшную, он осторожно коснулся плеча и обнаружил, что его затягивает бинт. Страх нахлынул солёной волной, страх остаться калекой был куда сильнее, чем страх возможной смерти или любой другой. Он закрыл глаза, заставляя себя успокоиться и сгорая от презрения к собственной слабости.

«Бесполезная трусливая тварь. Твой хозяин был прав».

Норен сделал ещё один глубокий вдох и попытался заставить себя сосредоточиться на том месте и времени, где он находился сейчас.

Осторожно подвигал прокушенным плечом. Оно было неумело, но старательно перебинтовано. Пальцами уже можно было шевелить, но более серьёзные движения отдавались ноющей болью в повреждённых тканях.

Убедившись в том, что руки целы и даже слушаются его, он осмотрел свои обнажённые ноги и пришёл к выводу, что и там критических повреждений нет. Затем ещё раз обвёл взглядом комнату.

На другом конце постели Норен обнаружил одежду — коричневые кожаные брюки, белую батистовую сорочку и алый бархатный камзол. Норен взял вещи в руки. При ближайшем рассмотрении одежда оказалась весьма поношенной, но абсолютно целой и только что вычищенной. Это было приятно.

Не сдержавшись, он потёрся щекой о нежную ткань сорочки. На глазах проступили слёзы. Он давно уже забыл, что прикосновения к чему-либо могут доставлять удовольствие.

Осторожно, стараясь не тревожить рану, Норен натянул брюки и рубаху. Рядом на полу обнаружилась пара таких же поношенных, но вполне добротных, а некогда даже роскошных сапог.

Сапоги он тоже трогать не стал, хотя уже заметил в них большую пользу — они позволяли спрятать кинжал.

Поколебавшись, Норен взял нож и засунул его под матрас. Расхаживать с оружием по дому вряд ли пристало, даже если это дом энтари — рассудил он. Взял в руки лампаду и поднялся на ноги.

Уже вставая, бросил взгляд на окно в изголовье кровати — в тёмно-синем небе плыл умирающий серп луны. В ту ночь, когда он видел её в прошлый раз, луна была полна.

Норен невольно шагнул к окну, выглядывая наружу — окна выходили на сад, отгороженный от города забором вдалеке.

Меж стройными стволами олив царила тишина, лишь слабо отблёскивала в темноте поверхность фонтана и тихонько журчали струи воды. Над простым бассейном возвышалась стела. С её мраморного бока смотрел грозный лик незнакомого божества — хранителя дома.

Чуть в стороне виднелась гранитная глыба мавзолея — памятника предкам, которые покровительствовали каждой знатной семье.

В саду и дальше, за оградой, царила тьма. Не горели лампады ни в одном окне. Только далеко-далеко за перекрёстком мерцали огни факелов и скользили тени людей.

Ещё дальше, за чёрными контурами домов, виднелось море. Норен на мгновение зажмурился, не веря своим глазам. До сих пор он не оказывался так близко к морю никогда. Открыл глаза и долго смотрел на тусклые огоньки звёзд. По ним он ориентировался хорошо, и теперь впечатывал в память незнакомый рисунок созвездий — небо Рима он тоже видел в первый раз.

Глава 7. Ужин

Всё ещё тяжело дыша, Норен подошёл к столу и опустил на полированную поверхность нож.

— Не надо, — остановила его Велена, — пусть будет у тебя. Тебе понадобится оружие.

— Но… — Норен хотел сказать, что оружие у него уже есть, но осёкся на полуслове. Хейд дала ему одежду — изысканную и дорогую, но поношенную, как и весь этот особняк. И Хейд предлагала ему кинжал — с наградной гравировкой на лезвии и рукоятью, которая стоила больше, чем все остальные её подарки вместе взятые. Непохоже было, что тот — другой нож — мог бы принадлежать Хейд…

Норен помотал головой, отгоняя несвоевременные мысли.

Он нерешительно опустился на стул напротив патрицианы — Велена уже заняла своё место.

Отрезал себе кусок бараньей ноги, лежавшей на самом большом подносе, и, отделив от него маленький кусочек, без аппетита запихнула в рот. Потом посмотрела на Норена и его пустую тарелку.

— Простите, — сказал крылатый, старательно контролируя интонации, — я давно не был в обществе и плохо помню, как вести себя за столом.

— Это плохо, — задумчиво сказала Велена, прожевав мясо. — Обычно у рабов твоей расы отличные манеры.

Норен резко выдохнул воздух сквозь стиснутые зубы и сжал пальцами столешницу, так что костяшки побелели.

— Так выкиньте меня на улицу. Разве не так энтари поступают с неудачными покупками?

Велена прожевала ещё один кусочек мяса и спокойно ответила.

— Во-первых, я тебя не покупала. Ты — подарок дорогого мне человека и мне придётся сохранить тебя, хотя бы на некоторое время. Во-вторых, даже собаку можно научить выполнять несложные трюки. А я — умелая дрессировщица. И, в-третьих, у меня появились на тебя кое-какие планы.

Велена покрутила в пальцах фужер, сквозь тонкий хрусталь наблюдая за реакцией крылатого.

— Забавно, — сказала она наконец, — такой хладнокровный и безразличный, но под маской спокойствия бушуют ураганы. За тобой интересно наблюдать.

Норен медленно вдохнул и так же медленно выдохнул.

— Ты издеваешься? — спросил он со всем доступным ему спокойствием.

Велена кивнула и сделала глоток вина.

— Мне показалось, у тебя есть чувство юмора, — добавила она, любуясь, как смешанные чувства сменяют друг друга на лице крылатого. И закончила уже мягче: — ешь. Мне нужны не твои манеры, а твоё умение убивать.

Последняя фраза подействовала на Норена лучше любого успокоительного. Он ощутимо расслабился и аккуратно отрезал себе самый мягкий кусок мяса.

Всё ещё покручивая в пальцах хрустальный фужер, Велена наблюдала, как, вопреки предупреждению, грациозно, крылатый нарезает мясо и кладёт его в рот. Не зря из этих существ получались отменные пажи. Большинство из них — особенно те, что выросли в неволе — обладали непревзойденной чувственностью и мягкостью характера. Со старшим поколением бывало труднее… но и их было несложно подчинить.

— Сколько тебе лет? — задала Велена внезапно пришедший ей в голову вопрос.

— Понятия не имею, — ответил пленник. — По вашим меркам я едва достиг совершеннолетия, когда попал в плен.

Велена покатала на языке капельку вина.

— Около тридцати…. Это много для крылатого? Ты выглядишь гораздо старше. А впрочем…

Норен замер, едва разбирая слова энтари.

— Столько лет… - прошептал он едва слышно. — Столько лет… что же стало с моим народом?

— Корона Севера перестала существовать семь лет назад. Вечный Рим владеет всем материком на севере, юге и западе. На востоке наши границы пока заканчиваются степью. Но там некого покорять. Только жалкие кочевники, которые бегут при виде наших легионов.

— Столько лет… — повторил Норен и, чтобы отвлечься, тоже наполнил свой бокал. — Ладно. Это пока не имеет значения. Зачем я вам понадобился?

Велена снова покатала на языке вино, раздумывая, с чего бы начать. Странно, но в присутствии этого крылатого она и сама немного расслабилась…

— Меня хотят убить, — сказала она просто.

Норен вздрогнул.

Велена в упор смотрела на него: она не столько ожидала какой-либо реакции, сколько была погружена в собственные мысли.

— Интересно, почему? — спросил Норен.

— И правда… немного интересно. Но мне нечего тебе ответить.

— Хорошо, — кивнул Норен, — и чего же ты хочешь от меня?

— Ну… — проговорила патрициана, неторопливо наполняя новый бокал. — Попробуй это… — она кивнула на тот кувшин, который держала в руках. — Оно не такое сладкое. Так вот, — продолжила она, — раз уж мне подарили хорошего бойца, хоть и в плачевном состоянии, и я всё равно потратила силы на то, чтобы его вылечить… я подумала, почему бы мне не использовать тебя по назначению?

Норен медленно пригубил вино, которое посоветовала ему Велена, выигрывая время и успокаивая сердцебиение.

— Честно говоря, — сказал он, — ты на удивление разумна для энтари.

Это «ты» слегка покоробило Велену, но она промолчала, ожидая продолжения.

Глава 8. Патриции

Хотя многие из патрициев и поддались восточной роскоши, так что центральные улицы Рима давно уже заполняли укрытые многослойными пологами носилки, Велена предпочитала путешествовать верхом. Ей нравилось ощущать власть над животным, чьи мощные бока покачивались у неё между ног.

Город пересекало несколько гигантских аркад. Они имели один ярус, когда взбегали на вершины холмов, два этажа — когда пересекали эти холмистые склоны, три или даже четыре — когда на них возникали овраги или даже речные долины. По аркадам струила вода, поступавшая из горных ледников. Норен, до того не слишком высоко ставивший умственные способности римлян, был этому лаконичному решению слегка удивлён.

Императорский дворец располагался не так уж далеко от особняка Хейд, так что дорога заняла не более получаса. Норен, получивший в пользование серого в яблоках коня из конюшни Хейд, ехал у неё за спиной. Увидев колоннаду, состоящую из двух десятков стройных колонн, он невольно сильнее необходимого сжал бока коня, и тот оглушительно заржал. Норэну показалось, что все прохожие оглянулись на него, но больше всего его волновал насмешливый взгляд зеленых глаз.

— Что-то не так? — поинтересовалась Хейд.

— В этом здании живёт одна семья?

Дворцовый комплекс, состоявший из множества зданий, тянулся от самого Форума, до Храмовой площади, расположенной в нескольких кварталах от неё.

— В общем, да. У приближённых семей особняки на ближайших холмах, как у меня.

Норен промолчал. Он вспоминал величественные пирамиды зиккуратов, в которых обитали сотни учеников. Они казались нелепыми и даже грубыми в сравнении с этим дворцом.

— Гораздо интереснее дворец смотрится с другой стороны, — сказала Велена, замедляя ход коня, чтобы поравняться с ним. — Император любит смотреть морские бои. Потому одна из зал открывается прямо на океан. Она имеет собственную пристань для гондол. Обычно император проводит там празднества в последние летние дни.

Норен всё так же не отвечал. Ему мало о чём говорили слова Хейд. Энтари оставались врагами, пусть даже и знали толк в красоте. А Норен к тому же абсолютно не разбирался в кораблях. Велена же, казалось, задумалась и неожиданно для спутника рассеянно произнесла:

— Я бы хотела побывать там с тобой. Мне кажется, тебе понравились бы… понравился бы шелест волн.

— Какое имеет значение, что нравится рабу, а что нет? — спросил Норен. Велена нахмурилась и промолчала. А через некоторое время продолжила:

— В Риме множество развлечений, которые я могла бы с тобой. разделить Ты, наверное, не разбираешься в охотничьих псах?

— Мы не добываем пищу охотой.

— Пищу… — Велена усмехнулась. — Пища тут абсолютно не при чём. Неужели тебе не доставит удовольствия мчаться вперёд быстрее ветра… знать, что до жертвы остался десяток шагов… А потом броситься на неё и пустить кровь?

— Я убиваю не ради забавы, — голос Норена оставался настолько сух, что Велена не смогла понять, осуждает ли тот её.

— Но ты всё-таки любишь убивать! — заметила Велена, оглянувшись на него. — Я видела на Арене эту жажду в твоих глазах.

— Эта жажда, — губы Норена исказил болезненный смешок, — проклятие, которым нас наградили мудрецы. Я испытываю удовольствие, когда убиваю энтари — но у меня есть на то множество причин более веских, чем первобытный инстинкт. В остальном, как и любой из крылатого народа, я ненавижу смотреть на чужую смерть и тем более её нести.

Велена молчала. Приближение дворца стало достойной причиной оборвать разговор. А тем временем литые бронзовые ворота, украшенные изображениями молний, показались между колонн.

Они оставили коней на попечение слуг и двинулись по ступеням вверх. Здесь, в тени портика, уже стояло несколько десятков человек. Они беседовали между собой и даже пили вино. Норен почувствовал себя невыносимо неуместно, в алом как кровь камзоле, среди тех, кто привык к подобной одежде куда больше его. Он нервно поправил манжеты батистовой сорочки, видневшейся из-под рукавов.

— У вас принято рядить римлянами рабов? — спросил он.

Губы Велены на мгновение дёрнулись, когда та оглянулась на него.

— Это допустимо, — спокойно сказала она. — Никто не будет удивлён. Многие патриции содержат, к примеру, карликов и шьют им ливреи, как у благородных господ. Это смешно.

— Я смешон, — заключил Норен. Краснеть он не умел. Вместо этого в глубине души поднялась злость, но Норен поспешил урезонить её. Велена несколько секунд смотрела на него, а затем медленно произнесла:

— Ты — нет. Ты очень красив, что бы не было на тебе надето.

— Даже если не надето ничего? — Норен сжал кулаки, но Велена не обратила внимания на этот жест.

— Особенно, если не надето ничего, — сказала она.

Двери они миновали в молчании. Норен не желал думать о том, какие планы имеет на него патрициана. Он не понимал, почему та не берёт то, чего желает, силой и зачем затеяла игру. Впрочем, энтари любили игры — это Норен прекрасно знал. Ему же оставалось одно — быть начеку.

Уже в первом помещении от обилия драгоценных ковров, золотых статуй и многоцветных картин в резных рамах у Норена зарябило в глазах.

Глава 9. Термы

Идея посетить Термы пришла Велене в голову довольно внезапно — и основной причиной её было желание увидеть Норена голым.

Мысли об этом преследовали её частенько с самого утра, потому что Норен спал, не раздеваясь, и, просыпаясь в своей просторной кровати под шёлковым покрывалом, обнажённая Хейд, потягиваясь, первым делом видела затянутого в броню многослойной одежды раба. Тот, как правило, устраивался на скамье около двери.

У Велены была и собственная купальня, соединённая со спальней коротким коридором. Однажды Велена попыталась заманить Норена туда, но тот смотрел на обнажённую госпожу с таким ужасом, что Велена впервые в жизни ощутила неуверенность в своей неотразимой красоте. Незаметно оглядев себя с головы до ног, она убедилась, что с телом по-прежнему всё хорошо, но от задуманного вынуждена была отступить — и просто приказала Норэну отужинать с ней. Тот нехотя снял камзол и, устроившись на скамье возле бассейна, послушно принялся за трапезу. Всё время, пока они ели, крылатый оставался мрачен и замкнут, и желания снять хотя бы рубашку ни разу не проявил — хотя жара стояла такая, что даже голышом можно было сойти с ума.

Однако вряд ли в общественной терме невольнику удалось бы выкрутиться так легко. Велена успела заметить, что вопреки всем попыткам показать свою независимость, общественное мнение значит для Норена весьма много, и тот в лепёшку разобьётся, чтобы не показаться «проклятым энтари» смешным. Вряд ли он стал бы сидеть в камзоле в окружении абсолютно голых людей — тем более, что, как успела заметить Велена в Колизее, тому абсолютно нечего было скрывать.

Для выхода была выбрана среда — спустя три дня после того, как Велена ознакомила Норена с кругом своего общения. О том, что все те же люди могут встретиться им и в термах, она раба предупреждать не стала — это подразумевалось само собой. Единственной, кто по-прежнему беспокоил Велену, была Тайра Венорио. Именно из-за неё патрициана долгое время предпочитала не брать Норена с собой в свет, потому как интуиция подсказывала ей, что поведение этой женщины она не сможет предсказать. Тайра долго обещала покинуть город и уплыть на юг по торговым делам и вот, наконец, воплотила своё намерение в жизнь. Однако, когда она собирается вернуться, Хейд предсказать не могла.

«Не буду же я сидеть дома из-за одной жалкой полукровки», — с раздражением думала она, покидая особняк.

Велена ехала верхом на своём любимом чёрном жеребце. Конь Норена вышагивал на полкорпуса позади неё.

Спустя полчаса езды квадратная платформа, покрытая зеленью, стала видна вдалеке. Западная её часть врезалась в Авентинский холм, а восточная нависала над долиной. С этой стороны её удерживала многоярусная арочная конструкция высотой с пятиэтажный дом. В тени под платформой виднелись топки, склады топлива и цистерны с водой.

Велена, по мере приближения, поглядывала на спутника, ожидая увидеть восхищение на его лице, но перехватив взгляд патрицианы, тот лишь сказал:

— Так строили крылатые.

Велена поджала губы и крепче стиснула поводья коня.

Центральная арка, возвышавшаяся над платформой, служила входом в термы. Миновав её, они въехали на аллею, по обе стороны которой росли кипарисы. В конце её виднелись ворота, изображавшие головы очередного всемогущего божества. Проследив за взглядом Норена Велена прояснила:

— Это Нептун. Род, наследовавший ему — угас. Наследники, завладевшие руной по праву силы, хотели оставить термы себе — но император их конфисковал. От прежних хозяев остался только этот знак.

Оставив коней, они вошли внутрь. Тут же рабыни подскочили к патрициане и принялись заботливо стягивать с неё тогу. Норен предчувствовал повторение недавнего выхода в свет, когда его ролью станет молчаливо стоять за спиной, но дело стремительно приняло иной оборот — Велена подала рабыням знак. Одна из них с сомнением воззрилась на Норена, пока другая продолжала расплетать завязки на сандалии Велены.

— Он будет меня развлекать, — пояснила Велена. Рабыня покорно кивнула и, приблизившись к Норэну со спины, принялась стягивать с него камзол.

Норен растерянно смотрел на свою патрициану. Он понимал, что в присутствии посторонних лишнего себе лучше не позволять, но раздеваться абсолютно не хотел.

— Мы в купальне, Норен, — сказала Велена, позволив тени нетерпения прорваться в голос, — все кругом будут голыми. В бархатном камзоле ты будешь выглядеть смешно.

Аргумент произвёл неожиданно сильный эффект — Норен отступил от рабыни и принялся быстро, как будто ему дали на это всего сорок секунд, стягивать с себя одежду — один предмет за другим. Стопка аккуратно сложенных вещей стремительно росла на скамье, а Велена стала забывать о собственном раздевании, увлечённая зрелищем этого неправильного, но весьма соблазнительного стриптиза.

Тело Норена было жилистым и подтянутым, хотя теперь, когда он провёл в доме Хейд несколько недель, худоба и выступающие рёбра уже не так бросались в глаза.

Велена испытала настойчивое желание подойти к нему и провести рукой по бокам, изучая горячую кожу. Наклониться, впиться поцелуем в стройную шею и целовать дальше, пробуя это тело дюйм за дюймом на вкус.

Велена мотнула головой, отгоняя навязчивую фантазию, которая и без того нет-нет да и давала о себе знать.

Норен тем временем замешкался, придерживая рукой обмотанную вокруг бёдер тряпицу. Велене было более чем интересно узнать, что находится под ней. В тот раз, когда Норена только доставили в её дом, она имела возможность изучить тело Норена целиком — но не стала, решив, что время ещё придёт. Теперь же собственный раб, похоже, собирался ей в этом удовольствии отказать.

Глава 10. Шкатулки

В воздухе пахло гарью и розами. Тучи неподвижно висели над вечным городом.

Велена шла вперёд, едва замечая лица людей и фасады домов. Мысли о смерти управляющего не давали ей покоя. Она знала этого человека семь лет, но Хейд беспокоил не столько факт того, что теперь она потеряла верного слугу — похоже, убийца всё же существовал. Но почему он был так близко и не нанёс удара — Велена понять не могла.

Она снова и снова перебирала в уме имена врагов. Любой в городе мог стать заказчиком. Значит, из города следовало уехать… но нет. Они не дождутся такого позорного бегства. Кем бы ни был убийца, он всего лишь пешка, фишка на доске. Он умрет, так же как и любой, кто захочет встать на пути у Хейдов. И этот бой, как обычно, предстояло принять в одиночку.

Велена потёрла глаза. Усталость… она не проходила. Проклятый император. Прежде она могла стоять в карауле по три дня — и оставалась свежа для светских дел. Теперь светские дела выматывали так, что о карауле не могло быть и речи.

Прежде всего следовало удалить от себя Лемеру. Это спорное решение, но, если удар может прийтись по её близким, пусть лучше будут слуги. Она ограничится письмами. Лемера может оказаться очень полезна, но только не рядом. Главное, чтобы она оказалась достаточно верна.

Велена помотала головой. Крики гуляющих вырвали её из задумчивости — как раз вовремя. Она стояла на перекрестке семи лучей — в самом центре вечного города. Нет. Так не пойдёт. Она сделала несколько шагов назад и свернула на узкую извилистую улочку, тонувшую во мраке.

В переулке царила тишина. Только слабо звенели подковы где-то вдалеке. Велена убрала руки за пояс, пошла медленно, наслаждаясь этой тишиной и воздухом, который пах только конским потом и дублёной кожей. Никаких роз. «Надо купить дом в трущобах, — подумала Хейд, — будет хорошо отдыхать. И ни одна скотина не явится туда с визитом».

Позади зазвенела сбруя. Велена остановилась.

«Попалась», — подумала она. Впереди, перегораживая дорогу, мелькнула ещё одна тень.

— И кто тут у нас? — спросила она, наблюдая, как приближается фигура, закутанная в плащ с капюшоном.

Сзади повеяло холодом. Велена отскочила. Болт зарылся в землю в полушаге от неё. Противники не были настроены на болтовню. Перезарядить арбалет — три секунды, если у стрелка наготове нет второго. Велена напряглась и снова отпрыгнула в сторону, стараясь оказаться спиной к стене — не вышло. Сзади её схватили за плечи руки в кожаных перчатках. Она ударила противника локтем в живот и, перекинув через плечо, наступила на горло. Коротким взглядом окинула улицу. Темно. Хейд выхватила из-за пояса конский кнут — единственное оружие, которое было у неё с собой, и, коротко замахнувшись, хлестнула подступавшего к ней человека. Она старалась попасть по горлу, и это ей почти удалось. Человек отпрыгнул назад, схватившись за лицо, и завыл. Слева наступал ещё один, и где-то наверху был арбалетчик. Этот беспокоил её больше всего. Велена отвлеклась, изучая череду тёмных окон, и, возможно, получила бы удар ножом под рёбра, если бы ещё одна фигура не вмешалась в драку. Неизвестный двигался быстро и чётко. Оказавшись около одного из убийц, он схватил его со спины и безупречным движением свернул тому шею. Затем сделал ещё один полушаг к оставшемуся в живых убийце и, взяв его за горло, поднял в воздух. Свободной рукой он вырвал нож из трепыхавшихся рук и замер. Велена не сразу поняла, чего ждёт незнакомец. Вместо того, чтобы нападать, он наклонился и проверил пульс убийцы, лежавшего у его ног.

— Быстрее, патрициана, — услышала она знакомый голос и облегчённо вздохнула.

— Там арбалетчик, — хотела было предупредить она.

— Мёртв, — сухо отрезал Норен, — что делать с этим?

Велена подошла вплотную.

— Кто тебя нанял? — спросила она. Убийца молчал.

Велена отвела в сторону руку Норена и сама взяла убийцу за горло. Она стояла совсем близко, так, что даже в темноте противник видел золотистые искры в её глазах.

— Ты должен знать, что говорят обо мне в городе. Я могу начать причинять тебе боль прямо сейчас или сначала позволить отдохнуть у себя дома. В любом случае ты лишь потратишь моё время, потому что говорят все. Я спрошу ещё раз, а потом начну ломать тебе пальцы по одному. Итак. Кто. Тебя. Нанял.

— Сант, — прохрипел убийца.

— Он лжёт, — услышала Велена из-за спины.

Патрициана склонила голову на бок, взяла в руку кисть убийцы и сдавила мизинец. Убийца закричал. Норен отвёл глаза.

— Дариус Сант, я не вру!

— Хорошо-хорошо, не нервничай так.

Велена быстро выхватила нож из рук Норена и коротко ударила убийце под рёбра. Глаза бандита расширились, из горла вырвался хрип, и по подбородку потекла струйка крови.

— Где лошади? — спросила Велена, убирая кинжал за пояс.

— За углом дальше по улице, — голос Норена прозвучал неожиданно глухо. Не оглядываясь, Велена пошла в указанном направлении.

Уже когда она запрыгнула в седло, Норен взял её за локоть и заставил обернуться. Голубые глаза казались осколками льда в темноте.

— Зачем вы это сделали?

— Убила его? — Велена подняла бровь. — Не брать же мне его домой.

Глава 11. Подарок

Темнота накрыла поместье Сантов чёрной паранджой. Оба — патрициана и её раб — расположились в сумраке подворотни на противоположенной улице от его стен. Оба долго стояли, внимательно наблюдая за садом, прежде чем патрициана заговорила.

— Ты уверен, что пойдёшь один? — Вопреки обыкновению, в голосе Велены отчётливо звучало беспокойство. Она злилась на саму себя, потому что твёрдо решила, что будет использовать для негласных поручений этого раба, а теперь не могла решиться отпустить его от себя на пару шагов.

— Ты не привыкла доверяться другим, верно? — На губах Норена появилась насмешливая улыбка, но выражение глаз оставалось серьёзным.

— Хочешь, чтобы что-то было сделано — сделай это сама, — сказала Велена сухо, отворачиваясь от него.

 Норен покачал головой.

— От тебя слишком много шума.

 «И слишком много жертв», — добавил он про себя.

— Хорошо. Лошади будут ждать тут. Ты управишься за час?

 Норен кивнул.

— Быстрее, — уточнил он. — Если меня не будет час, считай, что Лемера теперь только твоя проблема.

 Он спешился и, кутаясь в плащ, пересёк улицу — бесшумно, словно тень. А затем двинулся вдоль витой ограды, подыскивая место, где мог бы перебраться через неё, оставаясь незамеченным.

 Велена молча смотрела вслед удаляющейся фигуре. Она предложила Норену выбрать оружие и доспехи, но тот взял только пару ножей. Повода сомневаться в крылатом не было, и всё же… Велена не любила ждать.

 ***

Норен подошёл к двери, находившейся с тыльной стороны дома — она была заперта на простенький замок. Будь замок посложнее, он бы не справился. Это было серьёзное упущение. Нужно было взять отмычки.

Изогнув запястье, он заставил упасть в руку пристёгнутый к нему нож. Перехватив за рукоять, чуть присел и вставил острие в замочную скважину. Несколько раз повернул, нащупывая нужное направление, пока не раздался щелчок. Замок упал ему в руку, и Норен осторожно опустил его на землю около двери.

По другую сторону обнаружилась кухня. Здесь царил полумрак. Потрескивали дрова в очаге, и мерно похрапывал повар в подсобке. В тусклом свете печи можно было разглядеть медную утварь, развешенную по стенам, — кастрюли и сковороды, дуршлаги и терракотовые поддоны для запекания.

 Норен бесшумно двинулся к противоположной двери. Та оказалась не заперта. Миновав её, он понял, что оказался в атриуме — таком же большом зале с небольшим фонтаном по центру, какой имелся и в доме Велены. Только здесь мозаичный пол был надраен до блеска, а фрески на стенах, также изображавшие сцены старинных битв, сохранились заметно лучше.

 Вдоль стен стояло несколько скамей, на некоторых из которых дремали слуги. В промежутки между ними выходили двери — Норен уже знал, что эти комнаты предназначаются для мужчин семьи, если такие есть. Скорее всего, Лемеру должны были держать на женской половине — на втором этаже.

 Отыскав взглядом лестницу, ведущую наверх, Норен бесшумно скользнул к ней и стал подниматься по ступеням.

 Он оказался на таком же балконе, с которого некогда осматривал дом патрицианы Хейд в первый раз. Сам он давно уже не ночевал на втором этаже, потому что ночью охранял госпожу, и теперь, оглядевшись по сторонам, ощутил странный болезненный укол в районе сердца.

 Прильнув к стене, он принялся обходить балкон по периметру, прислушиваясь к звукам, доносившимся с другой стороны дверей.

 ***

Лефендорф металась по комнате от окна до окна.

Бессилие мучило её больше, чем отсутствие свободы. Как глупо, она не могла не заметить, что Сант замыслил что-то плохое, когда говорила с ним! Проклятие, да не нужно было даже смотреть на Санта, чтобы понять, что хорошего он замыслить не может! Но Велена попросила выяснить у его слуг что-нибудь об убийце, и она ослепла от счастливой возможности выполнить поручение подруги. Лемера фыркнула, подхватила с постели подушку и швырнула о стену.

 «Дура!»

 Она подошла к окну и распахнула ставни. С улицы пахнуло свежестью. Окно перекрывала мелкая решетка. Она осмотрела все края и углы — никакого зазора. Снять решетку было невозможно.

 Тогда девушка подошла к двери и замолотила по ней кулаками.

— Я хочу пить! — крикнула она.

 Дверь не открылась.

— И я хочу есть!

 Она повернулась, оперлась о дверь спиной и забарабанила в неё ногой.

— Я хочу секса! — крикнула она и замерла, прислушиваясь. Никакой реакции.

Лемера взмахнула подолом, упала в кресло справа у двери и принялась размышлять о своём бедственном положении.

 ***

Запертая дверь вела в анфиладу комнат. Замок щелкнул, и Норен остановился, прислушиваясь. По другую сторону двери кто-то шевельнулся.

Норен осторожно заглянул внутрь: там было трое стражей. Двое мирно дремали, третий стоял у двери и смотрел перед собой пустыми глазами.

Глава 12. Игра

 Лемера накрывала на стол. Занятие было бессмысленное, но до некоторой степени успокаивало её. Она исподлобья смотрела на Велену и Норена, сидевших за столом, и юношу, забравшегося в кресло с ногами. Разговор не клеился.

— Лемера, ты не хочешь забрать свой подарок? — язвительно спросила Велена.

— Ну нет. — На сей раз Лефендорф собиралась стоять на своём до конца.

«Ты слышала, что крылатые входят в моду при дворе?» — сказала она. Но Лемера понимала так же хорошо, как и Велена, что подарки Санта добра не сулили. Ей было жаль юного невольника, но иметь под рукой живое напоминание о Санте она не собиралась.

— Мне некуда его забрать, — сказала она. — Пока мы живём у тебя, все мы всего лишь твоя свита.

 Велена скрипнула зубами. Раб мог быть — и наверняка был — шпионом. Вначале ей показалось хорошей идеей иметь под рукой агента Дариуса. Тем более, опыт перевербовки вражеских агентов у неё уже был. Но, соглашаясь принять подарок, она определённо не думала, что тот будет увиваться за ним хвостом повсюду и заглядывать в рот. Она никак не могла расспросить Норена о результатах расследования; кроме того, от Вайне — так представился юноша — пахло розовым маслом, так что Велена готова была потерять сознание ещё до ужина.

 Обе в очередной раз покосились на Вайне. Модная игрушка сидела, обхватив плечи руками, и, кажется, собиралась разрыдаться.

— Да прекратите вы! — не выдержал Норен и встал из-за стола.

 Велена с недоумением посмотрела на раба.

 Норен взял со стола вазочку с цукатами и, опустившись на корточки перед креслом, протянул её юноше. Тот испуганно покосился на Велену.

— Да ради бога, — бросила та и отвернулась. Веки мальчика задрожали.

— Она не злая, — спокойно сказал Норен, глядя в глаза Вайне. — Она просто так выражает симпатию.

 Мальчик продолжал кукситься.

— Сколько тебе лет? — бросила Велена из-за стола.

— Вос-семнадцать. — Вайне, который за несколько часов понял, что в этом доме он оказался лишней вещью, путающейся под ногами, теперь слегка заикался.

— А я в пятнадцать лет уже служила в гвардии, — сказала Велена, ни к кому не обращаясь.

— Восемнадцать… — Норен поймал себя на том, что, подражая Велене, подносит пальцы к глазам, и тут же опустил руку. — Сколько же лет прошло с тех пор, как пала Амариль?

— Семь, — осторожно сказала Лемера.

 Норен оставил вазочку с цукатами на столике у кресла и отошёл к окну.

— Очевидно, его родители попали в плен в начале войны. Я был прав: эти крылатые уже выросли рабами.

 Он поймал на себе вопросительные взгляды обеих энтари и осёкся.

— Ничего. — Он низко поклонился. — Не хочу печалить вас, высокородные энтари, глупыми рассуждениями.

 Лемера надкусила цукат и медленно прожевала. Норен вёл себя странно, а его учтивость только подливала масла в огонь, но гетера промолчала.

— Садитесь за стол.

— А мальчик? — спросил Норен.

 Велена потёрла глаза.

— Надеюсь, ты не имеешь в виду то, о чём я подумала. Слугам накрывают на кухне. Кстати, в самом деле, пусть идёт ужинать, — с надеждой сказала она, но тут же наткнулась на ледяной взгляд потемневших глаз своего невольника. — Лемера, будь добра, прикажи принести ещё приборы.

 ***

 Стоило Велене провалиться в сон, как чья-то рука легла на её плечо. Инстинктивным движением она выхватила из-под подушки нож и, перекинув раздражитель через себя, прижала лезвие к его горлу.

 Норен смотрел на неё с полным безразличием.

— Поговорим о деле? — спросил он, не шелохнувшись.

 Велена огляделась по сторонам, будто опасаясь увидеть в спальне Вайне.

— Я добавил ему в вино пастушкин цвет. Он не проснётся до полудня, — ответил Норен на её мысли.

— Подло! — произнесла Велена с одобрением. — Поэтому ты позвал его за стол?

— Нет. Потому что люди должны есть за столом. Поговорим о деле? — повторил Норен тем же тоном.

— Да. — Велена убрала нож и, сев на постели, протёрла глаза. — Кто следит за домом Санта?

— Я позволил себе подкупить стражей. Но завтра нам лучше вместе пойти туда. Убийце нужно время, чтобы составить план, поэтому сегодня Сант в безопасности. Могу я спросить?

— Спрашивай.

— Мы хотим спасти Санта или просто выследить убийцу?

 Велена потёрла глаза.

— Ты не испытываешь к нему симпатии? — ответила она вопросом на вопрос.

— Он – энтари.

— Да ты расист!

— У меня хорошая память. Я помню бой на арене. Кто хотел меня убить… и кто не дал умереть.

 Норен отвернулся.

— Я бы его допросила, — заметила Велена, — если будет возможность.

Глава 13. Убийца

— Здесь нас не увидят, а для нас поместье как на ладони. — Норен накинул другой конец плаща на ветку дерева и завязал узлом.

 Они стояли на небольшом утёсе над усадьбой. Забраться сюда было нелегко, а для того, чтобы спрыгнуть вниз и добраться до владений Санта, хватило бы пары минут.

 Дождь не стихал. Норен сделал из своего плаща импровизированный навес, закрепив его на ветвях, но было уже поздно — оба промокли до нитки.

 Велена достала из внутреннего кармана фляжку с согревающим напитком и, глотнув, протянула НоренНорену. Тот покачал головой.

— Лучше бы нам иметь трезвую голову, — сказал он.

— Лучше бы мне почаще иметь пьяную, — буркнула Велена в ответ. Норена, кажется, только радовала непогода, а вот патрициана с каждым часом раздражалась всё сильнее.

— Ты что, из бамбука? — спросила она.

 Губы Норена скривились в едва заметной улыбке.

— Я люблю дождь. Особенно сейчас. Я не был под дождём… давно. С войны.

— Где ты провёл эти годы? Ты слишком плохо обучен для раба.

 Улыбка Норена стала ещё шире, но глаз вновь стали злыми.

— Не на Елисейских полях. Ты задаёшь не те вопросы, которые хочешь, патрициана. Ты же не хочешь слушать, какой была моя жизнь.

 Велена не ответила — у неё не было абсолютно никакого желания признаваться, что именно этого она и хотела. Некоторое время оба сидели в тишине. Минуты тянулись медленно, и Велена чувствовала, что теряет сосредоточенность.

— Вон там, — внезапно шепнул Норен, дёрнув её за рукав.

 Велена присмотрелась. Фигура в плаще промелькнула под окнами усадьбы и исчезла. В следующую секунду в окне одной из гостиных заплясало пламя. Послышались крики. Приглядевшись, Велена заметила, что пламя объяло уже несколько комнат.

— Идём, — бросила она, поднимаясь, — убийца твой, а я вытащу Санта.

 Норен стал торопливо отвязывать плащ. Велена первой соскочила вниз и, обернувшись, увидела, что Норен уже прыгает следом. Больше они не смотрели друг на друга. Велена бросилась к окнам спальни, а Норен исчез в темноте.

 ***

 Велена нашла открытое окно и запрыгнула внутрь. Дым стоял повсюду. Хейд прикрыла лицо краем плаща и стала продвигаться в глубь здания. В спальне Санта было пусто.

 «Где же эта гадина?» — думала патрициана, прыгая между горящих балок и стараясь не задеть пламя краем туники. Впрочем, к счастью, мокрая ткань не загоралась, даже если патрициане это не удавалось.

 Велена миновала короткий коридор. Ударом плеча выбила дверь по правую руку. Библиотека. Пусто.

 Она прошла дальше, повторяя несложные действия с каждой следующей дверью. Гостиные, пустующая детская, гостевые спальни.

 Из третьей такой послышался сдавленный стон. Велена задержалась, разглядывая несчастного. Девушка, светловолосая. Из-под упавшей балки торчали только плечо и голова.

— Госпожа... — Она протянула к Велене тонкую руку. — Госпожа, помогите!

 Велена поспешно покинула комнату и пошла дальше. Затем свернула налево и остановилась. «Где же чёртова неспящая гадина? — думала она. – Что бы я делала на его месте перед рассветом после ночи с друзьями? Дрыхла бы как убитая. А его в спальне нет. Или же он спит не в спальне? Или…»

 Велена вернулась назад и повернула направо. Миновав анфиладу комнат, она оказалась перед толстой дубовой дверью кабинета. Дверь была заперта.

 Велена чуть повернулась и ударила в неё плечом.

— Эй! Кто там? — услышала она знакомый голос.

— Сант, скотина, ты живой?

— Хейд? — В его голосе слышалась радость. — Дверь завалило. Можешь зайти через окно?

— А сам не можешь?

— Быстрее, чтоб тебя! — Сант закашлялся.

 Велена огляделась, распахнула ближайшую дверь из коридора — там бушевало пламя. Прикрывшись плащом, она стремительно проскочила в комнату и с разбегу выпрыгнула в окно. Плащ пылал. Оказавшись на улице, она торопливо скинула плащ и затоптала его ногами.

 Затем Хейд подошла к соседнему окну и заглянула в него; пока только гостиная. Миновала ещё два. Наконец, кабинет. Велена запрыгнула внутрь, но комната была пуста.

— Твою мать! — выругалась она.

— Я здесь, — прозвучал голос из-за стены.

— На кой чёрт ты сказал мне вломиться в библиотеку, если ты там?!

— Перегородка, ненормальная. Сломай перегородку.

 Велена отошла на полшага назад, приглядываясь к гобеленам. Часть стены слегка западала внутрь, образуя небольшую нишу. Её прикрывал парадный портрет Дариуса Санта, но, зная, где искать, можно было догадаться. Не без удовольствия Велена сорвала портрет и отшвырнула его в сторону, в огонь. Потом ударила плечом в перегородку. Ещё раз и ещё.

 Фанера поддалась легко. В проломе она увидела раскрасневшееся лицо патриция.

 Велена подхватила в руки кресло и ударила им в образовавшуюся щель. Стена рухнула.

Глава 14. Неудача

Норен стоял в тени и наблюдал, как открывается и закрывается входная дверь в особняк Флавиев. Далеко на востоке в сером мареве туч блеснул верхний край солнца. В третий раз прокричали петухи.

Время для ограбления неудачное. Но, в сущности, какая разница, когда.

Норен медленно двинулся прочь, стараясь, чтобы между ним и особняком всё время были густые заросли оливкового дерева. Он тихонько насвистывал про себя старую мелодию, слов которой почти не помнил. Только иногда всплывало в памяти: «В особняке, где лилии и где моя Эмилия».

Кухонная дверь была открыта. Войдя внутрь, он столкнулся нос к носу с молоденькой кухаркой. У кухарки была смуглая кожа и чёрные курчавые волосы. Дикарка.

Норен ослепительно улыбнулся. Кухарка улыбнулась в ответ. Норен протянул руку и, сорвав незабудку под самым окном, протянул её девушке. Когда кухарка приблизилась к нему, чтобы взять цветок, он резко сократил расстояние и, осторожно обняв её сзади, сжал горло предплечьем. Кухарка пискнула и затихла.

«В особняке, где лилии и где моя Эмилия».

Он пошёл дальше, стараясь больше не сталкиваться с прислугой. Один раз у него не получилось. Хмурый управляющий, насупившись, уставился на него из-за конторки, когда Норен вошёл в гостиную.

— Ты кто такой?

— Я ищу Флавия, — сказал Норен, медленно приближаясь.

— Бонио или Вентильо? Впрочем, не важно. Оба не принимают.

— Жаль, — сказал крылатые, притягивая старика и молниеносным движением ломая ему шею.

«В особняке, где лилии…». Настроение у крылатые испортилось. Он перестал петь. Вышел в коридор и сосредоточился, прислушиваясь к воздуху. Он мог найти человека. Найти предмет было труднее.

Норен поразмыслил и направился туда, где чувствовал запах Флавия.

***

Он шёл вперёд, минуя коридор за коридором. Поднялся на второй этаж и снова спустился вниз. Дверь в библиотеку оказалась слегка приоткрыта. Норен заглянул внутрь и остановился. Ему стало холодно. Он неожиданно остро ощутил, как липнет к спине мокрый камзол.

По всей видимости, в библиотеке находились оба Флавия — как Бонио, так и Вентильо. Бонио он видел только раз на приёме у императрицы. Сейчас он сидел за массивным письменным столом у окна. На столе перед ним лежала малахитовая шкатулка. Толстяк казался безобидным, но разглядеть арбалет под столешницей было нетрудно.

Вентильо сидел к Норэну спиной, но этого человека он тоже видел. У него были спутанные чёрные волосы и особенный запах, который трудно забыть.

Норен приник к стене, прислушиваясь к разговору.

— Стало быть, кольцо Хейда у тебя. Ну, хоть что-то, — это говорил Бонио. — Твой убийца, кажется, предал тебя. Я бы отрубил ему что-то на память при встрече.

Норен вздрогнул. Он узнал человека, который говорил, и понял, о ком тот говорит. В одно мгновение ему захотелось податься прочь и исчезнуть из этого места, где он, оказывается, уже был.

Норен сделал глубокий вдох.

«У тебя приказ», — твёрдо сказал он себе. Это слово, «приказ», песней смерти отозвалось в душе. Норен успел забыть, что это значит: выполнять настоящие приказы, достойные его. Улыбка сама собой появилась на краешке губ, и пальцы легли на рукоять кинжала.

— Все говорили, что он лучший, — процедил Вентильо сквозь зубы.

— Ну-ну, братец, меньше слов.

— Твои люди ведь тоже не справились.

— Мои люди убили кого нужно.

— Вот только кольца не принесли.

— Да… — Бонио почесал подбородок. — Тайник был пуст. Где же кольцо проклятой стервы?

— Надо думать, там же, где и кольцо Санта. Кто-то хочет нас опередить.

— Сант или Хейд… ни на одного не похоже. Вряд ли кто-то из них понимает настоящую ценность храма.

— Так, может, подкупить их? Поговорить по-доброму…

Бонио фыркнул.

— Теперь они вряд ли захотят говорить. Улей гудит. Слухи тут и там. Надо заканчивать скорее, пока делом не занялись всерьёз.

— Что же ты предлагаешь, брат?

Бонио задумался.

За окном стремительно светало и выжидать, пока братья уйдут, не было ни времени, ни смысла. Норен потянулся к ножу, но раньше, чем успел взяться за рукоятку, ощутил острую боль под лопаткой. Он развернулся и швырнул нож не целясь. По гортанному выкрику понял, что попал. Застучали сапоги, и дверь у него за спиной открылась нараспашку.

— Помпейский волколак, — произнёс Вентильо, сильно растягивая гласные, будто наслаждаясь словами. На небритом лице его играла кривая улыбка.

Норен напрягся и бросился на Флавия, надеясь последним движением свернуть ему шею, но не успел. Патриций выставил перед собой руку на манер щита, и тут же виски Норена пронзила знакомая давящая боль. Он упал на пол.

***

— Стало быть, Скандинавия. По слухам, там ещё могут быть непокорённые племена.