Дверь хлопнула так громко, что в коридоре дрогнуло зеркало.
Алина дёрнула молнию на куртке, не попав с первого раза. Пальцы дрожали — от холода, водки, бессонной ночи, от него. Куртка полетела на вешалку мимо и сползла на пол.
— Твою мать, — выдохнула она и вдруг поняла, что голос хрипит так, будто она кричала весь вечер. Хотя нет. Весь вечер она улыбалась.
Квартира встретила её темнотой и тишиной. Где‑то за стеной шуршало — вероятно, Илья возился на кухне или копался в ноуте. Света она не включила: телефон сам подсвечивал дорогу тусклым экраном.
СМС от Артёма зияла вверху диалога, как выстрел:
я правда перегорел.
ты хорошая. просто я не могу так дальше.
Она смотрела на эти две строчки всю дорогу домой. Пока шла по лестнице. Пока открывала дверь. Пока поднимала сигарету к губам, так и не прикурив.
Алина плюхнулась спиной к стене прямо в коридоре, съехала вниз, обхватив колени. Телефон выскользнул из руки и шлёпнулся рядом.
Сначала было просто пусто. Как в поле зимой, когда всё укатано до льда и ни одного следа.
Потом что‑то внутри с хрустом повело.
Воздух вырвался из груди с каким‑то странным стоном, больше похожим на смешок. Она попыталась взять себя в руки — вдох, выдох, да похер, я переживу, я же всегда переживаю.
Не помогло.
Слёзы хлынули так резко, будто кто‑то прорезал ножом пакет с водой. Она зажала рот ладонью, чтобы не завыть в голос. Получилось плохо.
— Алина? — из темноты коридора показалась тень. — Ты?
Илья. Лохматый, в растянутой футболке, с ноутбуком подмышкой. Волосы собраны в кривой хвост, на лице — сон, тревога и та самая вечная осторожность, с которой он всегда к ней подходил.
— Всё нормально, — прохрипела она, не поднимая головы. — Не подходи. Я… потечёт на тебя.
Он помолчал секунду.
— Я могу просто посидеть тут, — сказал мягко. — В конце коридора. Буду делать вид, что меня нет.
— Я не хочу, чтобы меня… — она сглотнула, потому что слова застревали вместе со всхлипами, — видели вот такой.
— Я и не смотрю, — честно ответил он и сел на пол чуть поодаль, опершись спиной о противоположную стену. — Тут темно. Я официально слепой.
Она попыталась усмехнуться. Вышло жалко.
Истерика накатила второй волной. Уже с голосом. С рыданиями, хрипами, захлёбывающимся дыханием. Где‑то между «как ты мог», «что со мной не так» и беззвучным «останься» — хотя он уже не услышит.
Я хорошая.
Просто он не может так дальше.
Как будто это проблема в глаголе, а не в ней.
Когда слёзы наконец иссякли, осталось только тупое глухое «ничего». Ни боли, ни злости — белый шум.
Алина вслепую потянулась к телефону, разблокировала экран. Пальцы сами нашли приложение с покупкой билетов. Маршрут, дата, второе января. Карта, оплата. «Готово».
Она посмотрела на подтверждение и только тогда осознала, что сделала.
— Едешь? — тихо спросил Илья из темноты.
Она кивнула, забыв, что он не видит, потом выдавила:
— Домой. На каникулы.
— Надолго?
— Настолько, насколько хватит, чтобы… не убиться. — Она всхлипнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Или хотя бы перестать хотеть.
Илья ничего не сказал. Только осторожно придвинул к ней с пола какой‑то свёрнутый в комок свитер — под голову.
Она легла на холодный линолеум, подтянула свитер под щёку и уставилась в потолок, где еле различались разводы от старых протечек.
Чтобы докатиться до истерики посреди ночи и билета домой в один конец на каникулы, мне понадобилось всего полгода.
Полгода, которых вообще‑то не должно было быть.
Потому что всё началось не с него.
Всё началось с бота.
И с длинноволосого чудака, который когда‑то первым написал: «Ну привет, грозная география».