— Нет, Сергей, ты меня не слышишь! — почти рыкнула я в телефон.
— Мне нужен отчёт. Через. Тридцать. Минут. На. Столе.
Я шла быстро, каблуки цокали по плитке, ветер бил в лицо, пытаясь растрепать и без того уставшие от дня локоны.
— И не надо мне про дедлайны. Вы пропустили их трижды. Я не нянечка. Я начальник отдела. Хочу результат, а не жалобы!
Прохожие расступались сами по себе. В мою сторону никто и не смотрел — ну да, сейчас каждая вторая, кто хоть чего-то добилась, ходит в каблуках, красной помаде и дорогом пальто. Эталон офисной хищницы.
Прекрасная сентябрьская погода? Да чтоб её.
День вышел из ада и туда же хотел меня вернуть.
С утра начальник позвонил — накричал, что мой отдел опять приносит ему головную боль.
Потом сосед сверху залил потолок. Снова. И, конечно же, не виноват.
— Это у застройщика потолки тонкие! — уверял он. — А я вообще человек верующий, я не разливаю воду без причины.
Да, конечно. Он верующий. Я — «заблудшая овца» на районе.
И всё это после того, как я отказала ему «перепить чай» у него дома.
Как вишенка на торте — очередной подарок от собаки Елены Ивановны у моей двери.
И ладно бы просто сделала дела. Но нет.
— Я вам что, уборщица? — когда-то сказала она мне. — Я мать четверых детей, бабушка восьми внуков! Я живу, как хочу, и чхать хотела на ваши подъезды!
И что вы думаете?
Я врезалась каблуком ровно в её «подарок».
Орала до первого этажа. Материла бабкину дверь.
Она делала вид, что дома нет.
Ну ладно.
Я сняла лабутен, вытерла подошву об её дверь и гордо сказала:
— Наслаждайтесь.
Вот такой у меня был настрой, когда земля под ногами вдруг… исчезла.
Я успела только выдохнуть:
— Да вы смеётесь?!
И провалилась вниз — в люк, который почему-то был открыт.
Все грехи промелькнули перед глазами.
Мне всего тридцать один.
Ни мужа, ни детей, одна работа и ипотека.
И что? Вот так, в мусорный люк?
Но вместо рая — или, ладно, чистилища…
…я очнулась в абсолютной тишине.
Что-то щекотало мой нос.
— Сплю?.. — пробормотала я и попыталась перевернуться.
«Ку-ка-ре-ку!!!»
Петух заревел так, будто ему платили за громкость.
Я подпрыгнула, стукнувшись головой о деревянную перекладину.
— Приехали, — прошептала я, схватившись за голову.
Я лежала на сеновале. На настоящем, колючем, пахнущем травой сеновале.
Я ущипнула себя.
Больно.
То есть нет, я не умерла.
Хуже — я жива.
Что-то шевельнулось над глазами. Я подняла взгляд — и увидела мышь.
Она сидела на той самой перекладине, на которую я врезалась, и длинным хвостом делала шш-шш у меня под носом.
Мы посмотрели друг на друга.
Мышь мигнула.
Я — заорала.
Я рванула вниз, даже не думая, куда бегу. Увидела две двери, выбрала левую — и, конечно же, ошиблась.
Меня унесло вперёд, ноги разъехались, и я плюхнулась в жидкую жижу, где радостно хлюпали маленькие поросята.
— Ох ты ж… свинарник…
— Аврора! — раздался женский голос. — Несносная девка! Вот ты куда запропастилась.
Дверь распахнулась.
На пороге стояла девушка лет тридцати пяти, в льняном платье, с заплетённой косой.
Она упёрла руки в бока.
— Ну что ты там расселась? Вставай! Я тебя повсюду ищу!
Я открыла рот.
Закрыла.
Снова открыла.
— Кто я?.. Где я?..
Девушка смерила меня взглядом.
— Ох, Аврора, опять ты притворяешься дурочкой?
А у меня внутри всё холодело.
Аврора?!
Сено, свиньи, петухи?!
Никаких машин, асфальта, телефонов?!
Моя голова закружилась. Снова приказы… Снова ответственность… А я — мечтательная Ориана, которая привыкла летать мыслями куда угодно, кроме домашних обязанностей.
Я сглотнула.
Кажется… я влипла.
У девушки был голос…
Нет. Это был не голос.
Это был звон гнущегося металла, который мог бы резать стекло и терпение одновременно.
— Ты долго собираешься лежать в луже?! — проскрипела она, будто визгливо заклёвывающий гусь. — Я приказываю тебе шевелиться!
Приказывает?
Мне?
Серьёзно?
Я и так поняла, что выгляжу, мягко говоря, как… поросёнок, вернувшийся с вечеринки. Грязь была повсюду: на платье, в волосах, на лице. Даже ресницы, кажется, хлюпали.
Я огляделась.
Это был настоящий загон — огромный, деревянный, старый, как совесть соседки Елены Ивановны. По углам стояли коровы, жующие жвачку с видом философов. Куры сидели на жердях, чуть наклонив головы, будто обсуждали моё поведение. Гуси шипели. Коза гремела колокольчиком. В дальнем углу лошадь мерно жевала сено, изредка поглядывая на меня с таким разочарованием, будто я испортила ей культурный вечер.
Все смотрели.
Все.
Даже поросята не дышали, залипнув на меня.
— Да-а… — прошептала я. — Зрители… Отлично. Надеюсь, билеты продали.
Я попыталась встать.
Не вышло.
Грязевая жижа была настолько скользкой, что мои попытки напоминали пингвина на катке.
Ещё и один поросёнок подбежал ко мне, решив, что я — их новая родственница. Его пятачок оказался прямо у моих глаз.
Я завизжала. Он завизжал. Куры загорланили. Лошадь фыркнула. Гуси взлетели.
И при этом всём я, скользя по этой грязи как чемпион по фигурному катанию, умудрилась катапультироваться прямиком в девушку, распахнув дверь сарая.
Мы оба рухнули обратно, на тот же сеновал, с которого я недавно убегала.
Одно приятно — теперь грязная не я одна.
Хозяйка визжала так, что петух за сараем, вероятно, решил уйти на пенсию.
— Паршивая девчонка! — набирая воздух лёгкими, закричала она. — Давно следовало выпороть тебя плетью, чтоб помнила!
Так. Стоп.
Плетью?..
А я точно не на съёмках исторической драмы?
Я огляделась внимательнее.
Сарай был огромным деревянным строением: балки потемневшие от времени, потолок низкий, пыльный; в углу висели крюки, верёвки, охапки трав; запах — смесь сена, навоза, влажной земли и чего-то пряного, возможно, трав для скота.
Свет пробивался криво через щели.
Мухи лениво кружили.
Дааа… Это не XXI век.
Я определённо в средневековье.
И, возможно, в чужой голове.
— Я решила, что попала в фильм… — пробормотала я тихо себе под нос. — Ну что ж, всегда хотела сыграть главную роль…
Блондинка.
Я — блондинка.
Когда меня девушка схватила за волосы, я увидела, что мои волосы длинные, тяжёлые, почти до попы… и ярко-белые.
— Только не это… — простонала я тихо. — Нет, пожалуйста, не говорите, что я блондинка… Мир и так жесток.
— С тобой точно что-то не ладно, Аврора! — хозяйка рявкнула, хватая мою косу. — Да перестань корёжиться! Я тебе сейчас покажу, кто тут хозяйка!
— Мне больно! Отпусти, кому говорю! — взвизгнула я.
Но моё красноречие мало кого волновало. Она потащила меня через другую дверь во двор. У порога стояла большая деревянная кадка, полная холодной воды — очевидно, для хозяйства.
Я только успела открыть рот, чтобы проорать «НЕ НАДО», как меня окунули головой в воду.
Ледяная вода сжала череп.
Меня подняли.
Я вдохнула.
И меня снова окунули.
— Что за армейские замашки… — подумала я.
Но сказала вслух:
— Живодёрка!
Она ещё пару раз тряхнула моей головой, словно стирала бельё о камень, и наконец выпустила.
Я рухнула на колени, кашляя, мокрая насквозь, с косой, прилепившейся ко лбу.
— Надеюсь, теперь ты помнишь, что я сказала, — ядовито выдохнула она. — А теперь за мной, Аврора.
Она развернулась и пошла к дому быстрыми, высокомерными шажками, словно королева местной грязи.
Я поднялась, выжимая волосы.
— Да кто ты вообще такая, чтобы мне приказывать?! — выкрикнула я ей в спину.
Она остановилась.
Медленно повернулась.
Её ноздри раздувались, грудь ходила ходуном, руки упёрты в бока, подбородок поднят.
— Кто я такая? — проговорила она, медленно, по слогам, будто объясняя истину деревяшке. — Я — госпожа Лиория, хозяйка этого двора. И я приказываю тебе, Аврора, моей служанке, делать то, что велено. Или я попрошу мужа выпороть тебя лично. У него рука тяжёлая.
Муж.
Хозяйка.
Служанка.
Так-так-так.
Похоже, я попала… не просто в другой мир. Стоп, а может тут кино снимают, и я в главной роли. Где тут спрятали камеры?
Я вздохнула.
— Ну боже… что за томный день, — пробормотала я.
И поплелась за своей новой «госпожой».