Печник

Печник и буржуа

Печник и буржуа»
Его звали Франсуа Лекё— фамилия, доставшаяся от отца, такого же печника, умершего в сорок лет от чахотки, наглотавшись угольной пыли.
— «Лекё… От слова "печь", — усмехался он. — На роду написано было.
Он клал кирпичи.
Каждый день — новая печь, новый камин, новый очаг, в котором будут греться чужие руки. Он знал, что пламя — вещь капризная: одно и то же горнило могло и согревать, и жечь. Но люди думали лишь о тепле, не замечая рук, что его создавали.
А буржуа тем временем пили кофе.
В столовой, отделанной дубовыми панелями, где золотистый свет люстры отражался в хрустальных рюмках, они обсуждали последние сплетни. Господин Леруа, толстый и розовый от хорошего пищеварения, потягивал коньяк и говорил:
— Моя новая печь — просто чудо! Топится вдвое меньше, а жар стоит до утра.
Его жена, укутанная в шелковую шаль, томно соглашалась:
— О, да, этот печник — настоящий мастер. Хоть и выглядит, как трубочист.
Они смеялись. Смех их был легким, как пенка на кофе.
А печник в это время спускался в подвал.
Там, в сыром полумраке, где пахло плесенью и старым пеплом, он разбирал засорившийся дымоход. Грязь липла к рукам, сажа въедалась в легкие, но он молча копался в кирпичах, потому что завтра — новый заказ. А послезавтра — еще один.
Они платили ему франками.
Ровно столько, чтобы он не умер с голоду, но и не поднялся выше своей ямы. Иногда, если печь выходила особенно удачной, господин Леруа даже жал ему руку (потом, конечно, вытирал платком).
— Отличная работа!
Печник кивал. Он знал, что через месяц эти же люди будут жаловаться соседям:
— Ах, эти рабочие! Вечно норовят содрать лишнее! А ночью, вернувшись в свою каморку, он смотрел на потрескавшуюся стену и думал о том, что за всю жизнь сложил сотни печей — но ни одна не была его
Да, у него всегда были заказы.
Каждый день — новая печь, новый камин, ремонт старой грубы в каком-нибудь буржуазном особняке. Работы хватало. Париж рос, дома множились, а зимы не становились теплее. Но вот в чем загвоздка: **он был слишком быстр и хорош, слишком аккуратен, слишком честен. Он не накручивал цены, не оставлял "недоделок", чтобы его снова позвали через месяц. Он просто делал качественно свою работу.
Клал кирпичи ровно, выводил дымоходы без единого изъяна, и печи его горели годами без поломок.
Зачем платить больше?
- Буржуа знали: он возьмется за любую цену, лишь бы работать.
- "Зачем ему лишние франки? Он же простой человек, ему много не надо."
- У него не было мастерской, подмастерьев — он трудился один.
- Богатели те, кто ставил работу на поток, сдавал клиентов "по цепочке". Он же честно клал каждый кирпич сам.
- Сырость подвалов, сажа в легких, ноющие суставы.
- В сорок лет он кашлял, как старик, но лечиться было ,не на что — ведь завтра снова надо работать.
- Посредники (агенты, находившие заказы) забирали львиную долю прибыли.
- Без нас тебя никто не наймет! — и он верил.
Однажды, возвращаясь с заказа, он поскользнулся на обледенелой мостовой. Упал. Кирпичи, которые нес для следующей работы, разбились. Рука дрожала — он не мог даже ровно держать мастерок.
А на следующий день господин Леруа сказал:
— Вы уже не так надежны, мой друг. Я найму другого.
И нашел. Какого-то юнца, который делал печи криво, но брал втрое дешевле.
Теперь он сидит в своей каморке, глядит на последнюю печь— ту, что сложил для себя. Она греет слабо, дымит, но чинить ее уже некому.
Руки больше не слушаются ,казалось что смерть близка и как же его жена останется без помощи, без поддержки .

Прошел месяц после выздоровления,жена помогала как могла и со второй работы смогла найти доктора и лекарства ,которые помогли.
Он сидел у своей кривой печурки, сжимая в дрожащих пальцах старый мастерок — тот самый, что прослужил ему двадцать лет.
— Честный труд…
— хрипло усмехнулся он.
Впервые за всю жизнь ему было страшно.
Не от холода, не от голода — от мысли, что можно не подчиниться .
Ему ещё хотелось жить ,поддержать уставшую жену которая не дала ему спится и вытянула из ямы .
Заказчики ощутили уже его отсутствие и не исчезли как он думал раньше.
Не будет работы найдется другой и все.
Мысли переполняли разум и беспокоили .
«А что, если… не прийти?»
«А что, если… потребовать больше?»
«А что, если…»
Он сжал кулаки. Гнев поднимался из самой глубины, как жар из хорошей печи.
На следующий день господин Леруа ждал его к восьми. К девяти раздраженно топал ногами. К десяти послал служанку к тому самому юнцу.
А в полдень в дверь постучали.
— Вызывали печника? — спросил он, глядя буржуа прямо в глаза.
Леруа фыркнул:
— *Вы опоздали на пять часов! Да и кто вас теперь возьмёт — старый, да ещё и…
— Десять франков, — перебил печник. — Вперёд.
— Что?!
— Раньше брал пять. Теперь — десять. Или ищите другого,Леруа покраснел, зашипел, но… сонласился.
Вечером он вернулся домой **не с медяками, а с серебром.
— Ты… жив? — испуганно спросила жена (она всегда боялась, что он **не вернётся.
Он молча положил деньги на стол.
А потом рассказал соседу-кровельщику, как это сделал.

На следующее утро , кровельщик тоже потребовал вдвое больше.
Через неделю целый квартал знал: можно не бояться.
Конечно, буржуа ворчали. Конечно, кто-то пробовал нанимать других.
Но печь, сложенная кое-как, — дымит.

А человек, который знает себе цену, — уже не раб.