Пепел истинной

1

Древняя магия, что с самого рождения пульсировала в венах принца Каэла, наследника рода драконов, отозвалась на едва уловимый шепот судьбы, словно дремлющий зверь внутри него встрепенулся. Он стоял на зубчатой стене Золотой Цитадели, этой величественной тюрьмы из золотого камня, которая одновременно была и символом его власти, и границей его мира. Его взгляд, привыкший скользить по подданным сверху вниз, теперь изучал прибывших эльфийских посланников.
"Какие же они... хрупкие," - пробормотал Каэл, скорее размышляя вслух, чем обращаясь к своему многолетнему советнику Эйнару, чья тень всегда следовала за ним. В памяти Каэла всплыли смутные образы детства: вечно склоненные головы слуг, покорные взгляды придворных, ни единого отказа, ни малейшего проявления неповиновения. С самого юного возраста он усвоил, что его слово – закон, его желание – приказ. "Неужели среди этой нежной поросли найдется та, чья душа способна выдержать мою силу, сплестись с моей?"
Эйнар, чьи мудрые глаза видели, как маленький Каэл учился летать, как его детские забавы превращались в демонстрацию власти, склонил голову. "Судьба, мой принц, плетет узоры непостижимые для смертных. Она редко ошибается в своих выборах." Но способна ли она смирить твое своенравное сердце? - подумал старый дракон, но благоразумно промолчал.
В тот момент, когда в тронный зал ступила Лира, время словно сжалось до одного взгляда. Ее осанка излучала не хрупкость, а внутреннюю сталь, непривычную для тех, кто рос под сенью власти драконов. Взгляд ее серебристо-серых глаз был спокоен и проницателен, словно она оценивала не блеск золота и величие зала, а саму суть его обитателей.
"Она... отличается от остальных," - тихо произнес Каэл, и в его янтарных глазах мелькнуло не столько приказ, сколько непривычное чувство – интерес, граничащий с замешательством. Он привык видеть в глазах других лишь благоговение или страх. В глазах Лиры не было ни того, ни другого.
"Ее зовут Лира, дочь старейшины Аларика," - прошептал Эйнар, наблюдая за реакцией принца. Он помнил, как юный Каэл, разгневавшись на непослушного щенка, случайно опалил ему шерсть. С тех пор Эйнар всегда опасался неконтролируемой силы, дремлющей в сердце принца.
Их взгляды встретились. Для Каэла это было подобно пробуждению древней магии, толчку, который он никогда прежде не испытывал. В детстве его учили, что его истинная будет принадлежать ему по праву рождения, что сама судьба почтит его своим выбором. Вот она, - пронеслось в его сознании с неоспоримой уверенностью, подкрепленной многолетними ожиданиями. Моя истинная.
Но в глазах Лиры он увидел лишь мимолетное замешательство, быстро сменившееся настороженностью, даже... вызовом? Это было ново и непривычно. Никто никогда не смотрел на него так.
"Принц Каэл," - произнесла она, и в ее голосе не было ни тени подобострастия, лишь вежливая констатация факта, словно она обращалась к равному.
"Эльфийка Лира," - ответил он, чувствуя странное, непривычное волнение, смешанное с зарождающимся раздражением от того, что она не проявляет должного почтения. В его голосе, обычно властном и уверенном, прозвучала непривычная нотка... неуверенности? "Добро пожаловать в Золотую Цитадель." В глубине души Каэл надеялся, что близость к нему пробудит в ней ту же силу связи, которую почувствовал он. Он привык получать желаемое. И Лира не должна была стать исключением.

2.

После долгих и утомительных переговоров о торговых путях и древних границах, которые Каэл воспринимал как досадную помеху, он искал возможности для новой встречи с Лирой. Он привык, что его приближенные угадывают его желания, и был немало удивлен, что ему приходится самому предпринимать шаги. Он нашел ее в уединенном розарии, куда приказал доставить самые редкие и благоухающие цветы со всех концов своих владений, полагая, что такая демонстрация богатства и власти произведет на эльфийку должное впечатление.
"Эльфийка Лира," - начал он, стараясь придать своему голосу оттенок непринужденности, словно он случайно наткнулся на нее. В детстве он часто наблюдал, как придворные льстили его матери, и теперь неосознанно копировал их манеру. "Эти розы... в их нежных лепестках словно запечатлена мимолетная красота, достойная лишь самых прекрасных глаз." Он ожидал увидеть в ее глазах восхищение, такое же, какое всегда видел у придворных дам.
Лира обернулась, и ее взгляд задержался на алых бархатных бутонах. "Они прекрасны, принц. Но их век короток. Как и все прекрасное, они увядают. Напоминание о бренности бытия, не так ли?" В ее словах не было ни лести, ни восхищения, лишь холодная констатация факта, словно она говорила о погоде. Каэл почувствовал легкое раздражение. Он привык к более эмоциональным реакциям на свои знаки внимания.
Каэл сделал неуверенный шаг вперед, чувствуя, как невидимая нить, связывающая их, натягивается. Он был уверен, что она тоже должна это чувствовать – ведь судьба не может быть односторонней. Он вспомнил наставления старых драконов о связи истинных пар, о том, как их магия резонирует.
"Ты чувствуешь это?" - прошептал он, надеясь увидеть в ее глазах отблеск того же внутреннего волнения, которое бушевало в нем. "Нашу... связь? Это нечто большее, чем просто влечение, Лира. Это сама судьба."
Лира инстинктивно отшатнулась, словно от прикосновения к чему-то опасному. "Я чувствую... что-то странное, принц. Что-то... давящее. Как будто меня пытаются заставить сделать то, чего я не хочу." Ее слова прозвучали как обвинение.
"Давящее?" - в голосе Каэла прозвучало неподдельное удивление, быстро сменившееся разочарованием и зарождающимся гневом. Он никогда не сталкивался с таким отторжением. Его подарки всегда принимались с благодарностью, его ухаживания – с радостью. "Но это же... судьба, Лира. Наша общая судьба. Ты должна это понять."
"Судьба не может быть насильной, принц," - возразила Лира, и в ее голосе появилась твердость, которой Каэл никак не ожидал услышать от этой хрупкой эльфийки. "Мое сердце... оно не принадлежит вам. И никогда не будет принадлежать, если вы будете пытаться его завоевать силой."
"Но..." Каэл был сбит с толку ее явным неприятием. Он привык, что его желания исполняются, что его власть неоспорима. Он никогда не думал, что его "истинная" может так упорно сопротивляться.
"У меня есть жених," - перебила Лира, ее взгляд стал решительным и в то же время печальным. "Мое сердце уже отдано другому. Эревану. И никакие ваши богатства и титулы этого не изменят."
Каэл отступил, словно невидимая рука оттолкнула его. "Жених? Эльф?" В его голосе прозвучала смесь неверия и презрения. Он не мог понять, как она может предпочесть смертного эльфа бессмертному дракону, наследнику древнего рода.
"Да," - твердо ответила Лира, не отводя взгляда. "И я люблю его, принц. Люблю всем сердцем. И ваша 'судьба' для меня – лишь пустой звук, если она пытается разлучить меня с тем, кого я выбрала сама." Ее слова прозвучали как ледяной душ, обрушившийся на самолюбие Каэла. Он впервые столкнулся с тем, что его власть оказалась бессильна перед чужой волей.

3

После отъезда эльфийской делегации Золотая Цитадель, обычно наполненная властной энергией Каэла, словно выдохнула. Но в самом сердце этой монументальной твердыни бушевала буря, невидимая снаружи, но разрывающая изнутри самого принца. В его покоях царил хаос, отражение смятения в его душе: опрокинутые вазы с завядшими цветами, сброшенные на пол тяжелые гобелены, осколки разбитого зеркала, в котором некогда отражалось его довольное властью лицо.
"Как она посмела?!" - рычал Каэл, метаясь по комнате, словно раненый зверь в клетке. Его голос, привыкший повелевать, теперь срывался на хриплый шепот, полный неверия и ярости. Эйнар, постаревший на несколько лет за последние дни, молча наблюдал за мучениями принца, зная, что слова сейчас бессильны. "Отвергнуть меня? Своего истинного? Это немыслимо! Непостижимо!"
Ночи Каэла превратились в бесконечную пытку. Он лежал в своей огромной, холодной постели, ворочаясь и силясь уснуть, но сон бежал от него, словно испуганная птица. В темноте перед его глазами вновь и вновь возникал образ Лиры – ее спокойный, изучающий взгляд, ее твердое "нет", ее рука, сжимающая руку другого. Ярость сменялась мучительной пустотой. Он, привыкший к всеобщему обожанию, впервые столкнулся с таким презрением. Его драконья сущность, всегда гордая и уверенная в своем превосходстве, теперь терзалась уязвленным самолюбием.
Утром он поднимался разбитый, с тяжелыми мешками под глазами, но гнев лишь нарастал. Он вызывал слуг, срываясь на них за малейшую провинность, вымещая свою фрустрацию на тех, кто не мог ему перечить.
"Есть хоть какие-нибудь новости?" - его голос был хриплым от недосыпания и внутреннего напряжения, в нем звучала отчаянная надежда, которая тут же гасла, сталкиваясь с отрицательными ответами.
"Нет, мой принц," - отвечали те, склоняя головы, боясь поднять глаза на его гневное лицо.
"Ищите лучше! Ищите днем и ночью! Вы все ответите, если эта дерзкая эльфийка не будет найдена!"
Оставшись в одиночестве, Каэл бродил по своим обширным владениям, словно призрак. Он останавливался у зеркал, но не узнавал своего отражения – в янтарных глазах плескалась не привычная властность, а мутная боль и одержимость. Он шептал себе под нос, словно пытаясь убедить самого себя в том, что судьба не может ошибаться, что Лира рано или поздно поймет свое предназначение. "Она будет моей. Я заставлю ее понять. Я сломлю ее упрямство. Она еще будет умолять меня о прощении за свое неповиновение." Но даже эти гневные мысли не приносили ему облегчения, лишь усиливали внутреннюю пустоту и ощущение поражения. Впервые в жизни принц Каэл чувствовал себя бессильным перед чьей-то чужой волей. И это ощущение было невыносимым.

4

Прошел месяц, а Лира словно растворилась в тумане, оставив после себя лишь зияющую пустоту в сердце Каэла и неутолимую ярость. Отчаяние принца росло с каждым днем безуспешных поисков. Он стал раздражительным и нетерпимым, его гнев вспыхивал по малейшему поводу, держа в страхе всю Золотую Цитадель.
Однажды утром к нему предстал Арес, начальник стражи, его обычно невозмутимое лицо выражало крайнюю неловкость.
"Мой принц," - начал он, запинаясь, - "мои люди... они нашли... одну девушку. Она... эльфийка."
В сердце Каэла вспыхнула слабая искра надежды, тут же омраченная недоверием. "Приведите ее."
Через несколько минут в тронный зал ввели молодую эльфийку. Она была хрупкой, с длинными темными волосами и испуганными зелеными глазами. В ее облике действительно было что-то отдаленно напоминающее Лиру, но лишь как бледная копия яркого оригинала.
Каэл впился в нее взглядом, и чем дольше он смотрел, тем сильнее становилась его ярость. Это было оскорблением. Неумелой попыткой заменить бесценный оригинал жалкой подделкой.
"Кто это?" - прорычал он, его голос дрожал от гнева.
Арес побледнел. "Мои люди... они думали..."
"Думали?!" - взревел Каэл, вскакивая с трона. Его драконья магия начала неконтролируемо клубиться вокруг него, заставляя девушку дрожать от ужаса. "Вы посмели думать, что эта... эта тень может заменить Лиру?!"
Он сделал шаг к девушке, и его когти инстинктивно выпустились. Эльфийка закричала, закрывая лицо руками. Арес бросился вперед, пытаясь остановить принца.
"Мой принц, прошу вас! Они лишь хотели помочь!"
Каэл замер, тяжело дыша. В его янтарных глазах бушевала настоящая буря. Он видел страх в глазах эльфийки, и это на мгновение отрезвило его. Он не хотел причинять вред ей. Его ярость была направлена на Лиру, на ее непокорность, на собственное бессилие.
С силой оттолкнув Ареса, он отвернулся от испуганной девушки. "Уведите ее. И передайте всем: кто посмеет еще раз предложить мне подобную замену, поплатится жизнью."
После этого инцидента Каэл стал еще более замкнутым и нелюдимым. Он целыми днями просиживал в своих покоях, погруженный в мрачные мысли. Ночью он часто поднимался в небо в образе дракона, его отчаянный рев разносился над окрестностями.
"Лира!" - проревел он однажды, облетая кроны деревьев, туда, где, как он надеялся, она могла быть. "Где ты, моя истинная?"
Но лес молчал, храня свою тайну. И в этой тишине Каэл все глубже погружался в пучину отчаяния и одержимости. Бесплодные поиски лишь разжигали его гнев и укрепляли уверенность в том, что Лира должна принадлежать ему, чего бы это ни стоило.

5

Спустя долгие недели безуспешных поисков, когда надежда уже почти угасла, шпионы Каэла наконец принесли весть. Они обнаружили Лиру в небольшой эльфийской деревушке, спрятанной в глубине древнего леса. Ярость, дремавшая в сердце принца, мгновенно вспыхнула с новой силой. Он немедленно отправился туда, ведомый не только гневом, но и странной, болезненной потребностью увидеть ее.
Он нашел Лиру на лесной опушке, рядом с молодым эльфом, чьи руки нежно обнимали ее плечи. В их глазах читалась нежность и глубокая привязанность. Когда Лира и ее спутник, Эреван, собрались покинуть деревню, держась за руки, словно две переплетенные лозы, Каэл не выдержал. Он вышел из тени деревьев, словно воплощение ярости.
"Ты вернешься со мной," - приказал он, его голос прозвучал как раскат грома, нарушив лесную тишину.
Лира вздрогнула и обернулась. Ее лицо, некогда спокойное, теперь выражало лишь усталость и решимость. "Нет, принц. Я не пойду с тобой."
"Ты моя истинная!" - прорычал Каэл, не в силах сдержать рвущуюся наружу ярость. Вид ее счастливой с другим причинял ему физическую боль.
"Я люблю Эревана," - твердо ответила Лира, крепче сжимая руку своего возлюбленного.
В этот момент, наблюдая за их переплетенными руками, за той безмолвной близостью, которая излучала между ними, что-то дрогнуло в сердце Каэла. На мгновение перед его глазами промелькнули смутные картины из детства. Он вспомнил, как отбирал любимую игрушку у младшего дракончика, видя в его глазах слезы обиды, но не чувствуя ничего, кроме удовлетворения от обладания желаемым. Вспомнил, как одним неосторожным словом ранил чувства старой наставницы, лишь потому, что его властное "я" не терпело возражений.
И вдруг, сквозь пелену гнева, Каэла пронзила острая, неожиданная боль. Она была настолько сильной, настолько непривычной, что он едва не согнулся пополам. Он впервые по-настоящему осознал, какую боль причинял другим своим эгоизмом и властностью. Видеть эту простую, искреннюю связь между Лирой и Эреваном было для него мучительным откровением.
Не в силах вынести этого внезапного укола совести и жгучей ревности, Каэл почувствовал, как что-то горячее обжигает его щеки. Он коснулся лица дрожащей рукой и с удивлением обнаружил влагу. Слезы. Слезы дракона, которые он никогда прежде не проливал.
"Тогда я объявлю войну!" - взревел он, пытаясь скрыть свое замешательство и боль за маской ярости. Голос его дрожал, выдавая внутреннюю борьбу. "Ваш ничтожный народ станет рабами драконов!"
"Ты не посмеешь!" - воскликнул Эреван, выступая вперед, готовый защищать свою любимую и свой народ.
"Посмею!" - рыкнул Каэл, его глаза метали молнии, но внутри него бушевала совсем другая буря – буря первого настоящего сожаления и осознания собственной жестокости.

6

Лира стояла, словно окаменевшая, глядя на Эревана. В его глазах плескался ужас и отчаяние, но в них же читалась непоколебимая решимость защищать ее. Слова Каэла, словно ледяной ветер, пронеслись над лесной поляной, замораживая всякую надежду на мирное разрешение конфликта.
В сердце Лиры бушевала буря. Она любила Эревана всем своим существом, каждая клеточка ее тела противилась мысли о расставании. Воспоминания об их счастливых днях – о первых нежных прикосновениях, о клятвах под лунным светом, о беззаботных прогулках по лесу – терзали ее, словно острые осколки стекла. Она видела будущее рядом с ним, наполненное теплом и любовью, а не холодом золотой клетки.
Но перед ее глазами стояли не только воспоминания, но и видения грядущего. Она представила себе свой народ, беззащитный перед яростью драконов, их дома, объятые пламенем, их жизни, оборванные безжалостными когтями. Она слышала крики ужаса, видела слезы матерей, чувствовала беспомощность старейшин. Эта картина была настолько vivid и ужасна, что ледяной ужас сковал ее сердце.
Она посмотрела на Эревана еще раз, и в ее глазах он прочел всю глубину ее муки, всю тяжесть выбора, который она должна сделать. Слезы беззвучно катились по ее щекам, каждая слезинка – словно частица ее разбитого сердца.
"Я пойду," - прошептала она, ее голос дрожал, словно осенний лист на ветру. Каждое слово причиняло ей физическую боль.
Эреван покачал головой, его лицо исказилось от невыносимой муки. "Нет, Лира, нет! Я не позволю!" Он крепче сжал ее руку, словно пытаясь удержать ее от пропасти.
Лира сжала его руку в ответ, чувствуя, как их жизни переплетаются в последний раз. "Ради нашего народа, Эреван," - проговорила она, и в ее голосе звучала не мольба, а горькая необходимость. "Если я останусь, погибнут все. Моя любовь к тебе... она не стоит жизней целого народа."
Каэл, наблюдавший за этой мучительной сценой, усмехнулся. В его усмешке не было ни триумфа, ни сочувствия – лишь холодное удовлетворение от того, что его воля возобладала. Он не видел той внутренней борьбы, которая разрывала сердце эльфийки.
"Умница," - бросил он, словно похвалу хорошо выдрессированной зверушке. "Ты поступила... благоразумно."
Когда Каэл обратился в дракона, его огромные крылья заслонили солнце. Лира поднялась на его спину, чувствуя, как холодные чешуи касаются ее кожи. В полете над лесами, над ее родной землей, она беззвучно плакала. Каждая пролетающая мимо вершина дерева, каждая извилистая река напоминали ей о потерянной свободе, о разбитой любви, о горькой цене, которую ей пришлось заплатить ради спасения своего народа. В этот момент она чувствовала себя не пленницей судьбы, а жертвой жестокого тирана, чья одержимость разрушила не только ее жизнь, но и ее сердце.

7

В Золотой Цитадели, несмотря на ее великолепие и богатство, для Каэла воцарилась тягостная атмосфера. Он подарил Лире бриллиантовое колье, каждое сверкающее граней которого должно было символизировать его величие и щедрость. Но когда он увидел, как безжизненно она смотрит на это ослепительное украшение, его сердце болезненно сжалось. В ее глазах не было ни искры восхищения, лишь холодное безразличие, словно она держала в руках обычный камень.
"Нравится?" - спросил он, стараясь скрыть разочарование за маской равнодушия. Он ожидал увидеть хотя бы тень благодарности, но встретил лишь пустоту.
Лира подняла на него свой ледяной взгляд. "Красиво, принц. Очень дорого. Наверное, многие позавидуют." В ее голосе не было ни тепла, ни эмоций, лишь горькая ирония.
"Почему ты такая холодная, Лира?" - не выдержал Каэл, его голос звучал с непривычной мольбой. Он привык повелевать, а не просить. Он не понимал, как его богатства и власть могут быть настолько бессильны перед ее отчужденностью. "Разве ты не видишь, что я пытаюсь... сделать тебя счастливой?" Он сам не до конца понимал, что именно он пытался сделать – завоевать ее сердце или просто подчинить своей воле.
"Мое сердце не здесь, принц," - ответила Лира прямо, ее слова были словно ледяные иглы, вонзающиеся в его самолюбие. "Оно осталось в лесах, с теми, кого я люблю. И никакие стены из золота не смогут его сюда вернуть."
"Но ты моя истинная!" - в отчаянии воскликнул Каэл. Он чувствовал, как ускользает от него нечто важное, что-то, что, как он всегда считал, принадлежало ему по праву. "Разве этого недостаточно? Разве сама судьба ничего для тебя не значит?"
"Душой - нет, принц," - тихо, но твердо произнесла Лира. "Душой я принадлежу другому. И эта ваша 'судьба' для меня – лишь оковы, сковывающие мою волю и разбивающие мое сердце."
После этих слов Каэл уходил, чувствуя себя опустошенным и растерянным. Он бродил по своим роскошным покоям, не находя себе места. Золотая клетка, которую он создал для Лиры, стала и его собственной тюрьмой. Он мучился от ее холодности, от ее постоянного напоминания о том, что его власть бессильна перед силой истинной любви. Бессонные ночи он проводил, размышляя о ее словах, пытаясь понять, что он сделал не так. Он впервые в жизни чувствовал себя не всемогущим правителем, а жалким пленником своей собственной одержимости. Его сердце, способное извергать пламя, теперь сжималось от непонятной, мучительной боли, боли отвергнутой любви и растущего осознания собственной жестокости.

8

В один из долгих, тянущихся словно вечность дней, Каэл застал Лиру в уединенном уголке сада, куда она, казалось, сбегала от золотого блеска цитадели. В ее руках он увидел небольшой деревянный кулон, искусно украшенный резными узорами, потертый от времени и бережного прикосновения.
"Что это?" - спросил Каэл, его голос прозвучал резче, чем он намеревался. Внутри него уже зрело смутное подозрение, болезненное, как заноза.
Лира вздрогнула и быстро спрятала кулон в ладони, словно оберегая самое ценное сокровище. "Это... подарок," - уклончиво ответила она, ее взгляд скользнул в сторону.
"От него?" - в голосе Каэла прозвучала неприкрытая ревность, сжигающая его изнутри. Он чувствовал, как поднимается волна гнева, смешанного с мучительной неуверенностью.
Лира молчала, опустив глаза. В ее молчании Каэл прочел подтверждение своих худших опасений. Ярость мгновенно затмила его разум. Он выхватил кулон из ее дрожащей ладони.
"Ты все еще думаешь о нем? Даже здесь, в моей цитадели, окруженная роскошью, которую он и во сне не мог себе представить?!" - его голос сорвался на крик, сотрясая воздух вокруг них. Он сжал деревянную вещицу в кулаке так сильно, что побелели костяшки.
Лира подняла на него полные боли и горечи глаза. "Он - часть моей жизни, принц. Часть моего сердца, которую вы никогда не сможете отнять. Он - моя первая и единственная любовь." Ее голос звучал тихо, но в каждом слове чувствовалась непоколебимая сила ее чувств.
Слова Лиры словно ударили Каэла в самое сердце. Он увидел в ее глазах не просто печаль, а глубокую, незаживающую рану. Впервые он осознал, что его попытки завоевать ее любовь лишь причиняют ей еще большую боль, напоминая о той, кого она потеряла. Чувство вины, незнакомое и мучительное, кольнуло его. Но тут же его место заняла ревность, разъедающая, как кислота.
Не в силах справиться с противоречивыми чувствами, сжигавшими его изнутри – с гневом, ревностью и внезапным, болезненным осознанием своей жестокости – Каэл в ярости швырнул кулон на каменную дорожку. Дерево с треском раскололось на несколько осколков.
"Забудь его!" - прорычал он, его грудь тяжело вздымалась. "Ты принадлежишь мне! Твои мысли должны быть только обо мне!" Он видел, как Лира вздрогнула от его ярости, но в ее глазах не было страха – лишь презрение и глубокая печаль.
Наблюдая за тем, как Лира опустилась на колени, чтобы собрать осколки дорогого ей воспоминания, сердце Каэла вновь сжалось от острой боли. Он видел ее горе, и на мгновение ему показалось, что он чувствует ее боль, как свою собственную. Но эта мимолетная эмпатия тут же была подавлена собственным эгоизмом и неутолимой жаждой обладания. Она должна принадлежать мне, - твердил он себе, пытаясь заглушить голос совести, который впервые проснулся в его душе. Но осколки разбитого кулона, словно острые иглы, напоминали ему о том, что он разбил не только безделушку, но и что-то гораздо более ценное – надежду на ее добровольное расположение.

9

Вид Лиры, бережно собиравшей осколки деревянного кулона, словно хороня частицу своей души, стал последней каплей в чаше терпения Каэла. Ревность, до этого лишь тлеющая в его сердце, вспыхнула неудержимым пламенем, пожирая остатки его самообладания. Он чувствовал себя преданным, униженным тем, что даже в его золотой клетке мысли Лиры принадлежали другому.
Ярость заклокотала в его венах, обжигая каждую клетку тела. Он ощутил, как древняя драконья магия, доселе дремавшая, пробуждается, требуя выхода. Его когти непроизвольно выпустились, оставляя глубокие царапины на каменной дорожке. Чешуя на его руках покрылась острыми выступами, а глаза налились янтарным пламенем.
"Он должен умереть!" - прорычал Каэл, его голос превратился в звериное рычание, сотрясая воздух. В этот момент он не был властным принцем, а разъяренным зверем, чью территорию и добычу пытаются отнять. "Стереть его из ее памяти! Вырвать из ее сердца! Чтобы она думала только обо мне! Чтобы видела только меня!"
В его крике звучала не только злоба, но и отчаяние. Он не понимал, как завоевать ее сердце, как заставить ее полюбить его. Всю свою жизнь он привык получать желаемое без малейшего сопротивления. Любовь Лиры должна была стать еще одной его победой, еще одним подтверждением его власти. Но вместо этого он столкнулся с непреодолимой стеной ее чувств к другому, и это повергало его в пучину беспомощной ярости.
Он топтал обломки кулона, словно пытаясь уничтожить само воспоминание о сопернике. В этот момент в его сознании мелькнули обрывки детских воспоминаний: одиночество в огромных, холодных залах цитадели, отсутствие настоящих друзей, лесть и страх в глазах окружающих. Он никогда не знал искренней привязанности, никогда не испытывал той теплоты, которую видел между Лирой и ее возлюбленным. Возможно, именно это неосознанное желание любви, искаженное его властной натурой, и порождало эту слепую, разрушительную ярость.
"Найдите его!" - взревел Каэл, обращаясь к своим стражникам, его голос дрожал от неконтролируемого гнева. "Найдите этого ничтожного эльфа и приведите его ко мне! Я покажу ей, что значит противиться воле дракона! Я заставлю ее страдать так же, как страдаю сейчас я!"
В этот момент Каэл был не просто жестоким тираном. Он был раненым зверем, мечущимся в собственной ловушке из гордости и эгоизма. Он жаждал любви, но его методы лишь отталкивали ее. Он хотел обладать Лирой, но его властная натура не позволяла ему увидеть ее как личность, как существо со своими чувствами и желаниями. В своей ярости он был одинок и несчастен, ослепленный собственной болью и неспособный понять боль другого. И в этом его мучительном заблуждении читатель мог впервые увидеть не только чудовище, но и сломленного, отчаявшегося принца, чья жажда любви обернулась разрушительной одержимостью.

10

Несколько томительных дней тянулись для Лиры, наполненные лишь безмолвной скорбью и отчаянием. Она бродила по своей роскошной, но бездушной комнате, словно призрак, касаясь подаренных Каэлом драгоценностей без всякого интереса. Ее взгляд был устремлен в никуда, а сердце сжималось от невыносимой боли, словно ледяная рука сжала его в тиски.
Однажды утром в ее покои вошла измученная эльфийка, чье лицо было искажено горем. Лира узнала в ней одну из жительниц своей родной деревни. При виде нее сердце Лиры болезненно забилось в предчувствии беды.
"Принцесса Лира..." - прошептала эльфийка, едва сдерживая рыдания и опираясь на дверной косяк.
Лира молча смотрела на нее, боясь услышать то, что уже чувствовала всем своим существом.
"Эреван..." - произнесла гостья, и слезы наконец хлынули из ее глаз. "Его... больше нет. Драконы... они напали... по приказу принца..."
Мир вокруг Лиры рухнул. Она пошатнулась, словно подкошенная, и схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть. В ушах зазвенело, перед глазами поплыли черные пятна.
"Нет..." - прошептала она, ее голос был едва слышен. "Это не может быть правдой... Эреван..."
Но в глазах принесшей весть эльфийки она увидела лишь подтверждение своего самого страшного кошмара. Боль, до этого тупая и ноющая, внезапно вспыхнула с такой силой, что Лире показалось, будто ее разрывает на части. Воздуха не хватало, в груди зияла черная дыра.
Смерть Эревана стала последней каплей. Все, что держало ее в этом золотом аду, оборвалось. Теперь она была совершенно одна, окруженная лишь холодной роскошью и ненавистным присутствием дракона, который отнял у нее все.
В этот момент в душе Лиры зародилась отчаянная мысль. Она больше не видела смысла в своем существовании, но в ее горе родилось и мстительное желание причинить Каэлу такую же невыносимую боль, какую испытывала она. Она поняла, что единственный способ по-настоящему ранить дракона – это лишить его того, чем он так одержим – ее.
Медленно подняв голову, Лира посмотрела на окно, распахнутое навстречу безоблачному небу. В ее глазах больше не было слез, лишь холодная, решительная пустота. Она поняла, что единственный выход из этой золотой клетки – это шаг в бездну. Это будет ее последним актом неповиновения, ее прощальным посланием дракону, чья жестокость разрушила ее мир. В этот момент мысль о смерти не пугала ее – она видела в ней лишь избавление и единственную возможность заставить Каэла заплатить за свою жестокость.