Редкие светло-коричневые островки голой земли в тени отдавали синевой. Там, где жили, — снег убирали по мере сил. Дальше за поселением, насколько хватало глаз, тянулась ледяная дюна. Как степлеет, она превратится в озеро, но Лэйхо этого не застанет.
— Я буду скучать по тебе, — почти шёпотом сказала Арха, не отрывая взгляда от заката.
На горизонте, где небо сливалось с бескрайней ледяной пустошью, пылал багровый диск Эртарона. Он катился вниз и слегка вбок, временами почти полностью ныряя за далёкие снежные барханы.
— Я тоже, — ответил Лэйхо.
Возможно, стоило сказать что-то ещё, но ничего толкового на ум не шло. Да и что тут обсуждать, если всё уже решено, а прошлые разговоры кончались ссорами?
Они сидели молча, пока небо медленно меняло цвет от жёлтого к глубокому коричневому.
Закаты здесь не изобиловали оттенками, как и жизнь её обитателей. Ежеутренние хвалы Творцам, тяжёлая работа на благо общества и краткие периоды созерцательного отдыха — вот всё, что составляло будни мегалов.
Лэйхо знал, что до объявления их единым народом жизнь была проще и интереснее, но только понаслышке — великое объединение произошло ещё во времена его бабушки.
Он не жаловался на судьбу, даже не думал о том, что жизнь может быть какой-то другой — до встречи с иномирцами, пришедшими с небес.
Зима выдалась лютая. Лэйхо в ту пору ежедневно помогал отцу Архи, Хартогу, нести выменянные на солонину тюки со мхом.
Запасы растительной пищи в их хозяйстве, как и во всём поселении, подошли к концу, прежде чем хотя бы проросли озимые: холода в этом году начались раньше обычного и длились дольше, чем можно было ожидать. Старейшины твердили, что это дурное предзнаменование. Они молили небеса о спасении и стремились ужесточить и без того строгие законы, чтобы Творцы простили им их прегрешения.
А в то же время простой народ продолжал бороться за выживание, отходя с каждым днём всё дальше от поселения в поисках мха — из съедобных растений лишь он выдерживал морозы.
Охотников, как Лэйхо, было не так много, и лишь этим семья Архи спасалась — хоть и полагалась всем доля общей добычи, но еды таким образом каждому доставалось ничтожно мало. Вот и выкручивались как могли, утаивая, выменивая, иной раз и отнимая.
Одним мясом сыт не будешь.
Сплетничали, что мегалы из тех, кто до объединения народов жил дальше от озера, легче переносили голод. И виделась в этом воля Творцов, пока болезнь не коснулась каждого двора в их поселении.
— У старой Йорхи, говорят, все зубы выпали.
— Нашёл новость! Она на то и старая, чтобы зубы терять.
— Так ведь нормально было всё, а теперь и не ходит почти, и кожа её обескровела…
Лэйхо крепче стиснул ремни из сыромятной кожи, удерживающие тюк со мхом за спиной, а совесть затолкал поглубже. Лишь по ускоренному шагу Хартог понял, что что-то мучает парнишку, но тот опустил взгляд и проговорил, что нужно скорее доставить еду домой, чтобы Арха приготовила горячую похлёбку.
Когда они вернулись к хижине, было ещё утро — специально Лэйхо и его названный отец выходили засветло, ведь дел по дому было невпроворот. Небесная зелень вдруг разорвалась вспышкой света, и в воздухе над поселением возникло то, что местные назвали впоследствии «оком» — за сходство с красными глазами зверя брахи, живущего в ледяной пустыне. Круглое нечто переливалось, меняя оттенки от розового до алого, а в сердцевине виднелся шар поменьше — багровый, словно запёкшаяся кровь, и пульсирующий, словно кровь живая.
Кто-то закричал, кто-то пал на колени, а кто-то — как Лэйхо — застыл, не в силах оторвать взгляда.
Так впервые явились иномирцы — так они себя и назвали, сказав, что прибыли из другого мира.
Старейшины решили, что это и есть Творцы: похожие на мегалов, только ниже и крепче телосложением, пришедшие говорили на том же языке, что и сородичи Лэйхо, хоть и несколько странно.
Иномирцы пообещали помощь и не попросили ничего взамен. Они лечили заболевших и раз в несколько дней привозили странную, но вкусную еду. Через время они поставили за поселением странную статую, назвав её «стабилизатором» и пообещав, что теперь природа будет добрее к мегалам.
Так к многочисленным традициям прибавился ещё один ритуал: каждый день к статуе приносили небогатые дары, чтобы милость Творцов не покидала их народ. Хоть иномирцы и сказали, что нет в этом нужды, Старейшинам, как и многим поселенцам, казалось правильным благодарить небеса за помощь.
Лэйхо был одним из немногих, кто сопровождал иномирцев в странствиях по заснеженным равнинам. Чего желали от этих путешествий Творцы, не ведал никто, кроме них самих. Лэйхо и хотел бы спросить, но не знал, как подступиться. А ну как накличет беду на сородичей?
И всё же нет-нет, да посматривал он исподлобья на спутников, подмечая детали их внешности и поведения.
Эти столь похожие на него — и всё же совсем другие существа, казалось, вовсе не мёрзли. Вместо многослойных шерстяных одежд на них были переливающиеся костюмы, облегающие тело, тонкие, словно сшитые из рыбьей кожи. А шапки — странные, холодные, из материала, похожего на тот, из которого была сделана статуя за поселением. Не металл и не камень, но нечто твёрдое.
На трёхмерной карте сияла жёлтым точка неподалёку от Тау Бессонова, красного карлика на одном из спиральных рукавов галактики Млечный Путь.
«Как золотая запонка на манжете, — подумалось Еве. — Очень и очень дорогая запонка. С рубином».
Шар, в который была заключена карта, возвышался на постаменте посреди навигационного мостика. Галактика внутри беспрестанно вращалась, и взгляд Евы невольно притягивался к её центру, где плотной молочно-белой массой сгущался балдж.
Ева провела пальцем по поверхности шара, останавливая анимацию, и обвела взглядом помещение.
Навигационные приборы моргали лампочками, на многочисленных экранах то и дело проносилась бегущая строка, и среди всей этой высокотехнологичной круговерти забытый кем-то протеиновый батончик смотрелся как-то неправдоподобно и комично. Он лежал на какой-то гудящей штуке, названия которой Ева не знала. На ощупь штука оказалась горячей.
— Хана шоколадке, — пробормотала Ева и двинулась к рабочему месту помощника навигатора.
Помещение пустовало — Ева специально выбрала момент, когда Эрик отлучится на обед. Пройдя мимо прямоугольной громадины блока связи, стоявшей аккурат за постаментом с астрокартой, она замерла, заслышав шаги.
— Ой-ёй…
За спиной с шипением открылась гермодверь, и на мостик ураганом ворвался Эрик, бормоча под нос проклятия. Он мазнул взглядом по Еве, раздражённо всплеснул руками и воскликнул:
— Тебя ещё здесь не хватало! Успела что-нибудь натыкать? Нет? Ну и шуруй отсюда!
Он подошёл к стеллажам, ровными рядами тянувшимся вдоль стены, и принялся что-то искать.
Ева выдохнула, не веря своей удаче. С Эриком они были старыми товарищами, но всё же находиться здесь было нельзя.
Она бочком двинулась мимо встревоженного навигатора, стараясь лишний раз не привлекать внимания. А ведь цель была так близко! Надо же было застрять у карты!
С другой стороны, из всех ребят только она воочию увидела сферическую астрокарту, даже пощупала её. Дорогое оборудование, такую штуку абы куда не поставят!
— Ну что? Как прошло?
Вэй уже поджидал её, нервно теребя китель.
— Держи свою двадцатку, — Ева раздражённо повела пальцами, активируя виз — виртуальный интерфейс. — И хватит улыбаться. Больше я с тобой не играю на желания.
— Оставь себе, у тебя же вроде переводчик глючит.
— Вот не надо меня жалеть! Я проспорила — я плачу. Всё честно.
Вэй хмыкнул и пожал плечами, принимая денежный перевод.
Наличие переводчика было обязательным требованием для обучения в Академии. Причём годился не абы какой, а только тот, на который можно установить всю ту кучу модификаций, что предоставляла уже Академия. У Евы, конечно, не было лишних двадцати тысяч на новый PolyGlot Pro, как у Эрика, поэтому пришлось на свой страх и риск брать «из-под полы» подержанный E-X7, который до неё побывал в руках как минимум трёх владельцев.
Корпус — потёртый хром, царапины на сенсорной панели. Бывший владелец явно не церемонился. Зато под крышкой теплился трофейный «LinguaCore v.3.2» — пиратский ИИ-модуль, выдранный из какого-то списанного дипломатического девайса. Об этом красноречиво говорила гравировка: «Собственность дипкорпуса Mars-7».
Самой лучшей функцией Ева считала контекстный перевод. Если в языке, на который переводилась речь, отсутствовало какое-либо понятие, система сама заменяла его на аналогичное, то, что будет понятно слушателю. Иногда это приводило к забавным коллизиям, когда короткая реплика превращалась в огромную занудную лекцию. Если говорящий к тому же не замечал, что у собеседника возникли трудности, звук наслаивался, и разобрать что-то было решительно невозможно.
Вроде как разработчики PolyGlot смогли решить эту проблему
Голоса друзей-иностранцев она слышала с лёгким запозданием. Вот и сейчас сначала до ушей долетел чуть лающий мандаринский, с непривычным слуху чередованием интонаций, а через полсекунды фраза продублировалась уже по-русски, но с лёгким эхом оригинала.
Ева считала, что есть в этом и определённая польза. Когда Вэй говорил: «Всё нормально», — в первые миллисекунды слышалось напряжённое «Méi shìr» — и Ева знала, что он врёт. Интонации переводчик обычно несколько сглаживал под контекст диалога, и нередко ошибался.
Поэтому Ева раньше других обычно улавливала эмоциональное состояние друзей. Её девайс честно лагал и поэтому выдавал правду.
Друзья направились в кают-компанию, где их ожидали однокурсники.
Пассажирский лайнер «Альтерра» держал курс на межгалактическую академию с непроизносимым названием, которое земляне сокращали до «Лааркеон» или попросту «Арка».
Ребята только-только перешли на второй курс академии, где учились на ксенодипломатов — одна из самых перспективных профессий на сегодняшний день. Длинные каникулы в этом году пришлись на земной декабрь, поэтому москвичка Ева возвращалась ещё бледнее, чем была. Даже веснушки, густо покрывавшие нос и щёки, посветлели. А вот Вальтеру и Камилле повезло: у них в Окленде как раз началось лето, и они провели весь месяц на островах, загорая и купаясь.
— Ну что, удалось подменить подпись на табличке? — спросила Ками без особого интереса: она изначально не особо одобряла эту идею.
Разумеется, ближе к ночи первокурсники устроили вечеринку в комнате отдыха. Эрик пытался угомонить их, но Вальтер и Камилла заболтали его, напомнив, что «массовые мероприятия администрацией не поощряются, но прямого запрета нет».
Эрику пришлось признать правоту друзей, и теперь он недовольно молчал, сидя в углу в обнимку с диванной подушкой. Его пальцы нервно теребили шов — привычка, которая выдавала его эмоции гораздо лучше, чем любое ворчание.
Ева наблюдала за ним от нечего делать, устав слушать Вэя, который с жаром доказывал что-то Вальтеру про «неоправданную сложность ксенодипломатических протоколов».
— В общем, если бы восты просто перестали вилять хвостами при каждом втором слове, — Вэй размахивал руками, — переговоры шли бы в три раза быстрее!
— Да брось, — Камилла скривилась, — это как сказать людям «перестаньте моргать». У них же хвост вместо мимики.
— А вот у орхаутов мимика есть, — вставил Вальтер, — но они всё равно предпочитают молчать. Кроме нашего замечательного профессора Зур’Атака, разумеется. Этого не заткнёшь.
— Может, они просто умнее нас? — Ева невольно скользнула взглядом к Эрику.
Тот поднял глаза и поймал её взгляд. На секунду в воздухе повисло что-то неуловимое — не то вызов, не то вопрос. Потом он нарочито медленно перевёл взгляд на Вэя.
— Орхауты молчат, потому что их язык больше похож на пение китов, — сказал Эрик сухо. — А остальные виды, увы, пока не научились разговаривать ультразвуком.
— Значит, если мы хотим с ними договориться, нам надо научиться подвывать в такт? — Вэй задумался. — Ладно, беру свои слова обратно. Пусть лучше виляют хвостами.
Вальтер фыркнул, Камилла закатила глаза, а Ева вдруг поймала себя на том, что снова смотрит на Эрика. Он уже уставился в потолок, но его пальцы наконец перестали мять подушку.
— Эй, Эрик, — Камилла приподняла бровь, — а ты откуда это знаешь? Про пение китов?
— Читал. — Он пожал плечами, но уголок его рта дрогнул, когда Ева не смогла сдержать смешок.
— Так вот почему профессор не открывает рот, когда читает лекции! — осенило Камиллу. — Интересно, как работает его переводчик?
— Ясное дело, как! — Вэй заложил руки за голову, устраиваясь поудобнее. — Голосовой модулятор, как у немых. Достижения нейробиологии. Только он недешёвый, поэтому орхаутам в порядке исключения позволяют сдавать всё письменно.
— Это что, Зур’Атак и думает «на книжном», получается? — хихикнула Ева. — Зануда страшный!
— В общем, — Вэй зевнул, — я голосую за то, чтобы все инопланетяне дружно выучили земной лингва франка и перестали морочить нам голову.
— А я голосую за то, чтобы ты перестал нести чушь, — Камилла швырнула в него салфеткой. — Зря, что ли, переводчики придумали?
— Да они и на земных языках иногда лагают! Да, Ева? Просто представь: переводчик включил режим цензуры и поменял реплику. И ты сидишь, как дурак, улыбаешься и киваешь — а тебя, например, к чёрту послали.
Ева не стала голосовать. Она просто откинулась на спинку дивана, чувствуя, как тепло от ближнего торшера смешивается с чем-то другим — лёгким, глупым, но приятным.
Внезапно гул голосов стих и все взгляды устремились ко входу, а вернее, к появившемуся на пороге орхауту.
Он был высок, даже по меркам своей расы — под два с половиной метра, с кожей, отливающей тусклым золотом. Его движения были медленными, почти церемонными, как у человека, пытающегося не раздавить хрупкие предметы вокруг. Широкие, чуть раскосые глаза с вертикальными зрачками беспокойно скользили по стенам, словно он искал что-то, но не мог вспомнить что.
— Эй, — кто-то из незнакомых первокурсников толкнул Еву локтем, — смотри, золотой забрёл не туда.
— Тебе обсудить не с кем? — прошипела не менее удивлённая Ева, потирая бок.
Орхаут сделал шаг вперёд — и тут же за его спиной выросли двое охранников-эрлетов в чёрной униформе. Ни слова, ни малейшей грубости — они просто взяли его под руки, будто провожая важного гостя, который перебрал на банкете.
— О, — Камилла приподняла бровь, наблюдая, как его уводят, — заблудился, маленький.
Рядом засмеялись. «Маленький» двухметровый орхаут даже не сопротивлялся, только на мгновение обернулся, и Ева поймала его взгляд — не испуганный, не злой. Пустой.
— Странно, — пробормотал Вальтер, — обычно они у себя в секторе сидят.
— Может, любопытный, — пожала плечами Камилла. — А хорошо, что представителей разных рас по разным местам расселили. Вы видели, как эти золотые едят? Встретила как-то одного жующего в коридорах учебного корпуса. Ужас просто, весь аппетит пропал!
Вальтер метнул в неё осуждающий взгляд, но вслух ничего не сказал.
Ева тоже решила промолчать, и Камилла, решив, что с ней все согласны, продолжила свою тираду.
***
Комната Евы и Камиллы была маленькой, но уютной — если под уютом понимать странный симбиоз хаоса с одной стороны и попыток его приручить — с другой. Две узкие койки, придвинутые к стенам, оставляли ровно столько пространства, чтобы можно было разминуться, не касаясь плечом плеча. Пол слегка пружинил под ногами, словно палуба корабля, и если прислушаться, сквозь тишину просачивалось ровное гудение систем жизнеобеспечения — негромкое и монотонное.
5 лет назад
Небо здесь было неправильное.
Лэйхо понял это сразу, как только оказался на Арке. Оно не менялось — не переходило плавно от жёлтого к коричневому, не искрилось в пляшущих снежниках. Оно было… одинаковым. Слишком ровным.
Он долго не мог отвести взгляд. Это был купол — так сказали потом. Искусственное небо. Прозрачное только с одной стороны, а с другой — отражающее. Но даже когда объяснили, стало не легче. Просто теперь он знал, что небо лжёт.
На куполе танцевали огни — белые, синие, иногда багровые. Он спросил, не знаки ли это Творцов, но в ответ только посмеялись: «Трафик. Выгрузка с внешней орбиты. Инфракрасные маяки».
Много слов, как всегда.
Он запоминал. Не всё, конечно. Только то, что казалось важным. Трафик — значит, там кто-то есть. Выгрузка — значит, что-то несут. Орбита… это вроде как вершина неба.
Никто не сказал, зачем небу вершина.
В первое время он держался ближе к стенам. Пол был гладким, как лёд в период оттепели, а от воздуха щипало нос. Не холодно — наоборот, слишком много запахов. Сладкое, горелое, острое. Еда пахла странно: мясо не было похоже на мясо, а ещё вода была разноцветная и очень кислая.
Сначала он не ел. Просто смотрел, как другие подносят к лицу цветные кусочки, как крошат их, макают в жидкости, режут ножами — хотя еда и так мягкая. Лэйхо старался запомнить, как правильно держать приборы. Один раз он попробовал взять мясо рукой — и на него посмотрели. Не зло. С удивлением.
Он это больше не повторял.
Учёба начиналась с утра. Его учил лично Адам, часто повторяя слова, как будто Лэйхо был ребёнком. Он не обижался. Он и правда не понимал.
Иногда он записывал, но повторять буквы непослушной рукой оказалось сложнее, чем читать. Иногда просто смотрел на дощечку, пока буквы не переставали прыгать. Иногда понимал. Иногда — нет.
— Повтори: «Ак-си-о-ма».
— Акси… ма.
— Хорошо. Теперь «тер-ми-но-ло-ги-я».
Он повторял. Запоминал. Не спорил. Творец ведь хотел ему добра. Хотел, чтобы он стал мудрее. Сильнее.
Но Адам был недоволен. И с каждым днём мрачнел, а Лэйхо и не знал, что именно делает не так.
В один из дней он сказал:
— Эй, парень, давай-ка тебе переводчик поставим. Попробую тебя выучить работать хотя бы руками. Надо же будет как-то с коллегами общаться.
Когда он вечером ложился спать, он думал, что всё правильно. Что боль в глазах и тяжесть в голове — это плата за знание. Что через год или два он вернётся домой, и все ахнут: «Вот это да, вот это возвышение!»
Ему снилась Арха. Иногда он рассказывал ей, что видел. Иногда — просто смотрел, как она качает головой и смеётся. Как говорит: «Не выдумывай, Лэйхо, не бывает таких небес».
А он уверял, что есть. Что теперь точно это знает.
Он ведь должен был стать проводником. Мостом. Надеждой.
Голограмма с эмблемой Академии на миг вспыхнула в воздухе, приветствуя студентов.
— Добро пожаловать в комнату симуляций.
Аудитория находилась в одном из боковых корпусов.
По сути, это был огромный сферический зал, стены которого были утыканы платформами для иммерсионных капсул. Сюда студенты приходили, чтобы проходить моделирование ситуаций, изучать возможные контакты с неизвестными цивилизациями и тренироваться в дипломатии без риска навредить и сорвать настоящие переговоры.
На этих занятиях представители разных рас выступали по очереди, чтобы не пришлось калибровать каждую капсулу отдельно, а загрузить одну общую программу на всех. Сейчас была очередь землян.
Камилла подняла бровь, прочитав надпись на ближайшем терминале данных.
— Опять «Первый контакт»? Я думала, на Кризисных Переговорах мы будем проходить что-то новенькое.
— Они просто обожают эту симуляцию, — проворчала Ева.
— Конечно, — вставил Вэй. — Потому что если накосячишь в этой программе, то, скорее всего, накосячишь и в реальной жизни.
Преподавательница, высокая человеческая девушка со званием, которое переводчик адаптировал как «доцент», направила на студентов строгий взгляд.
— Ваша задача — выйти на контакт с неизвестной расой и провести первый переговорный раунд. Учитывайте культурные различия, психологические особенности и возможные языковые барьеры. Для чистоты симуляции все вводные данные вы получите непосредственно перед установлением контакта — реальная жизнь, увы, не всегда позволяет подготовиться должным образом. Надеюсь, пояснения не нужны?
Она сделала паузу, оглядывая их.
— Постарайтесь не опозорить землян.
Ева с трудом подавила улыбку.
Доцент Кира Монро медленно обошла полукругом капсулы, её каблуки отстукивали чёткий ритм по полированному полу. В свете голограмм её глаза мерцали холодным синим. Они беспорядочно фокусировались то на студентах, то на невидимой точке в воздухе, будто она получала инструкции прямо из системы.
«Встроенный сканер!» — восхитилась Ева и задумалась, во сколько обошёлся такой апгрейд.
— Ши Вэй, — голос преподавательницы вызывал ассоциации с лезвием, обёрнутым в шёлк, — до меня дошли слухи о вашей выходке в прошлом году. Если вы ещё раз процитируете аборигенам «Гарри Поттера», я лично отправлю вас на контакт с флексианцами. Без переводчика.
Ребята встали в капсулы и скрестили руки на груди. Ева всегда немного терялась, чувствуя прикосновение проводов, которые ползучей лозой обнимали лицо, подключаясь к головному интерфейсу. Казалось, что её лицо облепили жирные назойливые мухи, и от этих мыслей тянуло блевать.
Капсула с мягким шипением герметизировалась. Ева ощутила, как холодные электроды прилипают к вискам, а в нос ударил резкий запах антисептика.
Стены зала растворились, и мир взорвался цветами, словно кто-то капнул красками в банку с водой.
Фиолетовое небо растеклось над головой, деревья зашелестели листьями. Ева непроизвольно подняла руку — солнечный свет отбрасывал радужные блики на кожу.
— Ваши «гости» приближаются, — проговорил голос доцента Монро. У вас есть три минуты, чтобы определить их вид по доступным данным. Затем перерыв на изучение информации и — взаимодействие.
Ева потянулась к собственному виртуальному меню, но Монро блокировала экран:
— Нет, Лазарева. В реальности вас никто не будет кормить подсказками.
За её спиной Вальтер нервно сглотнул:
— А если они... ну... съедят нас в симуляции?
— Хватит трусить, — хмыкнула Камилла. — Уж мы-то точно справимся.
Где-то в системе зашипел звуковой сигнал.
Перед ними, плавно покачиваясь на тонких конечностях, выросли три фигуры.
— Тип 853-B по классификации Академии, — мгновенно выдал Вальтер. Его голос звучал странно — будто сквозь слой ваты. — Разумные, коллективный интеллект, вероятно...
— ...невербальная коммуникация, — закончила Ева, разглядывая мерцающие узоры на груди ближайшего существа. — Это не украшения. Это их язык.
Камилла лукаво улыбнулась, бросив на Еву быстрый взгляд, как всегда уверенная, что любую загадку можно решить улыбкой.
Она осторожно сделала шаг вперед, прижав ладонь к груди в универсальном жесте приветствия. Ева закатила глаза: существа не относились к Содружеству Альфа-квадранта, поэтому не было ни малейшего шанса, что это движение поймут правильно. И правда — инопланетяне синхронно наклонились, их щупальцеобразные пальцы сложились в сложную конфигурацию.
— Кажется, они...
Ева не успела закончить.
Мир дернулся, будто плохо склеенная голограмма. Фигуры инопланетян расплылись, деревья распались на пиксели и потекли вниз.
— Что за...
Резко стало холоднее. Ребята сбились в кучу, наблюдая, как рушится реальность вокруг. Вэй истерично бил рукой по воздуху — Ева поняла: он ищет кнопку экстренного сброса симуляции.
Комната тонула в мягком рассеянном свете: у изголовья кровати Камиллы едва светилась гирлянда из крошечных капелек-лампочек, отражаясь в пластиковых панелях стены. На столе между её и Евиной половинами мерцал экран планшета, на котором Камилла вполглаза читала какой-то курс по межрасовым коммуникациям.
В этот раз на пробежку Камилла не пошла, но традиции пить натощак газировку изменять не стала. Непередаваемый аромат варёной капусты заполнял комнату, такой привычный, что уже не вызывал у Евы тошноту.
Она сидела на полу, облокотившись на кровать, и крутила в руках шнурок от капюшона, лениво наблюдая, как за окном бледнеет рассветный Лааркеон. Голова всё ещё побаливала после инцидента в симуляции, но в сознании, на удивление, прояснилось.
Ева даже решилась включить свой нейроинтерфейс, чтобы просмотреть чаты. Иногда в них всплывало что-то полезное, но обычно они раздражали, разумеется.
«Новая тема форума: “Кто-то ещё боится профессора Джарди?” (63 891 ответ)».
«Сообщение от: Мам. Тема: “Ты там хоть что-то нормальное ешь?”»
«Подсказка: вы уже 43 секунды смотрите в одну точку. Нужно ли включить режим медитации?»
Одно веселее другого.
Ева горестно вздохнула, потёрла уставшие глаза и выбрала «отметить всё прочитанным».
Тишина в комнате была полудрёмной, уютной — той самой, что возникает только между людьми, давно привыкшими друг к другу. Иногда Камилла бросала отвлечённые реплики, не отрывая взгляда от экрана, иногда Ева что-то неразборчиво бормотала в ответ: их диалог сводился скорее к подтверждению взаимного присутствия, чем к обмену мыслями.
И вдруг дверь с шипением открылась.
— Ну нет! — возмущённый голос Вэя ворвался в комнату раньше, чем он сам.
Камилла вздрогнула и смахнула локтем планшет, который шлёпнулся на кровать и погас. Ева же, привыкшая к внезапным появлениям Вэя, только моргнула и подняла голову, при этом машинально поджав под себя ноги, чтобы он не наступил.
Вэй влетел внутрь, потрясая планшетом как оружием.
— Опять Лоран! Да сколько можно! — в сердцах он отбросил устройство на край стола, где оно, чудом не свалившись, замерло.
Камилла надулась, но всё же сдержалась и не наорала на него за вторжение в их «святилище спокойствия» — она терпеть не могла, когда в комнату врывались без стука. Вместо этого она закатила глаза и притворно сладким голосом спросила:
— Ты тоже скучал по нам, да?
— Угу, — буркнул Вэй, взлохмачивая волосы. — Скучал. А вот по этому… ужасному человеку в расписании не скучал!
— Вэй! — Камилла зажала уши. — Можно потише? Мы не готовы умереть от сердечного приступа в двадцать лет!
— Это серьёзно, Ками! — с жаром заявил он. — Серьёзнее некуда!
Ева вздохнула.
Сценарий, который за весь прошлый учебный курс она выучила наизусть. Пункт первый: изучение расписания. Пункт второй: разочарованные стоны. Пункт третий — пантомима на тему «академическая несправедливость» в исполнении Ши Вэя, который всё надеялся, что его жалобы приведут хоть к чему-то. Хотя бы к отстранению противного преподавателя от работы.
— Опять твой любимый ксенофоб с усиками, — констатировала Камилла. Слышать от неё это слово было необычно: она считала недоверие к другим видам естественным. На профессора Лорана это, похоже, не распространялось.
Вэй застонал и схватился за голову.
— Этот гад снова что-то выкинет, я уверен, — проговорил он, усаживаясь на край кровати Евы и потирая виски в безуспешной попытке успокоиться.
— Ты опять преувеличиваешь, — фыркнула Камилла, просматривая расписание на своём браслете. — Ну да, Лоран — тот ещё тип. Но мы же как-то пережили его лекции на первом курсе. Просто не слушай чужие загоны. Мы вот с девчонками на факультатив по ксеноэтике ходим — так каждое занятие начинается с песнопений в духе о’ксанских ритуалов. Мы, между прочим, поём. Хором.
Ева покосилась на подругу, но ничего не сказала. «Девчонками» Ками называла группку по интересам, с которой познакомилась на том самом факультативе. Ева видела их пару раз — смеющихся, перебивающих друг друга, лёгких и ярких. Их дружба будто бы не требовала усилий — они просто нашли друг друга в толпе и сразу стали единым целым.
Ками продолжала проводить большую часть времени с Евой и другими ребятами из их общей компании, но всё чаще казалось, что ей с ними не то чтобы интересно.
Будто она всё ещё с ними исключительно потому, что когда-то её с Евой определили в одну комнату — и это единственная тоненькая ниточка, что связывает их. Не будь этого — и всё разладится.
Думать об этом отчаянно не хотелось. Однако думалось.
Иногда, когда Камилла рассказывала о своих девчонках, Ева ощущала лёгкий укол где-то под рёбрами, будто она пропустила какой-то важный момент и единственная не выкупала соль шутки, над которой смеются буквально все. В общем, чувствовала себя страшно глупо, а поделиться было не с кем: мальчишки в её окружении особой чуткостью не отличались, а «Забей!» — не те слова утешения, что были ей нужны.
— То есть, тебе нормально, что «загоны» профессора Лорана — это неприкрытая ненависть к терранцам? — напирал Вэй.