Третью весну неспокойно было в крошечной деревушке, что на самом краю Трипятнадцатого царства. И домов-то тут было, почитай, с пару дюжин, да съезжались сюда самые завидные женихи. Бывали и юные совсем, тощие, угловатые, с едва пробивающимися светлыми бородками, а бывали, напротив, статные бывалые мужи с проседью в висках. Причина же мужского безумия озадаченно грызла кончик пера, с трудом раздобытого на ярмарке, и с опаской выглядывала из сарая. По двору шёл батюшка, а подле него – очередной жених, гневно фыркающий, точно кобыла Зорюшка, когда мошка в ноздри залетит.
Едва след жениха простыл, Василиса осторожно высунула голову из сарая, где с той самой Зорюшкой пряталась, и тотчас была схвачена за руку отцом. За его спиной обнаружилась и матушка, стоящая в той самой позе, когда лучше бежать с глаз её долой: крепкие руки в бока уперевши и губы поджав.
– Опять спряталась! – воскликнул батюшка.
Василиса лишь голову подняла, да выпрямилась, плечи расправила. Знамо дело, спряталась.
– Да неужто, батюшка, ты бы меня за него замуж отдал? – возмутилась она.
– И отдал бы, как есть отдал! Сколько можно в девках сидеть, а ну как этот последний?!
– Да хоть бы и так! – махнула рукой Василиса. – Говорила же, батюшка, не желаю быть супружницей мужа знатного, вмиг и книги мои отберёт и вообще…
– Вот дурная девка, – вздохнул отец. – Толку от книжек твоих? Лучше б матери с курями помогла, да свиней покормила. А ещё лучше – замуж бы пошла уже, тогда глядишь, не пришлось бы и нам спину гнуть. Чем тебе этот не люб? И не стар, и не глуп, подарков привёз!
– Разве ж ты не слыхал? Жена ему нужна покорная, да молчаливая. Чтоб детишек рожала без счета, а на глаза показывалась, только коли позовёт. Неужто такой участи ты для меня желаешь?– отчаянно воскликнула девица.
– Василисушка, – не утерпела матушка, заметно помягчев, едва приметила блестящие слезы в уголках глаз дочери. – Так в том доля наша женская, быть у мужа в услужении.
Всхлипнула Василиса, да рукой махнула, твёрдо уверившись, что едва ночь темная наступит, соберёт она книги свои, да перо с бумагою, сбежит от тяжкой участи быть молчаливой мужниной женой. Туда сбежит, где умной девице слово сказать не постыдно.
*******
– Луша! Луша! – шептала рыжая востроносая девчушка в сарафане цвета лежалой травы. – Ну где же ты? Ой!
– Тссс, – приложила палец к губам такая же огненноволосая девица, выбираясь из придорожных кустов.
– Опять на сына княжеского любуешься? – вздохнула девчушка. – Бабушка гневается, негоже, говорит, ведьме к мужику привязываться, коли потом в одиночестве жить. Не гневи бабку, Луша, попадёт же хворостиной!
– Да и пущай попадёт! – отозвалась Луша, бросая прощальный взгляд на крепкую спину княжеского сына. – Разве ж такой жизни я хотела? В лесах от расправы прятаться, да втихую зелья варить?
– Ох, Луша, не нами заведено, не нам и менять…
– Знаешь, что, Марьюшка… А скажи бабке, что не сумела ты меня отыскать, сможешь?
– Тогда она меня того, хворостиной, – шмыгнула носом Марьюшка. – Я бы и сказала, да ты куда денешься? Сгинешь же одна! Сама знаешь, как крестьяне нас встречают, вилами да горящими палками.
Призадумалась Луша. Сестрица правду говорила, едва рыжие волосы в деревне завидят, так крику будет! Тяжела ведьмина доля, издавна повелось, ещё от Бабы Яги, что потерявшихся путников меж Явью и Навью водила. Теперича и ей суждено силы ведьмины от бабки принять да заботы все. А не хотелось дико, аж до солёных слез.
Иногда, лёжа на узкой лавке, служившей ей постелью, мечтала Луша о царевиче, что как взглянет в глазищи её зелёные, так и… Нет, не падёт замертво, влюбится так крепко, что не посмотрит ни на волосы рыжие, ни на силу ведьмину. А уж она ему женой покорной будет. Да не суждено было сбыться Лушиным чаяниям. Если только…
– Идём, Марьюшка, – решилась Луша. – Негоже тебе из-за меня хворостиной получать.
– Неужто силу примешь? – обрадовалась Марьюшка.
– Не приму, – твёрдо ответила ведьма. – И не сгину. Только не выдавай меня, слышишь? Ночью уйду. Есть одно место, где всякой ведьме рады.
Подпрыгивая на кочках и охая от попадающих под босые ноги колючек, бежала Василиса резвой козочкой к лесу. В руках её был один лишь тканый узелок с нехитрыми пожитками: перо, бумага, нижнее платье да краюха хлеба.
"Эх, лапти надо было прихватить, " - запоздало подумала девица, наступая на торчащий корень. Назад пути не было, коли прознают матушка с батюшкой про побег, мигом за первого встречного замуж отдадут. А там - прощай, наука! Какому мужику по нраву, когда жена над книгой сидит? Вот и бежала Василиса, пока её не хватились.
Уж впереди показалась знакомая тропка, что словно нарядная лента вилась меж деревьев. Призывно подрагивали мохнатые еловые лапы. Плавно покачивались на ветру тонкоствольные берёзки. Разное про лес этот говаривали. И что Леший в нём бродит, заплутавших путников заманивает всё глубже, где уж Кикимора в своё болото уводит. И что кто в лес этот вошёл, прежним оттуда не выйдет. Василиса считала, что сказки всё это детские. Разве кто Лешего этого видел глазами своими? А Кикимору? То-то и оно! А раз не видели, неча людей пугать, лес как лес. Деревья да травы только в нём всяческие, некоторые уж казалось бы и вовсе рядом быть не должны, а тут растут, как добрые соседи.
А уж о том, что возвращаются прежними, Василиса и вовсе знала лучше всех. Сызмальства бегала она за лесной ягодой тайком. Ягода та была крупная, сладкая, не в пример обычной полевой землянике. Забежала Василиса по тропке в лесную чащу, деревья покачались немного, да и скрыли беглянку от глаз людских. На то и рассчитывала девица. И всё же сюда бежала она не просто так.
В байки детские она не верила, да только вычитала в одной книге, что есть такая Академия, вход в которую стережёт волшебный лес. И чтоб попасть в неё, поплутать надо. Но коли нашёл - никто оттуда не вытащит, стал быть и замуж можно не ходить. А учиться Василиса страсть как любила. Настолько, что даже в историю с лесной Академией поверила. Деревья росли всё теснее, под ногами противно чавкала сырая земля. Но девица шла, выискивая то самое место. Вдруг услыхала она неподалёку, словно ветка под ногой треснула. Никак не одна она тут?!
***
- Лушенька, ты там осторожней, - всхлипнула Марья, крепко обнимая сестрицу. - Буду, Марьюшка, буду! И ты себя береги, на болота не бегай, с деревенскими детьми не заговаривай. Шибко не любят они нас. - Не бу-уду, - хныкнула девочка, прижимаясь к рыжей ведьме. - А ты весточку отправишь? - Коли смогу, - вздохнула Луша, - обязательно отправлю. Ну, пора!
Прихватила Лукерья узелок с краюхой хлеба, метёлку да котелок верный. Изо всей сил стараясь не шуметь, выбралась в окно избы, да устремилась прямиком в лесную чащу, где, говаривали, тайный ход в Академию волшебную.
Замерла от испуга Василиса, притаилась за колючим кустом дикой ежевики. Зверь то был али нет, а шел осторожно, будто таясь. Шорох слышался все ближе, девица покрепче сжала котомку. Чем она ей поможет, Василиса не ведала, да только свое добро словно сил придавало.
"Вот сейчас поближе подпущу, а там видно будет, - решила девица. - Тропа тут тайная, не бывало такого, чтоб из деревни кто забрел. Стал быть зверь..."
Тропа и правда была такая, что никто по ней идти не решился бы. Плотно смыкались еловые ветви, хлестали на каждом шагу по щекам. Под ногами же разрослись ежевичные кусты, коли наступишь на такой - вмиг уколешься. Страшились местные так глубоко заходить, одной лишь Василисе не впервой было. Но никогда не случалось здесь не то что зверя, букашку приметить. Оттого и думала она, что зачарованные тут места. А тут поди ж ты, крадется кто-то.
Вдруг на тропу из такого же куста выбралась рыжеволосая девица в зеленом платье. Лицо ее было бледным, будто бы никогда солнца не видывало. Подивилась Василиса, был у них в деревушке и Васька-рыжий, и Гришка. У обоих на курносых носах и пухлых щеках россыпь пятнышек, они всегда говорили, будто это само солнышко их поцеловало. У девицы же кожа была светлая-светлая, а глазищи ярко-зеленые.
- Ведьма! - тихо охнула Василиса.
Рыжая девица подпрыгнула, по сторонам огляделась. Тут Василиса увидела, что прижимает она к груди такую же котомку, как и у нее.
- А ну выходь! - подрагивающим голосом приказала ведьма. - А не то заколдую! Али того хуже, прокляну!
Осторожно, стараясь не зацепиться единственным платьем об острые колючки, выбралась Василиса из укромного места. Так и застыли девицы, друг на друга глядя. Первой опомнилась рыжая.
- Ты кто такая? - уже бойко спросила она. - Раньше я тебя тут не видала.
- Так и я тебя не видала, - вздернула носик Василиса.
- И чего тебе здесь надобно? - прищурилась ведьма.
- А тебе? - не уступала голубоглазая девица. - Еще скажи, что не кралась ты тут, словно от кого бежишь!
- Так и ты, как я погляжу, не с пустыми руками, - возразила ведьма. А потом вдруг вздохнула и сказала. - Меня Лукерьей кличут. Угадала ты, ведьма я, в лесу живу.
- А меня Василисой, - улыбнулась девица. - Я из во-он той деревушки. От матушки с батюшкой убегла. Да и ты вон, прихватила чего-то.
- Прихватила, - грустно отозвалась Луша. - Бабка моя стара, повелела мне силу ее перенимать, да черту сторожить. Знаешь ведь, что такое черта?
- Черта... - задумчиво повторила Василиса. - Постой, уж не та ли это черта, что во всех сказках детских? Куда души сама баба Яга провожает? Так это ж сказки все... Или нет?
- Какой там, - отмахнулась Лукерья. - Бабка моя, Ядвига, и есть та самая. А я не хочу! - она топнула босой ножкой. - Счастья я хочу, понимаешь? Чтоб муж любимый да детки. А в лесу какое счастье?
- Да и у меня не лучше! - воскликнула Василиса. - Уж как отбивалась я от женихов, да батюшка велел: замуж иди за того, кто первый посватается. Ну не совсем первый, а после того, который как Зорюшка фыркал. До него был какой-то пузатый, будто индюк по двору вышагивал. А до него...
- Постой-ка, сколько ж женихов ты спровадила? - восхитилась Лукерья.
- Да я и со счета сбилась, - фыркнула Василисушка. - У них же у всех одно на уме: огород, коровы да дитяти, мал мала меньше. А я, может, учиться хочу. Отчего вот у царя-батюшка все ученые мужи - мужики? Может, бабы им там не хватает, глядишь, порядок навела бы...
Луша прыснула со смеху, глядя на ворчащую новую подругу. Росту в ней было чуть, да силы какой-то внутренней на дюжину мужиков бы набралось.
- Стал быть, убегла, - засмеялась Лукерья. Василиса кивнула. - И куда теперь?
- Слышала я, - осторожно начала девица, - что сокрыт в волшебном лесу терем огромный, там и схорониться можно, и полезным делам обучиться. Называется...
- Академия Сказок, - выдохнула Луша.
Настал через Василисы удивляться, неужто и впрямь не врут сказки? Хоть и бежала она из дому с надеждой в сердце, да до конца не верила. Теперь же, повстречав Лукерью, готова девица была весь лес обойти, под каждую травинку заглянуть, чтоб найти, где прячется заветный вход.
- Так что же ты, знаешь, как туда попасть? - воскликнула Васена.
- Коли знала бы, - вздохнула Луша, - не бродила бы по лесу до стертых пяток. Уж мне казалось, будто знаю я весь лес вдоль и поперек, без труда отыщу, где Академия. А нет, словно нарочно по одним и тем же дорожкам плутаю. А ты?
- Я-то и вовсе о ней лишь в сказках слыхала, - закручинилась было Василиса, но быстро передумала горевать. Голову высоко подняла да внимательно на ведьму поглядела. - Сталбыть так, - твердо сказала девица, - вдвоем всяко сподручней, чем по одной бродить.
- Знамо дело, - не стала спорить Лукерья.
- Так вот, пойдем искать вместе. Авось и заметим что.
На том и порешили. Прежде чем в путь двинуться, разложили девицы свои котомки на пеньках, запасы пересчитали. На двоих набралось у них три больших краснобоких яблока, два капустных пирожка да горсть сушек. С водой же было туго, слишком долго девицы по лесу бродили. Засобирались они в путь, чтоб до следующей ночи успеть или Академию отыскать, или хотя бы место такое, где звери дикие не нападут. А коли ручеек али озерцо отыщется, так и вовсе хорошо бы было.
- Я уже чешусь вся, не хуже соседского пса, - пожаловалась Василиса. - Мошки что ли покусали?
- Отродясь их тут не водилось, - со знанием дела возразила Луша. - Разве ж не видишь, лес диковинный. И деревья тут не так, как надобно растут, и звери живут не те, что должны. А еще... - она задумчиво поскребла локоть ногтями, - я тоже чешусь. Надо скорее к воде, может пыльца какая.
И девицы пошли. С каждым шагом идти становилось все труднее: болели уставшие босые ноги, все больше зудело тело, а лес, будто нарочно, становился все гуще и уводил от знакомых тропок все дальше. Сколько шли они, не ведали. Поначалу держались бойко, насколько могли: про жизнь свою друг другу рассказывали, чуть всплакнули о родных. Помечтали о том, как оно, в Академии, коли она отыщется. А потом так притомились, что и слово лишнее в тягость было.
- Васенка, гляди! - воскликнула Луша. - Водица!
И откуда только силы взялись? Побежала ведьма резвой козочкой туда, где блестело чистое, будто драгоценный камень, озеро. Вода в нем была прозрачная, так что всякую травинку на дне видать. И ни единой рыбешки, ни души.
- Краси-иво, - восхищенно протянула Василиса. - Озеро-то какое диковинное! Так и тянет искупаться!
Долго девицы не думали. Побросали котомки, осторожно зачерпнули водицу горстями, жадно пили прохладную воду, пока не напились вдоволь. Тут и на душе легче стало, и силы будто появились. Решив, что раз уж платьев запасных они не прихватили, ничего не будет постыдного, чтоб без ничего искупаться да сухое надеть. Оставили девицы свои платья на мшистом бережку и медленно вошли в прохладное озеро. Луша, привычная к купанию в речке, радостно плескалась, а Василиса тотчас покрылась мурашками. В родительском доме и кадушка была, в которой от солнца вода грелась, и банька справная.
- Как же хочется скорее в Академию Сказок попасть, - вздохнула она.
- Так и мне хочется, - ответила Луша, брызгая в нее водой.
В тот же миг точно сила неведомая капли подхватила, обрушила на девиц могучим потоком. Изо всех сил отплевываясь, пытаясь не захлебнуться, они лишь слышали, как эхо шепчет:
- Академия Сказок... Академия Сказок...
Девиц выплеснуло на берег, будто рыбешек, попавших в морскую волну. Вот только откуда бы ей взяться в крохотном озерце?
В мокрых волосах запутались водоросли, одежда осталась на берегу. Отплевываясь и отчаянно фыркая, выбрались Василиса и Лукерья на пологий берег. Будто бы и тот же, а словно другой, было в нем что-то неуловимое. Да и платья с котомками кто-то утащил.
- Дела-а, - протянула Луша, выжимая подол нижнего платья. - Чегой-то приключилось такое?
- Не утопли - и то хорошо, - вздохнула Васена, оглядываясь. - Книги вот только жаль.
- Дались тебе эти книги! - возмутилась ведьма. - Ты погляди лучше, где это мы? Разве ж наш это лес? Отродясь в нем таких высоких елей не водилось, чтоб аж небо подпирали. А там будто бы виднеется что?
Девицы взволнованно переглянулись. И правда, виднелся за еловыми лапами высоченный забор с острыми зубьями. Такой ни в жисть не перелезешь. Неужто повезло и ход тайный отыскался?
Не желая больше гадать, бросились Луша и Васена к забору, прямо так, как были, мокрые да лохматые. От радости нахлынувшей они позабыли и про приличия, и про страхи: дюже хотелось убедиться, что не зря все, что там, за забором, все мечты их сбудутся. Вот только сколько бы не бужали они, а ближе не становились. В конце концов девицы совсем поникли, рухнули на траву да пригорюнились.
- Вот знала я, что не все так ладно, - вздохнула Василиса. - Коли всех бы привечали, вход бы не прятали.
- Делать-то чего? - грустно отозвалась Лукерья. - Не обратно же в озеро лезть? Мне домой никак нельзя, живо дорогу в Навь сторожить приставят...
- А меня замуж выдадут, - всхлипнула Васена.
От тяжкой своей участи обнялись девицы, зарыдали в голос, распугивая редких бабочек. Так им было горько, вот взаправду говорят: близок локоток, да не укусишь. И с Академией той неладно вышло. Ни капельки не сомневались Василиса и Лукерья, что там, за островерхим забором именно она прячется, а ходу им в нее не было.
- Срамота, - донесся откуда-то незнакомый девичий голос. - Чегой-то теперь кого ни попадя зазывают?
- Тьфу на тебя, Аленка, - отозвался другой. - Только ты тут и утопла в платье да платочке. Остальные в чем были, в том и явились.
- Ну да, вы вообще в чешуе, - фыркнула Аленка.
- Так телу приятнее, - мелодично засмеялась вторая девица.
- Кто бы спорил, - все еще возмущалась Аленка. - Вот из-за вас теперь мы новеньких и встречаем. Чтоб успокоительным отваром добрых молодцев не поить. Шутка ли, тридцать три девицы в одной лишь чешуе! Все занятия в академии посрывали!
- Ишь, раскудахтались, - проскрипел кто-то. - Новых забирать будете, али водяного просить, чтоб обратно притопил?
Услыхав, что судьба их решается, подскочили Васена и Луша, смахнули слезы да закричали хором:
- Помилуйте, не надо нас топить! Куда хотите забирайте!
- То-то же, а то стоять тута, языками мелют!
- Да мы ж немножечко, дядюшка Леший, - оправдалась Аленка. - Только моргнешь, а нас уже и след простыл!
- Начинаю моргать! - предупредил скрипучий голос.
- Чего застыли? - тощая востроносая девица с бледным лицом и длинной русой косой выскочила из-за дерева. - Бежим, скорее, пока Леший пускает! А то накажут!
Дважды повторять не надо было, девицы подхватились и побежали за Аленкой, стараясь не потерять из виду ее алый сарафан и надеясь, что успеют, пока моргает Леший.
На бегу Луша осторожно коснулась Василисиной руки и шепотом спросила:
- Так Аленка-то, выходит, того, утопла?
- Выходит, и мы?.. - с ужасом ответила Васена.
- Вы чего там остановились? - поторопила девиц Аленка. - Неровен час караул сменится, надо успеть, пока богатырши на страже!
- Богатырши? - охнули хором девицы.
Аленка всплеснула руками.
- Вы чегой-то, совсем об Академии ничего не знаете? Так зачем сюда рвались? Ну слушайте.
И, не сбавляя шаг, она бойко затараторила.
- Академия-то наша уж, почитай, несколько сот лет стоит. Кого тут только не было! Говаривают, сама Яга когда-то захаживала, да только слухи, наверное.
- Почему слухи? - дрожащим голосом поинтересовалась Луша.
- Да она ж первородная колдунья, учил-то ее кто? - фыркнула Аленка. - В общем, учат тут всякого, кто путь нашел. И человека, и не совсем. Вон, волки серые есть, русалки да кикиморы. Ну и люди, конечно. Живут все дружно, всякое бывает, но чтоб насмерть супротив друг друга стоять - ни-ни. Вмиг все воспоминания потеряешь, да за воротами окажешься.
- А теперь кто учит? - спросила Василиса.
- Знамо кто, лучшие колдуны и колдуньи. Ведьминой науке, - она покосилась на Лушу, - правнучка самой Яги, в честь нее названная, Ядвига Ивановна. Она и зельям всяким научит, и целительству, и про мир за кромкой расскажет всякого, аж жуть. Могучая она, к ней сам сын Ильи Муромца, Святозар, сватался, ну тот, что ратному делу учит. Да только отказала она. А остальных-то девиц, кто не ведьмы, наукам всяким Любава Никитична да Настасья Петровна обучают, супруги, стал быть, богатырей наших. Вот уж у кого в руках все спорится! - Аленка восхищенно цокнула языком. - Да вы и сами все увидите, вон уж ворота!
У ворот стояли девицы, много их было, не счесть. Волосы - точно злато, на груди доспехи, сверкающие так, что непривычная Лукерья аж зажмурилась, а Васена с удивлением разглядела чешуйки. Воительницы были крепкими в плечах, сильными в руках и одинаковыми на лицо. Василиса удивленно ойкнула, а Аленка охотно пояснила:
- В чешуе, как жар горя, дочери тридцати трех богатырей.
- Чегой-то они все одинаковые? - прошептала луша.
- А то как же? Сестры же, батюшки-то у них тоже на одно лицо. Девки хорошие, чуть мужиковаты правда. Да и как иначе, коли у самого Черномора на обучении? Да, того самого! А сердца у них добрые, приветливые, так что не пугайтесь.
- Так это они в чешуе появились? - вспомнила Василиса.
- Было дело, - хихикнула Аленка. - Вся Академия поглядеть сбежалась.
Подошли девицы к воротам, где девы-воительницы стояли. "А ну как не пропустят? - подумалось Василисе". Но златовласые девы расступились, радостно приветствуя новых учениц. Аленка будто плыла между ними, отшучиваясь, здороваясь и даже обнимаясь с кем-то.
- Вам во-он в тот терем, - она махнула рукой на самый дальний. - Отыщете там Нафаню, домовой это, он вам и комнату справит, и остальное, чего для жизни надобно. А я побегу, меня Наяда ждет, надо бы мне плавать научиться, чтоб больше никто топить не смел.
Так грустно она это сказала, что Васена и Луша спрашивать не решились, догадались, что старая тут история. Захочет Аленка, сама потом расскажет. Им же самое время отыскать Нафаню да платья справить, не в одних же нижних рубашках щеголять.
- Значит, живая, - с облегчением вздохнула Луша, а Василиса радостно улыбнулась.
Путь до терема девицы быстро преодолели. Уж больно не терпелось им по-настоящему в Академии очутиться, а не только за островерхим забором. Да и платья, мокрые от купания в озере, неприятно липли к телу.
- Есть хочется, - вздохнула Луша, с грустью вспоминая наливные яблоки, оставленные на озерном берегу.
- И это тоже, - не стала спорить Василиса.
Ей куда больше мечталось о книгах из академской библиотеки. Девица представляла их увесистыми, с золочеными фолиантами и особо приятно пахнущими страницами. Такой аромат ей довелось встречать лишь раз, когда бывала она у дальней тетушки в городе. У зажиточной родственницы нашлась целая комната с полками, на которых теснились они: книги. И пахло там будто бы и бумагой, и чем-то неуловимым одновременно. Девица почти все время провела в этой комнате, листая книги и наглаживая корешки, пока тетушка не осерчала, что эдак никогда Василисе мужа не сыскать, и вообще-то ее сюда не просто так отправили. Такого восторга Васене больше испытать не довелось. Теперь же спешила она к незнакомому Нафане, чтобы как следует расспросить его обо всех местах, где в Академии книги живут.
Заветный терем был высоким, расписным с красивыми резными ставенками. Девицы подивились, что ставни все были разные: где-то скалился волк, где-то манила искрящимся хвостом русалка. Дверь оказалась тяжелой, девицы едва вдвоем с ней управились. Подалась она туго, со скрипом, но все же впустила. Так оказались Луша и Василиса в огромном зале, со всех сторон которого уходили ввысь разные лестницы: витые, царские, устеленные алым ковром, небрежно сколоченные из кривых бревен. Будто бы всякий, кто сюда приходил, свою лестницу нес, настолько они между собой непохожи были.
- И где искать этого Нафаню? - вздохнула Василиса, оглядывая пустой зал. - Весь терем обойти нам и седмицы не хватит, вон сколько тут коридоров да лестниц.
- Думаю, искать нам его не придется, - пробормотала Лукерья. - Слыхала я о нем, сам явится, коли позвать правильно. Меду надо побольше, да блюдце...
- Угу, и пирогов да молока. Хороший такой способ, главное, у нас ведь все есть, - фыркнула Васена. - Кто таков этот Нафаня?
- Домовой, их завсегда угощеньем задабривают.
- Домовой, сталбыть, - задумчиво протянула Васена. - А коли домофому встречать нас доверено, сталбыть, на службе он? А коли на службе, так и неча угощение наперед требовать!
- Ох, Василиска, сильна ты языком трепать, - покачала головой Луша. - Толку-то с твоих речей, если он без угощения не явится?
- Не явится, говоришь? - улыбнулась девица. И громко, так, что отозвался голос ее звонкий от стен и разлетелся по всему терему, крикнула, - Это что за домовой, у которого клочья пыли по полу катаются да двери раненным медведем ревут? Ой, непорядок, кому ж тут угощение нести, коли терем заброшен? Пойдем, Лушенька, поищем, кто в этой Академии правит, знамо дело, пропал Нафаня, нового домового звать надобно!
Лукерья охнула и испуганно прижала ладони ко рту. Налетел вдруг воздушный вихрь, враз высушивший девичьи платья, затворивший ставни и разогнавший пыль. В глазах щипало от ветра, да и на ногах устоять было трудно, так силен был вихрь. Девицы обнялись крепко, да завизжали, что есть мочи. Вдруг все стихло. Осторожно приоткрыв глаза, они увидели лохматого старика с длинной белой бородой. На нем была алая рубаха да штаны, подпоясанные золотой тесьмой. На ногах - лапти.
- Это кто здеся шумить?! - сердито спросил он. - Ужо и отойти нельзя, сразу пужать начинают!
- Уж простите нас, - поклонилась Лукерья, сердито зыркнув на смутившуюся Василису. - Позвать вас хотели, а угощений не нашлось. Но мы раздобудем и принесем!
- Тьфу, бестолковые, - беззлобно ругнулся домовой. - Новенькие чтоль? Тута все меня по имени кличут, коли всякий раз за угощение появляться, эдак я в штаны не влезу. Но пряников все-таки принесите, уж больно я на вас осерчал.
Василиса удивленно посмотрела на Нафаню. В то, что он осерчал, ей не верилось - уж больно озорные были у старика глаза. Она улыбнулась, рассудив, что пряников, коли они найдутся, ей будет не жаль. А домовой лучше уж коли другом, а не врагом будет.
- Принесем прянички, принесем, - пообещала она. - Нам бы только...
- Ох, горемычные, - покачал головой Нафаня. - Говорил я Кощею, говорил, неча через озеро водить, нет бы нормальную тропку сделать. Пошли, покажу вам, где жить будете. Там и одежда отыщется.
Бодро переваливаясь с одной ноги на другую, будто колобок с ножками, Нафаня побежал по пустым коридорам. Девицы готовы были поклясться, что перед ним словно стеныы расступались: вот, казалось, мгновение назад и не было здесь этой резной двери, а теперь погляди - появилась. Стоит себе, сверкает искусно вырезанной картиной, на которой изображены...
- Это что же, мы? - охнула от восторга Василиса, разглядывая хрупкие девичьи силуэты.
- Ну не я же, - фыркнул Нафаня. - А иначе как понять, кто где поселился?
- Погодите, так это значит, где ставенки с русалками...
- Русалки тама и живут, - кивнул домофой. - Заходить-то будете али так, из коридора полюбуетесь?
Первой порог переступила Луша, сокрушаясь, что не прихватила с собой кота. Всякой ведь ведьме известно, перед собой надо пушистого мурлыку пускать, чтоб и злых духов отогнал, и с домовым... Девица покосилась на Нафаню. Нет, с домовым тут самой надо договариваться. И заселиться не успели, а уже задолжали крутобокому хранителю пряников.
Василиса осторожно огляделась и улыбнулась. Комната оказалась просторная и светлая, с белеными узорчатыми стенами и доброй сотней свечей в медных подсвечниках. Большое окно с распахнутыми ставнями пропускала столько света, что Васена невольно зажмурилась.
Хоть жить девицам и предстояло вместе, да кто-то позаботился и словно надвое комнату разделил. По правую руку стояла кровать с покрывалом цвета топленого молока, шкаф из светлого дерева, пока еще пустые полки для книг и тяжелый стол, рядом с которым обнаружился поистине царский стул с мягким сиденьем и чуть изогнутыми ножками. По левую руку кровать тоже была, но покрывало на ней - цвета осенней травы, глубокого болотного цвета. Остальная мебель тоже была темнее, из мореного дуба. А вместо книжных полок обнаружился пузатый, сверкающий начищенными боками котелок.
- Ляпота... - протянула Василиса, проводя ладонью по нежной ткани покрывала.
- Ляпота там, - довольно прищурился Нафаня и махнул в сторону неприметной двери, за которой девицы, визжа на весь терем от восторга, обнаружили огромную купальню с самым настоящим краном для воды и ночной горшок.
- Эдак и бегать никуда не надо, будто царевны какие, - восхитилась Луша.
Радостно вскрикивая, они с Василисой забегали по комнате, открывая шкафы, высовываясь в окно, то и дело открывая вентиль и пуская воду, а потом и вовсе застыли, обнявшись.
- Вот бесенята, - добродушно хмыкнул Нафаня. - Книги-то не забудьте. Да на обед ступайте, пока Печка не осерчала.
- Печка? - удивленно переспросила Василиса.
- А то кто же? Она, родимая. Эх и пироги у ней румяные выходят, - мечтательно протянул домовой. - Да и каши тоже хороши. Ну, чего расселись, поспешите, говорю! Я за дверью жду.
Девицы послушно закивали и ринулись наряды выбирать для первого в своей жизни обеда в Академии Сказок.
Раскрасневшиеся от волнения, девицы неловко переминались с ноги на ногу у дверей трапезной, куда их заботливо привел Нафаня. Заветное место оказалось в том же тереме, где им предстояло жить, только ниже на три лестницы и выше на две. Как такое может быть? Пока Луша и Васена бежали за неожиданно проворным домовым, поняли, что терем мало того, что зачарованный, так еще и пошутить не прочь. Лестницы и коридоры тут располагались так странно, будто кто-то ими чихнул, да разбрызгал. Вот и выходило, что сначала нужно было трижды спуститься вниз, затем пробежать по широкому коридору, свернуть в галерею, пройти по мостику, дважды подняться наверх...
- Хоть хлебные крошки кидай, - фыркнула Лукерья. - Эдак мы дорогу в наши покои ни в жисть не сыщем!
- А клубочек на что? - хитро прищурился Нафаня.
- Какой клубочек? - не поняла Василиса.
- Так вот этот, путеводный, сталбыть, - подмигнул домовой. - Я-то гадал, когда про него спросите.
- Как можно спросить про то, не знаю, что? - рассердилась Васена.
- Туточки всякое можно, - пожал плечами Нафаня. - На вот, не потеряй.
Алый клубок с толстой нитью перекочевал в подставленные ладони Васены. Нафаня со вкусом чихнул, огляделся и радостно заметил:
- Усе, девоньки, пришли. Вон она, сталбыть, трапезная. А мне пора, - и он исчез, словно растворился впрямо в воздухе.
Луша на всякий случай поводила по пустоте руками, убедилась, что домовой и правда исчез. Пока неясно было, лучше с ним или без него, но как бы то ни было, а в трапезную идти им предстояло вдвоем с Васеной.
Девицы толкнули тяжелую дубовую дверь, которая поддалась лишь с третьего раза, и застыли на пороге огромной залы.
- Красотища какая, - благоговейно прошептала Луша, разглядывая расписные стены, длинные дубовые столы, ломящиеся от самой разной снеди.
Ее шепот утонул в общем гуле, который тотчас стих, едва народ заметил робко стоящих на пороге девиц. Первым к ним подбежал юноша, зачем-то обнюхал, и, подвывая, сообщил остальным:
- Лю-юди.
- Конечно, люди, - дрожащим голосом ответила Луша. - А то кто же?
Трапезная взорвалась от общего хохота. Юноша улыбнулся и пояснил:
- Пафнутий я, оборотень. А тама вон, Лелея, она, сталбыть, русалка, самая, что ни на есть, настоящая.
Он махнул в сторону златоволосой девы, обнаженной до пояса, прикрытой лишь волосами. Разглядеть то, что ниже, мешала большая кадушка, в которой сидела русалка.
- А енто Аленка, она...
- Ступай, Пафнутий, - засмеялась Аленка, подбегая к растерявшимся девицам. - Мы уж познакомились. А у тебя там мясо без пригляду.
Оборотня мигом с места сдуло: видимо, оставлять без пригляду в трапезной ничего нельзя. Особенно еду. А проворная Алена подхватила Лушу и Васену под руки и потащила к одному из столов, где сидели одни девицы. По правую сторону - разодетые в яркие платья да сарафаны, в косах ленты, на ногах нарядные лапоточки. По левую - в простых немарких платьях, волосы распущены, спадают на плечи, на головах цветочные венки, а ноги босы.
- Тебе, Васена, к чаровницам, - Аленка махнула туда, где сидели девицы с косами. - А Лукерье к ведьмам.
Встречали Василису и Лушу радостными улыбками, словами добрыми. На столе - бульон наваристый да румяные пироги, а в кувшине - ягодный компот.
- Не зря мы так сюда хотели, - восщищенно шепнула проголодавшаяся Лукерья. Аленка кивнула.
Не успели девицы отобедать, как зазвонил вдруг колокол. Вмиг исчезло все со столов, а чаровницы и ведьма, как, впрочем, и все остальные, разом куда-то засобирались.
- Держись своих, - подсказала Аленка Луше, увлекая Васену за собой.
Аленка по извилистым коридорам неслась еще быстрее, чем путеводный клубочек. Василиса с непривычки пробежала мимо нужного поворота, воротилась, боясь потерять новоявленную подругу, но, к счастью, Аленка уже сама выскочила ей навстречу.
— Не зевай, — укорила она. — Опоздаем на «домоводство», будем до вечера квакать!
— Как это, квакать? — не поняла Васена.
— Как лягушки на болоте, наказание у Настасьи Филипповны такое. Поменьше языком шевели, побольше лаптями!
Подгоняемая Аленкой, Василиса почти вбежала в просторную светелку, где уперев руки в крутые бока чинно расхаживала барышня в алом платье. Волосы ее были собраны в тугие русые косы, стянутые белыми лентами, на поясе повязан передник. Остальные чаровницы с придыханием следили за каждым шагом наставницы, стараясь не упустить ни слова из того, что она произносила. При виде Аленки, Настасья Филипповна нахмурилась было, но заметив Василису, сухо кивнула.
Девицы поспешили за свободный стол, на котором уже расставлены были плошки с разной снедью: капустными листами, румяными яблочками, куриными яйцами и мукой. В кувшине обнаружилось молоко, а на блюдечке — масло.
— Пироги-и, — восхищенно прошептала Аленка. И тихонько объяснила ничего не понимающей Василисе. — Настасья Филипповна, супруга Добрыни Никитича, домоводству учит. Как убраться дочиста, пятна всяческие выстирать, богатыря своего сытно накормить. А уж какие пироги печет, закачаешься! Сама печка у нее рецепты выспрашивает. Неужто и нам свезло, научит?
— А чары как же? — не поняла Василиса.
— Когда в животе пусто, никакие чары не помогут, — отозвалась Аленка.
Василиса спорить не стала, у нее и на сытый живот никаких чар не имелось. Оттого и ждала она пуще остальных уроков именно чародейского. А пироги ей печь и прежде приходилось, когда с матушкой и батюшкой жила. Да и по хозяйству хлопотала. Оказалось, недостаточно.
Стоило Настасье Филипповне открыть рот, воцарилась в светелке такая тишина, что слышно было, как бьется в оконце одинокая муха. А уж как сказывать начала, тут чародейки засуетились, достали перья да пергаменты, заскрипели, чтоб ни единого словечка не потерялось. Оказалось, что и пироги печь — наука великая. Муку-то просеять надо, чтоб тесто пышное было, благословения на пироги испросить, чтоб поднялось хорошо, да выпекалось румяно. Много еще премудростей всяких Настасья Филипповна поведала, а потом в ладоши звонко хлопнула и говорит:
— Времени у вас до заката.
— Настасья Филипповна, — робко спросила Аленка, — а проверять-то кто будет?
И снова замерли чародейки в ожидании ответа, будто бы и в этом было какое таинство. Василиса с ними замерла, опасаясь, вдруг за неправильный пирог в лягушку превратят. А наставница лишь усмехнулась:
— Шут с вами, малахольные, — засмеялась она. — Приведу вам богатырей! Только чур не чаровать, мигом заквакаете!
Заверив Настасью Филипповну, что чаровать никто и не собирался, девицы бросились кухарничать. Отовсюду слышались досадные возгласы: то яйцо мимо кадушки кто уронит, то тесто к пальцам прилипнет, да так, что не оторвать. Кроме Аленки да Васены пироги здесь никому не удавались. А уж когда до начинки дошло, Василиса и вовсе смеха не сдержала: девицы так спешили, что яблоки нарезали прямо с огрызками да косточками.
— Знатные пироги выйдут, — хихикнула она. — А что за богатыри-то, что все переполошились? Те самые, о которых в летописях сказывают?
— Нет, что ты, — отмахнулась Аленка, старательно заплетая из теста косичку, чтобы украсить круглый яблочный пирог. — Ученики Добрынины. Красавцы, как на подбор. Плечи — во! Ручищи — во! За таких и замуж пойти не стыдно.
— Так уж и за всех не стыдно? — восхитилась Василиса. — Девицы-то не сноровистые, ладно хоть старательные.
— Девицы тут не сноровистые, оттого что царевны. Все за них прежде маменьки да нянюшки делали, вот и не научились. Для них тут все в новинку. Зато носа не задирают, в грамоте помогают, коли попросишь. Наставники тут строгие, Нестор ох как непонятливых не любит, дюже серчает.
— Тоже в лягушек превращает? — ужаснулась Васена.
— Хуже! — отозвалась Аленка. — Строчки писать заставляет, пока мозоль от пера не появится.
— С грамотой и царевнами понятно. С богатырями в общем-то тоже. Замуж я не хочу, мне учеба важней.
— Это ты еще их не видала просто, — фыркнула Аленка, ойкнула и бросилась ставить пирожки в печь.
Василиса только плечами пожала. Ей таких богатырей и дома хватило, не от того она из родной деревни бежала, чтоб в те же сети угодить. Пироги у нее и дома справные выходили, румяные, с хрустящей корочкой да сладкими яблочками. Такие и тут испечь нетрудно было. Главное для себя Васена услыхала, кроме домоводства здесь и другие уроки есть, грамота, например, чародейство. Сталбыть, точно не зря.
Она мерно раскатывала тонкое тесто, раскладывала печеные сахарные яблочки, узорчато защипывала края, чтоб в печи не раскрылись, не вытекли горелым соком. В приоткрытое окно слышалось, как щебечут на улице птички. Доносился свежий аромат зеленой листвы, спелых яблок, что висели прямо тут на дереве, лишь руку протяни. Васена глянула в окно и охнула, разглядев на соседнем дереве золотистую грушу. Недолго думая, она вытянула руку, сорвала сочную грушу, споро нарезала и бросила в пирог, перемешав с яблоками. Потом вдруг собственной смелости испугалась. А ну как груши тут какие-нибудь заповедные, сорвешь такую, обернешься каким-нибудь козленочком или еще чего похуже.
Решив как-нибудь осторожно выспросить о них у Аленки, Василиса прибрала на столе, подмела пол и уселась на лавку ждать, пока пироги поспеют. А пока они в печи румянились, Васена лениво слушала, как мечтали девицы о богатырях, хвалили их крепкие плечи, умелые руки и румяные щеки. Будто все, как на подбор, прекрасные царевичи, только и думающие о том, как бы супругу среди чаровниц отыскать. От таких мыслей Василисе было весело, но девиц она не осуждала. У каждой свои мечты, у кого-то — науками овладеть, у кого-то — богатырем.
Лукерья спешила за ведьмами, стараясь не упустить шустрых босоногих девиц из виду. Краем глаза заметила она, как скрылась Василиса с чаровницами за поворотом, а Луше, как оказалось, путь лежал прочь из терема. Ведьмы, весело переговариваясь, бежали к лесу, тому самому, где вынырнули из озерца они с Васеной.
Прежде казавшийся мрачным да неприступным лес теперь преобразился: приветливо шелестели деревья, а солнечные лучи путались в их кронах, веселыми пятнышками плясали на извилистой тропке. Луша и синие ягоды на кустах углядела, но рвать не стала. Всякая ведьма знает, в чужом лесу хозяйничать не след. Хотя ведьмы в академии были, прямо сказать, с причудами.
Вроде и явились не вчера, да только то и дело ойкали и ворчали, наступая на острые коряги. Две болтливых девицы даже ухитрились заплутать, кричали да аукали, пока их не отыскала за широким дубом крепкая ведьма в зеленом платье. Она казалась старше и увереннее, чем остальные, и Луша решила держаться подле нее, целей будет. Оказалось, девица еще и умом не обижена:
— Ты откуда такая будешь? — с интересом спросила она. — Меня Ярославой кличут.
— А я Лукерья, — улыбнулась девица. — Из Трипятнадцатого царства...
— Постой! Неужто самой Яги правнучка? Так ты ж... — она прижала широкую ладонь ко рту. А потом пробормотала изумленно, — Чудные дела творятся...
— Всякие творятся, — отмахнулась Луша. — Врата в Навь и без меня есть кому схоронить, а я пока наукам обучусь всяческим. А ну как силы мне не хватит али премудростей каких?
Ярослава задумчиво пожевала губу, а потом медленно кивнула, соглашаясь. Премудростей, знамо дело, много не бывает. Она оглядела Лукерью с ног до головы, словно оценивая. Приметила загрубевшие от ходьбы по лесу босые ноги, прицокнула одобрительно, глядя на тонкие проворные пальцы с мозолями от плетения оберегов.
— Ох, непросто тебе здеся будет, Лукерья, — покачала она головой. — Эти то, — она кивнула головой в сторону остальных ведьм, — не за премудростями явились, а за женихами. И что-то мне подсказывает, что и ты неспроста от доли своей тяжкой сбежала.
— Неспроста, — кивнула Луша. — А и пускай будет, как должно. Коли суждено мне одинокой каргой врата сторожить, сталбыть, ворочусь домой да приму свою силу. А вдруг свезет?
— И премудрости, — ехидно напомнила Ярослава, и девицы тихонько засмеялись.
Так, за легкой беседой Лукерья не заметила, как вышли они прямо на лесную опушку, где стояла крепкая изба. На крыльце их уже ждала крутобокая домовитая баба. Глаза у нее были зеленые, точно листья, а улыбка теплая, словно солнечный лучик. В русых косах запутались грибы да ягоды, и вот чудеса, они словно и не портились.
— Добрались, девоньки, — ласково поприветствовала она юных ведьм, и те отозвались радостным гулом. — Ну полно, дело у нас сегодня непростое, не у всякой выйдет. А попытаться надобно. Да и времена сейчас такие...
— Какие? — тотчас шепотом спросила Луша у Ярославы.
— После расскажу, — отмахнулась та.
— Я гляжу, у нас гостья? Али обучаться удумала? — послышался мягкий голос, и все ведьмы повернулись к Лукерье. Она смутилась и тихо ответила:
— Обучаться, коли позволите.
— Отчего бы не позволить, — засмеялась женщина. — Ты, поди, догадалась, кто я?
— Лешачиха? — осторожно произнесла Луша.
— Верно, — и снова улыбка озарила румяное лицо супруги Лешего. Казалось, что она и вовсе не умеет хмуриться и злиться. — А ты?..
— Лукерья, из Трипятнадцатого царства, — вздохнула юная ведьма.
— Понимаю, — одобрительно качнула головой Лешачиха. — Сама такой была, не желала матушкин дар принять, да только судьба-то везде отыщет.
— А какой дар? — полюбопытствовала Лукерья.
— Знахарка она, — пояснила Лешачиха. — Мне-то казалось, в травах разбираться много ума не надо, да и скучно это. А теперь вона как, среди них и живу. Ну, девоньки, поспешим, пока солнце еще высоко!
И они поспешили. Лес оказался невелик, сразу за ним простилалось поле, полное пестрых цветов. Лешачиха забралась в самую серединку, блаженно прищурилась, подставляя румяное лицо теплому солнцу, а потом обратилась к ведьмам:
— Кто знает, зачем мы здесь?
Со всех сторон послышался шепот, а потом одна из девиц выпалила:
— Травы для отвара собирать?
Ярослава фыркнула, сдерживая смех, а Лешачиха покачала головой.
— Кто ж вот так запросто собирает? Всякой травинке свое время. Ох, девоньки, огорчаете вы меня. Ночью сегодня полнолуние, али забыли? — снова послышался шепот. — То-то же! Самое время теперь силушкой природной напитаться, а тут и место подходящее.
— И что, — пискнула черноволосая девица, — так всем и достанется?
— Сила не пирог, Маланья, — отозвалась Лешачиха, — чтоб все по кусочку разбирали.
Тут Лукерья поняла, что коли надо, может Лешачиха и суровой стать, да только печалить супругу лесного хранителя ей не хотелось. А что делать она и так догадалась, хоть прежде и не доводилось.
— А можно я попробую? — робко попросила Луша.
Лешачиха задумчиво пробормотала:
— Пробуй, коли не шутишь. Что делать, знаешь?
Чувствуя на себе внимательные взгляды ведьм, Лукерья кивнула. Встала так, чтобы пальцы ног смотрели туда, где опустится через несколько часов солнечный блин за верхушки деревьев. Подняла руки, ладонями к небу. И зашептала благодарственные слова всему живому и неживому, что питает издавна всякую ведьму своими силами. Трижды повторила Луша, а когда ей показалось, что ничего не вышло, вдруг почувствовала она необъяснимую легкость, словно подняло ее, как пушинку, да на землю обратно опустило.
— Сильна, — одобрительно сказала Лешачиха. — А ну, девицы-красавицы, становитесь. Слушайте заветные слова, да повторяйте за мной. Только от сердца, не пустозвоньте.
Ведьмы загалдели, как деревенские куры. Толкаясь, словно им на широком поле тесно, одна за другой поворачивались они лицом к заходящему солнцу. Лишь Ярослава подмигнула, да осталась стоять подле Луши.
За ужином в трапезной было шумно. Собрались и те, кто к обеду не поспел: богатыри, что под предводительством Добрыни сыновей первого Горыныча догнать пытались, златокудрые племянницы Черномора, сторожившие заветным академские врата, юные домовята, наказанные Нафаней за какую-то провинность и теперь ворчащие, что весза ь день оттирали ведьминские котелки от застарелых зелий.
Громче всего смеялись за тем столом, где то и дело мелькала светлая голова Богумила. Младший сын Ивана, бодро размахивая руками, что-то рассказывал, остальные царевичи хохотали так, что аж богатыри к ним подсели, не стерпели.
— А оно ка-ак полыхнет, — воскликнул Богумил.
— А ведьмы-то чего? — спросил кто-то. За ведьмаческим столом мигом стало тихо, Луша даже услышала, как тихонько бормочет проклятье пяточной мозоли Ярослава. Завидев, что губы остальных колдуний также шевелятся, а милосердие у них явно было не в чести, Лукерья со вздохом зашептала обережное заклятье. Эдак они хором так Богумила проклянут, что одна лишь пяточная мозоль от него и останется.
— Да ничего, — неожиданно смутился царевич. — Даже не взвизгнули.
— И Лешачиха не наказала? — недоверчиво поинтересовался тот же голос.
— Чего не знаю, того не знаю, — фыркнул Богумил. — Мы с Горынычем раньше улетели.
Трапезная взорвалась от молодецкого хохота. К проделкам наследника самого Ивана все привыкли, оттого никто и переживать не стал, когда грозный голос, исходящий словно из самих стен, потребовал Богумила немедля явиться пред светлы очи верховного наставника.
— Верховный наставник это кто? — шепотом уточнила Луша у Ярославы.
— Папенька его, — хихикнула ведьма. — Вы ж туточки недавно, акромя покоев своих да нескольких наставников никого и не видывали. Значицца так, слушай.
— Ох, постой, я Васену кликну, — всполошилась Лукерья.
Едва любознательная Василиса уселась подле ведьм на лавку, Яра завела рассказ:
— Стал быть, так. Академия наша, уж почитай, полвека на нонешнем месте стоит. Построили ее здесь не случайно, сказывают, именно здесь впервые чудо сказочное произошло: Иван-царевич меч-кладенец прямо из земли вытащил, когда с Кощеем бился. Это после уже сели они да потолковали, миром все разрешилось. Но поляну сокровенную приметили, когда решили недорослей сказочной науке учить, вспомнили про волшебное место, теремов понастроили. Верховный, стал быть, наставник туточки — сам Иван-царевич.
— А он чему учит? — заинтересовалась Васена.
— Да ничему, — фыркнула подбежавшая Аленка. — Всем супруга его заправляет, Василиса Премудрая. Он за порядком приглядывает, чтоб не нападал никто, да ученики дел не натворили.
— Плохо, видать, приглядывает, — засмеялась Васена. — Коли сын его...
— Ты на Богумила не гляди, — покачала головой Яра. — Пусть он и недолгого ума, да колдовских сил в нем достаточно. От матушки унаследовал. И вот что чудно, стоит ему колдовать начать, вмиг преображается.
— Это как? — удивилась Луша.
— А так, недаром за ним ведьмы по пятам ходят. Чудо как хорош, силен, могуч... И главное-то что, дурь всю будто ветром сдувает, — пояснила Ярослава.
— А наукам-то всяческим учиться сюда хоть кто-нибудь пришел? — возмутилась Василиса. — Только и разговоров про богатырей да царевичей, а как же книги всякие?
— Книги, Василисушка, это хорошо. Да только кто, акромя Василисы Прекрасной, красоте женской научит? Кроме Настасьи Филипповны — пирогам да похлебкам правильным?
Васена только отмахнулась. Про заповедные груши вспомнила, покраснела смущенно. В самом деле, не ей девиц попрекать, что прежде всех желаний мужа хорошего отыскать мечтают. Она, может, за наукой и бежала, женихов ей и в родной деревне хватало. А таких черноволосых, с глазами цвета ночного неба ни единого не встречала. Взглянул бы он на нее, коли пироги бы подгорели? Позвал бы на груши глядеть?
После трапезы разбрелись девицы по своим покоям. Поднимались здесь затемно, еще до крика первых петухов, как Василиса Прекрасная наказывала. Поговаривали, прежде она лягушкой зеленой была, да только при правильном уходе любая жаба царевной станет. Главное, чтоб душа была светлая, улыбка искренняя да руки золотые. Всего этого у бывшей лягушки было вдосталь, оттого и приглянулась она старшему брату Ивана-царевича. По давней традиции, нарекли его также Иваном, вот и вышло, что в одном роду два Ивана да две Василисы сошлись.
— А не много ли Василис на одну Академию? — задумчиво пробормотала Луша, расплетая рыжие косы. — Глядишь, и тебе второе имя достанется.
— Главное, чтоб не обидное, — вздохнула Васена. — Чаровницы говаривали, до того, как Кощея победил, верховного наставника все Иван-дурак кликали. Только об этом тсс, не говори никому.
— За такое недолго и с Академией проститься, — хихикнула Лукерья. — Знамо дело, молчать буду. А ты чего почивать не ложишься?
— Я потом, — смутилась Василиса. — Я же книги тутошние разглядеть не успела, так сейчас хоть одним глазком...
— Ну давай, добрых снов, — улыбнулась Луша, с блаженным видом забираясь под покрывало.
— Добрых снов, — отозвалась Васена.
Убедившись, что подруга уж третий сон глядит да в подушку сладко посапывает, Василиса бросилась к огромному платяному шкафу, что высился на ее половине. Сколько бы не убеждала себя девица, что она только на груши поглядеть, да только и растрепанной да ненарядной пред Ратиславом показаться не хотелось. Переплела она наскоро золотые косы, надела темно-синее платье и белые сапожки, приготовилась было ждать, как вдруг кто-то тихонько постучал.
Сердце Василисы забилось испуганной птицей, а ну как Луша проснется, засмеет. Хотя видела же она, как подруга в трапезной на Богумила глядела, не стала бы она осуждать. Как бы ни боялась Васена, а дверь отворять все же отправилась.
— Я уж решил, что ты передумала, — с легкой полуулыбкой укорил Ратислав. Как и прежде одет он был в черную рубаху и черные штаны. Одобрительно взглянул на Василису, отчего та смущенно потупила взор, и почти ласково произнес. — Морозно вечером, озябнешь.
Ратислав шел спокойно, не оглядываясь по сторонам. Васена же отчего-то то и дело подпрыгивала и охала, стоило только заслышать шорох или хруст ветки под ногой. Она же так никого и не спросила, отчего зовутся груши заповедными, почему идти глядеть на них надобно ночью. Вдруг они с Ратиславом и вовсе идут в запретное место? Правнук Кощея и так наказан, пуще некуда, а ей, Василисе, в Академии остаться хочется.
- Никак испугалась? - уголком губ усмехнулся Ратислав. - Хочешь, назад воротимся?
Васена гордо подняла голову, взглянула в глаза богатыря, теперь казавшиеся черными, словно угольки. И о чем она только думала? Высек бы батюшка хворостиной за такие дела, коли узнал, да и прав был бы! Увязалась за незнакомцем, да еще и в ночи! Эка невидаль, груши! Да в родной деревне груш этих едва ли не больше, чем капусты в поле!
- И ничего я не испугалась, - вымолвила упрямица прежде, чем подумала, что это была последняя возможность вернуться в терем.
- Ла-адно, - протянул Ратислав, лукаво поглядывая на девицу.
Василиса почувствовала, как к щекам прилил жар. Хоргошо еще, что в ночи не видать, как засмущалась она от одной лишь улыбки правнука Кощея. Больше Ратислав ни слова не сказал, пока не подошли они к высоким причудливым воротам, за которыми едва проглядывался сад: так густо оплела ворота виноградная лоза.
- Что же это, никто за садом не глядит? - удивилась Васена.
- Отчего это? Глядит, знамо дело, никто его без охраны не оставит.
- Да какая охрана, - Василиса всплеснула руками. - Ты погляди, вон крохотный цветочек под виноградом к солнышку тянулся, да сил не хватило, увял. А если бы лозу подвязать, так и цветочку хорошо, и... Ох...
От испуга Васена спряталась за спину Ратислава, позабыв о всяких приличиях ухватила его за рубаху и прижалась лбом. И было чего испугаться: прежде наглухо запертые ворота с тихим шорохом распахнулись, явив огненное диво. Огромная прекрасная птица, охваченная алым пламенем, глядела прямо на Василису крохотными глазами-бусинками.
- Я знал, что она тебе понравится, - самодовольно произнес Ратислав, обращаясь к птице. А после повернулся к Васене. - Выходи, не бойся. Помнишь, я говорил, что заповедный сад сторожат? Так вот, встречай, Жар-Птица.
- Та самая? - восхищенно охнула девица и потупила взгляд.
Много слышала она о диковинной птице, а как с ней себя вести - не ведала. К счастью, сама стражница сада не смутилась. Голос у Жар-Птицы был звонким и мелодичным, словно кто-то колокольчиком звенел.
- Как звать тебя, девица? - молвила она.
- Ва-василиса, - пролепетала Васена.
- Цветочек, стал быть, мой пожалела? Уж сколько веков я этот сад стерегу, а ни разу такого не встречала. Виноград сорвать али груши - это запросто, а чтоб о травинке подумать - такого никогда.
Василиса снова покраснела, не признаваться же, что и она ничуть не лучше! Шла-то за грушами.
- Васена все успевает, - хмыкнул Ратислав.
- Ты давай тут не шали, - рассердилась Жар-Птица. - Ишь, охальник, коли прадед тебе позволил яблочки молодильные брать, так не значит, что...
- Да ладно тебе, - дружелюбно улыбнулся правнук Кощея. - Сама давеча жаловалась, что тоскливо тебе, поговорить не с кем. Вот, привел.
- И то верно, - смилостивилась птица.
Настал черед серчать Василисе. На себя. Ишь, размечталась, чтоб сам наследник великого Кощея на нее внимание обратил. Будто он пирогов в своей жизни не видывал. Да кому она здесь нужна, коли вокруг столько девиц распрекрасных?
- Ну, ступай, Ратислав, не мешай! Не для твоих ушей мои речи.
Жар-Птица распушила огненные перья, однако правнук Кощея уходить не спешил. Он внимательно посмотрел на притихшую от обиды Василису, задумчиво что-то пробормотал себе под нос, а после твердо сказал:
- Не сегодня. Я обещал показать грушевое дерево.
- Ты? - птица расхохоталась. - Сам?! Учти, у меня здесь косточки все посчитаны, а Василису я в обиду не дам!
- Лети уже, - недовольно буркнул Ратислав.
- Чтоб все сошлось, понял меня?!
- Тьфу на тебя, - разозлился правнук Кощея. - Да не собирался я!
Звонкий, как колокольчик смех Жар-Птицы еще долго звучал, а самой ее уж видно не было. Василиса испуганно застыла посреди огромного заросшего сада. Неспроста стражница о косточках заговорила, неужели и вправду с недобрыми мыслями ее сюда Ратислав привел? Ну она ему так запросто не дастся! Васена сжала кулачки и воинственно посмотрела на правнука Кощея. Тот стоял опустив голову и закрыв лицо руками, плечи его мелко подрагивали от хохота.
- Ты бы себя видела! - простонал он. - И чего только делать собиралась? Бежать али сразу в бой?
Он раскинул руки в стороны, открывая грудь для удара, но смеяться не перестал. В черных глазах плясали озорные искры.
- Давай, я готов! - веселился Ратислав.
Василиса обиженно поджала губы, повернулась было к воротам. Испугал, а теперь потешается. Дались ей эти груши? После у Аленки расспросит или еще у кого. А может, и вовсе прямиком к Жар-Птице подойдет, отчего бы и нет? Не успела девица и шагу ступить, как налетел буйный ветер, подхватил подол платья, растрепал тугие косы.
- Сюда! - крикнул за спиной Ратислав, мигом растерявший все веселье.
Сильной рукой он обхватил Василису, пряча от ветра и утаскивая куда-то вглубь сада. Девица упиралась, пыталась кричать, но порывы воздуха мешали даже сделать вдох.
"Пересчитает поутру Жар-Птица косточки... " - подумалось Васене.
На этой отнюдь не светлой мысли девица и вовсе перестала понимать, что происходит. Ратислав выругался куда-то в сторону, подхватил ее на руки, крепко прижимая к себе. В ушах звенело и свистело, сознание туманилось. Будто бы пробиралась Василиса сквозь крутой студень, да ни конца, ни края ему не видела. В миг, когда ей и вовсе показалось, что вокруг пустота и темнота, откуда-то издали раздался взволнованный голос Ратислава:
- Василиса, Василисушка!
Луша металась по комнате. Ее сладкий безмятежный сон нарушил жуткий, пробирающий до самых косточек, свист. Едва распахнула глаза ведьма, бросилась к постели Василисы и с ужасом обнаружила, что кровать пуста. Подруги не оказалось ни в купальне, ни даже в огромном платяном шкафу, который Лукерья открывала от отчаяния.
Девица задумчиво огляделась. Окна были плотно закрыты, даже ставенки перед сном на всякий случай затворили, однако занавески колыхались, словно по комнате гулял неосязаемый ветер.
- Везде проверила? - кусая губы, бормотала Луша. - Где же она, не могла же сквозь землю провалиться?
Ведьма снова вбежала в купальню, заглянула в огромную лохань, потом поискала под кроватями. Нет, Васены точно нигде не было. Тяжело вздохнув, Лукерья принялась одеваться. Бросать подругу в беде, а где она еще могла быть, когда снаружи такой жуткий свист, девица не желала, однако и замерзнуть в ночи ей не хотелось. Наскоро набросив простое платье и теплую цветастую шаль, обнаруженную в шкафу на ее половине, Луша поспешила к дверям, где и столкнулась с вернувшейся Василисой.
- Дела-а... - от неожиданности протянула ведьма.
Васена выглядела так, словно ей только что подметали двор. Золотые волосы растрепались, на щеках проявились пыльные полосы, а прежде чистое и аккуратное платье висело мятыми, кое-где даже рваными лохмотьями. Оправившись от первого потрясения, Луша захлопотала:
- Где же это ты так? А ну, давай, садись скорее, сейчас я тебе отвар наколдую, как новенькая будешь.
- Спасибо, Лушенька, - тихо отозвалась Василиса. - Не нужно отвара, все хорошо.
- Да как же хорошо? - удивилась ведьма. - Ты на себя погляди, словно напал кто!
- Напал кто... - эхом отозвалась Васена. Она задумчиво поглядела на закрытое окно. А потом мигом подобралась вся, встрепенулась, словно пленчик, и заговорила как и прежде, бойко и твердо. - Вот что, Лушенька, неспроста это все. Вправду ты говоришь, словно кто напал, а кто это был - мне неведомо. Но чудо, что спасти удалось, коли не Ратислав, собирали бы мои косточки по всему заповедному саду.
- Ох и страсти ты говоришь! - ужаснулась Луша, а после удруг улыбнулась. - Так ты никак жениха нашла? Вот это ты скорехонько, не успели и седмицы в Академиии пробыть!
- Да какое там, - отмахнулась Василиса. - Всех и дел-то было, что по саду гуляли. Говорила же, не хочу быть мужней женой, чаровницей умелой хочу.
- А все-таки с Ратиславом пошла, - фыркнула ведьма. - Признавайся, хорош?
- Дюже хорош, - не стала спорить будущая чаровница. - Да дело не в нем. Чудные дела в Академии творятся, Лушенька, мы едва сумели ноги унести. Но главное - как ни выспрашивала я у Ратислава, что и как, молчил, будто воды в рот набрал. Ни единым словечком не обмолвился, что за напасть такая. А там жуть жуткая!
- Это какая же?
- Сперва ветер налетел, да такой могучий, что я едва и сама ввысь не унеслась. А потом вдруг словно оглохла и ослепла, шагу ступить не могу, будто держит что-то тугое и колючее. И страшно, Лушенька, дюже страшно, что никогда это не закончится. В ушах свистит, вдохнуть нечем...
- Ох и жуть! - покачала головой Лукерья. - А как выбрались?
- Не поверишь, все стихло. Мигом, словно и не было. И мне любопытно...
- Только не говори, что хочешь узнать, что это было! - испугалась ведьма. - Коли можно было, нам бы еще днем рассказали. Ну или Ратислав твой...
- То-то и оно, - возмутилась Васена. - Дела явно темные творятся, а мы с тобой ни сном, ни духом. Отчего мы вообще решили, что за воротами Академии - как за стенами каменными? И на кого мы можем здесь надеяться, коли все тайны свои хранят пуще чем матушка янтарные бусы?
- И то верно, - согласилась Лукерья. - Да и вообще, зря что ли я колдовать училась? Коли от всякой опасности прятаться, толку от того колдовства?!
На том и порешили: выведать поутру все, что можно. А пока Лукерья отправилась спать, а Василиса - смывать с себя пыль и дурные мысли, черными змейками вползавшие в голову. Не только тайна, повисшая над Академией ее волновала. Она думала о правнуке Кощея, ухитрившемся ничего толком о себе не сказать. Можно ли ему верить?
Проснулись девицы неожиданно бодрыми и отдохнувшими, словно и не было полубессонной ночи. Наскоро собравшись, они устремились в трапезную, ибо нет места лучше, чтоб тайны всякие выпытывать. Где еще за одним столом и ведьмы, и чаровницы соберутся? Вот только оказалось, что выпытывать ничего не придется: в трапезной стоял такой гул, словно кто-то разбудил пчелиный улей. Давеча столы были расставлены поодаль друг от друга, чтоб сидели за ними кто с кем пожелает. Девицы догадались, что хоть и дружелюбно все здесь друг к другу относились, да стол делить предпочитали со своими. Теперь же кто-то сдвинул столы в один огромный, а за ним вразнобой сидели ведьмы, русалки, оборотни и чаровницы. И ни единого богатыря. Златокудрых дочерей тридцати трех богатырей тоже видно не было.
- Лушенька, Василиса, вот вы где! - радостно воскликнула Аленка, сидевшая за столом между ведьмой и оборотнем. Завидев девиц, те подвинулись, оставляя место подле Алены. Она шустро наколдовала тарелки с пшенной кашей, щедро сдобренной маслом, и заговорщицки прошептала, косясь в сторону печки. - Пирогов не ждите, подгорели. Дюже расстроилась печка, да тут не попишешь. Такие дела творятся, что все на стреме быть должны...
- Это какие такие дела? - тотчас поинтересовалась Василиса. Любопытство не помешало ей зачерпнуть ложку ароматной каши и прищуриться от удовольствия. Все-таки чаровницы, хоть и недоученные, дело свое знали. Тотчас ей стало совестно, что так поздно они пришли, не помогли девицам с завтраком.
- А вы будто ночью не слыхали? - удивилась Аленка. - Свистело-то как, ажно уши закладывало!
- Слыхали, - кивнула Луша. - Так чего свистело-то?
- Кто, - поправила чаровница. - Знамо дело, Соловей. Уж, почитай, добрую сотню лет пробиться не может, а все никак не угомонится!
Сильно было колдовство Василисы Прекрасной: одним лишь взмахом руки зачаровала она место подле себя так, чтоб проявились на нем очертания Академии, но не теперешней, а той, какой была она несколько десятков нет назад. Стоял заветный терем средь лесов, подставляя солнцу золоченые крыши, а вокруг него клубилась тьма, да такая плотная и вязкая, что хоть ложкой ешь. А в тереме, напротив, искрился яркий сказочный свет, наполняющий все живое. Тут и Жар-птица огнем полыхала, и русалки радостно плескались в академических прудах, и дядька Черномор залихватски посвистывая муштровал богатырей.
Вдруг задрожало все, затрещало, наполнилось диким, раздирающим душу свистом. Таким, как слышала этой ночью Васена. Она поискала глазами Ратислава, не нашла, заволновалась. Куда ушел правнук Кощея в ночи? Жив ли? А Василиса Прекрасная все колдовала. Вот выступают из тьмы едва различимые тени, подходят к Академии все ближе, несут с собой черноту. Но стоит им коснуться невидимой преграды, что прямо у врат сотворена, как с противным писком расползаются они бойкими ящерками, отступая.
— Всякий знает, что не бывать сказке, коли волшебства в ней нет. И пусть оно у каждого свое, да всякое сгодится, — начала Василиса Премудрая. — Академия Сказок возникла тогда, когда собрались несколько могучих чародеев, чтоб юных недорослей колдовству учить. И место выбрано было неспроста. Волшебство повсюду, разлито в воздухе, мерцает в реках, а начало свое все ж берет от священных источников, коих по всей земле лишь три. Один глубоко в море-окияне, так глубоко, что и не пробраться к нему. Второй — высоко в горах, там, где снежная шапка скрывает любые следы. А третий здесь. И именно он не дает покоя тем, чья сила слабеет.
По залу пронесся шепот, уж больно слова Василисины в душу запали. Всякий старался свое сказать, да только получалось плохо, все так перепугались, что едва ли слышали друг друга. Васена сидела ни жива, ни мертва, с ужасом придумывая все более страшные места, где мог бы теперь оказаться Ратимир. И сама себе удивлялась: разве было ей дело до тех, кто в отчий дом свататься приезжал? Что с ними теперь? А только волновалось сердце девицы за молодца с глазами темными, как сама ночь.
Луша же задумчиво крутила на пальце кончик длинной рыжей косы и думала о своем. О том, как много разных чародеев на земле, как хорошо, что они с Васеной все же по эту сторону Академии, а не по ту, что черная. А еще о том, что отказалась она врата Нави сторожить, а все же что-то сторожить ей придется.
— Глянь, Богумил явился, — прошептала Луше сидящая подле нее Ярослава.
Лукерья подняла глаза и увидела сына Ивана-царевича. Белая рубаха на нем зияла рваными прорехами, на лице — грязные полосы, словно он по земле полз. Без мальчишеской улыбки его лицо казалось чужим, незнакомым. Луша было подумала, что слишком уж долго разглядывает сына Ивана, но тот вдруг встретился с ней взглядом и едва уловимо подмигнул. Сам же верховный наставник, узрев своего наследника, мигом поднялся со своего места и подошел к Богумилу, о чем-то тихонько переговариваясь. А Василиса Премудрая, тем временем, продолжала, глядя как сменяют друг друга картины, наведенные чарами Василисы Прекрасной.
— Сегодня ночью слышали мы лютый свист. Значит, совсем они близко, не дальше, чем в паре седмиц пути. Сталбыть, нам нужно быть готовыми.
— К чему готовыми? — раздался голос любознательной Аленки.
— Скажи мне, Алена, — вопросом на вопрос ответила Василиса Премудрая, — всякая сказка из каких сил состоит?
— Колдовских? — наобум брякнула Аленка.
— Это понятно, — кивнула наставница. — Но колдовство же разное бывает. Во всякой сказке есть две стороны...
— Добро и зло! — догадалась девица. Василиса Премудрая кивнула, а мысли Аленки резвыми скакунами неслись дальше, не задерживаясь внутри. — Выходит, в Академии собрались силы добра или те, кто на светлую сторону перешли? А прочие, злые, пытаются до источника добраться?
— Верно думаешь, — похвалила ее наставница. — Так и выходит. И свист Соловья-разбойника, и чары,что Лихо Одноглазое наводит, и прочая нечистая сила, что верными псами подле них кружит, дожидаясь, что и им кусочек от источника достанется.
— А почему они не отправятся к другому источнику? — уточнила пытливая Ярослава. — В море-окияне понятно, а в горы?
— Всякий источник жив, пока его питают, — пояснила Василиса Премудрая. — Только здесь и чудеса творятся, и сказки сказываются. А в горах питать источник некому, иссох.
— Дела-а, — протянула Ярослава. — И что же делать?
— Готовиться, — прозвучал голос Ивана-царевича. Беседа его с Богумилом была краткой, но, судя по всему, весьма содержательной. На лбу его появились тревожные морщины, а слова звучали решительней, чем прежде. — С этой минуты всякие занятия ваши будут не только для мирной жизни, но и чтобы в битве впрок пошли. Пред лицом опасности всем сплотиться придется.
Он звонко хлопнул в ладоши, оповещая о том, что теперь следует расходиться на эти самые занятия. Ведьмы и чаровницы, перешептываясь, поспешили в палаты светлые, где обосновалась Василиса Прекрасная. Все в этих палатах было ладно: и цветастые занавески, и самотканые ковры, устилающие пол, и кружевные скатерти, покрывающие столы. Прежде учила Василиса девиц, как красоту женскую сохранить да приумножить, как царевича очаровать безо всякого колдовства. А еще охотно делилась способами вывести кожные хвори, выбелить волосы али отрастить крепкую косу взамен крысиного хвостика.
По лицу наставницы было видно, что слыла она веселой хохотушкой, но сегодня ей было не до смеха. Она обвела взглядом притихших девиц, тяжко вздохнула и молвила:
— Научу я вас такие чары наводить, чтоб никто вас ни приметить, ни отыскать не смог.
Чародейки с ведьмами удивленно зашептались. В том, что Василиса Прекрасная в них мастерица, сомневаться не приходилось: сколько лет в лягушачьей шкуре пряталась. Да только разве ж не разгадают враги их хитрости, коли вдалеке от болота вдруг добрая сотня лягушек заквакает.
Далеко идти не пришлось, вскоре Богумил потянул Лушу к небольшому, невесть откуда взявшемуся в лесу пригорочку. С одной стороны он был пологий, а с другой — словно погрыз кто. Луша глядела и дивилась, кому пришло в голову ковырять пригорок? Правда, присмотревшись, она поняла, что этот загадочный кто-то расковырял узкий и глубокий лаз куда-то внутрь, а после — заботливо прикрыл его ветками и травами. Ни в жисть не отыскать, коли не знать, где. Богумил знал, хитро улыбаясь, отбросил ветви и кивнул, приглашая Лукерью внутрь.
— Я туда не пойду! — прошептала ведьма, с опаской поглядывая на сына Ивана-царевича. А ну как Богумил рассудком помутился, али вовсе под чарами какими.
— Пойдешь, там Василиса Прекрасная искать не будет, — так же тихо ответил Богумил.
— Это еще почему?
— Потому что никто в логове Горыныча прятаться не решится, — пояснил наследник Ивана-царевича. — А еще, она его недолюбливает, говорит, пока в замок к Кощею нес, платье измял да косы растрепал.
— Какие косы?! — возмутилась Луша. — Она же погибнуть могла!
— Да брось, все знают, что это традиция такая, чтоб суженого на силу да могущество проверить. Отчего, по-твоему, Кощей до сих пор живой? Сколько раз иглу его ломали? То-то и оно!
Лукерья, наивно полагавшая, что Кощей живой оттого, что Бессмертный, а не оттого, что про иглу в сказках врали, попятилась и сердито взглянула на Богумила.
— А ну, признавайся, для чего мне помогаешь? Никак Горынычу своему скормить хочешь?
— Ага, чтоб летал шустрее, да выдыхал не пламя, а сразу ведьмины зелья, — расхохотался молодец. — Приглянулась ты мне, вот и все. А сейчас времена темные, не до глупостей.
— А ты, стал быть, ко мне с глупостями? — ехидно уточнила Луша.
— Тьфу, бабы, покоя от вас нет, — рассердился Богумил. — Не с глупостями, я вообще не о том! Полагается как, благословения батюшки спросить, с дарами к тебе явиться и ждать.
— Чего ждать?
— Пока ты чего надумаешь. А я погляжу, ты такая догадливая, что я скорей состарюсь, чем дождусь.
— Раз ты у нас такой умный, — фыркнула обиженная Луша, — так полезай сам к своему Горынычу!
Она повернулась и устремилась было прочь, но Богумил цепко схватил ее за руку. Лукерья качнулась, не удержалась на ногах и упала на сына Ивана-царевича. Тот от неожиданности сделал неуклюжий шаг назад, нога нащупала пустоту, и Богумил, крепко сжимающий Лушу в обьятиях, полетели в логово Горыныча.
Выкопал себе трехглавый змей пещеру глубокую, такую, что летели до дна Луша с Богумилом целых три вдоха, а после пребольно ударились о земляной пол. Потирая ушибленные места, ведьма подскочила и зашипела сквозь зубы:
— А ну говори, что тут полагается тем, кто девице платье измял да косы растрепал?
— Да ничего не полагается, — растерялся добрый молодец. — И вообще, спасибо бы сказала, я весь удар на себя принял. Если бы не я, ты бы так запросто парой шишек не отделалась!
— Если бы не ты, я бы вообще сюда не упала! — возразила Луша.
— Зато теперь тебя точно до обеда не найдут, — улыбнулся Богумил. — И выбраться сама ты не сможешь, значит, не зря падали.
— Отчего это?
— Да ты что, счастья своего не ведаешь? — искренне изумился сын верховного наставника Академии. — На твоем месте всякая девица оказаться мечтала, а я тебя выбрал!
— Так развыбирай обратно, — пожала плечами ведьма.
Ей, как любой девице, мужское внимание было жуть как приятно. Вот только Богумил, при первой встрече так ей понравившийся, отчего-то оказался избалованным и невоспитанным. Даже в глухой деревушке, что граничила с их лесом, молодцы были обходительнее. Цветы полевые дарили, пряники да кренделя всякие. И слова приятные на ушко шептали. Сама-то Луша не знала, ей деревенские девицы рассказывали. А тут на тебе, царевич сыскался! Того и гляди скажет, что это она должна ему за кренделями бежать. Не так себе Лукерья суженого представляла.
— Не могу обратно, — вдруг признался Богумил.
— Это еще почему?!
— Судьба такая, коли выбрал кого — навсегда.
— Ну тогда тебя только пожалеть можно, — фыркнула Луша. — Я себе кого покраше найду. Чтоб плечи широкие, глазищи синие...
— Ага, и уста сахарные, и говорит, будто реченька льется? — хмыкнул Богумил.
— А ты почем знаешь?
— Я тоже эти сказки читал, — радостно сообщил молодец. — И все там такие одинаковые, что аж тошно. Девица всенепременно с длинной русой косой, кроткая и податливая, как березка на ветру.
— А тебе, стал быть, такие не по нраву? — прищурилась Луша.
— Были бы по нраву, стал бы я за тобой бегать? В зеркало-то глядела? Косы рыжие, будто солнцем поцелованные, глазищи ведьмины зеленые, как трава после дождя. Да и на березку ты мало похожа, скорей уж на колючку какую, крыжовник там. С виду ягодки неприметные, а вкусные.
— Неприметные, значит?! — возмутилась Лукерья. — А ну, возвращай меня наверх, немедля!
— Так обед же еще не скоро, — попытался возразить Богумил.
— Немедля, говорю!
Луша гневно топнула ножкой и поморщилась. Кажется, пока падала, ударилась. Но это ничего, в ее покоях травки всякие отыщутся, да и склянка с настоем от ушибов имеется. Только бы из лаза обратно в лес выбраться. Она покосилась на Богумила, тот задумчиво ковырял носком сапога темно-коричневую гору, все это время громоздившуюся в углу. Куча вдруг заворочалась, а потом и вовсе открыла два огромных желтых глаза, моргнула...
— А-а-а! — завизжала Лукерья, бросаясь к стене. Спасения девица не нашла, от отчаяния лишь закрыла глаза ладошками. А когда услышала хриплый голос, и вовсе едва не лишилась чувств.
— Славная девица, голосистая, — восхитился кто-то.
— То-то и оно, — донесся голос Богумила. — Орет пуще испуганной совы. Вертай, говорит, наверх!
— Ну так и вертай, — отозвался хриплый голос.
Луша осторожно приоткрыла один глаз, а потом и второй. На полу пещеры сонно потягивался трехглавый змей, изредка фыркая дымом. И именно его сейчас молил о помощи Богумил.
Отфыркиваясь и отплевываясь от налетевших в раскрытые пасти листьев, Горыныч выбрался из пещеры. Стоило его лапам обрести под собой твердую почву, качнулся змей да крыльями взмахнул, одна из его голов при этом лукаво подмигнула притихшей было Луше. Богумил, не прикрытый змеевыми крыльями, бранясь и цепляясь за скользкую чешую, слетел наземь, подскочил и возмутился:
— Поосторожнее надо!
— Тю, говорю же, болезный, — притворно пожалел отбившего зад богатыря ехидный Горыныч. — Ты уж не оставь его, Лушенька, пропадет.
Лукерья хохотала, пока хмурый Богумил помогал ей спуститься со спины трехглавого змея. Попрощавшись с Горынычем, ведьма и богатырь бросились обратно в академический терем. Оказалось, что пока оони лясы в пещере точили, остальные уж с заданием управились и разбрелись кто куда: удачливые — на обед, а те, кто от внимательных глаз Василисы Прекрасной не укрылся — к лекарю, чары снимать. Наставница пошутить любила, особо шумным, кто хихиканья не сдержал али шуршал в кустах сильно, наколдовала медвежьи лапы. Девицам, что себя пожалели да в грязную болотную жижу лезть отказались - волосья кикиморские. Каждой по заслугам воздалось.
У входа в терем Богумил отчего-то смутился и признался, что прямо сейчас должен быть совсем в ином месте. Заверив богатыря, что дорогу в свои покои отыщет, Лукерья отправилась в их с Василисой светелку. К обеду лучше бы переодеться да ноги от земли отмыть, негоже в трапезную с налипшими на стопы листьями являться. Васена, судя по раздающемуся из купальни плеску, решила также.
- Лушенька, это ты? - звонко спросила она.
- А то кто же, - подтвердила ведьма. - Не отыскала тебя наставница?
- Не отыскала! - радостно отозвалась Васена. - Я деревце зачаровала, оно меня кроной своей укрыло до самых пяточек. А ты где укрылась?
Смеясь, поведала Луша подруге о знакомстве с Горынычем, загадочном Богумиле и тайной пещере. Василиса слушала, не перебивая, в нужных местах охая, в других - радостно посмеиваясь вместе с ведьмой.
Совсем скоро чистые и одетые в свежие платья Васена и Луша уже бежали в трапезную, гадая, что на этот раз приготовила печка, не тоскует ли она, может, развлечь чем. Оказалось, от утренней тревоги волшебная печь уже отошла, радуя разномастных учеников академии румяными капустными пирогами, кренделями, присыпанными сахаром, и пышущими жаром ватрушками. Домовята наварили щей, разложили в глиняные горшочки сметану. Тут только девицы поняли, как проголодались.
За столом царила оживленная беседа. Ведьмы и чаровницы расселись вперемешку и гадали, каким будет следующий урок. Бодро постукивали деревянные расписные ложки, плескались в бочках русалки. Казалось, словно и не было страшных утренних вестей, словно продолжила Академия жить обычной жизнью. И только Василисино сердце тревожилось: Ратислава и на обеде не оказалось. Проследив ее взгляд, сидящая подле нее Аленка вздохнула:
- Совсем уморил богатырей Черномор. Ратное дело - это хорошо, да и границы беречь надобно, но и про обед забывать неладно...
Тут Васена с ней была согласна. Пока никто не видел, собрала она в платочек пирогов и спрятала в сумку, твердо решив отыскать Ратислава. Благо до следующего урока еще оставалось немного времени. А пропускать его любознательная Васена ой как не хотела. Назывался урок "Основы колдовства", а вела его сама Василиса Премудрая. Да как вела! Поговаривали, что у нее колдовать научился бы и тот, в ком отродясь ни единой толики волшебных сил не водилось. Васена на этих словах лишь грустно вздохнула: она полагала, что она и есть из этих самых, неволшебных.
Пообещав Луше, что скоро вернется, и осторожно выспросив Аленку, где те границы, которые богатыри сторожат, Васена выбежала из Академии и побежала к кромке леса. Спроси ее кто, отчего она о Ратиславе беспокоится, вряд ли смогла бы Василиса ответить честно. Она и себе признаться боялась, что черноглазый правнук Кощея ей попросту приглянулся. Вот и решила: коли спросит кто, скажет, что он ее от свиста соловьиного спас. А уж когда и как - это она рассказывать не будет, оправдывайся потом, отчего в ночи в заповедный сад пошла.
Богатырей чаровница отыскала без труда: шумные и веселые, они бодро переговаривались меж собой. Рядом, выпрямив спины и поблескивая золотыми шлемами, прохаживались дочери тридцати дрех богатырей, кокетничая, будто царевны. Разглядев черную магушку Ратислава, Василиса поморщилась: подле него стояли сразу две златовласые воительницы, по-хозяйски положив руки ему на плечи.
- И чего я сюда пришла? - пробормотала чаровница. - Нужна я ему больно, у него девиц вон, целое войско.
Васена повернулась, чтобы отправиться обратно в Академию, да неловко наступила на тонкую веточку. Та обиженно хрустнула. Мигом смех богатырский стих, а испуганная Василиса не придумала ничего лучше, чем метнуться к ближайшему ежевичному кусту, на бегу уговаривая его укрыть девицу от глаз людских.
- Пойду погляжу, - раздался голос Ратислава.
Чаровница затаила дыхание. Ей и без того было стыдно, что явилась к богатырю, а теперь и подавно. А ну как отыщет он ее сидящую в кусту, как потом сказать, что в ежевике позабыла? Еще и среди прочих богатырей ославит, пойдет по Академии слава дурная. А правнук Кощея, тем временем, остановился подле заветного куста, внимательно на него поглядел. Ухмыльнулся, а потом неожиданно крикнул:
- Нет тут никого, тихо все, - и шепотом добавил, - вылезай, а то исколет тебя ежевика.
Под насмешливым взглядом черных глаз Василиса выбралась из куста и смущенно опустила взгляд. Что тут скажешь? И спрятаться у нее не получилось. Да и вообще...
- Заплутала? - участливо поинтересовался Ратислав. - Али проверяешь, заповедная тут ежевика или обычная?
- Ты как меня нашел? - вспыхнула румянцем Васена.
- Тоже мне загадка, - фыркнул богатырь. - Небось просила от людских глаз спрятать? А я, как бы тебе сказать...
- Ох, я и не подумала вовсе, - еще больше смутилась девица. Как она могла позабыть, что правнук Кощея никак не мог быть простым человеком, стал быть, и от глаз его такой просьбой не спрячешь.
Поутру девицы в трапезную бежали так, будто ни единой крошки всю седмицу не ели. Луша и Васена проговорили всю ночь. Василиса восхищалась мужеством и статью правнука Кощея, осторожно, чтоб подруга не подумала чего дурного. Слова такие изыскивала, будто бы только и нравится ей то, как он при соловьином свисте себя повел. Луша понимающе улыбалась, но девичье сердце не обманешь, видела она, как блестят Васенины глаза, когда она о Ратиславе говорит. Лукерья же игриво вздыхала, что наказ у нее от Горыныча, спасать, стал быть, Богумила, а не то пропадет. Василиса кивала и соглашалась, мол, правда, куда ему без Луши. Как он вообще столько лет без ведьмы обходился не сгинул с его-то буйным нравом.
— Делать-то чего? — пробормотала задумчиво Луша, накручивая кончик косы на палец. — Я ж чего бежала, замуж хотела. А из Богумила какой муж? Смех один.
— Смех али нет, рано говорить, — рассудительно ответила Василиса. — Я вот одно знаю, коли жених не по нраву, будь он и ликом прекрасен, и в бою смел, и богат, да только счастья с ним все одно не видать. Будешь сидеть и вздыхать по тому, о ком сердце беспокоится.
— И то верно, — согласилась Лукерья. — А ты? Ты ж учиться собиралась... Наукам всяческим.
— А я и теперь собираюсь! — рубанула Васена ладонью воздух. — Вот как раз сегодня в сказочную библиотеку пойду.
— Как же ты туда попадешь? — удивилась Луша. — Говаривали ведьмы, закрыта она на семь замков да на слово заветное. Ключи-то отыскать еще можно, а вот слово... Погоди! Уж не правнук Кощеев тебя туда провести вызвался?
Василиса могла и не отвечать, все и так ясно было по враз зарумянившимся от смущения щекам. Лукерья понимающе хмыкнула, но говорить ничего не стала. Не хотела она, чтоб хрупкое счастье подруги от нее неосторожных слов пошатнулось. Да и Васена ей лишь добрые советы давала, ни единого разочка ничем не упрекнула.
Теперь же девицы, раззадоренные ночными беседами, спешили в трапезную, чтоб хоть одним глазком перед уроками на богатырей своих взглянуть. По пути они встретили Аленку, на ходу заплетающую вторую косу. На лбу у нее красовалась свежая ссадина.
— Проспала, — пояснила она, заметив удивленный взгляд подруг. — Уж просила я Петю, ну еще немножечко не кукарекать, потом еще немножечко... В общем, на пятый раз он осерчал, да клюнул по лбу, чтоб наверняка проснулась.
Петух, как оказалось, у Аленки был нравный и на всю Академию известный. Тот самый, что саму лисицу из лубяной избушки прогнал. Судя по одинаковым ссадинам на лбу, несчастная птица с трудом пробудила сегодня добрую половину учеников.
— А к нам, интересно, отчего не залетел? — чуть обиженно спросила Луша.
— Наверное, встали рано, — отозвалась Аленка. — Он ведь только тех будит, кто опаздывает. Надо ему зернышек принести, что ли, а то завтра совсем заклюет...
Печка сегодня была в прекрасном настроении. Столы ломились от разных пирогов, булочек с сахарной посыпкой и круглешками заморского изюма внутри, блинчиков с ягодным вареньем и, конечно, кашей. Тут девицы поняли, что за ночь они и правда так проголодались, что едва не забыли бросить быстрые взгляды на стол, где прежде сидели богатыри. Сегодня все были в сборе, бодро переговаривались, дружески подшучивали над Богумилом, ухитрившимся потеряться с путеводным клубочком.
— Задумался, говорю я вам! — отбивался он, но видно было, что весело Богумилу ничуть не меньше, чем остальным.
Ратислав задумчиво глядел на пирожок и в общем веселье не участвовал. Вдруг он поднял голову и посмотрел прямо на Васену, от чего девица охнула, покраснела и тотчас отвела взгляд. Правнук Кощея улыбнулся своим мыслям, а пирожок все-таки съел.
— Василиса-а! — потянул ее кто-то за рукав. — Ты, никак, уснула? Идем, говорю!
Растерянная Васена с удивлением узнала в говорящей Аленку. Стол чаровниц почти опустел, да и среди ведьм остались лишь Лукерья да Ярослава.
— Нестор, конечно, зла на опоздавших не держит, но и не привечает. А нам ему еще за весь год сказки сказывать, — поделилась она. Ярослава в подтверждение этих слов кисло улыбнулась, вспоминая, как в прошлый раз перепутала Ивана-царевича с другим Иваном, тем, что умом не блистал.
— Бегу! — отозвалась Василиса, с сожалением в последний раз косясь на Ратислава. Тот, казалось, никуда не спешил. — А что за сказки?
— Вообще-то Нестор не по этим делам, — уже петляя по бесконечным коридорам тараторила Аленка.
— Да, летописец он, — подтвердила Ярослава. — Да только кто ж лучше него все сказки-то знает?
Едва она это сказала, перед подругами, будто прямо из воздуха, распахнулась приветливо яркая резная дверь. Василиса хотела было разглядеть, что на ней изображено, но Аленка недвусмысленно подтолкнула ее в спину.
— Верно, девицы, никто, — улыбался добродушный длинноволосый и белобородый старик, оказавшийся прямо за дверью. На нем был расшитый золотом алый кафтан и черные штаны, а на ногах неожиданно растоптанные лапти. На лавке у окна внимательная Васена приметила гусли. — А я гляжу, бежите, дай, думаю, подсоблю. Чего ноги зря топтать?
— Благодарствуем, дядюшка Нестор, — почтительно поклонилась Ярослава. Девицы, не раздумывая, за ней повторили. А удовлетворенный ответом летописец взмахом руки пригласил подруг занять свои места.
Комната у Нестора оказалась просторная и светлая. Столов здесь не водилось, лишь широкие лавки, накрытые узорчатыми покрывалами. Расставлены они были полукругом, чтобы всем было одинаково хорошо видно летописца.
— Вот и собрались все, — голос у Нестора был добрый и приятный на слух, словно бархатный. Да разве мог бы быть иным голос у того, кто издавна сказы разные записывал да людям рассказывал? — Слыхали ли вы, красны девицы, что за напасть у нас приключилась?
Вмиг в комнате стало шумно. Все хором принялись рассказывать, пока Нестор трижды звонко в ладоши не хлопнул.
— Ну полно, я уж и так понял, что что-то вам да рассказали. Да только не все. А что упустили, о том я сейчас поведаю. Стал быть, дело было так. Рассказывала Василиса Премудрая о том, что есть в нашем мире источники волшебные. Один из них находится высоко в горах, так высоко, что не добраться до него. Второй — глубоко в море-окияне, там, где одни лишь киты да водоросли. Третий здесь, в Академии Сказок. Именно от него колдовство наше начало берет. Всякий, пред кем отворились врата Академии, может к нему прикоснуться. Да и вы чувствуете, наверняка, как разгорается здесь крохотный волшебный огонечек, что прежде тлел едва уловимо в вашем сердце.