Вера ненавидела вечерние заказы. После семи город менялся — воздух становился плотнее, тени ложились иначе, а люди... люди превращались в хищников. Они дымили прямо в лицо, говорили сквозь зубы, смотрели так, будто раздевали не только одежду, но и кожу, добираясь до самых страхов.
Но три ставки — это три ставки. А когда в холодильнике пусто, а до зарплаты еще неделя, выбора не остается.
Это был складской район. Здание без вывески, окна заклеены газетами. Код от двери пришел за две минуты до встречи — шесть цифр и ноль шансов, что это легально. Вера прислонилась лбом к холодному металлу двери, закрыла глаза. Сосчитала до трех. Открыла.
На входе стоял мужчина с лицом, словно высеченным топором — грубым, угловатым, безразличным. Проверил паспорт, сверил фото, посмотрел на нее так, будто оценивал мясо на рынке. Кивнул на лестницу. Ни "здравствуйте", ни "проходите". Просто кивок.
Вера поднималась по ступеням, и с каждым шагом сердце билось громче. В ушах пульсировала кровь. Ладони вспотели. Она сжала ручку сумки так, что ногти впились в кожу.
Дверь на третьем этаже была приоткрыта.
Внутри — табачный дым, приглушенный свет, запах кофе и чего-то металлического. Четверо мужчин.
Латиноамериканец с золотой цепью толщиной с палец развалился в кресле, будто это его гостиная. Рядом — нервный тип в пиджаке, листал документы дрожащими руками. Еще двое — русские.
Один молчал. Сидел неподвижно, и от этого казался еще более опасным.
А второй...
Он обернулся, когда Вера вошла. И мир качнулся.
Не потому что он был красив — хотя был. Резкие черты, жесткая линия скул, темные глаза. Но дело было не в этом. Дело было в том, как он смотрел. Не оценивал. Не изучал. Он просто видел. Все. Сразу.
Вера почувствовала, как холод расползается по спине.
— Переводчица? — голос низкий, спокойный, но каждое слово ложилось как печать.
— Да.
Она едва узнала свой голос.
Он продолжал смотреть. Секунда. Две. Три. Потом кивнул и развернулся к остальным.
— Начнем.
Вера отступила к стене, достала блокнот. Телефон положила на край стола — так, чтобы видеть экран. Стандартная процедура. Два свайпа, одно касание — диктофон включен.
Она делала так всегда. На каждом заказе. Защита. Если клиент потом скажет "ты перевела неправильно" или "ты что-то упустила" — у нее будет доказательство. Запись. Ее страховка.
Никто никогда не замечал. Никто не спрашивал.
Разговор начался обтекаемо. Латиноамериканец заговорил первым — размашисто, с акцентом:
— So, about the shipment. Twenty containers, correct?
Вера машинально перевела:
— Итак, насчет груза. Двадцать контейнеров, верно?
Главарь кивнул. Ответил коротко:
— Да. Но маршрут меняется.
— Yes. But the route is changing.
Латинос нахмурился:
— Why? We agreed on Miami.
— Почему? Мы договорились на Майами, — перевела Вера.
— Майами паленый, — ответил молчаливый русский, впервые подав голос. Грубый, с хрипотцой. — Там коп один... как его... Моралес. Слишком много вопросов задает.
Вера перевела:
— Miami is compromised. There's a cop... Morales. He's asking too many questions.
Латинос резко сплюнул на пол.
— Morales is a problem? I can make him not a problem.
— Моралес — проблема? Я могу сделать так, чтобы он перестал быть проблемой, — перевела Вера, стараясь не думать о том, что именно имеется в виду.
Главарь покачал головой:
— Нет. Лишнее внимание. Меняем на Хьюстон.
— No. Too much attention. We change to Houston.
— Houston? — латинос не выглядел довольным. — My people aren't there.
— Ваших людей там нет, — перевела Вера.
— Мои — есть, — сказал главарь просто. — И таможня у нас в кармане. Две недели назад передали.
— Mine are. And we own customs there. We bought them two weeks ago.
Латиноамериканец откинулся на спинку кресла. Усмехнулся.
— You bought customs? Expensive.
— Вы купили таможню? Дорого.
— Окупится, — главарь пожал плечами. — Один груз — и мы в плюсе. Остальное — чистая прибыль.
— One shipment and we're even. Everything after is pure profit.
Вера переводила, но руки начали потеть. "Груз". "Купили таможню". Это было не оборудование. Совсем не оборудование.
Молчаливый русский наклонился вперед:
— А что с Бристолем? Прошлая партия застряла.
Вера замялась. Переводить или нет? Вопрос был на русском, к латиносу не обращен...
Главарь ответил, тоже по-русски:
— Бристоль решен. Человека, который тормозил, больше нет.
Вера почувствовала, как холодок прошелся по спине. "Больше нет" прозвучало слишком... окончательно.
Латинос нахмурился:
— What are they saying?
Вера быстро перевела:
— They're discussing a previous issue in Bristol. It's been resolved.
— Resolved how? — латинос не отставал.
Главарь посмотрел на него долго. Потом усмехнулся.
— Quietly.
— Тихо, — перевела Вера, и ее голос прозвучал глухо даже для нее самой.
Нервный тип в пиджаке наконец заговорил — быстро, сбивчиво:
— And the documentation? Clean?
— А документация? Чистая?
— Безупречная, — ответил главарь. — Все оформлено как медицинское оборудование. Сканеры, томографы. Таможня пропустит без вопросов.
— Perfect. Documentation is clean. Everything's registered as medical equipment. Scanners, tomographs. Customs will wave it through.
Медицинское оборудование. Конечно. Вера почти поверила бы — если бы не все остальное. Не "купленная таможня". Не "человека больше нет". Не то, как они смотрели друг на друга. Как волки, делящие добычу.
Латинос потянулся, достал сигару:
— So, money. When?
— Итак, деньги. Когда?
— Половина при отгрузке, половина при получении, — главарь говорил так, будто речь шла о покупке мебели. — Стандартные условия.