Перо серого беркута

— Лери, поторопись! — раздраженно рявкнул Михаэль. Однако Лери и не подумала торопиться, чуть вздрогнув от рыка мужа, она только крепче прижала к груди ребёнка.

— Лери, ты… — скрипнула дверь, и в комнату просунулась встрёпанная голова. Оглядевшись в поисках жены и увидев, чем она занимается, Михаэль замер. Жена кормила их четырёхмесячного сына. Зрелище всегда завораживающее и упоительное, моментально забыв, что они куда-то опаздывают, он скользнул в спальню. Подойдя к кровати, осторожно опустился рядом, затаил дыхание и через плечо жены стал смотреть, как сосет и причмокивает кроха. В груди растеклось тепло, горло сдавил спазм, а губы растянулись в широкой умиленной улыбке — Северус, желанный, любимый…

Сейчас-то всё хорошо, кошмарный февраль позади, близнецы реабилитированы и сданы отцу, теперь тот сам их кормит из бутылочки. Михаэль невольно передернулся, вспоминая тот случай, когда вторая бригада спасателей доставила в больницу роженицу, пострадавшую в автокатастрофе… Дурдом, водила-таксист отделался сломанной рукой и парой ушибов, а у беременной женщины начались преждевременные роды. Во время их Мелисса Энн Франкель и скончалась. Но её дети, близнецы, крошечные недоношенные мальчики, выжили. Но над ними всё равно висел Рок, во всем Зальцбурге не было ни одной кормилицы, на смесях же младенцы долго не протянут. Казалось бы, малыши обречены, но тут на свет заторопился Северус, его собственной жене пришло время рожать. А там и молоко появилось, для всех троих, для Северуса, Дэвида и Калеба.

Сынок сладко засопел носиком, Лери подняла голову, глянула на мужа и шепнула:

— Спит, можем ехать…

Осторожно отнеся ребёнка в кроватку, она неслышно собралась и, кивнув мужу, направилась к двери, Михаэль нехотя поднялся следом. Пора было ехать в Инсбрук за документами.

Федеральная земля Зальцбург была оплотом благочестия и целомудрия, и все дела, которые начинал окружной суд, проводились с дьявольской дотошностью, чуть ли не с рождения прадеда любого преступника. Судебный процесс, который затеял против Валерии Гренкович один неуравновешенный ученик, тянулся вот уже полтора года, он подал на неё иск после того, как она отхлестала его кнутом. Между прочим, за дело! Но ущемленная гордость побитого ученика требовала расплаты — крови и компенсации за моральное нанесение ущерба. Потому что актеров бить нельзя! Да, к сожалению, Лери подняла руку на заслуженного артиста, телезвезду австрийского телевидения. Но Лери, со своей стороны, тоже была права, её ученик нарушил правило её Школы — ударил лошадь. И почти год кропотливой работы в одну секунду улетел впустую, коту под хвост. Стукнутая лошадь снова перестала доверять человеку, а именно этого почти год добивалась Лери, активистка и подвижница нового метода воспитания лошадей — она практиковала и продвигала в массы свободную езду в стиле «либерти», то есть езда без уздечки. И вот подошло время получить окончательный вердикт решения суда, и для этого им предстояло съездить в Инсбрук. После недолгих сборов они наконец-то собрались, вышли во двор, Мэри Энн вышла проводить, дом оставался на неё и Дога, конюха-гувернера-дворецкого.

Австрийские Альпы обычно не дают большого простора для разгона самолетов, поэтому больших аэропортов здесь нет, один-единственный крупный региональный аэропорт имени Моцарта располагался в четырех километрах от Зальцбурга и всего в двух — от границы Германии. Но супруги Гренкович не планировали дальние поездки, до Инсбрука, можно сказать, рукой подать… потому и решили воспользоваться услугами частника, перевозящего малые грузы и пассажиров на небольшие расстояния. Пилота звали Штефан Вайнер, и он нежно любил свою «Птичку», как называл свой вертолет. Вертолет был хорош, темно-синий, почти черный корпус украшали изображения молний, узко-обтекаемый и стройный, ладная и надежная машина. Лопасти несущего винта медленно вращались, со свистом рассекая весенний воздух, молодая трава пригнулась и заплясала в порывах винтового ветра, ожил и коротко застрекотал второй, рулевой винт. Лери и Михаэль неспешно двинулись к вертолету, который, разогреваясь, ждал их на просторе луга пустой левады. Погрузились, пристроили сумки, пристегнулись и нацепили на головы радиошлемы. Пилот, дождавшись знака от Михаэля, кивнул, проверил связь и начал взлет. Лери вздохнула, глядя, как уплывает вниз земля и дом №4 по Блицгертнергассе, как до самого горизонта раскинулись обширные левады и озерная гладь, и словно увеличился мир, как это всегда бывает с высоты птичьего полета. Михаэль, полжизни пролетавший на этих вертолетах, а точнее, лет двадцать, решил соснуть, ибо не выспался сегодня, все равно лететь им предстоит два часа.

По прошествии часа, когда они пролетали над горой Гросглокнер, вертолет угодил в воздушную яму и машину ощутимо тряхнуло. Михаэль выдрался из объятий Морфея и сонно предупредил пилота, прижав ладонью передатчик:

— Бортовой ветер. Осторожно!

В наушниках сквозь помехи послышался ответ Штефана:

— Придется подняться повыше, нужно облететь гору с севера.

И, потянув ручку циклического шага, застопорил руль подъема… Никто не понял, как и что случилось, тем более пилот, он умер мгновенно. Переднюю часть фюзеляжа буквально разнесло вдребезги, в салон ворвались бешеный ветер, осколки стекла и почему-то перья. Машину сильно затрясло, бешеный ветер яростно ревел, высекая слёзы из глаз. Михаэль и Лери крепко вцепились в поручни и сиденья и с ужасом ждали, когда машина, наконец, упадет или врежется в скалы. Но застопоренный несущий ротор продолжал поднимать вертолет всё выше и выше. И вперед, прямо на гору. Очевидно, вертолет развернуло в небе, потому что первый удар пришелся на хвостовую балку. Удар, встряска, визг металла. Лери не выдержала и теперь громко, монотонно кричала.